Семейный очаг на Малой Объездной, Глезеров С. Е., Год: 2010 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 12 минут(ы)

Сергей Евгеньевич Глезеров

Семейный очаг на Малой Объездной

Достойное место в галерее литераторов, связанных с Лесным, занимает писатель и общественный деятель Василий Васильевич Брусянин (1867-1919). К сожалению, сегодня это имя известно главным образом историкам литературы, не упомянут он и в ‘Энциклопедии Санкт-Петербурга’, а тогда, в эпоху Серебряного века, имя Брусянина было на слуху у читающей публики…

Он был необычайно плодовитым литератором. За тридцать лет писательской деятельности (увы, именно столько отмерила ему судьба!) из-под его пера вышло огромное множество повестей, рассказов, очерков, несколько романов, статей, рецензий, корреспонденции. Большим успехом пользовался исторический роман-дилогия Брусянина ‘Трагедия Михайловского замка’, посвященная судьбе Павла I (1914-1915 гг.). Кроме него, известность писателю принесли его сборники повестей и рассказов ‘Ни живые ни мертвые’ (1904 г.), ‘Час смертный’ (1912 г.), ‘Корабль мертвых’ (1915 г.), ‘Дом на костях’ (1916 г.), романы ‘Молодежь’ (1911 г.), ‘Темный лик’ (1916 г.)и многие другие.

‘Его уважали собратья-писатели, именно ему предложил стать своим секретарем Леонид Николаевич Андреев, — рассказывает внук Василия Брусянина — известный петербургский журналист, киновед, лауреат ‘Золотого пера-2003′ Вадим Олегович Брусянин. — Сколько помню себя, всегда жил с ощущением причастности к литературной семье. На стенах комнаты висели портреты деда с необузданной шевелюрой, написанные им акварелью пейзажи Финляндии, подаренные ему фотографии Ивана Бунина, Леонида Андреева, Александра Куприна с дружескими надписями…’

Помнят Брусянина и в Башкирии, откуда он был родом. Именно здесь, в ‘Уфимских губернских ведомостях’ и в других приволжский газетах, он начал свою творческую деятельность. А первым своим крупным произведением Василий Васильевич считал рассказ ‘Новогодний день в башкирской деревне’, опубликованный в 1892 году петербургской газетой ‘Русская жизнь’.

0x01 graphic

^{В.В. и М.И. Брусянины. Фото 1899 г. — в год женитьбы. Из архива В.О. Брусянина}

‘Творчество В.В. Брусянина по существу совершенно не изучено, — отмечает едва ли не единственный исследователь его творчества, башкирский литературовед Мурат Рахимкулов. — Больше того, о нем вообще написано мало… Разумеется, В. Брусянин не был классиком, но его творчество внесло определенную лепту в литературный процесс своей эпохи, и оно не должно быть предано забвению’…

Как это всегда бывает, в России литератор — больше чем просто автор книг. Нет ничего удивительного в том, что в переломную историческую эпоху Брусянин активно выступал как общественный деятель. Будучи сторонником радикальных перемен, принимал участие в политической борьбе, естественно, антиправительственного характера.

Еще с конца 1890-х годов В.В. Брусянин публиковал рассказы и очерки, посвященные в основном современной деревне, в петербургских журналах легальных марксистов ‘Новое слово’ и ‘Жизнь’. В начале 1900-х годов участвовал в журнале ‘Звезда’, выступал в ‘Русской газете’ со статьями по рабочему и крестьянскому вопросам, о народном образовании. В 1906 году стал официальным редактором-издателем легальной большевистской газеты ‘Русский набат’, выходившей вместо временно приостановленной ‘Русской газеты’.

0x01 graphic

^{Семья Брусяниных. Слева направо: М.И. Брусянина, В.В. Брусянин, на руках у него — дочь Юлия, родившаяся в 1901 г., кормилица, на руках у нее — сын Брусяниных Георгий, родившийся в 1903 г. Фото 27 октября 1903 г. Из архива В.О. Брусянина}

Годы, наступившие после первой русской революции, стали серьезным испытанием для Василия Брусянина. Власти припомнили писателю его свободомыслие. В 1908 году Брусянина привлекли к суду по делу издававшейся им еще в 1905 году общедоступной ‘Московской газеты’. Тогда вышло всего десять номеров этого издания: накануне вооруженного восстания в Москве его закрыли с мотивировкой ‘за возбуждение к учинению бунтовщического деяния и к ниспровержению существующего в России общественного строя’.

Московская судебная палата приговорила Василия Брусянина к двум годам заключения в крепости. С момента подачи кассационной жалобы его взяли под арест, но через две недели освободили под залог, внесенный родной сестрой Марии Ивановны Брусяниной — жившей в Москве Полиной Ивановной Раузер. Понимая, что приговор может вступить в законную силу, Брусянин принял решение бежать за границу.

‘Муж бесповоротно решил эмигрировать, а меня с детьми поселить где-нибудь на даче поблизости, квартиру ликвидировать и мебель поставить в склад, — вспоминала жена писателя, Мария Ивановна Брусянина. — Предполагалось, что он выпишет нас за границу, когда ему удастся устроиться’. По ее признанию, впоследствии эта идея казалось ей наивной и фантастической, однако тогда она без всякой критики отнеслась к ‘проекту’ мужа, и семья стала готовиться к его осуществлению. Именно тогда Брусянины в первый раз и оказались в Лесном.

0x01 graphic

^{П.И. Раузер}⁽^{родная сестра М.И. Брусяниной}⁾^{с супругом. Именно она в 1908 г. внесла залог за В.В. Брусянина, чтобы его освободили из-под ареста. Фото начала XX в. Из архива В.О. Брусянина}

‘Я сняла дачу в Лесном, — какая-то дама, уезжая на все лето, передавала свою квартиру из двух комнат и кухни с балконом за 25 рублей в месяц, — рассказывала Мария Ивановна. — Это было как раз то, что нам нужно. К счастью, в Лесном жила Александра Ивановна Зарина, жена писателя Зарина [Андрей Ефимович Зарин (1862-1929), писатель, жил в Петербурге с 1884 г. Выступал фактическим редактором ‘Звезды’, ‘Живописного Обозрения’ и других периодических изданий. Являлся автором романов ‘Жизнь и сон’ (1891 г.), ‘Серые герои’ (1893 г.), ‘Дочь пожарного’ (1892 г.), ‘Силуэты’ (1897 г.), а также сборников рассказов ‘Говорящая голова’ (1896 г.), ‘Ложный след’ (1896 г.), ‘По призванию’ (1897 г.), ‘Под корень’ (1895 г.), ‘Тотализатор’ (1891) и др.], который тоже, как и мой муж, был осужден к двум годам крепости. Муж был раньше знаком с Андреем Ефимовичем Зариным, а мы, их жены, познакомились друг с другом только в суде. Общее несчастье сблизило нас, по крайней мере, на это время…

Итак, я сняла дачу и переехала туда с детьми. Тотчас же мне пришлось начать хлопоты в различных учреждениях — в Литературном фонде и в Комиссии для вспомоществования нуждающимся литераторам и их женам при Академии наук имени императора Николая II. В обоих учреждениях мне была обещана материальная помощь на все время отбывания мужем наказания: из Литературного фонда 25 рублей и из Комиссии вспомоществования 15 рублей.

Муж решил бежать за границу через Финляндию. Разумеется, план этот мы держали от всех в тайне. И вот однажды утром мой муж, крепко поцеловав меня и детей, ушел от нас… Помню, как с балкона я смотрела ему вслед, и у меня было странное ощущение: мне казалось, что с каждым его удаляющимся шагом кто-то с такой же быстротой поднимает надо мной стеклянный колпак, защищавший меня до сих пор от непогоды, и я осталась стоять на открытом месте…

Потянулись грустные дни, полные неизвестности. Переписка с мужем наладилась, но не сразу, через профессора Политехнического института Виктора Эмильевича Классена, жившего с семьей в Лесном. Это была очень культурная и интеллигентная семья…’

Через некоторое время семья перебралась к Василию Брусянину в Финляндию — в деревню Нейвола под Мустамяками. Писатель жил в пансионе мадам Ланг, являвшемся пристанищем для многих писателей, вынужденных из-за своих политических убеждений скрываться от преследований правительства. Хозяева пансиона сочувствовали революционным настроениям и даже не брали со своих постояльцев денег. Брусянина снабдили фальшивым паспортом на имя некоего господина Базилевича — именно этой фамилией писатель подписывался все годы эмиграции. Ему даже пришлось изменить внешность: по словам Марии Ивановны Брусяниной, муж ‘снял свою густую, чуть ли не единственную в Петербурге шевелюру, подстриг свою характерную бородку и надел пенснэ’. Детям велели, из соображений конспирации, называть отца ‘дядей Федей’.

В Нейволе Василий Брусянин органично влился в писательскую ‘колонию’, возглавляемую A.M. Горьким. Здесь жили известные в ту пору литераторы Евгений Чириков, Демьян Бедный, Владимир Бонч-Бруевич, Федор Фальковский. А неподалеку от Нейволы, в Ваммельсуу, жил Леонид Андреев, с которым у Брусянина сложились тесные дружеские отношения.

Несмотря на антиправительственную деятельность, в 1910-е годы издавалось много книг, написанных Брусяниным. Среди них были ‘Час смертный. Рассказы о голодных людях’, ‘Дом на костях’, романы ‘Белые ночи’ и ‘Молодежь’, а итоговым его произведением стал роман о деревне после столыпинских реформ ‘Темный лик’.

Концом нелегальной жизни Василия Брусянина и его семьи в Финляндии стала амнистия 1913 года в честь 300-летия царствования дома Романовых, прощавшая в числе прочих и ‘литературные преступления’. Осенью семейство Брусяниных вернулось в Петербург.

‘Мы решили поселиться в Лесном, считая, что нашим детям, привыкшим быть на свежем воздухе, будет трудно привыкать в жизни в душном городе, — вспоминала Мария Ивановна Брусянина. — В квартире, снятой нами на Английском проспекте [Английский пр., 20, ныне — пр. Пархоменко.], мы прожили спокойно, без каких бы то ни было событий, больше года. Только одно я здесь могу отметить: здесь мужу пришла мысль использовать наш большой запас книг и открыть ‘Библиотеку новых книг и журналов’. Это было в конце года нашей жизни на этой квартире.

За дело мы с мужем принялись с жаром. Заказали полки, составили карточный каталог, а впоследствии отпечатали на машинке настоящий каталог. Достали разрешение на открытие библиотеки, но на мое имя, так как на имя мужа не разрешили. Отпечатали в типографии объявления. Одни, отпечатанные крупным шрифтом, подобно афишам, расклеили по улицам Лесного, другие, более подробные, извещения, напечатанные обыкновенным шрифтом, разослали по адресам, взятым из адресной книги.

Я села в библиотеке и с трепетом ждала, не откликнется ли кто-либо на объявление. Первыми абонентами были наши знакомые Классен. По разосланным же объявлениям явилась одна интеллигентная дама, которая захотела просмотреть каталог и спросила, есть ли журналы. Журналы, разумеется, были выписаны. Просмотром каталога она, по-видимому, осталась довольна, так как подписалась. Второй пришла некая Серова. Об этой даме мне рассказывали, что она была дочерью генерала (кажется, жандармского) и вышла замуж за рабочего завода ‘Айваз’, находившегося в Лесном. Необычность этого случая заинтересовала меня. После революции, когда в руках революционеров очутились документы из участков, Серова оказалась в списках служащих охранного отделения…

Время шло. Библиотека начинала завоевывать все большее количество абонентов, которые частью переходили из имевшейся в Лесном общественной библиотеки, в которой из-за многолюдства было трудно достать нужную книгу. Помещение было тесно. Как раз в это время семья одного из моих абонентов переезжала в Сибирь и передавала свою квартиру, которую мы и сняли. Квартира помещалась на Малой Объездной, в одном из домов Данилевского. Ему принадлежали два красиво оштукатуренных дома в два этажа. Один дом занимал он сам с семьей, в другом первый этаж занимал пансион Лидии Карловны Лабза, а второй — мы [Дом Данилевского сохранился до наших дней, его современный адрес — Институтский пр., 22. Он был построен в 1911 г. и принадлежал инспектору отдела промышленных училищ Министерства народного просвещения Александру Ивановичу Данилевскому, до этого занимавшему должность старшего лаборанта одной из кафедр Политехнического института. Рядом с этим домом стояло еще одно здание, которое снесли в 1970-х гг. (именно в нем и жила семья Брусяниных). Оба дома были очень похожи по своему архитектурному облику. Историю соседства этих двух построек проясняет хроника семейной жизни А.И. Данилевского: осенью 1911 г. он женился на Наталье Петровне Лузановой — дочери сенатора и генерала от инфантерии Петра Фомича Лузанова. Последний являлся военным юристом, профессором Военно-медицинской академии, а после выхода в отставку занимался благотворительной деятельностью, возглавляя Комиссию по благотворительности, 2-е городское попечительство о бедных и несколько приютов. Соседний с дачей Данилевского участок с домом как раз и принадлежал П.Ф. Лузанову. О бывшем доме Лузанова вспоминал петербуржец Евгений Шапилов, в 1930—1940-х гг. часто приезжавший сюда к своей тетушке, Александре Ивановне Шапиловой, а в 1956-1961 гг. сам живший здесь. ‘Дом моей тетушки был двухэтажный, желтый, на высоком фундаменте, немного напоминал старинный замок. Шпиль, венчающий щипец крыши, придавал дому необычный вид. Балкон опоясывал почти половину дома, а под балконом была терраса, на которой летом устраивались чаепития. Помню окна с цельными зеркальными стеклами в дубовых рамах, толстые стены, прекрасный линолеум на полу. В доме было печное отопление и всегда было тепло… Соседний дом, прежде принадлежавший Данилевскому, занимал ‘детский очаг’ завода ‘Светлана’. Два дома, не являясь абсолютными близнецами, но похожие друг на друга как братья, скрывались под сенью берез, дубов и кленов и представали перед взором каждого проходившего по удивительно тихой Малой Объездной улице’.].

В этих домах были всевозможные удобства. Так, например, вода для ванной нагревалась не в колонке, а в трубах находящегося в плите змеевика, которые нагревались во время топки. В квартире, которую занимал сам Данилевский, в плите было устроено приспособление, сжигавшее мусор. На парадной лестнице зажигалась электрическая лампочка, горевшая столько времени, сколько нужно было, чтобы спуститься вниз, и автоматически гасла.

Из семи комнат мы две сдавали, одну отвели под библиотеку, а четыре занимали сами. Для прислуги была отдельная комната. Квартира стоила 100 рублей в месяц. Одну комнату мы сдавали за 60 рублей, а другую за 30, с отоплением и освещением. Дров выходило зимой 7 сажень в месяц. Так как большая квартира потребовала и большее количество мебели, то мы купили у прежних квартирантов часть мебели.

0x01 graphic

^{Дом А.И. Данилевского возле Серебряного пруда на бывшей Малой Объездной улице}⁽^{современный адрес — Институтский пр., 22}⁾ ^{. Фото С. Глезерова, март 2006 г.}

0x01 graphic

^{Объявление об открытии библиотеки М.И. Брусяниной. Конец 1913 — начало 1914 гг. Из архива В. О. Брусянина}

0x01 graphic

^{Страницы из каталога общедоступной библиотеки М.И. Брусяниной. Из архива В.О. Брусянина}

0x01 graphic

^{Страницы из каталога общедоступной библиотеки М.И. Брусяниной. Из архива В.О. Брусянина}

0x01 graphic

^{Дарственная фотография Л. Андреева с надписью: ‘Василию Васильевичу Брусянину с искренней приязнью. Леонид Андреев. 1910 г.’. Из архива В.О. Брусянина}

При переезде на новую квартиру пришлось, как это ни было грустно, расстаться с нашим сенбернаром Грумом, так как при доме не было отдельного сада, где можно было бы держать собаку, а был один большой сад, окружавший оба дома. Грум был злой собакой, которую нельзя было выпускать без намордника, и я опасалась, что он своим поведением разгонит всех абонентов, что действительно могло случиться, так как на незнакомых он кидался. Когда его куда-то отдали, он пришел назад и так делал два раза, пока его не отдали такому хозяину, который его посадил на цепь. Я теперь удивляюсь, как мне было не жаль расстаться с этой угрюмой, но умной и преданной собакой…’

Мария Брусянина признавалась впоследствии, что жизнь в доме на Малой Объездной улице в Лесном явилась одним из счастливейших периодов в ее жизни. Мария Ивановна была настоящей хранительницей семейного очага. Кроме того, она обладала и литературными способностями. Об одном из своих литературных опытов, связанном с всеобщим патриотическим подъемом в начале Первой мировой войны, она не без улыбки рассказывала в своих воспоминаниях. Всплеск национальных чувств отразился в литературе и в поэзии.

0x01 graphic

^{М.И. Брусянина. Фото середины 1910-х гг. В 1917 г., судя по оборотной стороне, фотокарточка по каким-то причинам использовалась ‘Комиссариатом 2-го Лесного подрайона’ как удостоверение личности. Из архива В.О. Брусянина}

‘Я тоже заплатила дань этому поветрию, — вспоминала Мария Ивановна. — Как-то раз, увидя в окне магазина портрет короля Альберта, тогда чрезвычайно популярного, я купила его и, придя домой, повесила на стене своей комнаты… Было что-то в этом лице, что вызвало во мне какое-то особое состояние. В уме сами собой стали складываться размеренные рифмованные строчки и, наконец, вылились в стихотворение. Я прочитала его мужу, он одобрил и отнес в журнал, который редактировал тогда поэт Леонид Галич, где оно и было вскоре напечатано вместе со стихотворением Георгия Иванова, тоже посвященным королю Альберту. Вскоре появилось второе, но неудачное, на ту же тему, которое было напечатано в журнале ‘Пробуждение’. Там же было напечатано и стихотворение ‘Павшим в бою’, которое Федор Федорович Фидлер счел достойным перевода на немецкий язык, что он и сделал. Последнее мне было чрезвычайно приятно, так как он сказал мужу, что это единственное, найденное им в военной литературе стихотворение, чуждое шовинизму и выражавшее общечеловеческие чувства’.

История имела продолжение. Под влиянием встречи с поэтессой и драматургом Людмилой Николаевной Рыжовой-Герст Мария Брусянина отправила свое стихотворение, посвященное королю Альберту, в бельгийское посольство. ‘Я еще не забыла учебника Иловайского, по которому мы изучали историю, и у меня в памяти сохранилась фраза: ‘Лавры Мильтиада не давали спать Фемистоклю’. Я почувствовала себя этим Фемистоклом и твердо решилась добиться мильтиадовых лавров…’.

0x01 graphic

^{Письмо, отправленное в Лесной М.И. Брусяниной. Из архива В.О. Брусянина}

Через несколько дней Мария Ивановна получила ответ от бельгийского посланника, в котором тот в изысканных выражениях сообщал, что перешлет письмо самому королю. А еще спустя некоторое время от посланника пришло новое письмо, в нем тот передавал благодарность короля. ‘Я была удовлетворена, — вспоминала Мария Брусянина. — Фемистокл сравнялся с Мильтиадом и мог спать спокойно’. Кстати, по ее же признанию, письмо бельгийскому королю вызвало осуждение некоторых знакомых, исповедовавших социалистические взгляды: они не преминули укорить Брусянину в ‘верноподданичестве’…

Деятельное участие принимала Мария Брусянина в возникшем в то время ‘Обществе молодежи и интеллигенции Лесного’. Оно ставило перед собой задачи просветительского характера, устраивало лекции, доклады, концерты.

На собраниях этого общества Мария Ивановна нередко выступала со своими стихотворениями. ‘Композитор Пергамент, который после отъезда Лабза жил в нижнем этаже нашего дома, положил на музыку мое стихотворение, которое на одном из концертов и исполнялось, — вспоминала Мария Брусянина. — Еще одно стихотворение положил на музыку композитор Кашеваров. Но того мне так и не удалось услышать. Разразилась революция, и в то время никто и не думал об издании романсов’.

В 1917 году литературная общественность Петрограда торжественно отметила 25-летие творческой деятельности писателя Брусянина. ‘Муж работал в двух газетах и зарабатывал очень хорошо, так что и материальное положение было удовлетворительное, — вспоминала Мария Брусянина. — Дети учились в Коммерческом училище в Лесном. Я принимала близкое участие в родительских комитетах. Так что жизнь была полна и интересна. Но в этой же квартире началась и несчастная полоса моей жизни и жизни нашей семьи’.

К сожалению, лесновская идиллия брусянинского семейства оказалась недолгой. Именно здесь, в доме на Малой Объездной, семейство Брусяниных встретило Октябрьскую революцию и пережило первые месяцы новой власти. Вскоре, в 1918 году, в Петрограде начался голод. Брусянины попытались искать спасения в деревне — сначала в Псковской губернии, а потом в Орловской. При этом писатель вовсе не отошел от общественной деятельности, наоборот, изо всех сил бросился в опасный водоворот жизни.

Благодаря содействию наркома продовольствия А.Д. Цюрупы Брусянина назначили инспектором ревизионной комиссии по снабжению Петрограда. Писатель не раз выезжал в центральные губернии России для организации помощи голодающей столице, что не мешало ему самому жить впроголодь. Увы, все это подорвало его здоровье, и деревня Нетрубеж стала последним пристанищем Брусянина.

Здесь писатель заболел сыпным тифом и скончался летом 1919 года. Как рассказывал внук В.В. Брусянина, после смерти писателя его семья ‘долго и трудно, с невероятными мытарствами, добиралась до Петрограда. Квартира оказалась разграбленной, почти все книги из огромной и богатой библиотеки растащены’. Помог семье A.M. Горький, когда-то хорошо знавший В.В. Брусянина: он выхлопотал паек и добился, чтобы вдову и детей Брусянина поселили в Доме искусств на углу Невского и набережной Мойки. Марии Ивановне назначили персональную пенсию.

Что же касается брусянинской ‘Библиотеки новых книг и журналов’ (точнее, того, что осталось от нее после разграбления), то власти передали книги в ‘Коммунальную библиотеку’ Выборгского района Петрограда. Ныне от лесновской библиотеки Брусянина уцелел только каталог — как бесценная реликвия, он бережно хранится в семейном архиве внука писателя, Вадима Олеговича Брусянина. На его страницах — пометки, сделанные рукой самой Марии Ивановны Брусяниной…

После смерти мужа Мария Ивановна сделала все, чтобы достойно воспитать детей и сохранить для потомков и для истории память о В.В. Брусянине. ‘Все последующие годы она занималась приведением в порядок уцелевший части архива мужа, который в тридцатые годы был передан ею в ЦГАЛИ и в Пушкинский дом, — рассказывает ее внук Вадим Брусянин. — Она работала над своими воспоминаниями, много занималась переводами, неоднократно предпринимала попытки к переизданию произведений В.В. Брусянина, вела переписку с литераторами, знавшими его и помнившими. Она воспитала в своих детях любовь и уважение к памяти их отца. И они стали достойными людьми, подлинными интеллигентами, впитавшими лучшие традиции дореволюционной русской культуры… Мария Ивановна умерла в блокадном Ленинграде 3 апреля 1942 года. Как и деда, ее погубили война и голод. И я всегда жалею, что так и не успел по-настоящему узнать и оценить эту незаурядную личность! Как много она смогла бы мне дать, проживи дольше…’

————————————

Источник текста: Лесной: исчезнувший мир. Очерки петербургского предместья

Оригинал здесь: http://www.telenir.net/kulturologija/lesnoi_ischeznuvshii_mir_ocherki_peterburgskogo_predmestja/p3.php

Сергей Евгеньевич Глезеров

Семейный очаг на Малой Объездной

Читайте также: