САТИРЫ.
САТИРЫ.
‘Современникъ’, кн. III, 1913 г.
‘Современникъ’. Кн. I, 1913 г.
САТИРЫ.
САТИРЫ.
Сатиры, Черный Саша, Год: 1913
Время на прочтение: 4 минут(ы)
I.
Непослдовательность.
У реакціи выдумки нтъ:
‘Бей жидовъ!’ ‘Бгъ на мст!’ — и только.
Все одно да одно, столько лтъ.
Даромъ денегъ-то тратится сколько!
Нтъ размаха… Въ потемкахъ ночныхъ
Такъ легко быть открытымъ и смлымъ,—
Но упорно въ отпискахъ смшныхъ
Называется черное блымъ…
Запретили-бъ сморкаться въ платки.
Что намъ слдовать западной мод?
Человку даны кулаки —
И сморкайся въ кулакъ по природ.
Запретили-бъ ходить на ногахъ:
Вдь еще регрессивне будетъ
Ковылять на ногахъ и рукахъ,
Какъ когда-то пещерные люди.
Можно бриться еще запретить,
Злиться (впрочемъ, послднее сложно),
Безъ прописки въ трамваи входить,
сть халву… Словомъ, многое можно…
Что касается книгъ и газетъ —
Вотъ онъ, вчный источникъ крамолы!—
Наложили-бъ на чтенье запретъ,
Распустивъ предварительно школы.
Кое-что бы могли разршить,
Напримръ — воровать патріотамъ.
Надо-жъ чмъ-нибудь ихъ наградить
(И судамъ было-бъ меньше работы).
-Вотъ тогда-бъ покорили мы свтъ!
Сомнваться не смю нисколько.
У реакціи выдумки нтъ:
‘Бей жидовъ!’ ‘Бгъ на мст!’ — и только.
II.
Размышленіе русскаго гражданина по поводу новйшихъ открытій.
Прогрессъ науки все бойчй:
Свистя, парятъ аэропланы,
И южный полюсъ у моржей
Завоевали капитаны.
То телефонъ чрезъ океанъ,
То новый типъ подводной лодки…
Я все, какъ нищій и профанъ,
Пріемлю сдержанно, но кротко.
Но чуть прочтешь, что Эдиссонъ
Корпитъ надъ новою задачей,—
Бжитъ отъ глазъ покой и сонъ,
И духъ дрожитъ, какъ песъ бродячій:
Не изобрлъ-бы онъ на грхъ
Чего-нибудь для чтенья- мыслей…
Такой приборъ, сошлюсь на всхъ,
Испортитъ жизнь намъ въ худшемъ смысл!
III.
Просвщеніе.
(Изъ Гейне).
Михель! Съ глазъ упали-ль шоры?
Замчаешь, простота,
Какъ прекрасный супъ твой воры
Вырываютъ изо рта?
А въ награду,— празднословятъ,—
Будетъ въ неб сытъ твой трупъ,
Тамъ, гд ангелы готовятъ
Всеблаженный постный супъ…
Что же, вра не слабе?
Не сильнй твой аппетитъ?
Кубокъ жизни въ ротъ смле,
Пусть героя пснь гремитъ!
шь, не бойся, Михель милый,
Набивай животъ, теперь —
Въ тишин на дн могилы
Переваришь все, поврь.
А. Черный.
Дежурное блюдо.
Всегда готовое голодное витійство
Нашло себ вопросъ очередной:
Со всхъ столбовъ вопитъ ‘Самоубійство’,—
Масштабъ мистическій, научный и смшной.
Кто чаще травится — мужчины или дамы,
И что причиной — мысли иль любовь?
Десятки праздныхъ съ видомъ Далай-Ламы
Мокаютъ перья въ тепленькую кровь.
А лихачи, искрясь дождемъ улыбокъ,
И не жаля ловкихъ рукъ и ногъ,
Въ предсмертныхъ письмахъ ищутъ лишь ошибокъ:
Тамъ смерть чрезъ ять,— а тамъ комиченъ слогъ.
Послдній мигъ подчасъ и глупъ и жалокъ,
А годы скорби скрыты и темны,—
И вотъ съ апломбомъ опытныхъ гадалокъ
Ведутъ расцнку труповъ болтуны.
Въ моря печатныхъ праздныхъ разговоровъ
Вливаются потоки устныхъ словъ:
Въ салонахъ чай не вкусенъ безъ укоровъ
По адресу прострленныхъ головъ…
Однихъ причислятъ просто къ сумасшедшимъ,
Иныхъ къ незрлымъ, а иныхъ къ ‘смшнымъ’…
Поменьше-бы вниманія къ ушедшимъ,
Побольше-бы чутья къ еще живымъ!
Безсмысленно стрляться изъ-за двойки,—
Но сами двойки — ваша ерунда,
И вашъ рецептъ тупой головомойки
Не мене безсмысленъ, господа!
И если кто изъ гибнущихъ, какъ волки,
Выходятъ изъ больницы иль тюрьмы,—
Не всель равно вамъ, выпьетъ онъ карболки
Или замерзнетъ въ пол средь зимы?…
Когда утопленника тащатъ изъ канала,
Бгутъ подростки, дамы, старички,
И кто-нибудь, болтая, что попало,
Заглядываетъ мертвому въ зрачки.
Считайте-жъ ведра уксуснаго зелья!
Пишите! Глотка лжива и черства:
‘Сто тридцать отравилось отъ бездлья,
А двсти сорокъ два — изъ озорства’.
Новый ‘измъ’.
Нтъ денегъ, уголъ хуже склепа,
Талантъ въ предлахъ ремесла,
Работать скучно, ждать нелпо,
И конкурентамъ нтъ числа.
Что длать? Тля незамтно,
Писать портреты съ чахлыхъ двъ?
Но самолюбіе, какъ Этна,
Но самолюбіе, какъ левъ!
И вотъ развязные кастраты,
Раскрасивъ синькой животы,
Толпою лзутъ въ Геростраты
И рушатъ славныхъ съ высоты.
‘Долой слащавыхъ Тиціановъ!
Долой бездарныхъ пастуховъ!
Подъ громъ турецкихъ барабановъ
Построимъ храмъ изъ лопуховъ!’
И спорятъ: въ центр крыши — двери,
Вдоль пола — окна. Принципъ простъ!
Со стнъ глядятъ смшные зври,—
Шесть ногъ, шесть глазъ, изъ пасти — хвостъ.
Пускай пріемъ не геніальный,
Но онъ испытанъ. Цпь звакъ
Бжитъ, шумя, на видъ скандальный
Въ салонъ ‘Квадратный Вурдалакъ’.
Сначала хохотъ и глумленье,
Потомъ глядишь — одинъ, другой
Стоитъ у стнки, въ размышленьи,
Тряся задумчивой ногой…
‘А нтъ-ли здсь чего такого?
Вдь самъ маститый разъяснилъ,
Что Врубель тоже былъ сурово
Осмянъ стадомъ пошлыхъ силъ’…
Въ четвергъ маститый гибкій критикъ
Оцнитъ новый ‘Вурдалакъ’,—
Онъ въ ногу съ вкомъ и политикъ,
И онъ напишетъ… такъ и сякъ.
Готово Новое Теченье!
Смются, спорятъ и хулятъ,—
А вурдалаки въ восхищеньи
Пьютъ легкой славы острый ядъ…
Ал—ъ Черный.
Раздавателю внковъ.
‘Искусство измельчало!’
Ты жаждешь облаковъ?
Приподыми забрало,
Читатель Кругляковъ:
Вербицкая и сало
И юморъ пошляковъ.
Теб нужны молитвы?
Предъ сномъ, иль просто такъ?
Быть можетъ, гимнъ для битвы?
Ахъ, ты, тишайшій ракъ!
Возьми-ка лучше бритву,
Побрейся — и въ кабакъ.
Что далъ ты Аполлону?
Идею, яркій бытъ?
Опору, оборону?
Вознесъ его на щитъ?
Вонъ сохнутъ по хитону
Слды твоихъ копытъ…
Кто моденъ — ревъ хваленій,
Не моденъ — и дебошъ.
Вчера былъ Гамсунъ — геній,
Сегодня Гамсунъ — грошъ.
Для всхъ, братъ, воскресеній
Гд геніевъ найдешь?
‘Искусство измельчало!’
А знаешь, Кругляковъ,
Какъ много славныхъ пало
Въ тискахъ твоихъ оковъ?
Заглохло и завяло
Иль не дало ростковъ…
Въ любой семь ты сила.
И это ты виной,
Что и дтей могила
Плняетъ тишиной…
А вдь средь нихъ, мой милый,
Былъ геніемъ иной.
Брось, рупоръ стадной глотки,
Румяное робя!
Заказывай колодки