Сафо, Иванов Лев Львович, Год: 1906 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 9 минут(ы)

Лев Львович Иванов
Замечательные женщины
с древнейших времен до наших дней
Критико-биографические очерки

I. Античный мир
2. Сафо

Если любовь — божественная страсть, более сильная, чем энтузиазм дельфийских жриц, вакханок и жрецов Цибелы, то Сафо, или Сапфо, — красноречивейшее ее олицетворение. К сожалению, все дошедшие до нас сведения об этой ‘царице поэтов’ настолько разноречивы, так перепутаны всевозможными легендами, что положительно не представляется возможности нарисовать хоть сколько-нибудь схожий портрет знаменитой гетеры-поэтессы, ‘десятой музы’, по мнению Платона. Расстояние, отделяющее ее от нас, слишком велико, чтобы можно было проверить данные, выставляемые всевозможными авторитетами как нечто неоспоримое. Все эти противоречия, однако, несомненно доказывают, что существование Сафо не прошло в истории бесследно и что между многочисленными выдающимися женщинами античного мира она является личностью далеко не заурядной.

‘Страстная’ Сафо, как называли ее современники, родилась на острове Лесбос в городе Эрест в 42 Олимпиаду, за 612 лет до Р. X. Отца ее звали Скамандронимом, мать — Клеидой. Кроме Сафо, у них было трое сыновей: Харакс, Ларих и Эвриг, с первым из них мы встретимся позднее. Скамандроним, несмотря на свое аристократическое происхождение, занимался торговлей и имел хорошие средства. Сафо, едва достигнув шестилетнего возраста, осталась круглой сиротой. Когда в 595 году начались политические волнения, приведшие к ниспровержению аристократии, молодая девушка вместе с братьями бежала в Сицилию и только спустя пятнадцать лет смогла вернуться на Лесбос. Она поселилась в городе Митилены, почему впоследствии ее стали называть Сафо Митиленской, в отличие от другой Сафо — Эресской, обыкновенной куртизанки, жившей гораздо позднее знаменитой поэтессы, но с которой ее зачастую смешивают.

Сафо, воспитывавшаяся в школе гетер, рано почувствовала призвание к поэзии. Ее страстная натура не могла таить в себе чувств, волновавших ее. Она писала оды, гимны, элегии, эпитафии, праздничные и застольные песни стихом, названным в честь ее ‘сафическим’. С лирой в руках, она декламировала свои жаркие строфы, в силу чего ее считают представительницей мелической (музыкально-песенной) лирики, очень близкой к теперешней мелодекламации. Все ее произведения — или призывы к любви, или жалобы на нее, полные страстной мольбы и горячих желаний. То немногое, что сохранилось от этих песен, позволяет считать нам вполне основательным и справедливым восторженное отношение древних к великой лирической поэтессе. По выражению Шиллера:

Тот лишь музами владеет,

Чья душа к ним пламенеет!..

A у Сафо душа действительно пламенела. Недаром она оказала такое огромное влияние на Горация и Катулла, родственного ей по духу певца нежных чувств и страстей. Страбон не называет ее иначе, как ‘чудом’, утверждая, что ‘напрасно искать во всем ходе истории женщину, которая в поэзии могла бы выдержать хотя бы приблизительно сравнение с Сафо’. Антипатр Сидонский, со своей стороны, посвящает ей двустишие:

Сафо меня называли, и в песнях далеко всех женщин

Я превзошла, как Гомер превзошел всех мужчин в своих песнях.

Солон, услышав однажды на пиру какое-то ее стихотворение, тотчас же выучил его наизусть, прибавив, что ‘не желал бы умереть, не зная его на память’. Сократ величает ее своей ‘наставницей в вопросах любви’. ‘Сафо воспламеняет во мне любовь к моей подруге! — восклицал Овидий и советует: — Заучивайте наизусть Сафо, — что может быть страстнее ее!’

Увы, боги, даровавшие ей благородный и чистый гений поэзии, не позаботились о ее наружности. По свидетельству современников, Сафо была небольшого роста, очень смуглая, но с живыми и блестящими глазами, а если Сократ и называет ее ‘прекраснейшей’, то исключительно за красоту стиха. Вот что говорит Овидий устами Сафо: ‘Если безжалостная природа отказала мне в красоте, ее ущерб я возмещаю умом. Я невелика ростом, но своим именем могу наполнить все страны. Я не белолица, но дочь Кефая (Андромеда) нравилась Персею’. Однако можно поверить, что лицо поэтессы в момент высшего вдохновения преображалось и становилось действительно прекрасным. Когда страсть клокотала в Сафо, когда ее трепещущие руки бряцали на лире, когда гармонические звуки сливались с ее вдохновенными строфами, когда все ее существо проникалось волнением божественного экстаза и энтузиазма любви, она не могла быть некрасивой.

У поэта Домохара читаем:

Светом чарующим блещут ее лучезарные очи,

Творческий дух отражая, ключом животворным кипящий…

Это лицо, озаренное мыслью и вместе улыбкой.

Нам говорит, что слились в ней счастливо Киприда и Муза.

По возвращению Сафо из Сицилии между ‘десятой музой’ и ‘ненавистником тиранов’, поэтом Алкэем, товарищем ее по изгнанию, завязался роман, не имевший, однако, никаких серьезных последствий. Алкэй, конечно, не мог не увлечься изящной, богато одаренной талантами девушкой. Называя предмет своей страсти ‘пышнокудрой величавой, приятно улыбающейся’, поэт заявляет, что хотел бы признаться ей в своей любви, но не решается: ‘Сказал бы, но стыжусь’. Сафо ответила: ‘Когда бы то, что высказать ты хочешь, прилично было, стыд навряд смутил тебя’. Несомненно, они были близки между собою, но близость эта не перешла пределов товарищества.

Вскоре после этого Сафо вышла замуж, за кого, неизвестно, и спустя год родила дочь, названную в честь бабки Клеидой. Вот что она пишет:

Дитя у меня есть родное.

Прелестное, точно цветочек.

Сияющий пышной красою!..

Я милой Клеиды

Не дам за все злато Лидии,

Дитя мне дороже Лесбоса!..

Но безжалостная судьба не долго позволила ей наслаждаться семейным счастьем. Муж и горячо любимая дочь вскоре один за другим спустились в мрачное царство Гадеса. Лишенная семьи, Сафо всецело отдается поэзии и переносит всю страстность своей натуры на лесбийских девушек. На родине Сафо, в те далекие от нас времена, женщины были известны своими противоестественными нравами, положившими начало так называемой ‘лесбийской любви’. Отличаясь необыкновенным любострастней, они не удовлетворялись одними мужчинами и заводили сношения с себе подобными. То, что теперь считается отвратительным пороком, тогда находили ничуть не позорным, и лучшие писатели Греции и Рима прославляли лесбийских женщин на всевозможные лады. Лесбиянки, помимо любовников, имели любовниц, возле которых возлежали на пирах, убаюкивали ночью в своих объятиях и окружали нежнейшими заботами. ‘Лесбиянки не любят мужчин’, восклицает греческий философ и сатирик Лукиан. Изобретение этой ‘лесбийской’, или ‘сафической’ любви почему-то приписывали Сафо. Однако тот же Лукиан в своих ‘Диалогах’ протестует: ‘Женщины Лесбоса, — говорит он, — действительно были подвержены этой страсти, но Сафо нашла, ее уже в обычаях и нравах своей страны, а вовсе не изобрела сама’. Новейшие критики, главным образом, немецкие, относятся с полнейшим недоверием к свидетельству древних писателей, тем не менее, немногие дошедшие до нас стихотворения Сафо разбивают скептицизм высоконравственных немцев. Да и трудно отрицать существование ‘лесбийской любви’, когда ‘царица поэтов’ является прямой ее выразительницей. Сафо должна любить, обожать, поклоняться всему, что истинно прекрасно, а что прекраснее женщины?

В эпоху жизни Сафо становится во главе риторической школы, существовавшей в Митиленах, хотя некоторые писатели, утверждают, что она сама основала ее, назвав ‘Дом муз’, куда стремились не только лесбиянки, но и чужеземки. Из многочисленных ее учениц особенно прославились: Эрина Феосская, Миртис Антодонская, Анагра Милетская, знаменитая Коринна Танагрская, Андромеда и Аттида, две последние, впрочем, только благодаря стихам Сафо, давшим им бессмертие. Страсть к подругам, несомненно, возбуждала в ней необыкновенный экстаз. Высказанное предположение получает основание при чтении оды, озаглавленной: ‘К моей любовнице’.

Блаженством равен тот богам,

Кто близ тебя сидит, внимая

Твоим чарующим речам,

И видит, как в истоме тая.

От этих уст к его устам

Летит улыбка молодая.

И каждый раз, как только я

С тобой сойдусь, от нежной

встречи

Замлеет вдруг душа моя

И на устах немеют речи…

А пламя острое любви

Быстрей по жилам пробегает…

И звон в ушах… и бунт в крови…

И пот холодный проступает…

А тело, — тело все дрожит…

Цветка поблекшего бледнее

Мой истомленный страстью

вид…

Я бездыханна… и, немея,

В глазах, я чую, меркнет свет…

Гляжу, не видя… Сил уж нет…

И жду в беспамятстве… и знаю

Вот-вот умру… вот умираю.

(Перевод В. В. Крестовского)

Что бы ни говорили немецкие критики, трудно поверить, что вышеприведенные строфы продиктованы только дружбой, к тому же и само заглавие не оставляет сомнений. Невозможно, что та, которой посвящены эти строфы, не занимала видного места в жизни Сафо. Это — пароксизм страсти, чувствуется, что женщина обезумела от любви и в самом деле вне себя, что ее энтузиазм является последней каплей и что, трепеща от желаний, она действительно способна умереть. Это ревнивая и горькая жалоба на хладнокровие или равнодушие той, к которой питала она пылкую страсть.

Возьмите другое стихотворение: ‘Любовь, разбившая мои члены, снова обуревает меня, сладострастная и лукавая, точно змея, которой нельзя задушить. Аттида, ты ненавидишь воспоминание обо мне и стремишься к Андромеде’… Итак, как видите, у Сафо были соперницы, она пережила все мучения ревности, глядя на подругу, которая предпочла ей другую. В бессонную ночь она зовет Аттиду, ‘обожаемую любовницу’, на свое одинокое ложе и призывает смерть, не будучи в состоянии покорить бесчувственное сердце.

‘Мои песни не трогают неба, — жалуется она, — молитвы Андромеды услышаны, а ты, Сафо, напрасно молишь могущественную Афродиту!’. Что может быть драматичнее чувств, поочередно бушующих в ней. ‘Мое горе, — говорит она с тоскою, — тайна моего сердца… Когда-то, Аттида, я любила тебя!’…

Форма ее стихотворений напоминает любовные монологи, по которым легко уследить за разнообразными перипетиями ее страданий. ‘Ты забываешь меня или любишь другую смертную?.. Ах, хоть бы ветер рассеял удручающее меня горе!’ Измена Аттиды особенно волнует Сафо. ‘Я видела ее, она рвала цветы… молоденькая девушка, с цветочной гирляндой, опутывавшей ее прекрасную шею’… Но идиллическое спокойствие нарушено при воспоминании об Андромеде… ‘Неужели, Аттида, — спрашивает Сафо, — это она очаровала твое сердце?.. Женщина, дурно одетая, не знающая искусства походки, в одежде с длинными складками?.. Но я не злопамятна, — прибавляет она, — это чувство чуждо моему сердцу, оно его не знает!’.

Достаточно и этих примеров, чтобы сознать, что подобная натура не могла удовлетворяться одною дружбой, ей необходимо увлечение, бури сильных страстей. ‘Любовь разрушает мою душу, — объясняет Сафо, — как вихрь, опрокидывающий нагорные дубы’. Страсть пожирает ее: ‘Что касается меня, я буду отдаваться сладострастью, пока смогу видеть блеск лучезарного светила и восторгаться всем, что красиво!’… Сафо обожала всякий предмет, без различия пола, могущий дать ей наслаждение и сладкое опьянение чувств.

В разгаре пира, когда в кубках кипело вино, называемое ‘молоком Афродиты’, Сафо в страстной позе возлежала около Аттиды, Иорго или Телезиппы, ‘прекрасной воительницы’, упиваясь сладостью любовных отношений. Иногда, впрочем, она жаждет присутствия мужчин, к которым также неравнодушна. Вот слова, влагаемые нашим бессмертным Пушкиным в уста Сафо:

Счастливый юноша, ты всем меня пленил:

Душою гордою, и пылкой, и не злобной,

И первой младости красой женоподобной.

Музыка не меньше опьяняет и восторгает ее. ‘Я спою для моей возлюбленной. Вперед, моя божественная лира, — говори! Стрекоза с гармоническим жужжаньем трепещет крылышками в знойное лето, сжигающее нивы, я, как она, трепещу, сожженая дыханием любви’. Но если Сафо легче других поддавалась законам любви, любовь рождала в ней истинную поэзию.

Некоторые писатели предполагают, что стихотворение Сафо ‘К моей любовнице’ посвящено Родопе, которую поэтесса ревновала к своему брату Хараксу. Вот что рассказывает Апулей. Около 600 года (до Р. X.) в Египте, в царствование фараона Амазиса, проживала красавица-куртизанка по имени Родопа, фракийская уроженка. Харакс, занимаясь виноторговлей, частенько ездил на корабле, нагруженном лесбосским вином, в Египет и однажды в городе Навкратис увидел красавицу, в которую не на шутку влюбился, за огромную сумму выкупил ее из рабства и привез в Митилены. Сафо, познакомившись с ней, воспылала к куртизанке жгучей страстью, на которую та и не подумала отвечать. Эта холодность сводила с ума поэтессу, сгоравшую от желаний. Постоянные ссоры между братом и сестрой заставили Харакса увезти Родопу обратно в Навкратис, где он надеялся быть единственным обладателем красавицы. Но судьба, очевидно, шла против него. Как-то раз, когда Родопа ‘погружала свое разгоряченное тело в студеные нильские воды’, орел унес одну из ее сандалий и по странной случайности уронил перед Амазисом, стоявшим в преддверии храма в ожидании жертвоприношения. Сандалия оказалась необыкновенно миниатюрной, и фараон во что бы то ни стало пожелал найти ее владелицу, обладавшую, без сомнения, восхитительными ножками. Придворные отправились на поиски и после долгих странствований отыскали красавицу и привезли к своему владыке. Очарованный Родопой Амазис, по одним слухам — женился на ней, по другим — сделал своей любовницей, но так или иначе она оказалась навсегда потерянной для Харакса. Несомненно, эта легенда явилась оригиналом сказки ‘Золушка’. Надо еще прибавить, что в Греции египетскую куртизанку прославляли под именем Дорика, а стихи Сафо обессмертили любовницу ее брата.

Потерявший Родопу и почти все свое состояние, Харакс должен был еще выслушать от сестры много горьких истин, вызванных частью его разорением, частью ревностью. Овидий таким образом передает настроение Сафо: ‘Бедный брат, охваченный любовью к прелестнице, воспылал страстью к ней, нанеся себе ущерб, соединенный с позором. Обеднев, он плавает на легких веслах по лазурному морю и теперь неудачно ищет богатств, неудачно потеряв их. Он ненавидит меня за правдивые упреки. Вот что дала мне свобода, вот что дал мне любящий язык!’…

Полагают, что Сафо умерла около 572 года, покончив жизнь самоубийством. По мнению древних, такая необыкновенная женщина, с божественной печатью на челе, конечно, не могла сойти в мрачный Эреб, следуя примеру простых смертных. И жизнь ее, и смерть должны быть отмечены чем-нибудь легендарным, иначе она потеряет все обаяние. Для оправдания своих предположений, желая уверить потомство в правдоподобности их, придрались к оде Сафо, озаглавленной ‘Гимн Афродите’. Вот он:

Златотронная, юная, вечно прекрасная,

Дочь Зевеса, плетущая ковы любви,

Я взываю к тебе: ‘Пощади!..

Не терзай, Афродита всевластная.

Истомленной терзаньем груди.

Но явися и ныне могучей царицею!’…

Прежде часто па зов моей грустной мольбы,

Дом отцовский оставивши, ты

Со златой своей колесницею

Прилетала ко мне с высоты.

Быстролетною стаей воробушки нежные

На трепещущих крыльях богиню Любви

К низким жилищам темной земли,

Чрез пространства эфира безбрежные,

С олимпийского трона везли.

Отпустив их назад, вопрошала, блаженная,

Ты меня, улыбаясь бессмертным лицом:

Что случилось? Тоскую ль о чем,

Или, новой бедой угнетенная,

Я зову тебя в горе моем?

И чего я с таким безрассудным томлением

Все ищу и прошу, и кого, полюбя.

Сетью нежною думала я

Уловить?.. ‘Кто холодным презрением

Оскорбляет, о Сафо, тебя?

Пусть теперь он бежит, но с тревогою страстной

Скоро будет везде за тобою следить,

Пусть не принял даров, но дарить

Будет сам он подругу прекрасную, —

Он не любит, но будет любить!’…

О, приди же и ныне, и в тяжком томлении

Изнывающий — дай мне свободно вздохнуть,

И, чего истомленная грудь

Жаждет так, дай тому исполнение

И сама мне помощницей будь!..

(Перевод В. Водовозова)

Кто же был, внушивший Сафо такие страстные мольбы? Легенды указывают на молодого грека Фаона. за деньги перевозившего желающих с Лесбоса или Хиоса на противоположный азиатский берег. Однажды Афродита под видом старухи попросила перевезти ее. Исполнив желание незнакомки, Фаон отказался от платы, за что будто бы богиня подарила ему чудодейственную мазь, превратившую его в красивейшего из всех смертных. Сафо страстно влюбилась в него, но, не найдя взаимности, бросилась с Левкадской скалы в море. По преданиям, тот, кто страдал от безумной любви, находил в Левкаде забвение.

Однако некоторые писатели, не упоминая даже, при каких обстоятельствах умерла Сафо, похождение с Фаоном относят к Сафо Эфесской.

В честь Сафо митиленцы вычеканили изображение на монетах. Можно ли сделать что-нибудь большее для царицы? По словам Плиния, существовал портрет Сафо кисти художника Леонта. Французский публицист Шеве (1813-1875) рассказывает, что римляне воздвигли статую из порфира, работы Силениона. Цицерон подтверждает, упрекая Вара за то, что тот увез из Пританеи превосходнейшую статую Сафо. Каковы были эти различные олицетворения лесбосской гетеры у народа, доведшего до бреда, до безумия поклонение красоте?.. В его глазах мрамор одухотворялся, искрой жизни сияло чело, родившее песни, перед которыми эллины с благоговением преклонялись, и дивная статуя вещала им: ‘Я любила, я многих в отчаянии призывала на свое одинокое ложе, но боги ниспослали мне высшее толкование моих скорбей… Я говорила языком истинной страсти с теми, кого сын Киприды ранил своими жестокими стрелами… Пусть меня бесчестят за то, что я бросила свое сердце в бездну наслаждений, но, по крайней мере, я узнала божественные тайны жизни! Моя тень, вечно жаждущая идеала, сошла в чертоги Гадеса, мои глаза, ослепленные блестящим светом, видели зарождающуюся зарю божественной любви!’…

Лучшую эпитафию великой греческой поэтессе оставил Пинит:

Пепел лишь Сафо да кости, да имя закрыты землею,

Песне ж ее вдохновенной бессмертие служит уделом!..

—————————————————————————

Источник текста: Иванов, Л.Л. Замечательные женщины с древнейших времен до наших дней: Критико-биографические очерки / Л.Л. Иванов. — СПб.: тип. П.Ф. Пантелеева, 1906.

Лев Львович ИвановЗамечательные женщины с древнейших времен до наших днейКритико-биографические очерки

I. Античный мир 2. Сафо

Читайте также:

Лев Львович Иванов
Замечательные женщины
с древнейших времен до наших дней
Критико-биографические очерки

I. Античный мир
2. Сафо