Первый день Пасхи. Купеческое семейство. В углу накрыт большой стол с закуской: окорок ветчины, окорок телятины, фаршированная индейка, соленья, пасха, масло в виде лежащего на тарелке барана и целая батарея бутылок. Хозяина дома — дома нет. ‘Сама’ и старшая дочка принимают визиты. Разряженные донельзя и напудренные, они сидят на диване и только и думают, как бы не измять платья. Тут же и восьмилетний сынишка в синеньком пиджаке. Он прыгает перед ними на одной ножке и напевает стихотворное поздравление с праздником, прочитанное им отцу и матери после заутрени.
— Христос воскрес и к жизни вечной нам путь открыла благодать! — твердит он.
— Да уймись ты! — восклицает дочка.— Маменька, дерните его за вихор! Что он словно маюта перед глазами мается!
— Ах, душенька! Дерни сама! Я уж и то совсем раскисла,— лениво отвечает мать.— Шутка ли, целую заутреню и обедню выстоять и, почитай, больше чем с сотнею разного народа перехристосоваться! Губы и то словно сафьянные. Уж хоть бы поскорей эти визиты кончались!
— А вы зачем в настоящую? Делайте как бы без чувств, просто со щеки на щеку.
— Ох, не умею я эдак! Да к тому же мужики прямо в губы лезут. Давеча крючники от тридцати ломовых закладок пришли… А приказчики из наших лабазов? А дворники? Потом еще каких-то солдат с десяток привалило.
Раздается звонок. Дамы оправляются. Вбегает молодой гость во фраке.
— Христос воскрес!
— Воистину…
Гость христосуется с маменькой. Дело доходит и до дочки.
— Я ни с кем не христосуюсь, — жеманится она, однако соглашается.
— Врет! Врет,— откликается ее братишка.— Давеча с Михаилом Иванычем так даже два раза христосовалась: один раз в зале при всех, а другой раз одна, в коридоре. Вот так! Раз, два, три! — считает он поцелуи.— Ну, теперь на загладку лизни языком…
— Эдакий мерзкий мальчишка! Другой и в самом деле поверит!
Гость садится.
— Где изволили у заутрени быть? — спрашивает он.
— У Владимирской. А вы?
— А мы у Иоанна Предтечи. С Марьей Дмитриевной Андроновой дурно сделалось.
— Ну, это она нарочно… Рюмочку винца… да закусить… ветчинки?..— предлагает гостю хозяйка.
— Увольте… Признаться сказать, после заутрени по-накинулись на нее, и теперь глаза бы не глядели… Куда ни придешь — везде ветчина…
— Мне и самой она претит, ну да что делать…
— Прощайте. Семену Семенычу поклон… Верно, с визитами уехал?
— Да, сначала, пока в свежести-то, к приютскому генералу уехал, ну а потом по знакомым…
Гость уходит. Входит второй. Христосованье, вопрос: ‘Где были у заутрени?’
— У Исакия,— отвечает гость.— Лет семь уже собирался… Восторг, я вам доложу!.. Купол освещен… народу страсть… просто хоть по головам ходи!.. У меня фалду у сюртука оторвали, а Лука Иваныч калошу потерял… Теснота, давка! Одну женщину на руках вынесли… Но поют — век не забуду!
— Водочки… да закусить ветчинки?..
— Водкой зубы пополощу — извольте, а ветчины — ни Боже мой! И то сегодня гофманские капли принимал. На Страстной-то неделе, знаете, всякую дрянь ели, а тут после заутрени и понабросились на ветчину да на яйца… Фунта полтора съел…
— Ох, уж и не говорите! Я сама… а теперь скверно. Но все-таки без ветчины нельзя…
Посетитель ‘полощет зубы’. Входит еще гость, очень франтоватый и красивый. Поцелуи.
— Где изволили у заутрени?..
— У глухонемых…— отрезывает гость, не дожидаясь окончания вопроса.— Поют только плохо…
— Ну, с глухонемых и требовать нельзя…— говорит хозяйка.
— Да вы думаете, они сами? Нет, любители какие-то. Где же глухонемым петь!
— Да ведь их учат… Они и на фортепианах играют и поют… и на скрипке…
— То слепые, маменька… В институте слепых…— поправляет дочь.
— Ну, подишь ты, а я перепутала! Закусить?..— предлагает она гостю.— Ветчинки…
— Лучше ложку дегтю, а уж отнюдь не ветчины! Верите ли, один день только поел, а уж…
— Да, все жалуются… Впрочем, если с водкой, так ничего… Скушайте кусочек…
— Не могу-с, ей-Богу, не могу! И то целый день мятные лепешки ем…
— Не знаю… Иным ничего… Давеча священники были, так пол-окорока съели…
Еще гость. Еще христосованье.
— Представьте, Варвара Захаровна! — восклицает он.— Нес вам двухжелтковое яйцо от своих кур и в кармане раздавил! А яйцо-то оказалось всмятку… Такая оказия!
— Ах, Боже мой! Ведь эдак вы весь фрак испортите… Ну, выкушайте винца за это… да вот ветчинки…
— И не напоминайте мне про эту еду! Один день, а уж до того опротивела, что все ветчиной пахнет… Давеча стакан чаю — и то ветчина! С генералом христосовался, и от того ветчиной отдает…
— Да ведь куда ж ее целый окорок?.. Где у заутрени были?