М.Н. Катков
М.Н. Катков
Русское дворянство и русский народ, их взаимные отношения
Русское дворянство и русский народ, их взаимные отношения
Русское дворянство и русский народ, их взаимные отношения, Катков Михаил Никифорович, Год: 1865
Время на прочтение: 5 минут(ы)
В Москве все заняты теперь совещаниями дворянского губернского съезда, обращающими на себя общее внимание как важностью обсуждаемых предметов, так и оживленностью прений и замечательными дарованиями, которые в них обнаружились. По существующему положению, совещания на дворянских съездах не могут быть предметом полной гласности в печати. Вот почему наши отчеты об этих прениях не могут быть полны, вот почему также мы не считаем себя вправе пускаться в какие-либо суждения о предметах и ходе совещаний нынешнего дворянского съезда. Тем не менее эти совещания или, по крайней мере, приготовления к ним успели, хотя и глухо, отозваться в печати. В нашей журналистике снова возник вопрос о дворянстве, о его отношениях к народу и т.д. Мы не хотим теперь вступать ни в какую полемику, но считаем не лишним сказать два-три слова по поводу этих толков.
О русском народе мало сказать, что в нем преобладают здоровые элементы. Он весь, в целом своем составе, во всех своих классах, имеющих значение в народной жизни, отличается самым здравым, самым трезвым настроением. Патриотический дух, дающий государствам крепость, так силен в русском народе, что нет на свете народа, который бы превосходил его в этом отношении, и, что особенно важно, патриотический дух есть общая принадлежность всех классов русского народа, высших и низших. Есть страны, где крестьянство равнодушно к вопросу о целости и чести государства, есть много народов, в которых купеческое сословие отличается меркантильным и космополитическим характером. В русском народе всякий патриотический вопрос равно чувствуется и дворянством, и крестьянством, и торгующим классом, даже класс фабричных работников, немногочисленный у нас, поспорит со всеми другими классами русского народа в живом чувстве любви к Царю и отечеству. В то же время русский патриотизм есть чувство чистое, желание, им возбуждаемое, есть желание жертвовать и служить, а не желание властвовать и управлять. Это последнее желание так слабо в русском народе, что смотрящие на русский народ со стороны и судящие о нем поверхностно в отсутствии властолюбия видят политическую неспособность. Они забывают, что где есть готовность на жертвы, где есть способность приносить их с радостью и восторгом, там не может быть политического равнодушия, там отсутствие властолюбия и порождаемых им политических страстей не есть недостаток, а напротив, есть добродетель. Политическая жизнь течет успешно не там, где политические интересы вызываются стремлением к власти, а там, где они основаны на чувстве обязанности, где политические права стоят на втором плане, а политические обязанности есть цель и причина, а право только средство и следствие. Только там политический интерес соединяет людей, и только там есть твердая почва для здоровой политической жизни, для дружного действия в видах государственной пользы. Властолюбие есть эгоизм и, как всякий эгоизм, порождает рознь с ее бессилием к плодотворной деятельности.
Русский народ, не зная политического властолюбия, совершенно чужд и политической зависти. Истинный русский человек не завидует своему согражданину, выше его стоящему, он смотрит с уважением на всякое высокое положение, ему вовсе неизвестно ревнивое желание равенства. Никто так не ошибается насчет России, как те, которые называют ее демократическою страной. Напротив, нет народа, в котором демократические инстинкты были бы слабее, чем в народе русском… Они проникли, и то лишь слабо, в ту получиновничью, полушляхетскую среду, которая примыкает к поместному дворянству как несвойственный ему придаток и отнюдь не пользуется симпатиями других сословий. Весь raison d’etre [смысл (фр.)] ее заключается в их неполноправности. Отмена крепостного права уже изменила общественное положение этой среды, возвышение других сословий до гражданской полноправности и вообще правильное развитие земской жизни поведет к тому, что эта среда разложится на свои элементы.
К землевладельческому дворянству, к дворянству состоятельному в русском народе нет антипатии, и оно, с своей стороны, не заслужило антипатических чувств. Ему ставят в укор крепостное право, его требуют к ответу за то, что оно будто бы не протестовало против крепостного права. Нет ничего несправедливее этих обвинений. Многие из лиц дворянского сословия высказывались против крепостного права, высказывались даже официально, когда подобные заявления влекли к последствиям не совсем приятным. Огромное большинство поместного дворянства пользовалось крепостным правом с такою умеренностью, что суровость права значительно смягчалась его применением. Люди, мало знакомые с действительным положением дел в России, полагали, что освобождение помещичьих крестьян от крепостной зависимости будет сопровождаться взрывом народной ненависти против угнетателей народа. Они были удивлены спокойною развязкой крепостных отношений и почти повсеместным сохранением земского мира. Крестьянская реформа потребовала от помещиков огромных жертв, в крестьянах она должна была развить притязательность. Можно было ожидать, что сама реформа породит тот антагонизм между сословиями, которого не завещало даже крепостное право. И что же мы видим? Едва обнаружились признаки государственной опасности, как смокли все взаимные счеты и разом устранились возникавшие затруднения. Теперь крестьянское дело можно считать окончательно улаженным, и споры между помещиками и крестьянами ограничиваются почти исключительно разверстанием угодий, то есть таким делом, которое и при отсутствии крепостного права не могло бы идти очень успешно. Разве полюбовное размежевание между помещиками шло успешнее? Разве государственные крестьяне или казаки охотнее бывших помещичьих крестьян соглашались на размежевание с помещиками? Размежевание и разверстание — одна из самых трудных государственных задач. Громадные интересы связаны с этою задачей, успехи сельского хозяйства невозможны без ее исполнения, но исполнение ее бывает повсюду сопряжено с раздражением и жалобами. На полюбовное соглашение тут нельзя много рассчитывать, на него не рассчитывает и большая часть иностранных законодательств, и потому допускает размежевание принудительное. Только чрезвычайно удачным ходом крестьянской реформы можно объяснить себе ожидания, что разверстание угодий совершится у нас незаметно и как бы само собой. Успех крестьянской реформы приучил всех не придавать значения и разверстанию угодий, мы как бы упустили из виду колоссальность этого дела и забыли, что такие великие дела не могут совершаться совсем без затруднений. Но если взглянуть на это дело в его действительном виде и оценить его сообразно его действительному значению, то нельзя будет не признать, что и оно идет успешнее, чем можно было думать, — успешнее, чем оно пошло бы в любой другой стране. Один блестящий оратор на нынешнем губернском съезде московского дворянства говорил о благополучном исходе крестьянского вопроса как об убедительном свидетельстве в пользу политической доброкачественности русского дворянства. Он сказал, что освобождение крестьян нигде не могло бы совершиться так мирно, как оно совершилось в России. Русское дворянство действительно имеет полное право с гордостью указывать на осуществление крестьянской реформы как на свой исторический подвиг. Дело крестьянской реформы было ведено не бюрократическим порядком. Монаршая воля предоставила разработку его дворянским комитетам, редакционные комиссии, трудившиеся на основании этих работ, состояли почти исключительно из помещиков, из помещиков были избраны мировые посредники, ближайшие исполнители законоположений 19 февраля, наконец, общий дух поместного дворянства придал всему этому делу тот мирный и справедливый характер, которым оно было в целом так явственно и вместе так неожиданно запечатлено. Крестьянская реформа не испортила отношений между двумя по-видимому противоположными сельскими сословиями, а напротив, скрепила живую связь между ними: немногие бывшие доселе выборы по земским учреждениям успели уже показать, каким доверием пользуется между крестьянами поместное дворянство.
Главное политическое значение крестьянской реформы состоит в том, что она освободила поместное дворянство от того условия, которое отделяло его интересы от общих интересов народа. Отныне поместное дворянство становится тем единственным классом русского общества, которого интересы сливаются с интересами всех других сословий и который не может иметь своих отдельных интересов, более дорогих ему, чем общие государственные. Отныне говорить о сословном эгоизме русского поместного дворянства может только тот, кто верит в возможность восстановления крепостного права в России, то есть кто действительной России не знает.
Впервые опубликовано: Московские ведомости. 1865. 12 января. No 8.