Рассмотренный Государственным Советом законопроект ‘О профессиональных обществах и союзах’ обнимает чрезвычайно обширную рубрику предметов и явлений трудовой жизни, правовое положение которых было до сих пор отдано всецело на усмотрение администрации. Сюда входят вопросы защиты профессиональных интересов, изучение экономических условий профессии, установление форм третейского разбирательства между нанимателями и нанимаемыми. Таким союзам и обществам дано право ‘открывать профессиональные школы, библиотеки, курсы и различные чтения’.
Известно, с какими чрезвычайными трудностями было еще не так давно связано у нас не только открытие каждой школы по частному почину, но и заведение самой крошечной библиотеки, куда дозволялось приобретать книги, только прошедшие сверх общей цензуры еще чуть ли не тройную цензуру особых комиссий трех министерств: народного просвещения, духовного ведомства и внутренних дел. У многих отпадала охота трудиться над этим делом, затрудняемым на каждом шагу, охоты этой хватало только у людей, избравших политическую пропаганду специальною своею профессиею и уже заранее приготовивших себя ко всяким ‘затруднениям’ и ‘прещениям’. Результат тройного контроля был тот, что от народа, от ремесленника, от рабочего были оттолкнуты все спокойные прогрессивные силы общества, все свободолюбивое без торопливости, все просто ‘либеральное’. Рабочий люд был оставлен лицом к лицу только с начальством, законоучителем и урядником по правую сторону и с переодетым агитатором по левую сторону. Выбор был очень скоро решен, кого слушать, и решен в очень печальную сторону для ‘тройного контроля’, бездейственно действовавшего. Но при этом исходе в крайне печальном положении очутился и русский ремесленник, русский рабочий. Политическими взглядами и теориями он начинен, но тем, что прокормило бы его, с чем бы он нашел спрос на себя не только в кружке поддерживающих его лиц, но и везде на земном шаре, — его опытность, сноровка и хотя элементарное просвещение, — этого у него нет. Так образовалось наше несчастное ‘пушечное мясо’ революции, люди голодные и безработные, взглянув на которых каждый хозяин сколько-нибудь тонкого мастерства покачает головою и скажет: ‘Я вижу силу мускулов, а в моем деле требуется еще уменье, выдержка и знание’. Рабочий-поляк, рабочий-немец, мастеровой-еврей — все имеют лучший заработок, высшую заработную плату, чем русский мастеровой и рабочий. И это есть такая печальная и страшная сторона ‘рабочего вопроса’, мимо которой пройдет равнодушно только тот, кому рабочий класс нужен лишь в качестве тарана и вовсе не интересен сам по себе, не интересен во всех своих полуголодных миллионах.
Русскому рабочему, ремесленнику, мастеровому нужно еще учиться, просвещаться, приобретать технические сведения, которые подняли бы цену его работы. Все настоящие филантропы должны энергичнейшим образом воспользоваться новым законом и ринуться в рабочую среду со школьным светом, но впереди этого сами рабочие и мастеровые должны организоваться в общества и союзы и начать работать над тем своим довоспитанием, над техническим своим самоусовершенствованием. Всевозможные политические и социальные теории во Франции и Англии, пав на рабочую почву, пали на почву технически зрелую, на миллионы превосходных работников, у которых самосознание совершенно иное, чем только у человека с двумя руками, которыми он может таскать кули или кирпичи и очень мало умеет еще что-нибудь ими делать. Обратимся в сторону, наконец, и агитаторов, чтобы сказать им то простое убеждение, что всякая армия хороша только в силу своих качеств, а не одного количества и что даже и с их точки зрения, раньше, чем торопиться идти в рабочие массы с идеями ‘ликвидации существующего социального строя’, — идеями очень далекого и очень туманного будущего, — необходимо прийти к тому же рабочему и дать ему реальные и технические знания. Россия все сырьем везет за границу и это же сырье в переработанном виде везет к себе и уже за это сама же уплачивает тройную цену. Разница цен кормит европейского ‘пролетария’, — кормит его, тогда как русский пролетарий щелкает голодными зубами, как и волк в дремучих лесах. Это может понять всякий ребенок. Этого не может не понять рабочий. И пора согласиться с этим и гг. агитаторам, до сих пор пичкавшим едва выученного азбуке и складам человека теориями Маркса, Энгельса и Каутского, которые он и читал нередко с интересом гоголевского Петрушки. Пора дать народу, или народу самому завести для себя, настоящую школу и позвать настоящих учителей с общечеловеческим просвещением. Вспомним и то, что у народа не только две рабочие руки, но и душа, о которой его же пословица говорит, что она ‘не пар’. Не ‘пар’, да и не пустой мешок для пропаганды.
Впервые опубликовано: ‘Новое Время’. 1906. 27 янв. N 10730.