Сосновский Лев Семенович
Сосновский Лев Семенович
Рыцарь пера
Рыцарь пера
Рыцарь пера, Сосновский Лев Семёнович, Год: 1922
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Мы, советские журналисты, имеем основание торжествовать: в нашей среде нашелся человек, которого представили к награждению орденом Трудового Красного Знамени. Мы так мало избалованы знаками внимания и поощрения, что, поистине, можем все до одного праздновать это событие. Наконец-то работа пером приравнена к работе винтовкой или молотом, а фронт газетный — к фронту труда или гражданской войны. Вернее сказать, в газете сливаются оба фронта: войны и труда. И жертв этот объединенный фронт уносит тоже немало. Гибель тов. Спиридонова [московский рабкор] — еще у всех на памяти. А подлое ночное нападение на сотрудника ‘Раб. Москвы’ (рабочего трамвайного парка) учинено уже после убийства Спиридонова.
Фамилия награжденного журналиста — тов. Рогозовский. Истории угодно было улыбнуться и остановить свой выбор на журналисте из незабвенного гоголевского города Миргорода.
При Гоголе в Миргороде не было ни газет, ни редакторов, — иначе в архивах сохранились бы номера газет со следами деятельности миргородских деятелей — Довгочхуна и Перерепенки.
При Советской власти в Миргороде есть газета, и редактирует ее тов. Рогозовский. Нынешнего Миргорода вообще нельзя сравнить с гоголевским. Там, где, по Гоголю, в центре города была лужа, а в луже копошилась всякая живность (свиньи, гуси и пр.), ныне там обнаружены мощные целебные источники, даже радиоактивные. И Миргород собирается, приумывшись и причесавшись, стать всесветным курортом.
Темп жизни в Миргороде тоже изменился. Если прежде ссора Ивана Ивановича с Иваном Никифоровичем из-за ‘гусака’ длилась чуть не годы и составляла главнейшее событие ‘общественной жизни’ Миргорода, то теперь миргородские жители привыкли к другой скорости и другому размаху. За 2-3 года на глазах Довгочхунов и Перерепенок сменилось не меньше дюжины властей. Красные, белые, жовтоблакитные, розовые, черные — всякие войска взад и вперед топтали мирную миргородскую землю. И когда шум последнего военного марша затих, миргородцы окончательно поняли, что они — советские граждане, и начали приспособляться к новому порядку.
Рогозовский стал редактировать местную советскую газету, а какой-то из потомков Довгочхуна сел на кресло председателя исполкома.
Собственно говоря, слово ‘редактировать’ не совсем точно определяет работу тов. Рогозовского. Человек он простой, не очень грамотный. Простой наборщик. Сначала он только набирал газету. Потом как-то случилось, что редактор газеты не то уехал, не то заболел, и газета должна была умереть. Рогозовский решил спасти газету. Не покидая поста наборщика, он принялся за работу редактора. Сам писал статьи и заметки, сам редактировал, сам корректировал, сам набирал и сам распространял.
Помимо этого, как хороший коммунист, он исполнял и все другие обязанности. Ездил по уезду проводить перевыборы, агитировать по продовольственной части, учить крестьян, как строить жизнь по-новому, не по-гоголевски, а по-советски.
Разумеется, на время выездов тов. Рогозовского из города прерывался и выход газеты. Крестьяне приезжали в Миргород и, видя, что на окнах не вывешен плакат ‘Роста’ с последними новостями, сразу догадывались: значит, Рогозовского в городе нет.
А когда Рогозовский в городе, не только газета, но и радиовестники исправно выходят. В редакции у Рогозовского всегда полно народу. То селяне приходят к справедливому коммунисту искать совета и правды. Может быть, и не совсем это правильно, что идут не в исполком, а к редактору, да что же поделаешь с упрямыми дядьками и дидусями — верят справедливому коммунисту больше всяких исполкомов (‘хай им…’).
Однажды над редактором стряслась беда. Узнал он, что местная уездная власть теснит стариков, у которых дети героями погибли на красном фронте. Взял и написал в московскую ‘Правду’. А в ‘Правде’ какой-то чудак переслал письмо Рогозовского полтавскому губисполкому. А полтавский губисполком — миргородскому исполкому. А тут уж какой-то Довгочхун без долгих размышлений поволок редактора в тюрьму.
— Позвольте, товарищ, у меня номер не закончен… От этого международная и внутренняя политика могут пострадать. Дайте хоть номер выпустить…
— Р-разговаривать тут. Одевайсь…
Постарадала ли международная политика, почувствовала ли Антанта передышку от трехмесячного отсутствия Рогозовского на газетном фронте — неизвестно. Но Рогозовский, во всяком случае, отсидел три месяца в тюрьме.
Прямо из тюрьмы примчался т. Рогозовский на всероссийскую конференцию журналистов в Москву. После моего доклада о тяжелом положении печати Рогозовский прислал мне письмо, где в выражениях и трогательных, и наивных описывал свою многострадальную редакторскую жизнь.
Но за всем тем был бодр и возвращался к себе в Миргород, полный всяких проектов и планов и уж, во всяком случае, без нытья, без тени уныния и отчаяния. От него веяло украинским черноземом, украинским юмором, украинским ‘хохлацким’ упорством.
Все хорошо, что хорошо кончается. Короткая телеграмма в ‘Известиях’ гласит:
‘Редактор миргородской уездной газеты т. Рогозовский, издававший газету в необычайно тяжелых условиях, сам набиравший и сам распространявший ее среди населения уезда, представлен уисполкомом к ордену Трудового Знамени как герой красной печати’.
Братья-журналисты, склоните перья перед истинным рыцарем пера, в далекой глуши героически стоявшим на посту красного журналиста. Пусть злорадствуют враги над советской печатью. Таких Рогозовских буржуазная печать не знает. К буржуазному журналисту крестьяне не пойдут за советом и поддержкой, да и буржуазный журналист не тем занят. А среди нас Рогозовских много. Этим и сильна красная журналистика при всех ее слабостях.
Источник текста: Дела и люди. В 4 кн. Кн. 1. Рассея: М., Л., 1924
Рыцарь пера. Впервые опубликовано в газете ‘Правда’ 22 ноября 1922 г.