Н. Ч.
Сальдерн, Каспар, Чечулин Николай Дмитриевич, Год: 1904
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Сальдерн, Каспар, действит. тайн. советник, русский дипломат, род. в Голштинии в Апенроде 30 июня (11 июля) 1711 г., ум. 20 (31) октября 1788 г. Сын голштинского чиновника, учился сначала в Киле, потом изучал право в Геттингене и вступил на службу в герцогстве Голштейн-Готторпском. В 1744 г. он был юстиц-ратом и имел какое-то неприятное служебное столкновение со своим начальником, гр. фон Дернахом, хотя дело это и уладилось благополучно, но С. не был доволен своим служебным положением и, чтобы улучшить его, он предпринял в 1751—1752 г. поездку в Петербург, к герцогу, наследнику русского престола, вел. кн. Петру Феодоровичу, хотя голштинским тайным советом такие поездки были запрещены всем служащим. В Петербурге С. успел представиться великому князю и даже заслужить его расположение, в Голштинию он вернулся в чине статского советника, вскоре за тем сделан был членом тайного совета, в 1761 году — президентом генерал-директориума, он был в это время одним из самых влиятельных деятелей в Голштинии. По воцарении Петра Федоровича С., вместе с русским посланником в Дании И. А. Корфом, был назначен на конференцию, которая должна была заседать в Берлине для разрешения распри Петра Федоровича с Даниею из-за голштинских земель, впрочем, конференция эта имела лишь одно заседание 8 (19) июля 1762 г. Екатерина II, заняв русский престол, не спешила с разрешением голштинского вопроса. С. был вызван в Россию, куда и прибыл в начале ноября 1763 г. Первое время он не занимал определенного места на русской службе, а являлся одним из советников Н. И. Панина в иностранной политике. В начале 1766 г., уже в чине тайного советника, С. был отправлен представителем от Голштинии в Копенгаген, чтобы там, совместно с русским послом, генерал-майором М. М. Философовым, покончить с Данией голштинское дело. По дороге С. останавливался в Варшаве и Берлине, из Варшавы он сообщал Панину свои наблюдения над положением дел в Польше, в Берлине, в начале мая 1766 г., имел две аудиенции у Фридриха II, на аудиенциях этих шла речь о так называемой ‘северной системе’. Ничего положительного, впрочем, из разговоров С. с Фридрихом не вышло, он произвел только очень неблагоприятное впечатление на короля, которого ему, конечно, не удалось убедить, что ‘северная система’ имеет в виду интересы Пруссии — да этого и не было. Панин думал заключить некоторые союзы преимущественно в интересах России, и Фридрих это, конечно, понимал. С декабря 1766 г. по 22 декабря 1767 г. шли в Копенгагене переговоры С. и Философова с датским правительством, 22 ноября подписан быд предварительный трактат, датированный, однако, 11 (22) апреля 1767 г., по голштинским делам, окончательную силу соглашение должно было получить после того, как оно будет подписано великим князем Павлом Петровичем, по достижении им совершеннолетия. Императрица Екатерина не дорожила наследием своего супруга, которое если и давало ей основание и поводы вмешиваться во внутренние дела римской империи, то налагало, вместе с тем, на нее и тень зависимости от императора, — вмешиваться в немецкие дела она находила способы и не будучи голштинскою владетельницею. Поэтому голштинские владения были уступлены Дании в обмен на герцогство Ольденбургское и графство Дельменгорское, причем датское правительство приняло на себя уплату довольно крупных долгов, лежавших на голштинском герцогском доме, и предоставило некоторые торговые льготы русским купеческим судам в датских водах. 16 (27) марта 1768 г. С. покончил также и старые споры Голштинии с Гамбургом. Все участники этих переговоров были щедро награждены с обеих сторон.
Возвратившись после этого в Петербург, С. являлся одним из видных людей в придворных и, особенно, дипломатических кругах Петербурга. За это время с ним сблизился особенно английский посол лорд Каткарт и он постоянно доносил своему министерству о способностях С., о его влиянии в Коллегии иностранных дел. Есть все основания думать, что такие сообщения Каткарт делал преимущественно со слов самого же С., который, по-видимому, преувеличивал свое значение и, кажется, сообщал ему иногда и более точные и достоверные известия о политике петербургского правительства, известия, которые иногда, может быть, и не предназначались для сообщения их иностранным представителям, но, несомненно, что С. умел выставлять свой успех в Дании и производить впечатление человека очень способного и деловитого. Когда к концу 1770 г. наш тогдашний посол в Варшаве, кн. Мих. Никит. Волконский, стал настойчиво просить об отозвании своем из Польши, преемником его решили послать С. Ему поручено было составить записку о мерах к водворению в Польше порядка и упрочению там русского влияния, представленные С. соображения были вполне одобрены императрицею, в присутствии его самого прочитаны в Совете, в заседаниях 17 февраля 1771 г., и затем подписаны, 5 марта, в качестве инструкции ему. В Варшаву С. прибыл в середине апреля 1771 г. и немедленно же отправил к Панину очень подробное изображение состояния дел в Варшаве, с очень детальными характеристиками всех видных деятелей, подобным же характером отличались и все дальнейшие донесения С.: они все очень подробны, написаны очень уверенным тоном, но все производят такое впечатление, что их автор просто излагает свои мысли, и вовсе не дают точного и ясного представления о положении дел. К польскому правительству С. относился чрезвычайно резко и властно, от короля потребовал письменное обязательство во всем следовать его, посла, указаниям и ничуть не подвинул вперед дела внутреннего успокоения Польши и упрочения там русского влияния. Во всех личных отношениях он чрезвычайно резко проявлял все несимпатичные черты своего неуживчивого и придирчивого характера. В то же время он очень заискивал перед императрицею и между прочим отправил к ней письмо, испрашивая разрешения приступить к сочинению истории ее царствования, к чему, по его словам, он чувствовал непреодолимое стремление. В конце 1771 г. С. получил совершенно неожиданно для себя известие от Панина, что в Петербурге между ним и послами прусским и австрийским состоялось соглашение о приобретении от Польши некоторых частей. С. был, естественно, очень недоволен тем, что такое важное решение было принято окончательно без его ведома и просил об отозвании из Варшавы, в августе 1772 г. он заменен был на этом посту гр. Магн. Штакельбергом. По возвращении в Петербург С. снова принял участие в окончании голштинских дел. 21 мая (1 июня) 1773 г. подписан был в Царском Селе вел. кн. Павлом Петровичем договор с Данией, на точном основании предварительного договора 1767 г. С. был отправлен за границу и произвел обмен владений, условленный в договоре, — 5 (16) ноября 1773 г. в Киле и 29 ноября (10 декабря) — в Ольденбурге, 3 (14) декабря он передал Ольденбург и Дельменгорст князю епископу любскому, Фридриху Августу. Этим и кончилась служебная деятельность С.: во время пребывания его за границей раскрылась затеянная им в Петербурге интрига, которая сделала невозможным для него возвращение в Петербург. В точности действия С. неизвестны, но довольно определенно можно установить следующее. В течение пребывания своего в Петербурге, в 1772—73 гг., С., недовольный, по-видимому, Паниным, старался повредить ему в глазах императрицы. Разные сложные и трудные политические дела не пришли еще тогда к благополучному концу и потому оказалось возможным возбудить в императрице сомнение в том, что Панин сумеет их благополучно покончить, вместе с тем С. принял какое-то участие в заключении первого брака вел. кн. Павла Петровича и успел заслужить полное доверие императрицы, по крайней мере в течение пребывания его за границею, Екатерина, переписываясь со своею постоянною корреспонденткою, г-жой Бьелке, посылала С. поклоны и после того, как Панин был освобожден от должности при великом князе и выехал из дворца, поручила ей же передать С., что дом ее, наконец, очищен. Но в это же время С. успел склонить великого князя Павла Петровича к тому, чтоб он выдал ему письменное разрешение добиваться для него соправительства с матерью-императрицей. Неизвестно, что именно побудило великого князя открыть императрице о том, что происходило у него с С., всего вероятнее — ему стало известно, какие подкопы С. вел против Панина, пользовавшегося величайшим уважением великого князя, и это открыло ему глаза на его нравственную личность. Императрица была чрезвычайно раздражена поступком С., в первую минуту она хотела, чтобы он доставлен был в Петербург в кандалах, но затем ограничилась тем, что лишила его русских чинов, он был отставлен также и от голштинской службы. Последнее время жизни он провел частью в Киле, частью в своем имении Ширензее, где он жил с чрезвычайною пышностью и устроил между прочим знаменитые в свое время сады. Погребен С. в Бордесгольме. По смерти сына его, графа Карла Генриха Сальдерн-Гюндерота существует лишь потомство его по женской линии. К. Сальдерн представляет собою типичный образчик тех дипломатических деятелей, которыми кишели многие дворы в XVIII в. Не без сведений, с энергией и с умом, эти люди соединяли полную беспринципность, самую беззастенчивую готовность всякими средствами добиваться почестей и богатств, служа кому угодно, и постоянно не теряя из вида единственно одной цели — своего личного благополучия.
‘Allgem. Deutsche Biographie’, В. 30, 213—215, статья Гандельмана, ‘Сборник Импер. Русск. Истор. Общ.’, тт. XII, XIX (донесения англ. послов), XXII, XXXVII (донесения прусских послов), X, ХІII (бумаги Екатерины II), LI, LVII, LXVII, LXVIII (дополнит. переписка Екатерины II), ‘Архив Госуд. Совета’, I, Соловьев, книга VI, 419—420, Д. Ф. Кобеко, ‘Цесаревич Павел Петрович’, Н. Д. Чечулин, ‘Внешняя политика России в начале царств. Екатерины II’.
Текст издания: Русский биографический словарь А. А. Половцова, том 18 (1904): Сабанеев — Смыслов, с. 121—124.