‘Выезжаем 29-т из Берлина, 30-го будем в Негорелом’ — гласила телеграмаГорького, полученная тов. Халатовым. Решено было послать на границу тов. Урицкого и меня, работающих с Горьким по жизни ‘Наших Достижений’. В день нашего от’езда было опубликовано, что верховный орган трудящихся избрал Горького в члены Центрального Исполнительного Комитета Союза OOP. Тов. Халатов получил для Горького циковский билет и значок и вручал их нам для передачи.
Мы прибыли на ст. Негорелое в 8 час. вечера. На маленькой пограничной станции оживление. По перрону снуют фотографы. Устанавливается кино-аппарат. На перроне около 60 человек, среди которых представители Белоруссии, поэты Янко Купала, Тишка Гартный и Александрович, академик Жилунович, уполнаркоминдела Ульянов, представители вузов и очень много рабкоров.
* * *
Тихо подошел польский поезд.
В окне Алексей Максимович Горький с приподнятыми вверх руками,— характерный жест приветствия Горького Аппараты защелкали. Мы вошли в вагон приветствовать дорогого гостя. Через несколько минут мы перешли в советский поезд.
Тов. Урицкий поздравил Горького с избранием и вручил ему билет и значок ЦИК’а.
Горький был весьма растроган, поблагодарил и смущенно сказал:
— Ну что-ж, речей я произносить не умею… Еще раз большое спасибо.
В беседе, длившейся около получаса, представители Белоруссии касались вопросов литературного характера. Они указывали на быстрый рост национальной литературы, на значительный рост белорусских газет, тираж которых за последние два года увеличился с трех до 50 тысяч. В беседе белорусские писатели отмечали необходимость издания на белорусском языке иллюстрированного журнала, наподобие ‘Прожектора’ шли ‘Красной Нивы’.
Человек пятьдесят ждали Горького у вагона. Алексей Максимович, узнав об этом, вышел из вагона и присел на подножку вагона. Завязалась оживленная беседа, инициатива которой была в руках рабкоров. Его спрашивали — долго од он пробудет в Союзе,— на что Алексей Максимович ответил, что не исключена возможность, что к осени ему придется вследствие болезни вернуться обратно в Италию.
Его спрашивали, как он относится к социалистическому соревнованию.
— Прекраснейшая вещь, — ответил Горький.— Я считаю, что тот пафос творчества, которым заражены наши строители нового уклада жизни, может крепко сказаться на социалистическом строительстве.
Рабкоры интересовались тем, что пишет о нашем Союзе буржуазная печать, как относятся к Горькому итальянцы и т. п.
Второй звонок,— и Алексей Максимович тепло попрощался с этой аудиторией молодежи и вернулся в вагон.
* * *
Под’езжаем к Минску. На вокзале минские рабочие, пролетарское студенчество, печать и рабкоры. Ночь темная. Три прожектора бросают яркие снопы света на море голов. Один из этих прожекторов направлен на раскрытое окно вагона, у которого стоит Алексей Максимович. Громкое ‘ура’ перекатывалось по перрону вокзала. И когда все смолкло, Алексей Максимович, растроганный до слез, обратился к собравшимся с кратким словом:
— Привет вам, дорогие товарищи! Всматриваясь в ваши бодрые лица, в лицо, в блеск ваших глаз, я чувствую всем своим существом что вы настоящие и будущие строители нового общества… Только советская власть могла вас приобщить — к груду, к жажде знаний, к творчеству во всех областях нашей интереснейшей жизни. Только здесь чувствуется это строительство и только в нашей родной стране созданы условия, когда самая издавняя безумная мечта человечества может быть осуществлена… Среди этой многотысячной толпы, возле вагона, на руках был поднят, видимо, рабочий от станка, а может быть, рабфаковец. Строгое, сильное лицо. Он обратился с ответным словом белорусском языке к Алексею Максимовичу:
— Только на-днях наше правительство утвердило пятилетку. Это — великий план работы во всех областях социалистической стройки. Этот план обязывает всех нас еще крепче взяться за дело. И мы глубоко уверены в том, что наш дорогой писатель, Максим Горький, примет самое активное участие в этой великой работе.
Под громовое ‘ура’ и сопровождаемый звуками оркестра — поезд медленно отошел в Москву.
В беседах с М. Горьким устанавливаешь, что его очень интересуют открытия в любых областях науки и техники. И когда его собеседники сообщают ему какой-либо факт — касается ли он открытия какого-нибудь крупного совхоза, большого завода, новых источников, ископаемых и т. п.— Алексей Максимович частенько перебирает собеседника, заявляя:
— Знаю я об этом… Как же, читал. Обязательно с’езжу туда-то…
При всяких парадных встречах — Горького обычно засыпают вопросами. В интимной беседе — наоборот расспрашивает он. И это имело место на перегоне Минск — Москва, когда Алексей Максимович бесконечно расспрашивал тов. Урицкого о всех новостях в области государственного руководства Союза Советов, достижениях и т. п.
Мы приехали с опозданием на час в Москву. Несколько сот друзей Горького среди которых были товарищи Уханов, Смирнов, Халатов, Ганецкий, Свидерский, Мих. Кольцов, Элиава, Тер-Габриэлян, Канатчиков, Раскольников тепло встретили его. Вот крепкая фигура Александра Петровича Смирнова приближается к Горькому. И вместе обычных приветствий, он говорит:
— Ну, Максимыч, теперь, надеюсь уж навсегда к нам…