А. С. Серафимович
Самоисцеляющая сила
ПРИМЕЧАНИЯ
Самоисцеляющая сила, Серафимович Александр Серафимович, Год: 1918
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Собрание сочинений в семи томах. Том шестой
М., ГИХЛ, 1959
Чем больше я присматриваюсь к строю и жизни нашей армии, тем радостнее становится на душе.
И не то чтоб не было тут ошибок, промахов, упущений. Есть и ошибки, и промахи, и упущения, и злоупотребления, и иногда в достаточном количестве. Но драгоценна та изумительная гибкость, с которой армия, обернувшись, тут же сама зализывает свои раны, выправляет свои упущения, вытравляет злоупотребления, вытравляет каленым железом.
И не потому, что на это строжайшие распоряжения, приказы и декреты из центра.
Нет, тут не в центре дело, а в том громадном чувстве самоохранения, которое пронизывает армию.
И оттого так быстро очищается всякий гнойник, затягивается всякая рана.
Вот я сижу в комнате политического комиссара и всматриваюсь в тысячи дел, которые обрушиваются сюда, вслушиваюсь в торопливый говор сотен людей, из которых каждый несет свое неотступное.
Прежде в Москве издали мне казалось, что комиссары несут только одну работу — контролируют командный состав.
Ничуть.
Они несут колоссальную повседневную работу, на которой держится вся жизнь армии, ежеминутно тут же на месте, не канцелярски, не бумагой, а живым распоряжением решая самые разнообразные дела.
Великолепный волжский мост от Симбирска рухнул последним пролетом на левом берегу. Уже когда Симбирск был взят и белые отброшены от Волги, небольшая банда их пробралась и взорвала пролет,— губы-то мы умеем распускать.
Инженер долго возился, тянул, а когда дальше тянуть с восстановлением моста стало нельзя, темной ночкой бежал. Отдан приказ об аресте,— поймают — расстреляют.
Поручили другому. У этого дело пошло скоро, на днях мост будет готов. Но идут бои, нужны переброски сию же минуту, по Волге идет сало, нельзя перевозить пароходами, нужен временный настил на мосту.
И уже комиссар — инженер, уже он втянулся в механизм мостовых построек, он все время напряженно учится в деле. И инженер говорит:
— Хорошо. Как только понадобится, позвоните по телефону, через три часа настил будет готов.
Он знает, что говорит: или настил будет готов, или надо будет бежать.
Но комиссар не только инженер, он — седельник, когда приходят кавалеристы и начинают толковать о седлах, он — санитар и врач, когда решаются вопросы об устройстве раненых, он — специалист всюду, где требует дело.
И это не с кондачка, не с налету, он напряженно учится все время в деле, а если не одолеет, зовет специалиста. Но не спихивает ему на руки дело, нет, он видит в нем только эксперта, он высосет из него все, что нужно.
Санитарное дело, нужно сознаться, поставлено плохо,— ни санитарных поездов, ни оборудования, ни врачей.
Кстати, куда же подевались великолепные поезда земского и городского союзов?
Их с аптеками, с операционными, с сестрами милосердия, с врачами отправляли за… хлебом. Хлеб возили в санитарных поездах. Теперь раненых возить не в чем.
С великими усилиями оборудовали в Симбирске госпитали. Но стояло затишье, и все это оборудование, руководствуясь совершенно неправильной системой, забрали на другие фронты. Симбирск остался голый.
И вдруг грянули бои, жестокие бои. Разом прислали с фронта, и — это было огромным упущением — не предупредив, четыреста раненых.
А для них ни кроватей, ни белья, ни тюфяков, ни места. Хоть на снег клади. Было от чего в отчаяние прийти.
Но в отчаяние не приходили, раненых не бросали в теплушки, не сбыли с рук куда-нибудь в тыл, не написали рапорта: ‘Выполнить нет возможности, ибо ничего нет’,— и формально были бы правы.
Нет, все поставили на ноги, перерыли весь город. Комендант сказал монахиням: ‘Вы спите на мягких пуховиках, кельи у вас теплые, положите пуховики на пол, а кровати — раненым’. Обошли буквально все квартиры и, где нашлись излишки белья, взяли, не обижая жителей. Одеял совершенно нельзя было достать — у всех в обрез. Нашли солдатское сукно, пригласили безработных, нарезали из сукна одеял.
Через четыре часа четыреста раненых, накормленные, перевязанные, обогретые, лежали на кроватях, с тюфяками, подушками, чистым бельем, под теплыми одеялами, а не тряслись по рапорту в теплушках в дальний тыл.
Это — эпизод. Да, эпизод, но из таких эпизодов строится вся жизнь армии.
Велика творящая и самоисцеляющая сила армии. Ибо армия эта оплодотворена великой силой, великой волей, великой действенностью коммуниста,— коммуниста как представителя пролетариата.
Впервые под рубрикой ‘Впечатления’ опубликовано в газете ‘Правда’, 1918, 24 ноября, No 255. В авторском комментарии к очерку Серафимович писал: ‘Комиссаров, подобных описанному в очерке, я наблюдал на Восточном фронте. Функции их были так разносторонни и многосложны, что нельзя было не удивляться, как может их осуществить одно лицо. Каждое их слово было — действие. И умели они окружить себя опытными и знающими людьми и полностью использовать их опыт и знания’ (т. VIII, стр. 432).
Стр. 125. …куда же подевались великолепные поезда земского и городского союзов? — Имеются в виду санитарные поезда, созданные либерально-помещичьей организацией — ‘Всероссийским земским союзом помощи больным и раненым воинам’ и организацией городской буржуазии — ‘Всероссийским союзом городов’. Эти организации возникли летом 1914 года, в июле 1915 года были объединены, 4(17) января 1918 года упразднены, а имущество их национализировано.