И. С. Тургенев. Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Письма в восемнадцати томах.
Том одиннадцатый. ‘Литературные и житейские воспоминания’. Биографические очерки и некрологи. Автобиографические материалы. Незавершенные замыслы и наброски. 1852—1883
Издание второе, исправленное и дополненное
М., ‘Наука’, 1983
<,СЕМЕЙСТВО АКСАКОВЫХ И СЛАВЯНОФИЛЫ>,
С Константином Сергеевичем Аксаковым я познакомился в Москве, зимою 1841 года. Я только что вернулся из Берлина и был весь, так сказать, пропитан философией Гегеля, которую изучал в течение трех семестров под руководством профессора Вердера. В Москве существовало тогда несколько домов, в которых чуть не каждый вечер происходили словесные препиранья о предметах важных… и ненужных — о предметах отвлеченных и философских, и политических. Люди сходились, спорили долго, горячо и нелепо, время летело, кучера у подъезда зябли, лакеи в передней спали, дамы слушали и не спали, хотя удовольствия ощущали мало, что делали девицы — неизвестно, юноши отсутствовали. Поспоривши всласть, ратоборцы разъезжались — до следующего вечера. В числе их были, как водится, первые теноры, простые баса и хористы, были также и гости без речей. Покойный А. С. Хомяков играл роль первенствующую, роль Рудина. Всё это мне было на руку — недаром же я жил в Берлине, изощрялся в диалектических тонкостях, а потому я, хоть и не в передних рядах, однако высвистывал свою партию тоже. Помню мое первое столкновение с самим великим Алексеем Степанычем: внутренно я робел, но самолюбие меня поддержало. О победе, разумеется, не могло быть речи, но и позорного поражения не потерпел: около полутора или двух часов [старался] [потщился] я разъяснить — частью Х<,омяков>,у, частью самому себе, каким образом дух (Geist) посредством понятия (Begriff) самого себя ставит или сажает (setzt sich) как природу (Nature). Ни до чего, кажется, не договорился, но и не уступил. Чего же еще было желать? Я попал в цех словоизвергателей, выражаясь щедр<,ински>,м языком {В автографе ссылка: ‘См. продолжение на отд. листах’.}.
ПРИМЕЧАНИЯ
Единственный источник текста — черновой автограф — отрывок без даты, 1 л., в конце листа приписка: ‘См. продолжение на отд<,ельных>, листах’ (листы эти неизвестны). Хранится в отделе рукописей BiblNat, Slave 86, описание см.: Mazon, p. 84, фотокопия — ИРЛИ, Р. I, оп. 29, No 325.
В собрание сочинений впервые включено в издании: Т, ПСС иП, Сочинения, т. XIV, с. 305.
Печатается по тексту чернового автографа.
Очерк о славянофилах был задуман в начале 1869 г. В письме к И. П. Борисову от 12 (24) февраля 1869 г. Тургенев, извещая о том, что он выслал П. В. Анненкову ‘большой отрывок’ — воспоминания о Белинском, писал: ‘…а теперь засел над вторым, предметом которого будут Аксаков и славянофилы’. Очерк, как свидетельствует первоначальный план, набросанный на полях чернового автографа отрывка ‘Вместо вступления’ (см. наст. том, с. 322), должен был входить в состав ‘Литературных воспоминаний’ и следовать за очерком о Белинском. Собираясь весной 1869 г. приехать в Россию, Тургенев намеревался в Петербурге на заседании ‘Литературного фонда’ прочесть две наиболее острые статьи — ‘Воспоминания о славянофилах’ и ‘По поводу ‘Отцов и детей» (см. его письмо к П. В. Анненкову от 24 февраля (8 марта) 1869 г.).
Задуманное Тургеневым выступление не состоялось, а очерк о славянофилах он не закончил. Высказывая в письме к А. Д. Галахову от 21 сентября (3 октября) 1869 г. некоторые сомнения по поводу своей работы в новом для него мемуарном жанре, Тургенев вместе с тем признавался, что ‘лучший отрывок (‘Семейство Аксаковых и славянофилы’) застрял в портфеле’. Н. X. Кетчера, державшего корректуру ‘Литературных воспоминаний’, Тургенев 4 (16) октября 1869 г. предупреждал: ‘…выкинь замечание, помещенное, кажется, в 1-м отрывке, где говорится о другом отрывке: ‘Семейство Аксаковых и славянофилы’. Я этот самый ‘другой’ отрывок не написал, т. е. не докончил…’
В письме к И. П. Борисову от 25 сентября (7 октября) Тургенев сообщал о своем желании обработать этот очерк в течение зимы и опубликовать в одном из номеров ‘Вестника Европы’ будущего года, замечая, что ‘отрывок лучше всех других’ содержит ‘несколько <,…>, полезных вещей’. Осуществить это намерение Тургеневу не удалось.
К работе над отрывком Тургенев вновь обратился при подготовке издания своих ‘Сочинений’ 1874 г.
Известие о предстоящем выходе в свет очерка о славянофилах взволновало И. С. Аксакова, и Тургенев, вероятно, узнал об его опасениях во время своего пребывания в Москве летом 1874 г. П. Матвеев, автор статьи ‘Тургенев и славянофилы’, лично знакомый с Аксаковым и Тургеневым, позднее вспоминал: ‘Тургенев был принят радушно и даже дружески в семье Аксаковых в начале 50-х годов и даже весьма сердечно переписывался с ними. Слухи, весьма преувеличенные, кажется, о содержании ‘Отрывка’ из ‘Воспоминаний’ Тургенева, посвященного кружку московских славянофилов и при этом в особенности об его брате и отце, оскорбили И. С. Аксакова. До него дошли рассказы о насмешливом отзыве Тургенева об его покойном брате Константине, и Иван Сергеевич Аксаков вскипел негодованием против нашего знаменитого романиста…’ {Рус Ст, 1904, No 4, с. 183. Славянофильское учение всегда было чуждо Тургеневу, а его внешние проявления (в одежде, языке и пр.) не раз вызывали его насмешки. Так, иронические выпады против славянофилов и, в частности, против К. С. Аксакова находятся в двух рассказах из ‘Записок охотника’ — ‘Хоре и Калиныче’ и ‘Однодворце Овсяникове’ (см. комментарий к ним Л. Н. Смирновой в наст. изд., т. 3, с. 447, 460), в строфе XXVIII поэмы ‘Помещик’ (см. комментарий Л. Н. Назаровой в наст. изд., т. 1, с. 476—478, а также статью: Габель М. О. И. С. Тургенев в борьбе со славянофильством в 40-х годах и поэма ‘Помещик’.— Уч. зап. Харьков, гос. библ. ин-та, 1962, вып. 6, с. 119—144).}. О том же писал и сам Тургенев Анненкову 12 (24) июня 1874 г., приехав из Москвы в Спасское: ‘Не стану Вам говорить обо всем, что я видел и слышал, отлагаю это до нашего личного свидания. Скажу только, что <,…>, Аксаковы перепугались (!) моему намерению написать статью об их отце и семействе (точно я памфлетист какой!)…’
О содержании задуманного отрывка в целом можно судить по ряду косвенных данных. П. Н. Полевому, решившему во втором издании своей ‘Истории русской литературы…’ дать биографию Тургенева, писатель советовал прибавить к очерку, опубликованному ранее в ‘Ниве’, следующую ‘подробность’: ‘Т<,ургенев>, в 1841 г. вернулся не прямо в Петербург, а сперва в Москву, где жила его мать — и где он познакомился с славянофилами: Аксаковыми, Хомяковым, Киреевскими. Тогда славянофильство только что нарождалось — но Т<,ургенев>, уже тогда отнесся к нему отрицательно’ (см. письмо его к П. Н. Полевому от 17 (29) октября 1873 г.). Общие суждения Тургенева о славянофильстве должны были, по всей вероятности, перекликаться с тем, что он писал по этому поводу в других очерках ‘Литературных и житейских воспоминаний’. Неприятие славянофильства как идеологии сочеталось у Тургенева с чувствами симпатии и уважения, которые внушали ему отдельные славянофилы как личности {О сближении Тургенева с семьей Аксаковых в 1850-е годы и о продолжавшейся, несмотря на это сближение, полемике между ними см.: Аксакова В. С. Дневник. СПб., 1913, с. 41—42, см. также: Кулешов В. И. Славянофилы и русская литература. М., 1976, с. 223—226.}. О своем стремлении объективно рассказать о них Тургенев писал Анненкову 27 января (8 февраля) 1870 г.
К мысли о завершении очерка Тургенев вернулся в 1879 г., когда он обдумывал содержание первого тома ‘Сочинений’ издания 1880 г. В письме от 19 сентября (1 октября) 1879 г. к издателю В. В. Думнову Тургенев среди рукописных статей, которые он должен был вскоре выслать для первого тома будущего собрания, называл и ‘Семейство Аксаковых’, но в письме от 1 (13) октября 1879 г. к нему же ставил его в известность, что очерк этот исключен из состава ‘Литературных и житейских воспоминаний’, вероятно, из того же опасения — вызвать недовольство Аксаковых. На обложке рукописной тетради (Вibl Nat, Slave 86), купленной Тургеневым в Баден-Бадене 6 (18) ноября 1871 г. (фотокопия: ИРЛИ, P. I, оп. 29, No 254), в правом верхнем углу составлен план ‘предстоящих работ’, в котором не вычеркнутым остались к 1874 году (см. наст. том, с. 504) ‘К. Аксаков и славянофилы’ и ‘Дряхлые голуби’, в левом верхнем углу, заполненном, очевидно, позднее — списком статей, предназначенных для первого тома ‘Сочинений’ 1880 г., против вычеркнутого названия ‘Аксаков’ помечено: ‘отпр<,авлено>,’, против другого, вероятно, повторного или являющегося обозначением продолжения той же статьи заголовка ‘Славяноф<,илы>,’ — помета: ‘нап<,исано>,’.
Как известно из письма к А. В. Топорову от 1 (13) июня 1882 г., Тургенев собирался опубликовать очерк о славянофилах и в издании 1883 г., отмечая, что статья ‘давно уже готова, но по разным причинам откладывалась’ и что в ней ‘будут два листа с лишком’ и она войдет в состав ‘Литературных и житейских воспоминаний’. П. В. Анненкову 15 (27) августа 1882 г. Тургенев писал: ‘Статья ‘Славянофилы и семейство Аксаковых’ написана мною лет 8 тому назад и трактует вопросы более с литературно-биографической точки зрения, хотя есть в ней две-три политические фразы, не лишенные верности, сколько мне кажется, я прибавлю к ней всего несколько строк’. Однако очерк не попал в собрание сочинений Тургенева 1883 г., не удалось обнаружить до сих пор и ‘отд<,ельные>, листы’ с продолжением публикуемого в настоящем издании отрывка.
Стр. 286. Я только что вернулся из Берлина и был весь, так сказать, пропитан философией Гегеля, которую изучал ~ под руководством профессора Вердера.— См. наст. том, с. 326.
Покойный А. С. Хомяков играл роль первенствующую, роль Рудина.— Упоминания об Алексее Степановиче Хомякове (1804—1860) как об одном из главных теоретиков славянофильства, талантливом поэте и публицисте, часто встречаются у Тургенева. См., например, письмо Тургенева к Н. А. Некрасову от 25 мая (6 июня) 1856 г., а также: наст. изд., т. 6, с. 101 (‘Дворянское гнездо’).
Сравнение Хомякова с Рудиным не противоречило восприятию этого образа современниками как определенного типа людей 1840-х годов. Возможно, что С. Т. Аксаков имел в виду и Хомякова, когда писал Тургеневу: ‘Я не хочу знать, чистый ли вымысел характер Рудина или нет. Я принимаю его как тип таких людей <,…>, я даже видел на моем веку людей, подобных Рудину, и слыхал приговоры о них именно таких же нравственных людей, как Лежнев’ (Рус Обзор, 1894, No 12, с. 580).
Я попал в цех словоизвергателей, выражаясь щедр<,ински>,м языком.— В очерке ‘Литераторы-обыватели’, опубликованном в февральском номере ‘Современника’ за 1861 г., Щедрин, имея в виду либеральное обличительство, писал: ‘И вновь полилась шумная беседа, вновь полились словоизвержения, словопрения, словоизлияния…’ (с. 387). Позднее Щедрин употребил аналогичное выражение в статье ‘Наши бури и непогоды’: ‘Целые политические процессы у нас велись и ведутся из-за словоизвержения — и сколько погибло от этого сил!’ (Отеч San, 1870, No 2, с. 399).