ШАХЪ КОРОЛЕВ.
ШАХЪ КОРОЛЕВ.
(Изъ разсказовъ за ужиномъ).
В.
‘Нива’, No 39, 1875
Шах королеве, В., Год: 1875
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Только что окончилась преинтересная партія въ шахматы. Проигравшій (господинъ уже преклонныхъ лтъ) всталъ, потянулся и, улыбаясь нижнею частью лица, проговорилъ поддльно-веселымъ голосомъ:
— Промахъ съ моей стороны — непростительный! Совсмъ забылъ, что тура противника стоитъ на той клтк…. Увлекся! Да мн совсмъ и не слдовало брать королевы…
— Не слдовало, подтвердилъ хозяинъ,— у васъ, Николай Иванычъ, игра была даже сильне… Сознайтесь — пожадничали?.. Это онъ вамъ ловушку устроилъ!.. Ловко, Сергй Сергичъ!..
— Нтъ, ужъ если сознаваться — такъ вотъ въ чемъ: прежде я лучше игралъ! А теперь — какой я игрокъ!
— И очень даже не дурной, замтилъ выигравшій: игру вели вы прекрасно, и партія была бы ваша, если бы не этотъ промахъ…
— О, конечно! Прекрасно велъ игру и — далъ промахъ!.. Побдителю всегда пріятно думать, что онъ одоллъ не дурнаго игрока… Разв хорошіе шахматисты длаютъ промахи? Разв такъ грубо ошибались Морфи. Кизерицкій, Петровъ, Урусовъ?..
— Не знаю, ошибались ли эти игроки, но другіе, тоже хорошіе, длали непростительные промахи.
— Приправьте это какимъ-нибудь фактомъ, Сергй Сергичъ, обратился хозяинъ къ побдителю: такое возраженіе не должно быть голословнымъ.
— Да-съ, потрудитесь-ка указать на ‘извстнаго’ шахматиста, проигравшаго партію изъ-за промаха? прибавилъ Николай Иванычъ.
— На ‘извстность’ указать не могу, отвтилъ Сергй Сергичъ, пожимая плечами:— однако, полагаю, что и ‘извстные’ ошибались… Что-жъ, и солнце вдь не безъ пятенъ!.. А Наполеонъ I?.. Говорятъ, въ шахматы онъ хорошо игралъ. Обративъ Европу въ одну шахматную доску, въ конц концовъ какъ онъ промахнулся подъ Москвой?..
— Нтъ, аллегорію-то вы ужъ оставьте, усмхнулся Николай Иванычъ: и примръ-то этотъ не изъ удачныхъ! По моему — Бонапартъ все таки плохой полководецъ. Нельзя играть на такой громадной доск только ‘по вдохновенію’. Не разсчитавъ ходовъ, не взвсивъ всхъ обстоятельствъ, увлекшись единственно своимъ планомъ, онъ двинулся на Московію — скакнулъ конемъ: шахъ! И пропалъ его конь… Еще нсколько ходовъ — глядь: англійская ладья схватила его, а тамъ, на остров св. Елены — шахъ и матъ… Плохо сыгралъ!
— Позвольте, Николай Иванычъ! Вы забываете блестящія партіи, выигранныя имъ прежде. А сколько такихъ партій было?.. Да вотъ, напримръ —
— Господа, не угодно-ли вамъ оставить тихія воды ‘рки забвенія’ и выйти на берегъ, гд васъ ожидаетъ ужинъ? воскликнулъ хозяинъ и обими руками указалъ на столовую.— Тамъ, за стаканомъ добраго Мозельвейна, побесдуемъ, поболтаемъ о новыхъ знаменитыхъ шахматистахъ — ну, хоть о граф Мольтке!
Пропустивъ по рюмк ‘Крымской’ и закусивъ нмецкой колбасой, хозяинъ и оба гостя дйствительно заговорили о франко-прусской войн, что не мшало имъ въ тоже время заняться горячимъ ростбифомъ. Добравшись до Седана и уничтоживъ нсколько сочныхъ кусковъ говядины, собесдники обратились къ Мозельвейну и пріумолкли. Однако, молчаніе продолжалось не долго.
— А знаете, Николай Иванычъ, заговорилъ хозяинъ, я не думаю, чтобы тотъ англичанинъ, который далъ промахъ въ шахматной игр и застрлился, былъ плохимъ игрокомъ. Если бы онъ игралъ плохо, проигрывалъ, длалъ промахи, то наврно не пустилъ бы себ пули въ голову, промахнувшись въ игр, можетъ быть, въ сотый разъ! Это доказываетъ, что онъ былъ шахматистъ хорошій — и все таки сдлалъ промахъ, столкнувшій его въ могилу… Эксцентрики они — что говорить!
— О какомъ англичанин это вы говорите? Игралъ въ шахматы, ошибся, не такъ пошелъ и — застрлился… Что это за исторія? Анекдотъ, что-ли?
— Я тоже не слышалъ, сказалъ Сергй Сергичъ и прибавилъ: если это и анекдотъ, такъ должно быть преинтересный. Разскажите, пожалуста!
— Извольте. А я думалъ, что вамъ извстна эта исторія. Быль это или анекдотъ — не знаю, не помню, читалъ ли я или такъ слышалъ — тоже не помню, но увренъ, что это истинное происшествіе: вдь сыны Альбіона — чудаки!.. Ну-съ, изволите видть, два англичанина захотли поиграть въ шахматы, но такъ какъ одинъ проживалъ въ Лондон, а другой въ Ливерпул, то и согласились они сражаться по почт. Началась партія. Не знаю, какъ долго тянулась переписка, но въ одинъ прекрасный вечеръ лондонскій противникъ (человкъ почтенный, семейный) призываетъ въ кабинетъ старшаго сына своего, запираетъ дверь и говорить ему: ‘Я пошелъ не такъ, какъ бы слдовало. Я сдлалъ промахъ — и ходъ уже отосланъ… До этого хода перевсъ былъ на моей сторон. Такъ или иначе, но я долженъ выиграть эту партію. Слушай, мы заключили такое условіе: если кто-либо изъ насъ умретъ до окончанія партіи, то игра переходитъ по наслдству къ старшему сыну, который иметъ право вернуть послдній ходъ опта, если ходъ этотъ не понравится ему. И такъ, Джоржъ, передаю теб эту партію. Вотъ, смотри: этотъ ходъ ты вернешь и пойдешь такъ, а затмъ — побда на нашей сторон! Понимаешь?.. Джоржъ вытаращилъ глаза.— ‘Да вы разв ужъ умерли?’… ‘Не говори пустяковъ! Обрати лучше серьезное вниманіе на игру… Погляди хорошенько: слдуетъ-ли вернуть этотъ ходъ и какъ потомъ сходить? Кажется, я не ошибаюсь: надо идти именно такъ’.— Сынъ устремилъ глаза на шахматную доску. Прошло минутъ пять… ‘О, да! Послдній твой ходъ никуда не годится! воскликнулъ въ увлеченіи молодой человкъ:— надо двинуть непремнно вотъ эту фигуру’… ‘Я такъ и думалъ. Хорошо. Верни же мой ходъ, двинь эту фигуру и напиши мистеру Вильямсу въ Ливерпуль, что мистеръ Мортонъ-умеръ, передавъ партію своему сыну’… Раздался выстрлъ — и старикъ грохнулся на полъ. Не дрогнула его рука, когда онъ приложилъ дуло пистолета къ правому виску: пуля вылетла изъ лваго виска и ударилась въ стну… А партія дйствительно осталась за нимъ: Джоржъ выигралъ!…
— Похоже и на быль, похоже и на анекдотъ, замтилъ Николай Иванычъ, но я могу сообщить вамъ нчто боле интересное — разсказъ моего ддушки объ истинномъ происшествіи, случившемся еще въ царствованіе Екатерины II, слдовательно, исторія эта временъ Очаковскихъ и покоренія Крыма. Ддушка оставилъ интересные ‘мемуары’, которые я все собираюсь препроводить въ ‘Русскую Старину’ для напечатанія. И такъ —
— Позвольте, Николай Иванычъ, дополнить вашъ стаканъ, любезно перебилъ хозяинъ — вотъ такъ-съ, до краевъ! Ну-съ, теперь — слушаемъ.
Николай Иванычъ, глотнувъ винца, поставилъ стаканъ передъ собой и началъ:
— Въ 1785 году ддушка мой познакомился случайно (какъ онъ самъ пишетъ) съ Власомъ Михайловичемъ Р., который принадлежалъ къ числу не особенно крупныхъ придворныхъ чиновъ, жившихъ почти постоянно въ Царскомъ Сел. Новый знакомецъ ддушки былъ вдовый человкъ и имлъ одну дочь — двицу уже взрослую, по имени Татьяну. Я забылъ сказать, что познакомились они, благодаря шахматамъ: Власъ Михайловичъ былъ хорошій шахматный игрокъ и любилъ эту игру. Ддушк рдко удаваюсь выигрывать, потому что ‘я, писать ддушка, не былъ толико мудръ и лукавъ въ сей премудрой восточной забав, какъ пріятель мой’. Татьяна Власовна занималась хозяйствомъ, ухаживала за отцомъ, а иногда, по вечерамъ, играла даже съ нимъ въ ‘восточную забаву’. Двица она была (по выраженію ддушки) ‘благолпная’, ну, и не мудрено, что женихи являлись, только отецъ и слышать не хотлъ о замужеств ея. ‘Какъ я останусь-то безъ Тани? говорилъ онъ: — и куда ей торопиться? Двадцать пять лтъ — велики ли года! успетъ. Вотъ, какъ похоронитъ меня, старика, ну, тогда хоть на вс четыре стороны… Будто ты хочешь замужъ?’ спрашивалъ онъ ее.— ‘Не хочу-съ’, отвчала двушка такимъ веселымъ, искреннимъ тономъ, что старикъ совершенно успокоива.лся. И она не лгала… Сердечко ея еще дремало, но — Амуръ не дремалъ и уже вынималъ изъ колчана остренькую стрлку… Власъ Михайлычъ, не отличавшійся наблюдательностью, даже не замтилъ, что Танюша его стала вдругъ худть, сдлалась разсянной, задумчивой… А въ ихъ домъ началъ похаживать недавно поступившій на службу въ придворную контору — дворянинъ Никита Зихарьевичъ В., человкъ ‘хвалы достойный’, побывавшій за моремъ, искусный въ ‘нмецкомъ діалект’, лтъ тридцати — не больше. Власъ Михайлычъ охотно бесдовалъ съ нимъ, потому что видлъ, что новый знакомый спокойно глядитъ на Танюшу, не старается заговаривать съ нею, а подчасъ даже и подтруниваетъ надъ ней. Такъ прошло полгода. Въ самый день Пасхи является Никита Захарьичъ къ Власу Михайлычу, въ новомъ кафтан, при шпаг, въ шелковыхъ чулкахъ, какъ быть надо — по праздничному. Поздравили другъ друга, похристосывались и даже выпили по рюмк Мальвазіи.— ‘Власъ Михайлычъ, говоритъ Никита Захарьичъ: а я вдь къ вамъ съ новостью!’…
— ‘Съ какою же это, сударь мой, новостью?..
— ‘Мсто хорошее выходитъ мн въ отъздъ. Черезъ два мсяца долженъ выхать изъ Россіи, только… Одному мн не хать… Должно быть, ужъ судьба моя такая! Въ вашихъ рукахъ вся моя участь’…— ‘Полноте, батюшка, вдь вы не крпостной мой!’ отвчаетъ Власъ Михайлычъ:— ‘Какъ могу я удержать васъ? Оно, конечно, жаль разлучаться, да вдь вольному воля’..— ‘Охъ, можете удержать… можете, если не отдадите мн Татьяны Власовны, не отпустите ее со мной по закону!’…
Тутъ Никита Захарьичъ всталъ и произнесъ торжественнымъ тономъ:
— Я люблю вашу дочь. Благословите насъ!
Власъ Михайлычъ поблднлъ, потомъ побагровлъ, однако скоро овладлъ собой.
— Ну, и она… тоже любитъ васъ?
— Татьяна Власовна! воскликнулъ Никита Захарьичъ: — пожалуйте, войдите-съ.
Двушка вошла… Оба они встали на колни передъ старикомъ. Власъ Михайлычъ какъ то странно улыбнулся и проговорилъ:
— Ловко, ловко ты, дочь моя милая, повела игру!.. Вдь какой шахъ сдлала мн… а?.. Ну, что-жъ, любишь ты его. Хочешь съ нимъ… по закону?..
Татьяна Власовна заплакала и начала цловать руки отца. Онъ быстро отдернулъ руки и, заложивъ ихъ за спину, заговорилъ совершенно серьезными голосомъ:
— Нтъ, сударь мой, Никита Захарьевичъ, не могу я отдать вамъ ее. Играя въ шахматы, я пшки даромъ не отдаю, а тутъ — дочь потерять! За что же это?.. Лишиться фигуры!.. Да это все равно что королевы въ игр лишиться… Никогда!.. Вотъ, если мн, королю, смерть сдлаетъ шахъ и мать, тогда и королева освободится.
Никита Захарьичъ всталъ, встала и Таня.
— А если я возьму съ бою эту фигуру, завоюю королеву?
— То есть… какже это?
— А вотъ, на этой шахматной доск… Угодно?
Глаза старика заблестли.
— Партію съ вами?.. Со мной играть?!.
— Конечно, игрокъ я плохой, промолвилъ Никита Захарьичъ, вы мн давали впередъ даже коня и все таки выигрывали, но… почему-жъ не попробовать? Мое счастье, мое и несчастье!
— Попробуемъ, попробуемъ… Хе, хе, хе!
— Значитъ, согласны на этотъ поединокъ?
— Хоть сейчасъ! Впередъ — ничего, и безъ отставокъ. Танюша, шахматы!
— Нтъ, Власъ Михайлычъ, дайте мн дв недльки сроку… До сихъ поръ я не игралъ въ шахматы, я только двигалъ фигуры. Надо подумать… Можетъ быть, я и настоящій шахматистъ? Я самъ явлюсь къ вамъ… черезъ дв недли.
— Возьмите ужъ три.
— Довольно и двухъ, Власъ Михайлычъ.
— Поучитесь, поучитесь… Что-жъ, дло доброе! Но заране вамъ говорю: хать вамъ безъ попутчицы! Хе, хе, хе!..
Старикъ всталъ и сдвинулъ брови.
— Такъ какъ мы теперь уже враги, то, надюсь, что я не увижу васъ здсь въ эти дв недли. До свиданья! А ты иди въ свою комнату!
Онъ не подалъ руки и, кивнувъ головой, ушелъ въ кабинетъ.
Ровно черезъ дв недли явился Никита Захарьевичъ въ домъ Власа Михайловича. Старикъ былъ въ возбужденномъ состояніи, тогда какъ противникъ его не обнаруживалъ, повидимому, никакого безпокойства.
Татьяна Власовна видла черезъ замочную скважину, какъ оба они прошли въ кабинетъ и какъ отецъ заперъ дверь.
Ну, что-то будетъ!.. Кому выпадетъ первый ходъ?.. прошептала двушка и, бросившись на кровать, уткнулась головой въ подушку. Такъ пролежала она около часа, потомъ встала и и на цыпочкахъ подкралась къ кабинетной двери…
Тамъ царила гробовая тишина… Ни звука! Будто въ кабинет не было ни души. О, какъ сильно билось сердце Татьяны Власовны!..
Она прислонилась къ косяку и стала прислушиваться. Вотъ, кто-то шаркнулъ ногой — и опять тихо. Кто это изъ нихъ кашлянулъ?.. Какъ будто отецъ…
— Шахъ королев! раздалось въ кабинет.
Двушка вздрогнула… ‘Это его голосъ!’.
Опять молчаніе, томительное молчаніе… Наврно прошло четверть часа… ‘Какъ отецъ пошелъ? Или онъ еще думаетъ надъ ходомъ?.. Охъ, гд ему выиграть! Шахъ королев — ничего еще не значитъ’…
— Королю — шахъ! проговорилъ хрипло Власъ Михайлычъ.
Татьяна Власовна вся обратилась въ слухъ.
— Офицеромъ? Хорошо-съ. Веру его и длаю шахъ королю и королев.
— Стойте… Какъ такъ?..
— Да вдь это, Власъ Михайлычъ, мой конь! Беру имъ офицера, длаю шахъ королю, а королева ваша уже стоитъ подъ шахомъ… Забыли?..
— Быть не можетъ! Это… это…
Стулъ съ шумомъ отодвинулся.
— Я не могу такъ идти! Я долженъ… Я думалъ…
Голосъ Власа Михайлыча дрожалъ.
— Желаете перемнить? заговорилъ мягко Никита Захарьичъ.— Что-жъ, хотя мы условились безъ отставокъ, но… въ такомъ случа я не могу подарить вамъ обихъ королевъ! Уступая эту, я надюсь, что вы отдадите мн другую!.. Такъ, Власъ Михайлычъ? Тогда я готовъ проиграть на этой доск… Перемняете?
— Нтъ. Я держу слово, но… я не могу теперь продолжать игры. Мн надо подумать… до завтра… только до завтра! Не угодно-ли вамъ, для врности, изобразить на бумаг неоконченную партію — вотъ какъ теперь стоятъ фигуры?.. Бумажку съ собой возьмете, а завтра…
— Зачмъ же, Власъ Михайлычъ! Неужели я вамъ не врю… не довряю?..
— Какъ угодно-съ. До свиданія!
Татьяна Власовна, блдная, взволнованная, убжала въ свою комнату…
Николай Иванычъ взялъ стаканъ, глотнулъ вина и крякнулъ.
— Такъ какъ разсказъ ддушки я передаю своими словами, то ужъ все равно… что тутъ тянуть?— кончу какъ нибудь покороче. На другой день, утромъ, пришлось сломать замокъ въ кабинетной двери, Власъ Михайлычъ не отворялъ ее, да и не могъ отворить, потому что его нашли уже мертвымъ: онъ лежалъ за ширмами, на іюстел, какъ былъ — въ кафтан, чулкахъ и башмакахъ. На столик, у изголовья, стоялъ небольшой пузырекъ съ остатками какой-то темной жидкости.
Черезъ полгода Татьяна Власовна вышла замужъ за Никиту Захарьевича. Ддушка такъ заключаетъ свой разсказъ: ‘Наружное благолпіе, а наипаче женское, таитъ иногда внутреннюю безчувственность. Юноша, памятуй сіе’.
— А теперь пора и по домамъ! Вино допито, часъ поздній… Покойной ночи вамъ!
Николай Иванычъ всталъ и протянулъ хозяину руку.