Начало нового правления часто подобно бывает заре утренней, которая предвозвестив восхождение солнца, иногда ведет за собою день пасмурный. Сие уподобление применить можно к Селиму III Жигандари, недавно умершему императору или падишаху Оттоманской, некогда весьма страшной империи. Он был сын Мустафы III, по прозванию Достославного, и племянник султана Абдул-Гамида, который выпивши чашку кофе внезапно скончался в 7 день апреля 1789 года на 64 году своего возраста, оставив по себе двух сыновей Мустафу, нынешнего императора и Магмуда. По турецким законам — которые, для предотвращения невыгод, сопряженных с правлением малолетнего султана, повелевают старого князя из царствующего Османова поколения возводить на престол — Селим, уже назначенный дядею в преемники, 13 апреля 1789 года провозглашен двадцать седьмым государем Османова поколения, двадцать четвертым великим султаном и девятнадцатым калифом, и при восклицаниях народа торжественно препоясан мечом Магомета.
Ни один султан не казался таким пылким, таким беспокойным, таким воинственным, как Селим III, когда вступил на престол турецкий. Тогда было ему 28 лет, ибо он родился 24 декабря 1761 года. Нельзя статься, чтобы в таких молодых летах погас в нем огненный характер, надобно думать, что пылкость сия была не иное что, как хитрое притворство, ибо вельможи и народ в Константинополе тогда ревностно желали продолжения войны. Внезапную кончину Абдул-Гамида приписывали его миролюбию.
Вельможи скрытно, а народ явно радовались, дождавшись наконец такого бодрого монарха, которого все поступки обнаруживали склонность продолжать войну. Когда ему донесли о состоянии империи и об опасностях ей угрожающих, тем более что Франция и Испания легко могли тогда взять сторону России и Австрии, Селим выслушав со вниманием сказал: нет нужды, я хочу воевать! Сии слова произнесены грозно, как и все повеления. В первую ночь своего царствования Селим утвердился на престоле, и приобрел себе любовь народную. Загорелся дом подле арсенала. Селим, по обыкновению прежних султанов, захотел ехать к пожару, и приказаниями своими содействовать прекращению пламени. Ему представляли, что ни один султан не показывается народу до тех пор, пока не совершится обряд препоясания. Селим отвечал грозным взглядом, и приказал в ту ж минуту подавать лошадей. Собравшийся народ, которому для ободрения брошены были деньги, провожал обратно Селима с радостными восклицаниями до ворот сераля. Никто не отважился предпринять что-либо против нового султана за нарушение прежнего обычая, другому это не прошло бы даром. Обряд препоясания до того времени обыкновенно совершался при громе музыки и веселых плясках. Селим вместо плясок приказал быть военному игрищу, приличному тогдашним обстоятельствам.
Чем менее Селиму благоприятствовало счастье, тем он был тверже, непоколебимее. Когда в 1791 году императрица-мать или султанша Валида, впрочем весьма уважаемая Селимом, вопреки просьбам его не вмешиваться в дела государственные, неотступно просила заключить мир с Россиею, султан так разгневался, что велел запереть миролюбивую мать свою в старом серале, где обыкновенно живут супруги прежних султанов. Несмотря на то, еще в том же году заключен мир с Екатериною II, скоро после примирения Порты с Австриею. В августе месяце подписаны предварительные статьи в С. Петербурге, 29 декабря заключен окончательный договор в Яссах.
С того времени Селим III начал жить с страшными своими соседями в дружеском союзе, который сделался потом еще теснее, когда Франция вознамерилась было отнять у него Египет: известно, что между Россиею и Портой заключен тогда договор оборонительный. Для таких смутных времен, какие Турецкая империя видела в конце восемнадцатого и в начале девятнадцатого столетий, потребны были отличные способности и твердость духа. Имея во власти своей самые сильные способы, Порта не могла ни укротить мятежных пашей, ни обеспечить государство от разбойников, коих толпы разоряют области. В последнюю войну против Франции Селим изнемогал под бременем уныния, пагубного для предприимчивости {По вступлении французов в Египет 1798 году султан Селим написал каймакану своему в Константинополе между прочим следующее: ‘Когда оное несчастное известие, спустя месяц после неожиданного приключения, дошло до императорских ушей наших, тогда горесть наша была столь велика, что — Бога призываем во свидетели — слезы лились из очей наших, и сон далеко улетел от них’. — О сем было писано Немецком политическом журнале. См. октябрь 1798.}. Итак, неудивительно, что после внешних врагов появились в Египте внутренние, что дерзкий Пасван-Оглу поднял оружие в Виддине, и что храбрый Георг Черный решился противиться Порте.
При таких обстоятельствах нерешительность есть зло опаснейшее, а особливо в Константинополе. Вельможи Селима скоро увидали, что мнимая деятельность, которая при некоторых случаях оказывается и в обыкновенных людях, была в султане не природная способность, они воспользовались сим замечанием. Дела при дворе Селима III пошли таким же порядком, в каком были при Абдуле-Гамиде. Начались новые сплетни, настали новые перемены в министерстве, новые затеи разных партий, новые системы в диване.
Селим Жигандари был лучший гражданин, нежели правитель. Образом мыслей он не походил на грубых предков своих, и оказывал терпимость, приличную настоящему времени. Он даже писал изрядные стихи на арабском языке, но для турок нужен был твердый ум, а не острый. Не одобряли в Селиме любви к деньгам, которые он копил с большим прилежанием, нежели его предместники, зато уже он был щедрее их, и награждал охотнее.
В последнее годы царствования Селим принял почти во всем противоположные намерения. Сперва он объявил себя врагом франков, то есть христиан европейских. Повинуясь движению сердца своего, он повелел всем франкам и евреям одеваться не в турецкое платье, но во французское. Это весьма огорчило франков, ибо надлежало им терпеливо сносить насмешки и поругания турок. Напротив того, в последние годы жизни Селим изъявлял особенную благосклонность франкам, живущим в Константинополе. Рассказывают о некоторых примерах, которых нельзя найти в Турецкой империи, например: султаны думали, что сан их требует вовсе не смотреть на франков, и для того едучи по улице они обыкновенно потупляли взоры, или же с презрением отвращали их от франков. Напротив султан Селим каждый раз при торжественном шествии в мечеть благосклонно смотрел на франков, и даже кланялся, когда они скидали шляпы, хотя сей знак почтения не одобряется восточными жителями.
Известно, что Селим, гуляя в саду, иногда разговаривал с франками в службе его находившимися, и сам отдавал им свои повеления. В некоторые дни приглашал он в сераль господ и госпож европейских, живущих в Пере и Галате, между тем как гости забавлялись танцами, султан смотрел на них из-за решетки. Во время сих собраний иногда приказывал он играть на органах и петь любимую песню свою о походе Мальборо {Marlboroug s’en va-l-en guerre, и проч.}.
Следующии истинный анекдот показывает, как был снисходителен султан Селим к франкам. В один прекрасный день летний многие франки, в Константинополе живущие, с женами и детьми своими приехали в Буюкдер по случаю какого-то празднества. В то самое время султан, гулявший по морю, захотел побывать в Буюкдере, куда завела его может быть хорошая погода, или вероятнее любопытное желание увидеть многочисленное собрание франков. Между тем как все гуляли по обширному лугу, небо покрылось облаками, и пошел сильный дождь. Женщины тотчас подняли свои зонтики. Надобно знать, что в Турции один только государь имеет право защищать себя от дождя и солнечного зноя, и что в присутствии его никому не дозволяется стоять под зонтиком. Видя приближающегося султана, женщины тотчас начали опускать зонтики. Селим послал сказать им, чтоб не беспокоились, и что он дозволяет им стоять под зонтикам в своем присутствии.
Часто ходил он по городу перерядившись. В таких случаях иногда надевал зеленую чалму и албанское платье, или черную высокую шапку арнаутскую и красную с золотою застежкою епанчу, какие употребляются у босняков. Обыкновенно провожали его не более четырех человек, одетых в одинаковое с ним платье без малейшего отличия. В числе сих спутников бывает палач, который всегда ездит и ходит с султаном и тотчас исполняет волю государя своего, когда ему вздумается кому-нибудь отрубить голову. Известно, что султаны в одну минуту сами решают уголовные дела, и никому не отдают в том отчета. Так поступал и Селим при начале своего царствования, однако после никогда не делал сего варварства, хотя и брал с собою палача, следуя прежнему обыкновению. Он часто посещал училища, казармы, кофейные дома, воспитательные заведения и караулы, и нередко награждал тех, которые снискали его благоволение, или коих ему хотелось заохотить к усердной службе.
По законам Турецкой империи каждый мужчина, не исключая самого султана, должен уметь какому-нибудь ремеслу. Селим научился рисовать по книге, и со времени восшествия на престол искусство сие так всем полюбилось в серале, и в такое вошло употребление, что наконец во многих домах начали покрывать софы и подушки цветными кисеями.
Селим оказывал великое уважение матери своей султанше Валиде, женщине весьма умной. Она была прежде невольницею одного мусульманина по имени Велизада, и воспитывалась вместе с Мурад-Беем, который после прославился в качестве начальника мамелюков. Во цвете юности и красоты посчастливилось ей понравиться султану Мустафе и сделаться матерью князя от поколения Османа. Вообще все султанши с отменною нежностью любят детей своих, и всегда сами кормят их грудью, зато уже и дети чрезвычайно любят матерей своих. Султанши-матери с давних времен имели великую силу при дворе оттоманском. Мать Селима скончалась в октябре месяце 1805, на 73 году от рождения. Она отлично уважала французов, и сие расположение не переменилось даже тогда, когда они воевали в Египте.
Три сестры Селима в замужество выданы за пашей. Селим не оставил по себе ни одного сына. Нынешний император Мустафа и младший брат его Махмуд, Абдуловы дети — из коих первому теперь 27 лет, второму 22 года — жили спокойно и в изобилии. Селим, помня благодеяния дяди своего, был милостив к братьям, несмотря на то они, по восточному обыкновенно должны были жить уединенно, и только в праздник Байрама имели дозволение являться у султана и целовать его руку. Князьям султанского дома обыкновенно достаются в удел женщины известные по своему неплодию, им дозволяется проводить время только с черными евнухами, более никого к ним не допускают.
Таковы потомки знаменитых султанов, некогда ужасавших все государства христианские, учившихся и возмужавших в стане военном. Теперь обыкновенно толкуют им правила Корана, и поселяют в них ненависть к исповедующим веру христианскую, напротив того военная наука, политика, история света и вообще все, что необходимо нужно знать правителю великой империи, остается для них тайною!
Селим низвержен 29 мая нынешнего года. Некоторые подробности о том, взятые из иностранных листков, помещены в предшедшем номере Вестника Европы.
——
Селим III Жигандари: [Султан Оттоман. империи]: [Ст. в связи с его низложением] // Вестн. Европы. — 1807. — Ч.34, N 16. — С.299-309.