А. К. Дживелегов
А. К. Дживелегов
К 400-летию со дня рождения
Сервантес, Дживелегов Алексей Карпович, Год: 1947
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Испания наших дней стонет под пятою фашистской диктатуры. Все подавлено палачами Франко. Тяжелые дни переживает испанская культура. Имя великого гуманиста Сервантеса вызывает у фалангистов только ярость. Пятнадцать лет тому назад, в 1932 году, вышла книга реакционного публициста Хименеса Кабальеро, в которой он объявил ‘Дон Кихота’ вредной книгой, а самого Сервантеса писателем, глубоко враждебным национальному духу Испании. Теперь реакционеры стали хитрее, по-видимому, поняв малую убедительность такого способа отрицания гения испанского народа. Они стремятся оклеветать Сервантеса, представить его не пророком добра и свободы, не провозвестником человеческой правды, а рабом средневековых идеалов. Нашлись такие умники, которые каждую новеллу Сервантеса толкуют, как богословскую аллегорию. Франкисты выискивают в ‘Дон Кихоте’ доказательства того, что Сервантес боролся не за прогрессивные идеалы своего времени, а отстаивал отжившие предрассудки.
Для советских людей Сервантес — один из величайших гуманистов и величайших пророков добра и правды, писатель родной, союзник в той идейной борьбе, которую ведет наш народ. Его юбилей — наш праздник.
Сервантес написал много книг. У него есть пасторальные романы, трагедии, комедии, интермедии, новеллы. Но его бессмертная слава связана с ‘Дон Кихотом’. В этот роман он вложил всю свою мудрость, необъятную любовь к людям, гениальное искусство видеть и изображать мир и человека. Эта книга дорога и понятна людям, разным по возрасту, по образованию. Кто-то сказал совершенно справедливо, что всякий человек, если только ему суждено быть грамотным, станет новым читателем романа Сервантеса. ‘Дон Кихот’ переведен на сотни языков, существует в необозримом количестве всевозможных переделок: для детей, для юношества.
Жизнь великого художника была цепью бед и неудач, из которых он не мог вырваться до самого конца. Жизнь била на каждом шагу.
Но у Сервантеса, как у нашего Пушкина, печаль была светла. Печаль жила в его сердце всегда, но она не сделала его пессимистом.
Уже с первых страниц ‘Дон Кихота’ мы узнаем, что некий смешной рыцарь посвятил свою жизнь борьбе со злом, царящим в мире. Всякий раз, когда он устремляется на это зло с поднятым копьем, мы чувствуем, что это — борьба человека, преисполненного высоких стремлений. Он только не умеет найти настоящее применение своим силам. Несмотря на то, что Дон Кихот часто безнадежно путает действительность своей фантазией, он является носителем большого и цельного гуманистического мировоззрения.
Что же давало писателю веру в конечное торжество гуманистических идеалов?
Сервантес мог сказать о себе, что он хорошо знает испанский народ. Он встречался с самыми разнообразными людьми: сначала со студентами в университете, потом с молодой испанской интеллигенцией, с солдатами на кораблях — товарищами в сражении при Лепанто. Постепенно он прошел через все пласты испанского общества. Он понял, что настоящий писатель может обрести свои идеалы только у народа. Когда он начал писать ‘Дон Кихота’, то сразу нашел образ, олицетворяющий здравый смысл и мудрость народа. Это был Санчо Панса. Он вместе с Дон Кихотом движется по страницам романа и придает образу благородного гидальго особую убедительность. Давно известны параллельные характеристики Дон Кихота и Санчо Панса: Дон Кихот — это поэзия, а Санчо Панса — проза, Дон Кихот — это идеализм, а Санчо Панса — реализм. Не в этом, однако, дело!
Дело в том, что без Санчо Пансы Дон Кихот и без Дон Кихота Санчо Панса говорили бы только половину того, что Сервантес хотел сказать. Когда верный оруженосец беседует со своим рыцарем, перед читателем необычайно ясно раскрывается глубочайший кладезь народной мудрости, которая корректирует отвлеченную мудрость Дон Кихота. Они говорят об одном и том же, но Дон Кихот говорит языком возвышенным, а Санчо Панса подкрепляет эти же мысли простой, живой речью, поговорками, загадками, пословицами, прибаутками.
Народная мудрость придает жизненную силу гуманистическому мировоззрению, раскрытому в романе. Есть в этом романе еще одна особенность: сердечный юмор. Если мы сопоставим описания Сервантеса с описаниями другого большого художника, его старшего современника Рабле, мы легко поймем, в чем особенность юмора Сервантеса.
Рабле — сатирик. Он клеймит пороки оглушительным смехом. У Сервантеса не так! Сервантес очень любит людей. И всегда немного их жалеет. Он может слегка подсмеиваться над своими персонажами и больше всего над Дон Кихотом. Но, раскрывая смешное в Дон Кихоте, писатель не только его просто, по-человечески, жалеет, но и возносит на большую моральную высоту.
Четыре века прошло с того времени, когда творил Сервантес, но не ослабело воздействие его романа на читателей.
Время дало возможность лучше почувствовать полутона и, что еще важнее, подтекст ‘Дон Кихота’. Нам хорошо известно, сколько искажений претерпела эта замечательная книга после смерти писателя. Какое количество тенденциозных пропусков, добавлений, незаметных переделок вынесла она! Литературоведам пришлось положить немало трудов, чтобы восстановить подлинный текст. То, что не могло быть сказано открыто в царствование Филиппа II, становилось ясным и доступным при внимательном анализе восстановленного текста. И насколько выразительнее зазвучали слова Сервантеса, преподавшие раньше в искаженных, обработанных нечистыми иезуитскими руками изданиях.
Во всем благородстве и обаянии раскрылся образ чудесного рыцаря, совершавшего свои подвиги во имя торжества правды и справедливости. Только теперь становится ясным подлинный смысл многих рассуждений Дон Кихота. ‘Свобода, Санчо — один из самых драгоценных даров, ниспосланных человеку небесами: с ней не сравниваются сокровища, сокрытые в недрах земных и под водами морей. Наоборот, рабство — одно из величайших несчастий, какие могут постигнуть людей’.
Перечитывая ‘Дон Кихота’ сейчас, особенно остро чувствуешь напряженную борьбу писателя за человека и человечество. Поэтому так ненавидят Сервантеса всюду, где силы фашизма еще сохраняют влияние. Поэтому его предают остракизму мракобесы фашистской Испании. ‘Ученые, старающиеся обломать острие оружия великого писателя, чаще всего появлялись в Германии. Это школа Карла Фослера: Пфандль, Гацфельд, Морф и их последователи. И недаром в самое последнее время немецким реакционерам все громогласнее начинают подпевать американские реакционные литературоведы, слуги воинствующего доллара.
Тем ближе Сервантес, со всеми своими героями, со своей философией борьбы за правду, своими неумирающими светлыми идеями, читателю Советского Союза. Любви к Сервантесу уже с давних пор учили нас Белинский, Герцен, Тургенев, а в наше время — Горький. Для них Дон Кихот был подлинным рыцарем, быть может, и печального образа, но исполненным воинствующего пафоса в своей борьбе за идеалы, а не только смешным фантазерам. Мы понимаем Сервантеса до конца, потому что цель его творчества — борьба за счастье и свободу человечества.
Первая публикация: Литературная газета. 1947. 18 октября. Nо 47. С.4.