Семь язв Лондона, Гринвуд Джеймс, Год: 1869 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 35 минут(ы)

СЕМЬ ЯЗВЪ ЛОНДОНА.

(Изъ новой книги Гринвуда.)

I.
Безпризорныя дти.

Нищее населеніе. Нищія дти. Нсколько словъ о мрахъ касательно ихъ. Сто тысячъ бродячихъ дтей въ лондонскихъ улицахъ. Покинутые младенцы. Малолтніе рыночные шатуны.

Въ настоящее время, въ одной Англіи и Уэльс число дтей моложе шестнадцати лтъ, существующихъ на счетъ приходовъ, доходитъ до трехсотъ пятидесяти тысячъ!

Это число, конечно, поразитъ каждаго. Но едва-ли мене поразителенъ и тотъ фактъ, что двери различныхъ тюремъ раскрываются ежегодно боле, чмъ для ста тысячъ преступниковъ, которымъ эти тюрьмы служили боле или мене долгое время пристанищемъ, и которые теперь снова выпускаются на вольный свтъ, столь же неласковый для нихъ, какъ и прежде, и при этомъ сопутствуются только совтомъ: ‘берегитесь, чтобъ не попасться опять’. Мы не включаемъ въ это число огромной арміи малолтнихъ бродягъ. Я не знаю точно, откуда получены эти свднія, но въ настоящее время признано какъ фактъ, что въ предлахъ обширнаго, цвтущаго Лондона бродятъ ежедневно, какъ лтомъ такъ и зимою, до ста тысячъ мальчиковъ и двочекъ безъ присмотра, пищи, одежды и занятія. Превосходные кандидаты для каторги, рабочаго дома и наконецъ для Портленда и ссылки.

Эти послдніе сто тысячъ преимущественно заслуживаютъ названіе безпризорныхъ дтей. Строго говоря, нельзя назвать вполн безпризорными т триста пятьдесятъ тысячъ маленькихъ нищихъ, которые содержатся на счетъ налога для бдныхъ. По всей вроятности, по крайней-мр половина изъ нихъ никогда не были покинуты въ настоящемъ смысл этого слова.

Мистеръ Бембль {Извстная личность, надсмотрщикъ рабочаго дома изъ одного очерка Диккенса.} находитъ себ питомцевъ въ весьма различныхъ обстановкахъ: нкоторые изъ нихъ родились ‘въ дом’, но подъ какимъ нибудь предлогомъ были покинуты жестокими матерями, другіе ‘заблудшіе’ были найдены полиціею на улицахъ, на время отведены въ рабочій домъ и никогда не были прознаны никмъ. Здсь встрчается также какой нибудь ребенокъ бродячаго ткача или сапожника, который отправился странствовать съ цлью ‘поправиться’, но, не успвъ въ этомъ, не считаетъ нужнымъ вернуться домой. Вотъ эти дти или подобныя имъ дйствительно могутъ обвинить кого нибудь въ своей нищет, но даже изъ нихъ большая часть сдлались такими, какъ они есть, вслдствіе одного только несчастія. Когда смерть похищаетъ отца изъ-за того стола, гд едва-едва доставало мста для всхъ толпящихся вокругъ него голодныхъ ребятишекъ — похищаетъ въ цвт лтъ, безъ всякаго предварительнаго предостереженія или, что еще хуже, когда болзнь лишаетъ его силъ, то куда же дться матери и сиротамъ, какъ не въ рабочій домъ? Кто знаетъ, сколько подобныхъ случаевъ могли бы раскрыть намъ приходскія книги? Безъ сомннія, ихъ было бы вполн достаточно, чтобъ успокоить вчный страхъ властительныхъ лицъ насчетъ того, что они называютъ ‘поощрять пауперизмъ’. Право, изумляешься иногда, слушая, что говорятъ иные авторитеты. Недавно еще мистеръ Бартлей, читая въ обществ искусствъ статью ‘о воспитаніи нищихъ дтей’, воспользовался случаемъ, чтобы замтить:

‘Этихъ дтей нельзя назвать настоящими нищими, такъ-какъ виновниками ихъ несчастнаго положенія служатъ обстоятельства, которымъ они ничуть непричастны. Они или дти негодяевъ, калкъ, идіотовъ, или же сироты, незаконорожденныя и заброшенныя дти, и часто съ самаго ранняго возраста нуждаются въ защит закона, будучи лишены опоры своихъ естественныхъ попечителей, безъ всякой собственной вины. Въ подобномъ положеніи имъ остается только или пойти воровать, или умереть съ голоду на улицахъ, или же государство должно взять ихъ на свое попеченіе. Сверхъ того можно положительно утверждать, съ чисто коммерческой точки зрнія, что экономичне истратить на нихъ извстное количество образованія и систематичнаго воспитанія, нежели дать имъ взрости по примру ихъ родителей и товарищей по рабочему дому и сдлаться постояннымъ бременемъ для производительныхъ классовъ. Государство дйствительно признаетъ это и потому, въ теоріи, назначаетъ для всхъ нищихъ дтей содержаніе достаточное не только для удовлетворенія ихъ тлесныхъ нуждъ, но, до извстной степени, и для ихъ умственнаго развитія. Но въ то же время не слдуетъ вдаваться и въ противоположную крайность, т.-е. излишнею щедростью относительно ихъ поощрять пауперизмъ. Ни въ какомъ случа не должно благосостояніе ихъ превышать или даже равняться тому, которое всегда можетъ пріобрсти себ прилежный работникъ’.

Господинъ Бартлей изучилъ свой предметъ лучше большей части другихъ людей, сверхъ того, вс его поступки свидтельствуютъ о добромъ сердц и здравомъ смысл, однакожь, несмотря на это, ршительно невозможно согласиться съ вышеприведенными замчаніями. Но они тмъ боле заслуживаютъ наше вниманіе, что совершенно тмъ же духомъ проникнуты вс новйшія, улучшенныя системы приходскихъ реформъ. Зачмъ должны эти злополучныя созданья, ‘несчастное положеніе которыхъ вполн зависитъ отъ обстоятельствъ, которымъ они ничуть не причастны’, зачмъ должны они пользоваться меньшею долею благосостоянія, нежели какую можетъ пріобрсти себ прилежный работникъ? Неужели можетъ быть признано справедливымъ постоянно выставлять на видъ этимъ невиннымъ созданіямъ ихъ униженное положеніе и напоминать имъ, что единственное приличное для нихъ мсто,— это смиренно и безропотно пресмыкаться у самаго подножія великой, соціальной лстницы? Даже предполагая, что вс они дти ‘негодяевъ, калкъ и идіотовъ, или же сироты, незаконнорожденныя или заброшенныя дти,— предположеніе въ высшей степени невроятное,— все же, если мы однажды уже признали ихъ вполн невинными въ ихъ несчастномъ положеніи, то зачмъ же отказывать имъ въ возможномъ благосостояніи. Впрочемъ, я не стану вдаваться здсь въ вопросъ о положеніи нищихъ, такъ-какъ имъ посвященъ особый отдлъ этой книги. Какъ бы то ни было, вс наши триста пятьдесятъ тысячь нищихъ дтей не могутъ причисляться къ числу заброшенныхъ. Они составляютъ или, по крайней-мр, должны бы были составлять отдльный классъ, тяжкія лишенія котораго должны привлечь на себя вниманіе и попеченіе правительства.

Кром уже упомянутыхъ, существуютъ еще и другія заброшенныя дти, которыхъ нельзя причислить къ той десятой части милліона, которая бродитъ по улицамъ, по той простой причин, что они еще слишкомъ малы чтобы употреблять въ дло свои ноги. Но они подростаютъ, и въ настоящее время нечего опасаться, чтобы эта богатая жатва изъ сотни тысячъ бродягъ уменьшилась. Они размножаются въ такомъ множеств, что современная цивилизація можетъ, пожалуй, порадоваться, что мста, гд выростаютъ эти несчастныя дти, представляютъ такую богатую почву для тифа и холеры. Безъ этого они бы размножались какъ кролики, и вскор бы наводнили вс большія дороги, такъ что пришлось бы издавать парламентскій актъ (въ дополненіе къ недавно изданному касательно бродячихъ собакъ) противъ бродячихъ дтей, бгающихъ на свобод безъ намордника. Замтьте только, какое множество ‘городскихъ бедуиновъ’ (city arabs) встртите вы во время прогулки, хоть, напримръ, изъ Чипсайда въ Ислингтонъ. Вы не можете не признать ихъ. На каждомъ шагу вамъ попадаются также и другія дти, которыя хотя и не въ такихъ лохмотьяхъ и не такъ запачканы, какъ настоящіе маленькіе бродяги, но кажутся на видъ еще боле болзненными и голодными, однако легко различить эти два типа ‘имющихъ домъ’ и ‘бездомныхъ’, между ними такое же различіе, какъ между дворовою и уличною собакою, незнающей другой конуры, кром какого нибудь водосточнаго жолоба, въ которомъ изрдка удается найти что нибудь съдобное. Маленькіе оборвыши попадаются вамъ на каждомъ шагу, вы не можете пройти ни одной улицы, не услышавъ ихъ громкой просьбы о помощи, и въ этомъ отношеніи эта язва Лондона отличается отъ всхъ остальныхъ, исключая, можетъ быть, нищихъ. Впрочемъ, что касается до нищихъ, то, видя ихъ, вы не всегда можете поврить ихъ настоящей безпомощности и признать ихъ достойными вашей милостыни. Почти невозможно отличить по однимъ вншнимъ признакамъ обманщика отъ дйствительно нуждающагося. Блдныя щеки и впалые глаза могутъ быть дломъ искусства, а что касается до жалкихъ лохмотьевъ, то обманщикъ всегда лучше настоящаго бдняка съуметъ расположить ихъ такимъ образомъ, чтобы они выказывались передъ вами во всемъ своемъ безобразіи. Если же мы остановимся и станемъ взвшивать вроятности за и противъ, то предметъ нашихъ размышленій успетъ скрыться изъ виду прежде, чмъ мы придемъ къ какому нибудь ршенію, и нашей щепетильной благотворительнисти придется подождать другаго случая. Но никакихъ колебаній и сомнній не нужно для того, чтобы отличигь мальчика, рожденнаго и взросшаго на улиц, отъ такого, у котораго есть какой нибудь домъ, хотя бы этотъ домъ и состоялъ изъ грязной конуры, куда собирается все семейство на ночь и гд встрчается поутру за чмъ-то въ род завтрака. Въ выраженіи лица у этого послдняго вы замтите что-то совершенно недостающее у перваго, какую-то врожденную стыдливость и инстинктивное соблюденіе приличій, тогда какъ у лондонскаго цыганенка эти качества были смыты дождемъ и выжжены солнцемъ съ того самаго дня, когда онъ въ первый разъ выползъ изъ корзины съ охапкою сна на дн, которая служила ему колыбелью.

При этихъ послднихъ словахъ, мн кажется, я такъ и слышу восклицаніе недоврчивой читательницы: ‘Ну ужь это, конечно, чистыя выдумки! Когда же случается, чтобы колыбелью оборвышей служила корзина съ охапкою сна!’ Но я положительно увряю васъ, милостивая государыня, что это не выдумки, а настоящій, дйствительный фактъ. Вы не поврите, какія бываютъ иногда странныя колыбели! Въ другомъ мст этой книги я докажу вамъ, что для этого годится и корзина для винограда и лукошко для яицъ, это послднее, съ очень небольшимъ количествомъ сна на дн, служило даже колыбелью для больнаго младенца съ сломаною ногою! Я самъ былъ очевидцемъ слдующаго факта: сопровождаемый однимъ пріятелемъ, я отправился однажды осматривать малоизвстныя части Baldwin’s Gardens въ Leather Lane и, войдя въ одинъ знакомый мн подвалъ, нашелъ все семейство въ необыкновенномъ волненіи. Мать, высокая, костлявая, оборванная вдьма, подсунула себ подъ мышку грудного ребенка, а въ другой рук держала старые, испорченные каминные мхи, и изо всхъ силъ колотила ими молодаго джентльмена, лтъ одинадцати, который ревлъ во все горло.

‘Тише, тише, что это произошло у васъ, мистриссъ Донели? Дайте минутку отдохнуть вашей рук и разскажите намъ, въ чемъ дло?’

‘Въ чемъ дло! да ужь такое дло, что, право, можетъ лопнуть терпніе у бдной женщины!’ И, переходя изъ ярости въ отчаяніе, она стала разсказывать намъ очень патетично, какъ на нсколько минутъ только поручила этому негодному мальчишк Джону милую крошку, спокойно уснувшую въ ея корзин, а онъ, этотъ негодяй, не присмотрлъ за нею, а оселъ пронюхалъ ее да и ‘вылъ изъ постели!’

Моя опытность въ этомъ дл такъ велика, что когда нибудь я буду въ состояніи написать цлую книгу о домахъ и помщеніяхъ англійскихъ младенцевъ. Вскор посл описанной сцены съ корзиною, я увидлъ въ одной крохотной комнат, гд помщалось семейство изъ шести членовъ, троихъ ребятишекъ, отъ трехъ до восьми лтъ включительно, совершенно голыхъ. Это было лтомъ, и вс дти были отнюдь не больше одты, чмъ лсныя обезьяны, къ тому же они были такія худыя и грязныя, что каждое ребрышко ихъ истощеннаго тльца обрисовывалось ясно и казалось темно-коричневымъ. Завидвши меня въ дверяхъ, они тотчасъ же юркнули, какъ испуганные кролики, въ постель, т.-е. въ какую-то безобразную кучу вонючихъ тряпокъ и старыхъ, картофельныхъ мшковъ. Мать ихъ разсказала мн, что у нихъ не было ни единой тряпки и что они находится въ такомъ положеніи, какъ теперь, уже боле трехъ мсяцевъ.

Но вернемся къ племени маленькихъ ‘бедуиновъ’, скитающихся по улицамъ Лондона. Каждому, кто знакомъ съ ними, постоянно приходитъ въ голову вопросъ: ‘да откуда же они берутся? Они не завезены сюда изъ другихъ странъ, подобно другой лондонской язв, ‘маленькимъ шарманщикамъ и савоярамъ’. Когда нибудь должны они были быть грудными малютками, гд же выросли они? Въ очень отдаленныхъ, мрачныхъ мстностяхъ, милостивый государь, но, несмотря на это, если случится вамъ задать себ этотъ вопросъ, шатаясь по нарядной Regent street или по аристократической Belgravia, то, быть можетъ, фактическое ршеніе его гораздо ближе къ вамъ, нежели вы бы желали этого. Дйствительно, откуда же выводятся эти босоногіе, оборванные, неустрашимые, на все готовые бездомные мальчики? Поврьте мн, иногда это происходитъ столь же близко къ домамъ богатыхъ, какъ воробьи, гнздящіеся на крышахъ. Какъ часто случается наткнуться на цлый рядъ безобразныхъ дворовъ и ходовъ, утопающихъ въ нищет и грязи почти подъ самою тнью роскошныхъ дворцовъ великихъ міра сего! Увы! такіе случаи встрчаются цлыми дюжинами…

Эти хищное отродье рдко покидаетъ свои гнзда до тхъ поръ, пока не въ силахъ заниматься какимъ нибудь промысломъ на свой собственный счетъ, хотя бы и въ весьма ограниченныхъ размрахъ. По близости Covent Garden’а или Farringdon Market’а вы можете иногда встртить маленькій экземпляръ этого рода, котораго тащутъ его старшіе братья на старомъ, истертомъ поднос, преобразованномъ на этотъ разъ въ коляску. Не думайте, однако, что, катая такимъ образомъ ребенка, они дйствуютъ изъ одной доброты или нжности. Гораздо вроятне, что мать ихъ, занятая въ какомъ нибудь другомъ мст стиркою блья или глаженьемъ, оставила ихъ дома или на двор, строго на строго приказавъ имъ ни на минуту не оставлять малютку, но ихъ неотступно преслдуетъ мысль о выкинутыхъ сливахъ и апельсинахъ, которыми можно поживиться въ ‘Common Garden», и вотъ они придумали это остроумное соображеніе, которое заразъ удовлетворяетъ и материнскому приказанію, и ихъ жадности.

Чтобы хоть отчасти разршить загадку, ‘чмъ прокармливаются эти сто тысячъ маленькихъ, уличныхъ бродягъ’, я замчу здсь вскользь, что существенную часть своего пропитанія они добываютъ на рынкахъ. Право, можно было бы подумать, что по какой-то особенной милости провиднія, всякая гниль теряетъ для нихъ свои ядовитыя свойства и надляется качествами здоровой пищи. Случалось ли когда нибудь читателю видть ‘кормленье’ этихъ маленькихъ рыночныхъ хищныхъ въ август или сентябр мсяц? Это зрлище можетъ увидть только тотъ, кто привыкъ вставать рано, и можетъ добраться до Covent garden’а около того времени, когда кончается оптовая торговля на открытомъ воздух, т.-е. приблизительно къ восьми часамъ утра. Ребятишки собираются вокругъ кучи гнилушекъ, выкапываютъ сливы, превратившіяся въ одну полуизгнившую массу, апельсины и яблоки, совершенно утратившіе свой первоначальный цвтъ и форму, и пожираютъ все это съ жадностью утокъ или поросятъ. Я говорю по собственному опыту, потому что самъ видлъ ихъ за дломъ. Я видлъ, какъ одинъ изъ этихъ маленькихъ, голодныхъ волчатъ набилъ себ всю свою изодранную шапку сливами такого сорта, что я бы ни за какія деньги не позволилъ моему ребенку състь ни одну изъ нихъ, и это въ такое время года, когда врачебное начальство, испуганное быстрыми успхами холеры, повсюду развсило предостереженія и упрашивало, умоляло народъ воздерживаться отъ того, сего и другого, въ особенности же беречься не совсмъ сплыхъ и свжихъ фруктовъ. Судя по настойчивости, съ которой напирали на это послднее предостереженіе, можно было подумать, что изъ этой одной шапки маленькаго оборвыша можетъ выйти достаточно холеры для того, что уложить дюжину здоровыхъ мужчинъ, но, несмотря на это, онъ все продолжалъ жевать, пока не очистилъ всю свою грязную тарелку, и потомъ еще, причмокивая, облизалъ себ вс пальцы. Конечно, я не могъ насильно лишить мальчика добычи, которая длала его предметомъ зависти мене счастливыхъ товарищей, а потому я обратился къ рыночному надсмотрщику, спрашивая его, нтъ ли возможности, зная наклонности этихъ несчастныхъ дтей, выкидывать гнилушки въ такое мсто, гд они бы не могли достать ихъ, но онъ отвтилъ, что это не его дло и что ему все равно, что бы они ни ли, лишь бы не таскали и не воровали, затмъ онъ вжливо замтилъ мн, что, должно быть, у меня нтъ лучшаго занятія, если я забочусь объ этой ‘маленькой сволочи’, которую ничто не проберетъ. Онъ поврилъ мн свое внутреннее убжденіе, что они сотворены немного на подобіе страуса, и что даже гвозди не повредили бы имъ ни мало, еслибъ они только могли пропустить ихъ въ глотку. Несмотря на то, что факты, казалось, дйствительно подтвержали слова остроумнаго смотрителя, но я все-таки остался при прежнемъ убжденіи, и теперь беру смлость предложить тотъ же совтъ каждому изъ надзирателей Covent Garden’а или Farringdon Market’а. которому можетъ попасться моя книга. Не можетъ быть и сомннія, что чрезвычайно опасно бросать негодные фрукты, такъ, какъ это теперь длается.— Не думаю, чтобы кто нибудь сталъ серьзно утверждать, что несчастныя, маленькія созданія, которыхъ голодъ заставляетъ подбирать всякую гниль, не платятся за это очень дорого. Весьма вроятно, что во многихъ случаяхъ у нихъ остается только достаточно силъ, чтобы доползти домой и умереть въ своихъ норахъ, словно отравленныя крысы. Что никто не замчаетъ ихъ отсутствія на рынк, это не можетъ еще служить доказательствомъ противнаго. Почти невозможно отличить ихъ одинъ отъ другого: они точно яблоки въ одной корзин или горохъ въ одномъ и томъ же горшк. Къ тому же невозможно и сосчитать, сколько ихъ. Въ общественномъ мнніи они стоятъ такъ же низко, какъ заблудшія, уличныя шавки, и, подобно имъ, только тогда привлекаютъ на себя вниманіе, когда выражаютъ наклонность кусаться или лаять. Еслибы сегодня поутру смерть вымела всхъ до одного этихъ грязныхъ оборвышей, подбирающихъ себ пропитаніе между кучами гнилушекъ на рынк, то завтра же рынокъ былъ бы столько же запруженъ ими, какъ и всегда.

II.
О родителяхъ нашего уличнаго населенія.

Кто матери ихъ?— Рынокъ дтскаго труда.— Печальные типы.— Бойкія задорныя дти.— Сожительство.— Бракъ.

Какъ ни интересно и ни поучительно всматриваться въ жизнь и привычки этого отребья человчества, но еще важне проникнуть въ этотъ вопросъ глубже и познакомиться съ родителями, особенно же съ матерями уличныхъ младенцевъ.

Ясно, что улица — нехорошій домъ для дтей, человческое существо, особенно же невинное человческое существо, внецъ всего созданія, одаренное вчной душою, такъ же не у мста въ грязи и разврат, какъ не у мста была бы дикая кошка въ частой и уютной дтской. Какъ же попали они на улицу? Если они и не родились въ грязной канав, то, очевидно, такъ близко къ краю ея, что одного неловкаго движенія, одной невинной дтской шалости было достаточно, чтобы перекувырнуть ихъ въ нее. Иные изъ нихъ, къ счастью немногіе, падаютъ при этомъ съ такой высоты, что остаются калками на всю жизнь и никогда уже не могутъ выползти на свтъ божій.

Я думаю, что не одинъ грубый, сознательный развратъ виновенъ въ нашемъ уличномъ населеніи, нельзя также обвинять въ этомъ нищету народа. Напротивъ того, если я не очень ошибаюсь, то надо искать главные источники этого вонючаго потока въ коммерческихъ предпріятіяхъ зажиточныхъ, хитрыхъ на выдумки, мелкихъ капиталистовъ, составляющихъ дловую часть нашего общества.

Въ нашей борьб за первенство въ промышленности мы мене, чмъ въ какомъ либо другомъ отношеніи походимъ на нашихъ предковъ. Быть можетъ, это свидтельствуетъ о развитіи нашей коммерческой предпріимчивости, но сомнваюсь, чтобы это способствовало хорошему, здоровому устройству человчества. Старая пословица ‘Работай изо всхъ силъ, коли хочешь разбогатть’ давно утратила всякій смыслъ и замнилась другою, боле мткою: ‘лучше не работай, а спекулируй!’

Спекулируй работою другихъ, кого бы то ни было, хоть даже маленькихъ дтей. Рынокъ дтской работы представляетъ самое обширное поле дятельности для этого новаго духа коммерческой предпріимчивости. Есть много такихъ работъ, гд совсмъ не требуется мышечная сила, все, что нужно, это ловкость и легкость руки, а этимъ одарены большею частью вс дти. Для такихъ работъ дти годятся даже лучше взрослыхъ, и къ тому же довольствуются пенсомъ тамъ, гд взрослый требуетъ не мене шиллинга. Но это все еще было бы ничего, еслибы ихъ заработокъ увеличивался съ годами, но такого рода разсчетъ совсмъ не входитъ въ виды этихъ кровопійцъ, жидовъ и христіанъ, которые кровь и плоть маленькихъ дтей превращаютъ себ въ хлбъ, и не только въ хлбъ, но и въ богатые дома, въ загородныя виллы и нарядные экипажи. Когда ихъ ‘рабочая сила’ переростетъ дтскій возрастъ, то эти предпріимчивые фабриканты уже не нуждаются въ ней и прогоняютъ прежнихъ работниковъ, чтобы дать мсто новому набору маленькихъ тружениковъ, съ радостью готовыхъ продать себя за такую цну, которою уже не довольствуются прежніе, этихъ же несчастливцевъ выгоняютъ вонъ и предоставляютъ имъ заработывать свой хлбъ какъ угодно.

Каждый, кому бы хотлось узнать кое-что о судьб маленькихъ работницъ двочекъ, можетъ каждый божій день удовлетворить своему любопытству: стоитъ только постоять нсколько времени, между двнадцатью и двумя часами, на Лондонскомъ или Blackpriar’скомъ мосту. Здсь онъ увидитъ пропасть молоденькихъ двушекъ изъ ремесленныхъ заведеній, торопящихся домой, гд ихъ ждетъ какая нибудь жиденькая похлебка, что нибудь ‘теплое’, что должно замнить имъ обдъ.

Стоитъ поглядть на нихъ каждому, кто сколько нибудь интересуется настоящимъ положеніемъ рынка дтской работы. Не знаю, на сколько справедливы частыя жалобы, что родъ человческій мельчаетъ, и что теперь мы рдко доживаемъ до преклоннаго возраста нашихъ предковъ, во всякомъ случа, нтъ сомннія, что мы старемъ раньше, чмъ старли наши дды. Тмъ не мене, хотя срокъ нашей жизни укоротился, можетъ быть, на десять или на пятнадцать лтъ, но закатъ нашей жизни такъ же продолжителенъ, какъ и въ доброе старое время, когда бодрые шестидесятилтніе старики могли еще перепрыгивать черезъ барьеры. Это должно быть такъ, а иначе бы древній законъ, называющій ребенкомъ каждаго человка моложе четырнадцати лтъ, никогда не былъ бы пропущенъ законодателями. Обратите же вниманіе на этихъ ‘малолтнихъ’ по закону, когда они выходятъ изъ фабрики небольшими группами или длинными рядами и торопятся изо всей мочи, чтобы поскоре поспть домой: имъ всего данъ одинъ часъ, и въ этотъ короткій срокъ они должны, можетъ быть, прогуляться мили дв взадъ и впередъ, отдыхая лишь въ т непродолжительныя минуты, когда могутъ упражнять свои жевательные органы.

Дйствительно, можно пожалть о добромъ старомъ времени уже за то, что тогда не было такихъ дтей, какъ эти! Блдные, истомленные, съ впалыми глазами, не врится, чтобъ они когда нибудь были грудными младенцами. Посмотрите на этихъ крошекъ, голова ихъ едва доходитъ до пояса угрюмаго полисмена на мосту, но на лбу у нихъ выведена неизгладимыми чертами жалкая повсть человческой жестокости въ отношеніи къ нимъ. Какія блдныя, болзненно сжатыя губы! Какое выраженіе грустной, старческой опытности! Кто бы сказалъ, что это молодыя двушки, которыя когда нибудь сдлаются старухами! Можно подумать скоре, что по какому-то противоестественному ходу вещей, он когда-то были старухами и теперь опять молодютъ, что когда-то имъ было семьдесять лтъ, но что на вершин жизни он повернули назадъ вмсто того, чтобы перешагнуть черезъ край, и теперь снова вернулись къ тринадцати. Но старыя, дряхлыя головы на молодыхъ плечахъ выдаютъ ихъ тайну.

Однакоже, этотъ печальный типъ подросшаго, заброшеннаго ребнка все-таки не самый жалкій изъ всхъ тхъ, которые въ такомъ множеств и съ такою поспшностью проходятъ мимо васъ. Иныя идутъ пасмурно и угрюмо, какъ будто постигли безжалостную истину, что для нихъ ‘нтъ исхода’, и такъ и застыли въ этомъ сознаніи. Он такъ освоились съ невзгодами жизни, что теперь сносятъ все безъ ропота и находятъ даже какое-то болзненное наслажденіе растравлять свои раны. Но не он всхъ боле достойны нашего сожалнія, а также и не эти нжныя, болзненныя двочки. Ихъ слабое здоровье не выдержало ядовитой атмосферы душныхъ, набитыхъ мастерскихъ, поздняго бднія по ночамъ и вчнаго шлянья, утромъ и вечеромъ, въ дождь и вьюгу, въ старыхъ, истоптанныхъ башмакахъ, и въ одномъ, истасканномъ салопчик, промокающемъ при первомъ дожд. Какъ ни печально положеніе этихъ бдняжекъ, но глядя на нихъ мы утшаемся мыслью, что ихъ ужь не надолго хватитъ. Гораздо боле тревожитъ насъ участь двочки совершенно другаго типа.

Это плотный, бойкій ребнокъ, лтъ четырнадцати, ростомъ не больше четырехъ футовъ, но уже вполн владющій собой и съ такими дерзкими, наглыми глазами, которые бы годились для любой ‘дочери полка’. Она водится все съ своего же поля ягодками. Не надо много опытности, чтобы съ перваго же взгляда угадать, чмъ занимаются эти двочки, не подлежитъ сомннію, что эти опасныя дти приготовляютъ искусственные цвты. Ихъ зубы обезцвчены и посинлыя ноздри всегда имютъ такой видъ, будто нуждаются въ носовомъ платк. Но это только слдствіе опаснаго яда, употребляемаго въ ихъ отрасли промышленности, вроятно мышьяковистой мди, такъ-какъ этотъ чрезвычайно вредный минералъ, превосходнаго зеленаго цвта, въ большомъ употребленіи у цвточницъ и очень нравится покупателямъ. Вотъ он идутъ, ни мало не робя въ толп, какъ будто привыкли считать большую дорогу своимъ домомъ и все человчество своими братьями, любая изъ нихъ могла бы уже разсказать вамъ длинную повсть о себ и уснастила бы свою рчь большимъ количествомъ смха и вольныхъ жестовъ. Она принадлежитъ къ числу такихъ, которыхъ, увы, не мало въ Лондон и у которыхъ способность измышлять развилась прежде, чмъ он научились ходить и говорить. При хорошемъ воспитаніи изъ такихъ двочекъ выходятъ умныя, способныя женщины, съ твердымъ характеромъ и тонкою проницателностью. Но дурное смя быстро прививается къ нимъ. Его не заморишь голодомъ, не убьешь морозомъ. На свобод оно выростаетъ, преодолвая и задушая вс препятствія, и вскор становится преобладающимъ.

Эта двочка — сущая язва мастерскихъ, биткомъ набитыхъ молоденькими швейками, цвточницами или галантерейными мастерицами. Ея постоянная, напускная веселость привлекаетъ ихъ къ ней, ея оживленные разсказы служатъ развлеченіемъ отъ монотонной, томительной работы. Она забавляетъ ихъ описаніемъ ‘продлокъ’ и ‘шалостей’, которыми развлекалась съ другими подругами, а иногда нагло хвастается и боле серьзными проступками. Она была и въ театр, и на ‘балахъ’ и, бдняжка, по мр силъ своихъ старается подражать послдней мод и носитъ свои старыя, полинялыя лохмотья съ такою увренностью, будто не носила ничего другаго со времени своего невиннаго дтства,— а это, должно быть, было много, много лтъ тому назадъ. У нея всегда водятся деньги, немного, но достаточно для покупки разныхъ сластей, и голодныя подруги жестоко мучатся, видя какъ она лакомится ими. Дружба стоитъ чего нибудь, и многія стараются пріобрсть ее, но мы не станемъ описывать, къ чему это приводитъ ихъ.

Въ пятнадцать лтъ двушка, воспитанная въ лондонскихъ мастерскихъ, уже пріобрла всю житейскую опытность, которою обладаютъ обыкновенно восемнадцати и двадцатилтья женщины. Она уже иметъ своего ‘молодаго человка’, и сопровождаетъ его по вечерамъ въ дешевые концерты и кабачки, а по воскресеньямъ и праздникамъ детъ съ нимъ въ Гэмптонъ или въ Гринвичъ на шестипенсовомъ пароход. Въ шестнадцать лтъ ей уже надодаютъ ухаживанья любовника и, если только молодой человкъ согласенъ, то парочка заводитъ общее хозяйство и поселяется вмст.

Иногда они женятся, и хотя многіе увряютъ противное, но будьте уврены, что на замужство въ ея класс совсмъ не смотрятъ слегка. Напротивъ того, многіе такъ гордятся свадебнымъ контрактомъ, что вывшиваютъ свидтельство о немъ на стн лучшей комнаты, словно какую-нибудь дорогую картину, съ тмъ только страннымъ и необъяснимымъ отличіемъ, что если между прочею хозяйскою утварью, въ дом есть и часы, то свидтельство о брак почти всегда вшается подъ ними. Господинъ Кэтлинъ изъ Cow Cross Mission, первый обратилъ мое вниманіе на эту странность, и потомъ, когда мы осматривали съ нимъ отвратительные дворы и ходы по близости дома миссіи, то намъ часто приходилось встрчать примры этого обычая. Но даже и онъ, такъ хорошо знакомый съ нравами и привычками всхъ лондонскихъ парій, не могъ объяснить мн его происхожденія. Когда онъ разспрашивалъ объ этомъ предмет, то ему всегда отвчали: ‘говорятъ, это приноситъ счастье’.

Расходы, сопряженные съ самимъ обрядомъ, длаютъ изъ брака исключеніе, а не общее правило. По крайней-мр, значительность этихъ расходовъ всегда служитъ извиненіемъ. Я думаю, здсь будетъ у мста, какъ прямо относящееся къ вопросу о заброшенныхъ дтяхъ, упомянуть о стараніяхъ нкоторыхъ благонамренныхъ людей уменьшить число холостыхъ мужчинъ и женщинъ, скученныхъ вмст въ ихъ жалкихъ жилищахъ и живущихъ какъ мужъ съ женою.

Съ этою цлью они придумали внчать даромъ преступныя пары. Приходскій миссіонеръ, который обыкновенно замчательно близко знакомъ съ семейными длами своей паствы, является къ молодымъ людямъ, у которыхъ часы висятъ на голой стн, и длаетъ имъ предложеніе повнчать, публиковать объявленія, заплатить церковнымъ служителямъ,— даромъ! Часто случается, что гршники, за недостаткомъ лучшаго предлога, извиняются неимньемъ приличнаго платья или куртки, чтобы явиться въ церковь, пастырь отмчаетъ себ это и, обыкновенно, вскор устраняетъ это затрудненіе самымъ пріятнымъ образомъ, и потомъ благословляетъ ихъ.

Все это прекрасно, но мн кажется, что и въ этомъ средств есть много важныхъ недостатковъ. Вопервыхъ, инстинктъ, побуждающій молодыхъ людей скучиваться вмст, подобно скотин въ хлву, весьма различенъ отъ того чувства, которое заставляетъ ихъ соединять вс свои интересы и самую жизнь неразрывно, до конца дней своихъ. Въ первомъ случа, мужчина, безъ всякой сильной привязанности, сходится иногда съ женщиною, которая, въ благодарность за помщеніе, пищу и покровительство, создаетъ ему какое-то слабое подобіе ‘дома’. Въ выбор такой женщины онъ совсмъ не руководится тми соображеніями, которыя, конечно, представились бы ему, еслибы онъ зналъ, что невозвратно связывается съ подругою всей своей жизни. Можетъ быть, ему извстна ея прежняя исторія до знакомства съ нимъ, и хотя онъ и не находитъ въ ней ничего привлекательнаго, но такъ-какъ безсрочной связи между ними нтъ, то они поживаютъ себ кое-какъ и не слишкомъ часто ссорятся.

Конечно, нельзя одобрить подобный союзъ, но не думаю, чтобы особенно полезно было связывать его священными узами брака! Разв можно назвать это бракомъ по любви? Не нелпо ли предполагать, что еслибы они дйствительно желали церковнаго благословенія, то ихъ удержала бы плата нсколькихъ шиллинговъ? Если они такъ мало уважаютъ священный обрядъ, что обходятся и безъ него, то едва-ли можетъ считаться великою побдою въ дл нравственности и религіи заставить ихъ ршиться на него изъ-за новаго платья или куртки, сопровождаемыхъ сверхъ того благосклонностью миссіонера, которому поручается обыкновенно раздача милостыни.

Нтъ спора, никто не принуждаетъ мужчину согласиться на уговоры тхъ, которые желаютъ сдлать изъ него честнаго члена общества, однакоже нельзя сказать, чтобы онъ дйствовалъ совершенно свободно. Если у такихъ людей уже есть дти, то жена тоже, обыкновенно, присоединяетъ свои просьбы къ уговорамъ священника. Къ тому же, что отвчать на такой простой вопросъ: ‘почему же вы не хотите?’ — когда все такъ великодушно придумано, когда вамъ доставляютъ даже настоящее, золотое внчальное кольцо, на мсто простого мднаго, и вамъ остается только придти въ церковь, гд уже ждетъ васъ священникъ и готовъ произнести надъ вами великія, навки связывающія слова. ‘Почему же вы не хотите?’ спрашиваетъ добронамренный миссіонеръ. Двушка, изъ нравственныхъ или изъ корыстныхъ побужденій, повторяетъ тотъ, же вопросъ. Молодой человкъ еще колеблется, но онъ не можетъ похвастать особою дальновидностью и въ душ чрезвычайно равнодушенъ къ этому вопросу, его ни чуть не тревожитъ ни нравственная, ни религіозная сторона дла. Когда священникъ говоритъ ему: ‘подумайте только, какъ спокойне будетъ ваша совсть, когда вы поступите такъ, какъ этого требуетъ справедливость относительно женщины, которую вы выбрали себ въ подруги’, онъ киваетъ головой, какъ бы соглашаясь съ этимъ, но такъ-какъ совсть не очень-то мучила его до сихъ поръ, то слова эти, наврное, не производятъ на него большаго впечатлнія. Изъ десяти разъ девять вс его размышленія приводятся къ слдующему заключенію: ‘мн все равно. Мн это ничего не будетъ стоить. Пусть будетъ по ихнему!’

Но къ какому же окончательному результату приводятъ вс старанія и торжество добраго миссіонера? Позолота, которою онъ такъ тщательно прикрылъ жесткую цпь, навсегда приковывающую человка къ семейству и порядочности, стирается въ весьма короткое время. Потъ, капающій съ лица бдняка, не только не поддерживаетъ ея блеска, но заставляетъ скоре ржавть. Онъ чувствуетъ, что онъ не въ выигрыш отъ всего этого дла.

Одна изъ подобныхъ жертвъ такъ повряла мн свои печали:

‘Я не говорю, чтобы жена моя стала хуже, чмъ была, да и лучшаго не вижу въ ней!’

‘Но если она не хуже, чмъ была, то чмъ же вы недовольны?’

‘Эхъ, сударь, не понимаете вы этого! Что прежде хорошо было, то теперь уже не годится. Вотъ хоть, примромъ сказать, нанялъ бы я у сосда тачку и возилъ бы въ ней свой товаръ, она и величины хорошей и возится легко, плачу я за нее восемнадцать пенсовъ въ недлю, ну и доволенъ. Все идетъ хорошо, какъ вдругъ приходитъ ко мн малецъ, да и говоритъ: ‘что теб за охота нанимать тачку, отчего ты свою собственную не заведешь? Вдь теб всегда нужна будетъ тачка, зачмъ же не купить теб эту?’ ‘Оттого, что денегъ не хватаетъ’, отвчаю я. ‘Только-то’, говоритъ онъ, ‘ну, такъ и быть, деньги найдутся у меня и тачка будетъ твоею,— коли ты побожишься, что въ жизнь не возьмешь себ другой тачки’. Ну, что жь, я ничего, я знаю, что тачка хорошая и удобная, и согласенъ. Но вотъ только что она длается моей, я начинаю въ нее поближе всматриваться, и вдругъ открываю въ ней разныя разности, которыхъ прежде и не видлъ. Вотъ тутъ винтъ развинтился, а тамъ доски не хватаетъ! Здсь худо, и тамъ скверно. Вотъ и забивается мн въ голову эта тачка! и все-то я объ ней думаю и всякіе въ ней пороки нахожу. Все-то мн думается: ‘пока еще все ладно, старуха, т.-е. старая тачка! а ужь когда нибудь покажешь ты мн себя! Вотъ и страшно мн длается, а вдь не было бы страшно, еслибы я попрежнему только нанималъ ее!’

‘Да, по вдь вы забываете, что тачка, какъ вы называете ее, не виновата въ вашемъ страх. Она такъ же хорошо будетъ служитъ вамъ, какъ и прежде. Съ этимъ вы согласитесь, надюсь’.

‘Такъ-то такъ, только вотъ что худо: что она навсегда. Впрочемъ, можетъ, вы и правы, да отъ мысли этой никакъ не отвяжешься!’

Я бы ничего не могъ придумать, что бы рельефне выразило мысль моего пріятеля-зеленщика, чмъ его собственная аллегорія о тачк. Примняя ее къ интересующему насъ вопросу, я вовсе не думаю, чтобы негодность ‘тачки’, или ея преждевременное паденіе были виною несчастнаго положенія всхъ бездомныхъ дтей. Я хотлъ только показать, что если и удается иногда притянуть нсколько паръ къ внцу и связать ихъ законными узами, то это еще мало ведетъ къ улучшенію нравственности въ нашихъ бдныхъ кварталахъ и дворахъ, а слдовательно, и немногимъ способствуетъ уменьшенію числа бездомнаго уличнаго населенія. Несомннно, что отвратительное скученіе молодыхъ людей обоего пола въ грязныхъ конурахъ и заднихъ дворахъ Лондона многимъ виновато въ этомъ множеств безпризорныхъ дтей, и надо надяться, что вскор найдется какой-нибудь умный человкъ, который обратитъ вниманіе на этотъ вопросъ.

Докторъ Летсби, въ своемъ недавнемъ отчет, представленномъ коммисіонерамъ лондонскихъ водосточныхъ трубъ, говоритъ: ‘Въ эти послдніе три мсяца я употребилъ много труда, чтобы вполн познакомиться съ жилищами, правами и болзнями бднаго населенія. Я тщательно осмотрлъ 2,208 комнатъ, и въ общемъ результат оказалось, что вс он грязны, сыры, слишкомъ набиты и дурно провтриваются. Въ 1,089-ти изъ этихъ комнатъ, которыя населены въ настоящее время, помщаются 5,790 жильцовъ, принадлежащихъ къ 1,576-ти разнымъ семействамъ. Уже не говоря о тхъ многочисленныхъ случаяхъ, когда цлое семейство, мужъ, жена и четверо или пятеро ребятъ, сбиты въ одну жалкую, маленькую, нездоровую коморку, нердко случается, что взрослые обоего пола, принадлежащіе къ разнымъ семействамъ, помщаются въ одной комнат. Нердко видишь троихъ или пятерыхъ взрослыхъ мужчинъ и женщинъ, не считая еще нсколько ребятишекъ, скученныхъ вмст, подобно безсловеснымъ животнымъ или первобытнымъ дикарямъ. Понятно, что при подобной жизни утрачивается всякій человческій инстинктъ приличія и скромности. Такъ же, какъ и предшественникъ мой, я видлъ взрослыхъ мужчинъ и женщинъ, спящихъ вмст съ родителями, братьями, сестрами и другими родственниками на одной и той же постел изъ соломы и грязнаго тряпья. Иногда рядомъ съ ними помщался и какой-нибудь случайный товарищъ дневнаго шатанья, приставшій къ нимъ на день или на два. Тутъ вы увидите и женщину въ родахъ посреди другихъ мужчинъ и женщинъ разныхъ семействъ, нанимающихъ ту же комнату, гд рожденіе и смерть идутъ рука объ руку, гд новорожденный младенецъ, больной лихорадкою, и непохороненный трупъ лежатъ рядомъ въ обществ другихъ жильцовъ. Изъ многихъ упомянутыхъ мною случаевъ нкоторые особенно привлекли мое вниманіе своею необычайною безнравственностью, напримръ, т случаи, когда трое или четверо взрослыхъ людей обоего пола, не считая ребятишекъ, живутъ въ одной комнат, и часто даже спятъ въ одной постел. Въ трехъ или четырехъ мстахъ я нашелъ, что сорокъ-восемь мужчинъ, семьдесятъ-три женщины и пятьдесятъ-девять дтей помщаются въ тридцати-четырехъ комнатахъ. Въ одной комнат жило двое мужчинъ, три женщины и пятеро дтей, въ другой — одинъ мужчина, четыре женщины и два ребенка. Недли дв тому назадъ, я вошелъ въ одну изъ заднихъ комнатъ перваго этажа No 5, она была занята однимъ мужчиною, двумя женщинами и двумя дтьми, тутъ же лежало и тло бдной двушки, умершей въ родахъ нсколько дней тому назадъ. Оно лежало между живыми на голомъ полу, непокрытое, безъ савана и гроба. И потомъ вы удивляетесь, что сердце черстветъ и чувства притупляются, когда постоянно видишь передъ собою подобныя картины!

‘Воздухъ въ нкоторыхъ изъ этихъ комнатъ такой душный и злокачественный, что я пытался даже изслдовать его химически, чтобы убдиться, не заключается ли въ немъ какихъ-нибудь особыхъ продуктовъ разложенія, сообщающихъ ему скверный запахъ и ядовитыя свойства. Я нашелъ, что не только въ немъ не заключается надлежащей пропорціи кислорода, но еще сверхъ того онъ содержитъ втрое противъ обыкновеннаго угольной кислоты и большое количество водяныхъ паровъ, насыщенныхъ какимъ-то очень вонючимъ, щелочнымъ веществомъ. Это послднее есть несомннно продуктъ разложенія разныхъ гніющихъ, злокачественныхъ испареній, заражающихъ весь воздухъ въ комнат. Какъ я, такъ и предшественникъ мой уже не разъ пытались обратить ваше вниманіе на этотъ вонючій источникъ всевозможныхъ болзней, и на т послдствія, которыя должны произойти отъ скученія столькихъ человческихъ существъ на чрезвычайно ограниченномъ пространств. Теперь я снова возвращаюсь къ этому важному вопросу, такъ-какъ губительное вліяніе подобной обстановки выражается, не только тмъ, что зарождаетъ лихорадки и всякія другія болзни, но и тмъ, что развращаетъ все подростающее поколніе, убиваетъ въ зародыш всякія хорошія чувства, подготовляетъ негодяевъ и злодевъ, и, благодаря беззаботности общества, разсеваетъ смена порчи, разврата и преступленія.

III.
Нсколько словъ и фактовъ о проституціи.

Прежде всего бросимъ бглый взглядъ на размры, до которыхъ разрослась у насъ эта страшная болзнь. Кром цифръ и фактовъ, имющихся у меня подъ руками, я ршительно не знаю никакихъ новйшихъ данныхъ по этому вопросу. Еслибы только существовала хоть малйшая возможность добыть гд бы то ни было боле точныя цифры, я бы, конечно, не полнился сдлать это, но вс отчеты, которые я видлъ, до такой степени разнятся между собою въ цифрахъ, такъ несогласны во всхъ подробностяхъ, и такъ невроятны, что я беру офиціальныя данныя, несмотря на то, что он собраны около десяти лтъ тому назадъ, и, вслдствіе этого, не вполн соотвтствуютъ настоящему положенію дла. Всю отвтственность за точность приводимыхъ чиселъ я слагаю на начальство лондонской городской полиціи.

Оказывается, что въ періодъ составленія этихъ отчетовъ въ предлахъ вднія полиціи состояло до 8,600 публичныхъ женщинъ, которыя распредлялись различнымъ образомъ по публичнымъ домамъ разныхъ кварталовъ Лондона {Цифры полицейскихъ отчетовъ не даютъ даже приблизительнаго понятія о числ публичныхъ женщинъ Лондона, такъ-какъ проституція не признается въ Англіи закономъ и публичные дома запрещены. Нкоторые изъ писателей, изучившихъ этотъ вопросъ основательно, напримръ Мегью (Mayhew), насчитываютъ въ Лондон до 90,000 публичныхъ женщинъ, и нтъ сомннія, что цифра эта близка къ истин.}.

Не входя въ слишкомъ отталкивающія подробности, я постараюсь дать читателю нкоторое понятіе о томъ, какимъ образомъ ведется эта гнусная торговля, и укажу на разные способы и уловки, употребляемые въ этомъ промысл. По своимъ размрамъ и способу веденія дла, распутные дома Лондона представляютъ почти такое же разнообразіе, какъ и вс другія коммерческія предпріятія. Распутные дома существуютъ какъ въ самыхъ фешенебельныхъ, такъ и въ самыхъ гнусныхъ кварталахъ Лондона, и многіе изъ нихъ платятъ за наемъ квартиръ по триста и по четыреста фунтовъ въ годъ, но, конечно, не въ этихъ аристократическихъ притонахъ разврата слдуетъ искать наибольшихъ страданій: здсь продается только самый дорогой товаръ, и самый простой разсчетъ и собственная выгода заставляетъ содержателей этихъ заведеній обращаться очень осторожно съ предметомъ своей торговли. Да и сами женщины этого рода никогда не потерпятъ дурнаго обращенія со стороны тхъ, кто содержитъ ихъ. Он ‘знаютъ себ цну’, обыкновенно сами очень дерзки, требовательны и грубы относительно своихъ ‘хозяевъ’. Въ противоположность своимъ сестрамъ по несчастію, погрязшимъ вполн въ безвыходную нищету, он не встрчаютъ ни малйшей трудности найти себ новый домъ и новаго хозяина. Сотни заведеній, подобныхъ тому, которому такая женщина въ настоящее время длаетъ честь своимъ присутствіемъ, открыты для нея. Пока у нея красивое личико и полный кошелекъ, вся дьявольская стая содержателей публичныхъ домовъ ршительно рабы ея, готовые лобызать прахъ ея ногъ до тхъ поръ, пока она платитъ имъ свои десять гиней въ недлю и заставляетъ своихъ ‘друзей’ пить шампанское по фунту стерл. за бутылку. Во всякомъ случа, ей еще осталось много времени, прежде чмъ дойти до положенія ‘простой проститутки’, она еще не попала въ полицейскій списокъ, и всякій блюститель порядка въ синемъ фрак, въ скромной надежд на сиксъ-пенсъ (6 пенсовъ — 15 коп.), охотно приподыметъ передъ ней свою шляпу и поторопится открыть ей дверцы экипажа.

Сердца многихъ строгихъ судей поневол смягчились бы и руки, поднятыя съ цлью сломать мостъ, соединяющій этихъ несчастныхъ съ честнымъ населеніемъ, опустились бы, еслибы он только знали т лишенія и глубокія несчастія, которыми такъ полна жизнь падшей женщины. Около тысячи женщинъ, обозначенныхъ въ полицейскомъ отчет, какъ ‘хорошо одтыя и живущія въ распутныхъ домахъ’, далеко не показываютъ намъ всей глубины общественнаго зла въ его нагот. Женщины эти до извстной степени свободны, он могутъ жить, какъ имъ заблагоразсудится, движенія ихъ не стснены, он могутъ оставаться дома или вызжать, одваться, какъ хотятъ, и тратить свои заработки, какъ имъ вздумается. Но у нихъ есть сестры по несчастію, которыя абсолютно лишены всякой свободы. Ихъ слдуетъ искать въ числ тхъ 2,216 женщинъ, которыя значатся въ полицейскомъ отчет, какъ ‘хорошо одтыя и гуляющія по улицамъ’, — это несчастныя, которыя не имютъ ршительно ничего своего въ этомъ мір. Каждая изъ нихъ есть только отдльная единица изъ тысячи, бродящей по улицамъ Лондона, самая несчастная, самая притсненная изъ всей огромной семьи проституціи. Женщины эти связаны по рукамъ и ногамъ хозяевами и хозяйками, высасывающими ихъ кровь. Положеніе ихъ несравненно хуже, чмъ положеніе негритянокъ на плантаціяхъ, потому что эти послднія могутъ назвать своими хотя т лохмотья, которыми покрыто ихъ тло, и своимъ тотъ уголъ, который отведенъ имъ въ общей хижин посл работъ. Но у этихъ рабынь лондонской мостовой нтъ своего ни души, ни тла, яркія платья и кружева, въ которыя он одты, не принадлежатъ имъ. Он всецло собственность тхъ изверговъ въ человческомъ образ, которые содержатъ притоны, называемые этими несчастными своимъ ‘домомъ’. Вы никогда не можете составить себ понятія о той крайней степени нищеты, въ которую погружена эта ярко-разряженная проститутка: на улиц роскошно одтая, начиная отъ атласныхъ башмаковъ и до разукрашенной перьями шляпки, она бдне, чмъ самый послдній нищій, вымаливающій подъ окнами корку хлба.

Женщины эти извстны въ Англіи подъ названіемъ ‘dress lodgers’ {Буквально ‘жилица съ платьемъ’, за неимніемъ подходящаго названія можно оставить англійское названіе.}, — это несчастныя существа, дошедшія, вслдствіе разныхъ обстоятельствъ, до послдней степени нищеты и униженія. Часто главную причину паденія составляла болзнь. Иногда, когда въ такой домъ попадетъ несчастная двушка, слишкомъ новичокъ въ ремесл, чтобы подчиняться безпрекословно всмъ вымогательствамъ и страшному грабежу содержателей притоновъ, ее ‘переламываютъ и подчиняютъ’ помощью какой-нибудь уловки или западни. Одна подобная двушка разсказывала недавно одному изъ моихъ пріятелей, священнику, слдующее. Прійдя въ отчаяніе отъ притсненій и угрозъ своей хозяйки, она обратилась къ нему за совтомъ. ‘Я была довольно дурнаго поведенія и прежде — говорила она — но я не была воровкою. Я занималась этимъ дломъ всего только одинъ мсяцъ, и у меня было еще нсколько хорошихъ платьевъ и серебряные часы съ золотою цпочкою, когда я поселилась въ этомъ дом. Сначала все шло хорошо, пока я бросала деньги, какъ дура, покупала джинъ и угощала ихъ всхъ, но когда затмъ я одумалась, и объявила содержательниц, что мн это надоло, и что я намрена платить ей за мою комнату, по уговору, девять шиллинговъ въ недлю, и больше ничего, она поклялась, что ‘сломитъ меня и заставитъ подчиняться себ’. Все это я узнала только впослдствіи, потому что въ то время хозяйка вела себя наружно очень хорошо со мною, просила не оставлять ее, льстила мн и жаловалась, что она разорится, когда мужчины увидятъ, что самая красивая изъ ея двушекъ оставила ее. Она придерживалась нкоторое время этой манеры, какъ вдругъ однажды, когда я вернулась домой, она обвинила меня въ томъ, будто я украла у одного гостя, остававшагося у меня прошлой ночью, брильянтовую застежку. У нея былъ въ это время какой-то мужчина, объявившій мн, что онъ ‘секретный полицейскій’, и хотя мой ящикъ былъ закрытъ, но онъ отперъ его безъ меня и божился, что нашелъ тамъ застежку, которую и показалъ мн. Все это была ложь. У меня точно былъ прошлой ночью гость, но у него на галстух была не застежка, а кольцо — въ этомъ я могла побожиться, однако, вс мои увренія оказывались напрасными, они кричали, что я воровка, и что меня тотчасъ сведутъ въ полицію. Что мн было длать? Я просила полисмена не брать меня, я умоляла хозяйку заступиться за меня, и она сдлала видъ, что соглашается на это. Она ушла въ другую комнату вмст съ мнимымъ полисменомъ, и затмъ, вернувшись, сказала мн, что онъ согласенъ взять десять фунтовъ, чтобы затушить все дло. Съ тхъ поръ я видла не разъ этого человка, онъ жилъ, какъ ‘bally’ {‘Bally’ называется мужчина, который содержится въ нкоторыхъ публичныхъ домахъ Лондона, чтобъ помогать въ случа дракъ, а иногда чтобъ и ограбить пьянаго гостя.}, въ одномъ распутномъ дом въ Уатерлоо-родъ, но въ то время я поврила, что это былъ переодтый полисменъ. Конечно, у меня не было за душой не только десяти фунтовъ, но и десяти шиллинговъ, однако, хозяйка предложила мн дать взаймы десять фунтовъ подъ ‘обезпеченіе’, и вотъ я заложила, или просто продала ейна бумаг вс платья, которыя были у меня, не исключая того, въ которомъ была одта въ то время: ‘припишите и это, Мегъ — говорила хозяйка — я, по крайней-мр, буду тогда спокойне, что вы не сбжите’. Я продала ей также мои часы — словомъ, все имущество, и дала, кром того, росписку на пять фунтовъ, тогда она устроила дло съ полисменомъ, и онъ убрался, оставивъ меня въ поко.

‘Вотъ какимъ образомъ меня закабалили въ ‘dress lodger’. Хозяйка не считала нужнымъ играть эту комедію дальше, она подошла ко мн той же ночью, говоря: ‘А, недотрога, большая барыня! теперь у тебя новая хозяйка, теперь ты должна работать изъ-за хлба, работать для меня — понимаешь? Ты не можешь работать, не можешь заработать ни пенса безъ щегольскаго платья, а всякая тряпка, надтая на теб, принадлежитъ мн, и посмй только заартачиться или сказать грубое слово, такъ я раздну тебя до нага и вытолкаю вонъ’.

‘Что же было говорить, что было длать?— продолжала несчастная, и слезы текли ручьемъ по ея, еще красивому лицу — вс двушки у хозяйки были тоже ‘dress lodgers’, и он, казалось, радовались, что вотъ и меня довели до того же уровня, он только хохотали, слушая хозяйку. Съ этихъ поръ я была постоянно въ положеніи ‘dress lodger’. Я не имю возможности заработать ни шиллинга для меня — она отнимаетъ все, что мн даютъ, и, кром того, вчно грозится раздть меня до нага и вытолкать на улицу, да кром того, взыскать судомъ пять фунтовъ, которые я должна ей’.

Священникъ спросилъ ее: ‘Какимъ же образомъ она можетъ такъ неустанно надзирать за вами? Вдь не вчно же вы у нея на глазахъ, выходите же вы изъ дома, отправляясь гулять по улицамъ?’

‘Я точно выхожу, но никогда не выхожу одна. Dress lodgers никогда не выпускаются изъ дому одн, я еще недавно живу такимъ образомъ, но это-то ужь успла узнать давно. За нами всегда слдитъ ‘шпіонъ’. Иногда шпіономъ служитъ женщина, какая-нибудь старуха, негодная ни на какое другое дло, но обыкновенно, ‘шпіонъ’ мужчина. Онъ вчно слдитъ за вами, идя сзади по другой сторон улицы. Онъ никогда не потеряетъ васъ изъ виду, никогда не ошибется. Стоитъ вамъ зайти на минуту въ кабакъ за глоткомъ джина, какъ онъ входитъ тоже туда, и ему слдуетъ поднести рюмку, хотя это и запрещается ему, то-есть пить джинъ — да и намъ запрещено пить джинъ, и длаешь это только тайкомъ отъ хозяйки. Обязанность наша состоитъ въ томъ, чтобы ходить но улиц и высматривать ‘работу’, а шпіонъ обязанъ смотрть, чтобы мы занимались дломъ какъ слдуетъ, а главное, не возили гостей въ другое мсто, кром своего дома. И что же даютъ за все это? Насъ держатъ впроголодь, ругаютъ день и ночь, и вчно грозятся раздть и выгнать на улицу, дома же шпіонъ, при малйшемъ знак хозяйки, бросается на тебя съ проклятіемъ и наноситъ побои по спин (онъ никогда не ударитъ въ лицо, боясь испортить его).’

Въ самомъ дл, трудно представить себ человческое существо, боле несчастное, боле подавленное, чмъ женщины, судьбу которыхъ мы только что описали, а между тмъ, он насчитываются цлыми тысячами. Нкоторые представители этой обширной общины являются намъ въ еще боле отталкивающемъ вид, какъ, напримръ, стаи тигрицъ, бродящихъ по зачумленнымъ притонамъ береговъ Темзы, около Шадуэлля и Ротклиффа. Он, можетъ быть, упали еще ниже въ разврат, он живутъ и тонутъ въ самой страшной грязи его, но все-таки не страдаютъ такъ, какъ эти несчастныя, щегольски одтыя dress lodgers. У нихъ уже ршительно угасли вс человческія чувства, кром періодовъ болзни и пребыванія въ госпитал, он никогда не бываютъ трезвыми. Едва раскрывши глаза утромъ, несчастная старается освжить свое высохшее горло джиномъ, и ‘лопни мои глаза, давайте-ка намъ еще джину!’ — вотъ слова, съ которыми она отходитъ ко сну вечеромъ, валяясь на охапк гнилой соломы, гд она лежитъ трязне всякой свиньи.

Солдатскія женщины значительно отличаются отъ матросскихъ, говоря вообще, он гораздо приличне съ виду и до извстной степени защищены отъ привычки къ слишкомъ животному пьянству уже вслдствіе небольшихъ средствъ тхъ людей, на счетъ которыхъ он существуютъ. Не слишкомъ-то можно расходиться относительно вина и даже пива, получая всего по четыре съ половиною пенса въ день (11 ¹/₄ коп. с.), и эта цифра всего краснорчиве говоритъ о томъ, какой страшной участи подвержены женщины, промышляющія около казармъ, или правильне, за казармами на холодной, мокрой равнин, на которой зиму и лто разбиты солдатскія палатки.

Съ годъ тому назадъ на страницахъ ‘Пэль-Молля’ (Pall-Moll) появились три поразительныя описанія страшнаго положенія, въ которомъ находится колонія женщинъ, живущихъ лагеремъ въ Курра-Коммонъ, и существующихъ на т ничтожные гроши, которые платятъ имъ квартирущіе тамъ солдаты. Существа эти извстны въ окрестностяхъ большаго лагеря подъ именемъ ‘wrens’ (зяблицъ). Он живутъ не въ домахъ или хижинахъ, но строятъ себ ‘гнзда’ въ кустарник. Мы приведемъ здсь нсколько словъ изъ упомянутой выше статьи: ‘Гнзда эти — говоритъ авторъ — имютъ не боле девяти футовъ длины и семи ширины, а крыша ихъ возвышается всего на четыре съ половиною фута отъ землянаго пола гнзда. Люди вползаютъ туда точно дикіе зври въ нору, и не могутъ выпрямиться до тхъ поръ, пока опять не выползутъ наружу. Постройки эти напоминаютъ до извстной степени поставленное вверхъ дномъ грубое птичье гнздо и состоятъ изъ неправильныхъ, шершавыхъ куполовъ, сложенныхъ изъ втвей крупнаго вереска и хвороста. Стны ихъ достигаютъ до двадцати дюймовъ толщиною, и иногда сбиты плотне, нежели можно себ представить. Сверху, на крыш, не видно ни трубы, ни даже отверстія, и сама крыша обыкновенно нсколько поката спереди. Дымъ отъ торфянаго очага, разложеннаго на полу лачуги, выходитъ въ случа попутнаго втра въ дверь, и если втеръ дуетъ съ другой стороны, то пробирается сквозь неплотныя ршетчатыя стны гнзда. Дверью служитъ узкое отверстіе, почти во всю вышину постройки — просто щель съ двумя небольшими устоями, служащими также для поддержки крыши. Чтобы сколько-нибудь укрпить эту послднюю и защитить ее отъ жестокихъ втровъ, дующихъ на Курра, на ней разложены глыбы сырой земли и кое-гд кусокъ проржаввшаго желза, какъ добавочная защита отъ дождя. Иногда кусокъ этого ржаваго желза вставляется поперегъ двери, и тогда въ гнзд есть не только дверь, но и косякъ въ ней. Пола, конечно, нтъ и помину, не видно также и слдовъ углубленія внутрь земли, чтобы сдлать лачугу сколько-нибудь удобне. Постройка новаго гнзда длается весьма просто: клочокъ земли очищаютъ довольно грубо отъ покрывающаго ее торфа, наламываютъ сколько нужно хвороста и вереска, и затмъ призываютъ на помощь какого-нибудь знакомаго солдата или двухъ, чтобы вывести стны гнзда, а это, въ свою очередь, длается очень незамысловатымъ способомъ, именно: накладывается хворостъ и утаптывается его ногами. Если гнздо сдлано очень недавно, и если вамъ случится увидть его въ первый разъ въ жаркій солнечный день, оно можетъ показаться очень удобнымъ пристанищемъ, охотникъ могъ бы провести въ немъ день или два безъ всякаго вреда для здоровья, и былъ бы даже доволенъ этимъ кровомъ. Но гнзда далеко не вс новы, и если иногда на Курра и свтитъ солнце, за то жестокіе втры съ проливными дождями дуютъ тамъ по цлымъ недлямъ, и цлыя мили равнины, раздляющей колонію этихъ несчастныхъ погибшихъ женщинъ отъ ближайшаго города, покрываются глубокимъ снгомъ. Дождь и втеръ — злйшіе враги ихъ (если мы исключимъ человчество), подымающіе иногда злобную игру въ запуски съ ихъ жалкими жилищами. Соединенныя усилія обоихъ скоро уничтожаютъ свжій, сносный видъ новаго гнзда. Гнзда расшатываются, падаютъ то въ одну, то въ другую сторону, и осдаютъ на несчастныхъ женщинъ, гнздящихся внутри, устои дверей перестаютъ поддерживать крышу, а глыбы земли не могутъ удержать ее. Гнздо длается просто норою въ хворост — норою, которую можетъ устроить себя всякое животное, и гд объ удобств и чистот не можетъ быть и рчи. Въ каждомъ изъ этихъ ужасныхъ логовищъ, которыя авторъ постилъ самъ и описываетъ по личному наблюденію, дятъ, пьютъ, спятъ и принимаютъ гостей. Изъ меблировки и домашней утвари, которыми снабжено подобное гнздо, на первомъ мст слдуетъ поставить деревянную полку, расположенную по задней стнк гнзда, поддерживаемую палками, вбитыми въ земляной полъ хижины. Нсколько кружекъ, тарелокъ, чашекъ и блюдечекъ, подсвчникъ, два или три старые ножика и вилки, изломанные и ржавые, пара грязныхъ ложекъ, чайникъ (это только въ богатомъ гнзд) и нсколько другихъ мелочей разставлены на полк, и составляютъ весьма утшительное зрлище. Въ самомъ дл, при своемъ посщеніи я былъ всего благодарне за чашки и блюдечко, что же касается чайника, то это былъ просто ковчегъ спасенія для жилицъ. ‘Если это и не единственныя человческія вещи — сказалъ я себ, когда глаза мои остановились на нихъ,— которыя я вижу въ этой нор, то, по крайней-мр, он даютъ утшительную увренность, что заброшенныя сюда несчастныя и униженныя существа еще не совсмъ порвали всякую связь съ остальнымъ міромъ’.

‘Подъ полкой была свалена небольшая куча сырой соломы, выкраденной, вроятно, когда-то изъ солдатскихъ конюшень, на ночь солома эта разстилалась по полу, доставляя логово всмъ обитателямъ гнзда. Грубый деревянный ящикъ, въ род того, въ которомъ продаютъ свчи, стоялъ въ углу, одна или дв чашки и омерзительный старый чайникъ, напоминающій какъ бы спившагося съ кругу человка, стояли въ разныхъ углубленіяхъ хворостяныхъ стнъ, туда же была воткнута старая сковорода съ ручкой рядомъ съ изогнутой желзной палкой, игравшей роль кочерги, и, конечно, какъ необходимая принадлежность, небольшое дешевое зеркальце было укрплено сверху, около крыши. Не видно было ни одной скамейки, а что касается стола, то, при размрахъ гнзда, объ немъ не могло быть и рчи. Если исключить чашки и блюдечки, то я не знаю, существуютъ ли жилища австралійскихъ дикарей, которыя бы можно было назвать боле жалкими и бдными. Другія гнзда (а я заглядывалъ почти во вс) были устроены въ томъ же род, единственное различіе состояло въ количеств посуды. Въ каждомъ жиль я замчалъ неизбжный свчной ящикъ, оказалось, что онъ служилъ складочнымъ мстомъ тхъ мелкихъ личныхъ украшеній и бездлушекъ, которыя иногда берегутся женщинами съ какимъ-то особаго рода животнымъ инстинктомъ. Жители всхъ гнздъ спятъ обыкновенно, положивъ голову подъ полку, которая такимъ образомъ доставляетъ имъ небольшую добавочную защиту отъ втра, и повернувшись ногами къ торфяному огню, который горитъ всю ночь въ дверяхъ. Тутъ-то я понялъ значеніе продырявленныхъ большихъ чашекъ, попадавшихся мн на глаза: ими покрываютъ торфяной огонь, когда жилицы гнзда укладываются спать, а такъ-какъ въ воздух тамъ нтъ недостатка, то торфъ горитъ хорошо и жарко подъ защитою чашки. Еще одно изъ воспоминаній цивилизованной жизни видно въ томъ, что женщины всегда раздваются, ложась спать на свою горсть соломы, и покрываются дневнымъ платьемъ, какъ одяломъ.

Женщины эти обыкновенно очень молоды и вс безъ исключенія ирландки. Возрастъ ихъ большею частію отъ семнадцати до двадцати-пяти лтъ, родились он и жили до сихъ поръ въ какихъ нибудь бдныхъ крестьянскихъ хижинахъ Ирландіи. Случайно можно встртить ‘wren’ очень нжнаго сложенія, обыкновенно же, это плотныя, хорошо сложенныя женщины, здоровыя и сильныя, часто даже красивыя. Он представляютъ много своеобразнаго какъ въ одежд, такъ и въ домашней жизни. Большую часть дня он проводятъ полунагими, въ одной юбк, между тмъ какъ другая, не мене грязная, накинута у нихъ на плеча, къ вечеру, впрочемъ, вс наряжаются гораздо приличне. Эти нарядныя платья ихъ обыкновенно очень ярки и даже чисты, женщины часто и тщательно моютъ ихъ, что не трудно замтить по множеству платьевъ, развшанныхъ на кустахъ для сушки. Сказанное нами касается только бумажной юбки, чулковъ и блой юбки, фланелевая же и пестрядинная юбки повидимому вовсе не знаютъ, что значатъ вода и мыло. Юбки ‘Курро’ извстны на цлыя мили въ окружности, главная особенность ихъ состоитъ повидимому въ томъ, что он крахмалятся, но не гладятся. Различіе вншняго вида этихъ несчастныхъ существъ, когда он наряжены въ свои чистыя юбки, отъ того, когда он снимаютъ ихъ (т.-е. тотчасъ посл того, какъ вернутся съ ‘охоты’) соотвтствуетъ какъ нельзя больше ихъ поведенію и рчамъ въ трезвомъ и въ пьяномъ вид. Каждое гнздо управляется на началахъ полнаго коммунизма, и каждый членъ гнзда получаетъ одинаковое участіе въ заработкахъ. ‘Ни одна изъ женщинъ не иметъ собственныхъ личныхъ денегъ, все заработываемое сносится въ общую кассу, на счетъ которой и содержатся вс обитатели гнзда. Заработки ихъ, конечно, самые жалкіе, нсколько полупенсовъ (1 ¹/₄ коп. сер.), вынимаемые изъ кармановъ по вечерамъ, когда снимается чистое платье, едва достаточны для того, чтобъ удержать душу въ голодающемъ тл.

Тщательное наблюденіе и ближайшее знакомство показали автору, что зяблицы, ‘wrens’, по очереди занимаются хозяйствомъ и ходятъ на рынокъ, въ то время, какъ другія идутъ ‘на дло’. Нечего и говорить, что главную прибыль гнзду доставляютъ молодыя и красивыя его обитательницы. Принимая въ соображеніе ихъ жестокія лишенія и жизнь, наполненную постояннымъ несчастіемъ, поневол удивляешься, что нкоторыя зяблицы занимаютъ мсто, на которомъ расположено гнздо, въ теченіе восьми или девяти лтъ. ‘Я спросилъ у одной изъ боле старыхъ птицъ, какимъ образомъ он устроивались прежде, до изобртенія ‘гнздъ’. ‘Мы выискивали, отвчала она, самый густой изъ небольшихъ кустовъ, растущихъ на пустыр, и ложились подъ него, ‘поворачиваясь къ втру’. ‘И вы поворачивались вокругъ всего куста по мр того, какъ мнялся втеръ?’ Точно такъ, и иногда просыпались покрытыя снгомъ и до костей промоченныя дождемъ’. Какъ же вы сушили ваше платье? ‘Какъ сушили?— ждали хорошаго денька’.

Вс эти и еще много другихъ свдній касательно нравовъ и привычекъ этихъ европейскихъ бушменокъ Курра, были собраны въ дневное время, но этого показалось мало талантливому автору статей Пэлль-Молля. Онъ очень хорошо зналъ, что ‘wren’ ночная птица, которую слдуетъ наблюдать при слабомъ свт свчи въ ея гнзд, или при мерцаніи звздъ и луны, когда она выходитъ на добычу. Выйдя изъ дому вечеромъ, нашъ пріятель пустился въ путь поперегъ пустыря къ гнздамъ, которыя онъ наблюдалъ наканун, и въ особенности къ одному гнзду, извстному подъ именемъ ‘гнзда No 2’, обитатели котораго оказывались вжливе и привтливе.

‘Когда я приблизился, пишетъ онъ, я увидлъ всего только одну несчастную фигуру. Скорчившись близь горящаго торфянаго костра, положивъ голову на руки, сидла женщина, возрастъ которой я не берусь опредлить, хотя, если судить по цлой масс густыхъ черныхъ волосъ, падавшихъ ей спереди на лицо и сзади на голыя плечи, она, вроятно, была еще молода. Она очевидно дремала, не обращая никакого вниманія на шалости рзваго мальчика съ курчавой головой, игравшаго по близости, на полу. Когда я заявилъ о своемъ приближеніи, постучавъ по куску желза, вставленнаго поперегъ двери, женщина вскочила точно испугавшись, но узнавъ меня успокоилась. Я вошелъ въ лачугу. ‘Поставьте желзо опять на мсто’, сказала женщина, когда я вошелъ. ‘Втеръ, чтобъ чортъ его побралъ, дуетъ нынче ночью какъ разъ съ этой стороны’… Мн хотлось узнать, какимъ образомъ моя знакомая, въ этомъ сквозномъ несчастномъ жиль, превратилась изъ женщины въ зяблицу ‘wren’. Разсказъ начинался какъ обыкновенно: ни отца, ни матери, тетка, содержавшая водочную въ Корк, артиллерійскій солдатъ, зашедшій въ лавочку, увидлъ и соблазнилъ двушку. Нсколько времени спустя полкъ его былъ переведенъ въ Курра и она тоже послдовала за полкомъ, будучи въ то время беременною. ‘Онъ бранилъ меня, зачмъ я пошла за нимъ, и сказалъ, что не желаетъ имть никакого дла со мною, затмъ посовтовалъ придти сюда и длать то же самое, что и другія женщины. Что было предпринять! Ребенокъ мой родился здсь, въ этомъ проклятомъ мст, но и этому крову я была рада, и еще боле рада, когда онъ умеръ, благодареніе пресвятой Дв! Что мн было длать съ ребенкомъ? Отца его услали скоро прочь отсюда, и хорошо сдлали, онъ обращался со мной очень дурно’. Помолчавъ съ минуту, женщина, къ величайшему моему удивленію, продолжала слдующимъ образомъ: ‘Я покажу вамъ портретъ гораздо лучшаго человка, который теперь далеко отсюда и который никогда не сказалъ мн ни одного дурнаго слова,— да будетъ благословенна та земля, которая носитъ его!’ И порывшись въ карман своей грязной и изорванной юбки, она вынула оттуда фотографическую карточку солдата, завернутую въ пучокъ засаленныхъ писемъ. ‘Онъ музыкантъ, сэръ, очень красивъ собою и, я думаю, до сихъ поръ любитъ меня. Но они услали его на шесть лтъ въ Мальту, и я уже никогда не увижу моего дорогаго опять’. И затмъ эта несчастная, со слезами на глазахъ, разсказала мн, какъ она прошла пшкомъ до самаго Дублина, чтобы увидть его еще разъ передъ отплытіемъ, ‘оттого что бдняга хотлъ видть меня разокъ передъ отъздомъ’.

Эта же самая женщина разсказала мн потомъ, что она вынесла такъ много страданій въ прошлую зиму, ‘что теперь совсмъ ршилась не оставаться больше въ холодное время года на пустыр’. ‘Какъ только выпадетъ первый снгъ, я уйду въ рабочій домъ, это ужь врно!’ говорила она такимъ тономъ, какъ человкъ, говорящій, что пусть вотъ только случится такое-то несчастіе, такъ онъ перержетъ себ горло. ‘Поврите ли вы, прибавила она, снгъ доходилъ прошлой зимой до самаго верха нашихъ домовъ, и приходилось пробивать себ дорогу къ казармамъ, а то мы бы погибли окончательно’.

‘Вдругъ вдали раздался пушечный выстрлъ’. Заря! воскликнула моя собесдница, значитъ он скоро вернутся, и надюсь не совсмъ пьяныя’. Я подошелъ къ двери послушать. Все было тихо, и кром огоньковъ въ другихъ гнздахъ, на пустыр не видно было ршительно ничего, какъ вдругъ вдали показался яркій свтъ. Нсколько солдатъ, бродящихъ на пустыр, зажгли гд-то кучу хвороста. Но вотъ послышались звуки отдаленныхъ голосовъ, они приближались все боле и боле, и рзкость и безпорядочность ихъ ясно говорили, что это возвращалась партія женщинъ, шедшихъ съ промысла, и далеко не трезвыхъ. Въ самомъ дл, он были мертвецки пьяны, и рзкіе звуки, доходившіе до меня въ темнот, крики, перемшанные съ сальными куплетами, прерывавшимися иногда взрывомъ отчаяннаго смха или рядомъ ругательствъ и проклятій, все это было такъ ужасно, что, признаюсь, я почувствовалъ себя очень неловко.

Я видлъ зяблицъ до сихъ поръ только трезвыми или вытрезвляющимися посл сна, но что такое он были напившіяся до безпамятства, съ этимъ мн впервые приходилось познакомиться и, признаюсь, это знакомство показалось мн не совсмъ удобнымъ. Шумъ все приближался и становился ужасне по мр того, какъ ухо могло различать отдльные голоса и слышать проклятія, грязныя псни, ругательства и угрозы разнести, разбить, разломать разныя части человческаго тла. ‘Что, это ваша партія?’ спросилъ я хозяйку съ нкоторымъ страхомъ, когда пьяная толпа вышла изъ темноты на боле свтлое мсто. ‘Я думаю, что да’, отвтила она, но нтъ, он прошли мимо… И когда наконецъ послдняя изъ фурій исчезла шатаясь въ темнот, я ощутилъ нчто подобное преступнику, котораго помиловали передъ казнью. Опять послышались новые голоса, на этотъ разъ уже женщинъ, принадлежавшихъ къ той групп гнздъ, гд я проводилъ столь неудобный вечеръ. Ихъ было пять, дв пьяныя и три сравнительно трезвыя, вскор он подошли къ двери, одна изъ нихъ была мать кудряваго мальчика. Билли, заслышавъ ея голосъ, проснулся и сталъ звать ее. Это было самое отвратительное по наружности существо изъ всей партіи, она поторопилась тотчасъ же снять свой кринолинъ и другое платье, принадлежавшее къ костюму гулянья (почти все, что было на ней), затмъ подошла къ ребенку и стала очень нжно ласкать и укачивать его. Другія ‘wrens’ тоже сняли свои платья и юбки, и сложивши ихъ, устроили себ въ гнзд сиднья. Затмъ зяблица, остававшаяся сторожить гнздо, спросила ихъ: ‘Ну что, каково ныньче?’ На это послдовалъ отвтъ: ‘средственно’. Безъ малйшаго стыда он стали считать добытыя деньги и длить ихъ между собою,— заработокъ былъ самый ничтожный. Просто сердце обливалось кровью, слыша подробности добыванія и видя самыя деньги.

‘Съ цлью продолжать свои наблюденія попозже и притомъ не быть непріятнымъ этимъ несчастнымъ существамъ, я предложилъ ‘поставить ужинъ’. Это предложеніе было принято съ большою радостію всми. Несмотря на позднее время, одна изъ женщинъ отправилась за покупками, и вскор вернулась съ большою булкою, ветчиною, чаемъ, сахаромъ, молокомъ и ведромъ воды. Женщина закупила все это въ такихъ скромныхъ размрахъ, что все угощенье стоило мн не боле двухъ шиллинговъ восьми пенсовъ (75 коп. сер.), она очень добросовстно принесла сдачу съ данной ей монеты. Сковорода была тотчасъ же пущена въ дло и все предсказывало ‘славную ночь’ въ нашемъ боле трезвомъ гнзд. Одна изъ обитательницъ принялась пть,— невеселая нсня,— какъ вдругъ остановилась чтобъ прислушаться къ бшенному реву какого-то грубаго голоса въ сосднемъ гнзд. ‘Это Кэтъ, сказала одна, и кажется, успла ужь напиться водкой, дьяволъ она эдакой’. Мн сообщили затмъ, что это была женщина до того свирпая въ пьяномъ вид, что все населеніе трепетало при одномъ вид ея. Моя сосдка показала мн при этомъ свое лице, изодранное ныньче вечеромъ когтями этой фуріи, и палецъ, почти прокушенный ею насквозь. Все время, пока слышался грубый голосъ злобнаго существа, женщины въ нашемъ гнзд No 2 не произносили ни слова, боясь чтобы Кэтъ не нагрянула на нихъ. Но вотъ голосъ ея замолкъ, у насъ опять затянули псню, акомпаниментомъ которой служило шипніе сковороды, но это-то послднее, можетъ быть, и привело страшнаго врага къ намъ. Мы слышали, какъ она шла, свирпствуя, изъ своего гнзда и направлялась къ намъ. ‘Господи помилуй!— она!’ крикнула одна изъ женщинъ. ‘Она идетъ сюда, и если только увидитъ васъ здсь, такъ не оставитъ на васъ ни одного клочка!’ Черезъ мгновеніе она вломилась въ наше гнздо, — огромная женщина ростомъ въ пять футовъ и десять дюймовъ, пьяная до безпамятства. Волосы ея разсыпались по плечамъ, она была почти совсмъ голая, и держа высоко надъ головою глиняный кувшинъ, направлялась прямо ко мн съ цлью разбить его объ мою голову. Видъ чудовища просто приковалъ меня къ мсту… Я былъ такъ изумленъ, что она могла бъ хватить меня кувшиномъ по голов безъ всякой попытки защищаться съ моей стороны, но, къ счастію, одна изъ женщинъ съ быстротою молніи стала передо мною, и крикнула во все горло: ‘Прочь отсюда, крикнула она въ ужас: — бгите!’. Я не заставилъ повторять себ этого совта, подъ прикрытіемъ благодарной wren я выбрался изъ гнзда и пустился въ темнот домой. Одна изъ обитательницъ вышла за мною, чтобы показать мн дорогу. Оставивъ ее за нсколько ярдовъ отъ гнзда, я заблудился на пустыр и только въ два часа ночи вернулся въ Кильдэръ посл посщенія этой колоніи позора’.

‘Отечественныя Записки’, No 12, 1869

СЕМЬ ЯЗВЪ ЛОНДОНА.

I.Безпризорныя дти.

II.О родителяхъ нашего уличнаго населенія.

III.Нсколько словъ и фактовъ о проституціи.

Читайте также:

I.
Безпризорныя дти.

II.
О родителяхъ нашего уличнаго населенія.

III.
Нсколько словъ и фактовъ о проституціи.