Самосожигатели, Есипов Григорий Васильевич, Год: 1863

Время на прочтение: 25 минут(ы)

САМОСОЖИГАТЕЛИ

Самосожигательство — явленіе, исключительно принадлежащее исторіи русскаго старообрядчества. Время, въ которое оно проявилось впервые, съ точностью опредлить трудно, можно только сказать, что не ране преслдованій, возникшихъ при патріарх Никон, и не позже 1675 года. Въ сочиненіи Аввакума на крестообразную ересь, писанную имъ во время заключенія его въ пустоозерскомъ острог, встрчается указаніе на самосожиганіе, какъ на фактъ уже совершившійся, вотъ слова Аввакума: ‘суть уразумвша лесть отступленія, да не погибнуть зл духомъ своимъ, собирающеся во дворы съ женами и дтками и сожигахуся огнемъ своею волею. Блаженъ изволъ сей о Господ’, прибавляетъ фанатикъ. (Описаніе нкоторыхъ раскольническихъ сочиненій, написанныхъ русскими раскольниками въ пользу раскола. Ч. 2-я, стр. 5). Аввакумъ проповдывалъ, ободрялъ самосожигапіе, убждалъ не бояться смерти {Боисься пещи той? Дерзай, плюнь на нее — писалъ Аввакумъ — небось! До пещи страхъ-отъ, а егда въ нея вошелъ, тогда и забылъ вся. Егда же загорится — а ты и видишь Христа и ангельскія силы къ нимъ. Емлютъ души т отъ тлесъ да и приносятъ ко Христу — а онъ надежа и благословляетъ и силу ей подаетъ божественную. Не уже къ тому бываетъ тяжка но яко восперенна, туды же со ангелы летаетъ — ровно яко птичка попорхиваетъ — рада изъ темницы своей вылетла… Темница горитъ въ пещи — а душа, яко бисеръ и яко злато чисто взимается со ангелы выспрь во славу Богу и отцу… (Тамъ же, стр. 33).}.
Нтъ сомннія, что ученіе Аввакума, значительно распространенное между народомъ, особенно на свер Россіи, въ первую эпоху борьбы староврчества противу никоновыхъ нововведеній, имло большое вліяніе на послдующіе факты самосожиганія, но было ли самосожиганіе догматомъ — это вопросъ, подлежащій строгому критическому изслдованію. По нашему взгляду, догматъ всякой исключительной секты иметъ собственную самостоятельную жизнь и силу, вн всякихъ вншнихъ обстоятельствъ, а самосожигательство едва-ли иметъ это значеніе. Самосожигательство — крайній исходъ борьбы за дйствительно усвоенные догматы, форма самоубійства, принятая во I имя догматовъ для окончательнаго избжанія отъ преслдованія, отъ истязаній, которымъ подвергались старовры, попадавшіеся въ руки правительства. Еслибъ это былъ догматъ, то онъ проявлялся бы самъ собою, между тмъ, какъ вс извстные до сихъ поръ случаи обнаруживаютъ положительно, что старовры сожигались только тогда, когда приходили брать ихъ силою, и всегда въ глазахъ пришедшей воинской команды.
Большею частью, вс досел извстные случаи самосожигательства были въ губерніяхъ: архангельской, олонецкой и въ Сибири, и притомъ исключительно въ сект безпоповщины. Какая быта тому причина — въ настоящее время, при скудости матеріаловъ со всею ихъ подробностью, еще трудно разршить. Теперь мы должны ограничиваться изложеніемъ только фактовъ, которые длаются постепенно извстными, придетъ время, когда исторія разъяснитъ подробно и положительно вс оттнки этого явленія, исключительно принадлежащаго намъ, русскимъ, потому что до сихъ поръ въ другихъ странахъ не встрчаются подобнаго рода самоубійства изъ религіозныхъ стремленій.
Въ конц XVII столтія случаевъ самосожигательства извстно много.
Игнатій, митрополитъ тобольскій и сибирскій, въ своихъ посланіяхъ (‘Православный Собесдникъ’ 1855 г.) сохранилъ для исторіи нсколько фактовъ. Въ первомъ посланіи упоминается, что лжечернецъ осифъ Армянинъ и венгерскій лжечернецъ Аврамъ Жидовинъ учили сожигать самихъ себя, называя это новымъ крещеніемъ въ огн. Къ сожалнію, не разсказано подробно, при какихъ обстоятельствахъ приводимо было въ исполненіе это ученіе. Въ третьемъ посланіи два случая разсказаны подробне и въ нихъ является то, о чемъ мы выше говорили — насиліе.
Первый случай: отступникъ Дометіанъ (близъ Тюменя въ Сибири), собравъ около себя учениковъ, писалъ къ одному своему сотоварищу по расколу, Иванищу: ‘собрались ко мн въ пустыню добродтельные мужи и жены и дти и отрочата, и просятъ вс втораго, неоскверняемаго огнемъ крещенія, что повелишь творити?’ Иванище отвчаетъ ему: ‘заварилъ еси кашу, такъ ю и яси’, другими словами: ‘заварилъ кашу, самъ и кушай!’ Въ этомъ отвт проглядываетъ то, что не заварилъ ли кашу Дометіанъ съ мстнымъ начальствомъ за пристанодержательство бглыхъ и за ученье расколу, потому что разсказъ кончается тмъ, что когда пришли въ жилище къ Дометіану благочестивые воины — такъ сказано въ посланіи — то раскольники и сожглись.
Другой случай: въ томскомъ узд, ученикъ Дометіана, какой-то Васька Шапошниковъ, поселился въ лсу и собралъ къ себ раскольниковъ. Томскій воевода узналъ объ этомъ и обратился къ архіерею съ вопросомъ: что длать? Отвтъ былъ: послать изъ Томска священниковъ увщевать раскольниковъ. Воевода послалъ священниковъ и нсколько войска. Когда они подошли къ изб, гд заперлись раскольники, Васька кричалъ имъ: ‘отойдите прочь, загорится изба и начнетъ селитра и порохъ рватися, тогда васъ всхъ бревнами перебьетъ’. Войско отошло на дистанцію, а раскольники сожглись. (‘Православный Собесдникъ’ 1855 г.).
Случаи, разсказанные въ раскольническихъ рукописяхъ и относящіеся до конца XVII столтія и начала XVIII, также подтверждаютъ, что самосожигательство было всегда вслдствіе поисковъ правительства для захвата раскольниковъ.
Одинъ изъ самыхъ любопытныхъ случаевъ XVII столтія, имющій и значеніе историческое, это — самосожженія въ палеостровскомъ монастыр. Разсказъ объ немъ въ рукописномъ сочиненіи Выгорцкаго пустынножителя, Ивана Филиппова, замчателенъ любопытными подробностями, мы его передадимъ въ особой стать, а теперь разскажемъ читателямъ нсколько фактовъ Самосожженія изъ подлинныхъ слдственныхъ длъ, сохранившихся въ архивныхъ хранилищахъ.

I.
1726.

Въ народ ходили слухи, что въ важецкомъ узд, озерецкой волости, бдизъ шенкурскаго узда, въ 10 верстахъ отъ д. Гаврилихи, съ 1724 года, въ лсахъ живетъ старецъ Исакій Каргополецъ, учитъ старой вр и исповдываетъ и креститъ. Нсколько семействъ изъ окрестныхъ селеній, преданныя старой вр, преслдуемыя нищетою, не замедлили бжать къ Исакію и составили около него дружный кружокъ.
Исакій Каргополецъ, устроивъ на живую руку свою пустынь, пошелъ бродить по деревнямъ и селамъ собирать къ себ еще новыхъ приверженцевъ.
Въ деревн Гаврилих жилъ богатый мужикъ, Василій Нечаевъ, отъ дла и отца получилъ онъ ученіе о старой вр, зналъ грамоту, имлъ много старопечатныхъ церковныхъ книгъ, и хотя не былъ посвященъ во вс тонкости и догматы распространившейся въ ихъ окрестностяхъ секты безпоповщины, но былъ въ душ ревностный противникъ новинъ никоніановскихъ. Богатство Василія давало ему средства помогать бднымъ, и вс жители Гаврилихи уважали его. Исакій Каргополецъ прослышалъ о Василь, познакомился съ нимъ и не замедлилъ предложить ему принять на себя покровительство новорожденнаго староврческаго скита, вмст съ этимъ Исакій польстилъ самолюбію Василья, предоставивъ ему совершать утреня, часы и вечерни въ устроенной имъ часовн, а себ Исакій оставилъ только одну привилегію: кадить ладономъ.
Привязанность къ скиту перешла отъ отца къ старшему его сыну. Максимъ Васильевъ Нечаевъ сдлался также ревностнымъ покровителемъ старовровъ, поселившихся подъ начальствомъ Исакія, и снабжалъ скитъ хлбомъ и пищею, покупая все на свои деньги. Бдные крестьяне-раскольники сходились въ скитъ съ женами и дтьми, и въ 1726 году въ пустын уже набралось всякаго полу и возрастовъ душъ 80.
Часовня, устроенная Васильемъ Нечаевымъ, была довольно обширна, въ ней могли свободно молиться вс скитники. Нсколько образовъ: Всемилостиваго Спаса, Пресвятыя Богородицы, Николая Чудотворца, писанные красками на дерев, въ серебряныхъ и позолоченныхъ окладахъ, украшали часовню. Церковно-служебныя книга Максимъ Нечаевъ досталъ Архангельск, гд въ это время торговля старопечатными книгами была довольно значительна и выгодна. Старовры жили въ особыхъ кельяхъ. Прозваніе пустыни было Никольское.
Исакій Каргополецъ и Максимъ Нечаевъ привлекали въ свой скитъ обнищавшихъ сельскихъ жителей разными способами.
Жилъ въ деревн Гаврилих мужикъ Данило Савинскій, перебивался какъ могъ хлбопашествомъ и постоянно бднлъ, Максимъ съ Исакіемъ начали навщать его почасту и одолжали его то деньгами, то хлбомъ, при этихъ посщеніяхъ учили крестное знаменіе слагать: первый перстъ съ двумя послдниками и такъ креститься. Потомъ пошло дло и не объ одномъ крестномъ знаменіи.
‘Не слдуетъ — говорили они Савинскому — въ церковь ходить молиться и къ отцу духовному на исповдь и первые три персты сигати. Тремя первыми персты креститься грхъ — то сложеніе щелкуну на церквахъ нын крести повые, а не старые, и въ церквахъ служатъ и поютъ но новому. Пойдемъ къ намъ въ пустыню молиться.’
Немного времени нужно было Максиму и Исакію, чтобъ соблазнить къ пустынной жизни Савинскаго, сть нечего съ женою и дтьми, а въ пустын кормятъ и поятъ даромъ. Савннскій согласился идти въ пустыню съ женою и дтьми, да еще приговорилъ и другихъ, такихъ же бдняковъ, какъ и онъ — человкъ шесть, и отправились.
Пришли въ пустынь. Здсь установленъ былъ особенный порядокъ пріема.
Савинскаго съ товарищами ввели въ часовню, на передней лавк подъ образомъ сидли рядомъ Максимъ съ Исакіемъ.
— Поклонитесь намъ въ землю, говорилъ имъ Исакій: — и творите за мною: ‘Благословите братія святая въ пустыню намъ винти’.
— Благословите братія святая въ пустыню намъ внити, повторили новопришлецы и поклонились въ землю наставникамъ.
— Богъ васъ благословитъ, отвчали наставники.
Новопришельцамъ отводили кельи, и такимъ образомъ они поступали въ число пустынножителей, ходили съ прочими въ часовню къ вечерн, заутрен и къ часамъ, гд читали Максимъ Васильевъ и Исакій Каргополецъ. Пищу, какъ и вс прочіе пустынножители, получали отъ Максима.
19-го іюня 1726 г. Максимъ халъ изъ деревни своей съ женою и дтьми въ свою пустынь молиться: онъ непостоянно жилъ въ скиту и часто разъзжалъ по торговымъ дламъ своимъ, въ деревенскомъ дом жилъ у него бдный работникъ, Тимоей Огудинъ, крестьянинъ вологодскаго узда, ходившій по паспорту отъ бдности.
— Подемъ съ нами молиться и жить въ пустын, сказалъ Максимъ Тимоею.
— Мн съ тобой хать въ пустыню не съ чмъ: хлба и соли и пищи взять будетъ негд,-отвчалъ Тимоей.
— Позжай съ нами, а о хлб не тужи: сыты будете.
И Тимоей съ женою и съ сыномъ переселился въ пустыню и сталъ двухперстнымъ сложеніемъ креститься и молитву творить: ‘Господи сусе Христе, сыне божій, помилуй насъ’. А прежде крестился тремя перстами и на исповдь къ священнику отцу духовному хаживалъ.
У Максима жила лтъ съ десять племянница Анна Герасимова съ мужемъ своимъ — выходцы изъ деревни Митинской, кокшенской четверти, шибенской волости. Онъ пріютилъ ихъ по бдности. Овдовла племянница, Максимъ и ее пригласилъ молиться въ скитъ о ея гор по старой вр.
Такъ собралъ въ Никольскую пустыню бдныхъ и неимущихъ Максимъ Нечаевъ. Они благодарили Бога, молились за него, а онъ съ радостью поилъ ихъ и кормилъ. Максимъ былъ богатъ: у него были и рыбныя ловли, и большая запашка по найму, торговалъ онъ и въ Архангельск, и въ Новгород, расходы на содержаніе скита не составляли для него счета.
Недолго наслаждались Никольская пустынь спокойствіемъ, недолго пришлось радоваться Максиму своими благодяніями для бдныхъ, поселившихся въ его скит.
Народная молва о Максим и Исакі, о Никольской пустын разнеслась по деревнямъ и погостамъ и дошла до шенкурскаго воеводы, ген. майора Михаила Ивановича Чернявскаго. Строго преслдовались тогда раскольническіе скиты, и Чернявскій, какъ только прослышалъ, на другой же день отправился съ солдатами громить пустыню. Въ деревн Гаврилих собралъ понятыхъ, забралъ съ собою побольше народу и отправился въ лсъ. Но дороги въ скитъ, какъ увряли крестьяне, они не знали. Чернявскій пошелъ наудачу, отойдя версты четыре отъ деревни, солдаты поймали въ лсу нищаго, связали его и привели передъ воеводу.
— Откуда идешь? спросилъ Чернявскій.
— Изъ пустыни Никольской, жилъ дв недли, да иду домой, въ озерецкую волость.
Встрча нищаго изъ Никольской пустыни была очень кстати и Чернявскій веллъ нищему указывать солдатамъ дорогу въ пустынь. Нищій этотъ былъ крестьянинъ Савннскій, о которомъ мы разсказали. Онъ оставилъ жену и дтей въ Никольскомъ и со страхомъ велъ теперь туда воеводу съ воинскою командою.
Не доходя съ полверсты до пустыни, воевода спросилъ Савинскаго:
— Много ли въ пустын людей и ружья? Не будутъ ли со мной драться?
— Въ пустын людей мужеска полу большихъ и малыхъ тридцать, женска полу сорокъ-пять человкъ, а ружья дв винтовки и третья изломана.
Это извстіе, вроятно, несовершенно еще успокоило воеводу, потому что онъ спросилъ: ‘а пороху?’
— Пороху только полфунта, и драться они съ тобою не будутъ, отвчалъ Савинскій.
Воевода пріостановилъ команду, веллъ дать солдатамъ по чарк вина и послалъ съ однимъ крестьяниномъ письмо къ Максиму. Что было въ этомъ письм — неизвстно (копіи въ дл нтъ). Максимъ принялъ письмо въ келейное окошко, прочиталъ про себя потихоньку, а не вслухъ, и отдалъ назадъ посланному отъ воеводы крестьянину, не говоря ни слова.
— детъ къ вамъ изъ Шенкурска, говорилъ крестьянинъ Максиму: — управитель, г. майоръ Чернявскій, да съ нимъ солдатъ тридцать, да крестьянъ триста человкъ.
Максимъ не отвчалъ крестьянину ни слова, а обратился къ раскольникамъ, веллъ имъ идти въ часовню и сталъ совтоваться съ Исакіемъ Каргопольцемъ въ кель.
Крестьянина воеводскаго, ожидавшаго отвта подъ окномъ, они отпустили, возвративъ ему письмо воеводы…
Максимъ и Исакій пришли въ часовню.
— детъ господинъ майоръ Чернявскій съ солдатами и крестьянами для взятья насъ, говорилъ Максимъ собравшимся.— Онъ детъ громить пустынь за старую вру, а мы за сложенье креста двумя перстами ст. первымъ и за молитву сусову зажжемся, и намъ на томъ свт не будетъ муки и будетъ намъ царство небесное. Засвтите свчи у образовъ.
Сказавши это, Максимъ вышелъ изъ часовни въ нижнюю келью, а сына поставилъ у дверей часовни, чтобъ никого не выпускать. Въ нижней кель навалено было соломы, бересты и смолы. Максимъ зажегъ и воротился въ часовню, войдя въ часовню, дверь заперъ задвижнымъ замкомъ и ключъ выбросилъ въ заднее окошко.
Старовры молились Богу. Максимъ и Исакій приступили къ страшному обряду. Вс стояли безмолвно, рядами на колняхъ, въ блыхъ рубашкахъ. Максимъ съ Исакіемъ прошли мел,ду ними и наложили на каждаго, не обойдя ни одного человка, бумалшые внцы, на которыхъ написанъ былъ красными чернилами осьмиконечный крестъ, и говорили:
— Мы за старую вру въ часовн сгоримъ вс, и въ сихъ внцахъ станемъ вс предъ Христа.
— Сгоримъ вс до единаго человка, отвчали несчастные фанатики.
Въ это время воевода съ войскомъ и крестьянами былъ отъ часовни въ нсколькихъ саженяхъ, подъ заскомъ и закричалъ:
— Максимъ, сдайся!
Максимъ высунулся въ окно.
— Господинъ майоръ, Михайло Иванычъ, на насъ не наступай, я не сдамся и живъ въ руки не дамся, а хочешь — отступи, а коли надобно, я выдамъ теб, буде изволишь, книги, по которымъ читаемъ и поемъ.
Майоръ кричалъ одно: ‘сдайся!’
Въ отвтъ изъ часовни послышалось церковное пнье, прерываемое неистовыми воплями.
На крыльц часовни явились четыре раскольника: Огудинъ, Аанасій Васильевъ, Андреи Спиридоновъ и едосій Аввакумовъ, у двоихъ были винтовки, они выстрлили въ команду воеводы пыжами да страху.
Тогда воевода закричалъ солдатамъ и крестьянамъ приступить къ пустын и палить. Раздались выстрлы и уже не пыжами.
Одинъ изъ раскольниковъ, Андрей Спиридоновъ, былъ убитъ.
Въ это время показался дымъ изъ часовни. Солдаты и крестьяне, по приказанію воеводы, кинулись въ ворота, разломали ихъ, стащили раскольниковъ съ крыльца, но въ дверь взойти не было возможности, успли только вытащить изъ окна старуху (Анну Герасимову). Одинъ раскольникъ самъ выскочилъ изъ окна. Трое были схвачены на крыльц. Прочіе вс сгорли или задохлись.
Это дло обратило вниманіе духовнаго начальства, которое сообщило сенату, чтобъ шенкурскому воевод и другимъ свтскимъ командирамъ такіе непорядочные поступки воспретить, ибо по всему видно (замчало духовное начальство), ‘что оные раскольники предали себя сожженію, видя отъ него, майора Чернявскаго, страхъ.’

II.
1733.

юня 25 дня 1733 года, въ канцелярію каргопольскаго воеводы, крестьянинъ каргопольскаго узда, мошенскаго стану, деревни Погостица, едоръ Никитинъ Силинъ, привелъ съ собою связанную по рукамъ и ногамъ женщину: это была жена его, Маланья Сергева. Два года и пять мсяцевъ пропадала она отъ мужа, скиталась по различнымъ скитамъ, и наконецъ возвратилась сама собою къ мужу изъ бговъ. Не говоря дурнаго слова, мужъ связалъ ее и привелъ къ воевод.
Маланью потребовали къ судейскому столу и велли сказывать, гд она была въ бгахъ?
‘Въ прошломъ 1730 году — отвчала Маланья — въ зимнее время, а мсяца и числа сказать не упомню, сошла она отъ мужа своего, мошенскаго стану, за канакшинскую волость, за выставку Мехренешку въ лсъ, такимъ-образомъ: была она въ гостяхъ въ деревн Климушин, у матери своей, Авдотьи Варламовой дочери, и тутъ случился быть деревни Мехренешки Иванъ Васильевъ сынъ Козловъ, который подговорилъ ее идти жить въ лсъ, и по тому подговору свелъ ее въ поромское жительство изъ чаженскаго толку, и крестилъ ее старецъ, котораго жители называли иваномъ, а чей сынъ и имени его не знаетъ, и нарекъ ей имя Авдотья, которымъ она и называлась.
‘И оный старецъ ей въ церковь и къ попу для церковныхъ потребъ ходить не веллъ, для того, что-де въ церкви старыхъ образовъ мало, вс новые, и окрестясь была она тутъ двое сутки, а оттоль помянутый Иванъ Козловъ свелъ ее въ лсъ за Мехренешку, гд жила и работала у него Козлова черную работу!’
Показаніе было снято, привели на справку законы о преслдованіи раскольниковъ, а потомъ избрали благонадежнаго подканцеляриста Петра Топпна, капрала Ивана Лопатина съ солдатами, и всхъ отправили отыскивать раскольниковъ.
Поромское раскольническое жительство получило начало около 1780 года. Оно находилось неподалеку отъ ныншней заднедупровской волости, каргопольскаго узда, олонецкой губерніи. Наставники въ немъ сперва были: каргопольскаго узда, дворцовой плеской волости крестьяне: Иванъ Александровъ, Авдей Степановъ, архангельской волости Маркъ Ивановъ, а посл ихъ смерти — раскольникъ, старецъ Василій Ивановъ. Онъ жилъ въ особенной кель въ лсу, былъ монахъ и старъ, умлъ грамот, приходилъ временемъ въ часовню и говорилъ часы. Наставники пустыни не имли никакой особой власти, и жители поромскіе жили каждый собою, принадлежали къ сект безпоповщинской. Церкви у нихъ не было и никакого священнодйствія. Они сходились въ часовню, пли часы, вечерни и утрени по старопечатнымъ книгамъ, крестились двухперстнымъ сложеніемъ. Въ случа смерти, умирающій исповдывался у наставника, а если его не случалось тутъ, то исповдывалъ присутствующій сотоварищъ-раскольникъ, хоронили безъ отпванья и безъ причащенія св. тайнъ. Скитники были большею частью бглые крестьяне олонецкой губерніи, дворцовыхъ и монастырскихъ вотчинъ, случались и помщичьи. Всхъ принадлежавшихъ къ поромскому жительству было до 200 человкъ, но въ подушный окладъ было записано только 33 человка. Съ каждой души платилось по 1 руб. 50 коп., деньги эти употреблялись въ число суммъ, назначенныхъ на содержаніе кексгольмскаго гарнизона, стоявшаго въ Каргопол, и вносились прямо раскольниками въ гарнизонный штабъ. Женщины (вдовы и дти) жили особо отъ мужчинъ, въ своихъ кельяхъ. Молиться приходили въ часовню, но становились особо за перегородкою, нарочно для того поставленною. Исповдывались у тхъ же наставниковъ, а въ случа ихъ отсутствія, у родныхъ раскольниковъ. Вступающихъ въ ихъ сословіе перекрещивали по обряду, принятому въ Выгорцкомъ общежительств.
Въ первое время устройства поромскаго жительства, раскольники жили вмст съ женами, и новорожденныхъ дтей относили крестить въ погостъ Дубровно къ православнымъ священникамъ. Наставшій не принимали на себя крещеніе малолтнихъ.
Въ народ поромскій скитъ былъ подъ именемъ чаженскаго толку, но особаго чаженскаго толку или секты не существовало.
Раскольники чаженскаго толку были послдователи безпоповщинскаго толка, ученики Андрея и Семена Денисовыхъ. Въ 1710 году Выгорцкое общежительство взяло съ торговъ въ оброкъ большую пашенную дачу на рк Чажепк, каргопольскаго узда, мра этой дачи была опредлена самымъ простымъ и удобнымъ образомъ: 16 верстъ въ длину, 16 въ ширину, 16 во вс четыре стороны. Сюда отрядили выговцы нсколько семействъ и наставника, и извлекая огромныя выгоды отъ запашекъ, они вмст съ тмъ распространяли свое ученіе. Отсюда названіе чаженскаго толку. Первые наставники поромскаго скита были выговцы. Но возвратимся къ нашему длу.
Благонадежный подканцеляристъ Петръ Тонинъ, съ капраломъ и двумя солдатами, не очень спшно добрались до раскольниковъ. Они поздили но окрестнымъ деревнямъ, погостили, покутили, набрали 5 человкъ понятыхъ, и только 11 сентября эта вооруженная коммиссія явилась въ поромское раскольничье жилище.
Раскольники успли узнать отъ сосднихъ жителей объ угрожающей имъ опасности. Начальники поромскаго скита ударили въ колокола часовни, и жители келій и скитовъ съ женами и дтьми собрались къ часовн.
— дутъ за нами изъ Каргополя посланные, объявляли начальники:— а зачмъ, того не вдаемъ, и ежели для того, чтобъ брать, то какъ наши прежніе товарищи, по ихъ обычаю, сгоримъ, православные христіане. Насъ будутъ мучить и бить за то, что крестимся двухверстнымъ сложеніемъ. Не отдадимся братіе — сгоримъ за правовріе.
Закипла работа: начали сносить въ часовню и около нея солому, смолье, бересту, къ дверямъ приставили щитъ. Работы было много, часовня была большая, въ длину девяти, въ ширину шести саженъ (изъ показаній раскольниковъ). Вооруженная слдственная коммиссія застала поромскихъ жителей готовыхъ на страдальческій отпоръ.
Старецъ, учитель Василій, читалъ молитвы и проповдивалъ въ часовн. Снаружи же на двор толпа встртила поднятаго, капрала и солдатъ.
Поднятій торжественно развернулъ передъ ними бумагу и прочелъ указъ изъ каргопольской воеводской канцеляріи, указъ ея императорскаго величества, чтобъ всхъ ихъ взять и съ женами и съ дтьми, и отвезти въ канцелярію, а особенно старца, который перекрещиваетъ.
Подканцеляристъ читалъ, а между тмъ около него кружокъ раскольниковъ увеличивался все боле-и-боле, на часовн ударили въ колокола и народу сбжалось человкъ полтораста.
Подканцеляристъ окончилъ чтеніе.
— Гд вашъ старецъ? гд незаписанные, потаенные раскольники? спросилъ громко подканцеляристъ.
— Старецъ въ часовн, онъ дряхлъ и идти не можетъ и не отдадимъ.
Толпа зашевелилась и изъ нея раздались крики:
— Не слушаемъ указу ея императорскаго величества. Старцаучителя и духовнаго отца своего не выдадимъ, и сами въ Каргополь не пойдемъ.
Подканцеляристъ съ капраломъ и товарищами двинулся къ часовн. Это движеніе было неосторожно. Въ часовн укрывался старецъ-учитель, а раскольники, какъ мы сказали уже, приготовились сгорть въ часовн, она была наполнена соломою, смольемъ и берестою, разсыпанъ былъ дорожками порохъ и къ дверямъ приставленъ щитъ. Толпа раскольниковъ загородила дорогу подканцеляристу къ часовн.
— Не ходи, мы вс безъ остатку сгоримъ въ часовн, тамъ все готово: порохъ, солома, береста, смолье!
Подканцеляристь, капралъ, солдаты и попятые побжали прочь отъ часовни.
На почтительномъ разстояніи отъ часовни, подканцеляристъ началъ читать: ‘по указу ея императорскаго величества…’
Раскольники его прервали.
— Хотя бы и ея величество сама прибыть изволила, а старца-учителя своего не отдадимъ, и готовы вс безъ остатку сгорть въ часовн, что въ общемъ гробу.
Другіе закричали:
— Будемъ платить хоть двойной окладъ, оставьте насъ. Ступайте прочь! мы сами вышлемъ кого надо, въ Каргополь.
Подканцеляристъ Тонинъ дйствительно былъ стойкаго характера, онъ опять имъ прочелъ указъ и объявилъ, что будетъ ихъ брать.
— А мы тебя бить будемъ, кричали раскольники.
Начался шумъ, крикъ…
Капралъ скомандовалъ солдатамъ, а подканцеляристъ понятымъ: хватать раскольниковъ, особенно зачинщика, Ивана Мартынова. Онъ былъ впереди. Но едва солдаты и понятые успли окружить его, раскольники бросились на нихъ съ дубьемъ и рогатинами, отбили Мартынова, капрала и солдатъ побили, а подканцеляриста толкали руками и говорили, чтобъ шелъ прочь отъ часовни…
Противиться было трудно. Благонадежный, но несчастливый подканцеляристъ Тонинъ возвратился съ пустыми руками въ канцелярію. Раскольники съ своей стороны успокоились, но ожидая вновь за ними присылки, приняли вс мры, чтобы при первомъ нападеніи отъ правительства сгорть. Часовня завалена была, укрплена бревенчатыми подпорами, наносили еще боле смолы и бересты, и на крыш часовни поставили двухъ караульныхъ, которые днемъ и ночью смнялись и сторожили, не идутъ ли гонители. Между тмъ, воевода каргопольскій о сопротивленіи раскольниковъ донесъ по порядку въ новгородскую губернскую канцелярію. Новгородская губернская канцелярія осталась очень недовольна подканцеляристомъ и всми его товарищами и намревалась арестовать и вытребовать въ Новгородъ ихъ всхъ, а для поимки раскольниковъ послать вновь воинскую команду, но предварительно представила обо всемъ на разсмотрніе тайной канцеляріи, въ С.-Петербургъ, присовокупя въ донесеніи, что за неимніемъ офицеровъ и солдатъ въ распоряженіи губернской канцеляріи, послать за раскольниками некого.
Дло было очень важное. Тайная канцелярія имла ужь въ виду нсколько примровъ, что раскольники при насильственныхъ мрахъ, особенно въ олонецкой губерніи, предавали себя сожженію, и потому въ настоящемъ случа надо было дйствовать съ осмотрительностью.
Тайная канцелярія предписала новгородской губернской канцелярія ‘изъ опредленныхъ для караулу и посылокъ изъ той губерніи оберофицера, съ подлежащимъ числомъ солдатъ, послать въ каргопольскую воеводскую канцелярію при указ, въ которомъ написать, чтобъ изъ оной каргопольской канцеляріи оному офицеру придано было надлежащее число солдатъ и уздныхъ людей, которые бы знали, какъ до раскольническаго жительства дойти секретно, такъ чтобы раскольники объ этомъ не были предупреждены и чтобы по ихъ раскольническому зломудрію они заподлинно, не допуская себя взять, не сожглись бы. По приход, надлежащимъ пристойнымъ образомъ взять раскольниковъ Козлова, Мартынова, раскольническаго ихъ учителя-старца и прочихъ раскольниковъ подъ крпкій караулъ, а также забрать у нихъ вс найденныя книги и письма, и представить въ губернскую канцелярію въ Новгородъ.’
Переписка шла довольно медленно. Указъ отъ тайной канцеляріи посланъ былъ только 24 марта 1734 года.
Новгородская губернская канцелярія, не имя солдатъ, послала ловить раскольниковъ прапорщика Сатинскаго, канцеляриста, подканцеляриста съ двумя разсыльщиками, т. е. старыми солдатами.
9-го апрля эта компанія явилась въ поромское раскольническое жительство. Раскольники уже были предупреждены. Они собрались и заперлись въ часовню.
Прапорщикъ Сатинскій помстился съ своими сотоварищами въ сосдней кель, и въ-теченіе двухъ сутокъ, понемногу хитростями и уговариваніемъ, выманилъ изъ часовни шесть раскольниковъ. Они показали, что старецъ-учитель умеръ въ январ 1734 года, что уже раскольниковъ осталось немного, потому что отъ скудости разбжались, неизвстно куда. Прапорщикъ заперъ ихъ у себя въ кель, узнавъ объ этомъ, остальные выбжали изъ часовни и, подойдя къ окну кельи, требовали, чтобъ выпустили ихъ товарищей, а не то они сожгутся въ часовн. Но прапорщикъ усплъ ужь уговорить взятыхъ и успокоить, что имъ ничего дурнаго не сдлаютъ, и веллъ имъ убждать изъ окна толпу, чтобы она отошла, что нечего бояться и что ихъ только отвезутъ въ Каргополь и оттуда скоро отпустятъ. Толпа отступила и заперлась снова въ часовн. Съ великимъ страхомъ повелъ прапорщикъ изъ кельи пшихъ раскольниковъ и привелъ въ Каргополь.
Воевода каргопольскій, по прозванію Нимецкій, не удовлетворился этимъ и послалъ разсыльщика Манькова съ двумя солдатами взыскать съ раскольниковъ 106 р. 12у2 к. прогонныхъ денегъ, употребленныхъ Сатинскимъ при его командировк, и забрать оставшихся въ часовн раскольниковъ.
1-го мая возвратился Маньковъ въ Каргополь и вотъ что объявилъ воевод:
‘Какъ они пришли въ поромское жительство и въ томъ-де жительств жили раскольники, зашли въ часовню и, увидвъ ихъ на пол, учали въ колокола бить и стали изъ часовни и въ часовню бгать, а другіе въ лсъ побжали, и прешедъ они къ часовн, данный указъ подъ окномъ у часовни вымели, и они раскольники тому не поврили и притомъ говорили: и такъ-де у нихъ обманомъ много людей взяли, и требовали того наказу къ себ, который паки изъ часовни отдали, и выглянувъ изъ окна сказали: но оному-де наказу будетъ все исправлено, только бъ они посланные подождали до вечера, а въ вечеръ паки изъ того окна отпросились до утра, то-есть апрля до 28 дня, и онаго числа но утру, часу во второмъ дня, пришли они, солдаты, къ той часовн, и они раскольники изъ окна говорили съ ними — перво сроку просили, тотчасъ-де они въ дл ихъ управятся, а потомъ) показали изъ того окна руки и загорлась та часовня изнутри и видть начало быть огнь и дымъ, а для того они солдаты и разсыльщикъ убоясь, чтобы отъ убгшихъ раскольниковъ и имъ какого вреда не учинилось, отбжали прочь, а сколько раскольниковъ сгорло, того они не вдаютъ’ (по показаніямъ раскольниковъ, пойманныхъ при слдствіи, сгорло до 200 человкъ, все большею частью старыхъ, дряхлыхъ и малолтнихъ).
Посл этихъ происшествій поиски прапорщика Сатинскаго не прекратились. Въ іюн мсяц онъ отправился ловить Ивана Козлова, онъ жилъ въ особой кель. Сатинскій нашелъ и здсь то же, что и въ поромскомъ скиту. Жена раскольника Ивана Козлова, съ дтьми, заперлась въ изб, въ которую наносила соломы и бересты, и объявила изъ окна, что ежели хотя одного ребнка у нея возьмутъ, или станутъ ее изъ избы брать, то-де она ту избу зажжетъ и сгоритъ.
Сатинскій оставилъ двухъ солдатъ караулить избу, но они ‘пролежали въ лсу дв недли — но достать женку Козлова не могли’ (Донесеніе Сатинскаго).
Сатинскій поймалъ еще 14-ть человкъ раскольниковъ, нашелъ нсколько отдльныхъ скитовъ — раскольники изъ нихъ разбжались.
О поискахъ Сатинскаго каргопольскій воевода донесъ губернской канцеляріи.
Новгородская губернская канцелярія предписала: ‘какъ можно стараться раскольниковъ ловить и скованныхъ подъ карауломъ присылать въ Новгородъ.’ Для поимки жены раскольника Козлова дано особенное наставленіе:
‘Раскольника Козлова жену съ дтьми взять, ежели можно, слдующимъ образомъ: собравъ побольше людей и прійти тайнымъ образомъ ночью и изготовить бревна и, взявъ топоры, вдругъ на дворъ ея напасть и выломить двери и окна брать, заливая огонь водою, а для того чтобы и вода была въ готовности, и въ ломань дверей поступать тако: перво: не можно ли подъ двери людямъ войти ночью — въ кровлю и какъ подойдутъ, то кажется, что вскор выломить можно, не допуская дальняго огня, хотя бы и зажглись, также Сатинскому имть пристойность къ Козловой женк въ поимк. Сверхътого, способъ: не можно ли подъ избу или подъ дворъ подкопаться и вшедъ людемъ, ее и дтей поймать.’
О числ сгорвшихъ раскольниковъ въ часовн новгородская губернская канцелярія изъявила сомнніе, потому что оно не согласовалось съ переписными книгами поромскаго жительства. Сверхъ того, воевод и Сатинскому сдлано замчаніе, что они не занялись какъ слдуетъ розысканіемъ дйствительнаго числа погорвшихъ, имъ, по мннію канцеляріи, слдовало бы осмотрть погорвшее мсто, гд стояла часовня, ‘и сгорвшихъ сосчитать по требухамъ для того, что требуха въ пожар, хотя бы въ какомъ великомъ строеніи, въ пепелъ сгорть никогда не можетъ’.
Это предписаніе осталось втун, жена Козлова убжала въ лсъ до прихода слдователей, а воевода и Сатинскій требуховъ считать не похали.
Пойманные Сатинскимъ раскольники были представлены изъ Каргополя въ новгородскую губернскую канцелярію, здсь ихъ допрашивали, въ особенности о непристойныхъ словахъ противъ указа ея императорскаго величества, сначала они не сознавались, но подъ пыткою принесли повинную.
Въ март мсяц 1735 г., новгородская губернская канцелярія представила экстрактъ изъ дла на разсмотрніе тайной канцеляріи, а въ ожиданіи отвта раскольники все содержались въ тюрьм.
Экстрактъ этотъ лежалъ безъ всякаго движенія въ тайной канцеляріи очень долго и только въ 1736 году іюля 17 дня состоялось ршеніе.
Раскольникамъ: Заечинникову, Лукину, Тюхтину, Еркову, Ванюкову, ерапонтову, Ишкину, ‘за происшедшую отъ нихъ важную въ словахъ продерзость и противность’ при поиск надъ ними подканцеляриста Тонина, учинить жестокое наказаніе — бить кнутомъ и потомъ, ‘дабы впредь отъ нихъ такихъ и другихъ каковыхъ важныхъ продерзостей не происходило’ — сослать ихъ въ Оренбургъ ко опредленію въ шахты вчно.
‘Прочихъ раскольниковъ, такъ какъ но экстракту видно, что они въ важной продерзости не винились и отъ другихъ раскольниковъ о томъ на нихъ именно не показано, предоставить ршеніе учинить новгородской канцеляріи.’
Раскольникъ Иванъ Козловъ, соблазнившій въ расколъ жену крестьянина Силина, по объявленію которой завязалось это дло, не былъ отысканъ.

III.
1743 — 1747 (*).

(*) Примчаніе. Объ этомъ случа самосожигательства есть сказаніе письменное и у раскольниковъ. Смотри книгу: ‘Разсказы изъ исторіи старообрядства’ С. Максимова. VIII. Стр. 159.
Въ двинскомъ и мезенскомъ уздахъ, въ приморскихъ мстностяхъ, но глухимъ ркамъ и озерамъ, въ непроходимыхъ лтнимъ временемъ мстахъ, жило много раскольниковъ въ кельяхъ и скитахъ… Они жили спокойно. Ихъ прикрывали сами воеводы, сперва Митрофанъ Вилъмасовъ, а посл него Аанасій Нмецкій, которые ежегодно посылали къ раскольникамъ своихъ дворовыхъ людей собирать дань за неоткрытіе ихъ.
Въ 1743 году весною, мезенскаго узда окладниковской слободки государственный черносошный крестьянинъ Артеміи Ванюковъ поссорился съ бурмистромъ своей слободы, у бурмистра мать была въ раскольническомъ скиту, гд и умерла. Ванюковъ донесъ холмогорскому архіерею, но стараніемъ бурмистра длу не дали хода. За этотъ доносъ, бурмистръ, прикрывавшій раскольниковъ, побилъ такъ Ванюкова, что онъ пролежалъ три недли боленъ. Оправившись, онъ хотлъ-было съ бурмистромъ на мировую, не тутъ-то было: бурмистръ грозилъ ему пуще прежняго, Ванюковъ и самъ былъ непромахъ: онъ отправился въ Холмогоры и предложилъ мстному духовному начальству свои услуги отыскивать раскольниковъ: разузнать обстоятельно обо всхъ потаенныхъ мстахъ, гд они живутъ и скитаются. Ему дали денегъ, и онъ отправился путешествовать. Все лто проходилъ Ванюковъ, и наконецъ, въ октябр мсяц 1743 г., явился съ подробнымъ доносомъ, вслдствіе котораго снарядили особую коммиссію изъ священника, канцеляриста съ двумя копіистами, премьермайора Ильищева и прапорщика Родіона Бородина, имъ придали еще 50 человкъ солдатъ и отправили съ доносчикомъ въ экспедицію. Священнику, канцеляристу и военной команд даны были особыя тайныя инструкціи.
Розысканія длались въ мезенскомъ узд по ркамъ: Визжасу, Пезы, ом, по рк Печор на великихъ лугахъ, по рчк Колвуи, на Канинскомъ Носу.
Коммиссія отправилась со всми возможными предосторожностями. Члены ея хали за сутки впередъ отъ военной команды, говорили везд, что дутъ въ пустоозерскій острогъ по нужнйшимъ дламъ, воинская команда слдовала за ними, разсказывая то же самое, хать приходилось, гд на лошадяхъ, гд и на оленяхъ, иногда путешествовали и на лыжахъ.
5-го декабря 174-3 года посланные пріхали пустоозерскаго острога въ Усцелемскую Слободку. Начали допрашивать секретнымъ образомъ крестьянъ. Свднія были не очень утшительныя. До раскольническихъ скитовъ на великихъ лугахъ оставалось еще 100 верстъ. Наставникъ въ этихъ скитахъ, Паренъ Клокотовъ (за нимъ былъ посланъ особо капралъ съ солдатами, и его поймали на дорог) не живетъ тамъ, а построилъ себ келью вверхъ по р. Печор, на рк Кольцы, разстояніемъ отъ слободки Усцеламской 300 верстъ.
Посланные, не теряя времени, отправились въ скиты и сдлали въ полторы сутки перездъ въ 100 верстъ. 7-го декабря явилась коммиссія передъ раскольниками. Они уже были предупреждены о грозившей имъ опасности. Вс мужчины и женщины, съ старухами и дтьми, собрались въ часовню и уже готовы были къ самосожженію. Кіокотова не было и распоряжался мужчинами другой наставникъ — блецъ Иванъ Анкидиновъ, родомъ изъ Ростова, женщинами — наставница, старица Александра, тоже родомъ изъ Ростова. Иванъ Анкидиновъ исправлялъ до того времени вс церковныя требы у раскольниковъ: исповдывалъ, причащалъ и по рожденіи, младенцевъ, женъ молитвою очищалъ, младенцамъ имена нарекалъ, крестилъ и пришедшихъ къ нимъ въ расколъ перекрещивалъ.
Часовня была двухэтажная. Въ верхнія палаты можно было взойти по лстниц черезъ крыльцо. Крыльцо и лстницу сломали раскольники до прихода военной команды. Окна и двери были затворены.
Премьер-майоръ и канцеляристъ Иванъ Поповъ, съ тремя понятыми, подошли къ часовн и постучали подъ окномъ въ стну, ‘творя раскольническую молитву’. Въ окн показался свтъ, окно отворилось и раскольники спросили посланныхъ о причин ихъ прізда.
Посланные объявили имъ, ‘что привезли къ нимъ пастырское увщаніе отъ архіерея, объ обращеніи ихъ къ святой восточной церкви, и если имютъ на святую церковь и тайны ея какое сумнительство, о томъ бы показали письменно и объявили бы о себ, какъ ихъ зовутъ, сколько имъ отроду лтъ, гд ихъ рожденье, какого были чину и давно ли въ т скиты пришли, съ какими отпусками изъ домовъ своихъ вышли, по какимъ указамъ или позволеніямъ въ этихъ мстахъ жительствуютъ, съ платежами ли по сил указовъ двойнаго оклада, по должности христіанской у кого и гд исповдиваются и св. тайнъ пріобщаются и умершихъ телса гд, съ какимъ надгробнымъ пніемъ и кмъ погребаютъ. Чтобъ они выдали своихъ наставниковъ для разглагольствованія съ духовнымъ начальствомъ, при этомъ же увряли, что никакого озлобленія и задержанія имъ учинено не будетъ’. Это объявленіе было при инструкціи, данной отъ духовнаго начальства, а отъ свтской власти коммиссіи предписано было совсмъ другое: въ инструкціи изъ архангелогородской губернской капцеляріи приказано было: ‘если раскольники не будутъ оказывать сопротивленіе и дадутся переписаться, то но окончаніи переписки, явившихся всхъ раскольниковъ, сколько и гд ихъ найдется, положа имъ на ноги колодки, или что можетъ заблагопріобртено быть — чтобы въ дорог утечки не учинили, и со всми ихъ пожитками, при конво, отправить въ Архангельскъ, а скиты и часовни ихъ сжечь’. Этого не сообщили раскольникамъ,
!I Раскольники, или по крайней мр наставники ихъ, знати хорошо
объ этихъ кроткихъ увщаніяхъ, чмъ они кончались, по прежнимъ примрамъ. Весьма понятно, почему эти увщанія не имли никакого дйствія, ‘съ великими моленіями’ едва успли уговорить, чтобы раскольники, запершись въ часовн, приняли отъ нихъ увщательную грамоту, имъ прочитанную.
Изъ окна выбросили тонкій ремень. Одинъ изъ понятыхъ, крестьянинъ усцелемской слободки Василій Чупровъ, подвязалъ себя подъ руки этимъ ремнемъ и раскольники втащили его съ граматою въ окно. Чрезъ два часа Чупрова по ремню спустили изъ окна, онъ принесъ отъ раскольниковъ обратно грамату архіерейскую и сообщилъ майору и канцеляристу, ‘что раскольники, принявъ ту грамату, прочитали и много разсуждали. Одни говорили, что не надо сжигаться, понеже-де они вс положены въ подушный окладъ и за насъ-де будутъ т подушныя деньги платить оставшія бдныя сироты и вдовицы, другіе говорили, что надобно сгорть — и много-де совтовавъ, положили неотмнно сожещись, а о той грамат сказали, что-де писана на обманъ и намъ-де она не въ пользу’.
Премьер-майоръ съ товарищами снова началъ. уговаривать въ окно раскольниковъ оставить свое злое намреніе, претя страхомъ суда божія и обнадеживая, что имъ никакой обиды не будетъ учинено, что ихъ не тронутъ, и оставятъ попрежнему въ томъ скит.
Но раскольники нисколько не убждались увщаніемъ премьермайора и, похваляя свой расколъ, изъ окна отвчали: ‘мы хотимъ нын умереть огнесожженіемъ за старую вру и крестъ, а вамъ гонителямъ въ руки не дадимся, понеже-де у васъ вра новая, и когдаде наши братья-раскольники взяты были въ губернскую канцелярію и тамъ о брали ихъ, какъ липокъ, и отпустили въ однхъ рубашечкахъ, и ежели вамъ даться въ руки, то-де вы и съ нами такъ же сдлаете. Ежели кто хочетъ спастись, т бы съ нами шли сюда горть, мы нын къ самому Христу отходимъ.’
Это были послднія слова раскольниковъ. Окно захлопнулось. Черезъ нсколько минутъ показался дымъ, огонь, раздались крики, визгъ, и передъ глазами посланныхъ, вс, съ женами и дтьми, всего 75 человкъ, погибли въ огн.
Посл этого несчастнаго событія, коммиссія отправилась дале въ мезенскій уздъ, раздлясь на два отряда: майоръ Ильищевъ и канцеляристъ Поповъ съ доносчикомъ Ванюковымъ похали въ скиты къ наставнику-старцу Пахомію и въ другіе скиты вверхъ Кокженскаго Озера, по ркамъ Койд и Манд.
Священникъ Кузьма съ прапорщикомъ Бородинымъ похалъ по ркамъ Нез, Вижасу, Ом и Ковш.
Мы прослдимъ ихъ отдльно.

Розыскъ майора Ильищева.

По доносу крестьянина Ванюкова: ‘подл моря вверхъ Койдырки и вверхъ Кодемскаго Озера, отъ Мезени верстъ за 100, а отъ Долгощеловской Слободки, ежели хать зимнимъ временемъ на оленяхъ, то больше зды не бываетъ — сутки, живетъ наставникъ-старецъ Пахомій. Ему отроду лтъ 60 и ‘волосомъ сдатъ’. А при немъ двадцать старцевъ, да бльцовъ пятнадцать человкъ, въ томъ числ братъ родной Пахомія, пришедшій изъ-за Москвы, изъ Орла-города, назадъ тому года три. А признаваетъ онъ (доносчикъ) онаго наставника и прочихъ старцевъ и бльцовъ, что имются многіе изъ нихъ не изъ простыхъ людей, и не изъ здшнихъ странъ народа, но какъ видно изъ ихъ нарчья и поступокъ быть изъ шляхетства или изъ знатнаго московскаго или другихъ городовъ купечества или изъ подрядчиковъ, которые, можетъ быть, забравъ изъ государственной казны въ подрядъ лишнюю сумму, бжали и живутъ въ тхъ мстахъ тою суммою весьма хорчисто.
‘У него же наставника Пахомія построена часовня съ надлежащимъ яко церковнымъ уборомъ. Въ той же часовн поставлена гробница
съ мертвымъ тломъ и покрыта сукномъ зеленымъ, а на ней поставлена лампада со свщею, которая горитъ непрестанно и почитаютъ въ той гробниц тло яко за святыя мощи, о которомъ тл того жительства старцы Акинфій да Никодимъ сказывали ему, Ванюкову, что въ той гробниц подлинно тло положено привезенное къ нимъ по явленію нкоторымъ въ томъ жительств людемъ во сн назадъ тому лтъ съ восемь отъ моря, яко бы двинскаго узда изъ замоюдской волости, а оное тло мужеска или женска полу, того ему не сказали.
‘Въ двухъ или трехъ верстахъ отъ жительства Пахомія, скитъ женскій. Въ немъ наставница Маремьяна и при ней 15 старицъ и еще другія кельи, въ которыхъ живутъ старицы.’
Это все нашелъ крестьянинъ Ванюковъ лтомъ, а теперь (въ январ 1744 г.) майоръ Ванюковъ нашелъ много перемнъ. Наставникъ монахъ Пахомій умеръ въ 1743 г. 20 октября. Наставникомъ уже схимонахъ Варлаамъ, при немъ старцевъ 5 и бльцовъ 6 человкъ. Въ женскихъ скитахъ на рк Конд и Минд нашелъ: въ одномъ, наставницу евронью, при ней 9 старицъ и 9 блицъ и 2 бльца, въ другомъ — игуменью отинью, при ней 8 старицъ, 2 блицъ и 1 бльца.
Раскольники и раскольницы оказались принадлежащими къ сект поповщины, именно къ онуфріевщин.
Ежегодно они посылали въ верховскіе города двухъ бльцовъ, для сбора на пропитаніе. Они привозили изъ Ярославля и другихъ городовъ мірскаго подаянія, ста по три и боле, и всякихъ хлбовъ, и прочихъ припасовъ.
Вс раскольники, старцы и старицы, и бльцы и блицы, бжали сюда изъ керженскихъ лсовъ, отъ преслдованія ихъ епископомъ Питиримомъ. Моленіе они исполняютъ такъ же, какъ и въ керженскихъ лсахъ, читаютъ ежедневно вечерню, утреню и часы. На многолтіи поминаютъ императрицу Елисавету Петровну.
Майоръ забралъ у нихъ вс иконы, старопечатныя и письменныя книги, и приступилъ къ слдствію о мертвомъ тл въ часовн. Вотъ что дйствительно найдено:
Въ часовн у южной стороны стояла гробница, покрытая зеленой крашениной, передъ ней, на, стн восточной, большой образъ Спасителя, надъ гробницей висла небольшая лампада.
Майоръ приказалъ снять гробницу и раскопать землю, въ глубин семи вершковъ нашли гробъ и въ немъ нсколько костей, которыя покрыты были схимою, почти ‘до тла’ истлвшею.
Майоръ распросилъ старцевъ, чьи это кости?
Наставникъ схимонахъ Варлаамъ съ братіею показали:
‘Въ прошлыхъ-де годахъ, тому тридцать пять лтъ, халъ изъ керженскихъ раскольническихъ пустынь схимонахъ Ануфрій, а откол былъ родомъ, и какихъ чиновъ, и гд постриженъ — не знаютъ, а отъ рожденья ему было напримръ лтъ восемьдесятъ, и будучи у города Архангельска, умре въ судн, а тло его тогда привезено вверхъ Мегры-рки въ раскольническую пустынь, гд и погребено было, до которой разстоянія до ихъ скита боле 30 верстъ, и когда ихъ скитъ населился и почалъ быть наставникомъ означенный монахъ Пахомій, увдавъ о ономъ умершемъ схимонах, который ему былъ по постриженію отецъ келейный, оное тло по погребеніи минувъ двнадцать лтъ, взявъ изъ вышеозначенной вверхъ Мегры-рк пустыни, привезъ къ себ въ скитъ, на которомъ-де схима и прочее одяніе, такожъ и тло и на голов и бород волосы были цлы, токмо-де у одной ноги перстовъ не было, а у правой или у лвой не памятуютъ, и по привезеніи снявъ съ него схиму, положа другую, погребли оное тло въ вышеозначенной часовни съ надгробнымъ пніемъ, которое положено во гроб и опущено въ землю токмо не глубоко, на верху гроба земли боле не будетъ какъ верховъ шесть. А никакого явленія отъ того тла перенесенія и никаковыхъ отъ него чудесъ не бывало и за святаго они не почитали, и служба никакая ему сложена не была, токмо чинили они, какъ и по протчихъ умершихъ, поминовенія и пнія панихиды и молебновъ не пвали.’
Майоръ собралъ кости въ колоду, запечаталъ ихъ печатью и переслалъ въ Холмогоры. Здсь, по распоряженію мстнаго начальства, ‘въ убогомъ дому’ они были глубоко сложены въ землю, и на нихъ положили мертвое тло опившагося пьяницы, закрыли землею и затоптали накрпко такъ, ‘что раскольщикамъ отнюдь вырыть нельзя’. Тмъ розыскъ майора и кончился.

Розыскъ прапорщика Бородина съ товарищами.

Января 5-го дня 1744 года они пріхали съ командою вверхъ рки Пезы въ мстечко Езевцы.
Здсь жилъ раскольникъ Алексй Бродягинъ съ семействомъ и съ другими пришельцами. Онъ прежде былъ крестьянинъ ромской волости, и въ 1720 году бжалъ сюда для скитскаго житія, въ 1736 году прізжалъ къ нему изъ Выгорцкой пустыни раскольникъ Исакъ Макевъ, перекрестилъ его и всхъ его сотоварищей въ Озерк.
Бродягинъ, но обыкновенію, былъ предупрежденъ о прізд гонителей и заперся съ своими въ изб накрпко.
Прапорщикъ Бородинъ началъ здсь дйствовать точно такъ же, какъ и въ первомъ скит, гд, какъ мы видли, сожглись раскольники, и здсь тотъ же вопросъ раскольниковъ: ‘для чего вы пріхали? Знаемъ, что для сыску насъ, а мы собрались сюда отъ страху вашего!’
Бородинъ отдалъ имъ увщательную грамату, раскольники возвратили ее и приложили реестръ, сколько ихъ въ той изб заперлось мужескаго и женскаго полу съ малолтними дтьми, оказалось 17 человкъ.
Бородинъ уговаривалъ ихъ цлый день, они не склонялись выдти изъ избы. Бородинъ окружилъ ихъ караульными, передъ полночью на 7-е января раскольники выкинули изъ окна письмо, вотъ оно въ подлинник:
‘Пишемъ вашему доброванію и вашему крпкому истязанію, а мы по вашему сумнимся [крестится тремя персты, крестимся мы двумя персты и того ради въ ваши церкви не ходимъ и отъ вашихъ пастырей не причащаемся, что вы возлюбили крестъ крыжъ и на церкви и на прочихъ тайнахъ церковныхъ, и того ради мы и страждемъ отъ васъ, крпимся дабы вамъ въ руки не попасть, нын мы уврится отъ святаго писанія, идти съ сего времени, а до сего времени мы съ вами въ церкви ходили, а мы нын не хотимъ иттить и тремя персты не хотимъ креститься и стоимъ въ томъ намреніи, и Никоновой тетради не принимаемъ, и что съ вами говорить? что вы старымъ книгамъ противитесь, а мы вашъ крестъ проклинаемъ треперстный и всхъ кто имъ знаменуется.’
Пока посланные читали письмо, раскольники зажгли извнутри избу и въ глазахъ прапорщика Бородина сгорли.
Вс эти событія были послдствіемъ, какъ мы видимъ, доноса крестьянина Ванюкова, мстившаго раскольникамъ за побои отъ бурмистра.
Ванюковъ, кром этого, донесъ еще, ‘что въ ихъ Окладниковской Слобод существуетъ раскольническая клтка, и вотъ по какому случаю: назадъ тому лтъ съ 70, при бывшемъ ссыльномъ съ Москвы за великій расколъ московскомъ протопоп Аввакум, наученные Аввакумомъ крестьяне той слободки, едоръ и Лука Откупщиковы были повшаны и потомъ закопаны въ землю на пустомъ мст, что нын той слободки обыватели, едва не вс, оныхъ повшанныхъ Откупщиковыхъ въ той ихъ раскольнической утвердившейся ереси похваляютъ и въ народ произносятъ, яко бы пострадали за старую вру и за крестъ и почитаютъ за мучениковъ и надъ могилами ихъ сдлана деревянная клтка и многіе приходятъ и кланяются и берутъ яко бы для здравія съ тхъ закопанныхъ тлъ песокъ и тако почитаютъ яко за святыхъ.’
Слдователи отправились по указанію доносчика осмотрть клтку.
Дйствительно, въ 40 саженяхъ отъ слободки нашли клтку, вышиною въ сажень, длиною въ 1 1/2 сажени, въ ширину 2 сажени, покрыта на два ската тесомъ. Въ клтк осьмиконечный деревянный крестъ, мрою въ аршинъ, ветхій. Тутъ же деревянная кіота, въ ней два образа стариннаго художества, при нихъ семь свчъ восковыхъ жженыхъ. Посреди той клтки яма, глубиною пять вершковъ, въ длину и ширину полтора аршина.
Спросили сотскаго и выборныхъ шестнадцать крестьянъ, что за клтка? они отвчали: ‘кмъ построена и въ которомъ году и чего ради и надъ кмъ и для какова приходящихъ поклоненія и кто въ нее изъ жительствующихъ слободки, какъ прежде сего, такъ и понын ходили ль и за святыхъ почитали ль, и святыя иконы въ ту клтку кмъ были поставлены, о томъ подлинно не знаютъ, и ни для какова моленія въ ту клтку они не ходили и прочихъ никого не видали.’
Спросили Слободскаго попа и дьякона съ причетниками — тотъ же отвтъ, съ прибавленіемъ, ‘что объ клтк не доносили простотою своею.’
За эту простоту священникъ и дьяконъ были пострижены въ монахи въ соловецкій монастырь, но по всемилостивйшему манифесту 1744 года іюля 15 дня прощены.
Клтку тогда же уничтожили.

Г. ЕСИПОВЪ.

‘Отечественныя Записки’, No 2, 1863

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека