М. А. Осоргин
Самоучки
ПРИМЕЧАНИЯ
Самоучки
Из цикла ‘Встречи’ (1933, 19 марта, No 4379)
Самоучки, Осоргин Михаил Андреевич, Год: 1933
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Осоргин М. А. Воспоминания. Повесть о сестре
Воронеж: Изд-во Воронежск. ун-та, 1992.
В те дни, когда в России общественность существовала и не подозревала, что она может стать когда-нибудь государственной (‘советской’), у Ильинских ворот Китай-города довольно бойко торговала книжная лавочка лубочных изданий, и в этой лавочке собирались: почтенный врач из бывших толстовцев, молодой кооператор, прославившийся книжкой ‘Копейка рубль бережет’, начинавший романист К. К. и помощник присяжного поверенного, немножко прикосновенный к литературе. Первых не называю, не имея на то права, а последним был я сам. Все мы четверо были редакторами своеобразного издательства книжечек в лист толщиной, продававшихся в розницу по одной копейке, а оптом по шестьдесят копеек за сотню. Книжки печатались по двенадцать тысяч экземпляров и выдерживали по нескольку таких изданий. Доход от одного издания был шесть рублей: три рубля издателю, три рубля автору, а редакторский труд бесплатно. По России их разносили офени вместе с яркими лубочными картинами, царскими портретами, ‘Разбойниками Чуркиными’, лентами, пуговицами и прочей ерундой.
Издательство пышно называлось ‘Жизнь и правда’ и было, конечно, идейным: вместо безграмотного песенника мы пускали в обращение сборнички ‘песен труда’, вместо чувствительной чепухи — художественную вещь хорошего автора или ‘самообразовательную’ листовку. Революции в этом не было, а просветительность присутствовала. Идея была хороша: использовать пути коробейников. Менее счастлива была идея — послать набор наших книжечек для отзыва в газеты и журналы. Нас похвалила ‘Русская мысль’ — и немедленно нами заинтересовалась цензура. Хозяин лавочки, хитрый мужичок, вывернулся, разыграв простака и угостив цензора завтраком, завтраки пришлось повторять по случаю выхода каждой новой книжки, и издательство не выдержало. По нынешним временам всеми позабыто, что даже какая-нибудь ‘Песня о рубашке’ считалась революционной, а подбор невиннейших, но хороших стихотворений именовался тенденциозным, если по грамотности обнаруживал участие редактора-интеллигента. Одно и то же разрешалось в издании дорогом и запрещалось в издании народной листовкой.
Работа в этом издательстве свела меня с интересными людьми: со старыми народниками, как H. H. Златовратский, с редакторами, как В. А. Гольцев, с московскими литературными чудаками, как В. Е. Ермилов1, и со множеством ‘писателей-самоучек’, поставлявших свой товар лубочным издателям.
О H. H. Златовратском вспомнить, пожалуй, нечего. Мы издали одну его повесть (кажется, ‘Крестьяне присяжные’, в большом сокращении, листов до трех), и наш издатель, гордый, таким сотрудником, не только заплатил ему ‘огромный гонорар’, но и неоднократно чествовал его обедом. Златовратский был стар, достаточно беден (жил в студенческих ‘Гиршах’) и всеми позабыт, нам было приятно его почтить.
В. А. Гольцева помнят многие — его имя принадлежит истории русской периодики. Я знал его в последние годы его жизни (он умер в 1906 г.) и, немного сотрудничая в ‘Русской мысли’, часто бывал в его кабинете. Помню, как по средам он отправлялся в цензуру ‘сечься’ — и победоносно возвращался, отстояв какую-нибудь статью. Был приветлив к ‘начинающим’ и пользовался уважением ‘имеющих имя’.
Когда-нибудь мемуаристы расскажут и о В. Е. Ермилове, среднем литераторе, страстном театрале, неудачном издателе и изумительном чтеце, особенно стихотворений Некрасова.
Здесь я хочу вспомнить об особой породе писателей — о так называемых ‘самоучках’, или ‘писателях из народа’, предшественниках нынешних ‘пролетарских’, но только бывших в далеко не привилегированном положении.
‘Самоучки’ — выражение, конечно, не из удачных. Писательских школ и университетов не существует — все самоучки. Разумелось просто, что эти люди не получили образования. Неточно и выражение ‘из народа’, — были среди них мещане, чиновники и даже купцы. ‘Самоучкой’ полагалось считать Ломоносова только потому, что он бежал из деревни, но он был профессором. ‘Из народа’ был Горький, столь чуждый деревне. Дрожжин2 был мужиком, Белоусов3 московским портным, — но что общего с ‘самоучками’ у Есенина?
Еще студентом я работал с приват-доцентом Я.4 над большим исследованием о русских самоучках всякого рода, которое предполагала издать книгой ‘Русская мысль’. Были собраны огромные материалы, среди которых интереснейшими были автобиографии писателей-самоучек. Книга не вышла, часть материалов была опубликована в разных изданиях в разработанном виде, остальные были сданы в Академию наук. Так, по крайней мере, уверял меня пр.-доц. Я., использовавший до пятидесяти моих разработок, печатая их под своей фамилией в разных журналах, когда я был уже за границей, — дело прошлое! Но работа была интересна, жалеть не приходится.
Писатели-самоучки в поисках руководителей обивали пороги писателей ‘настоящих’, и в их автобиографиях и воспоминаниях — много рассказов о таких посещениях. Думаю, что и до сих пор не опубликованы превосходные наброски некоего Ивина5 о Л. Толстом, которого он знал близко. Про Ивина Л. Толстой говаривал: ‘Вот Ивина читают в России гораздо больше, чем меня!’ Действительно, Ивин работал на лубочных издателей, и его бойкие рассказы и небольшие романы (на манер ‘Разбойника Чуркина’) расходились в миллионах экземпляров. За ‘роман’ он получал гонорар — до пяти рублей или новую пару сапог. Толстого он любил, но писал о нем довольно ядовито: ‘Иной раз попросишь: Лев Николаевич, не найдется ли у вас трех рублей? — а он: — Откуда у меня быть деньгам? Мне жена даст на баню гривенник — вот и все мои деньги! — Однако потом вынесет: — Вот, мол, выпросил у жены’. О Толстом рассказывали многие — к нему было всегда паломничество самоучек. Любили Короленка — он никогда не отказывал в советах, аккуратно читал ‘произведения’, кой-кому помог печататься. Известно, что Короленко ‘открыл’ и Горького.
Среди самоучек весьма известен стихотворец Дрожжин. Я был на каком-то его чествовании — не помню, по какому поводу. Так как Дрожжин был из крестьян, то половых ресторанчика нарядили в красные кумачовые рубахи, а маленький зал разукрасили рогожами и лаптями. Это было в начале девятисотых годов. Если не ошибаюсь, старика Дрожжина почтили юбилеем в советской России лет пять тому назад, — но, вероятно, уже без лаптей, а как ‘пролетария’.
Московские писатели знали И. А. Белоусова, поэта и детского писателя, он бывал на ‘средах’ и в Литературном кружке, со всеми водил знакомство, гордился дружбой с Чеховым. Был известен как переводчик на русский язык ‘Кобзаря’. Он умер в прошлом году в Москве. Я его знал, когда он еще был портным — имел мастерскую в Фуркасовском переулке и не без кокетства ‘нес свой крест’. Впрочем, это был прекрасный человек, любитель книги и литературных бесед.
Но, конечно, никто не помнит — да мало кто и мог знать — писателя Монина, иначе Монина-Сибиряка, сибирского маслодела,—отличного поэта, настоящего. Однажды он приехал в Москву и привез мне рукопись своих стихотворений и, конечно, автобиографию и все, о чем запрашивали самоучек через газеты, для предпринятого Я-ским издания. Этому Монину я помог издать книгу стихов, сопроводив ее предисловием6. Книга немедленно канула в Лету. Туда же нырнула и другая книга стихов, вышедшая под моим покровительством (мне было двадцать три года, и никто обо мне ничего не слыхал): стихотворения М. Леонова, поэта-самоучки из крестьян7. Половину его стихов, заготовленных для печати, я ‘отшлифовал’, другую половину выбросил — книжка вышла на славу! Он был безмерно счастлив. Одно из стихотворений было посвящено ‘сыну моему Леониду’, я запомнил это потому, что и у Монина-Сибиряка было посвящение ‘сыну моему Леониду’. М. Леонов так и не прославился, — но зато прославился его сын Леонид Максимович Леонов, известный и очень талантливый советский беллетрист, которому было года два-три, когда его отец согрешил сборником стихотворений.
Все поэты-самоучки писали под Некрасова, Кольцова и Никитина. Все они неизменно пели о полях, сивке, тяжелой доле и прочем соответствующем, хотя некоторые были отлично устроены, жили в городах и с немалым достатком, и книги издавали, конечно, за свой счет. По совести говоря, были в большинстве люди хоть и хорошие, но довольно утомительные. Вышеупомянутый В. Е. Ермилов задумал использовать их любовь к славе и их достаток, основав журнал, в котором они приглашались участвовать и который должны были содержать. Это было довольно забавно, и вначале пошло хорошо, по крайней мере для издателя, если пр-доц. Я. считался ‘отцом’ самоучек, то Ермилов с честью занял место их ‘дяди’. Дальнейшей судьбы журнала, за моим отъездом, не знаю, как не помню и его названия8. Вероятно, его ликвидировала революция 1905 года или последовавшая за нею реакция: интерес к самоучкам исчерпался.
В писательских кругах относились к самоучкам с иронией и пренебрежением. Можно терпеть Кольцова (можно и не терпеть!), но пишущие под Кольцова с трудом переносимы. Самоучки, поэты и прозаики, ютились по маленьким журналам и провинциальным газеткам, редко добиваясь чести попасть в большую печать. И многим ли известно, что именно этими неведомыми поэтами написаны слова множества романсов, которые до сих пор исполняются на концертных эстрадах и каждому знакомы. Для примера — ‘Я ли в поле да не травушка была’ — на слова ‘поэта из народа’ — И. Сурикова9. Самоучкой был и Трефилов10, автор знаменитого стихотворения о Касьяне, мужике камаринском.
Но было и большее: в самую народную гущу шли произведения русских писателей-самоучек, — туда, куда ‘Милорд глупый’м попадал раньше Пушкина и Гоголя. Не один ‘Милорд глупый’11 — вместе с ним много хорошего и дельного, даже очень талантливого, изготовлявшегося по заказу лубочных издателей и распространявшегося по самым глухим углам России в количествах, о каких Пушкины и Гоголи не могли и мечтать. Песни самоучек распевала деревенская Россия, по их тоненьким романам она училась читать. Самоучки-художники малевали яркие картины, — те самые, которые сейчас так ценятся и усердно собираются любителями, самоучки писали к ним текст, не всегда грамотный, но всегда отлично приноровленный ко вкусам и к пониманию деревни. Они же, уже в качестве экспертов и редакторов, дешевых грамотников, собирали песенники, включали в них все, что в поэзии считали лучшим, — Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Никитина, своих — Дрожжина и Сурикова, скромно добавляя и одно-два собственных стихотворения. При каждом дешевом издателе — а их были сотни — состояло несколько таких грамотеев, получавших гонорар деньгами и натурой. Некоторых я знал лично, и на их рассказах и записках можно бы построить целую своеобразную ‘историю лубочной литературы’. Ими создано благосостояние и таких издателей, как Сытин, Салаев12, Сазонов, Евдокия Коновалова.
Была еще особая область, в которой работали самоучки: летучие листки, выходившие и продававшиеся в больших городах, а затем проникавшие и в деревни. До сих пор нет их сколько-нибудь полной библиографии (есть опыт собирателя А. Е. Бурцева13). И уж совсем нет ни собрания, ни исследования таких ‘печатных произведений’, как гадательные листочки, конфетные анекдоты, рекламы, — произведения неведомых авторов из той же породы самоучек, нашедших мецената и эксплоататора их талантов.
Вот теперь создается целая ‘пролетарская литература’, как бы государственное предприятие. И странно — она едет на запятках литературы большой, старательно к ней приспосабливаясь и проявляя беспомощность. Покровительство не создает талантов и, по-видимому, убивает природную оригинальность. И все-таки хорошо, что стена невнимания и презрения к талантам ‘из народа’ пробита, — может быть, из этого что-нибудь и выйдет.
1 Ермилов, Владимир Евграфович (ок. 1861—1918) — писатель, журналист, педагог, литературный и театральный критик.
2 Дрожжин, Спнридон Дмитриевич (1848—1930) — русский поэт, бытописатель деревни.
3 Белоусов, Иван Алексеевич (1863—1930) — русский поэт, переводчик, мемуарист.
4 Яцимирский, Александр Иванович (1873—1925) — русский историк, филолог, славяновед. См.: Яцимирский Александр Иванович. Биобиблиографический справочник / Сост. Александрина Матковски. Кишинев, 1979.
5 Ивин, Иван Семенович (ум. в 1918—1921 гг.) — писатель, автор лубочных книг.
6 См.: Mонин В. А. Сибирские мотивы. М., 1903.
7 См. Леонов М. Л. Стихотворения и рассказы. Изд. 3-е, доп. М., 1905.
8 Речь идет об издававшемся совсем недолго журнале ‘Народное благо’. См.: Телешов Н. Записки писателя. М., 1980. С. 16.
9 Суриков, Иван Захарович (1841—1880) — русский поэт.
10 Опечатка, следует: Трефолев. Трефолев, Леонид Николаевич (1839—1905) — русский поэт.
11 Речь идет о популярной в народе книге ‘Повесть о приключении аглинского милорда Георга…’ в литературной обработке писателя-самоучки XVIII в. Матвея Комарова.
12 Очевидно, имеется в виду издательская фирма братьев Салаевых.
13 Бурцев, Александр Евгеньевич (1863—1937) — русский библиофил, библиограф.