Сельский бал в городе Со, Бальзак Оноре, Год: 1830

Переводы
Время на прочтение: 65 минут(ы)
Скачать в PDF

ПОВСТИ БАЛЬЗАКА

Переводъ съ Французскаго.

ПОВСТЬ ТРЕТЬЯ.

СЕЛЬСКІЙ БАЛЪ ВЪ ГОРОД СО.

САНКТПЕТЕРБУРГЪ.
1832.

СЦЕНЫ ИЗЪ ЧАСТНОЙ ЖИЗНИ,
ИЗДАННЫЯ

Г. БАЛЬЗАКОМЪ.

Переводъ съ Французскаго
В. Б. и Л. К.

ЧACTЬ ІІІ-я.

Печатать позволяется, съ тмъ, чтобы по напечатаніи, представлены были въ Ценсурный Комитетъ три экземпляра.
С. Петербургъ, 28 Маія 1832 года.

Ценсоръ Н. Бутырскій.

СЦЕНА III.

СЕЛЬСКІЙ БАЛЪ ВЪ ГОРОД СО.

Графъ Фонтенъ, глава одной изъ древнйшихъ фамилій въ Поату, защищалъ дло Бурбоновъ съ преданностію и мужествомъ во все время продолжительныхъ войнъ между Вандейцами и Республикой. Имвъ счастіе избгнуть осужденія на изгнаніе и опасностей сей смутной эпохи современной исторіи, онъ съ веселостію говаривалъ, что принадлежалъ къ числу тхъ, которые добровольно дали умертвить себя на ступеняхъ престола, ибо былъ замертво оставленъ между убитыми въ кровопролитный день Четырехъ-Дорогъ (Quatre-Chemins).
Хотя опись его имній и привела его въ раззореніе, но несмотря на то, сей врный Вандеецъ всегда отказывался отъ выгодныхъ мстъ, предлагаемыхъ ему Императоромъ Наполеономъ. Непоколебимый въ Аристократическомъ своемъ врованіи онъ слпо послдовалъ правиламъ онаго, когда вознамрился избрать себ подругу. Презрвъ обольщенія, коими окружала его одна изъ обогатившихся отъ революціонныхъ переворотовъ фамиліи, бывшій Графъ женился на молодой двиц, не имвшей состоянія, но которая за то принадлежала къ знатнйшему дому въ провинціи.
При воспослдовавшемъ возстановленіи Бурбоновъ, Г. Фонтенъ былъ уже обремененъ большимъ семействомъ. Хотя великодушному дворянину и не приходило наумъ испрашиватъ милостей, однакоже онъ уступилъ прозьбамъ своей жены, оставилъ небольшое помстье, съ котораго доходъ едва былъ достаточенъ для безбднаго содержанія его дтей, и пріхалъ въ Парижъ.
Огорченный своекорыстіемь, съ которымъ прежніе его сослуживцы пронырливо искали случая добиться выгодныхъ мстъ, богатствъ и новыхъ достоинствъ Имперія, онъ ршился было возвратиться въ свое помстье, какъ вдругъ получилъ изъ Министерства письмо, которымъ одинъ довольно извстный Высокопревосходительный извщалъ о производств его въ Генералъ-Маіоры, въ слдствіе указа, по которому офицерамъ Католическихъ войскъ предоставлено было право, считать службу въ продолженіи первыхъ двадцати лтъ царствованія Людовика XVIII дйствительною. Потомъ, нсколько дней спустя, Вандеецъ получилъ, безъ всякаго со стороны его прошенія и искательства, слдовавшіе ему ордена Почетнаго Легіона и Св. Людовика.
Сіи быстро одна за другою послдовавшія милости, коими онъ считалъ себя обязаннымъ воспоминанію объ немъ Короля, поколебали его намреніе, и онъ полагалъ, что уже недостаточно будетъ того, чтобы водить свое семейство, какъ бывало онъ длалъ съ нкоторою набожностію каждое воскресенье, въ маршальскую залу прокричать: да здравствуетъ Koроль, когда августйшая фамилія шла въ дворцовую церковь. Онъ просилъ аудіенціи.
Ему не отказали въ счастіи быть представленнымъ Королю, но вышло на поврку, что сіе представленіе не оправдало его ожиданій, но дворцовая пріемная была такъ набита старыми приверженцами Короля, что, смотря съ верху, надудренныя ихъ головы можно было принять за снжный коверъ. Тутъ онъ встртилъ множество своихъ прежнихъ сослуживцевъ, которые обошлись съ нимъ довольно холодно, но за то члены Королевской фамиліи показались ему достойными обожанія.
Сіе выраженіе восторга вырвалось у дворянина, когда Всемилостивейшій Государь, который зналъ его только по имени, подошелъ къ нему и, пожавъ ему руку, провозгласилъ его: врнйшимъ изъ Вандейцевъ. Но изъ окружавшихъ Короля, ни одному не пришло на умъ спросить у Г. Фонтена ни о претерпнныхъ имъ потеряхъ, ни о тхъ суммахъ, которыми онъ пожертвовалъ для Католическихъ армій, и онъ догадался, но слишкомъ поздно, что велъ войну на собственный свой счетъ.
Посему, въ конц вечера, онъ отважился сдлать весьма остроумный намекъ касательно состоянія своихъ длъ, которое вроятно походило и на положеніе длъ многихъ другихъ дворянъ, Король разсмялся отъ чистаго сердца, ибо вс слова, которыя носили на себ отпечатокъ ума, имли счастіе ему нравиться, но онъ отвчалъ такою вжливою Королевскою шуткой, кротость которой опасне, нежели самый гнвъ обнаруживающійся въ упрек.
Одинъ изъ самыхъ приближенныхъ царедворцевъ вскор подошелъ къ расчетливому Вандейцу, и рчью, столь же остроумною какъ и вжливою, далъ почувствовать Г. Фонтену, что еще не пришло время расчитываться съ Королемъ, что подъ спудомъ лежитъ много такихъ счетовъ, которые старе чмъ его, и которые вроятно будутъ внесены въ лтописи революціи.
Графъ благоразумно вышедъ изъ достопочтенной группы, образующей полукругъ передъ августйшею фамиліею, и высвободя, не безъ труда, свою шпагу изъ лса тоненькихъ, сухихъ ногъ, между которыми оная запуталась, онъ добрался пшкомъ, чрезъ Тюллерійскій дворъ, до скромной наемной кареты, ожидавшей его на набережной. Потомъ, съ упрямствомъ свойственнымъ старинному дворянину, у котораго еще Лига и Баррикады не изгладились изъ памяти, онъ, сидя въ карет и подвергая себя опасности быть подслушаннымъ, началъ громкимъ голосомъ изъявлять свое неудовольствіе о перемн произшедшей при Двор.
— Было время, говорилъ онъ, что всякій свободно объяснялъ Королю свои длишки, и каждый вельможа могъ въ волю просить у него милостей и денегъ. Статочное ли дло, что нын, безъ шума не добьешся даже того, чтобы уплатили т суммы, которыя даны въ займы для его же службы. Тьфу пропасть! Орденъ Св. Людовика и Генералъ-Маіорскій чинъ не стоютъ шестисотъ тысячь ливровъ, а я врно не мене издержалъ за дло Бурбоновъ. Я хочу говорить съ Королемъ, лицемъ къ лицу, въ его кабинет.
Сія аудіенція тмъ боле охладила ревность Г. Фонтена, что сколько разъ онъ ни просилъ новой аудіенціи, ему всегда отказывали, между тмъ онъ видлъ, какъ выскочки Имперіи получали такія мста, которыя прежде занимаемы были только людьми изъ знатнйшихъ фамиліи прежней Монархіи.
— Все потеряно, сказалъ онъ однажды утромъ, я думаю, прости Господи, что самъ Король революціонеръ, и еслибъ не его братъ, который по крайней мр придерживается старыхъ обычаевъ, и утшаеть своихъ врныхъ приверженцевъ, то не знаю въ какія руки перешла бы Французская Держава. То, что они называютъ Конституціоннымъ правленіемъ, есть ршительно самая плохая система, и никогда не можетъ быть выгодна для Франціи. Людовикъ XVIII все испортилъ въ С. Уан.
И такъ, потерявъ надежду, Графъ уже собирался хать въ свое помстье, отказываясь съ благородствомъ отъ своихъ притязаній на должное ему вознагражденіе. Вдругъ, событія двадцатаго Марта возвстили новую бурю, которая, казалось, угрожала поглотить законную власть и ея защитниковъ. Подобно тмъ благородномыслящимъ людямъ, которые не отпускаютъ отъ себя слугу въ ненастное время, Г. Фонтенъ занялъ денегъ подъ залогъ своего помстья, дабы имть возможность сопровождать бгствующую Монархію, не зная, будетъ ли сіе новое, добровольное изгнаніе признано съ большею благодарностію, чмъ усердіе, оказанное имъ досел.
Правда, онъ замтилъ что сопутствовавшіе Королю въ его изгнаніи, лучше были принимаемы при Двор и пользовались большею милостію, нежели т храбрые воины, которые, съ оружіемъ въ рукахъ, возставали противъ учрежденія республики, и онъ надялся, что сіе путешествіе будетъ для него выгодне, нежели служба дятельная, и вмст опасная, внутри государства.
На сей разъ царедворческіе его расчеты не были изъ числа тхъ заманчивыхъ спекуляцій, которыя, общая на бумаг самыя блестящія выгоды, раззоряютъ въ конецъ того, кто пускается на оныя.
И такъ, онъ былъ одинъ изъ числа пяти сотъ врныхъ приверженцевъ Бурбоновъ, раздлявшихъ съ ними изгнаніе въ Ганд, и одинъ изъ пятидесяти тысячь возвратившихся оттуда.
Во время сего кратковременнаго упраздненія Королевской власти, Г. Фонтенъ имлъ счастіе исполнять порученія, возлагаемыя на него самимъ Людовикомъ XVIII. Не одинъ разъ онъ имлъ случай доказать Королю свое политическое праводушіе и искреннюю къ нему привязанность. Однажды вечеромъ, на досуг, Монархъ вспомиилъ острое словцо, сказанное Г. Фонтеномъ въ Тюллерійскомъ Дворц. Старый Вандеецъ, не желая упустить столь благопріятнаго случая, разсказалъ обстоятельства своей жизни съ остроуміемъ, дабы Король, который имлъ отмнную память, могъ припомнить ихъ въ свое время. Августшій литераторъ примтилъ тонкость, съ которою составлены были нкоторыя ноты, сочиненіе коихъ препоручилъ скромному дворянину, и сіе обстоятельство поставило Г. Фонтена, во мнніи Короля, на ряду съ врнйшими его приверженцами.
По вторичномъ возвращеніи Бурбоновъ, Графъ Фонтенъ былъ изъ числа тхъ довренныхъ лицъ, коимъ поручено было объхать департаменты. Онъ съ благоразуміемъ пользовался почти неограниченною властью, которая ему была предоставлена, по выполненіи же сего временнаго порученія, онъ назначенъ былъ членомъ Государственнаго Совта, сдлался депутатомъ, говорилъ мало, много слушалъ, и во многомъ измнилъ свои мннія. Наконецъ, благодаря нкоторымъ обстоятельствамъ, которыя ускользнули отъ проницательности любопытнйшихъ біографовъ, онъ былъ въ столь короткихъ отношеніяхъ съ Королемъ, что однажды остроумный Монархъ, видя входящаго къ нему Графа, обратился къ нему съ словами:
— Любезный мой Фонтенъ, я никакъ не ршусь назначить васъ главнымъ Директоромъ или Министромъ, ибо ни вы, ни я не удержимся на своемъ мст, по причин нашихъ мнній. Представительное правленіе по крайней мр снимаетъ съ насъ непріятную обязанность, которая прежде лежала на насъ, именно: самимъ устранять отъ себя нашихъ бдныхъ Статсъ-Секретарей. Нашъ Совтъ настоящая гостинница, въ которую общественное мнніе присылаетъ странныхъ путешественниковъ, однакоже мы будемъ умть пристроить къ мстамъ нашихъ врныхъ приверженцевъ.
Вскор посл сего насмшливаго объясненія вышелъ указъ, которымъ Г. Фонтенъ опредлялся къ весьма выгодному мсту по вдомству Департамента Удловъ. Слдствіемъ смтливаго вниманія, съ которымъ онъ всегда слушалъ сардоническія рчи своего августйшаго друга, было то, что всякій разъ, какъ наряжалась какая нибудь коммисія, Король не забывалъ упомянуть объ Г. Фонтен. Сей послдній, съ свойственною ему расчетливостію, молчалъ о милости Монарха къ нему, и умлъ поддерживать оную, пользуясь счастливымъ даромъ остроумно разсказывать въ откровенныхъ бесдахъ, столь же плнявшихъ Людовика XVIII какъ и записочки съ легкостію написанныя, вс тайные политическіе анекдоты, и (если позволено такъ выразиться) дипломатическія сплетни, коими эпоха сія изобиловала. Извстно, что подробности касательно его Правительственности (gouvernementabilite), (слово, придуманное августйшимъ острякомъ,) были для него чрезвычайно занимательны.
Благодаря расчетливости и искусству Графа Фонтена, вс члены его большаго семейства, несмотря на то, что нкоторые были еще въ нжномъ возраст, подобно шелковичнымъ червямъ, прильнули къ листамъ бюджета, какъ онъ самъ шутливо говаривалъ Королю.
И такъ, по милости Короля, старшій сынъ Г. Фонтена, занялъ весьма почетное, пожизненное мсто (magistrature inamovible). Второй, который былъ капитаномъ еще до вторичнаго возстановленія Бурбоновъ, получилъ легіонъ немедленно по своемъ возвращеніи изъ Ганда, потомъ, пользуясь неустройствами 1815 года, въ продолженіи которыхъ мало обращали вниманія на существующія уложенія, онъ перешелъ въ Королевскую гвардію, оттуда въ полкъ Королевскихъ тлохранителей (gardesducorps), потомъ опять перешелъ въ армію, и наконецъ, ни думая, ни гадая, былъ произведенъ въ Генералъ-Лейтенанты, находясь въ окрестностяхъ Трокадеро.
Меньшой сынъ, назначенный подпрефектомъ, въ непродолжительное время сдлался Рекетмейстеромъ и директоромъ одного изъ Парижскихъ Администрацій, находящейся вн опасности отъ потрясеніи законодательныхъ.
Вс сіи милости, боле выгодныя чмъ блестящія, были тайными, подобно благодяніямъ, оказаннымъ глав семейства, и остались незамченными. Хотя отецъ и его три сына занимали довольно такихъ мстъ, которыя, по сущности не требуя съ ихъ стороны никакихъ занятій, приносили между тмъ, каждому изъ нихъ, окладъ почти столь же значительный, какъ и жалованье, получаемое какимъ нибудь главнымъ директоромъ: несмотря на то, ихъ политическое счастіе ни въ комъ не возбудило зависти, ибо, въ самомъ начал учрежденія конституціоннаго правленія, немногіе имли ясное понятіе о мирномъ вдомств бюджета, въ которомъ вкрадчивые царедворцы умли находить взамнъ уничтоженныхъ аббатствъ. Посему, Графъ Фонтенъ, который не задолго предъ симъ хвалился тмъ, что не читалъ хартіи, и такъ сильно вооружался противъ придворныхъ, вскор удостоврилъ Короля, что и онъ, не хуже его, понимаетъ духъ и средства представительнаго правленія.
Впрочемъ несмотря на то, что Г. Фонтенъ обезпечилъ будущность своихъ трехъ сыновей и несмотря на значительный итогъ, получаемый съ сихъ четырехъ мстъ, онъ, какъ глава слишкомъ многочисленнаго семейства, не могъ въ короткое время и безъ особенной дятельности поправить свое состояніе. Его три сына имли передъ собою блистательную будущность, были осыпаны милостями, одарены талантами, но у него оставались гари дочери, и онъ опасался наскучить своими прозьбами Монарху. Ему пришло на мысль говорить Людовику всегда только объ одной изъ сихъ двъ, нетерпливо желавшихъ возжечь пламенникъ Гименея. Король, вознамрясь неоставлять начатаго недовершеннымъ, способствовалъ браку старшей съ главнымъ сборщикомъ податей, одною изъ тхъ Королевскихъ фразъ, которыя не стоютъ ничего, а дарятъ милліонами.
Въ одинъ вечеръ, когда Монархъ былъ не въ дух, онъ улыбнулся, услышавъ, что существуетъ еще двица Фонтенъ, и нашелъ ей мужа, молодаго судью, правда мщанскаго происхожденія, но богатаго и весьма образованнаго. Онъ даже не могъ отказать себ въ лукавомъ удовольствіи, возвести его въ Баронское достоинство.
Но когда Вандеецъ заговорилъ о двиц Эмиліи Фонтенъ, Король отвчалъ ему своимъ слабинькимъ, тоненькимъ голосомъ:
— Amicus Plato, sed magis arnica natio.
Потомъ, спустя нсколько дней, опъ подарилъ друга своего Фонтена, довольно невиннымъ четырехъстишіемъ, которое онъ называлъ эпиграммою и въ которомъ онъ шутилъ на счетъ трехъ дочерей Графа, столь искусно порученныхъ вниманію Короля, представляя ихъ, въ вид нераздльной тройственности, ибо, если врить хроник, такова была основная мысль эпиграммы.
— Еслибы Вашему Величеству благоугодно было перемнить вашу эпиграмму на эпиталаму?….. сказалъ Графъ, желая обратить въ свою пользу сію выходку.
— Я не считаю этаго нужнымъ, сухо отвчалъ Король.
Шутка надъ его стихотвореніемъ не понравилась Королю, и съ этихъ поръ обхожденіе его съ Г. Фонтеномъ сдлалось мене короткимъ.
Сей родъ немилости тмъ боле опечалилъ Графа, что дочь сія, подобно всмъ послднимъ цнитъ въ семействахъ, была всми избалована. Холодность Монарха къ Г. Фоятену тмъ сильне озаботила его, что устроить бракъ сей любимой дочери казалось очень не легко.
Чтобы имть полное понятіе объ сихъ затрудненіяхъ должно заглянуть во внутренность богатаго, обширнаго дома, отведеннаго Графу правительствомъ.
Двица Эмилія, которая дтскія лта свои провела въ помстьи отца, наслаждалась тамъ изобиліемъ, вполн удовлетворяющимъ первымъ удовольствіямъ юности. Ея малйшія желанія были закономъ для ея сестеръ, для ея братьевъ, для матери и даже для отца, потому что вс ея родные были отъ нее безъ ума. Она достигла зрлаго возраста именно въ то время, тогда семейство ея было осыпано дарами своенравнаго счастія. Роскошь, ее окружавшая, казалась ей столь же естественною, какъ изобиліе цвтовъ и плодовъ, какъ благораствореніе воздуха, какъ т лса, т сельскія красоты, которыя составляли наслажденіе первыхъ дней ея юности. Не испытавъ никакого сопротивленія въ дтств своемъ, когда она старалась удовлетворить своимъ затйливымъ желаніямъ, она, четырнадцати лтъ бросившись въ вихрь свта, встрчала то же безусловное повиновеніе. Познавая такимъ образомъ, постепенно, наслажденія сопровождающія богатство, она дорожила наружнымъ блескомъ, была пристрастна къ пышности, привыкла къ позолот гостиныхъ, къ великолпію экипажей, къ льстивымъ привтствіямъ, къ изысканности въ убранствахъ, къ драгоцнностямъ, къ благоуханіямъ пиршествъ, къ придворному тщеславію. Все улыбалось ей. Она читала во взорахъ каждаго расположеніе къ себ и, какъ вс избалованныя дти, пользовалась онымъ для мученія тхъ, кои ее любили, между тмъ какъ истощала свои прельщенія для хладнокровныхъ. Слабости ея росли съ нею.
Родителямъ ея, рано или поздно, надобно было собрать горькіе плоды отъ столь превратнаго воспитанія. Эмиліи Фонтенъ свершилось девятнадцать лтъ, и она еще не сдлала никакого выбора между множествомъ молодыхъ людей, коихъ Г. Фонтенъ, съ тонкою расчетливостію, привлекалъ въ свои блестящія собранія. Сія молодая двица пользовалась въ большомъ свт тою свободою въ обращеніи, которая собственно есть принадлежность только замужнихъ женщинъ. Ея красота была столь необыкновенна, что ей стоило только появиться въ гостиныхъ, чтобы владычествовать, подобно царямъ, она не имла друзей, и везд была предметомъ изысканныхъ ласкательствъ, противъ которыхъ она не могла бы устоять, еслибы одарена была нравомъ боле счастливымъ. Между мущинами, самые даже старики, не ршались противурчить ея мнніямъ, ибо она однимъ взоромъ обворажала ихъ. Получивъ отличное свтское образованіе, она была искусна въ живописи, а еще боле въ рисованіи. Въ игр на фортепіано она была сильна до нельзя, имла прелестный голосъ, съ удивительною легкостію разбирала ноты, танцовала превосходно, и умла вести умный разговоръ объ литератур. Она говорила по-Италіански и по-Англійски, однимъ словомъ, она бы могла служить нкоторымъ образомъ доказательствомъ тому, что утверждаетъ Маскариль: будто бы знатные люди только что родятся, какъ уже все знаютъ. Она ослпляла людей обыкновенныхъ и какъ врожденная ея прозорливость помогала ей познавать людей глубокомыслящихъ, то она предъ ними употребляла свои прельщенія съ такимъ искусствомъ, что избгла строгаго испытанія съ ихъ стороны.
Къ томужъ, она умла разсуждать о живописи и Англійской литератур, судить къ стати и не къ стати, съ язвительностію выставить недостатки картины или сочиненія, малйшее ея слово было для толпы ея обожателей столь же свято, какъ фефта Пророка для Турокъ.
Сія привлекательная наружность, сія блестящая оболочка скрывала сердце равнодушное, увренность, общую многимъ молодымъ двицамъ, что никто не одаренъ разумомъ довольно возвышеннымъ, чтобы достойно судить о превосходств ея души, и тщеславіе, возбуждаемое столько же знатностію ея происхожденія, сколько и красотою.
Чуждая еще того пылкаго чувствованія, которое рано или поздно владычествуетъ въ сердц женщины, она съ жаромъ, свойственнымъ юности, неумренно привязалась къ богатству и почестямъ. Она обнаруживала глубокое прзрніе ко всмъ недворянамъ. Будучи до крайности неуважительна съ новымъ дворянствомъ, она употребляла вс возможныя усилія, чтобы склонить родителей своихъ къ рабскому подражанію въ образ жизни древнйшимъ фамиліямъ Сен-Жерменскаго предмстья.
Чувствованія сіи не укрылись отъ наблюдательности Г. Фонтена, не разъ онъ сокрушился въ сердц, слушая насмшки и колкости Эмиліи на счетъ замужства своихъ двухъ старшихъ дочерей. И въ самомъ дл не могло не показаться страннымъ, что старый Вандеецъ выдалъ свою старшую дочь за главнаго сборщика податей, который хотя и имлъ нкоторыя родовыя помстья, но предъ фамиліею котораго не стояла облагороживающая частица de, доставившая престолу столькихъ защитниковъ, а вторую за судью, недавно возведеннаго въ достоинство Барона, почесть слишкомъ новая, чтобы заставить позабыть, что отецъ его продавалъ муку въ куляхъ.
Сія перемна въ образ мыслей благороднаго Вандейца, значительная въ особенности потому, что имя шестъдесятъ лтъ отъ роду, люди рдко покидаютъ свои мннія, не происходили единственно отъ превратнаго рода жизни въ новомъ Вавилон, гд провинціалы теряютъ наконецъ свою первоначальную жесткость нравовъ, новыя политическія правила Графа Фонтена были слдствіемъ дружбы Людовика и его совтовъ. Сему Королю философу вспало на умъ обратить Вандейца къ здравымъ мнніямъ, согласнымъ съ требованіями XIX столтія и съ измненіями, произшедшими въ Монархическомъ правленіи.
Людовику XVI предстояло согласить между собою различныя партіи, подобно какъ Наполеону, существенную пользу съ притязаніями частныхъ лицъ. Законный Король, можетъ быть столь же проницательный какъ и его соперникъ, держался противнаго правила: онъ съ такою же предъусмотрительностію старался удовлетворишь среднее состояніе и государственныхъ мужей, обуздывая власть духовенства, съ какою Императоръ старался привязать къ себ вельможъ и обогатить Церковь. Посвященный во вс виды Короля, членъ Государственнаго Совта нечувствительнымъ образомъ сдлался главою, имвшимъ большее вліяніе, и принадлежавшимъ къ числу благоразумнйшихъ той умренной партіи, которая единственно имя въ виду благо націи, ревностно желала единогласія въ мнніяхъ. Онъ открыто защищалъ благотворныя правила Конституціоннаго правленія, и употреблялъ вс усилія, чтобы воспользоваться политическими переворотами, которые могли содйствовать Королю въ управленіи Франціею посреди послднихъ потрясеніи, произведенныхъ революціею. Можетъ быть Г. Фонтенъ льстилъ себя надеждою схватить достоинство Пера, пользуясь однимъ изъ тхъ законодательныхъ порывовъ, коихъ странное дйствіе онъ неразъ имлъ случаи видть, ибо однимъ изъ вкоренившихся въ ум его правилъ было то, что нтъ во Франціи другаго дворянства, какъ въ одномъ только званіи Пера, потому что одн только фамиліи, имющія право носить голубую мантію, пользовались привиллегіями. — И въ самомъ дл, говаривалъ онъ, что за дворянство безъ привиллегій, все равно что тло безъ души.
Стольже мало придерживаясь партія Мануэля какъ и партіи Ла Бурдонэ, онъ съ жаромъ содйствовалъ къ согласованію умовъ, и видлъ въ осуществленіи сей мечты, возникающую, блистательную, эпоху благоденствія Франціи. Онъ всми средствами старался убдить т фамиліи, съ которыми былъ въ связяхъ, что при тогдашнемъ порядк вещей ни въ военной служб, ни на гражданскомъ поприщ почти нельзя ожидать какихъ либо существенныхъ выгодъ, онъ уговаривалъ матерей, чтобы он избирали для дтей своихъ независимый родъ жизни, преимущественно возбуждая въ нихъ страсть къ промышленности, и уврялъ ихъ, что военные чины и высокія гражданскія должности перейдутъ наконецъ, сообразно съ здравою конституціею, въ руки младшихъ сыновей благородныхъ семействъ Перовъ, что избирательное собраніе, судейскія мста и должности по части финансовъ, которыя останутся удломъ главныхъ лицъ средняго состоянія, даютъ народу довольно важное вліяніе въ гражданскихъ длахъ.
Новыя мннія Г. Фонтена, имвшія слдствіемъ столь выгодные союзы для его двухъ старшихъ дочерей нашли сильное сопротивленіе въ ндр его семейства.
Графиня Фонтенъ пребыла твердою въ своихъ аристократическихъ правилахъ, можетъ быть впрочемъ и потому только, что она принадлежала къ роду Монморанси, со стороны матери. По сей-то причин она сначала и не соглашалась благословить бракъ, общавшій ея двумъ старшимъ дочерямъ столь счастливую и независимую будущность, но принуждена была уступить тмъ тайнымъ соображеніямъ, которыя супруги повряютъ другъ другу вечеромъ, когда головы ихъ покоятся на общемъ изголовь.
Г. Фонтенъ хладнокровно доказалъ жен, посредствомъ точныхъ расчетовъ, что пребываніе ихъ въ Париж, необходимость держать открытый домъ, жить съ пышностію, (въ чемъ онъ не находилъ впрочемъ ничего предосудительнаго, ибо она, нкоторымъ образомъ вознаграждала ихъ, хотя и поздно, за лишенія мужественно ими перенесенныя въ отдаленномъ уголк Вандеи) наконецъ истраченныя на сыновей суммы поглотили большую часть годоваго оклада, и что посему надлежитъ воспользоваться представляющимся, какъ бы отъ неба ниспосланнымъ, случаемъ выдать ихъ дочерей столь выгоднымь образомъ, что он со временемъ будутъ имть отъ 60 до 80 тысячь годоваго дохода, что двицы безъ приданаго не всякій день могутъ составить подобныя партія, и что наконецъ, пора подумать о бережливости, чтобы увеличить доходы родоваго имнія, и чрезъ то возстановить прежнее состояніе ихъ фамиліи. Г-жа Фонтенъ согласилась въ справедливости столь убдительныхъ доводовъ, какъ всякая мать сдлала бы на ея мст, хотя можетъ быть съ меньшимъ сожалніемъ, но она ршительно объявила, что по крайней мр дочь ея Эмилія должна быть выдана замужъ, самымъ блистательнымъ образомъ сообразно съ духомъ тщеславія, развитію котораго въ сей юной душ она, къ несчастію, способствовала.
И такъ происшествія, которыя бы долженствовали распространить веселіе въ семъ семейств, поселили въ ономъ отдаленное начало несогласія. Главный сборщикъ податей и молодой президентъ были всегда принимаемы съ какою-то холодною принужденностію, которую Графиня и дочь ея Эмилія съ особеннымъ искусствомъ умли обнаруживать. Еще чаще он имли случаи приводить въ исполненіе деспотическое дйствіе домашняго этикета, когда Генералъ-Лейтенантъ женился на единородной дочери одного банкира, когда судья взялъ въ супружество двицу, отецъ которой хотя и былъ милліонеръ, но тмъ не мене торговалъ крашенымъ холстомъ, и когда наконецъ меньшой братъ, слдуя своимъ несовсмъ аристократическимъ правиламъ, соединился бракомъ съ дочерью одного богатаго нотаріуса въ Париж.
Три невстки и оба зятья находили столько прелести и личныхъ выгодъ, посщая гостинныя Сен-Жерменскаго предмстья и обращаясь въ высокомъ кругу лицъ, имющихъ значительное вліяніе въ длахъ государственныхъ, что вс они, какъ бы съ общаго согласія, составили маленькій Дворъ около надменной Эмиліи. Сей союзъ, основанный на своекорыстныхъ расчетахъ и льстящій тщеславію обихъ сторонъ, не имлъ однакоже довольной прочности для того, чтобы предотвратить раздоры, нердко производимые юною повелительницею въ ея маломъ царств.
Сцены, иногда терпимыя въ высокомъ кругу, поддерживали между всми членами сего многочисленнаго семейства духъ насмшливости, который несовсмъ препятствуя имъ казаться въ обществ совершенно согласными между собою, въ домашнемъ быту повременамъ рождать непріязнь, мало похвальную. Такъ на примръ, супруга Генералъ-Лейтенанта, сдлавшаяся Виконтессою, считала себя столь же знатною, какъ и какая нибудь урожденная Роганъ, и утверждала, что сто тысячь ливровъ чистаго дохода даютъ ей право быть столь же высокомрною, какъ золовка ея Эмилія, которой иногда она съ ироніею желала счастливаго супружества, намекая, что дочь такого то Пера вышла замужъ за такого-то…….
Супруга Барона Фонтена находила удовольствіе затвать Эмилію великолпіемъ экипажей, богатствомъ и изысканностію убранствъ, которая въ свою очередь намревалась отплатитъ ей тмъ же, когда выйдетъ замужъ.
Насмшливый видъ, съ которымъ невстки и зятья слушали притязанія, обнаруживаемыя Эмиліею, производили въ сей послдней сильную досаду, укрощаемую только въ томъ случа, когда ей удавалось осыпать ихъ эпиграммами.
Наконецъ, когда глава семейства замтилъ нкоторую холодность въ молчаливой и непрочной дружб Монарха, то тмъ боле огорчался, что возлюбленная дочька его, въ слдствіе насмшливыхъ вызововъ своихъ невстокъ, возмечтала теперь о столь блестящихъ видахъ, какихъ она никогда еще не имла.
Посреди таковыхъ то обстоятельствъ, и въ то самое время, когда сіи семейственныя несогласія чувствительно усилились, Монархъ, благорасположеніе котораго Г. Фонтенъ надялся снискать вновь, тяжко заболлъ. Великій политикъ, который съ такимъ искусствомъ умлъ посреди бурь править кормиломъ государства, изнемогъ подъ бременемъ недуга его постившаго.
Графъ Фонтенъ, находясь въ неизвстности на счетъ милостей, которыхъ могъ ожидать отъ новаго Короля, употребилъ вс средства для сосредоточенія около своей дочери цвта молодыхъ жениховъ. Т, коимъ привелось искать ршенія задачи, состоящей въ томъ, чтобы выдать замужъ двицу надмнную и мечтательную, поймутъ, можетъ быть, какой трудъ принималъ на себя бдный Ваидеецъ.
Исполненіе сего послдняго предпріятія, согласно съ желаніемъ возлюбленной его дочери, довершило бы достойнымъ образомъ поприще Графа въ Париж, гд въ продолженіи десяти лтъ онъ заботился упрочить счастіе своего семейства. И въ самомъ дл, система, коею члены его фамиліи руководствовались для поглощенія прибыльнйшихъ мстъ во всхъ министерствахъ, уподобляла сіе семейство Австрійскому Дому, который угрожаетъ распространить наконецъ свои союзы на всю Европу. Посему-то старый Вандеецъ, ревностно желавшій составить счастіе своей дочери, не отказался отъ своего намренія, несмотря на неудачи многихъ искателей его дочери. И ничто не могло быть забавне сужденій и приговоровъ своенравной, высокомрной Эмиліи о достоинствахъ ея обожателей.
Казалось, что она была одною изъ тхъ Принцессъ тысячи и одного дня, которыя по своему богатству и красот имли право выбирать любаго Принца въ мір. Ея возраженія при отказахъ женихамъ были одно смшне другаго. У того ноги слишкомъ толсты, у другаго колни кривыя, этотъ близорукъ, того зовутъ Дюранъ, иной хромаетъ, почти вс были слишкомъ тучны……
И когда, отвергнувъ предложенія двухъ, трехъ жениховъ, она являлась на зимнихъ увеселеніяхъ или на балахъ, то всегда казалась оживленне, миле, радостне, чмъ когда нибудь, тамъ, проницательнымъ окомъ, она подвергала испытанію первенствующихъ лицъ въ обществ, часто, своимъ восхитительнымъ лепетомъ, вывдывала тайны сердецъ, находила удовольствіе мучить молодыхъ людей, и вынудивъ у нихъ обычнымъ своимъ кокетствомъ признаніе, однимъ словомъ лишала ихъ всякой надежды.
Природа съ излишествомъ одарила ее тми преимуществами, которыя были необходимы для успха въ принятой ею рол.
Высокая, стройная Эмилія Фонтенъ имла поступь величественную или живую, по ея произволу. Имя шею нсколько длинноватую, она чрезъ то могла принимать съ совершенствомъ осанку показывающую или надмнность или высокомріе. Она составила себ такъ сказать богатый запасъ тхъ движеній головы, тхъ различныхъ женскихъ уловокъ, которыя иногда такъ жестоко, а иногда такъ восхитительно объясняютъ недоконченную рчь или улыбку. Прекрасные черные волосы, густыя округленныя брови придавали ея физіогномія выраженіе гордости, которую кокетство, а также и зеркало научили ее усиливать до жестокости или смягчать безжизненностію или нжностію взгляда, неподвижностію или легкимъ движеніемъ губъ, холодностію или пріятностію улыбки.
Когда Эмилія желала овладть сердцемъ, то ея чистый голосъ длался сладкозвучнымъ, но она умла также дать ему какую-то отрывистую ясность, когда хотла наложить молчаніе на нескромный языкъ мущины. Блое ея лице и мраморное чело уподоблялись поверхности прозрачнаго озера, которое будучи подернуто втеркомъ, поперемнно то покрывается зыбью, то опять длается спокойнымъ и яснымъ. Не разъ молодые люди, отвергнутые ею и исполненные досады, обвиняли ее въ лицемрномъ притворств, но въ ея черныхъ глазахъ пылалъ такой огонь и выражалось столько взаимности, что сердца всхъ молодыхъ щеголей, танцовавшихъ съ нею, невольно рвались къ ней изъ подъ блыхъ жилетовъ и черныхъ фраковъ. Между всми свтскими двицами ни одна лучше ея не умла: принять на себя гордаго вида, отвчая на привтствіе мущины, удломъ коего были одни таланты, сказать колкую учтивость тмъ, коихъ она считала ниже себя, и излить въ полной мр свою обидную насмшливость на тхъ, которые пытались стать на ряду съ нею. Однимъ словомъ, казалось, что гд бы она ни находилась, везд разсыпаемыя ей льстивыя привтствія она принимала, какъ дань должнаго ей почтенія, а не какъ учтивости, въ присутствіе Принцессы даже ея тлоположеніе и величественный видъ превратили бы кресло ею занимаемое въ тронъ Императорскій.
Въ сіе-то время, но слишкомъ поздно, Г. Фонтенъ позналъ, сколь превратное направленіе получило воспитаніе его любимой дочери отъ лишней нжности, предметомъ коей она была до сихъ поръ. Удивленіе, которое свтъ показываетъ въ начал къ достоинствамъ молодой двицы, отмщая ей за то въ послдствіи, до чрезвычайности усилило гордость Эмиліи и ея самонадянность. Угожденія, коими она была осыпаема отъ всхъ ее окружающихъ, развили въ ея сердц эгоизмъ, свойственный избалованнымъ дтямъ, которыя играютъ всмъ что попадется подъ руку, какъ своенравный владтель своими рабами.
Прелестность юности и разнообразность талантовъ скрывали пока отъ взоровъ всхъ сіи недостатки, тмъ боле предосудительные въ женщин, что она пріобртаетъ постоянную привязанность мущины только неограниченною преданностію и самоотверженіемъ. Но ничто не скрывается отъ взоровъ чадолюбиваго отца. Г. Фонтенъ пытался было изъяснить своей дочери главныя истины таинственныхъ скрижалей жизни. Его усилія остались тщетными. И дйствительно, своенравное упрямство и насмшливый умъ его дочери такъ часто заставляли его вздыхать о томъ, что онъ не могъ въ столь преклонныхъ лтахъ неослабно заниматься исправленіемъ ея несчастнаго характера. А потому онъ ршился ограничить свои попеченія совтами, исполненными кротости и добродушія, но онъ съ горестію видлъ, что его нжнйшія увщанія скользили по сердцу его дочери, какъ бы по мрамору,
Глаза родительскіе обыкновенно открываются столь поздно, что много потребно было опытовъ чтобы дать замтить старому Вандейцу то снисхожденіе, съ которымъ дочь его изъявляла ему изрдка свои ласки. Она доходила на тхъ дтей, которые какъ будто говорятъ своимъ матерямъ: — поцлуй меня скоре, чтобъ я могъ итти играть! Однимъ словомъ, Эмилія изволила быть нжною къ своимъ родителямъ. Но часто по внезапному капризу, почти неизъяснимому въ молодой двушк, она уединялась и являлась къ родителямъ очень рдко. Она жаловалась, что слишкомъ многіе раздляютъ съ нею нжность и сердце ея отца и матери. Она ревновала ихъ ко всмъ, даже къ своимъ братьямъ и сестрамъ, и съ большимъ трудомъ образовавъ около себя пустыню, она обвиняла всю природу въ своемъ отчужденіи. Вооружившись своею двадцатилтнею опытностію, она укоряла судьбу, ибо, не вдая, что главное начало счастія обртаемъ въ самихъ себ, она искала благополучія въ вншнихъ предметахъ. Она бы удалилась на край свта, что бы избгнуть замужства, подобнаго союзамъ двухъ ея сестеръ, а иногда, видя ихъ въ супружеств богатыми и счастливыми, въ сердц своемъ таила мучительную ревность. Короче сказать: мать ея, которая, подобно Г. Фонтену, была жерттвою ея своенравныхъ выходокъ, иногда считала ее несовсмъ въ здравомъ разсудк.
Впрочемъ, сію несообразность въ поступкахъ довольно легко объяснить. Въ самомъ дл, ничто не можетъ быть естественне той гордой самонадянности, которая раждается въ сердцахъ молодыхъ двицъ, одаренныхъ отъ природы блестящею красотою и принадлежащихъ къ фамиліи, занимающей довольно значительную степень въ обществ. Сверхъ сего он почти вс уврены, что матери ихъ, достигнувъ сорока или пятидесяти лтъ, не способны ощущать сочувствія къ мечтамъ ихъ юныхъ душъ, и пониматъ оныя. Он воображаютъ, что большая часть матерей ревнуетъ къ своимъ дочерямъ, и, стараясь одвать ихъ на старый образецъ, умышляютъ затмить ихъ прелести и лишить ихъ побдъ, присвоенныхъ красот. Сіе самое и бываетъ часто причиною тайныхъ слезъ и нмыхъ упрековъ на предполагаемую жестокость матерей. Посреди подобныхъ огорченій, которыя длаются дйствительными, хотя оныя существуютъ въ одномъ только воображеніи, он еще, съ какимъ-то безуміемъ, заране приготовляютъ, такъ сказать, тему для ихъ будущности, и сами составляютъ себ гороскопъ, принимая мечты за существенность, и въ своемъ ослпленіи видятъ въ нихъ магію. Въ тайныхъ думахъ, он принимаютъ твердое намреніе осчастливить своею рукою и сердцемъ того, кто будетъ обладать тмъ или другимъ преимуществомъ. Он рисуютъ въ своемъ воображеніи идеалъ, на который суженый, во что бы ни стало, долженъ походить, но когда он искусятся въ жизни, когда улетающія лта возбудятъ въ нихъ сужденія боле основательныя, когда познакомятся короче съ свтомъ и съ его прозаическимъ ходомъ, когда наконецъ несчастные примры разочаруютъ ихъ, тогда только яркія краски ихъ мечтательнаго существа блднютъ, и он, увлеченныя обычнымъ теченіемъ жизни, съ удивленіемъ усматриваютъ, что и безъ брачной поэзіи бывалыхъ мечтаній, он обрли счастіе.
Двица Эмилія Фонтенъ, руководимая сими поэтическими мечтаніями и своею младенчествующею мудростію, составила въ своемъ ум программу, съ требованіями которой тотъ, кого она будетъ любить, долженствовалъ соображаться. Вотъ причина и ея надмннаго обхожденія и расточаемыхъ ею насмшекъ.
— Во первыхъ, часто думала она, онъ долженъ быть молодъ и изъ знатнаго рода, сверхъ того непремнно долженъ быть Перомъ или старшимъ сыномъ Пера, ибо для меня несносно и подумать, чтобы на моей карет не изображался гербъ на лазоревой мантіи. Къ томужъ, это даетъ право разъзжать, подобно Принцамъ, по главной аллеи Лонгшанскаго гулянья. Да и батюшка утверждаетъ, что со временемъ достоинство Перовъ будетъ важнйшимъ во Франціи. Я хочу, что бы онъ былъ изъ военныхъ, предоставляя себ выхлопотать ему въ свое время отставку, но главное, онъ долженъ имть какой нибудь знакъ отличія для того, чтобы часовые отдавали намъ честь.
Наконецъ, вс сіи рдкія достоинства тщетны, если сей мечтательный образецъ совершенства не будетъ одаренъ большею любезностію, умомъ, станомъ стройнымъ и тонкимъ. Сколько сіе послднее наружное преимущество не могло быть скоропреходящимъ, особенно при правленіи представительномъ, тмъ не мене оно требовалось необходимо. У двицы Фонтенъ было, какъ бы идеальное, образцовое мрило, и если, съ перваго взгляда, какой нибудь молодой человкъ не удовлетворялъ условію худощавости, требуемому программою, то даже не удостоивался во второй разъ ея взора.
— Ахъ! Боже мой, какой толстякъ! симъ восклицаніемъ изъявляла она высочайшую степень презрнія.
По ея мннію, люди полные неспособны чувствовать, быть добрыми мужьями и недостойны обращаться въ образованномъ обществ. Для женщины дородность есть несчастіе, хотя, впрочемъ, у Восточныхъ жителей оная сопряжена съ ихъ понятіями о женской красот, но въ мущин тучность казалась ей преступленіемъ.
Вс сіи ошибочныя мннія, выражаемыя съ остроуміемъ, забавляли слушателей Эмиліи, но Г. Фонтенъ чувствовалъ, что притязанія его дочери, безразсудство которыхъ начинали постигать проницательные и не совсмъ благонамренные умы нкоторыхъ женщинъ, будутъ со временемъ предметомъ колкихъ насмшекъ. Онъ опасался, чтобы причудливыя мысли его нжной дочьки не имли пагубнаго вліянія на ея хорошій тонъ. Онъ трепеталъ при мысли, что непреклонный свтъ, можетъ быть, уже насмхается надъ особою столь долго находящеюся на сцен, и заставляющею ждать развязки, разыгрываемой ею драмы. Не разъ, дйствующія лица, оскорбленныя отказомъ, казалось ожидали благопріятнаго для нихъ случая, чтобъ отмстить ей, равнодушные же и т, которые не имли притязаній на ея сердце, начинали уже утомляться, ибо безпрестанное удивленіе, кажется, есть тягость для рода человческаго. Престарлый же Вандеецъ лучше другихъ зналъ, что если существуетъ одна только благопріятная минута чтобы броситься въ вихрь свта, постить гостиныя, явиться при Двор или на сцен, то также бываетъ и такая минута, въ которую необходимо должно сойти съ театра свта.
Посему-то Г. Фонтенъ, въ первую зиму по возшествіи на престолъ Карла X, усугубялъ свои старанія, совокупно съ тремя сыновьями и зятьями, чтобы сосредоточить въ пышныхъ гостиныхъ своего дома лучшія партіи, какія только были въ Париж, или между членами депутація отъ департаментовъ. Блестящіе балы имъ даваемые, великолпіе столовой, вкусные обды, на коихъ яства приправлены были душистыми трюфлями, не уступали тмъ знаменитымъ пиршествамъ, посредствомъ которыхъ тогдашніе министры располагали голосами своихъ парламентскихъ ратоборцевъ.
Достопочтеннаго Вандейца отъявили однимъ изъ важнйшихъ развратителей законодательной честности той палаты, которая, казалось, умерла отъ худаго пищеваренія, и, что удивительне всего, усиліямъ своимъ выдать дочь замужъ, онъ одолженъ былъ тою милостію, которою пользовался при Двор. Можетъ быть, онъ находилъ какую нибудь тайную выгоду продавать во второй разъ свои трюфли. Сіе обвиненіе, разглашаемое нкоторыми либералами — насмшниками, которые, изобиліемъ рчей вознаграждала себя за скудость числа ихъ приверженцевъ въ палат, не имло никакого успха. Поступки Поатинскаго дворянина были такъ благородны и добросовстны, что на его счетъ не было помщено ни одной изъ тхъ эпиграммъ, которыми тогдашніе журналы осыпали триста лицъ умренной партіи, министровъ, поваровъ, главныхъ директоровъ, застольныхъ витязей и отъявленныхъ защитниковъ поддерживающихъ общими силами управленіе Виллеля.
Приведя къ окончанію свои наступательныя дйствія, въ продолженіи которыхъ вся набранная имъ рать часто бывала въ дл, онъ мыслилъ, что на этотъ разъ, собраніе столькихъ жениховъ не покажется простою фантасмагоріею его дочери, и что пришло время посовтоваться съ нею о семъ важномъ предмет.
Онъ ощущалъ какое-то внутреннее самодовольствіе, исполнивъ столь свято долгъ отца, и какъ онъ не пренебрегалъ даже самыми маловажными средствами къ достиженію своей цли, то и надялся, что Эмилія была неравнодушна хотя къ одному изъ столькихъ воздыхателей. Онъ какъ бы утомился неблагоразуміемъ своей дочери, и былъ не въ состояніи боле приниматься съ новыми усиліями за исполненіе своего предпріятія, и такъ, великимъ постомъ. въ одно утро, когда въ засданій палаты не имли необходимой надобности въ его голос, ибо тотъ день былъ назначенъ для выслушанія разныхъ прошеній, онъ ршился приступить къ длу безъ отлагательства.
Между тмъ какъ камердинеръ, съ особеннымъ искусствомъ, рисовалъ на желтомъ череп Г. Фонтена пудренную дельту, которая, совокупно съ висящими ailes de pigeon, довершала его почтенную головную прическу, Графъ, не безъ тайнаго опасенія, приказалъ старому слуг итти къ надмнной двиц, и просить ее, чтобы она немедленно предстала предъ лице главы семемства.
— Іосифъ, сказалъ онъ камердинеру, окончившему прическу головы, убери эту салфетку, задерни занавсы, поставь стулья на мста, выколоти коверъ передъ каминомъ, сотри везд пыль!….. Проворне!….. Да отвори-ка окно въ моемъ кабинет, чтобы освжить воздухъ.
Графъ, давая въ одно и то же время столько различныхъ приказаній, почти сбилъ съ ногъ бднаго Іосифа, который, угадывая намренія своего господина, кое-какъ убралъ кабинетъ, боле другихъ покоевъ запущенный въ семъ дом. Онъ, не безъ труда, привелъ въ нкоторую стройность кипы счетовъ, картины, книги и мебель сего святилища, въ которомъ разбирались важныя дла по части казенныхъ имуществъ.
Приведя, съ грхомъ по поламъ, въ устройство сей безпорядочный хаосъ и выставивъ на видъ, какъ въ модномъ магазин, все, что могло быть пріятнымъ для глазъ и вмст съ тмъ своими красками являть какъ бы судебную поэзію, Іосифъ остановился посреди сего лабиринта обветшалыхъ бумагъ, которыя даже въ нкоторыхъ мстахъ покрывали коверъ, съ самодовольствомъ посмотрлъ около себя, сдлалъ одобрительный знакъ головою, и вышелъ.
Но Графъ не раздлялъ съ своимъ камердинеромъ его выгоднаго мннія на счетъ распорядка въ кабинет, и прежде нежели слъ въ свои огромныя Волтеровы кресла съ искривленною спинкою и обитыя краснымъ сафьяномъ, онъ бросилъ взоръ недоумнія вокругъ себя, осмотрлъ съ непріязненнымъ видомъ свой блый халатъ, стряхнулъ съ онаго нсколько крупинокъ табаку утеръ тщательно носъ, поставилъ на мсто каминную лопаточку и щипцы, раздулъ огонь, подтянулъ спальные сапоги, закинулъ назадъ свою маленькую косу, остановившуюся въ горизонтальномъ. положеніи между воротникомъ жилета и халата, и далъ ей совершенно отвсное положеніе, потомъ подмелъ золу въ камин, которая носила на себ признаки упорнаго кашля. Престарлый Вандеецъ слъ наконецъ, осмотрвъ въ послдній разъ свой кабинетъ, надясь что никакой предметъ не возбудитъ тхъ насмшливыхъ и непочтительныхъ замчаній со стороны его возлюбленной Эмиліи, которыми она обыкновенно отвчала на благоразумные совты, шестидесятилтнею нжностію внушаемые. Онъ не хотлъ, въ такихъ обстоятельствахъ, уронить предъ дочерью отцовское достоинство. Онъ понюхалъ съ осторожностію табаку, кашлянулъ раза два, три, какъ бы готовясь длать поимянную перекличку, ибо уже услышалъ легкую походку дочери, которая вошла въ кабинетъ напвая арію изъ оперы del Barbiere.
— Здравствуйте, батюшка….. Къ чму вы прислали за мною такъ рано?…….
И посл сихъ словъ, произнесенныхъ ею какъ бы ritournelle apiи, которую она пла, она поцловала своего отца не съ тою откровенною нжностію, которая длаетъ столь пріятнымъ чувство привязанности дтей къ родителямъ, но съ небрежною легкостію любовницы, увренности, что все, что она ни сдлаетъ, всегда понравится.
— Любезное дитя мое….. сказалъ Г. Фонтенъ, принимая на себя важный видъ, я приказалъ позвать тебя съ тмъ, чтобы наконецъ ршительно поговорить съ тобою о твоей будущности. Такъ какъ ты теперь находишся въ необходимости избрать себ супруга, чтобы упрочить твое благополучіе, то…….
— Мой добрый батюшка…… возразила Эмилія, самымъ нжнымъ голосомъ, дабы прервать слова Графа,— кажется, что срокъ заключеннаго между нами перемирія въ разсужденіи жениховъ, еще не вышелъ.
— Эмилія, перестанемъ шутитъ такимъ важнымъ дломъ. Съ нкотораго времени, вс, истиннолюбящіе тебя, соединили свои усилія, чтобы доставить теб выгодную партію, и тебя можно будетъ укорять въ неблагодарности, если ты съ легкомысліемъ будетъ взирать на т старанія, которыя не я одинъ прилагаю къ упроченію твоей будущей судьбы.
Слушая сіи слова, молодая двица бросила лукавый, испытующій взоръ на мебель въ кабинет. Она взяла кресло, которое, по видимому, мене другихъ служило просителямъ, сама принесла оное къ камину, и сла прямо лицемъ къ отцу, потомъ принявъ на себя важный видъ, явно выражающія насмшливость, сложила руки на богатой уборк пелерины a la neige, и расправляла безчисленныя тюлевыя рюши. Взглянувъ мелькомъ и съ улыбкою на озабоченное лице своего престарлаго родителя, она прервала молчаніе:
— Милый батюшка, я отъ васъ еще никогда не слыхала, чтобы правительство сообщало что нибудь къ свденію, въ халат, но, прибавила она, впрочемъ, не въ томъ сила, народъ не взыскателенъ!…… Она улыбнулась. Ну, послушаемъ теперь ваши проэкты законовъ и оффиціальныя предложенія…….
— Не всегда я буду имть возможность длать теб подобныя представленія, дурочка!…… И такъ, сударыня, я не намренъ подвергаться опасности, уронить въ общемъ мнніи собственное достоинство, которое составляетъ часть наслдства моихъ дтей, не хочу отнын вербоватъ эту толпу танцовщиковъ, которую ты обращаешь въ бгство съ каждою весною. Не разъ ты была уже невинною причиною значительныхъ ссоръ съ извстными фамиліями, но, я надюсь, что нын ты боле въ состояніи судить о затруднительности положенія какъ твоего, такъ и нашего. Эмилія, теб двадцать лтъ, и вотъ уже около пяти лтъ, что ты невста. Твои братья, твои сестры, вс пристроены выгодно — и счастливы. Но, милая, издержки, которыя были неизбжны при сихъ бракахъ и роскошь нашей жизни, поддерживаемая матерью въ угоду теб, такъ поглотили наши доходы, что я никакъ не могу дать теб въ приданое боле ста тысячь франковъ. Отнын я хочу заняться обезпеченіемъ будущей судьбы твоей матери. Участь ея не должна зависть отъ дтей, и я хочу, Эмилія, чтобы, когда меня не станетъ, жена моя не была оставлена мною на чей либо произволъ, и чтобы она продолжала наслаждаться тмъ довольствомъ, которымъ я слишкомъ поздно вознаградилъ самоотверженіе, показанное ею во время моихъ несчастій.
Ты видишь, дочь моя, что небольшое твое приданое не соотвтствуетъ твоимъ высокимъ надеждамъ!…. и даже сія сумма пожертвована мною теб одной изъ всхъ моихъ дтей, но они великодушно согласились между собою не роптать на твою мать и на меня за то преимущество, которое мы оказываемъ столь любимой нами дочери.
— Въ ихъ состояніи!….. сказала Эмилія покачавъ головою съ насмшливымъ видомъ.
— Дочь моя, не говори никогда дурнаго о тхъ, которые тебя любятъ. Знай, что только бдные великодушны! У богатыхъ всегда найдутся причины для того, чтобы не уступить двадцати тысячь франковъ родственнику…… Ну, милая, не сердись! Посмотримъ!….. Ты разсудительна, поговоримъ же о нашихъ молодыхъ людяхъ! Не замтилали ты между ними Г. Монталанъ?……
— О! онъ говоритъ игла вмсто игра, вчно любуется своею ногою, которую считаетъ очень маленькою, и смотрится въ зеркало!….. Къ тому жъ онъ блондинъ, а я не люблю блондиновъ……
— Ну, а Г-на Серизи?……
— Онъ не дворянинъ. Сверхъ того онъ неуклюжъ и слишкомъ дороденъ. Правда, что онъ брюнетъ. Надлежало бы этимъ двумъ господамъ уговориться въ томъ, чтобы соединить свои состоянія, и чтобы первый уступилъ свою наружность и свое имя второму, который бы долженъ остаться при своихъ волосахъ, и тогда бы……
— Чмъ нехорошъ Г. Салюсъ?……
— Онъ сдлался банкиромъ……
— А Г. Коминъ?……
— Онъ худо танцуетъ, но, батюшка, вс эти господа не имютъ титуловъ, а я хочу быть по крайней мр Графинею, подобно моей матушк.
— И такъ въ продолженіи этой зимы ты никого не видала, который бы……
— Нтъ, батюшка…….
— Кого жъ теб нужно?…..
— Сына Пера Франціи……
— Дочь моя, сказалъ Г. Фонтенъ вставая съ креселъ, ты сошла съума!…..
Но вдругъ опъ поднялъ глаза къ небу, почерпнулъ, казалось, новый запасъ покорности къ провиднію въ какой-то благоговйной мысли, и, посмотрвъ съ родительскимъ сожалніемъ на свою дочь, которая въ сію минуту была дйствительно тронута, онъ взялъ ее за руку, и, пожавъ оную, сказалъ си съ нжностію:
— Богъ мн свидтель! бдное, заблудшееся дитя мое, что я добросовстно выполнилъ долгъ отца въ отношеніи къ теб, что я говорю, не только добросовстно, но съ любовію, милая Эмилія. Такъ, свидтельствуюсь Богомъ, что въ эту зиму, я ввелъ въ твое общество многихъ честныхъ, молодыхъ людей, которыхъ личныя достоинства, нравственность, характеръ были мн извстны, и вс показались намъ достойными тебя. Дочь моя, долгъ мои исполненъ. Отнын, предоставляю теб полную свободу, и почитаю себя счастливымъ, и въ тоже время несчастливымъ, сложивъ съ себя тягчайшую изъ обязанностей родительскихъ. Можетъ быть уже не долго ты будешь внимать голосу, который, къ несчастію, никогда не былъ строгимъ, но помни, что супружеское счастіе основано боле на взаимномъ уваженіи, нежели на блестящихъ качествахъ и на богатств. Сіе благополучіе, по существу своему, и смиренно и безъ блеску. Такъ, дочь моя, я благословлю того молодаго человка, котораго ты мн представишь какъ зятя, но если ты будешь несчастлива, то помни, что не имешь права обвинять отца твоего. Я не откажусь содйствовать и вспомоществовать теб, но если ты сдлаешь выборъ, онъ долженъ быть ршительнымъ, потому что я не соглашусь два раза подвергать опасности должное моимъ сдинамъ уваженіе.
Родительская нжность, отражавшаяся въ попечительныхъ увщаніяхъ ея отца, и его торжественный голосъ живо тронули двицу Фонтенъ, но она скрыла чувствованія, возбужденныя въ ея сердц, и съ легкостію вскочивъ на колни Графа, который слъ въ сильномъ еще волненіи, она осыпала его нжнйшими ласками, свойственными женщинамъ, такъ что наконецъ морщины сгладились на чел старца, Когда Эмилія замтила, что сильное волненіе ея отца ослабло, она сказала ему въ полголоса:
— Очень васъ благодарю, любезный батюшка, за ваше милостивое позволеніе. Вы убрали вашу комнату, чтобы принять вами любимую дочь? Вы, можетъ быть, не надялись найти ее столь безразсудною и непокорною?…… Но, батюшка, разв такъ трудно выйти замужь за Пера Франціи?….. Вы же говорили, что въ сіе достоинство будутъ возводить дюжинами…… Ахъ! вы по крайней мр не откажете мн въ вашихъ совтахъ!…….
— Нтъ, бдное дитя, нтъ, и я не разъ буду кричать теб: берегись! Подумай то, что достоинство Перовъ еще слишкомъ ново въ нашей правительственности, какъ говаривалъ покойный Король, для того чтобы Перы могли владть значительными имніями. — Богатые хотятъ обогатиться еще боле, ибо самый достаточный изъ членовъ нашего Перства не иметъ половины доходовъ противу бднйшаго Лорда верхней палаты Англійскаго парламента. Сверхъ сего, вс Перы Франціи, безъ исключенія, будутъ искать богатыхъ наслдницъ для своихъ сыновей, въ какомъ бы то ни было званіи, потому что еще боле ста лтъ вс они будутъ въ необходимости составлять партіи, основанныя на денежныхъ расчетахъ. Но, можетъ быть, въ ожиданіи счастливаго случая, столь тобою желаемаго, осуществленіе котораго можетъ стоить теб лучшихъ твоихъ лтъ, прелести твои (ибо въ нашемъ вк большею частію женятся по любви), прелести твой, говорю я, произведутъ чудо. Пока опытность скрывается подъ наружностію, столь прелестною какъ твоя, то можно ожидать чудесъ отъ оной. Сверхъ сего, ты обладаешь даромъ, по объему тла, судить о внутреннихъ достоинствахъ человка. Посему я и не имю надобности предупреждать двицу столь благоразумную какъ ты, объ затрудненіяхъ сего предпріятія. Я увренъ, что ты никогда не будетъ считать умнымъ незнакомца, потому только что онъ иметъ привлекательныя черты лица, или судить о добродтеляхъ кого либо по стройному его стану.
Наконецъ, я совершенно согласенъ съ твоимъ мнніемъ на счетъ того, что вс сыны Перовъ необходимо должны имть отличительный видъ и пріемы, имъ однимъ свойственные. Въ ныншнее время, когда ничто не показываетъ различія чиновъ, сіи молодые люди должны имть въ себ что-то особенное, чтобы ихъ можно было узнать. Къ томужъ ты не даешь воли своему сердцу, какъ искусный всадникъ коню, чтобы онъ не спотыкнулся. Дочь моя!…..— Желаю теб успха.
— Вы надо мною сметесь, батюшка?…… И такъ, я объявляю вамъ, что скоре ршусь умереть въ монастыр Принцессы Конде,— чмъ быть женою — не Пера Франціи.
Довольная тмъ, что ей предоставили полную свободу располагать собою, она вышла изъ кабинета, напвая арію: Cara non dubitare изъ Маlriтопіо secretо.
Въ сей самый день случилось, что все семейство собралось для торжествованія какого-то домашняго праздника, во время дессерта, Г-жа Боневаль, старшая сестра Эмиліи — жена главнаго сборщика податей — сильно намекала о какомъ-то Американц, обладающемъ большими богатствами, и который, страстно влюбившись въ ея сестру, сдлалъ ей самыя блестящія предложенія.
— Онъ банкиръ, кажется? съ небрежностію сказала Эмилія. Я не люблю капиталистовъ безъ званія.
— Но Эмилія, отвчалъ Баронъ Вилденъ, мужъ ея второй сестры, вы не любите также судейской должности, и какъ вы отвергаете помщиковъ, не носящихъ какого нибудь титула, но я ршительно не вижу въ какомъ званіи вы намрены искать себ супруга.
— Въ особенности же съ твоею системою худощавости, прибавилъ Генералъ-Лейтенантъ.
— Я знаю, что мн нужно, отвчала Эмилія.
— Моя сестра желаетъ пышнаго имяни! отвчала Баронесса Фонтенъ, да въ добавокъ ста тысячь ливровъ годоваго дохода.
— Я знаю, милая сестрица, возразила двица Фонтенъ, что я не сглуплю выходя замужъ, какъ случилось со многими, чму я сама была свидтельница. Впрочемъ, для отвращенія всякихъ брачныхъ преній, которыя ненавижу, я объявляю, что буду считать непріятелями тхъ, кои станутъ заводить рчь о замужств.
Дядя Эмиліи, семидесяти-лтній старикъ, доходы котораго недавно увеличились двадцатью тысячами ливровъ, въ слдствіе постановленія о вознагражденіяхъ, и который имлъ неоспоримое право говорить обожаемой имъ племянниц непріятныя истины, вскричалъ чтобы прекратить колкость сего разговора:
— Не мучьте же мою бдную Эмилію. Разв вы не видите, что она ожидаетъ совершеннолтія Герцога Бордосскаго.
Всеобщій смхъ послдовалъ за сею шуткою старика.
— Берегись, чтобы я не вышла замужъ за тебя, старый глупецъ!….. вскричала молодая двушка, коей послднія слова, къ счастію, были заглушены шумомъ.
— Дти мои, сказала Гжа Фонтенъ, чтобы смягчить сію грубость, Эмилія въ семъ случа послдуетъ однимъ совтамъ своей матери, такъ какъ вы, вс послушались совтовъ вашего отца.
— Вотъ еще! Въ такомъ дл, которое касается одной меня, я послушаюсь только самой себя…… сказала очень явственно двица Фонтенъ.
Взоры всхъ обратились при семъ отвт на главу семейства, Казалось, вс съ любопытствомъ ожидали, какъ онъ поступитъ въ семъ случа, чтобы поддержать свое достоинство. Достопочтенный Вандеецъ не только пользовался большимъ уваженіемъ въ свт, но сверхъ того, счастливе въ семъ отношеніи многихъ другихъ отцевъ, онъ былъ также уважаемъ своимъ семействомъ, вс члены коего умли цнить благородныя качества, послужившія ему къ упроченію благосостоянія всхъ своихъ родныхъ. А посему онъ былъ окруженъ тмъ глубокимъ почтеніемъ, которое царствуетъ въ фамиліяхъ Англійскихъ и въ нкоторыхъ аристократическихъ семействахъ на твердой земл, къ представителю генеалогическаго дерева. Глубокое молчаніе водворилось, и взоры собесдниковъ поперемнно обращались то на своенравное и горделивое лице избалованной дочери, то на мрачныя лица господина и госпожи Фонтенъ.
— Я предоставилъ моей дочери Эмиліи полную свободу устроить свою будущую судьбу.
Таковъ былъ отвтъ, произнесенный Графомъ, голосомъ, въ которомъ отзывалось сильное душевное волненіе.
Вс родственники и собесдники посмотрли на двицу Фонтенъ съ любопытствомъ и сожалніемъ, ибо слова сіи по видимому обнаруживали, что родительская нжность утомилась въ борьб съ характеромъ, неисправимость котораго была извстна всему семейству. Между зятьями возникъ тихій ропотъ неодобренія, а братья посмотрли на своихъ женъ съ насмшливою улыбкою. Съ сей самой минуты вс перестали заниматься замужствомъ сей горделивой двицы. Только ея старый дядя, какъ опытный морякъ, осмливался вести съ нею перестрлку и выдерживать напоръ ея своенравныхъ выходокъ, хладнокровно и безостановочно обмнивая съ нею выстрлы.
Съ возвращеніемъ лта, и когда бюджетъ былъ принятъ большинствомъ голосовъ, сіе семейство, образецъ Англійскихъ парламентскихъ семействъ, имющихъ подпоры во всхъ администраціяхъ и десять голосовъ въ нижнемъ парламент, полетло, подобно станиц пернатыхъ, къ прелестнымъ мстоположеніямъ Олнея, Антони и Шатенэ.
Богатый сборщикъ податей купилъ незадолго предъ тмъ въ сихъ мстахъ для жены своей дачу, ибо онъ оставался въ Париж только во время собраній палаты. Хотя прекрасная Эмилія презирала все то, что не носило на себ отпечатка дворянства, но чувство сіе не простиралось до того, чтобы она отказывалась пользоваться выгодами богатства, хотя бы оно было пріобртено мщанами. И такъ она ршилась сопутствовать сестр своей въ пышную villa, впрочемъ боле потому, что хорошій тонъ непремнно требовалъ, чтобы всякая женщина, имющая всъ въ обществ, оставляла Парижъ на лто, нежели изъ дружбы къ своимъ родственникамъ, которые проводили лтнее время на сей дач.
Зеленыя окрестности городка Со удивительнымъ образомъ способствовали тому, чтобы согласить сугубыя требованія хорошаго тона съ обязанностями людей, обремененныхь государственными должностями.
Такъ какъ довольно сомнительно, чтобы слава сельскихъ баловъ въ Со, когда либо разпространилась за скромные предлы департамента Сены, то и необходимо будетъ описать нкоторыя подробности сего еженедльнаго праздника, который, возрастающею своею важностію, угрожаетъ сдлаться узаконеніямъ. Окрестности городка Со пользуются какою-то извстностію, пріобртенною его видами, которые постители величаютъ прелестными. Можетъ быть оные и весьма обыкновенны, и славою своею одолжены только глупости Парижскихъ мщанъ, которые, вышедши изъ своего завала, гд они какъ бы погребены подъ щебнемъ, готовы любоваться однообразною равниною Боссы, но какъ поэтическія сни Олнея, холмы Антони и Фонтенэ-о-розь обитаемы нкоторыми путешествовавшими артистами, чужестранцами, вообще весьма взыскательными, и сверхъ того многими прекрасными дамами, отличающимися хорошимъ вкусомъ, то и должно полагать, что Парижане правы.
Къ тому жъ, городокъ Со обладаетъ еще другимъ, не мене важнымъ преимуществомъ для Парижанина: посреди сада, откуда взоръ открываетъ самые очаровательные виды, построена огромная ротонда, открытая со всхъ сторонъ, куполъ которой, столь же легкій какъ и обширный, поддерживается красивыми столбами. Подъ симъ сельскимъ навсомъ находится знаменитая танцовальная зала. Рдко проходитъ воскресенье, чтобы сосдніе помщики, даже многіе изъ самыхъ спсивыхъ, не постили лтомъ хотя одинъ или два раза сего храма деревенской Терпсихоры, прізжая или верхами, или въ затйливыхъ легкихъ экипажахъ, покрывающихъ пылью скромныхъ пшеходовъ философовъ. Надежда, встртиться тамъ съ женщинами большаго свта, или бытъ ими замченными, надежда, еще чаще осуществляемая, увидть молоденькихъ крестьянокъ, которыя хитре самыхъ судей, завлекаетъ въ Со по воскресеньямъ на балъ цлые рои писцовъ адвокатскихъ конторъ, учениковъ Эскулапа и молодыхъ людей, которыхъ нжный цвтъ лица и румянецъ сохраняются свжестію Парижскихъ залавковъ (arri&egrave,re-boutique). Посему то не разъ затевались мщанской сватьбы при звук оркестра, помщавшагося въ середин сей круглой залы. И еслибы навсъ могъ говорить, то сколько бы онъ пересказалъ любовныхъ интригъ? Сія любопытная смсь состояній, принимающихъ участіе въ бал городка Со, длаетъ сей праздникъ вдвое заманчиве Парижскихъ, тмъ боле что беретъ надъ ними верхъ своею красивою ротондою, мстоположеніемъ и прелестнымъ своимъ садомъ.
Эмилія, первая объявила желаніе потолкаться на семъ веселомъ бал, который привлекалъ жителей окрестностей. Она надялась провести время очень пріятно на семъ праздник. Еще въ первый разъ она желала поблуждать среди подобной толпы! Всякій знаетъ, что знатные находятъ большое удовольствіе въ инкогнито. И двица Фонтенъ заране забавлялась, представляя себ вс странныя ужимки мелочныхъ городскихъ обывателей. Она наслаждалась уже тми сладкими воспоминаніями, которыя очаровательные ея взоры и улыбка оставятъ въ сердцахъ столькихъ мщанъ. Она заране насмхалась надъ самодовольными танцорками, и чинила уже карандаши для изображенія сценъ, коими она надялась обогатить свой альбомъ.
Наконецъ она дождалась воскресенья. Общество Г. Бонневаля отправилось съ его дачи пшкомъ, чтобы скрыть званіе особъ, желавшихъ удостоитъ балъ своимъ присутствіемъ. Въ сей день отобдали ране обыкновеннаго, и къ довершенію удовольствія, прелестнйшій Майскій вечеръ благопріятствовалъ сей аристократической потх. Двица Фонтенъ очень удивлялась найдя въ кадриляхъ, составленныхъ въ ротонд, весьма порядочное общество. Правда, она замтила между нкоторыми молодыми людьми такихъ, которые употребили сбереженныя въ продолженіи цлаго мсяца деньги на то, чтобы блеснуть одинъ день, инд также попадалась чета, коей слишкомъ откровенная радость ни мало но отзывалась супружескою, но ея насмшливый духъ не находилъ для себя ожиданной обильной жатвы. Она съ удивленіемъ смотрла на удовольствіе, одтое въ перкалевое платье, и нисколько не уступающее удовольствію, облеченному въ шелковую одежду, и видла мщанъ, танцующихъ не хуже дворянъ, а иногда и лучше. Женщины вообще были одты хотя и просто, но со вкусомъ. Наконецъ депутаты, которые въ семъ собраніи были представителями владльцевъ того округа, то есть — поселяне, стояли съ подобающею учтивостію, каждыя въ своемъ угл. Двиц Эмиліи надлежало даже съ особеннымъ усиліемъ вникнуть въ составъ сего общества, чтобы найти въ ономъ предметъ, надъ которымъ бы ея насмшливость могла изощряться. Но ей некогда было заниматься ни лукавыми критическими разборами, ни тми отрывистыми разговорами, которые Шарлетъ, Генрихъ Монье и другіе наблюдатели собираютъ съ такимъ наслажденіемъ.
Надмнная Эмилія вдругъ увидла посреди сего обширнаго луга, цвтокъ (метафоры теперь въ чести), яркія и блестящія краски котораго подйствовали на ея воображеніе со всею очаровательностію новизны. Часто случается съ нами, что мы смотримъ на платье, на обои, на блую бумагу съ такимъ разсяніемъ, что сначала не замчаемъ на сихъ предметахъ какой нибудь блестящей точки, которая уже позже бросается въ глаза, какъ бы появившись только въ то мгновеніе, когда мы ее усмотрли. Двица Фонтенъ, дйствіемъ нравственнаго феномена, довольно сходнаго съ описаннымъ сейчасъ явленіемъ, въ молодомъ человк, представившемся ея взорамъ, познала образецъ всхъ наружныхъ совершенствъ, о которыхъ она уже такъ давно мечтала.
Въ ту минуту, она сидла на одномъ изъ стульевъ, разставленныхъ кругомъ залы, и нарочно помстилась накраю группы, составленной ея родственниками, дабы ей можно было встать или подвинуться впередъ по произволу. Она поступала съ представляющимися ей лицами въ сей зал точно такъ, какъ бы поступила на выставк въ Музе, то есть, она безсовстно наводила свой лорнетъ на особъ, въ двухъ шагахъ отъ нея стоящихъ, и длала вслухъ свои замчанія, какъ будто критикуя или хваля какую нибудь живописную голову или домашнюю сцену. Взоры ея, долго блуждая посему оживленному холсту, были вдругъ захвачены (сіе выраженіе лучше передаетъ дйствіе) предметомъ, который, казалось, нарочно былъ поставленъ въ углу картины, наиболе благопріятствуемомъ свтомъ, какъ существо выходящее изъ совмстничества съ прочими фигурами. Эмилія удивилась, что не замтила незнакомца ране.
Онъ былъ высокаго роста, задумчивъ и одинокъ. Слегка прислонясь къ столбу, поддерживающему навсъ ротонды, онъ стоялъ, сложивъ крестообразно руки, граціозно наклонясь для того, казалось, чтобы живописецъ могъ снять съ него портретъ. Но сіе положеніе, исполненное благородства и нкоторой гордости, нимало не отзывалось принужденностію. Ни одно тлодвиженіе не показывало, чтобы онъ поворотился лицемъ въ пол-профили, и слегка наклонилъ голову, какъ Александръ Великій или Лордъ Байронъ или какой нибудь другой геній, имя въ виду обратить на себя вниманіе. Его неподвижный взоръ, казалось, слдилъ одну танцующую даму, и онъ, по видимому, былъ погруженъ въ сіе созерцаніе. Прекрасные, черные волосы отъ природы вились на его возвышенномъ чел. Въ одной рук онъ держалъ шляпу и хлыстикъ. Однимъ словомъ, незнакомецъ своимъ стройнымъ, легкимъ станомъ, напоминалъ объ изящной соразмрности Аполлона Бельведерскаго.
Двица Фонтенъ однимъ взглядомъ замтила чрезвычайную тонкость его блья, мягкость его оленьихъ перчатокъ, фабрики извстнаго Валкера, и стройность маленькой ноги, со вкусомъ обутой въ сапогъ изъ самой тонкой кожи. На немъ не было ни одного изъ тхъ мелочныхъ украшеній, коими обвшиваютъ себя запоздалые петиметры національной гвардіи или конторскіе адонисы. Одна только черная лента, на которой вислъ лорнетъ, разввалась на жилет рдкой близны.
Разборчивая Эмилія никогда еще не видала мужскихъ глазъ, осненныхъ столь длинными и густыми ресницами. Уста его, выражающіе краснорчіе, казалось, были всегда готовы улыбаться, но сія выразительность въ чертахъ не свидтельствовала о его расположеніи къ веселости. Въ нихъ боле отражалась какая-то привлекательная задумчивость. Его смуглое и мужественное лице, дышало меланхоліею и страстью.
Самый взыскательный наблюдатель не могъ бы, увидвъ незнакомца, не подумать, что то былъ человкъ одаренный: талантами, привлеченный изъ высшей сферы на сей сельскій праздникъ какимъ нибудь сильнымъ участіемъ. На его чел выражалось столько будущности, онъ самъ такъ отличался отъ всхъ, что про него нельзя было сказать: — вотъ видный мужчина, или: вотъ прекрасный мужчина. Онъ принадлежалъ къ числу тхъ лицъ, къ которымъ чувствуешь невольное влеченіе.
Вс сіи наблюденія не боле двухъ минутъ заняли внимательную Эмилію, въ продолженіи которыхъ сей незнакомецъ, выходящій изъ круга обыкновенныхъ людей, подвергся самому строгому ея разбору, но посл коихъ онъ сдлался предметомъ молчаливаго и тайнаго удивленія. Опа не сказала про себя: — Онъ врно сынъ Пера Франціи! Но она подумала: — Ахъ! еслибъ онъ былъ благороднаго происхожденія, и я не сомнваюсь, что онъ дворянинъ!…….
Она не окончила своея мысли, я, вставъ мгновенно, пошла, въ сопровожденіи своего брата Генералъ Лейтенанта, къ сей колонн, разсматривая, по видимому, съ чрезвычайнымъ вниманіемъ веселые кадрили, но употребляя въ свою пользу оптическую хитрость, къ коей привыкли многія женщины, она не потеряла ми одного движенія молодаго человка, къ которому приближалась. Когда она подошла къ нему, онъ съ учтивостію удалился, какъ бы желая уступить мсто двумъ вновь пришедшимъ особамъ, и прислонился къ колонн, смежной съ первою.
Сія вжливость незнакомца была для своенравной Эмиліи столь же непріятна, какъ бы самая дерзость съ его стороны, и она, въ досад, начала разговаривать съ своимъ братомъ, возвышая голосъ боле, чмъ позволялъ хорошій тонъ. Ояа длала различныя движенія головою, прелестные жесты и смялась каждой бездлиц, мене имя въ виду занять своего брата, чмъ привлечь вниманіе равнодушнаго незнакомца.
Ни одна изъ сихъ небольшихъ хитростей не удалась ей. Тогда двица Фонтенъ, слдуя глазами за направленіемъ взоровъ молодаго человка, замтила причину сей кажущейся невнимательности.
Въ кадрил, находящемся передъ нею, танцовала молодая, прелестная двица, скромная, блдная, уподобляющаяся тмъ ІІІотландскимъ богинямъ, которыхъ Жиродетъ помстилъ на своихъ картинахъ, гд онъ изображаетъ героевъ Французскихъ, принимаемыхъ Оссіаномъ. Эмилія остановилась на мысли, что то должна бытъ молодая Виконтесса, пріхавшая изъ Англіи, и проживающая по близости на дач.
Кавалеръ ея, былъ молодой человкъ лтъ пятнадцати, съ красными руками, въ нанковыхъ панталонахъ, синемъ фрак и блыхъ чулкахъ. Легко было догадаться, что страсть къ танцамъ длала ее весьма мало разборчивою въ выбор кавалеровъ. Ея движенія нимало не отзывались видимою слабостію ея сложенія, но легкій румянецъ начиналъ уже проявляться на ея блдныхъ щекахъ, и все лице одушевлялось.
Двица Фонтенъ подошла къ кадрили, чтобы всмотрться въ незнакомку, пока та будетъ стоять на своемъ мст, и слдующіе пары повторятъ протанцованную ею фигуру. Въ то время, какъ Эмилія начинала уже свои наблюденія, незнакомецъ подошелъ къ миловидной танцовавшей двиц, и наклонившись къ ней произнесъ голосомъ нжнымъ, но вмст съ тмъ и повелительнымъ, слдующія слова, которыя двица Фонтенъ очень явственно услыхала:
— Клара, я не хочу, чтобы ты танцовала боле.
Легкое неудовольствіе выразилось на лиц Клары, но она наклонила голову въ знакъ послушанія, и даже потомъ улыбнулась.
Когда кадриль кончился, молодой человкъ, съ заботливостію любовника, накинуль на плечи молодой двицы кашемировую шаль, и посадилъ ее въ такомъ мст, гд бы она была въ безопасности отъ сквознаго втра.
Вскор потомъ двица Фонтенъ замтила, что они встали, и пошли вдоль ограды, какъ бы намреваясь ухать.
Любопытная Эмилія уговорила брата итти за ними, подъ предлогомъ полюбоваться живописными видами, представлявшимися изъ саду, и Виконтъ согласился на сіи зати съ нкоторымъ лукавымъ добродушіемъ. Двица Фонтенъ увидла какъ незнакомецъ и незнакомка садились въ красивый тильбюри, у котораго стоялъ верховой въ ливре. Молодой человкъ услся въ экипажъ и, равняя возжи, бросилъ на нее одинъ изъ тхъ незначительныхъ взоровъ, которые обращаютъ безъ цли на толпу, но она съ нкоторымъ удовольствіемъ замтила, что посл сего незнакомецъ обернулся два раза, что повторила и его молодая спутница, можетъ быть изъ ревности.
— Я полагаю, что ты довольно налюбовалась на садъ, сказалъ ей брать, и что уже пора возвратиться къ танцующимъ.
— Согласна, отвчала она, я уврена что это Виконтесса Абергавени….. Я узнала ея ливрею.
На другой день, двица Фонтенъ изъявила желаніе прогуляться верхомъ, и въ послдствіи она, непримтнымъ образомъ, пріучила своего стараго дядю и брата сопровождать себя въ утреннихъ прогулкахъ, которыя, какъ она увряла, были весьма полезны для ея здоровья. Въ особенности же ей нравилась та деревня, гд жила Виконтесса, но, несмотря на вс ея каваллерійскіе маневры и веселые розыски, ей долго не удавалось встртить незнакомца.
Посл того, она была нсколько разъ на балу въ Со, но ея ожиданія, увидть тамъ молодаго человка, который уже властвовалъ надъ ея мечтами и украшалъ оныя, остались тщетными. Хотя ничто не можетъ въ такой степени поджечь раждающуюся любовь въ сердц молодой двицы, какъ препятствія, однакоже была минута, въ которую Эмилія Фонтенъ ршилась было покинуть странное и тайное свое преслдованіе, ибо на уже отчаявалась въ успх такого предпріятія, необыкновенность котораго можетъ дать понятіе о смлости ея характера.
И въ самомъ дл, ей пришлось бы долго бродить по окрестностямъ деревни Шатенэ, не встрчаясь съ незнакомцемъ, ибо Клара (имя незнакомки, услышанное Эмиліею) не была ни Виконтесса, ни Англичанка, и сопутствовавшій ей, равно какъ и самая Клара, не боле другъ друга обитали въ прелестныхъ и душистыхъ рощицахъ Шатенэ.
Однажды вечеромъ, Эмилія прогуливаясь верхомъ съ своимъ дядей (съ которымъ, благодаря хорошей погод, подагра заключила довольно продолжительное перемиріе) встртила коляску виконтессы. На этотъ разъ она не ошиблась, то была дйствительно Виконтесса Абергавени. Возл нея сидлъ жентлеменъ смиренникъ, щегольски одтый, котораго свжесть лица и румянецъ, достойныя молодой двушки, не боле свидтельствовали о непорочности его сердца,сколько и блестящее убранство женщины свидтельствуетъ о ея богатств. Увы! въ чертахъ и въ осанк сихъ лицъ ничто не сходствовало съ очаровательными портретами, кои любовь и ревность начертали въ памяти Эмиліи. Она, съ живостію производимою досадою въ женщин обманутой въ ея ожиданіяхъ, поворотила лошадь. Дядя ея съ большимъ трудомъ могъ поспвать за нею, ибо она съ чрезвычайною скоростію заставляла бжать своего небольшаго скакуна.
— Видно я такъ уже старъ, что не могу понимать зати двадцатилтнихъ умовъ, сказалъ про себя морякъ, пришпоривая своего коня, или можетъ статься, ныншняя молодежь не походитъ на прежнюю?…… Впрочемъ и я въ свое время былъ легокъ на ходу, и умлъ пользоваться втромъ. Но что такое сталось съ моею племянницею? Вотъ она ужъ детъ шагомъ, какъ патрульный жандармъ ночью по Парижскимъ улицамъ. Подумаешь право, что она подкрадывается къ этому скромному пшеходу, который, какъ мн сдается, долженъ быть какой нибудь стихотворъ подбирающій риму, ибо у него, кажется, записная книжка въ рукахъ. Признаться, я большой руки дуракъ! чуть ли это не тотъ молодецъ, за которымъ мы гоняемся.
Остановившись на сей мысли, старый морякъ пустилъ свою лошадь шагомъ по песку, чтобы безъ малйшаго шуму подъхатъ къ своей племянниц. Старикъ въ 1771 и слдующихъ годахъ, составляющихъ въ Французскихъ лтописяхъ эпоху, въ которую волокитство было въ большой чести, имлъ бездну любовныхъ интригъ, и мгновенно угадалъ, что Эмилія, по самому странному случаю, встртила незнакомца, видннаго ею на бал въ городк Со. Несмотря на его ослабвшіе отъ времени срые глаза, Графъ Кергаруэтъ тотчасъ замтилъ признаки сильнаго волненія на лиц его племянницы, вопреки выраженію равнодушія, которое она старалась дашь своимъ чертамъ. Проницательные взоры Эмиліи были съ какою-то неподвижностію устремлены на незнакомца, который безпечно шелъ впереди ея.
— Такъ и есть! сказалъ про себя морякъ, она намрена слдовать за нимъ, какъ купеческое судно за кораблемъ пирата, котораго боится. — А потомъ, когда онъ скроется, и она потеряетъ его изъ виду, то придетъ въ отчаяніе, не узнавъ кто именно предметъ ея любви, маркизъ или мщанинъ. Ужъ подлинно, что молодымъ людямъ не мшало бы всегда имть съ собою подобнаго мн ддушку!…….
Тогда морякъ внезапно устремилъ своего коня, такъ, что лошадь его племянницы тронулась съ мста, прозжая же между нею и молодымъ пшеходомъ, онъ его такъ стснилъ, что тотъ принужденъ былъ броситься на дерновую покатость рва, вырытаго по сторонамъ дороги. Графъ съ живостію остановивъ свою лошадь, закричалъ съ сердцемъ:
— Вы не могли посторониться?
— Ахъ! виноватъ, милостивый государь!— отвчалъ незнакомецъ, я было позабылъ, что мн слдуетъ извиниться передъ вами въ томъ, что вы меня сшибли съ ногъ.
— Эй, пріятель, возразилъ морякъ голосомъ насмшливымъ и даже нсколько оскорбительнымъ, я старый тюлень, свшій здсь на мель, посему-то и совтую теб не слишкомъ чваниться, не то, чортъ возьми, вдь я легокъ на руку!
И въ туже самую минуту, Графъ шутя приподнялъ хлыстикъ, какъ бы желая ударить лошадь, но на самомъ дл задлъ имъ за плечо молодаго человка.
— Смотри же, молокососъ, прибавилъ онъ, не шумть въ трюм.
Незнакомецъ, раздраженный сею насмшкою, взошелъ на вершину покатости. Онъ сложилъ на груди руки, и съ примтнымъ волненіемъ отвчалъ Графу:
— Милостивый государь, я не могу думать, взирая на ваши сдые волосы, чтобы вы выискивали случаевъ для дуэлей……
— Сдые волосы!….. вскричалъ морякъ перебивая его, ты безстыдно лжешь, мои волосы только что съ просдью. И если я волочился за вашими бабушками, то конечно ужъ съумю поволочиться и за вашими женами, когда только он стоятъ того…….
Ссора сія въ нсколько мгновеній усилилась до такой степени, что молодой человкъ не могъ доле сохранить ту умренность, съ которою дотол выражался, Графъ Кергаруэтъ, видя что племянница его приближается къ нимъ со всми признаками живйшаго безпокойства, объявилъ имя своему противнику, и просилъ его. чтобы онъ хранилъ молчаніе, о происшедшемъ между ними, передъ молодою двицею, ввренною его попеченіямъ.
Незнакомецъ не могъ воздержаться отъ улыбки, и подалъ старому моряку карточку, сказавъ ему, что на ней написанъ его адресъ въ Париж, но что теперь онъ живетъ на дач въ Шеврзе, и объяснивъ ему въ короткихъ словахъ какъ найти оную, онъ поспшно удалился.
— Ты чуть неушибла этаго бднаго чудака, племянница! сказалъ Графъ, подъзжая къ Эмиліи. Неужели ты разъучилась управлять лошадью. Заставляешь меня связываться, Богъ всть, съ кмъ, чтобы прикрыть твои шалости, а еслибы ты осталась съ нами, то одинъ бы твой взглядъ, одно учтивое словцо, подобное тмъ, которыя ты такъ мило произносишь, когда не бываешь капризна, могло бы все уладить, даже еслибы ты ему сломила руку.
— Какъ, любезный дядюшка! Да разв моя лошадь, а не ваша была причиною сего непріятнаго случая. Я право думаю, что вамъ уже не слдъ здить верхомъ, и вы теперь уже не такой искусный здокъ, какъ были въ прошломъ году. Но вмсто того, чтобы намъ заниматься здсь бездлушками…..
— Кой чортъ бездлушками!….. Разв ты считаешь бездлицей обиду, нанесенную твоему дяд?….
— Не лучше ли намъ подъхать къ молодому человку, и узнать не ушибли ли его!…. Онъ прихрамываетъ, посмотрите дядюшка!….
— Куды! онъ бжитъ! Ужъ славно же я его отдлалъ….
— Ахъ! дядюшка, это совершенно по вашему!….
— Стой, племянница, сказалъ Графъ, останавливая за поводья лошадь Эмиліи. Я не вижу никакой надобности извиняться передъ какимъ нибудь торгашемъ, который долженъ почитать себя весьма счастливымъ, что молодая двица или старый морякъ, столь знатнаго происхожденія, какъ мы, сшибли его съ ногъ……
— Почему вы думаете, любезный дядюшка, что онъ изъ простыхъ?….. Мн кажется, вс его пріемы обнаруживаютъ въ немъ какое то благородство…..
— Теперь у всхъ дворянскія ухватки, милая племянница…..
— Нтъ, дядюшка, не вс въ своемъ обращеніи сходствуютъ съ тми, которые привыкли посщать гостиныя, и я готова биться объ закладъ, что этотъ молодой человкъ дворянинъ.
— Да ты и всмотрться-то въ него хорошенько не успла!…..
— Но я не въ первый разъ вижу его…..
— И не въ первый разъ ищешь….. возразилъ Графъ улыбаясь.
Эмилія покраснла, а дядя ея съ примтнымъ удовольствіемъ забавлялся нкоторое время ея смущеніемъ, но наконецъ сказалъ ей:
— Эмилія, ты знаешь, что я люблю тебя, какъ дочь, именно потому, что ты сохранила ту гордость, которая приличествуетъ знатности нашего рода. Кто бы подумалъ, Господи помилуй, что здравыя правила почти совсмъ извдутся!…. Слушай же, любезная племянница, я хочу быть твоимъ наперсникомъ!…. Смотри, ни слова!….. Въ нашемъ семейств осмютъ насъ, если мы пустимся подъ фальшивымъ флагомъ. Ты понимаешь меня? И такъ, положись на меня, милая. Будемъ оба хранить тайну, и я общаю теб, что приведу этотъ бригъ подъ твой перекрестной огонь, прямо въ нашу гостиную….
— А когда, дядюшка?…..
— Завтра.
— Но, любезный дядюшка, я не вступаю ни въ какое обязательство?…..
— Ни въ какое, ты можешь его бомбардировать, сжечь, и потомъ, если хочешь, оставить его, какъ старое судно, назначенное въ ломку. Не онъ первый будетъ, не правда ли?…..
— Какъ вы добры! дядюшка.
Когда Графъ пришелъ домой, онъ надлъ очки, вынулъ потихоньку изъ кармана карточку, и прочиталъ: Г. Максимиліань Лонгевиль, въ улиц Сантье.
— Будь спокойна, любезная племянница….. сказалъ онъ Эмиліи, ты можешь ловить его острогой безъ зазрнія совсти, онъ принадлежитъ одной изъ нашихъ историческихъ фамилій, и если онъ еще не Перъ Франціи, то будетъ непремнно…..
— Какъ вы это узнали?…..
— Это моя тайна…..
— И такъ, вы знаете его имя?..,..
Графъ въ молчаніи наклонилъ свою сдую голову, которая довольно походила на старый дубовый пень, вокругъ котораго вздьшаются листья, поблкшіе отъ осенняго холода.
При семъ движеніи, племянница ршилась испытать надъ нимъ могущество своего кокетства. Зная слабую сторону стараго моряка, она расточала передъ нимъ нжнйшія слова, ласки самыя дтскія, она даже поцловала его, чтобы склонить его открыть ей сію важную тайну. Старикъ, который вчно подавалъ поводъ племянниц трать подобныя сцены, и который часто платилъ за оныя какимъ нибудь уборомъ, или билетомъ своей ложи въ Италіянскомъ театр, находилъ на этотъ разъ особенное удовольствіе, слушая ея просьбы и принимая ея нжныя ласки.
Но какъ онъ слишкомъ длилъ сіи удовольствія, то Эмилія начинала уже сердиться, отъ ласкъ перешла къ сарказмамъ, и оставила дядю. Однакоже, подстрекаемая любопытствомъ, она возвратилась снова, и морякъ-дипломатъ получилъ отъ племянницы торжественное общаніе, что она впредь будетъ скромне, обходительне, не такъ своенравна, будетъ мене издерживаться, и главное: ничего не станетъ отъ него скрывать. Когда же трактатъ былъ заключенъ, и запечатлнъ поцлуемъ моряка на бломъ чел его племянницы, онъ отвелъ ее въ уголъ гостиной, и посадилъ на свои колни, потомъ, вынувъ карточку и закрывъ надпись пальцами, началъ открывать по букв слово: Лонгевиль, боле же онъ никакъ не ршился показать, и спряталъ опять карточку.
Сіе приключеніе усилило тайныя чувствованія двицы Фонтенъ. Въ продолженіи большей части ночи, она развивала въ своемъ воображеніи блестящія картины тхъ мечтаній, которыми украшала свои надежды. Наконецъ, благодаря случаю, котораго Эмилія такъ пламенно искала, тотъ идеалъ, который былъ источникомъ воображаемыхъ ею очарованій, долженствовавшихъ обогатить ея будущность, теперь осуществился.
Подобно всмъ молодымъ особамъ, не зная опасностей любви и супружества, она прельстилась одними наружными очарованіями супружества и любви. Довольно этаго, чтобы понять, что сіе чувствованіе родилось въ ней подобно тмъ склонностямъ, которыя раждаются въ юныхъ лтахъ, заблужденія пріятныя, но жестокія, имющія столь пагубное вліяніе на жизнь тхъ неопытныхъ молодыхъ двицъ, которыя полагаются на однхъ себя, когда идетъ дло о будущей ихъ судьб.
На другой день поутру, когда Эмилія еще спала, ея дядя отправился въ Шеврзъ.
Узнавъ, на двор красивой дачи, того молодаго человка, котораго наканун онъ такъ оскорбилъ, Графъ подошелъ къ нему съ тою обходительною вжливостію, которая отличаетъ стариковъ прежняго Двора.
— Ну! почтеннйшій, кто бы могъ подумать, что я, семидесятитрехъ лтній старикъ, затю поединокъ съ сыномъ или внукомъ лучшаго изъ моихъ друзей….. Я Контръ-Адмиралъ, милостивый государь, и, кажется, изъ этаго вы можете заключить, что я столь же мало забочусь o дуэли, какъ и о выкуренной мною Гаванской цигарк….. Въ мое время, дуэли служили потхой для молодыхъ людей, и они не прежде длались короткими пріятелями, какъ увидвъ цвтъ крови другъ у друга. Но вчера, провалъ возьми! я, старый морякъ, черезъ чуръ понагрузился ромомъ, и спустился на васъ….. Вотъ вамъ моя рука! Я скоре соглашусь получить сто ударовъ хлыстикомъ изъ рукъ Лонгевиля, чмъ причинить малйшую непріятность сей фамиліи…….
Сколько молодой человкъ ни старался изъявить холодность Графу Кергаруэту, но не могъ доле противиться, взирая на его добродушіе и откровенность, и онъ протянулъ ему руку. Тогда Графъ прибавилъ:
— Вы собирались хать верхомъ, не церемоньтесь. И если вы не имете другихъ намреній, то подемте вмст. Я васъ прошу отобдать сегодня на дач Боневаля. Племянникъ мой, Графъ Фонтенъ, будетъ тамъ, а это человкъ, съ которымъ не худо познакомиться!…. Чортъ побери! я хочу загладить мой крутой поступокъ съ вами, представя васъ пяти красавицамъ, извстнымъ по цлому Парижу. Эй, эй!….. молодой человкъ, лице у тебя проясняется!…. — Я люблю молодежь!….. люблю видть ее счастливою. Это напоминаетъ мн благотворные 1771, 1772 и другіе года, когда любовныя приключенія такъ же были часты какъ и дуэли!… Тогда-то веселились!….. А теперь, вы разсуждаете, и все озабочиваетъ людей, какъ будтобы никогда не было ни XV-го, ни XVI-го столтій!……
— Но, кажется, милостивый государь, мы правы, ибо XVI-му столтію мы только одолжены религіозною свободою Европы, а ХІХ-му…..
— Ради Бога, перестанемъ о политик…… Извольте знать, я ultra. Но я не возстаю на вольнодумную молодежь, лишь бы только она не противилась моему желанію, завязывать мою маленькую косу въ черную ленточку, какъ при Фридрих Великомъ……
Отъхавъ нсколько шаговъ, когда Графъ и его спутникъ находились посреди лса, морякъ, пріостановивъ свою лошадь, вынулъ пистолетъ, прицлился въ молодую березу, довольно тонкую, и выстрлилъ, пуля попала въ середину дерева, на разстояніи шаговъ пятнадцати.
— Вы видите, почтеннйшій, что я не боюсь дуэли! сказалъ онъ съ комическою важностію, смотря на Г. Лонгевиля.
— Такъ какъ и я, возразилъ сей послдній, который также взявъ поспшно пистолетъ, и прицлившись въ скважину, пробитую пулей на берез, всадилъ вторую пулю, весьма близко отъ первой.
— Вотъ это значитъ молодой человкъ хорошо воспитанный!….. вскричалъ морякъ съ нкоторымъ восторгомъ.
Въ продолженіи прогулки съ тмъ, котораго Графъ уже считалъ своимъ племянникомъ, онъ нашелъ случай разспросить его о бездн мелочныхъ подробностей, по которымъ, въ слдствіе особеннаго устава, составленнаго старикомъ, можно было судить о достоинств дворянина.
— Есть ли у васъ долги?… спросилъ онъ наконецъ посл множества другихъ вопросовъ.
— Нтъ, милостивый государь.
— Какъ! вы за все платите чистыми деньгами?…..
— Всегда, милостивый государь, въ противномъ случа мы потеряли бы довренность къ вамъ, а слдовательно и уваженіе.
— Но по крайней мр у васъ не одна любовница?….. Ага, вы краснете!…….. Тьфу пропасть! товарищъ, куды какъ нравы перемнились! Съ этими мнніями о законномъ порядк, о свобод, съ этою Кантовою философіею, молодежь развратилась. У васъ нтъ ни Гимара, ни Дюте, ни кредиторовъ, и вы не знаете Геральдики, по этому, любезный другъ, вы совсмъ не воспитаны!….. Знайте же, что тотъ, кто не кутитъ весною, кутитъ зимою. Чортъ побери! Если семидесяти лтъ я имлъ только 80,000 ливровъ доходу, то это потому, что тридцати лтъ я промоталъ вдвое боле. Однакоже, хотя вы и не совершенны, я все-таки введу васъ въ павильонъ Боневаля. Не забудьте, что вы мн общали быть тамъ, и я васъ ожидаю……
— Какой странной старичекъ!…… сказалъ про себя молодой Лонгевиль, онъ еще свжъ какъ мурава, но какъ онъ добродушенъ ни кажись, а я не положусь на него. Я поду на дачу Боневаля, потому что тамъ будутъ красавицы, какъ говорятъ, но чтобы я тамъ остался обдать, скоре сойду съ ума!…..
На другой день, въ исход четвертаго часа, и когда въ павильон Боневаля иные находились въ гостиной, а другіе въ бильярдной, человкъ пришелъ доложить о — Гн de Лонгевиль.
Услышавъ фамилію той особы, о которой старый Графъ Кергаруэтъ уже говорилъ въ семейств, вс, даже тотъ, которыя готовился сдлать шаръ на бильярд, прибжали въ гостиную, какъ для того, чтобы наблюдать за Эмиліею, такъ и по той причин, что вс желали видть счастливаго смертнаго, умвшаго заслужить, передъ столькими соперниками, благосклонность надмнной двицы.
Простая, но приличная одежда, ловкое обхожденіе, благородные пріемы, нжный голосъ, звонкость котораго потрясала сердце, пріобрли Г-ну Лонгевилю расположеніе всего семейства. Его нисколько не удивила восточная роскошь гостиной богатаго сборщика податей. Хотя по разговору можно было видть въ немъ свтскаго человка, но всякій могъ заключить, что онъ получилъ отмнное воспитаніе, и что его познанія были столь же разнообразны, сколько и основательны.
Онъ, въ разговор съ старымъ морякомъ, такъ удачно пріискалъ техническій терминъ, относящійся къ корабельному строительному искусству, что одна дама спросила у него, не воспитывался ли онъ въ Политехническомъ Училищ.
— Я думаю, сударыня, что можно гордиться этимъ.
Несмотря на всеобщее желаніе, чтобы онъ остался обдать, Г. Лонгевиль, съ учтивостію, но вмст съ твердостію, отказался отъ сего приглашенія, и положилъ конецъ всмъ убжденіямъ дамъ, объявивъ что онъ Иппократъ у своей сестры, слабое здоровье коей требуетъ большихъ попеченій.
— Вы врно докторъ?….. спросила съ ироніею одна изъ невстокъ Эмиліи.
— Г. Лонгевиль выпущенъ изъ Политехническаго Училища, отвчала съ добродушіемъ двица Фонтенъ, коей лице одушевилось самымъ прелестнымъ румянцемъ, когда она узнала, что молодая двица, виднная ею на бал, была сестра Г. Лонгевиля.
— Но, милая, можно быть и докторомъ и воспитанникомъ Политехническаго Училища, не правда ли, милостивый государь?
— Конечно, это очень возможно милостивая государыня, отвчалъ молодой человкъ.
Взоры всхъ обратились на Эмилію, которая въ сію минуту смотрла на привлекательнаго незнакомца съ нкоторымъ безпокойнымъ любопытствомъ. Она начала дышать свободне, когда онъ съ улыбкою прибавилъ:
— Я не имю чести быть докторомъ, сударыня, и я даже отказался вступить въ службу по части Путей Сообщенія, чтобы вполн сохранить мою независимость.
— И хорошо сдлали, сказалъ Графъ. Но какъ вы можете считать за честь быть докторомъ?….. прибавилъ благородный Бретанецъ. Какъ! почтеннйшій, молодой человкъ съ вашими достоинствами!….
— Графъ, я уважаю вс званія, имющія общеполезную цль.
— О! въ этомъ я съ вами одного мннія. — Воображаю, вы уважаете вс эти званія, какъ молодой человкъ уважаетъ богатую вдовушку,
Визитъ Г. Лонгевиля не былъ, ни слишкомъ продолжителенъ, ни слишкомъ кратокъ. Онъ удалился въ ту минуту, когда замтилъ, что пріобрлъ расположеніе всхъ, и возбудилъ на свой счетъ любопытство каждаго.
— Это малой не промахъ! — сказалъ Графъ, проводивъ его и возвратясь въ гостиную.
Двица Фонтенъ, бывъ предъувдомлена о семъ посщеніи, съ намреніемъ одлась съ изысканностію, что бы привлечь взоры молодаго человка, но она съ нкоторымъ огорченіемъ замтила, что онъ не обратилъ на нее того вниманія, которое она, по ея мннію, заслуживала. Молчаніе ея, въ продолженіи сего посщенія, удивило все семейство. И въ самомъ дл, Эмилія привыкла, передъ каждымъ новымъ постителемъ, раскрывать вс сокровища своего кокетства, вс хитрости своего остроумнаго лепета, и неистощимое краснорчіе своихъ взоровъ и тлоположеній. Восхитили ли ее мелодическій голосъ и привлекательность обхожденія молодаго человка, или не ощущала ли она даже истинную любовь, которая произвела въ ней перемну? — но она, при семъ случа, забыла свою обычную принужденность. Сдлавшись откровенне и простодушне, она безъ сомннія должна была казаться и прелестне. Ея сестры и одна пожилая дама, другъ семейства, считали это утонченнйшимъ кокетствомъ. Он предполагали, что считая молодаго человка достойнымъ себя, Эмилія ршилась, можетъ быть, открывать себя постепенно, чтобы очаровать его мгновенно, въ ту минуту когда покоритъ его сердце. Вс члены семейства любопытствовали знать, что сія своенравная двица думаетъ объ этомъ прекрасномъ молодомъ человк. Но когда, за обдомъ, каждому угодно было приписать Г. Лонгевилю какое нибудь новое достоинство, будто бы замченное въ слдствіе наблюденій, которыхъ впрочемъ никто не думалъ и длать, одна двица Фонтенъ, нкоторое время, пребыла безмолвною.
Но вдругъ, небольшая шутка дяди вывела ее изъ ея мнимаго равнодушія. Она сказала, съ довольно насмшливымъ выраженіемъ, что сіе неземное совершенство вроятно скрываетъ какой нибудь важный недостатокъ, и что она не беретъ на себя съ перваго разу произнести: ршительное мнніе о человк, по видимому, столь образованномъ. Она прибавила, что т, которые нравятся всмъ, не нравятся никому, и что величайшій порокъ состоитъ въ совершенномъ отсутствіи пороковъ.
Подобно всмъ молодымъ двицамъ, которыя влюблены, она льстила себя надеждою, что затаитъ въ глубин сердца свои чувствованія, и скроетъ ихъ отъ окружающихъ ее Аргусовъ, но, спустя дв недли, вс члены сего многочисленнаго семейства были уже посвящены въ эту тайну.
При третьемъ посщеніи Г. Лонгевиля, Эмалія почти уврилась въ томъ, что она была предметомъ онаго. Сіе открытіе причинило ей столь упоительное удовольствіе, что она даже изумилась, когда начала размышлять хладнокровне. Она находила въ этомъ чувств что-то оскорбительное для ея гордости. Привыкнувъ быть какъ бы средоточіемъ въ обществахъ, теперь ей надлежало повиноваться вншней сил. Она пыталась было противться сему стремленію, но не успла изгладить изъ своего сердца прелестный образъ молодаго человка. Потомъ, пришла пора сердечныхъ безпокойствъ.
Два качества Г. Лонгевиля, прямо противурчащія общему любопытству, а именно: чрезвычайная скромность въ разговорахъ и осмотрительность въ поступкахъ, возбудили въ двиц Фонтенъ сильное желаніе сдлать его откровенне.
Онъ никогда не говорилъ ни о себ, ни о своихъ занятіяхъ, ни о своихъ родственникахъ. Тонкія хитрости, употребляемыя Эмиліею въ ея разговорахъ, и сти, разставляемыя ею для того, чтобы молодой человкъ проговорился, остались тщетными. Ея самолюбіе жаждало открытія тайнъ. Заговорить ли она о живописи? Г. Лонгевиль отвчалъ, какъ знатокъ. Принималась ли она за музыку? Молодой человкъ доказывалъ на дл, не выказывая никакой самонадянности, что онъ очень изрядно играетъ на фортепіано. Въ одинъ вечеръ, онъ восхитилъ все общество, соединивъ свой прекрасный голосъ, съ голосомъ Эмиліи, пропвъ одинъ изъ лучшихъ дуэтовъ изъ Чимарозы. Но когда его спросили, не артистъ ли онъ, то онъ началъ шутить съ такимъ остроуміемъ, что женщины, даже самыя утонченныя въ искусств угадывать чувствованія, не могли ршить, кто онъ таковъ. Съ какою хитростію старый дядя ни старался свалиться съ симъ кораблемъ, Лонгевиль всегда такъ удачно умлъ уйти отъ его преслдованіи, что чрезъ то сохранилъ всю прелесть, причиняемую тайною. И ему тмъ легче было оставаться извстнымъ въ павильон Боневаля просто подъ названіемъ прекраснаго незнакомца, что любопытство никогда не выходило изъ строгихъ границъ приличія.
Тогда Эмилія, которую сія скрытность приводила въ весьма сильное недоумніе, ршилась попытать, не будетъ ли она имть боле успха со стороны сестры, чмъ со стороны брата. При содйствіи ея дяди, который столь же былъ искусенъ въ подобныхъ длахъ, какъ и въ управленіи кораблемъ, она пріискивала средства, чтобы вывести на сцену Клару Лонгевиль, которая досел не посщала ихъ. Общество павильона Боневаль вскор изъявило живйшее желаніе познакомиться съ такою милою двицею, и вмст съ тмъ доставить ей нкоторое развлеченіе. Посему положено дать небольшой балъ, на которомъ Г. Лонгевиль общался быть съ сестрою.
Дамы не совсмъ теряли надежду, что добьются какихъ нибудь объясненій отъ молодой, шестнадцатилтней двицы.
Хотя небольшія тучи скопились въ ум Эмиліи, любопытство которой жаждало проникнуть въ сіи тайны однакоже жизнь ея была теперь озарена радужнымъ свтомъ. Она вполн наслаждалась существованіемъ съ тхъ поръ, какъ относила оное не къ одной себ. Она начинала понимать общественныя отношенія. Двица Фонтенъ сдлалась мене язвительна въ разговорахъ, снисходительне, добре, отъ того ли, что благополучіе длаетъ насъ лучшими, или потому, что она была слишкомъ занята сама своимъ сердцемъ, чтобы заняться другими, и перемна ея характера восхищала все семейство, удивлявшееся оной. А можетъ быть и то, что ея любовь должна была обратиться въ раздльный эгоизмъ.
Въ самомъ ожиданіи посщенія ея робкаго и тайнаго обожателя, она находила неизъяснимое блаженство. Еще ни одного слова о любви не было произнесено между ними, а она уже знала, что была любима, съ какимъ искусствомъ она раскрывала передъ молодымъ незнакомцемъ вс сокровища своего образованія! Эмилія замтила, что онъ со вниманіемъ наблюдалъ за нею, и старалась побдить недостатки, вкоренившіеся въ ней отъ превратнаго воспитанія. Сіе желаніе исправиться было первою ея жертвою, принесенною любви, и вмст съ тмъ жестокимъ упрекомъ, ощущаемымъ ею въ самой себ. Она желала нравиться, и восхищала, желала быть любимою, и была обожаема.
Все семейство, зная, что гордость предохранитъ ее отъ всякаго необдуманнаго поступка, предоставило ей полную свободу вкусить т невинныя наслажденія, которыя длаютъ первую любовь столь очаровательною и столь пылкою. Не разъ, молодой человкъ и двица Фонтенъ блуждали по аллеямъ довольно обширнаго парка, въ которомъ природа, подобно красавиц, собирающейся хать на балъ, была разъукрашена съ прелестнымъ разнообразіемъ. Не разъ, бесды ихъ были безъ цли, безъ физіогноміи, и рчи ихъ, хотя повидимому не заключали никакого опредленнаго смысла, но дышали чувствомъ. Они часто любовались вмст заходящимъ солнцемъ и багрянымъ небосклономъ, срывали маргаритки съ тмъ, чтобы оборвать листки, и пли самые страстные дуэты Перголеза и Бонельдь, врно выражавшіе ихъ взанимыя тайны.
Наступилъ день бала. Клара Лонгевиль и ея братъ, къ фамиліи которыхъ лакеи, по собственному произволу, прибавляли облагороживающую частицу de, были лучшимъ украшеніемъ сего праздника, и первый разъ въ жизни, Эмилія съ удовольствіемъ видла первенство молодой двицы. Она, съ искренностію, осыпала Клару тми милыми ласками и угожденіями, которыя женщины обыкновенно оказываютъ другъ другу съ тмъ, чтобы возбудить ревность мущинъ. Но цлію Эмилій было вывдать отъ Клары семейственныя тайны. Двица же Лонгевиль была въ семъ отношенія еще скромне своего брата. Она, какъ женщина, показала даже боле тонкости и ума, чмъ онъ, ибо успла избгнуть самаго легкаго подозрнія къ скрытности, она съ такимъ искусствомъ обращала разговоръ на предметы, лично никого не касавшіеся, умла сдлать оный столь обворожительнымъ, то двица Фонтенъ почувствовала къ ней нкоторую зависть, и прозвала Клару сиреною.
Эмилія имла намреніе заставить Клару проговориться, а вышло на поврку, что Клара разспрашивала Эмилію. Она хотла наблюдать за Клэрою, а вмсто того подверглась ея наблюденіямъ. Она нсколько разъ досадовала, что обнаружила свой характеръ въ нкоторыхъ своихъ отвтахъ, хитро вынужденныхъ у нея Кларою, кроткій и невинный видъ которой не подавалъ о ея хитрости ни малйшаго подозрнія. Было даже мгновеніе, въ которое двица Фонтенъ, казалось, сожалла о своей неблагоразумной выходк противу простолюдиновъ, возбужденной Кларою.
— Любезная Эмилія, сказала ей сія прелестная двица, я столько наслышалась объ васъ отъ Максимильяна, что, изъ привязанности къ нему, сильно желала узнать васъ, но узнавъ васъ, нельзя не полюбить.
— Милая Клара, я опасалась непонравиться вамъ, говоря столь опрометчиво о неблагородныхъ.
— О! будьте спокойны. Въ нашъ вкъ подобныя мннія не ведутъ ни къ чему, чтоже касается до меня, то они не могутъ оскорбить меня ни мало. Я не подлежу этой категоріи.
Несмотря на сильное честолюбіе, обнаружившееся въ семъ отвт, двица Фонтенъ была отъ него въ восхищеніи, ибо она объяснила себ сей отвтъ по своему, подобно какъ вс люди, волнуемые страстями, объясняютъ прорицанія, т. е. сообразно съ своими желаніями. Оживленне чмъ когда либо, Эмилія пустилась въ танцы, и взирая на Г. Лонгевиля, коего стройная и привлекательная наружность можетъ быть превосходила ея идеалъ въ семъ отношеніи, она почувствовала сугубое удовольствіе, помышляя, что онъ благородный. Черные глаза ея блистали, и она танцовала со всмъ удовольствіемъ, обртаемымъ въ таинственной запутанности фигуръ и движеніи, когда чувствуемъ, что тотъ, котораго любимъ, близокъ къ намъ. Никогда чувствованія ихъ не согласовались боле, какъ въ сію минуту, и не разъ они ощущали какое-то невольное сотрясеніе, когда законы кадрили предписывали имъ пріятную обязанность коснуться взаимно руками.
Любовники встртили начало осени посреди сельскихъ праздниковъ и удовольствій, безъусловно предавшись влеченію сладостнйшаго въ жизни нашей чувства, и тысячи маловажныхъ случаевъ способствовали усиленію онаго, что легко можетъ вообразить всякій, ибо любовь, въ нкоторыхъ отношеніяхъ, везд одинакова. Они познавали одинъ другаго въ той степени, въ какой только можно познавать любя другъ друга.
— Однимъ словомъ, говаривалъ старый дядя, который съ такимъ же вниманіемъ наблюдалъ за сими молодыми людьми, съ какимъ естествоиспытатель разсматриваетъ въ, микроскопъ рдкую букашку, никогда еще не бывало, чтобы дла такого рода принимали столь скорый оборотъ!
Сія слова изумили Г-на и Г-жу Фонтенъ. Старый Вандеецъ, съ сей минуты, пересталъ быть столь равнодушнымъ къ супружеству своей дочери, какъ общалъ недавно предъ симъ. Онъ здилъ въ Парижъ, съ тмъ, чтобы узнать нкоторыя подробности о молодомъ человк, но напрасно. Озабоченный сею неизвстностію, и не зная еще, какія свденія могъ ожидать отъ одного чиновника, служащаго въ одной изъ Парижскихъ администрацій, которому онъ поручилъ развдать поподробне о семейств Г. Лонгевиля, онъ счелъ за обязанность предостеречь свою дочь, чтобы она вела себя какъ можно осторожне. Сей родительскій совтъ былъ принятъ съ притворнымъ послушаніемъ, исполненнымъ ироніи.
— По крайней мр, милая Эмилія, хотя бы ты его и любила, но не длай ему никакихъ признаній…….
— Батюшка, правда, я его люблю, но не откроюсь ему безъ вашего позволенія.
— Но, Эмилія, подумай, что теб неизвстны даже ни его званіе, ни его происхожденіе.
— Это потому только, что я сама хочу быть въ неизвстности, относительно сего предмета. Но, батюшка, вы сами желали видть меня замужемъ, вы предоставили мн свободу сдлать выборъ, выборъ мой палъ на него. Чего же еще надобно?
— Надобно еще, любезная дочь, узнать, палъ ли твой выборъ на сына Пера Франціи?…… отвчалъ съ ироніею почтенный Вандеецъ.
Эмилія пребыла одну минуту въ молчаніи, но вскор, поднявъ голову, посмотрла на своего отца, и сказала ему съ нкоторымъ безпокойствомъ:
— Разв фамилія Лонгевилей…….
— Прекратилась въ лиц стараго Дюка, который погибъ на эшафот въ 1793 году. Онъ былъ послднею отраслью послдней младшей линіи……
— Но, батюшка, есть много весьма хорошихъ фамилій, происходящихъ отъ побочной линіи…… Исторія Франціи изобилуетъ примрами, что Принцы имли полосы на своихъ гербахъ.
— Мысли твои очень перемнилисъ! сказалъ старый дворянинъ съ улыбкою.
На другой день посл сего разговора, семейство Фонтенъ ршилось въ послдній разъ провести время въ павильон Боневаль. Эмилія, весьма озабоченная сомнніями своего отца, съ живйшимъ нетерпніемъ ожидала часа, въ который Г. Лонгевиль обыкновенно посщалъ ихъ, чтобы получить отъ него удовлетворительное объясненіе.
Посл обда, опа пошла бродить по аллеямъ парка, ибо знала, что пылкій молодой человкъ не замедлитъ притти: въ тнистую бесдку, въ которой они часто проводили время въ разговорахъ. И теперь она въ эту же сторону направила шаги свои, придумывая, какимъ бы образомъ вывдать, не оскорбляя приличіи, столь необходимую для нея тайну. это было довольно затруднительно.
Въ самомъ дл, никакое положительное признаніе не связывало ее досел съ Г. Лонгевилемъ. Они оба, въ тайн наслаждались прелестію первой любви, но оба, гордые не мене другъ друга, казалось, не хотли сознаться, даже самимъ себ, въ ихъ страсти.
Максимильянъ Лонгевиль, въ которомъ Клара возбудила справедливыя опасенія на счетъ характера Эмиліи, былъ въ безпрестанномъ бореніи съ сильною страстію, свойствегною молодости, и вмст съ желаніемъ узнать и испытать ту женщину, которой имлъ намреніе вврить будущую судьбу и счастіе своей жизни. Онъ ршился, тогда только противустать недостаткамъ характера Эмиліи, которые онъ замтилъ, несмотря на свою любовь, когда будетъ увренъ въ ея чувствованіяхъ къ себ, ибо не хотлъ подвергать слпому случаю, ни жребій своей любви, ни судьбу цлой жизни. Посему-то онъ и былъ чрезвычайно скроменъ въ своихъ разговорахъ, вопреки сильной страсти, обнаруживавшейся въ его взорахъ, обхожденіи и малйшихъ поступкахъ.
Съ другой стороны, гордость, свойственная молодымъ двицамъ, и увеличенная въ Эмиліи глупою спсью, про исходящею отъ ея красоты и знатности фамиліи, непозволяла ей, нжною предупредительностію расположить Г. Лонгевиля къ открытію страсти, которая, быстро усиливаясь въ ней самой, иногда влекла ее къ сему желанію.
Итакъ, оба любовника, по какому-то сочувствію, понимали свое взаимное положеніе, но даже не желали объяснить себ тайныя причины, побуждавшія ихъ къ сему молчанію, ибо въ жизни бываютъ минуты, въ которыя неизвстность плняетъ юныя души: и сей самый недостатокъ откровенности, казалось, располагалъ ихъ къ томленію другъ друга ожиданіемъ. Г-нъ Лонгевиль хотлъ удостовриться въ любви своей надмнной любовницы по усиліямъ, котораго ей будетъ стоить признаніе, а Эмилія, съ своей стороны, каждую минуту ожидала, что ея обожатель прерветъ слишкомъ почтительное молчаніе.
Двица Фонтенъ сла на дерновую скамью, и начала размышлять о происшествіяхъ, незадолго предъ симъ случившихся. Въ послдніе три мсяца, каждый день былъ для нея лепесткомъ душистаго и блестящаго цвтка. Опасенія Г. Фонтена мене всего тревожили ее. Она истребила въ душ своей даже малйшее, возбужденное въ ней ея родителемъ, сомнніе тми умозаключеніями, которыя свойственны неопытнымъ молодымъ двицамъ, и которыя показались ей убдительными.
Во первыхъ, она по собственному сознанію была уврена, что ей невозможно ошибиться, и дйствительно, въ продолженіи цлаго лта, она въ Г. Лонгевил не замтила ни одного тлодвиженія, ни одного слова, которыя бы могли обнаружить простое происхожденіе его, въ разговорныхъ преніяхъ онъ имлъ такой образъ выраженія, который свидтельствовалъ, что онъ пріобыкъ къ важнымъ государственнымъ дламъ.
— Къ тому жъ, говорила она про себя, какой нибудь должностной человкъ, или занимающійся торговыми длами, не имлъ бы досуга провести цлое лто посреди полей и рощицъ для того только, чтобы волочиться за мною, и не расточалъ бы драгоцннаго для него времени, подобно какому нибудь дворянину, обезпеченному на цлую жизнь.
Она была погружена въ мечтанія еще боле сладостныя, чмъ сіи предварительныя мысли, какъ вдругъ легкій шумъ листьевъ извстилъ ее, что нсколько минутъ уже, она безъ сомннія была предметомъ нмаго созерцанія.
— Знаете ли что вамъ непростительно такъ неожиданно являться передъ двицами…. сказала она Г-ну Лонгевилю.
— Въ особенности же въ то время, когда он заняты своими тайнами, отвчалъ онъ.
— Почему же не имть мн тайнъ, когда вы имете свои?…..
— И такъ, вы въ самомъ дл помышляли о вашихъ тайнахъ, возразилъ онъ улыбаясь.
— Нтъ, я думала о вашихъ. Мои же — мн извстны…….
— Но, произнесъ въ полголоса молодой человкъ взявъ руку двицы Фонтенъ и положивъ оную въ свою, ибо она встала, можетъ быть ваши тайны нераздльны съ моими, а мои съ вашими.
Они сдлали нсколько шаговъ, и остановились подъ густою снію деревьевъ, на которыхъ умирали послдніе лучи заходящаго солнца. Сія игра свта придавала сей минут какую-то торжественность.
Смлый и живой поступокъ молодаго человка, въ особенности же волненіе его пламеннаго сердца, неправильное біеніе коего чувствовала нжная рука молодой двицы, привели ее въ восторгъ тмъ сильнйшими, что причиною онаго былъ самый обыкновенный и невинный случай. Строгія приличія, окружающія молодыхъ двицъ большаго свта, придаютъ необыкновенную силу порывамъ ихъ раждающихся страстей, и чрезмрная пылкость въ любовник можетъ подвергнуть ихъ величайшимъ опасностямъ.
Никогда еще взоры Эмиліи и Максимильяна не были столь краснорчивы. Упоенные симъ блаженствомъ, они позабыли тягостныя условія гордости, недоврчивости и холодныя предписанія разсудка. Въ первую минуту, одно взаимное пожатіе рукъ было истолкователемъ ихъ чувствованій и мыслей.
— Г. Лонгевиль, сказала въ сильномъ волненіи трепещущая Эмалія, посл продолжительнаго молчанія, я должна вамъ сдлать вопросъ. Но, ради Бога, возьмите въ соображеніе мои довольно странныя отношенія къ моей фамиліи, которыя принуждаютъ меня къ сему.
Ужасное для Эмиліи молчаніе послдовало за сими словами, которыя она произнесла почти заикаясь, и въ продолженіи сего промежутка, сія молодая двица столь гордая, не могла выдержать блестящаго взора ея возлюбленнаго: ибо тайное чувство говорило ей о низости вопроса, который она наконецъ сдлала:
— Благороднаго ли вы происхожденія?…..
Произнеся сіи слова, она желала бы скрыться въ глубин морскихъ пучинъ.
— Милостивая государыня, молвилъ съ важностію Г. Лонгевиль, коего черты видимо измнились и выражали съ нкоторою строгостію чувство собственнаго достоинства, я общаюсь вамъ откровенно отвчать на сей вопросъ, когда получу чистосердечный отвтъ на тотъ, который вамъ намренъ предложить.
Онъ оставилъ руку Эмиліи, которой въ сію минуту представилось, что она отчуждена отъ цлаго міра, и сказалъ ей:
— Съ какою цлію вы спрашиваете меня о моемъ происхожденіи?…..
Она стояла неподвижно, и пребыла хладною и безмолвною.
— Милостивая государыня, продолжалъ Максимильянъ, остановимся, если мы не понимаемъ другъ друга.— Я люблю васъ!….. прибавилъ онъ съ глубокимъ чувствомъ.
— И такъ, произнесъ онъ съ радостнымъ видомъ, услышавъ восклицаніе, вырвавшееся у восхищенной Эмплт, къ чему спрашивать, благороднаго ли я происхожденія?……
— Могъ ли бы онъ говорить такъ, еслибы не былъ благороднымъ?….. отозвался внутренній голосъ, который Эмилія считала выходящимъ изъ глубины души. Она съ пріятностію подняла голову, казалось почерпнула новую жизнь во взор молодаго человка, протянула ему руку, какъ бы желая заключить новый союзъ, и спросила его съ лукавою улыбкою:
— Вы думали, что я много дорожу почестями?……
— Я не имю титуловъ, которые бы могъ предложить жен моей! отвчалъ онъ съ видомъ полувеселымъ и полуважнымъ. Но если я изберу супругу въ знатномъ кругу, и между тми женщинами, которыхъ богатство пріучило къ удовольствіямъ роскоши, то буду знать и обязанности, которыя сей выборъ на меня налагаетъ. Любовь снабжаетъ всмъ, прибавилъ онъ съ веселостію, но однихъ только любовниковъ. Что касается до супруговъ, то для нихъ нужно еще кое-что, кром шатра небеснаго, сочныхъ плодовъ и муравы полей.
— Онъ богатъ, сказала Эмилія про себя. Что касается до титуловъ — то можетъ быть онъ желаетъ только испытать меня!…. Вроятно ему сказали, что я помшана на дворянств, и что не ршалась выйти ни за кого, какъ за Пера Франціи. Ужъ врно мои проказницы сестрицы удружили мн въ этомъ.
— Увряю васъ, Г. Лонгевиль, что мои мннія о свт были весьма преувеличены, нын же, сказала она бросивъ на него упоительный взглядъ, я знаю, въ чемъ состоятъ истинныя богатства.
— Мн нужна увренность, что вы говорите чистосердечно, отвчалъ онъ съ нжностію и вмст съ какою-то важностію. Въ наступающую зиму, милая Эмилія, и быть можетъ, мене чмъ черезъ два мсяца, я стану гордиться тмъ, что въ состояніи буду предложить вамъ, если вы только дорожите наслажденіями богатства. Это единственная тайна, которая будетъ храниться здсь (онъ приложилъ руку къ сердцу), ибо отъ успха сего дла, зависитъ мое счастіе….. не смю сказать наше?…..
— О скажите, скажите…..
Они шли медленными шагами, и продолжали сію сладостную для нихъ бесду, пока не вошли въ гостиную, гд уже собралось общество. Никогда еще двица Фонтенъ не находила своего возлюбленнаго столь любезнымъ, столь остроумнымъ. Стройная его наружность, его обходительность, казались ей еще боле привлекательными посл того разговора, который, нкоторымъ образомъ, удостоврилъ ее, что она владычествуетъ надъ сердцемъ, достойнымъ быть предметомъ зависти всякой женщины. Они пропли вмст Италіянскій дуэтъ съ такимъ восхитительнымъ чувствомъ, что все собраніе изъявило имъ свое удовольствіе съ нкоторымъ восторгомъ. Ихъ прощаніе сопровождаемо было какими то условными выраженіями, которыя скрывали пріятнйшее чувствованіе. Однимъ словомъ, этотъ день былъ для Эмиліи какъ бы цпью, связывающею ея судьбу съ судьбою сего блестящаго незнакомца. Твердый характеръ и благородная гордость, обнаруженные имъ въ тайномъ разговор, въ которомъ они поврили другъ другу взаимныя чувствованія, возбудили, можетъ быть, въ двиц Фонтенъ то уваженіе, безъ котораго нтъ истинной любви.
Когда Эмилія осталась въ гостиной одна съ отцомъ, благородный Вандеецъ подошелъ къ ней, взялъ ее съ родительскою нжностію за руку, и спросилъ не узнала ли она чего нибудь о состояніи Г-на Лонгевиля, о его званіи и фамиліи, на что двица Фонтенъ отвчала:
— Да, любезный, добрый мой батюшка, я боле счастлива нежели могла желать, я ни за кого другаго не ршусь выйти замужъ, какъ за Г-на Лонгевиля.
— Хорошо, Эмилія, возразилъ Графъ, я знаю, что должно предпринять.
— Не знаете ли вы можетъ быть какого нибудь препятствія? спросила она съ истиннымъ и сильнымъ безпокойствомъ.
— Любезная дочь моя, этотъ молодой человкъ вовсе неизвстенъ, но коль скоро онъ не безчестный человкъ, и ты его любишь, то онъ близокъ къ моему сердцу, какъ родной сынъ.
— Безчестный человкъ!… возразила Эмилія, о! я совершенно спокойна на этотъ счтъ! Дядюшка можетъ отвчать за Г-на Лонгевиля, ибо самъ представилъ намъ его!……
— Скажите, любезный дядюшка, былъ ли онъ флибустьеромъ, пиратомъ, морскимъ разбойникомъ?……
— Такъ! я наврное зналъ, что буду здсь, вскричалъ, просыпаясь, старый морякъ.
Онъ посмотрлъ вокругъ себя, но племянница его изчезла, подобно огню Св. Эдьма, появляющемуся на вершинахъ мачтъ, по обыкновенному его выраженію.
— Ну, любезнйшій, сказалъ Г. Фонтенъ Графу Кергаруэту, какъ-же вамъ не стыдно было скрывать отъ насъ то, что вы знали объ этомъ молодомъ человк. Вы вроятно замтили, какъ мы безпокоились о семъ предмет. Изъ хорошей ли онъ фамиліи?
— Я его и знать не знаю! вскричалъ Графъ Кергаруэтъ. Положившись на вкусъ этой дурочки, я представилъ ей Адониса, для чего возпользовался средствомъ мн извстнымъ. Я знаю, что онъ превосходно стрляетъ изъ пистолета, славный охотникъ, съ совершенствомъ играетъ на биліард, въ шахматы, въ триктракъ, фехтуетъ и здитъ верхомъ, какъ покойный Шевалье С. Жоржъ. Онъ мастакъ въ виноградномъ дл, онъ вычисляетъ, какъ Баремъ, рисуетъ, танцуетъ и постъ прекрасно. Кой чортъ вамъ надобно еще? — Если все сіе не составляетъ совершеннаго дворянина! то укажитека мн на мщанина, который бы зналъ все это. Найдите мн человка, который бы жилъ такъ благородно какъ онъ?….. Иметъ ли онъ какую нибудь должность? Унижаетъ ли онъ свое достоинство, таскаясь по конторамъ, сгибаясь передъ млкопомстными, которыхъ вы величаете названіемъ главныхъ директоровъ?….. Онъ ходитъ прямо….. Молодецъ, хоть куды. Да вотъ еще, въ добавокъ, я сейчасъ нашелъ, въ жилетномъ карман, его карточку, которую онъ мн далъ, когда думалъ, что я перержу ему гордо. Бдняжка! Ныншняя молодежь совсмъ не хитра! Возьмите, вотъ его адресъ.
— Въ улиц Сантье, No 5…. сказалъ Г. Фонтенъ, и между тмъ старался вспомнить изъ всхъ собранныхъ имъ свденій то, которое могло касаться молодаго незнакомца. Koй чортъ, что это значитъ? Это квартира Гг. Георга Бруммера, Шилькена и компаніи. Они банкиры, коихъ главный предметъ торговли составляютъ кисея, калико, ситцы и Богъ-всть что еще. — А! а! попалъ. Лонгевиль, депутатъ, иметъ дловыя сношенія съ ихъ домомъ. — Такъ! но у Лонгевиля, кажется, одинъ только сынъ, тридцатидвухъ лтъ, котораго я знаю, и который совсмъ непохожъ на этаго Лонгевиля. Онъ объявилъ, что посл женитьбы дастъ сыну пятьдесятъ тысячь ливровъ въ годъ, чтобы онъ могъ взять дочь какого нибудь министра, ибо отецъ самъ желаетъ быть Перомъ такъ же, какъ и всякій другой. — Никогда еще онъ мн не говаривалъ объ этомъ сын. — Правда, у него есть дв дочери, но, кажется, ни одной не зовутъ Кларою. Къ томужъ, какой нибудь удалецъ могъ назваться Лонгевилемъ. — Но, кажется, домъ Бруммера, Шилькена и компаніи почти обанкрутился отъ неудачной спекуляціи въ Мексик или въ Индіяхъ…… Я провдаю объ этомъ подробне.
— Ты говоришь одинъ, какъ будто на театр, и кажись меня не ставишь ни во что, возразилъ вдругъ старый морякъ. Разв ты не знаешь, что будь онъ только дворянинъ, то у меня въ люкахъ найдется не одинъ мшокъ, чтобы уладить его денежныя обстоятельства.
— Что касается до этаго!… сказалъ Г. Фонтенъ, качая головою съ права на лво, такъ Г. депутатъ Лонгевиль не могъ купить даже и секретарской должности при Корол. До революціи онъ былъ прокуроромъ, и частица de, которую онъ принялъ посл возстановленія, принадлежитъ ему столько же, какъ в половина его имущества.
— Ба! ба!….. вскричалъ съ веселостію морякъ, счастливы т, коихъ отцы были повшены!……
Спустя трое или четверо сутокъ посл сего достопамятнаго дня, въ одно прелестное Ноябрское утро, принадлежащее къ числу тхъ, въ которыя Парижане видятъ свои булевары мгновенно разчищенными, по милости довольно пронзительнаго холода отъ перваго мороза, двица Фонтенъ, одтая въ новую шубу, что она хотла ввести въ моду, выхала съ одною изъ своихъ сестеръ и Баронессою Фонтенъ, которыхъ она прежде наиболе осыпала эпиграммами.
Сіи три дамы приняли участіе въ сей Парижской прогулк не столько отъ желанія пощеголять блестящимъ экипажемъ и одеждою, которая долженствовала служить образцемъ зимнихъ модъ, сколько отъ нетерпнія увидть превосходный пелеринъ, коего оригинальный и щегольской покрой одна изъ ихъ пріятельницъ замтила въ богатомъ магазин, на углу улицы de la Paix.
Когда он вошли въ модную лавку Гжа Баронесса Фонтенъ дернула Эмилію за рукавъ, и глазами показала eй Г. Максимильяна Лонгевиля. Онъ сидлъ за конторкою, и съ ловкостію, въ полномъ смысл купеческою, давалъ сдачи съ золотой монеты, торговк полотнами, съ которою, по видимому, онъ былъ въ сношеніяхъ, ибо держалъ въ рукахъ нсколько обращиковъ. Это не оставляло никакого сомннія на счетъ его почетнаго званія.
Эмилія поблднла, по жиламъ ея пробжала дрожь, но никто этаго не замтилъ, и благодаря искусству владть собою, къ каковому привыкаютъ въ хорошемъ кругу, она умла совершенно скрыть ярость, гнздившуюся въ ея сердц, и отвчала своей сестр:
— Я это знала!….. такимъ твердымъ голосомъ, и съ такимъ неподражаемымъ выраженіемъ, что возбудила бы зависть въ самой двиц Марсъ.
Она подошла къ конторк. Г. Лонгевиль поднялъ голову, спряталъ обращики въ свой боковой карманъ съ ловкостію и съ убійственнымъ хладнокровіемъ, онъ, поклонясь двиц Фонтенъ, приблизился къ ней и бросилъ на нее проницательный взглядъ.
— Я отошлю, сказалъ онъ торговк, которая съ сильнымъ безпокойствомъ слдила его глазами, я отошлю поврить этотъ счетъ, ибо банкиру нашего дома такъ угодно.
— Но вотъ, прибавилъ онъ на ухо молодой женщин, подавая ей банковый билетъ въ тысячу франковъ, возьмите. — Мы сочтемся.
— Я надюсь, сударыня, что вы меня извините, сказалъ онъ обращаясь къ Эмиліи. Вы вроятно не взыщете за непріятное принужденіе, которое налагаютъ на меня дла.
— Но, любезный, мн кажется, что ты напрасно извиняешься!….. отвчала двица Фонтенъ, смотря на него съ равнодушнымъ спокойствіемъ и съ насмшливою небрежностію, такъ что можно было подумать, будто она видитъ его въ первый разъ.
— Вы не шутите? спросилъ Максимильянъ голосомъ, показывающимъ сильное его смущеніе.
Эмилія обернулась къ нему спиною съ крайнею неучтивостію. И какъ сей краткій разговоръ происходилъ въ полголоса, то и не былъ услышанъ любопытными сестрами надмнной двицы Фонтенъ. Въ нсколько секундъ сія послдняя сторговала пелеринъ, и сла поспшно въ коляску.
Когда три дамы услись въ экипаж, то Эмилія, сидвшая напереди, не могла удержаться, и бросила послдній взглядъ во внутренность сей ненавистной лавки, въ коей увидла Г. Максимильяна, блднаго, неподвижнаго, съ сложенными на груди руками, и стоящаго въ положеніи человка, который превыше злосчастія, неожиданно постигшаго его. Взоры ихъ встртились, и подобно двумъ молніямъ, блеснули непримиримою враждой. Каждый изъ нихъ надялся, что жестоко уязвляетъ сердце имъ любимаго существа, и по прошествіи одной только минуты, они находились такъ далеко другъ отъ друга, какъ будто бы одинъ изъ нихъ былъ въ Кита, а другая въ Гренландіи.
Тщеславіе дышетъ чмъ-то всеизсушающимъ, и теперь, двица Фонтенъ жила въ хладной атмосфер сего чувствованія. Бывъ жертвою сильнйшаго изъ бореній, потрясающихъ сердца молодыхъ двицъ, она также и пожинала съ избыткомъ плоды горестей, которыя, предразсудки и мелочныя условія свта, посеваютъ въ душ человческой. На ея лиц, недавно столь свжемъ и нжномъ, видны были теперь желтые оттнки, красныя пятна, а иногда на ея ланитахъ вдругъ проступалъ зеленоватый цвтъ. Надясь скрыть свое смущеніе отъ сестеръ своихъ, она, смясь, указывала имъ на проходящихъ, на туалеты, на забавныя лица, но сей смхъ былъ судорожный, и она внутренно была оскорблена боле ихъ молчаливостію, которая ей казалась выраженіемъ сожалнія о ней, чмъ самыми эпиграммами, коими бы он могли ей отомстить. Она употребила все свое остроуміе, чтобы завести съ своими двумя сестрами разговоръ, и воспользовалась онымъ, какъ оружіемъ противъ нихъ же, стараясь утолить свой гнвъ безумными противурчіями. Она злословила торговлю и негоціантовъ, и осыпала ихъ площадными эпиграммами.
Пріхавъ домой, Эмилія слегла въ постель, ибо ее схватила лихорадка, признаки которой показались сначала опасными. Но, благодаря попеченіямъ ея родителей и стараніямъ врачей, она, черезъ недлю, была возвращена своему семейству. Вс думали, что сей урокъ послужитъ къ укрощенію характера Эмиліи, но опа, нечувствительнымъ образомъ, возвратилась къ прежнимъ своимъ привычкамъ, и, не боле какъ черезъ дв недли, вновь бросилась въ вихрь свта.
Она говорила, что нтъ никакого стыда ошибиться, и что еслибы она, подобно ея отцу, имла какое нибудь вліяніе въ Палат, то непремнно добилась бы того, чтобы положено было новымъ закономъ: всмъ купцамъ, въ особенности же продавцамъ калико, до третьяго поколенія, налагать клейма на лбу, подобно Беррійскимъ баранамъ, или бы выхлопотала, чтобы одни дворяне имли исключительное право носить старинные Французскіе кафтаны, которые были такъ къ лицу царедворцамъ Людовика XVго, наконецъ, она утверждала, будто бы для Франціи можетъ со временемъ произойти большой вредъ, если не будетъ никакого различія между купцомъ и Перомъ въ самомъ наружномъ вид, тысячи подобныхъ сарказмовъ, которые легко отгадать, сыпались одинъ за другимъ, когда только Эмилія была наведена какимъ нибудь случаемъ на сей предметъ.
Но т, которые любили Эмилію, замчали сквозь сіи насмшки, оттнокъ меланхоліи, по которому они заключали, что Максимильянъ Лонгевиль владычествовалъ, по прежнему, надъ симъ неизъяснимымъ сердцемъ. Она, то длалась столь кроткою, какова была въ то быстроумчавшееся лто, въ которое родилась ея любовь, то вдругъ длалась несносною боле, нежели когда нибудь, но вс молчаливо извиняли сію неровность характера, источникомъ которой было мученіе тайное, и вмст всмъ извстное.
Графъ Кергаруэтъ снискалъ нкоторую власть надъ Эмиліею, сдлавшись къ ней еще боле щедрымъ, что рдко не удается въ отношеніи къ молодымъ Парижанкамъ.
Первый балъ, на которомъ явилась двица Фонтенъ, былъ у Неаполитанскаго Посланника. Въ ту самую минуту, когда она стала въ одинъ изъ самыхъ блестящихъ кадрилей, увидла въ нсколькихъ шагахъ отъ себя Г. Лонгевиля, отверженный ею обожатель сдлалъ легкій знакъ головою танцующему съ нею мужчин, которому она подавала руку.
— Этотъ молодой человкъ вамъ другъ?….. спросила она своего кавалера съ видомъ небрежности.
— И очень, отвчалъ онъ. — Это мой братъ.
Эмилія невольно содрогнулась.
— Ахъ! еслибы вы его знали!…… продолжалъ онъ съ энтузіазмомъ. Благородне его души, нтъ въ цломъ свт….
— Знаете ли вы мое имя?….. спросила Эмилія, перебивая его съ живостію.
— Нтъ, сударыня. Я сознаюсь въ томъ, что забыть имя, которое на всхъ устахъ, или справедливе, во всхъ сердцахъ, есть преступленіе. Я только что пріхалъ изъ Германіи. Посланникъ, при которомъ я нахожусь, теперь въ отпуску въ Париж, и поручилъ мн быть на бал дядькою его любезной жены, которую вы можете видть вотъ тамъ, въ углу.
— Но это самая трагическая маска! сказала Эмилія, всмотрвишсь въ жену посланника.
— Однакожъ, это ея лице….. возразилъ молодой человкъ улыбаясь. Волею или неволею, а надобно будетъ мн танцовать съ нею! Посему я и желалъ имть вознагражденіе…….
Двица Фонтенъ наклонилась.
— Я чрезвычайно удивился, продолжалъ болтливый секретарь прсольства, когда встртилъ здсь моего брата. Пріхавъ изъ Вны, я узналъ, что бдняжка лежитъ больной въ постел. Я было намревался, передъ баломъ навстить его, но за политикою не всегда бываетъ досугъ думать о семейственныхъ привязанностяхъ, и дйствительно, la doua della casa не позволила мн завернуть къ бдному моему Максимильяну.
— Вашъ братъ не служитъ, какъ вы, по дипломатической части?.. сказала Эмилія.
— Нтъ, бдняжка!!…..
Втренный секретарь вздохнулъ, и продолжалъ:
— Онъ пожертвовалъ собою за меня!…. Онъ и сестра моя Клара добровольно отказались отъ своихъ участковъ въ имніи нашего отца, дабы батюшка могъ составить мн значительный маіоратъ, ибо онъ метитъ въ Перы, подобно всмъ тмъ, которые подаютъ голоса въ пользу министерства. — Батюшк уже дано слово, что онъ будетъ Перомъ, прибавилъ дипломатъ въ полголоса.— По этому-то мой братъ, собравъ нкоторые капиталы, поступилъ къ одному банкиру, и вскор имлъ успхъ въ своемъ предпріятіи!……
Я знаю, что онъ недавно произвелъ оборотъ въ Бразиліи, который можетъ сдлать его милліонеромъ, и я весьма радъ тому, что могъ, своими дипломатическими сношеніями, быть ему полезнымъ въ этомъ дл. Я даже ожидаю съ нетерпніемъ депеши отъ Бразильскаго посольства, которая врно сгладитъ его морщины. — Какого вы объ немъ мннія?
— Мн кажется, что лице вашего брата не показываетъ, чтобы онъ былъ человкъ, котораго много занимаютъ деньги…..
Молодой дипломатъ бросилъ испытующій взглядъ на лице Эмиліи, по видимому спокойное.
— Какъ, сказалъ онъ улыбаясь, двицы могутъ читать и сердечныя тайны на нмомъ чел?
— Вашъ братъ влюбленъ?…. спросила Эмилія съ притворнымъ любопытствомъ.
— Да! сестра моя Клара, о которой онъ печется съ материнскою нжностію, писала мн, что ныншнимъ лтомъ, онъ влюбился въ очень миленькую двицу, но посл того, я не получалъ никакого извстія о послдствіяхъ его страсти.
Поврите ли вы, что бдняжка вставалъ въ пять часовъ утра, и здилъ по своимъ дламъ, дабы къ четыремъ поспвать на дачу къ своей возлюбленной: въ сихъ то разъздахъ онъ и замучилъ славную лошадь, самой чистой породы, которую я ему подарилъ. Простите мн мою болтливость, сударыня, но я только что возвратился изъ Германіи, и съ годъ уже не слыхалъ правильнаго Французскаго языка, я жаждалъ видть Французскія лица, ибо пресытился Нмецкимъ до такой степени, что въ моемъ патріотическомъ бшенств, кажется, говорилъ бы съ украшеніями канделабровъ, лишь бы только они были издлія Французскаго. И если я увлекаюсь въ моемъ разговор боле, нежели свойственно дипломату, то виноваты вы, сударыня!…. Не вы ли показали мн брата?….. а когда идетъ рчь объ немъ, то я не могу довольно наговориться. О! я бы желалъ сказать цлому свту, сколько онъ великодушенъ. Дло шло не мене, какъ о ста двадцати тысячахъ ливровъ годоваго дохода, приносимыхъ имніемъ Лонгевиля, которыми онъ предоставилъ нашему отцу располагать въ мою пользу.
Сими важными подробностями, на счетъ фамиліи Лонгевиля, Эмилія была отчасти одолжена искусству, съ которымъ она умла заставить говорить доврчиваго своего кавалера, когда узнала, что онъ братъ отвергнутаго ею любовника. Сей разговоръ, который былъ веденъ въ полголоса, и нсколько разъ прерываемъ, коснулся столькихъ предметовъ, что излишне было бы приводитъ оный вполн.
— Могли ли вы, безъ нкотораго сожалнія, видть, что вашъ братъ продаетъ кисею и калико?….. спросила Эмилія, окончивъ третью фигуру кадриля.
— Откуда вы это знаете?…… спросилъ дипломатъ, ибо, сколько я ни велерчивъ, но, слава Богу, обладаю уже даромъ высказать только то, что хочу, подобно всмъ питомцамъ посольствъ, которые мн знакомы:
— Увряю васъ, что вы мн сами сказали.
Г. Лонгевиль посмотрлъ на Эмилію съ любопытствомъ, исполненнымъ прозорливости. Подозрніе вкралось въ его душу. Испытующимъ взоромъ онъ посмотрлъ на брата, потомъ на свою даму, и, угадавъ все, всплеснулъ руками, поднялъ глаза къ потолку, и, захохотавъ, воскликнулъ:
— Я сущій дурахъ!….. Вы первая красавица на бал….. мой братъ смотритъ на васъ украдкою, онъ танцуетъ несмотря на свою лихорадку, а вы притворяетесь, что не видите его. — Осчастливьте брата, сказалъ онъ, отводя Эмилію въ сторону ея дяд, я не буду ревновать, но буду держать свое сердце обими руками, называя васъ: — Сестрица….
Но любовники должны были остаться непреклонными другъ къ другу.
Во второмъ часу, посл полуночи, вс пошли въ обширную галлерею, въ которой приготовленъ былъ ужинъ, столы разставлены были какъ у рестораторовъ, дабы особы одной касты могли помститься вмст.
Случай всегда благопріятствуетъ любовникамъ: двица Фонтенъ занимала мсто за столомъ, въ смежности котораго помстились особы, первенствующія на семъ бал, въ кругу которыхъ находился и Максимильянъ. Эмилія съ большею внимательностію вслушивалась въ разговоры своихъ сосдей, и посему могла разслышать бесду, каковыя очень часто, и такъ легко заводятся между тридцатилтними женщинами и молодыми людьми, имющими привлекательную наружность Максимильяна Лонгевиля.
Дама, разговаривавшая съ молодымъ банкиромъ, была Неаполитанская Дюшесса, ея взгляды блистали молніями, а нжная, блая кожа имла блескъ атласа. Короткость въ обхожденіи съ нею, которую молодой Лонгевиль старался показать, тмъ боле оскорбила двицу Фонтенъ, что она, за минуту предъ тмъ, возвратила своему любовнику съ избыткомъ прежнюю свою нжность.
— Такъ, милостивый государь, въ моемъ отечеств, истинная любовь готова на вс возможныя пожертвованія, жеманясь говорила Дюшесса.
— У васъ женщины боле пылки въ своихъ страстяхъ, чмъ Француженки, сказалъ Максимильянъ, воспламененный взглядъ котораго упалъ на Эмилію. Он вс: суета суетъ.
— О! милостивый государь, возразила двица Фонтенъ съ живостію, гршно клеветать на свое отечество. Самоотверженіе не чуждо ни одной стран.
— Думаете ли вы, съ сардоническою улыбкою, сказала Италіянка Эмиліи, что у Парижанки станетъ довольно духа, чтобы сопровождать всюду того, кого она полюбитъ?
— Позвольте, сударыня, объяснимся сперва! Можно погребсти себя въ пустын, обречь себя на кочевую жизнь, но ссть за конторкою лавки……
Она окончила свою мысль жестомъ отвращенія.
Такимъ образомъ вліяніе превратнаго воспитанія на Эмилію, два раза разстроило ея раждающееся счастіе и будущую судьбу. Мнимая холодность Максимильяна и улыбка женщины, вырвали у нея одинъ изъ тхъ жестокихъ сарказмовъ, отъ которыхъ она никогда не удерживалась.
— Сударыня, сказалъ ей въ пол-голоса Г. Лонгевиль, пользуясь шумомъ, встающихъ изъ за стола, никто не будетъ возсылать молитвъ, боле искреннихъ чмъ я, для вашего счастія. Позвольте, прощаясь съ вами, изъявить вамъ сіе увреніе, ибо, чрезъ нсколько дней, я ду въ Италію.
— Вроятно съ какою нибудь Дюшессою?
— Нтъ, сударыня, но можетъ быть съ смертельнымъ недугомъ въ груди.
— Не пустая ли это мечта?….. спросила Эмилія, бросивъ на него безпокойный взглядъ.
— Нтъ, отвчалъ онъ, есть такія раны, которыя никогда не закрываются……
— Вы не подете!…. улыбаясь сказала повелительнымъ голосомъ Эмилія.
— Я поду, возразилъ съ нкоторою важностію Максимильянъ.
— Когда возвратитесь, то я буду замужемъ…… предъупреждаю васъ! сказала она съ кокетствомъ.
— Я желаю этаго.
— Насмшникъ! вскричала она, какъ жестоко онъ мститъ!……
Чрезъ дв недли Максимильянъ Лонгевиль, сдлавшійся милліонеромъ, отправился съ своею сестрою Кларою къ теплымъ, поэтическимъ странамъ прелестной Италіи, оставивъ двицу Фонтенъ жертвою жестокихъ, мучительныхъ сожалній объ своей утрат.
Вступившись за своего брата, молодой, веселой секретарь посольства умлъ жестоко отмстить надмнной Эмиліи, сдлавъ гласными причины распри между двумя любовниками, и платя ей съ лихвою сарказмами за т, которые она прежде расточала. Не разъ, онъ срывалъ улыбку съ какихъ нибудь Превосходительныхъ устъ, описывая прелестную непріятельницу конторъ, амазонку, которая проповдывала крестовый походъ противъ банкировъ, наконецъ дву, любовь которой испарилась передъ аршиномъ кисеи. То былъ безпрерывный фейерверкъ язвительныхъ шутокъ. А посему, Графъ Фонтенъ нашелся въ необходимости употребить силу, въ которой онъ былъ тогда, чтобы выхлопотать Г. Августу Лонгевилю мсто при Французскомъ посольств въ Россіи, и тмъ избавить свою дочь отъ преслдованій молодаго ея гонителя, который не переставалъ изливать на нее свои насмшки.
Вскор потомъ, министерство принуждено было длать наборъ Перовъ, дабы поддержать аристократическія мннія, которыя начинали уже колебаться въ благородной палат отъ могущественнаго гласа знаменитаго оратора-писателя. Г. Лонгевиль получилъ достоинство Пера Франція и Виконта. Г. Фонтенъ также получилъ Перство: сія награда принадлежала ему какъ за врность, оказанную имъ въ черные дни, такъ и за историческое его имя, котораго не доставало въ наслдственной Палат.
Въ сіе-то время двица Фонтенъ, которой исполнилось двадцать два года, начала размышлять внимательне о жизни. Нечувствительно, она перемнила свой тонъ и обхожденіе. Вмсто того, чтобы подшучивать, какъ прежде, надъ своимъ дядей, она теперь изъявляла ему нжнйшія попеченія. Она приносила дяд костыль съ такимъ постояннымъ усердіемъ, что часто подавала поводъ посмяться надъ собою. Она ходила съ нимъ подъ руку, здила съ нимъ въ карет, и coпровождала его во всхъ прогулкахъ. Она даже увряла его, что ее нимало не безпокоитъ запахъ табаку, и читала ему любимую его Gazette de France, посреди облаковъ табачнаго дыма, которыя лукавый морякъ нарочно пускалъ въ ея сторону. Она выучилась играть въ пикетъ, чтобы длать партію старому Графу. Наконецъ, сія молодая мечтательница слушала съ чудеснымъ вниманіемъ разсказы, которые ея дядя начиналъ повременно, о сраженіи корабля la Belle-Poule, о манврахъ Города Парижа, о первой экспедиціи Г. Сюфрена, или объ Абукирской битв.
Хотя старый морякъ и говаривалъ часто, что онъ слишкомъ хорошо знаетъ долготу и широту своего мста плаванія для того, чтобы молодая корветта могла его захватить, несмотря на это, вдругъ узнали въ гостиныхъ Парижа, что двица Фонтенъ вышла замужъ за Графа Кергаруэта.
Молодая Графиня давала пышные праздники, чтобы заглушить внутренній голосъ ея сердца, но она вроятно нашла ничтожество посреди сего вихря, роскошь котораго не могла совершенно скрыть пустоту и злосчастіе страждущей ея души, ибо, почти всегда, прелестное лице ея выражало тайную печаль. Эмилія, казалось, была весьма почтительна къ своему старому мужу, и предъупреждала малйшія его желанія. Графъ Кергаруэтъ, уходя по вечерамъ въ свои покои, при звук веселаго оркестра, часто, смясь, говаривалъ своимъ старымъ товарищамъ, будто онъ самъ не понимаетъ, что съ нимъ сталось, и что онъ никогда бы и могъ и подумать, что въ 75-ть лтъ, ему доведется быть лоцманомъ на Прекрасной Эмиліи.
Впрочемъ, поведеніе Графини до такой степени было непорочно, что самая дальновидная критика не находила для себя пищи. Думали, что Контръ. Адмиралъ предоставилъ себ право располагать своимъ имніемъ, дабы держать въ рукахъ свою жену, но сіе неосновательное предположеніе было столь же оскорбительно относительно къ дяд, какъ и къ самой племянниц. Обхожденіе двухъ супруговъ было обдумано съ такою расчетливостію, что самые хитрые наблюдатели не могли почти ршить, поступаетъ ли старый Графъ съ женою, какъ съ супругою, или какъ съ дочерью. Часто онъ говаривалъ, что призрлъ свою племянницу, какъ бы призрлъ претерпвшую кораблекрушеніе, и что встарь, когда бывало ему удавалось спасать па своемъ корабл врага отъ жестокости бурь, то никогда не употреблялъ во зло своей власти. Вскор Графиня Кергаруэтъ нечувствительно сдлалась неизвстною, чего она сама желала, и въ Париж перестали заниматься ею.
Спустя два года посл ея брака, она, блистательне чмъ когда нибудь, сидла въ одной изъ древнихъ гостиныхъ Сен-Жерменскаго предмстья, въ которыхъ ея характертъ, достойный древнихъ временъ, возбуждалъ удивленіе, какъ вдругъ лакей, звонкимъ голосомъ, доложилъ о прізд Г. Виконта Лонгевиля. Къ счастію Графини, она сидла въ отдаленномъ углу гостиной, и играла въ пикетъ съ Персеполисскимъ Епископомъ, почему ея смущеніе не могло быть никмъ замчено.
Оглянувшись назадъ, она увидла Г. Максимильяна во всемъ блеск юности. Съ смертію отца и брата, убитаго суровостію С. Петербургскаго климата, на прелестную его главу возложены наслдственныя перья достоинства Пера. Его богатства равнялись его образованности и заслугамъ. Еще наканун того дня, юное и пламенное его краснорчіе просвтило законодательную мудрость собранія. Въ сіе мгновеніе онъ явился Эмиліи, какъ лучезарный ангелъ. Онъ былъ свободенъ, и осыпанъ всми дарами, которыми прискорбная Графиня желала надлишь свой идеалъ. Въ гостиныхъ гордились присутствіемъ Виконта, а матери, у которыхъ были незамужнія дочери, осыпали его ласками. И онъ дйствительно былъ одаренъ тми добродтелями, которыя предполагали въ немъ, судя по одной пріятной его наружности, Эмилія же, лучше, нежели кто нибудь, знала, что Максимильянъ обладалъ тою твердостію характера, которая въ муж есть залогъ блаженства для жены.
Обратившись тогда къ Адмиралу, который, по любимому его изрченію, казалось, еще не скоро причалитъ къ пристани, Эмилія бросила покорный, но скорбный взглядъ на сдовласую его голову. Она вспомнила въ одну минуту вс заблужденія своего дтства, укоряла себя въ нихъ, вздохнула, и проклинала торговокъ полотнами, въ сіе самое мгновеніе Епископъ сказалъ ей съ нкоторою патріархальною граціею:
— Прелестная Графиня,такъ какъ вы сбросили вашего червоннаго короля, то я выигралъ, но не жалйте вашихъ денегъ, я ихъ отдамъ въ пользу моихъ семинарій.

Конецъ третьей сцены.

Бальзак Оноре
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Прославленный Годиссар, Бальзак Оноре, Год: 1834
  2. Старик Горио. Часть III, Бальзак Оноре, Год: 1834
  3. Старик Горио. Часть II, Бальзак Оноре, Год: 1834
  4. Свадебный договор, Бальзак Оноре, Год: 1836
  5. Необыкновенная женщина, Бальзак Оноре, Год: 1837
  6. Дело об опеке, Бальзак Оноре, Год: 1836
  7. Старик Горио. Часть I, Бальзак Оноре, Год: 1834
  8. Полюбовная сделка, Бальзак Оноре, Год: 1832
Электронная библиотека