Л. Полосина
Л. Полосина
Сергей Федорович Буданцев
Сергей Федорович Буданцев
Послесловие к сборнику прозы 1992 г.
Примечания
Примечания
——————————————————————
Сергей Федорович Буданцев, Полосина Л., Год: 1992
Время на прочтение: 14 минут(ы)
Сергей Федорович Буданцев (1896-1940) принадлежал к поколению писателей, сформировавшихся в годы революции и вступивших в литературу в начале 20-х годов. Его творчество долгое время было неизвестно широкому читателю, но оно — одна из любопытных страниц истории русской советской литературы.
С. Буданцев прожил недолгую, полную знаменательными и увлекательными событиями жизнь. Он был одиннадцатым сыном в многодетной семье управляющего имением ‘Глебково’ Зарайского уезда Рязанской губернии. В этом небольшом поместье, где хозяйство велось по старинке, провел детство.
В 1915 году С. Буданцев окончил в Рязани гимназию, а в следующем году поступил на историко-филологический факультет Московского университета.
В ‘Автобиографии’ он писал: ‘В первый же московский год я попал в кружки молодых. Хлебников, Асеев, Вера Ильина, Федор Богородский, Сергей Спасский, Надежда Павлович, художники Н. Чернышев, Л. Лисицкий, скульптор Нис Гольдман — были первыми живыми связями с новым искусством. ‘Облако в штанах’ обратило меня из эпигона символистов, каким я покинул Рязань, в яростного пропагандиста Маяковского. Ходить в университет было некогда, я писал по три стихотворения в день, да и все равно досрочный призыв вот-вот мог прервать студенческие занятия. В наших юношеских планах мы все серьезные дела откладывали на ‘после войны».
А пока они печатались в журнале ‘Млечный путь’, где, кстати, был помещен один из первых откликов на поэму Маяковского ‘Облако в штанах’, в котором С. Буданцев писал: ‘Маяковский убеждает читателей в настоящей неоспоримой талантливости и прекрасной, правдивой искренности… И надо сознаться, что редко можно встретить такие полные, выпуклые, огромные образы, которыми превосходно мыслит поэт’ [1].
Весной 1916 года С. Буданцев уехал на Урал, на стройку Казань-Екатеринбургской железной дороги, там его призвали в армию, но по слабости зрения зачислили ‘в ратники второго разряда’, что означало освобождение от воинской службы на неопределенный срок.
В том же году С. Буданцев уехал в Персию, где был сотрудником хозяйственной части 25-го восточноперсидского отряда земского союза, ведавшего снабжением русской армии. Он объездил много городов — Энзели, Решт, Имам-Заде-Гашим, Казвин, Хамадан, Керманшах и другие. Древние города, караван-сараи, пункты питания в горах, лазареты — все это разнообразие жизни, обычаи, нравы, быт Востока давало пищу юношескому воображению и отразилось впоследствии в творчестве писателя.
Пришлось ему быть и свидетелем того, как вели себя англичане, вступившие в 1917 году в Иран после начала вывода из него русских войск. Скупив зерно и фураж, англичане обрекли страну на страшный голод и фактически превратили ее из нейтральной в завоеванную.
В феврале 1918 года С. Буданцев переехал из Хамадана в Энзели, где сильнее ощущался воздух революции. Он сблизился с работниками энзелийского ревкома, подружился с Иваном Осиповичем Коломийцевым, назначенным затем первым советским полпредом в Тегеран. С. Буданцев стремился в Россию и в июле 1918 года уехал в Баку.
В ‘Известиях Бакинского Совета’ он писал о Персии и колониальной политике англичан под псевдонимами А. Придорогин, Б. Ворожбин, П. Владимиров. Этими псевдонимами Буданцев пользовался и позже, подписывая ими свои критические статьи.
Бакинская коммуна доживала последние дни. К Грузии подступали турецкие войска с немецкими инструкторами. Активизировались враждебные советской власти партии, призывавшие в город англичан.
Во время эвакуации советских служащих из Баку С. Буданцев, выданный меньшевиками, был арестован и спасся лишь по случайности: у всех арестованных сразу отобрали документы, и он смог, затерявшись среди беженцев, добраться до Астрахани, где незадолго до этого удалось подавить контрреволюционный мятеж.
В Астрахани С. Буданцев активно сотрудничает в красноармейской газете ‘Красный воин’, органе Каспийско-Кавказского фронта, которую организовал и редактировал вместе с Лазьяном и Л. Шкловским. Они привлекли к работе Хлебникова, жившего тогда в Астрахани.
Буданцев отправил в Воронежский журнал ‘Сирена’ несколько своих стихотворений, и после того, как их напечатали, решил заняться литературной деятельностью. В 1919 году он уехал в Москву, попал на Западный фронт в Смоленск, потом, осенью, в Челябинск, Курган, Омск, по пятам за Колчаком, с Опродкомом Пятой армии.
С начала 1920 года ‘снова Москва, работа в Лито Наркомпроса, знакомство с Брюсовым, Маяковским, Есениным, стихи и выступления на литературных вечерах в Политехническом музее, в Консерватории, на маленьких эстрадах Дома печати, Лито, Всероссийского союза поэтов, Дворца искусств…’
Еще будучи гимназистом, С. Буданцев писал заметки в ‘Рязанскую жизнь’ — о солнечном затмении, о полете французских аэронавтов, с которыми был знаком, печатал и детские стихи. Но началом своей литературной деятельности писатель считал 1922 год, когда вышел его первый роман ‘Мятеж’, переименованный потом в ‘Командарм’, так как его название совпало с названием романа Дм. Фурманова. В ‘Автобиографии’ С. Буданцев рассказывает историю этого переименования, когда они с Фурмановым тянули жребий, кому изменять название произведения. Переименовать пришлась С. Буданцеву.
Роман ‘Мятеж’ имел большой успех и сразу принес писателю известность. Роман был очень популярен, неоднократно переиздавался. Написанный модным тогда стилем ‘рубленой прозы’, он ярко высветил дарование молодого писателя, сумевшего выразить время и настроения, связанные с эсеровским мятежом в Астрахани в 1918 году.
Критика 20-х годов видела близость этого романа к произведениям Пильняка, отмечая вместе с тем большую реалистичность образов у Буданцева.
Стоящие в центре повествования командарм — левый эсер Калабухов, тщеславный позер, предатель интересов революции, его помощник наркоман Северов, полковник Преображенский показаны как люди духовно опустошенные, ненавидящие Советскую власть, которую они стремятся уничтожить. К сожалению, изображая противостоящих им большевиков — Болотова, Лысенко и других, — автор не нашел достаточно впечатляющих красок, и потому их образы носят несколько поверхностный, схематичный характер.
Роман ‘Командарм’ и сборник рассказов ‘Японская дуэль’ С. Буданцев послал А. М. Горькому. Горький в ответном письме от 26 сентября 1927 года отметил недостаточную самостоятельность романа, а о сборнике ‘Японская дуэль’ писал: ‘…если устранить из памяти… погрешности против языка, — мы получаем ‘Яп[онскую] дуэль’ как интересную серию рассказов, автор которых знает и цену, и требования темы, любит писать, хорошо видит и ‘не покорствует фактам’. Дарование — своеобразное, и оно должно найти свой путь, свои средства для наиболее яркого и полного воплощения. ‘Яп[онская] дуэль’ показывает, что Вы это и делаете не без успеха. Позвольте же советовать Вам продолжать Вашу работу обогащения себя своим языком, и позвольте мне, старику уже, сказать Вам, что ‘чем проще, тем лучше’. Мы имеем перед собой читателя, который берет книгу в руки не ‘для разгулки времени’, а для того, чтоб понять себя и окружающую его действительность.
От всей души желаю Вам дальнейших успехов и не сомневаюсь, что Вы достигнете их, у Вас для этого вполне достаточные данные, у Вас богатый опыт, и — чувствуется — у Вас есть главнейшее: любовь к делу, избранному Вами’ [2].
Урок Горького не прошел даром. С. Буданцев никогда больше не возвращался к ‘рубленой прозе’. Все его произведения написаны в реалистической манере, отмечены глубоким психологизмом, умением передать детали быта.
Менее чем за пятнадцать лет было издано почти двадцать сборников рассказов, повестей и пьес С. Буданцева, в 1928-1929 годах вышло Собрание его сочинений в трех томах, включавшее романы ‘Командарм’ и ‘Саранча’, а также рассказы.
С. Буданцев прочно входит в литературу. Он сотрудничает во многих газетах, одно время работает заведующим отделом прозы Гослитиздата. В архиве, сохраненном его женой, поэтессой В. В. Ильиной-Буданцевой и находящемся в Центральном государственном архиве литературы и искусства (ф. 2268), есть альбомы с фотографиями С. Буданцева, снятого вместе с писателями М. Зощенко, Л. Леоновым, И. Бабелем, Вс. Ивановым, К. Фединым и другими. Тесная дружба связывала его с Б. Л. Пастернаком. Сохранился черновик письма Буданцева Пастернаку от 4 октября 1928 года, в котором он писал: ‘Признаюсь, я несколько испугался ответственности, к которой Ваш отзыв меня призывает — но этот страх почти мгновенно смыла волна признательности судьбе, что меня слышит такой читатель, как Вы. Вы правы, наше знакомство и приятельство состоялось в давности более значительной, чем школьная’… Я горжусь сказать — повторить то, что написал на книге, — что мое ученичество у Вас более, чем простая подражательность, предполагающая усвоение приемов учителя и ‘победу’ над ним. Вашего влияния мне хватит на всю жизнь, и оно никогда, кроме разве первых вещей, не было и не будет внешним, явным для любого учителя словесности. Ваше письмо и похвалы в нем расточенные, показали мне, что я стал ‘беллетристом’, что ‘художественная проза моя, пусть…’ (на этом текст обрывается) [3].
Буданцев — автор трех романов, повестей, пьес, многих рассказов. Увлечение поэзией было для него преходящим, хотя он и издал несколько стихотворных сборников. Буданцеву принадлежит также множество очерков и статей, отражавших разные стороны жизни и широко публиковавшихся в газетах и журналах. Обозревая литературное наследие писателя, отмечаешь разнообразие его интересов, жанров, стремление идти в ногу с современностью. И всегда в произведениях этого автора — умело построенный интересный сюжет, яркие, выразительные образы.
Восток, с которым С. Буданцеву близко пришлось познакомиться в молодости, дал материал для ряда его произведений.
Рассказы о Востоке — ‘Форпост Индии’ (1922), ‘Лунный месяц Рамазан’ (1924-1925), ‘Жена’ (1926) — относятся к лучшим в наследии писателя. В них он, не увлекаясь экзотикой, отображает реальную жизнь, классовые противоречия, которые ему приходилось видеть, жестокую политику британского империализма, превращавшего Персию в свою колонию.
Миру англичан — Чарльза Эддингтона, ротмистра персидской казачьей бригады, его невесты Дженни, без раздумий посылающей на гибель персидского мальчика, негоцианта Эдвардса и других, — тех, кто может сказать о себе, как один из них: ‘Я очень люблю усмирять мятежи’, — противопоставлен народ, забитый и угнетенный, но тянущийся к мятежнику Сулейману, защитнику бедных (‘Лунный месяц Рамазан’). В ‘Форпосте Индии’ выведен большевик Изатулла Ахметов, который вместе с комитетчиками пытается поднять забитых, запуганных рабочих против хозяев. Выданный предателем, он гибнет в тюрьме, убитый изощренным способом по наущению ‘культурного’ англичанина Мак-Дерри, ‘джентльмена’, презирающего предателя, который ему помогает.
В одном из наиболее интересных рассказов Буданцева ‘Жена’ создана достоверная картина тяжелого, бесправного положения женщины, невольницы богатого мужа. В глухом узбекском кишлаке еще живы старые порядки. Сцены сватовства, уговоров невесты, картины нужды бедняка Гассана и жестокого довольства в доме богатого Ахмета — все это воссоздано художественно убедительно. Удачны образы трех жен Ахмета — Сакины, Гульджамал, Вязифэ. Старшая из них — Вязифэ — предана своему господину, она умело управляет домом и не сочувствует младшим женам, одна из которых — беременная Гульджамал — умирает, надорвавшись на непосильной работе. Сакина уже видела новых людей на строительстве железной дороги, где работает ее отец. Ее тянет к ним, она стремится вырваться из затхлого мира, где человеческая жизнь не ставится ни во что, где ей уготована судьба бессловесной рабыни. Смерть Гюльджамал помешала задуманному побегу, но ощущение того, что смелая Сакина добьется своего, уйдет к новой жизни, остается.
Образ Сакины перекликается с созданным уже в наше время Чингизом Айтматовым в ‘Первом учителе’ образом Алтынай, также в первые годы Советской власти испытавшей гнет подневольной жизни в байском доме.
Знание психологии народов Востока, стремление вскрыть острые, жизненно важные проблемы отразились и в романе С. Буданцева ‘Саранча’ (1927), изданном в 1929 году в Собрании сочинений. Здесь показаны трагические события 1922 года, когда южные районы Азербайджана подверглись нашествию саранчи.
В 1930 году, после поездки с группой писателей в Среднюю Азию, написал повесть о борьбе с саранчой в Туркмении Леонид Леонов. В ашхабадском журнале ‘Туркменоведение’ (1930. NoNo 5, 8-9, 11) она была опубликована под названием ‘Саранча’, но в этом же году в ‘Красной нови’ появилась под названием ‘Саранчуки’. Очевидно, эта перемена была продиктована тем, что роман ‘Саранча’ уже был у С. Буданцева. Название ‘Саранча’ Л. Леонов вернул своей повести лишь в 1946 году, когда имя Буданцева и его роман были основательно забыты. Но эти произведения сближают не только названия. Отражая реальную действительность, оба писателя показывают сходные для разных регионов страны еще несовершенные методы борьбы с саранчой, но главное — всенародный характер борьбы с этим стихийным бедствием.
Описываемые С. Буданцевым события происходят на границе с Персией, в Степи, на берегах реки Карасунь, в краях, где ‘горы и реки служили остовом границ, но землю в те годы не делили даже между государствами’. Край этот, где могут расти розы и апельсиновые деревья, как в хозяйстве у инженера-мелиоратора Траянова, разорен гражданской войной, когда ‘армяне резали турок, турки армян, и те и другие вместе — русских: поработителей!’ — по горестному замечанию того же Траянова, засухами, набегами шахсеванов — шайками кочевников, разорявших поселения пришедших в эти места молокан и украинцев. Заброшенный в глуши, разоренный хлопкоочистительный завод, села Черноречье и Новая Диканька на Карасуни — в этом глухом углу оказывается главный герой романа агроном-энтомолог Крейслер, назначенный заведующим хлопкоочистительным заводом и уполномоченным по борьбе с саранчой.
Тема судьбы интеллигенции в революции была актуальна для многих писателей 20-30-х годов. О том, как, преодолевая груз привычек и предрассудков прошлого, представители интеллигенции приходят к сотрудничеству с Советской властью, писали Л. Леонов (‘Скутаревский’), Б. Лавренев (‘Гравюра на дереве’), К. Федин (‘Братья’) и многие другие. Значительное место этой теме уделил в своем творчестве и С. Буданцев. Но если в раннем рассказе ‘Японская дуэль’ (1926) чудак-библиограф Григорий Нилыч не находит пути приобщения к новой жизни и ‘мстит’ ей тем, что сжигает труд всей своей жизни — Библиографический свод переводов западноевропейских поэтов на русский язык, то уже в ‘Доме с выходом в мир’ (1930) известный инженер-строитель Глебов остается на народной стройке ‘Агромашстрой’, в далеком от покинутой им Москвы краю. Такое решение он принимает, однако, не столько по убеждению, хотя его захватили масштаб стройки и люди, самозабвенно работавшие на ней, — сколько уходя от неурядиц собственной семьи.
Эта важная для С. Буданцева тема впоследствии найдет свое воплощение в романе ‘Писательница’, но уже в ‘Саранче’ она поставлена четко и определенно.
Крейслер — человек, преданный своей науке до самозабвения. Он бросил сравнительно обеспеченную жизнь за рубежом, вернулся в 1921 году из Персии в советскую Россию, чтобы участвовать в строительстве новой жизни. Потомок немцев-колонистов, приехавших в Россию обживать ‘непокорную русскую землю’, он со свойственными им настойчивостью и упорством берется за незнакомое для себя дело, добросовестно вникая во все трудности — от необходимости изыскать способы прокормить рабочих-беженцев, в своей нищете дошедших до того, что им пришлось жить на деревьях, до организации борьбы с саранчой. Он стремится работать честно, но обстановка, в которую попадает Крейслер, чрезвычайно сложна. Советская власть в Закавказье еще только установилась, до такого захолустья, как Карасунский район, она еще практически не дошла. Крейслера окружает мир провинциального мещанства, обывателей, занятых своими мелочными делами, пьющих, сплетничающих, готовых ради собственного обогащения идти на преступления. Писатель создает колоритные образы этих ничтожных людей, приспособленцев и жуликов — организатора попоек аптекаря Бухбиндера, бездельника механика пана Вильского, недалекого Онуфрия Ипатыча Веремиенко. Причем последнему в романе уделено много места, его влюбленность в жену Крейслера Таню и связанное с этим участие в махинациях руководителей ‘Саранчовой организации’ в значительной мере определяют сюжет романа.
В этом мире стяжателей превосходно себя чувствуют такие преступники, как Тер-Погосов, Муханов и другие организаторы, грандиозного дела хищения средств, выделяемых на борьбу с саранчой. Шайка жуликов и проходимцев из ‘Саранчовой организации’, призванной возглавить борьбу со стихийным бедствием, на самом деле препятствует этой борьбе, греет руки на народной беде, не останавливаясь даже перед тем, чтобы утопить баржу, на которой якобы находились химикаты, и изготавливая заведомо плохие сжигательные аппараты.
Попытки Крейслера противостоять действиям Тер-Погосова успеха не имели, его предложения и докладные исчезали в Баку в недрах бюрократического аппарата. Тем не менее он энергично организует борьбу с саранчой на месте, привлекая для этого всех, кого может.
В борьбе с невиданным нашествием объединилось все население Степи — местные жители, украинцы, молокане — поселенцы, беженцы из голодных краев России.
Как может работать народ в борьбе со стихией, убедительно показано писателем в сценах укрощения прорвавшей русло реки Карасунь в Новой Диканьке еще до нашествия саранчи. Словам инженера Траянова, руководившего работами, ‘мужики являли нечеловеческую жуткую внимательность’ — и дружно взялись за работу, отведя реку в старое русло. Не менее дружно вышли они и на уничтожение саранчи. С подлинным мастерством описан энтузиазм народа, который гасится неэффективными способами борьбы с саранчой. Сильное впечатление оставляет сцена трагической гибели Маракушева-младшего, который оказался жертвой дельцов, поставивших негодные сжигательные аппараты. На глазах у всех человек сгорел, а приехавший снимать саранчу ‘киносоглядатай’ Бродин профессионально снял это. И такая деталь: и Иван Маракушев и его отец, Степан Матвеевич, стараются, чтобы попасть в кинокартину, не думая об угрожавшей опасности.
История борьбы с саранчой является одновременно и историей формирования характера ученого-энтомолога. Жена не понимает его. Надо сказать, что характер Тани Крейслер, хотя ее и сравнивают в романе с Настасьей Филипповной Достоевского, не получил убедительного воплощения, ее надуманный роман с Веремиенко лишен жизненной достоверности. Эта маленькая мещанка из поповской семьи далека от понимания науки, тех задач, которыми одержим ее муж. Увлеченный своими заботами, Крейслер рискует потерять семью, но не может отказаться от дела, нужного людям. Характер его мужает и крепнет.
Верным союзником Крейслера не только в борьбе с нашествием саранчи, но и против враждебных действий ‘Саранчовой организации’ является единственный представитель советской власти в обширном районе большевик Эффендиев. Человек энергичный, справедливый и решительный, он разоблачает шайку спекулянтов и добивается их осуждения. Они несут заслуженную кару, но зло, содеянное ими, оставляет глубокий след.
Картина суда дана в романе то в восприятии Тани Крейслер, то в словах преданной Веремиенко Марии Ивановны, то в рассказе Славки. Любопытная толпа, жаждущая крови старуха, не пропускающая ни одного дела в суде, вся атмосфера суда, возглавляемого ‘строгим старичком’ председателем, написаны со знанием дела. Прокурор Крутов, общественный обвинитель Грацианский, адвокаты Братцев, Радзиевский и другие чуть было не засудили и Крейслера, если бы не вмешательство Эффендиева.
Однако образ коммуниста Эффендиева в романе еще не получил должного развития, это скорее лишь подступы к изображению преданного Советской власти человека, более убедительно показанного в последнем романе С. Буданцева ‘Писательница’.
Изображению и обличению мещанства, обывательщины, этого наследия прошлого, представляющего значительную опасность для нового общественного строя, посвящены многие рассказы С. Буданцева, вошедшие в сборники ‘Японская дуэль’, ‘Форпост Индии’, ‘Половодье’ и другие. В них писатель отразил быт московских ‘углов’, мещанства, приспосабливающихся к новым порядкам дельцов мира наживы.
Равнодушие к окружающим, тупость и отсутствие каких-либо интересов, кроме неуемной жажды обогащения характеризуют многих персонажей этих рассказов. Эта жажда обуревает и Григория Васильевича Воробкова, который из-за денег, желая получить страховые, поджигает отчий дом, и его товарищей по темным делам — бухгалтера Невсетовича, дающего казенные деньги частным лицам под проценты, хваткого рыбного торговца Ланина, мануфактуриста Бернштейна, который изо всех сил ‘лез сквозь джунгли нэпа к настоящему богатству’, бывшего миллионера Гладышева, беззастенчиво обирающего своих компаньонов. Все они выразительно показаны в рассказе ‘Отчий дом’.
Мещанская среда превращает в ничтожество провинциального фотографа — брата главного героя рассказа ‘Половодье’ Стрельцова, от имени которого ведется повествование. Сам он стремится вырваться из родительского дома, где царят равнодушие к близким, тоска и скука. С глубоким психологизмом воссозданы переживания мальчика, в половодье бегущего за гибнущим на реке братом. Переживший трагедию мальчик после болезни начинает ощущать невозможность жизни в затхлом мире обывателей и впоследствии уезжает в Москву ‘только бы не жить, как все, без чувств, — одной сытостью!’
В этом рассказе юноша, оставляющий свой дом — прототип героя незаконченного романа С. Буданцева ‘Юноша’ — о жизни молодого человека, приехавшего в столицу учиться.
‘Как пену после волнения к берегу нэпа, — пишет С. Буданцев в рассказе ‘Таракан’, — бурей гражданской войны, выбросило множество всякого рода выбитых из колеи людей, целые обломки классов и сословий, — от мелкой паразитической шушеры: нищие, спекулянты, фамазоны, стрелки на бутылку водки и грамм марафета — до организаторов опасных шаек’.
Эта тема привлекала многих писателей двадцатых годов, широко известны были в свое время, например, рассказы Петра Ширяева ‘Бандит Наль’, Леонида Борисоглебского ‘Катька — Бумажный Ранет’ и другие. Отдал дань изображению преступного мира и С. Буданцев. В рассказе ‘Таракан’, написанном остро и увлекательно, он создал выразительный образ бандита Таракана. В прошлом дворянин, офицер, служивший в гражданскую войну в Красной Армии, герой рассказа стал затем начальником штаба в банде Беспалова, разгромленной в Москве. С двумя уцелевшими бандитами Таракан — Александр Михайлович Щепотьев, он же — Александр Валентинович Суходольский — промышляет разбоем и погибает от рук своих сообщников. Рассказ написан от имени следователя и содержит отдельные сцены быта нэпманов. Работе угрозыска посвящен и рассказ ‘Неравный брак’.
Грандиозные изменения, происходившие в стране в период индустриализации, нашли свое отражение в литературе 30-х годов. Тема социалистического строительства стала ведущей.
С. Буданцев в это время много работает в газетах, ездит по стране, живо откликается на события, пишет очерки о Днепрострое и электрификации, о прокладке московского метрополитена, о передовых людях — творцах социализма.
Он создает цикл очерков о балахнинских бумагоделателях — результат поездки группы писателей на бумажную фабрику, одну из строек первой пятилетки, о которой М. Горький писал: ‘Я вышел с этой фабрики в настроении человека, заглянувшего в светлое будущее…’ [4]
Картину вдохновенного творческого труда воссоздает С. Буданцев в ‘Рассказе о труде’ (1932). Установка мачт электропередачи, строительство цехов Запорожстали — во всем автор видит трудовой героизм. Рассказ носит еще очерковый характер и интересен прежде всего тем, что отражает переход писателя к новым темам. Несомненная удача автора — образ мастера Пикельмана, старого кадрового рабочего, для которого интересы завода — дело его пролетарской чести.
Смысл жизни в работе видит и инженер-изобретатель Рудаков в рассказе ‘Любовь к жизни’. Описывая муки творчества, которое не может оставить Рудакова даже на отдыхе, на курорте, С. Буданцев глубоко проникает в психологию своего героя, близкого к автору своим отношением к жизни, способностью самоанализа и увлеченностью творчеством.
Творческие натуры всегда привлекали писателя, будь то библиограф Григорий Нилыч из рассказа ‘Японская дуэль’, изобретатель Рудаков или героиня последнего романа С. Буданцева ‘Писательница’.
Роман ‘Писательница’ вырос из написанного в 1933 году рассказа ‘Эпоха’ [5], в котором говорится о судьбе Павлушина, ставшего затем главным героем романа. Павлушин — человек новой формации, преданный интересам общего дела. Он показан С. Буданцевым через свежее обостренное восприятие человека, далекого от заводской жизни, — писательницы, приехавшей на завод.
Роман ‘Писательница’ — это книга о современности, о жизни завода и города. Но вместе с тем — это произведение о творчестве. Героиня романа решает писать о заводе и коммунисте Павлушине: ‘Прежде, чем так отчетливо появилось желание писать, тяжестью и еле заметной щекоткой налились, как у курильщика перед желанием закурить, пальцы, а затем во всем существе наступила прохладная, ровная, как бы электрическая сухость. Писательница… села за стол. Она, не вставая, писала до утра… Ее охватило блаженство тяжелой умственной работы’.
Так выразить состояние, предшествующее работе, мог только человек, хорошо познавший муки творчества. О труде писателя на всех этапах — от сбора материала до создания произведения — говорится с таким знанием дела, что не сомневаешься: за этим стоит личный творческий опыт автора, и в этом смысле роман можно назвать автобиографическим.
Постепенно образ старой писательницы, одержимой творчеством, вырастает в обобщенный тип человека пишущего, стремящегося вникнуть в психологию, внутреннюю сущность своих героев. Недаром автор лишил ее имени, она в романе просто ‘писательница’.
Но ограничиться лишь описанием процесса творчества автор не может. В силу гражданственного характера труда — писательнице недостаточно только наблюдать жизнь, она начинает активно вмешиваться в нее, стремится помочь наладить жизнь своим будущим молодым героям.
Столкновение с новой социалистической действительностью не прошло для писательницы даром. ‘Я зачерпнула молодости! — говорит она Павлушину. — Для меня это равносильно началу творческой жизни. И тут надо благодарить вас’.
Если в ‘Командарме’ большевики представлены безлико, Эффендиев в ‘Саранче’ показан уже более живо, полнокровнее, определена его роль в сюжете (участие в борьбе с саранчой, защита Крейслера от несправедливых обвинений), то роман ‘Писательница’ целиком построен на всестороннем раскрытии характера и судьбы коммуниста Павлушина. Молодой железнодорожник становится командиром Красной Армии, сражается на фронтах гражданской. ‘Военная служба в Красной Армии представилась ему самым естественным и ясным состоянием человека’. Он проливал кровь, чтобы после войны создать ‘мечту первых лет революции’ ‘чистое, светлое здание социализма, огромный дом со стеклянной крышей по всей суше планеты’.
С созданием романа ‘Писательница’, который при жизни автора не был опубликован, открывался новый этап творчества Сергея Буданцева. Он полон замыслов, его писательский блокнот буквально переполнен впечатлениями о грандиозных свершениях, свидетелем которых ему пришлось стать.
Вот как Буданцев говорит об этом в ‘Автобиографии’: ‘Эти строки пишутся июньским вечером в поселке Запорожстали около Днепростроя. Свистят паровозы, слышны взрывы — рвут строительный камень, стихли зной, пыль и ветер, кричат дети. Проходят люди. Они создали Днепровскую плотину, возвели коробки огромных цехов новейших заводов, между делом строят социалистический город на полтораста тысяч жителей, — я и живу в таком городе. Их дело бесспорно… Напишу, все думается, вещь, в которой жизнь найдет свой голос такой силы и свежести, каким она голосит только в действительности. Любой художник мечтает об этом!’
Полны жизнеутверждения и любви к своим героям последние рассказы С. Буданцева. В ‘Школе мужественных’ и ‘Боевой подруге’ созданы яркие образы героев гражданской войны. В рассказе ‘Отец’ автор со свойственной ему глубиной и убедительностью показал сложные отношения людей разных поколений, нашедших в конце концов взаимопонимание.
Писатель находился в той поре своей литературной жизни, о которой принято говорить ‘зрелость’. Он мог бы сказать о своем творчестве, что оно ‘неопровержимо и живо вместе со всем народом участвует в построении нового прекрасного мира’. Однако творческая жизнь С. Буданцева трагически оборвалась, в 1938 году он был арестован по чьему-то навету, последнее письмо с Колымы его жена, В. Ильина-Буданцева, получила в 1939 году. В письме этом звучит не покидавший писателя и в невероятно тяжелых условиях оптимизм. Где-то на Колыме он и погиб.
Имя и творчество Сергея Буданцева, репрессированного в трагические годы культа личности, надолго было вычеркнуто из жизни и литературы. И только в наше время возвращаются из забвения его книги, отражающие и воскрешающие страницы жизни нашего народа в суровые годы гражданской войны и последующих десятилетий.
[1] — Млечный путь. 1916. No 1. С. 20.
[2] — Вопросы литературы. 1952. No 39. С. 160.
[3] — ЦГАЛИ, ф. 2268, оп. 1, ед. хр. 63.
[4] — Горький М. По Союзу Советов. Собр. соч.: В. 30 т. Т. 17. С. 149.
[5] — Октябрь. 1933. No 7.
Источник текста: Сергей Буданцев. Саранча. — М: Издательство ‘Пресса’, 1992.