Сатира Крылова и его 'Почта Духов', Грот Яков Карлович, Год: 1868 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 27 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

ТРУДЫ Я. К. ГРОTА

III.
ОЧЕРКИ
изъ
ИСТОРІИ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ.
(1848—1893).

БІОГРАФІИ, ХАРАКТЕРИСТИКИ И КРИТИКО-БИБЛІОГРАФИЧЕСКІЯ ЗАМТКИ.

Изданы подъ редакц. проф. К. Я. ГРОТА.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
1901.

**САТИРА КРЫЛОВА И ЕГО ‘ПОЧТА ДУХОВЪ’ *).**

1868.

*) Читано было на литературномъ вечер, устроенномъ 3-го февраля 1868 г. отъ Общества для пособія нуждающимся литераторамъ и ученымъ, и потомъ напечатано въ Встник Европы. Позже въ ‘Сборник’, т. VI.

Семьдесятъ шесть лтъ тому назадъ, въ феврал 1792 г., подписчики крыловскаго журнала Зритель прочли въ немъ слдующія строки: ‘Что есть достойнаго человка? Что можетъ онъ произвести не подверженное разрушенію вковъ? Его слово, его мысли, вотъ одно твореніе, дающее цну человку и избавляющее его отъ совершеннаго разрушенія, вотъ одно произведеніе, которое борется съ вками,… торжествуетъ надъ ними и всегда пребываетъ столь же ново и сильно, какъ и въ ту минуту, когда рождено оное человкомъ… Слово, подобно безсмертному духу, иметъ даръ, не раздляясь, во многихъ мстахъ пребывать въ одно время. Единый мудрецъ, торжествуя надъ смертію, похищаетъ право говорить съ позднйшимъ своимъ потомствомъ’ {Зритель, ч. I, стр. 77.}.

Такъ говорилъ Крыловъ двадцати-четырехъ лтъ отъ роду. И кто боле его оправдалъ собою смыслъ этихъ строкъ? Служеніе мысли и слову было задачею всей его тихой и скромной жизни, ими одними достигъ онъ блестящаго мста въ исторіи русскаго просвщенія. Своими баснями, написанными уже въ позднемъ возраст, затмилъ онъ вс прежніе свои труды, и это подало его біографу {Плетневу, въ извстной стать его: ‘Жизнь и сочиненія И. А. Крылова’.} поводъ остроумно замтить, что Крыловъ родился для насъ только въ сорокъ лтъ. Такъ могъ говорить его современникъ, по потомство должно принять во вниманіе и прежнія его произведенія. На басни его нельзя смотрть, какъ на что-то отдльно-стоящее въ его литературной дятельности, можно ли предположить, чтобы писатель, прославившійся во второй половин своего поприща превосходными созданіями, но писавшій почти съ дтства, не произвелъ къ лучшіе годы жизни ничего замчательнаго? Предположить это о Крылов тмъ трудне, что его родомъ, собственно говоря, всегда была сатира, онъ въ разное время мнялъ только ея форму. Сначала у него является сатирическая аллегорія въ проз, потомъ онъ избираетъ своимъ орудіемъ комедію, наконецъ, переходитъ къ басн. Не естественно ли, что между всми его сочиненіями должна быть тсная связь? Дйствительно, басни Крылова тысячами нитей примыкаютъ къ боле раннимъ его трудамъ, и только въ этихъ послднихъ можно найти разгадку того, чмъ онъ сдлался поздне, — только съ помощію другихъ его сатирическихъ сочиненій можно вполн объяснить значеніе его, какъ баснописца.

Сатирическое свое поприще началъ онъ тамъ же, гд и кончилъ его, т. е. въ Петербург. Здсь жилъ онъ уже шесть лтъ, когда похоронилъ свою мать, вдову. Ему было тогда не боле двадцати лтъ. Онъ ршился оставить службу, въ которой ему совсмъ не везло, и посвятить себя журнальному длу. Въ Петербург однимъ изъ самыхъ предпріимчивыхъ литераторовъ былъ тамбовскій дворянинъ, капитанъ Ив. Герас. Рахманиновъ, содержавшій типографію и печатавшій въ ней свое еженедльное изданіе Утренніе часы. Онъ извстенъ нсколькими переводами, между прочимъ изъ Вольтера, издалъ переведенное имъ же сочиненіе акад. Миллера о русскомъ дворянств, и былъ, по свидтельству современниковъ, человкъ умный, трудолюбивый, но угрюмый и упрямый {Жихаревъ, въ Дневник чиновника: Отеч. Зап. 1855, т. СІ, стр. 133.}. Съ нимъ какъ-то сблизился Крыловъ и, можетъ быть, участвовалъ даже въ его журнал. Но въ конц 1788 г., будущій баснописецъ, увлеченный, вроятно, примромъ Рахманинова, или, можетъ быть, еще боле успхомъ Новикова, ршился самъ издавать сатирическій журналъ. Вспомнимъ, что сатирическое направленіе у насъ особенно оживилось при Екатерин II, что, конечно, было слдствіемъ общаго возбужденія умственной жизни, вызваннаго либеральнымъ духомъ новаго царствованія и характеромъ авторской дятельности самой геніальной императрицы. Горячая пора нашей журнальной сатиры продолжалась, правда, только пять лтъ (1769—1774 г.), въ теченіе этого времени рождались и умирали, одно за другимъ, изданія этого рода, между которыми перломъ, по справедливости, считается Живописецъ Новикова. Но эти явленія, какъ ни были они эфемерны, бросили на почву нашей литературы смя, которое никогда не вымирало вполн, и во все продолженіе XVIII-го столтія повторялись отъ времени до времени подобныя же изданія. Важнйшимъ изъ нихъ былъ Собесдникъ княгини Дашковой, въ состав котораго значительное мсто заняли сатирическія Были и небылицы царственной сотрудницы. На театр всхъ блистательне служилъ тому же направленію Фонвизинъ. Но въ журнальной литератур, въ послднее десятилтіе царствованія Екатерины, задремавшую сатиру снова разбудилъ Крыловъ. По практическому и насмшливому свойству его ума намъ понятно, почему такая заслуга принадлежитъ именно ему, и тмъ понятне, что будучи тогда двадцати-лтнимъ молодымъ человкомъ, онъ, вроятно, и не подумалъ о томъ совт, съ которымъ Новиковъ, приступая къ изданію Живописца, обратился къ самому себ: ‘Требую отъ тебя, чтобы ты въ сей дорог никогда не разлучался съ тою прекрасною женщиною…. которая называется Осторожность’ {}. Впрочемъ, можетъ быть, Крылову казалось, что онъ исполнилъ вс требованія благоразумія, спрятавшись въ своемъ журнал за невидимыхъ гномовъ и сильфовъ, которые его перомъ пишутъ изъ преисподней письма о Плутон, Прозерпин, о ихъ любимцахъ и министрахъ.

Такая форма сатиры не была новостью. При появленіи у насъ первыхъ сатирическихъ журналовъ, ровно за 20 лтъ передъ тмъ, едоръ Эминъ издавалъ Адскую Почту, или переписку хромоногаго бса съ кривымъ, которые, въ свою очередь, очевидно вели свой родъ отъ Лесажева Le Diable Boiteux. Но почему даровитый Крыловъ взялъ за образецъ именно этотъ журналъ, произведеніе очень посредственнаго писателя? Кажется, имъ боле руководило случайное обстоятельство, нежели обдуманный выборъ. Въ то самое время Адская Почта вышла 2-мъ изданіемъ {Живописецъ, листъ 2: ‘Авторъ къ самому себ’. Стр., 12 (изд. 1864).}: попавши въ руки Крылова, она могла показаться ему счастливой разгадкой недоумнія, какую форму избрать для задуманнаго изданія. Въ конц 1788 г., прочли въ Петербургскихъ Вдомостяхъ,что въ книжной лавк Миллера, въ Луговой Милліонной, раздаются безденежно подробныя печатныя объявленія о вновь предпринятомъ ежемсячномъ изданіи: Почта Духовъ, или ученая, нравственная и критическая переписка арабскаго философа Маликульмулька съ водяными, воздушными и подземными Духами {Спб. Вдом. 1788 г. No 95-й (28-го нояб.), No 97-й (6-го дек.) и No 100 (15-го дек.). Тутъ сказано было, что объявленія раздаются ‘съ подробнымъ объясненіемъ о предмет и расположеніи вновь выходящаго изданія’, и проч., ‘на которое началась нын въ той лавк подписка и будетъ продолжаться по февраль мсяцъ, будущаго 1789 г.’ Къ сожалнію, самое объявленіе это не сохранилось. Оно въ измненномъ вид перепечатано при первой книжк Почты Духовъ, при 2-мъ же изданіи этого сборника, въ 1802 г., значительно укорочено и искажено.}. Дйствительно, съ слдующаго года Крыловъ сталъ ежемсячно издавать по книжк этого журнала, который, впрочемъ, какъ и вс другіе тогдашніе сборники этого рода, только по своему періодическому появленію и можетъ заслуживать такое названіе. Въ содержаніи ничего свойственнаго журналу не было, кром разв повторявшихся довольно часто выходокъ противъ того или другого современнаго сочиненія или автора.

Въ конц извщенія, приложеннаго къ 1-й книжк сборника, Крыловъ извиняется, что она вышла не въ срокъ. ‘Слухъ-де носится — говоритъ онъ — что нкоторые изъ издателей собираютъ по подпискамъ деньги и прячутся съ ними, не издавая общанныхъ книгъ, или когда и выдаютъ, то въ теченіе изданія прерываютъ оныя, ни мало не страшася справедливаго порицанія публики…. а потому—де онъ, издатель сихъ листовъ, … паче тмъ, что по общанію своему не выдалъ перваго сего мсяца (т. е. первой книжки) къ 1-му числу января и очень можетъ быть подозрителенъ, то въ оправданіе себя увряетъ, что онъ… не на корыстолюбіи основалъ свое предпріятіе, но къ удовольствію, а если можно, и къ польз своихъ соотечественниковъ. Неисполненіе же общанія случилось по непривычному еще его искусству въ Гадательной Наук, отъ чего не могъ онъ предузнать послдовавшихъ обстоятельствъ, намренію его воспрепятствовавшихъ, но впредь общается въ исход каждаго мсяца во все теченіе года выдавать изданія сего по одной книжк, переплетенной въ бумажку’.

Если Почта Духовъ Крылова съ вншней стороны отзывалась подражаніемъ, то спрашивается, не было ли того же и въ содержаніи? Важно и любопытно опредлить внутреннее отношеніе ея къ прежнимъ сатирическимъ журналамъ. Сравнивая съ ними Почту Духовъ, мы находимъ, что она часто преслдовала т же недостатки, на которые они нападали, напр., французское воспитаніе, пустоту и мотовство щеголей, или, какъ ихъ тогда называли, ‘петиметровъ’, спсь и невжество дворянъ, взяточничество и казнокрадство, порочность судей, произволъ и т. п. Но, вмст съ тмъ, нельзя не замтить, что тогда какъ прежніе журналы, выставляя главнымъ образомъ бытовую сторону общества, ограничивались описаніемъ существовавшихъ золъ, Крыловъ заглядывалъ въ ихъ причины, обнажалъ нравственныя язвы, изъ которыхъ они проистекали. У него сатира глубже, рзче и разнообразне. Она обнимаетъ вс слои общества, вс сословія, и потому принимаетъ характеръ вполн общественный. Къ этому надобно прибавить и то, что зависитъ собственно отъ таланта писателя: Козицкій, Новиковъ, Эминъ и др. были только умными наблюдателями, Крыловъ является уже возникающимъ художникомъ. Въ немъ уже виденъ эпическій разсказчикъ, часто облекающій мысль въ выпуклый или яркій образъ. Почта Духовъ представляетъ намъ пеструю картину свта, въ которой сцена безпрестанно мняется, и передъ нами проходятъ вс страсти, вс темныя и смшныя слабости человчества.

Во ‘Вступленіи’ къ Почт Духовъ Крыловъ разсказываетъ, будто онъ однажды, въ ненастный осенній день, возращался разсерженный отъ его превосходительства г. Пустолоба, къ которому восемь мсяцевъ ходилъ по одному длу и который въ 115-й разъ очень учтиво просилъ его пожаловать завтра (черта нравовъ, которую вообще любитъ выставлять наша старинная сатира). Тутъ является вдругъ волшебникъ, ученый и знатный Маликульмулькъ, онъ беретъ автора къ себ въ секретари, превращаетъ полуразвалившійся домъ въ богатые хоромы и даритъ ихъ новому своему знакомцу, но вмст объявляетъ, что только самъ жилецъ будетъ наслаждаться ихъ пышностью, всмъ же гостямъ его эти комнаты будутъ казаться такими же, какъ были, т. е. пустыми сараями. ‘Оставь, другъ мой, думать людей’, говоритъ волшебникъ, ‘что ты бденъ, и наслаждайся своимъ богатствомъ: истинное состояніе человка не по тому называется богатымъ или бднымъ, какъ другіе о томъ думаютъ, но по тому, какъ онъ самъ себя почитаетъ’. Авторъ, пораздумавъ, согласился съ этимъ мнніемъ. ‘Итакъ’, говоритъ онъ, ‘я ршился остаться въ томъ дом: пусть люди будутъ меня почитать бднымъ, что мн до того за нужда! Довольно, если я для себя кажусь богатымъ’. Здсь уже выразилась сущность практической философіи Крылова, реализмъ его житейской мудрости, которому онъ навсегда остался вренъ.

Мы не послдуемъ за Крыловымъ въ письмахъ невидимыхъ корреспондентовъ Маликульмулька, но извлечемъ изъ нихъ, въ сокращенномъ вид, нсколько характеристическихъ разсказовъ, которые познакомятъ насъ со взглядами молодого писателя на русское общество. Увидимъ при этомъ, что притча уже тогда была любимой формой сатиры Крылова. Но мы не должны забывать, что его сатира относится къ давнопрошедшему времени: если она не всегда примнима къ настоящему, тмъ лучше для насъ, потомковъ сатирика. Его современники, находя въ ней личные намеки, могли оскорбляться ею: для насъ она утратила эту сторону своей язвительности.

Богатый купецъ Плуторзъ {Почта Духовъ, I, стр. 107 (письмо 11). Представляя здсь сокращенно содержаніе нкоторыхъ писемъ, удерживаю языкъ подлинника только въ той мр, въ какой это соединимо съ моей цлью.}, угощаетъ на своихъ именинахъ вельможу, трехъ придворныхъ и нсколькихъ начальниковъ города. За роскошнымъ обдомъ вельможа выхваляетъ любовь къ отечеству, судья ставитъ выше всего честь, купецъ хвалитъ безкорыстіе, вс же согласны въ томъ, что законы слишкомъ строго наказываютъ за плутовство и что надобно смягчить ихъ жестокость. Вельможа общаетъ подать голосъ объ уничтоженіи увчныхъ и смертныхъ наказаній, которымъ подвергаются плуты и грабители, за что многіе изъ гостей, а особливо судья Тихокрадовъ и самъ хозяинъ Плуторзъ, очень его благодарятъ. Потомъ рчь заходитъ о хозяйскомъ сын и выбор ему рода службы. Каждый изъ гостей предлагаетъ вывести его въ люди въ томъ званіи, къ которому самъ принадлежитъ. ‘Другъ мой’, сказалъ придворный, ‘оставь это на мое попеченіе: изъ дружбы къ теб я не совщусь занимать у тебя деньги и быть должнымъ, а потому ты не можешь сомнваться въ участіи, какое я принимаю въ судьб твоего сына. Дло только въ томъ, чтобъ ты далъ мн въ руки 20 т., которыя будутъ употреблены въ его пользу: я помщу его имя въ списокъ отборнаго военнаго корпуса, сдлаю его дворяниномъ и потомъ пристрою его ко двору… Сколько же такое состояніе блистательно, ты самъ это знаешь, и надобно только имть глаза, чтобъ видть насъ во всемъ нашемъ великолпіи, на усовершеніе котораго портные) брильянтщики и др. художники истощаютъ все свое искусство, чтобы тмъ показать цну нашихъ достоинствъ и дарованій. Богатыя одежды, сшитыя по послднему вкусу, прическа, пристойная сановитость, важность и уклончивость, соразмрныя времени, мсту и случаю, возвышеніе и пониженіе голоса, походка, пріемы и тлодвиженія отличаютъ насъ въ нашихъ заслугахъ и составляютъ нашу службу. Граматы предковъ нашихъ явно всмъ доказываютъ, что кровь, текущая въ нашихъ жилахъ, издавна преисполнена была усердіемъ къ польз отечества, а наши ливреи и экипажи неложно свидтельствуютъ о важности нашихъ чиновъ въ государств. Правда, что философы почитаютъ насъ мучениками, однакожъ это несправедливо, за то и мы ихъ считаемъ безумцами, которые пустою тнью услаждаютъ горестную и бдную свою жизнь. Итакъ, другъ любезный, что теб стоитъ 20 т.? Не сущая ли это бездлка въ сравненіи съ тмъ счастіемъ твоего сына, которое я сильнйшимъ своимъ предстательствомъ общаю ему доставить, а знакомые мои, танцмейстеръ, актеръ, портной и парикмахеръ, въ короткое время пособятъ мн сдлать изъ твоего сына блистательную особу въ большомъ свт!’ Въ свою очередь другой гость, драгунскій капитанъ Рубакинъ, совтуетъ Плуторзу записать сына въ военную службу. По его мннію, это первйшее въ свт состояніе: военному человку нтъ ничего не позволеннаго, ему нуженъ большелобъ, нежели мозгъ, а иногда больше нужны ноги, нежели руки. Затмъ въ разговоръ вмшивается судья Тихокрадовъ и, улыбаясь, возражаетъ Рубакину: ‘Я могу коротко сказать, что служб моей обязанъ я знатнымъ доходомъ, состоящимъ изъ 10 т., вступая же въ нее, не имлъ я ни полушки, итакъ, одно это довольно могло бы доказать, что перо гораздо полезне шпаги… Статскій человкъ иметъ еще то преимущество, что, не подвергая себя видимой опасности, какой подвергается воинъ, можетъ ежедневно обогащать себя и присвоивать вещи съ собственнаго согласія ихъ хозяевъ, которые за немалое еще удовольствіе себ поставляютъ служить ими и почитаютъ за отмнную къ нимъ благосклонность, если отъ нихъ такія вещи принимаешь. Сверхъ того, статскій человкъ можетъ производить торгъ своими ршеніями точно такъ же, какъ и купецъ, съ тою только разницею, что одинъ продаетъ свои товары по извстнымъ цнамъ на аршины или на фунты, а другой измряетъ продажное правосудіе собственнымъ своимъ размромъ и продаетъ его, сообразуясь съ обстоятельствами. Если вы скажете, что все это не позволено законами, то, по крайней мр, должны признаться, что въ свт обыкновенія столь же сильны, какъ и самые законы’. Наконецъ, рчь заводитъ находящійся тутъ же въ числ гостей художникъ Трудолюбовъ. ‘Любезный Плуторзъ’, говоритъ онъ хозяину, ‘если ты хочешь доставить сыну своему счастіе какимъ-нибудь художествомъ, то или пошли его для работы въ чужіе край, или не вели ему ни за что приниматься, потому что здшніе жители своихъ художниковъ и ихъ работу ни за что почитаютъ, а уважаютъ одно привозимое изъ-за моря’.— ‘Нтъ, милостивые государи’, сказалъ хозяинъ, ‘я свое состояніе всмъ прочимъ предпочитаю, и оставлю навсегда въ немъ своего сына. Правда, я не дворянинъ, но деньги все мн замняютъ!’ Я увидлъ, заключаетъ сатирикъ, что онъ говоритъ правду, потому что, процвтая въ избытк, живетъ онъ какъ маленькій царёкъ!

Мы видли, что одинъ изъ гостей выразилъ глубокое презрніе къ философамъ, т. е. къ людямъ мысли и слова. Какъ, впослдствіи, въ своихъ басняхъ, такъ уже и въ прозаической сатир, Крыловъ является горячимъ поборникомъ просвщенія. Но хотя и часто съ ироніей отзывается о незавидномъ положеніи писателя въ тогдашнемъ обществ, о неуваженіи дворянъ, военныхъ и вельможъ къ умственному труду, однакожъ не надобно думать, чтобъ онъ оставлялъ въ поко тотъ классъ людей, къ которому самъ принадлежалъ, т. е. пишущую братью вообще, разумя и литераторовъ и ученыхъ. Еслибъ, говоритъ онъ, авторы, вмсто изслдованія различныхъ состояній, захотли вникнуть только въ состояніе ученыхъ и философовъ, то и тогда могли бы примтить, какъ далеко простирается слабость человческаго разума {П. Д. ч. II, письмо 40.}. Онъ жалетъ, что большая часть ученыхъ руководствуются боле тщеславіемъ и славолюбіемъ, нежели искреннимъ желаніемъ распространять добро и истину. Особенно же упрекаетъ онъ ихъ въ томъ, что каждый старается превозносить до небесъ ту науку, которою самъ занимается, и желалъ бы при прославленіи ея помрачить вс другія науки. Ученые думаютъ, продолжаетъ онъ, что если люди будутъ боле уважать ту науку, въ которой они себя отличили, то чрезъ то и къ нимъ самимъ будутъ имть больше почтенія, философъ увренъ, что чмъ боле философія будетъ въ почет, и онъ боле будетъ уважаемъ. Историкъ, стихотворецъ и риторъ такія же имютъ мысли. Однакожъ, въ заключеніе, Крыловъ проситъ снисхожденія къ ученымъ, потому что соревнованіе, которое они одинъ противъ другого чувствуютъ, поощряетъ ихъ производить многія прекраснйшія творенія. А притомъ, прибавляетъ онъ, надобно сказать и то, что не вс ученые люди любовь къ слав и странное желаніе, чтобъ о нихъ съ похвалою говорили, простираютъ до крайности. Хотя совершенная правда, что вс жаждутъ безсмертія, однакожъ не вс къ достиженію его употребляютъ одинакіе способы, и не вс желаютъ его купить за одинакую цну.

Въ современной ему литератур Крыловъ не разъ клеймитъ насмшкою тхъ мнимыхъ сочинителей, которые, въ сущности, не что иное, какъ плохіе переводчики {П. Д., ч. II, письмо 30.}. Описывая сцену въ книжной лавк, критикъ, посл ухода дйствующихъ лицъ, спрашиваетъ книгопродавца, который жаловался на худой сбытъ своего товара: ‘Отчего же здсь мало хорошихъ книгъ?’ — ‘Оттого, сударь, отвчалъ тотъ, что здсь множество авторовъ занимаются не тмъ, чтобъ что-нибудь написать, но чтобы что-нибудь напечатать и поспшить всенародно объявить, что они невжи. Страсть къ стихотворству здсь сильне нежели въ другихъ мстахъ, но страсти къ истин и къ красотамъ очень мало въ сочинителяхъ, оттого-то здсь нтъ хорошихъ книгъ, но множество лавокъ завалено бреднями худыхъ стихотворцевъ!’

Между своими собратьями-писателями Крыловъ бичуетъ не только бездарныхъ одописцевъ и вообще пристрастныхъ льстецовъ, скрывающихъ пороки своихъ единоземцевъ, но и тхъ, по его словамъ, гнусныхъ сатириковъ, которые бранятъ свое отечество безъ всякой другой причины, кром желанія показать остроту своего пера {П. Д., ч. I, п. 9.}. То же патріотическое чувство, которое выразилось въ этихъ словахъ, заставляло Крылова преслдовать съ особенною настойчивостью то легкомысліе, съ какимъ русское общество, прельстясь обманчивымъ лоскомъ французскаго образованія, надолго отдалось въ руки западно-европейскихъ выходцевъ. Извстно, какое значеніе французы пріобрли у насъ тогда въ общежитіи, въ воспитаніи и въ торговл. Эта сторона русскихъ нравовъ сдлалась одною изъ любимыхъ темъ Крылова во всхъ его сатирическихъ сочиненіяхъ. Къ моднымъ лавкамъ, часто служившимъ притонами порчи нравовъ и всякаго обмана, возвращался онъ часто и, наконецъ, посвятилъ этому предмету извстную комедію. Послдствія французскаго воспитанія выставлены имъ въ комедіи Урокъ дочкамъ, а поздне и въ нкоторыхъ изъ лучшихъ его басенъ. Противъ этого зла направлены также многія мста Почты Духовъ. Французы, по его замчанію {П. Д., ч. II, п. 39.}, удивляются просвщенному вкусу туземцевъ, но смются имъ въ глаза и сбираютъ съ нихъ деньги, они принудили здшнихъ жителей, не объявляя имъ войны и не имя никакихъ къ тому правъ, платить себ столь тяжкую подать, какой не сбиралъ Римъ съ своихъ подвластныхъ народовъ во время корыстолюбивйшихъ своихъ правителей. Это политическое покореніе туземцевъ французами, пишетъ Крыловъ, такъ хитро произведено въ дйство, что я не могу этого разобрать подробно. Образчикомъ ихъ нахальства и болтовни выставленъ парикмахеръ {П. Д. ч. I, п. 9.}. ‘Едва усплъ онъ взять въ руки гребенку, какъ заговорилъ о политик. Онъ перебиралъ правительства разныхъ народовъ, длалъ заключенія, давалъ ршенія и съ такою же легкостію вертлъ государствами, какъ пудреною кистью. Вся министерія была ему открыта, и когда дло доходило до утвержденія какихъ-нибудь изъ его ршеній, тогда этотъ незастнчивый человкъ, нимало не красня, говорилъ, что съ такимъ и такимъ его мнніемъ согласенъ такой-то министръ, такой-то сенаторъ и такой-то генералъ, которымъ онъ чешетъ головы. Онъ уврялъ о себ безстыднымъ образомъ, что многіе вельможи, производя при немъ ежедневно сокровеннйшія дла государства, нердко совтуются съ нимъ о важнйшихъ пунктахъ министеріи и часто длаютъ свои ршенія по его мнніямъ.’

Достойнымъ ученикомъ подобныхъ господъ, изъ которыхъ многіе попадали въ Россію съ галеръ или изъ-подъ вислицы, является въ Почт Духовъ русскій салонный щеголь графъ Припрыжкинъ {П. Д., ч. I, п. 9 и 17.}. Этотъ 20-тилтній повса проводитъ всю свою жизнь въ шалостяхъ, которыми утшаетъ своихъ родителей, плняетъ женщинъ, разоряетъ легковрныхъ заимодавцевъ и т. д. Тмъ не мене, во многихъ знатныхъ домахъ его уважаютъ и удивляются его разуму, учености и дарованіямъ, часто ничего не значащее привтствіе, сказанное имъ, почитаютъ за острое слово, и если онъ улыбается, то вс начинаютъ хохотать во все горло, ожидая терпливо, когда онъ откроетъ причину своей улыбки. Съ такими качествами Припрыжкину легко было сдлаться женихомъ богатой невсты. Онъ отправляется за покупками къ свадьб, его сопровождаетъ сатирикъ, который и разсказываетъ объ этой прогулк по Гостиному двору. Одинъ купецъ объясняетъ имъ причину дороговизны, въ которой полагается главное достоинство товара: ‘Его сіятельство, говоритъ онъ, вздумалъ жениться: ему необходимо запастись множествомъ мелочей, деньги на нихъ онъ долженъ взять съ своихъ 400 душъ крестьянъ. Въ одну минуту посылаетъ онъ приказъ: собрать съ нихъ къ будущему году 80 т. р. Мужики, не надясь однимъ хлбопашествомъ доставить своему господину такую сумму, оставляютъ свои селенія и бредутъ въ города, гд, обыкновенно, можно выработать боле денегъ: вмсто сохи и бороны берутъ они лопаты и топоры, становятся каменьщиками, плотниками и разнощиками, днемъ работаютъ, а по ночамъ, чтобъ лучше собрать свой оброкъ, взыскиваютъ его съ прохожихъ… Отъ такихъ-то гостей становится все дорого. Мужики стараются вымещать это на ремесленникахъ, ремесленники на купцахъ, купцы на господахъ, а господа опять принимаются за своихъ крестьянъ. Къ концу года, крестьяне возвращаются въ свои жилища съ деньгами, отдаютъ 80 т. р. господину, а на остальные 10 т. посылаютъ въ городъ купить себ хлба, котораго становится мало до будущаго года. Итакъ, города терпятъ недостатокъ, деревни голодъ, граждане дороговизну, а его сіятельство остается при новомодныхъ галантерейныхъ вещахъ, и празднуетъ нсколько дней великолпно свадьбу съ своею почтенною невстою, которая, съ своей стороны, щегольствомъ такую же приноситъ пользу государству’.

Отыскивая всему мсто въ движеніи общественнаго строя, сатирикъ не забываетъ и значенія женщинъ. ‘Женщины играютъ въ политик не малое лицо: он движутъ всми пружинами правленія и черезъ нихъ длаются самыя большія и малыя дла. Хотя ты съ перваго взгляда и подумаешь, что мужчины всмъ правятъ, а женщины ничего не значатъ, но очень ошибешься и, посмотря хорошенько, увидишь, что мужчины не что иное, какъ ходатаи и правители ихъ длъ и исполнители ихъ предпріятій {П. Д., ч. II, п. 34.}’. Эти слова взяты изъ разговора Плутона съ Прозерпиной. Калигула — говоритъ она между прочимъ — сдлалъ свою лошадь сенаторомъ, и вс римляне оказывали ей наивозможнйшее уваженіе. Теперь этому смются, не примчая, что потомки калигулина коня, не теряя своей знатности, размножаются по свту. Можетъ быть, будущіе вка будутъ такъ-же смяться ныншнему вку, какъ этотъ прошедшему. Обыкновенно, такимъ образомъ новые вка хохочутъ надъ дурачествами старыхъ, получая оныя отъ нихъ себ въ наслдство, послдній вкъ только одинъ можетъ похвалиться, что не будетъ осмянъ.

Чтобы показать, какъ Крыловъ смотрлъ на извстныя стороны нравовъ современнаго ему русскаго общества и въ то же время дать понятіе, какъ онъ разработывалъ одн и т же темы въ сатир и въ басн, приведу изъ Почты Духовъ еще одну замчательную притчу {П. Д., ч. I, п. 12.}. Въ судейскую залу толстый купецъ втащилъ бдняка, крича, что тотъ укралъ у него платокъ, и требуя, чтобъ его судили по всей строгости законовъ. Судьи опредлили бдняка повсить. Приговоренный объясняетъ, что онъ, умирая съ голоду, дйствительно укралъ платокъ. Имя врожденный талантъ въ живописи, онъ усовершенствовался въ чужихъ краяхъ и надялся найти въ отечеств безбдное содержаніе. Что-жъ вышло? ‘Мои картины, говоритъ онъ, хотя всми были здсь одобряемы, но ихъ порочили тмъ, что он не были апеллесовы, рубенсовы, рафаэлевы, или, по меньшей мр, не были иностранной работы, и потому никто не хотлъ имть ихъ въ своихъ галлереяхъ. Это меня лишило бодрости, и подвергло въ отчаяніе и нищету… Итакъ, разсмотрите теперь я ли виновенъ, что по необходимости прибгнулъ къ пороку, или вы, гнушающіеся талантами своихъ соотечественниковъ?’ Между судьями завязался споръ. Вдругъ отворились двери залы и вошелъ богато-одтый господинъ, вс судьи передъ нимъ встали и просили его ссть. Этотъ богачъ, узнавъ предметъ спора, далъ выкупъ за живописца и предложилъ ему размалевать паркетъ въ своей прихожей. Живописца выпустили, и этотъ рдкій художникъ, который могъ бы сдлать честь своему отечеству, дожидался своего избавителя, чтобъ итти за нимъ рисовать холстъ для обтиранія ногъ пьяныхъ служителей.— ‘Кто это, спросилъ сатирикъ у одного изъ стоявшихъ вблизи, — кто это такъ щедро выкупилъ живописца и передъ кмъ судьи такъ благоговютъ?’ — Это одинъ преступникъ, отвчалъ ему тотъ на ухо, который судится въ похищеніи и грабительств, и вотъ уже лтъ двадцать, какъ это дло тянется… На него донесено, что онъ покралъ изъ государственной казны нсколько милліоновъ, и разграбилъ цлую врученную ему область.— ‘Пропадшій же онъ человкъ, сказалъ сатирикъ, — его конечно, уже замучаютъ жесточайшими казнями’.— ‘Напротивъ того, былъ отвтъ: онъ уже оправдался передъ правосудіемъ, и это ему стоитъ одного милліона, а чтобъ оправдаться въ глазахъ народа, онъ длаетъ такіе выкупы, какимъ освобожденъ живописецъ, и взноситъ на содержаніе сиротъ не малыя суммы денегъ, и чрезъ то въ мысляхъ нкоторыхъ людей почитается честнымъ, сострадательнымъ и правымъ человкомъ… Но я вижу, продолжалъ онъ, что вы недавно пріхали на нашъ островъ, поживите-тко у насъ по-дол, такъ и увидите всего побол.’

Кто не узнаетъ въ этой притч почти то же содержаніе, какъ въ басн о Вороненк, который, по примру орла, хотлъ украсть лучшаго барана въ стад, но запутался когтями въ его шерсти —

И кончилъ подвигъ тмъ, что самъ попалъ въ полонъ, —

изъ чего баснописецъ выводитъ такое заключеніе:

Нердко у людей то жъ самое бываетъ,

Коль мелкій плутъ

Большому плуту подражаетъ:

Что сходитъ съ рукъ ворамъ, за то воришекъ бьютъ.

Но сатирикъ освщаетъ свою мысль еще боле общимъ выводомъ, обнаруживающимъ любопытный, хотя и не радостный взглядъ Крылова на духъ всего тогдашняго общества. Это ясно изъ продолженія приведеннаго разговора въ судейской палат. Поститель суда удивлялся тому, что видлъ. Новый знакомецъ его, объяснивъ, что только грубое воровство запрещено закономъ и подвергаетъ наказанію, разсказалъ ему слышанное отъ дда: ‘Пристрастіе къ плутовству есть природное свойство здшнихъ жителей, и мои земляки уже давно имъ промышляютъ. Въ старину, оно было во всей своей сил, но какъ просвщеніе начало умножаться, то наши промышленники приняли на себя разныя имена: первостатейные сдлались старшинами и законниками, другіе купцами, а третьи ремесленниками и поселянами, но, перемняя званія, жители не перемнили своихъ склонностей, и плутовство никогда столько не владычествовало надъ ними, какъ посл сей перемны, такъ что наконецъ оно превратилось въ совершенный грабежъ, которому однакожъ даны самые честные виды, одно только старое воровство запрещено, а впрочемъ, кто чмъ боле крадетъ, тмъ онъ почтенне. Опасно лишь тому, кто въ семъ хранитъ умренность: украденное яблоко можетъ стоить головы, а милліоны золота принесутъ уваженіе’.

Этотъ взглядъ не вполн измнился у Крылова и въ старости. Доказательство тому можно видть въ небольшой его басн Купецъ (1830 г.), для которой выписанный сейчасъ разговоръ можетъ служить лучшимъ комментаріемъ. Вотъ эта басня или, врне, поэтическая притча:

Поди-ка, братъ Андрей!

Куда ты тамъ запалъ? Поди сюда скорй

Да подивуйся дяд!

Торгуй по-моему, такъ будешь не въ наклад,—

Такъ въ лавк говорилъ племяннику купецъ:

Ты знаешь польскаго сукна конецъ,

Который у меня такъ долго залежался,

Затмъ что онъ и старъ и подмоченъ и тилъ.

Вдь это я сукно за англійское сбылъ!

Вотъ, видишь, сей лишь часъ взялъ за него сотняжку:

Богъ олушка послалъ.

— Все это, дядя, такъ, племянникъ отвчалъ:

Да въ олухи-то, я не знаю, кто попалъ,

Вглядись-ко: ты вдь взялъ фальшивую бумажку.—

Обманутъ, обманулъ купецъ! въ томъ дива нтъ,

Но если кто на свтъ

Повыше лавокъ взглянетъ,—

Увидитъ, что и тамъ на ту же стать идетъ,

Почти у всхъ въ ум одинъ разсчетъ:

Кого кто лучше проведетъ

И кто кого хитрй обманетъ.

Такимъ образомъ, сатира Крылова часто развиваетъ съ большею полнотою и ясностью т же мысли, которыя мы поздне встрчаемъ въ его басняхъ. Иногда въ послднихъ попадаются образы или черты уже знакомые намъ изъ его сатирическихъ сочиненій. Такъ въ Почт Духовъ {Н Ч. I, п. 9.} и въ ‘Мысляхъ философа по мод’ {Зритель, ч. II, стр. 288.} мы находимъ первообразъ ‘Слона и Моськи’. Представляя въ смшномъ вид блистательнаго молодого человка, который шутитъ надъ важными истинами, не понимая ихъ, Крыловъ говоритъ: ‘При всей мелкости своего ума, онъ тогда такъ милъ, какъ болонская собачка, которая бросается на драгунскаго рослаго капитана и хочетъ разорвать его, между тмъ какъ онъ равнодушно куритъ трубку, не занимаясь ея гнвомъ. Какъ мила и забавна смлость этой собачонки, такъ точно забавна смлость вашего ума, когда огрызается она на вещи, передъ коими онъ мене, нежели болонская собачка передъ драгунскимъ капитаномъ’. Идея басни, сравнивающей мшокъ, наполненный червонцами, съ откупщиками или игроками, разбогатвшими съ грхомъ пополамъ, высказана первоначально въ слдующемъ размышленіи Ночи {Зритель, ч. I, стр. 149.}: ‘Многіе поселяне, оставляя нивы, стали подъ покровительствомъ моимъ собирать съ прозжихъ оброкъ, а потомъ переселялись совсмъ въ города, и тамъ, воруя сперва въ присутствіи моемъ, наконецъ, подъ названіемъ откупщиковъ и подрядчиковъ, стали безопасно уже воровать и днемъ, не помышляя ни о серп, ни о нив’. Первое начертаніе басни о гусяхъ, хвалящихся тмъ, что предки ихъ спасли Римъ, встрчается въ слдующихъ строкахъ Почты Духовъ {П. Д, Ч.. II, п. 37.}: ‘Мщанинъ добродтельный и честный крестьянинъ для меня во сто разъ драгоцнне дворянина счисляющаго въ своемъ род до 30 дворянскихъ колнъ, но не имющаго никакихъ достоинствъ, кром того счастья, что родился отъ благородныхъ родителей, которые также, можетъ быть, не боле его принесли пользы своему отечеству, только умножая число безплодныхъ втвей своего родословнаго дерева’.

Въ примръ образовъ, повторяющихся въ сатир и въ басняхъ Крылова, можно также привести обезьяну, кривляющуюся передъ зеркаломъ {П. Д., ч. I, п. 10.}. Тема басни Вельможа, направленной, такъ какъ и многія изъ прежнихъ его басенъ, противъ дурныхъ судей и ихъ секретарей, часто занимаетъ его уже въ Почт Духовъ. Одно цлое письмо {Ч. I, п. 18.} посвящено изображенію примрнаго судьи и такого же секретаря. Мы видимъ, какъ рано возникли въ душ Крылова и какъ долго носились въ ней многіе изъ тхъ идей и образовъ, которымъ онъ далъ окончательное развитіе въ послдній періодъ своей дятельности, можно сказать, что нкоторые изъ нихъ онъ воспитывалъ въ себ съ тхъ поръ, какъ помнилъ себя. Оттого, для многихъ его басенъ мы напрасно стали бы искать источника въ современныхъ событіяхъ и лицахъ, происхожденіе ихъ часто объясняется гораздо проще: малйшій поводъ, ничтожный случай пробуждалъ въ его душ давно устоявшіеся въ ней наблюденія и выводы, которые творческая фантазія его легко одвала въ новые образы. Вотъ чмъ объясняются та естественность и зрлость, которыя такъ изумляютъ насъ въ вымысл и форм басенъ Крылова.— Въ Почт Духовъ и другихъ сатирическихъ сочиненіяхъ его какъ-бы предчувствуется уже будущій баснописецъ, онъ проглядываетъ и въ любимой форм крыловскаго разсказа, часто принимающаго характеръ то сказки, то притчи. Таковъ, напр., весь его разсказъ Ночи, такова и восточная повсть Каибъ, гд мастерски обрисованы отношенія раболпнаго дивана и народа къ своему калифу, въ этой сказк уже встрчается и басенка, — первый опытъ Крылова въ этомъ род: полотно, на которомъ написана картина, вздумало приписывать себ ея успхъ, паукъ говоритъ ему: — Ты напрасно гордишься, еслибъ не вздумалось славному художнику покрыть тебя блестящими красками, то ты давно бы истлло, бывъ употреблено на обтирку посуды.— Въ Мысляхъ философа по мод неисправимость людей наперекоръ сатир сравнивается съ упорствомъ стараго осла, который съ терпніемъ слушаетъ понуканія и брань своего хозяина, зная, что это одинъ пустой звукъ, и продолжаетъ свой путь по прежнему тихимъ шагомъ, оставляя хозяина въ надежд, что онъ когда нибудь его уговоритъ. Но всего замчательне, какъ отдаленное предзнаменованіе перехода Крылова къ басн, слдующія строки одной изъ послднихъ страницъ Почты Духовъ {Ч. II, п. 49.}: ‘Нравоучительныя правила должны состоять не въ пышныхъ и высокопарныхъ выраженіяхъ, а чтобъ въ короткихъ словахъ изъяснена была самая истина. Люди часто впадаютъ въ пороки и заблужденія не отъ того, чтобъ не знали главнйшихъ правилъ, по которымъ должны они располагать свои поступки, но отъ того, что они ихъ позабываютъ, а для сего-то и надлежало бы поставлять въ число благотворителей рода человческаго того, кто главншія правила добродтельныхъ поступковъ предлагаетъ въ короткихъ выраженіяхъ, дабы они глубже впечатлвались въ памяти’.

Призваніе изучать человческое сердце и пружины общественной жизни Крыловъ созналъ въ себ чрезвычайно рано. На свтъ смотрлъ онъ какъ на обширное училище, открытое для всхъ желающихъ научиться, ему казалось, что заблужденія, замчаемыя нами въ другихъ, могутъ служить намъ лучшими уроками, и что изображеніе ихъ достойно пера мыслителя, желающаго употребить съ пользою (свои дарованія {П. Д., ч. II, п. 28.}). Но не одн врожденныя способности помогли юнош-Крылову стать твердою ногой на поприще писателя. Извстно, что полученное имъ школьное образованіе было чрезвычайно скудно, между тмъ сатира его показываетъ въ немъ большую начитанность, ему знакомы произведенія лучшихъ умовъ древняго и новаго міра. Извстно также, что умная мать рано внушила Крылову, охоту къ чтенію и самодятельности, и онъ мало-по-малу ознакомился со многими великими писателями. Всматриваясь вообще въ дятельность нашихъ литературныхъ знаменитостей прошлаго вка, мы замчаемъ, что большая часть изъ нихъ почерпнули главное свое образованіе изъ того же источника — изъ чтенія. Великіе писатели — вотъ та школа, въ которой преимущественно образовывались Сумароковъ, Державинъ, Фонвизинъ, Карамзинъ и еще въ не столь далекое время Пушкинъ.

И мы должны сознаться, что этотъ важный элементъ образованія значительно ослаблъ въ нашу, боле суетливую эпоху, когда прилежное чтеніе газетъ, лихорадочно участіе въ общественной жизни и налагаемая духомъ вка обязанность слдитъ за всмъ, уносятъ такъ много времени. Кто, кром великихъ писателей, могъ развить въ сын бднаго армейскаго офицера, въ маленькомъ провинціальномъ чиновник, т благородные и высокіе помыслы, съ которыми онъ уже на 22 году жизни является наставникомъ общественной нравственности и смло обращается ко всмъ сословіямъ?

Но одн книги не могли доставить ему того глубокаго знанія свта, какое мы замчаемъ уже въ юношескихъ трудахъ его. Въ Почт Духовъ есть мсто, раскрывающее намъ, кажется, черту біографіи самого автора и вмст тайну его ранняго знакомства съ наукою жизни и сердца человческаго.— Одинъ изъ подземныхъ жителей, по имени Зоръ, вздумалъ узнать изъ книгъ нравы и обычаи описываемаго имъ государства, но у писателей этой страны онъ не нашелъ истины и потому ршился не въ кабинет своемъ судить о дух государства, а вмшаться въ общество, чтобъ получить обо всемъ врное понятіе, онъ выбралъ себ въ проводники одного молодого и знатнаго повсу, съ которымъ могъ имть входъ во многіе дома. Человкъ, выбранный Зоромъ для его цли, есть уже знакомый намъ графъ Припрыжкинъ, который и посвящаетъ его въ тайны большого свта. Изъ этого мста мы можемъ съ вроятіемъ заключить, что самъ Крыловъ, такъ хорошо понимавшій, какую услугу Припрыжкины могутъ оказывать писателю, не гнушался знакомства съ подобными господами. Но, посщая свтъ, Крыловъ, подобно Карамзину, понималъ также, что писатель долженъ заглядывать въ общество, а жить въ кабинет {Слова Карамзина въ стать: ‘Отъ чего въ Россіи мало авторскихъ талантовъ’. Встн. Европы, 1802, ч. 4, No 14, стр. 120—128.}. Нкоторое отчужденіе отъ людей считалъ онъ благотворнымъ въ каждомъ званіи. ‘Пусть осуждаютъ, сколько хотятъ — писалъ онъ {П. Д., Ч. I, 4.}, — грубость и странные но мннію нкоторыхъ людей поступки мизантроповъ, я буду всегда утверждать, что почти невозможно быть совершенно честнымъ человкомъ, не бывъ нсколько имъ подобнымъ. Если бы при дворахъ государей находилось нкоторое число мизантроповъ, то какое счастье послдовало бы тогда для всего народа! Каждый государь, внимая гласу ихъ, познавалъ бы тотчасъ истину… Министры, судьи, вельможи, однимъ словомъ, вс т, коимъ вврено благосостояніе народное, трепетали бы при единомъ названіи мизантропа… ‘Ничто, сказали бы они, не можетъ остановить сего ужаснаго провозвстника истины. Скоро гласъ его раздастся повсюду и, достигнувъ престола, извститъ государя о всхъ тайныхъ нашихъ длахъ’.

Почти ту же тему развиваетъ Крыловъ въ другомъ мст, разсматривая, кто истинно честный человкъ въ каждомъ сословіи {П. Д., ч. II, п. 24.}. ‘Великая разность — говоритъ онъ — между честнымъ человкомъ, почитающимся таковымъ отъ философовъ, и между честнымъ человкомъ, такъ называемымъ въ обществ… Послдній часто не что иное, какъ хитрый обманщикъ… или человкъ, который, хотя не длаетъ никому зла, однакожъ и о благодяніи никакого не иметъ попеченія… Истинно-честному человку надлежитъ быть полезнымъ обществу во всхъ мстахъ и во всякомъ случа, когда только онъ въ состояніи оказать людямъ какое благодяніе’. Потомъ сатирикъ переходитъ къ отдльнымъ состояніямъ и говоритъ, наприм., о судь: ‘Въ обществ называется честнымъ человкомъ тотъ судья, который, не уважая ничьихъ просьбъ, длаетъ скорое ршеніе дламъ, не входя ни мало въ подробное ихъ разсмотрніе’, по мннію философовъ, этого мало: ‘Судья хотя бы былъ праводушенъ и безпристрастенъ, но производства судебныхъ длъ совсмъ незнающій, въ глазахъ философа тогда только можетъ назваться честнымъ человкомъ, когда безпристрастіе его заставитъ почувствовать, сколько онъ долженъ опасаться всякаго обмана, чтобъ по незнанію не сдлать нсправеднаго ршенія, и побудитъ его отказаться отъ своей должности. Ежели бы вс судьи захотли заслужить истинное названіе честнаго человка, то сколько бы присутственныхъ мстъ оставалось порожними! И если бы для занятія сихъ мстъ допускались только люди совершенно достойные, то число искателей гораздо бы поуменьшилось’.

Не смотря на талантъ, выказанный Крыловымъ въ Почт Духовъ, изданіе это не имло успха. Судя по припечатаннымъ при немъ именамъ подписчиковъ, оно расходилось только въ числ 80 экземпляровъ. Это и не удивительно: молодой издатель не имлъ еще никакой извстности, а охотниковъ даже и на книги, которыхъ авторы успли пріобрсти громкое имя, было не много. О равнодушіи публики въ литератур часто говорится въ Почт Духовъ, напр. въ одномъ мст {П. Д., ч. I, п. 9.} замчено, что въ большомъ свт почитается невжествомъ не знать по названіямъ вновь выходящихъ сочиненій или не знать именъ современныхъ писателей, но читать ихъ произведенія считается потерею времени, а имть знакомство съ авторами — униженіемъ, ибо въ такихъ случаяхъ сравниваются они съ ремесленниками, которые, однакожъ, несравненно боле выигрываютъ въ своей жизни, нежели ученые. Если Почта Духовъ и не достигла своей нравоучительной цли, не оставила плодотворнаго слда ни въ общественной жизни, ни въ литератур, за то она имла великое образовательное значеніе для самого автора: она была школой его наблюдательности и сатирическаго таланта, важною для его будущей литературной дятельности.

Недостатокъ подписчиковъ на Почту Духовъ, вроятно, и былъ причиною того, что это изданіе не дожило даже до конца года, оно прекратилось 8-ою, августовскою книжкой, и въ томъ же году уже продавалось какъ книга по 1 р. 80 к. за два томика, тогда какъ годовая цна при подписк была прежде объявлена въ 5 р. {Спб. Вдом. 1789, окт. 2, No 79.}, но какъ ни мало читался журналъ Крылова, изъ разныхъ его мстъ можно заключить, что стрлы его сатиры не пропадали даромъ, что были люди, которые принимали ихъ на свой счетъ и обвиняли его въ личностяхъ. Что Крыловъ, однакожъ, не имлъ серьёзныхъ непріятностей за Почту Духовъ, доказывается тмъ, что онъ черезъ 2 года выступилъ опять сатирикомъ въ журнал Зритель, и подписывая свои статьи полнымъ своимъ именемъ, сталъ иногда высказывать еще боле рзкія истины, нежели прежде. Дло въ томъ, что при возвышенности исповдуемой имъ морали, при чистот своихъ политическихъ воззрній, своихъ понятій о гражданскомъ долг, Крыловъ и не могъ, безъ несправедливости, подвергнуться гоненію. Свидтельствомъ, что Почта Духовъ не осталась незамченною въ нашей литератур, служитъ то, что въ начал ныншняго столтія, въ 1802 г., она была, съ позволенія цензуры, перепечатана вторымъ изданіемъ, безъ всякихъ сокращеній. Мене счастливъ былъ этотъ сатирическій сборникъ въ 40-хъ годахъ, когда въ такъ-называемое ‘Полное собраніе сочиненій Крылова’, изданное вскор посл его смерти, вошла далеко не вся Почта Духовъ, даже не вся та часть ея, которая въ этомъ изданіи признана несомннно принадлежащею перу Крылова. Это тмъ неожиданне, что еще незадолго до того вполн безукоризненное направленіе всхъ сочиненій Крылова было торжественно засвидтельствовано тогдашнимъ министромъ народнаго просвщенія, графомъ С. С. Уваровымъ {На обд 2 февраля 1838 года, министръ, предложивъ тостъ за здоровье Крылова, сказалъ между прочимъ: ‘Да будетъ его литературное поприще, всегда народное по своему духу, всегда чистое въ нравственномъ своемъ направленіи, примромъ для возрастающихъ талантовъ, поощреніемъ для современниковъ, радостнымъ воспоминаніемъ потомству’ (Плетневъ, ‘Жизнь и сочиненія И. А. Крылова’).}. Но извстно, въ какихъ неблагопріятныхъ обстоятельствахъ находилась, въ 40-хъ годахъ, наша литература. Тогда почти повторилось то отношеніе ея въ цензур, которое Крыловъ въ 1824 г. сравнилъ съ положеніемъ соловья подъ лапами кошки, въ басн, поясненной нравоученіемъ:

Худыя псни соловью

Въ когтяхъ у кошки.

Еще недавно на нашей памяти совершилась въ этомъ отношеніи перемна. Въ Почт Духовъ {П. Д., ч. II, п. 45.} есть разсказъ о вступленіи на престолъ, въ какомъ-то восточномъ царств, молодого государя, который, въ числ привтствующихъ его при этомъ случа, допускаетъ къ себ также писателя и, выслушавъ его правдивую рчь, обращается къ прочимъ лицамъ съ словами: Этотъ человкъ кажется мн не такъ безуменъ и злобенъ, какъ вы мн о немъ говорили, я беру ею подъ мое покровительство и приказываю, чтобъ никто не дерзалъ длать ему ни малйшаго оскорбленія {П. Д., ч. II, п. 45.}. Не переносятъ ли насъ эти слова лтъ за 12 назадъ, когда русская литература нашла могущественнаго двигателя въ самомъ Монарх, даровавшемъ ей впослдствіи первый законъ объ ограниченіи цензуры? Высочайшій указъ 6-го апрля 1865 года, знаменательно подписанный въ день всенароднаго торжества въ память русскаго писателя, составляетъ важную эпоху въ исторіи нашей литературы. Не свидтельствуетъ ли все ея прошлое, что она наиболе процвтала всякій разъ, когда слову предоставлялась законная доля свободы, и что если въ литератур случались прискорбныя уклоненія отъ здравыхъ началъ, то это бывало, по большей части, слдствіемъ болзненнаго раздраженія долго подавленной мысли? Въ свтлый періодъ царствованія Екатерины II явились вдругъ даровитые писатели съ благородно-смлою рчью, проводя въ общество новыя либеральныя идеи, они содйствовали правительству въ его великодушныхъ стремленіяхъ. Къ числу такихъ людей принадлежалъ и Крыловъ. Подобное оживленіе литературы произошло по той же причин, въ начал царствованія Александра I, и наконецъ, въ наше время коренныхъ преобразованій, когда русскій писатель получилъ нкоторое право голоса въ обсужденіи важнйшихъ общественныхъ вопросовъ, и тмъ пріобрлъ такое значеніе, какого онъ никогда еще не имлъ. Прилично вспомнить о томъ нын, при празднованіи памяти человка, который почти 80 лтъ тому назадъ оцнилъ призваніе русскаго писателя.— Помянемъ Крылова и желаніемъ, чтобы въ этомъ званіи, какъ и во всякомъ другомъ, по егоиде, каждый былъ достоинъ имени честнаго человка не только въ глазахъ общества, но и въ мнніи строгаго мыслителя. Такимъ, истинно честнымъ человкомъ былъ самъ Крыловъ.— Воздадимъ же должную честь не одной славной старости его, когда онъ во всемъ. блеск проявилъ свой талантъ подъ безопаснымъ покровомъ басни, — воздадимъ честь и его забытой юности, когда онъ смло вышелъ въ путь съ бичемъ сатиры въ рукахъ, еще не помышляя о томъ комар, который хотлъ предостеречь пастуха отъ зми, но былъ раздавленъ его рукой, и тмъ навелъ баснописца на такое размышленіе

Коль слабый сильному, хоть движимый добромъ,

Открыть глаза на правду покусится,

Того и жди, что то же съ нимъ случится,

Что съ комаромъ.

——

Примчаніе. Въ превосходной стать покойнаго П. А. Плетнева, которою начинается изданіе 1847 года (стр. XXII), сказано: ‘Въ ныншнемъ собраніи сочиненій Крылова напечатаны вс статьи, принадлежащія собственно его перу и помщенныя имъ въ тогдашнемъ его журнал’. Сравненіе этого изданія съ полною Почтою Духовъ показываетъ, что изъ составляющихъ ее 48-ми писемъ въ собраніе сочиненій Крылова вошло только 18, т. е. не много боле одной трети, и именно одни т письма, которыя означены именами Зора, Буристона и Бстодава. Да и изъ писемъ Зора пропущено одно (12-е),— откуда заимствована мною притча о суд надъ живописцемъ и богачемъ. Выходитъ, что вс остяльныя письма, отмченныя въ Почт Духовъ именами Дальновида, Свтовида, Астарота, Выспренара, Эмпедокла, Бореида и самого Маликульмулька, по мннію издателей 1847 г., писаны не Крыловымъ, а другими лицами. Преданіе считаетъ сотрудниками его въ этомъ журнал Рахманинова и Ник. Эмина {Мнніе наше о возможности участія въ этомъ журнал Радищева см. выше, 243—270.}. Рахманинову принадлежала типографія, въ которой печаталась Почта Духовъ, что и означено, на оборот заглавнаго листа ея, вензелемъ его имени И. Р., выставленнымъ, такъ же точно на журнал Утренніе Часы. Плетневъ говоритъ, что Крыловъ соединился съ Рахманиновымъ, ‘чтобы на общемъ иждивеніи содержать типографію и печатать въ ней свой журналъ’, и потомъ, черезъ нсколько строкъ, называетъ ихъ ‘Журналистами которые явились въ публику съ Почтою Духовъ’. Боле онъ ничего не сообщаетъ объ участіи въ этомъ журнал Рахманинова, который, повидимому, одинъ занимался матеріальною частью изданія. Что касается до Н. Эмина, то Плетневъ вовсе не упоминаетъ о его сотрудничеств въ Почт Духовъ, и мысль о томъ есть, вроятно, лишь недоразумніе, возникшее изъ смшенія Н. Эмина съ отцомъ его, издававшимъ Адскую Почту. Дале біографъ Крылова, отзываясь съ величайшею похвалою о его сатир, замчаетъ, что онъ ‘набросилъ на дкія свои изображенія покрывало писемъ Зора, Буристона и Встодава, которыя по словамъ того же критика, ‘составляютъ одну картину’. Читая Почту Духовъ, нельзя не признать, что и вс ея письма составляютъ одну картину, въ которой трудно отличить участіе разныхъ авторовъ: везд одни и т же пріемы, одинъ языкъ, одинъ взглядъ на міръ и общество, частое повтореніе тхъ же образовъ и мыслей, словомъ, общая связь и внутреннее единство содержанія. Трудно представить себ, чтобъ такія сатирическія письма могли быть писаны нсколькими лицами, но если и предположить это, то спрашивается: гд же явные признаки, по которымъ можно было отдлить письма Крылова отъ остальныхъ? Еслибъ онъ самъ, при жизни, указалъ на свою долю труда, то, вроятно, издатели не упустили бы опереться на такое важное свидтельство. Но такъ какъ нтъ ни такихъ признаковъ, ни такого свидтельства, а между тмъ извстно, что Крыловъ признавалъ Почту Духовъ за свой трудъ, и во всякомъ случа былъ главнымъ ея редакторомъ, то приходится включить всю ее въ составъ его сочиненій. Къ внутреннимъ доказательствамъ единства ея происхожденія присоединяются еще слдующія вншнія, чрезвычайно важныя, на мой взглядъ, указанія. Въ извщеніи объ изданіи Почты Духовъ, Крыловъ называетъ себя секретаремъ ученаго Маликульмулька, ршившимся выдавать переписку этого волшебника съ разными духами, и прибавляетъ, что такъ какъ онъ самъ не иметъ достаточныхъ средствъ для напечатанія сихъ писемъ (ибо-де мсто секретаря у ученаго человка очень безприбыльно), то и проситъ публику подписываться на этотъ сборникъ. Извинняясь потомъ въ несвоевременномъ выход первой книжки, мнимый секретарь Маликульмулька заявляетъ себя ‘издателемъ сихъ листовъ’, изданіе же ихъ называетъ ‘своимъ предпріятіемъ’, и ссылается на свою ‘непривычность’, или другими словами, неопытность. Въ такомъ же точно смысл написано общее ‘Вступленіе’ къ письмамъ, въ которомъ опять идетъ рчь объ одномъ секретар, т. е. одномъ автор или, по крайней мр, редактор писемъ Почты Духовъ. Съ этимъ согласно и свидтельство Быстрова, который, со словъ Крылова, говоритъ, что Рахманиновъ, бывъ его товарищемъ по изданію Почты Духовъ, давалъ ему матеріалы. (Св. Пч. 1845, No 203).

Т письма Почты Духовъ, которыя перепечатаны въ ‘Полномъ собраніи соч. Крылова’, отмчены тамъ подъ-рядъ цифрами I, II, III и т. д., какъ будто бы между ними не было никакихъ пропусковъ. Не безполезно будетъ отмтить здсь, какое мсто они занимаютъ въ расположеніи первоначальнаго изданія крыловскаго сборника (римская цифра означаетъ порядокъ писемъ въ изданіи 1847 г., а арабская, заключенная въ скобкахъ, — порядокъ ихъ въ самомъ журнал), I (1), II (3), III (6), IV (9), V (11), VI (14), VII (16), VIII (17), IX (21), X (23), XI (26), XII (30), XIII (34), XIV (36), XV (39), XVI (42), XVII (44). XVIII (46). Остальныя 30 писемъ исключены изъ изданія 1847 г. {Боле полное указаніе по этому предмету см. выше, на стр. 248—250, въ приложеніи къ другой стать моей.}.

Жаль также, что языкъ Крылова въ прозаической части изданія 1847 г. значительно подновленъ, на что въ первый разъ было указано въ стать моей: ‘Карамзинъ въ исторіи русскаго литературнаго языка’ (Журн. Мин. Пар. Просвщ. 1867 г., апр., см. II т. ‘Трудовъ’). Кром того, нельзя не пожалть, что вообще изданіе это нисколько не удовлетворяетъ критическимъ требованіямъ, такъ напр., при басняхъ не только не показано постепенное умноженіе числа ихъ по изданіямъ, но не означено даже раздленіе ихъ на 9 книгъ по послднему, при жизни Крылова, въ 1843 г. напечатанному изданію ихъ. Очень желательно, чтобы лица, которыми надолго пріобртено исключительное право изданія сочиненій нашего народнаго писателя, серьёзно взвсили важность своей отвтственности, въ этомъ случа, передъ обществомъ.

——

Въ Сборник Отдленія русскаго языка и словесности т. VI, посвященномъ Крылову, помщены (стр. 345) матеріалы для біографіи Крылова, доставленные М. И. Семевскимъ. Имъ предпослано слдующее Примчаніе Я. К. Грота

‘Когда настоящій томъ былъ уже почти весь отпечатанъ, г. Семевскій доставилъ мн изъ своего собранія рукописей два помщаемыя здсь подлинныя дла о первоначальной служб Крылова въ Петербург. Одно изъ нихъ относится къ опредленію его 1783 г. въ здшнюю казенную палату, а другое — къ увольненію его въ 1786 г. изъ этой палаты съ выдачею ему заслуженнаго по день отставки жалованья.

Первое дло носитъ въ подлинник надпись: ‘Дло по челобитью бывшаго тверскаго городоваго магистрата во 2-мъ департамент канцеляриста Ивана Крылова о опредленіи его къ дламъ въ сію палату’. Ниже этого заглавія приписано:’ По экспедиціи секретаря М. Солодовникова. По приказному столу’.

Челобитная 1783 г. писана вся рукою Крылова и заключаетъ въ себ новыя данныя для его біографіи, мы узнаемъ изъ нея, что онъ первоначально поступилъ на службу въ колязинскій земскій судъ въ 1777 году, т. е. еще при жизни отца его, умершаго въ 1778 году. Это противорчить тому, что до сихъ поръ думали на основаніи изданныхъ біографій Крылова. По свдніямъ покойнаго П. А. Плетнева, онъ поступилъ на службу въ колязпискій уздный судъ въ слдующій годъ по кончин отца, котораго онъ лишился, какъ полагаетъ біографъ, будучи 11-ти лтъ, слдов. въ 1779 году, если справедливо, что И. А. Крыловъ родился въ 1768. По свидтельству . Е. Лобанова, онъ лишился отца на 13 году своей жизни, т. е. въ 1781, а на 14-мъ (въ томъ же 1781) поступилъ на службу въ колязинскій уздный судъ. Главнымъ источникомъ для этихъ двухъ біографовъ послужила исторія г-жи Карлгофъ {См. Звздочка 1844 г. No 1 (ч. IX).}, писавшей по разсказу самого баснописца, она говоритъ положительно: ‘На тринадцатомъ году своей жизни Иванъ Андреевичъ лишился отца.’ Очевидно, что 1781-й годъ поставленъ Лобановымъ именно на основаніи этого извстія, Плетневъ же поправилъ показаніе г-жи Карлгофъ, можетъ быть, но своимъ личнымъ, но не совсмъ точнымъ воспоминаніямъ, заимствованнымъ также изъ собственныхъ разсказовъ Крылова.

Изъ печатаемой нами челобитной И. А. Крылова оказывается, какъ уже замчено, что онъ въ первый разъ опредлился на службу еще въ 1777. Относя его рожденіе къ 176S году, находимъ, что онъ началъ служить уже 9-ти лтъ отъ роду. Въ этомъ, по тогдашнему обычаю, нтъ ничего невроятнаго, только почеркъ, какимъ писана челобитная въ 1783 году, довольно твердый и уже получившій тотъ характеръ, которымъ онъ и впослдствіи отличался, могъ бы заставить усомниться, точно ли Крылову было тогда не боле 15-и лтъ {Снимокъ начала этой челобитной приложенъ въ своемъ мст.}, тмъ не мене однакожъ, соображая показаніе вдовы Крыловой, что старшему сыну ея по смерти отца былъ 10-й годъ, съ тмъ, что имя А. И. Крылова исчезаетъ изъ мстослововъ именно съ 1779 г., я прихожу къ убжденію, что онъ умеръ въ март 1778 г., Иванъ же Андреевичъ (вопреки замченному мною выше, см. стр. 238) родился дйствительно въ 1768.

Помщаемая ниже просьба подъ цифрою IV въ подлинник писана также рукою Крылова.’ Ред.

САТИРА КРЫЛОВА И ЕГО ‘ПОЧТА ДУХОВЪ’ *).

Читайте также:

**САТИРА КРЫЛОВА И ЕГО ‘ПОЧТА ДУХОВЪ’ *).**