В.В. Воровский
В.В. Воровский
Севастопольское одоление
Севастопольское одоление
Севастопольское одоление, Воровский Вацлав Вацлавович, Год: 1905
Время на прочтение: 3 минут(ы)
По страницам периодических изданий России конца XIX — начала XX веков: Хрестоматия по курсу ‘История российской печати конца XIX — начала XX веков’ для студентов вузов, обучающихся по специальности и направлению ‘Журналистика’
Томск: Учебно-производственная типография ТГУ, 2009.
Правительство еще раз победило. В Севастополе царит ‘порядок’. Восставшие матросы сдались, лейтенант Шмидт взят в плен. Над мятежным городом опять развевается правительственное знамя ‘порядка’, опять господствуют Чухнин и Неплюев, готовящие кровавые приговоры тем самым матросам, которые вчера, руководимые чувством благородства и великодушия, пощадили их, отпустив из плена. Господствующие классы никогда не прощали великодушия тем, кого они привыкли считать своими рабами. И севастопольские ‘мятежники’, отпустив на волю г. Неплюева и Ко, заслужили этим более жестокое возмездие, чем открытым восстанием против старого порядка.
Полвека тому назад старый, — но, увы, все еще живущий — порядок потерпел в Севастополе военный разгром. Разгромили его чуждые державы, но эти державы невольно являлись представителями нового порядка — порядка конституционно-демократического, — того самого порядка, за который борется теперь Россия. Теперь борцами за прогресс, за новый мир выступают прогрессивные, творческие силы самого русского общества, и полуистлевший самодержавный строй напрягает все свои силы, чтобы сломить молодые побеги, чтобы продлить хотя на день, хотя на час столь дорогую ему обстановку произвола. И на этот раз он еще победил. Сегодняшний день принадлежит ему. А завтра?
Старый порядок проявляет пока свою силу только в борьбе со своими же подданными, особенно с безоружными гражданами. Христолюбивое воинство, позорно бежавшее перед натиском японцев, проявляет неукротимое мужество в борьбе с бунтующими рабочими, крестьянами, интеллигентами. Офицеры, разоблачившие свое невежество и бездарность в настоящей войне, изощряют свой военный гений на мирно гуляющей публике, на не отдавших честь солдатах. Победоносная армия уравновешивает позор Ляояна подвигами по время еврейских погромов, позор Мукдена — оргией военного положения в Польше, позор Порт-Артура — бойней в Кронштадте и Владивостоке. И не такого позорного воспоминания из русско-японской войны — а все эти воспоминаниям полны позора, — которое не было бы залито кровью русских граждан — на Кавказе, в Польше, в самой России, кровью армян, евреев, поляков, кровью рабочих, интеллигентов, крестьян.
Но каждая такая ‘победа’ христолюбивого воинства есть новое поражение, поражение более глубокое и серьезное, чем Порт-Артур и Мукден, вместе взятые. Ибо каждая такая ‘победа’ толкает в ряды революции все более и более широкие слои русского общества.
9 января, как по мановению волшебного жезла, революционизировало всю массу пролетариата. Прошло 10 месяцев, и разрозненная, пестрая, малосознательная масса рабочих превратилась в сплоченную, дружную армию революции, армию, у которой друзья старого порядка могли бы поучиться многому по части организованности, дисциплины, боевой готовности. Черносотенные подвиги правительства окончательного толкнули на путь революции интеллигенцию и широкие слои еврейского населения. Военное положение довершило революционизирование Польши, как несколько месяцев тому назад оно же сделало Кавказ могучей крепостью революции. Режим гнета и репрессий вооружил против правительства Финляндии и Прибалтийский край.
Но оставалась еще громадная масса крестьянства, которая могла и должна была решить роковую тяжбу между старым и новым порядками. Куда пойдет эта масса? На чью сторону она встанет? Чью чашку весов перетянет она, решая участь России? На эти вопросы никто не мог дать прямого ответа. Мы учитывали революционные элементы в крестьянстве, предвидя, что борьба выдвинет именно их на первый план, и мы призывали крестьян под красное знамя революции. Наши противники учитывали в крестьянстве элементы реакционные, на них строили свои расчеты, давая крестьянам такой перевес в Государственной Думе, желая перетянуть их под трехцветное знамя порядка.
События разрешили эти сомнения. Крестьянское движение оправдало наши расчеты, правительство оправдало наши ожидания, с обычным умом и дальновидностью двинуло оно против крестьян свое всесильное средства — казаков и пулеметы. И крестьянское движение окончательно вовлечено в круговорот всероссийской революции. Последняя социальная опора ускользнула из-под ног самодержавия.
Что же остается в руках старого порядка? ‘Войско!’ — самоуверенно кричат треповидные герои, бия себя в грудь, увешанную крестами за Ляоян, Кишинев, Мукден, Баку, Порт-Артур, Одессу и другие подвиги. — ‘Войско!’ — Войско? — Посмотрите на это войско, на ваше последнее убежище! Где оно? Разве не показали Владивосток и Кронштадт, Одесса и Севастополь, что у правительства нет больше флота? Что весь флот перешел на сторону революции? Разве не показал Харбин, маньчжурская армия и японский план, что и сухопутных войск у правительства становится все меньше? Главная масса войска находится там, на Дальнем Востоке, и правительство не решается его вернуть, так как оно знает, что этой войско в большей мере усилит ряды революции, чем ряды реакции. Разве каждый день не показывает, как трещит по швам военная организация, как сухопутная сила внутри Европейской России постоянно распадается на армию революции и армию контрреволюции?
Этого могут не понимать только люди, лишенные разума от рождения или утратившие его в долголетней беспорочной службе. Всякий же человек, способный разбираться в событиях, видит ясно, что севастопольское одоление, — это пиррова победа, что еще такая победа — и треснувшее по швам здание самодержавия рассыплется в прах.