С лучом
С лучом
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
С лучом, Коровин Константин Алексеевич, Год: 1936
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Коровин К.А. ‘То было давно… там… в России…’: Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
Кн. 2. Рассказы (1936-1939), Шаляпин: Встречи и совместная жизнь, Неопубликованное, Письма
М.: Русский путь, 2010.
Тоскливо проходят осенние дни в деревне. Уж конец октября, давно померкли летние ясные зори, короче стал день, рано наступали грустные осенние сумерки. Тихо спит обнаженный сад, и темные леса стоят в задумчивой мгле. Хмуро, уныло ждет природа зимы.
Но друзья мои, охотники, приехав в мой деревенский дом, не унывают. Настроение у них полно надежд, они веселы и бодры. Разговоры про охоту полны особенных впечатлений. Наступает ночь. В доме тепло. Приятели мои, охотники, сняли высокие сапоги, куртки, сидят за большим столом, где уютно горит лампа, и пьют бесконечно чай.
— Уж поздняя осень,— говорит охотник Караулов. — Все улетело в теплые края: дупеля, бекасы, утки, гуси…
— Утки еще держатся,— сказал охотник-крестьянин Герасим,— снегу еще не было.
— Место здесь такое у него,— сказал приятель мой, Павел Александрович,— что всегда охота есть. Тетерева, глухари, куропатки, зайцы, лисицы, лоси-звери есть.
— Верно,— подтвердил Герасим,— тут охота завсегда, когда хошь, хоть вот теперь, сейчас.
— Теперь, ночью-то?— сомневался приятель Василий Сергеевич Кузнецов.
— Верно говорю я,— сказал Герасим,— теперь ночь темная, самая настоящая охота, ехать в лодке с лучом, с острогой.
— Верно,— говорят охотники,— молодец ты, Герасим, ехать с острогой на рыбу — замечательно.
— Замечательно,— подтвердил Василий Сергеевич,— только перевернет челн, купаться что-то не хочется, неприятно, вода холодная. И утопиться можно.
— Бывает,— говорю я,— водяной шутит.
— Вот я терпеть не могу этих разных штук, водяных, лесовых, домовых, благодарю вас, довольно их было.
— Герасим Дементьевич,— предлагает Павел Александрович,— давай поедем, правда, лучить рыбу. Ночь тихая. Как бы достать смолья?
— Ладно,— согласился Герасим,— сейчас пойду, попытаю достать у рыбака Константина. У него всегда смолье есть, и челны у него возьмем. Наш тоже.
— Я не еду,— сказал Василий Сергеевич.
— Поедем,— зовут приятели Василия Сергеевича,— ну, чего боишься!
— Ничего не боюсь, а у меня ревматизм, в воду попадешь, ноги раздует.
Герасим ушел, а мы собирались, надевали длинные сапоги и уговорили ехать лучить рыбу и Василия Сергеевича.
Зажгли фонарь. Выйдя из дома на крыльцо, увидели, ночь была темная. Тихо. Идем краем леса. Пахнет землей и сыростью осени. С горки, видим, освещается противоположный берег реки, лес. А внизу Герасим и рыбак Константин зажгли смолье, положенное на ‘козу’, железную решетку, прибитую на носу челна. Ярко горит смолье. Садимся в челны. Берем остроги. Дым от смолья попадает в нос, летят искры. С Василием Сергеевичем садится Герасим. Тихо отчаливают челны, освещая воду реки. Я вижу дно, песок, водоросли, стайку пескарей, потом мутная вода. Это глубина реки. У самого берега вижу освещенную светлую рыбу, опускаю в воду острогу, ударяю рыбу.
— Есть!— сказал рыбак Константин, правящий сзади челном. Крупный линь вертелся на остроге.
Опять едем у берега обрыва, наверху большой лес седыми елями спускается к реке. Темные, огромные тени ложатся от нас по песчаному обрыву. Они, как страшные великаны, повторяют наши движения. Впереди, у другого берега, я вижу: у Павла Александровича на остроге бьется большая рыба.
— Ишь, здорову щучину заколол,— сказал рыбак Константин.
На песке, на дне реки, я вижу большой, как бы белый крюк. Ударил острогой, и вынимаю темного налима, и слышу, сверху обрыва кто-то говорит: ‘Ишь, рыбину заколол! Им косу не переехать, перевернет’.
— Это кто там говорит?— спросил Василий Сергеевич. — Какую косу?
— Какую косу?— передразнили его сверху из тьмы. — Узнаешь какую, погоди!
— А вы кто там такие?
— Мы-то? Черти лесные, ха-ха-ха-ха! ‘Ха-ха-ха-ха’,— разнесло эхо по лесу.
— Слышите, это что там за голубчики?— беспокоился Василий Сергеевич.
— Эй, кто вы?!— крикнул я.
— Лесовые,— ответили с обрыва.
— Хорошо, только не мешайте нам!
— Ладно! Сами утопитесь.
— Оттолкнись, Василий Сергеевич, от берега,— сказал Герасим.
Тот сильно стукнул острогой к берегу. Вдруг с быстрым всплеском у берега взвилась огромная рыба, острога дернулась вбок, вырвалась из рук Василия Сергеевича и пропала в воде. Челн зашатался, посыпалось смолье и зашипело, упав в воду.
— Ого-го!— кричали сверху.
Василий Сергеевич стоял в воде по колено. Герасим тянул челн к берегу. Дальше по реке я увидел, как по поверхности воды плыла стоймя палка остроги, погружаясь в воду.
— Вот вам, доехали,— сказал Василий Сергеевич,— благодарю вас. Мне видно было, как острога пристала к берегу и остановилась.
— Сейчас,— говорит тихо Герасим,— постой, сейчас зажгу,— и чиркает спичкой. — Эка тьмища, ух, велика рыбина.
Зажигает щепку смолья и кладет на ‘козу’. Я подъезжаю к нему.
— Дайте смольеца,— говорит тихо Герасим,— эва, рыбина-то какая — не ушла бы. Поедем, Василий Сергеевич, скорей, она у того берега, видать острогу-то.
— Поезжайте,— говорит Василий Сергеевич,— ас меня будет. Руку дернуло, чисто черт.
— Черт!— крикнул наверху кто-то…
И крутом эхо повторило: ‘Черт — черт — черт…’
Тихо переплывая реку рядом со мной, Герасим шепотом сказал: ‘Почто чертыхаться, на воде-то неловко’. И, подплывая к берегу, где была видна острога, он с силой бросил свою острогу в воду и крикнул: ‘Есть! Не уйдешь, бей, Лесеич!’
Я ударил у берега в рыбу. Герасим бросился из челна и схватил остроги, вытягивая рыбу на берег.
— Не уйдешь, наша,— говорил Герасим. ‘Наша, наша’,— отвечало в лесу эхо.
Таща рыбу на берег, Герасим упал, держа огромную щуку.
— Более пуда,— сказал он, таща щуку дальше на берег.
— Эку рыбину сшибли,— сказал, подходя, молодой парень.
— Ты чего тут, Серега?— спросил Герасим.
— В ночном пасем, тепло ноне,— ответил пастух.
— Это ты орал наверху?— спросил я.
— Не, не я, я так сказал, а тут завсегда крутом орет, ты ему слово, а он тебе десять. Место такое. Чертовое. Тут кажет. Нечисто место.
Я поехал за Василием Сергеевичем на другой берег.
— Молодец,— говорю я,— Вася! Щучину ты сшиб больше пуда. Садись, едем.
— Ну и местечко здесь у вас,— сказал приятель.—Я ведь слышу, нечистое место, говорят.
Увидав огромную щуку, Василий Сергеевич расхрабрился:
— Хорошо, что острогу-то выпустил, а то бы сорвалась. Ну, потащим домой.
— Семен-то, Баторин,— сказал пастух,— этку рыбину заострожил да домой-то и нес ночью, на спине, а принес в избу, бросил, ан, глядит,— бревно, вот оно. Тута это место,— сказал Серега,— тут завсегда кажет.
— Что кажет?— спросил Василий Сергевич.
— Кажет, да вот высунет морду из воды, вон это место, у леса, и начнет укать, теперь нету, а вот месяц когда, все укать зачнет, а девка по берегу бегает и кричит: ‘Мое, мое, мое, мое…’
— Хороша же у вас тут местность!— сказал Василий Сергеевич. — Вся охота с лешими перепутана.
Герасим, продев в жабры щуки веревку, привязал ее к шесту остроги, и, сказав: ‘Берите’ — и подняв оба конца, положили шест на плечи, чтоб нести щуку. Она висела посредине, хвост ее касался земли. Щука была велика.
— Вот, Василь Сергеич, какая тебе удача,— сказал Герасим,— это что, я эдаких-то щук не видал. Это надо справлять охоту такую, а ты все серчаешь.
— Не ударь я ее сильно, ушла бы,— оживился Василий Сергеевич,— гляжу под берег, думаю, бревно, и двинул в бревно-то, отъехать хотел, а она как ахнет, я думал — прощай. Господи, помилуй. В воду и спрыгнул.
— Ты сказал ‘черт’,— подтвердил пастух,— я слыхал. На воде-то чертыхаться — утопит. Вон Гришка, мельников сын, засыпал ночью зерно да чертыхнулся, а его оттуда, из-за жернова, за волосья да в омут,— вытащили, всего в бодягу завертело. Будя, боле чертыхаться — бросил. А Васька Гвоздев месяц матерно обругал, так вот у него на носу лепеха выросла, все девки от него прочь.
Василий Сергеевич увез щуку в Москву, снял себя с ней на фотографии. Приготовил ее разварную. Много было друзей: актеры, актрисы. Василий Сергеевич рассказывал: когда он ее ударил острогой, то в лесу черти лесовые закричали все и в ладоши захлопали.
— Почему же, Вася, собственно, в чем же дело?— спросил его артист Клинов, который готовил отварную щуку. — Чему лесовые черти рады были, чему?
— Хорошо не знаю,— ответил Василий Сергеевич,— но говорят, что она, щука эта,— оборотень. Я ведь в бревно острогой ударил. Чтоб от берега отплыть.
— Так вот в чем дело,— сказали гости-актеры,— теперь все понятно, какая дура, ей бы бревном оставаться, а теперь мы ее съедим.
С лучом — Впервые: Иллюстрированная Россия. 1936. 8 февраля. Печатается по журнальному тексту.