Василий Курочкин. Стихотворения. Статьи. Фельетоны
М., ГИХЛ, 1957
Год тому назад, в ‘Хронике прогресса’ за октябрь 1861 года, мы говорили, между прочим, следующее:
‘Крепостное владение исчезает окончательно только в наше время, но оно стало слабеть, хиреть, умирать много лет назад. Куролесовы {См. ‘Семейную хронику’ С. Т. Аксакова.} давно уже сделались редкостию. Крупные экземпляры в таком роде, похожие скорее на тигров и шакалов, чем на людей, давно уступили место личностям мелким, — быть может, иногда и более вредоносным, но менее сильным… Система открытых нападений, эффектного насилия заменилась у них системой медленного гнета, выжимания, высасывания. Ныне, увы! исчезает, ибо делается невозможною, даже и эта система скромного действования. В основании прежнего, крепостного владения не осталось и тени прежней силы, выродившиеся Куролесовы ее заменили — стыдно выговорить — проделками крючкотворства, самого отвратительного.
Эх, наша слава пропала! Читая известия о случаях разных недоразумений по крестьянскому делу, в которых владельцы являются иногда со всеми атрибутами ловких подьячих прежних времен, мы с ужасом восклицаем: что будет, что будет с нами и с нашим временем?!’
Затем следовал рассказ о подьяческих проделках с крестьянами помещиков — Мологского уезда И. И. Скарятина и Угличского Д. Л. Остолопова, и об несправедливом доносе последнего на мирового посредника.
Постепенно мельчая с того времени, порода Куролесовых, кажется, скоро сделается сказочным мифом, вроде антиспатов, воспоминание о которых сохранилось только в ученой редакции ‘Времени’. Времена богатырского эпоса исчезают, место каждого Ахилла заменяют множество мирмидонов. Беспристрастный наблюдатель с грустью смотрит на них и недоумевает, как могло так жалко выродиться могучее племя.
Последние кое-как уцелевшие мирмидоны, чувствуя свои последние дни, тесно жмутся друг к другу, составляют лиги, изощряют свое скудное, обнищавшее воображение в придумывании всякого рода интрижек и закорючек, морщат свои узенькие лбы, нахмуривают жиденькие брови и сжимают с тщетным озлоблением свои маленькие, слабосильные кулачки.
Платье Ахилла им не по росту, и когда все Неоптолемы и Одиссеи — эти лучшие люди эпохи — и за ними все не лишенные смысла ахеяне, принимая от Нестора кубок, поминают как Гектора, так и Патрокла и поют:
Победившим — честь победы!
Охранявшему — любовь! —
эти неблагоразумные мирмидоны все еще тянутся кто за шлемом, кто за панцырем сына Пелеева. Про них после Троянской войны была даже сложена следующая песня:
Эх! Надел бы шлем Ахилла,
Медный шлем на медный лоб,
Да тяжел — а тело хило —
Упадешь под ним, как сноп!
Если б панцырь мне Пелида,
Не боялся б ничего,
Да ведь панцырь — вот обида! —
Втрое больше самого.
Щит бы мне, которым копья
Отражал в бою Пелид, —
Так натуришка холопья
Не удержит этот щит.
Взял бы меч его победный
И пошел бы… Да ведь вот,
Меч поднять — так нужно, бедно,
Мирмидонов штук пятьсот.
Тщетны оханья и стоны.
Справедлив и мудр Зевес!
Там бессильны мирмидоны,
Где уж рухнул Ахиллес!
Что Ахиллес рухнул 19 февраля 1861 года — это совершившийся, не требующий доказательств факт. Что большинство просвещенных дворян сочувствует и помогает великой реформе, это мы знаем из официальных известий, печатаемых в газетах, и множества статей землевладельцев по всем частностям многосложного крестьянского вопроса. Но что еще существуют кое в каких закоулках нашего обширного отечества одинокие кучки мирмидонов, изолированные от всего просвещенного мира, — это, полагаем, не нужно и доказывать.
Мирмидоны знают, что сила в соединении, и потому твердо держатся своих муравьиных кучек. Как трудолюбивые муравьи, они ведут свою атаку издалека, и когда почувствуют себя в силе, тогда уже начинают действовать.
Как же вы думаете, однако, они действуют?
Очень просто. Соберется эдак человек 10—12, нападут, примерно, на одного неприготовившегося и потому беззащитного неприязненного для них по своим некуролесовским убеждениям субъекта, да и отдуют его хорошенько, не говоря дурного слова!!!
Мы упоминаем о подобной проделке только потому, что она уже слишком мизерна и именно этою мизерностью как нельзя лучше доказывает, что настоящие Ахиллесы былого времени, Ноздревы и Куролесовы, окончательно исчезли с лица земли русской.
Нескольким человекам нападать на одного! Какое дряхлое, обратившееся в младенчество, ухарство! Это предсмертные судороги умирающего молодечества, — это эмблема для памятника отжившего самодурства!
Нам кажется неосновательным требование корреспондента, чтобы образованное сословие гласным заявлением отступилось от ответственности за подобных мирмидонов, никакое, самое необразованное, сословие не отвечает за жалкие исключения из своей среды. Иначе пришлось бы всему обществу отвечать, например, за полоумных… Журналистике тоже тут нечего делать: нет предмета для обличения, или предмет так мал, что ускользает от так называемого клейма общественного мнения, — явление очевидно психиатрическое, подлежащее ведению судебной медицины. Только одна еще ‘Искра’ может на него отозваться, и то не более как в восьми строках:
На мирмидонов криков бурных
Не может быть,
Нет клейм таких миниатюрных,
Чтоб их клеймить.
Нам неприятно их и трогать,
А весь наш труд:
Смахнуть всю дюжину под ноготь
Да и капут!
ПРИМЕЧАНИЯ
Шалости мирмидонов. Впервые — в ‘Искре’, 1863, No 2, стр. 17—20, без подписи. Авторство Курочкина устававливается на том основании, что стихотворение ‘Эх! Надел бы шлем Ахилла…’ под заглавием ‘Мирмидоны — Куролесовы’ включено в изд. 1869 г. Курочкин говорит о полном вырождении крепостничества и тщетных попытках крепостников вернуть прошлое. Слова о ‘великой реформе’ написаны для цензуры и являются ‘защитным цветом’ в борьбе с крепостниками. Курочкин отнюдь не был склонен считать, что крестьянская реформа 1861 г. устроила судьбу крестьян и окончательно ликвидировала крепостничество (см., например, примечание к ‘Письму об России’, стр. 145). Мирмидоны — мирмидоняне, древнегреческое племя, в ‘Илиаде’ Гомера они отважно воюют под начальством Ахиллеса (сына Пелея — Пелида) с троянцами. Противопоставление Ахилла мирмидонам находим в стих. Беранже ‘Мирмидоны, или похороны Ахилла’, откуда Курочкин — переосмыслив, применив к иным социальным явлениям — и заимствовал его. Куролесов — герой ‘Семейной хроники’ С. Т. Аксакова, помещик — самодур и деспот. Эх, наша слава пропала! — строка из ‘Старого капрала’ Беранже в переводе Курочкина. Антиспаты. В журнале ‘Время’ (1862, No 4) были напечатаны лекции покойного Т. Н. Грановского, в одной из них, по недосмотру редакции, вместо ‘оптиматов’ (в древнем Риме — аристократия, знать) несколько раз фигурировало таинственное слово ‘антиспаты’. И когда все Неоптолемы и Одиссеи… Здесь пересказана и процитирована баллада В. А. Жуковского ‘Торжество победителей’ (перевод из Шиллера), в которой действуют герои ‘Илиады’ Гомера.