Время на прочтение: 20 минут(ы)
Г. Чагин, С. Москаленко
Русский военный бытописатель Федор Федорович Тютчев
‘Мир приключений’, М., ‘Правда’, 1990
Творчество русского военного бытописателя Федора Федоровича Тютчева пока, к сожалению, мало знакомо широкому кругу читателей и еще меньше осмыслено литературной критикой. 1916 год, год его гибели в империалистической войне, стал и последней вехой в публикации произведений талантливою прозаика. Как ни странно, но именно известная в литературе фамилия отнюдь не способствовала популяризации беллетристики сына величайшего русского поэта, активно сотрудничавшего с целым рядом петербургских и московских газет и журналов в конце прошлого и начале нашего столетия. Современники Ф. Ф. Тютчева отмечали, что особенно в последние годы его творчества ‘в изящной словесности на темы из военного быта он не имел себе соперников по силе выказанного таланта’, унаследовав от отца ‘безупречный русский язык, беспретенциозность, красоту, пластичность изображения и редкую простоту замысла, рассказа… Это была крупная величина в наше безвременье среди русской беллетристики… В литературе не только военной, но и всей общей русской художественной литературе он оставил видный, талантливый след’.
В начале пятидесятых годов прошлого столетия великосветское петербургское общество было немало шокировано связью старшего цензора Министерства иностранных дел поэта Ф. И. Тютчева с Еленой Денисьевой, племянницей инспектрисы Смольного института, в котором учились дочери Федора Ивановича от первого брака Дарья и Екатерина. Противозаконная любовь женатого, почти пятидесятилетнего мужчины и девушки вдвое моложе его быстро создала вокруг них полосу отчуждения. Но в то время как Елена Александровна и родившиеся потом ее дети занимали в обществе довольно двусмысленное положение, семейная жизнь Тютчева, по крайней мере внешне, оставалась неизменной
Старший сын поэта и Денисьевой Федор родился 11 октября 1860 года в Женеве, где в то время пребывали на отдыхе его родители. Сын действительного статского советника и родовитой дворянки, хотя и был, как и двое других их детей, усыновлен отцом, тем не менее, как незаконнорожденный, на своей настоящей родине был приписан к мещанскому сословию Петербурга.
Жизнь сурово обошлась с этой длившейся полтора десятилетия любовной связью Тютчева. В августе 1864 года в возрасте всего тридцати восьми лет, не вынеся жизненных невзгод, от чахотки умирает Елена Александровна, а в мае следующего, в один и тот же день, от той же болезни, что и их мать, умирают четырнадцатилетняя дочь Елена и годовалый сын Николай. Федор Иванович сразу постарел, еще больше замкнулся н себе. В октябре 1864 года с чувством позднего раскаяния он пишет А. И. Георгиевскому, мужу сестры Денисьевой: ‘Память о ней — это чувство голода в голодном, ненасытимо голодном. Не живется, мой друг Александр Иванович, не живется… Гноится рана, не заживает. Будь это малодушие, будь это бессилие, мне все равно. Только при ней и для нее я был личностью, только в ее любви, в ее беспредельной ко мне любви, я сознавал себя… Теперь я что-то бессмысленно живущее, какое-то живое, мучительное ничтожество…’
Живым укором отцу остался и четырехлетний сын Федор. Даже усыновление давало мальчику слишком мало прав в том обществе, где он воспитывался. На долгие годы потом эта незаконнорожденность станет постоянным предметом унизительной озабоченности будущего писателя. И все-таки нерадостное детство ‘затертого и засованного по углам в доме родных’ ребенка не ожесточило его душу, оказавшуюся сильной и доброй. Живой, любознательный, он рос сначала в Петербурге на попечении тетки его матери А. Д. Денисьевой, которую страстно любил и звал бабушкой, а потом, по настоянию отца, сына отправили в Москву к старшей дочери поэта А. Ф. Аксаковой-Тютчевой, не имевшей своих детей.
Отец мало радовал сына вниманием. Сам Федор Федорович вспоминал о том времени: ‘С моего отъезда в Москву в 1870 году и до смерти Ф<едора> И<вановича> (1873) я видел его два раза. В первый раз в Лицее цесаревича Николая1, в Москве, куда он приехал ко мне, а второй незадолго до его смерти в Петербурге…’ Сколько боли и горечи, пережитых подростком и не забытых позже, скрывается за этой фразой. Но, несмотря на столь редкие встречи, Федор продолжал горячо любить отца, гордиться им, беречь семейные реликвии, особенно относившиеся к его матери, которую он боготворил. Именно Ф. Ф. Тютчеву мы обязаны сохранением и первой публикацией большей части стихотворений поэта, входивших в его любовный, ‘Денисьевский цикл’.
Федору не исполнилось и тринадцати лет, когда он, дворянский сын в мещанском звании, оказался круглым сиротой. После смерти матери оставшийся без нормального воспитания, он теперь начисто лишился родительской ласки и понимания. И в юноше, почти мальчике с хрупким здоровьем, ранимым самолюбием, проснулся дух противоречия и неприятия окружающей действительности. Кроме четы Аксаковых, от него практически открестились все родственники как со стороны отца, так и со стороны матери. А честнейший и добрейший И. С. Аксаков, человек большого ума, оказался лишенным педагогического таланта, к тому же возня с младшим отпрыском Тютчевской фамилии ему вскоре надоела.
Учеба в Лицее плохо давалась сыну поэта. Оттого в 1877 году, по совету А. И. Георгиевского, Федор был отправлен Аксаковыми в Лейпциг, в один из известных частных немецких пансионов, где год проучился в русской группе. Но, видимо, и там что-то не получалось ‘Из Феди не сделать ни ученого, ни дельного человека,— писал по этому поводу Аксаков в Прагу архиерею русской православной церкви А. А. Лебедеву, на которого, как на педагога, рассчитывал Иван Сергеевич,— но можно пожелать ему, надо надеяться, не стать бездельником или негодяем’. И вскоре Федор Тютчев оказывается в Праге, в семье Лебедевых, где его еще год будут воспитывать в духе послушания и прилежания.
В 17 лет и по развитию, и по физическому складу казавшийся 14-летним, Федор, между тем, стремится в Петербург под опеку бабушки, А. Д. Денисьевой, уже дряхлой, доживавшей последние годы. Но уж туда-то Аксаков как раз и не хотел его допустить. Он пишет, что, оказавшись в Петербурге, Федор опять попадет в ‘гнусную среду своей бабушки’, избаловавшей и испортившей его в детстве, ‘снова свяжется со всякими старыми девицами, приятельницами Денисьевой, весьма враждебно расположенными к законной семье покойного Федора Ивановича и к нам с женою в особенности…’
Можно представить себе и среду, и обстановку, в которой рос последний из уцелевших незаконнорожденных детей Федора Ивановича Тютчева. И все-таки даже предубежденный к юноше Аксаков справедливо замечал, что, возможно, ‘из него выйдет поэт, сочинитель, но разочарованный…’ По свидетельству того же Аксакова, Федор пытался заниматься и живописью, но в то же время опекун подтверждал свою мысль тем, что ‘он никогда не займется серьезно его отработкой’ (т. е. отработкой таланта живописца). ‘Мне кажется,— заключал после всего этого Аксаков,— что Феде одна карьера — поступить вольноопределяющимся2 в полк…’
И действительно, в июне 1879 года Ф. Ф. Тютчев поступает вольноопределяющимся в Первый Московский драгунский полк, а 1 сентября того же года зачисляется в Тверское кавалерийское юнкерское училище. Этой же осенью дождавшаяся, наконец, встречи с единственным внуком петербургская бабушка обшивает и экипирует Федю на деньги, присланные опекунами Аксаковыми. Надо сказать, что еще отец оставил ему капитал в процентных бумагах, дававший мальчику тысячерублевый годовой доход, на который он и воспитывался.
С тех пор, за тридцать пять лет во всех отношениях примерной службы, Ф. Ф. Тютчев пройдет трудный, а порой и опасный путь военного от вольноопределяющегося до полковника. И только смерть прервет эту насыщенную множеством событий жизнь самого себя воспитавшего человека, большого патриота, про которого солдаты говорили, что он ‘кругом хороший’.
Начало военной службы можно считать и началом литературного творчества. Юнкер Тютчев много читает, занимается самообразованием, вечерами, уединившись, ведет записи в тетрадях-дневниках. С появлением первых стихотворений, небольших рассказов возникает и желание где-то публиковать их. А вот этого и не разрешалось учащимся военных заведений. В конце концов страсть к сочинительству все пересиливает, и Тютчев, аттестуясь на подпрапорщика3, увольняется в запас.
Не имея средств к существованию, Федор Федорович связывал свои дальнейшие планы с возможностью службы в каком-либо печатном органе. Вскоре он получает предложение от издателя новой петербургской газеты ‘Свет’ и дает согласие работать в ней секретарем. Прельщало и то, что при газете планировался к выпуску еженедельный художественно-литературный журнал ‘Звезда’ и ежемесячное приложение небольших романов, составляемых в основном из произведений авторов ‘средней руки’.
Работа в редакции была каторжной, Тютчев очень уставал. Серые громады Петербурга давили своей тяжестью, делали невыносимой жизнь бедняков, таких, как он, разночинцев, мелких служащих, журналистов и литераторов, считавших каждый заработанный рубль, да так и не выбирающихся из нужды. Такую жизнь он нередко описывал и в своих первых рассказах, и в стихотворениях:
Город мрачный, но сердцу родной,
Как ты мне ненавистен порой!
Как нередко тебя проклинаю,
Обессилен неравной борьбой,
И как страстно, глубоко страдаю,—
Как томлюсь, как душой изнываю,
Мой тюремщик, в разлуке с тобой!..—
писал Федор Федорович о Петербурге.
К напряженной работе его обязывала и вскоре появившаяся семья. В апреле 1884 года у Тютчевых родилась первая дочь, названная отцом в честь своей горячо любимой матери Еленой, а через два года, в июле, вторая дочь — Надежда. Материальное положение семьи усугублялось еще и тем, что Федор Федорович давно отдал в долг весь свой капитал в 9000 рублей, но так и не смог получить его обратно — бывший приятель жестоко обманул его.
Тютчева, по старой дружбе с его отцом, поддерживали известные поэты Я. П. Полонский и А. Н. Майков. Яков Петрович даже пытался устроить Тютчева на должность в Общество взаимного поземельного кредита на жалованье в 33 рубля в месяц. Но служба мелким чиновником для вкусившего плоды некоторой известности литератора уже не устраивала Федора Федоровича. И он решает вновь избрать военное поприще. К тому же внезапно обострилась болезнь жены и врачи настоятельно рекомендовали ей сменить сырой петербургский климат.
После почти полуторагодовых хлопот, в июле 1888 года, Тютчева зачисляют в армию подпоручиком4. Вскоре ему предоставляется возможность определиться в Пограничную стражу, во многом сходную порядками со службой в кавалерии, которая ему была хорошо знакома с юнкерского училища. Переход в пограничную службу давал возможность закалить свой характер в борьбе с трудностями, сулил в будущем немало сильных ощущений в приграничных стычках с нарушителями, реально обещал развить силу, ловкость — то есть все то, чего так недоставало Федору Тютчеву в детстве и юности. И что еще было немаловажно — пограничные офицеры гораздо лучше обеспечивались материально. Значительная часть средств от задержанной контрабанды официально передавалась им на руки.
В звании корнета Тютчев начинает службу на границе с Пруссией, в Ченстоховской бригаде. Ему уже под тридцать… Отныне сыну поэта на многие годы станут близкими одиночные пограничные посты, малочисленные отряды русских солдат, расположенных вдоль границы, чаще всего в захолустных, забытых Богом и начальством местах. Один из таких постов на линии вечных снегов в Закавказье он потом до мельчайших подробностей опишет в своем одноименном рассказе.
Пребывание на границе дало начинающему бытописателю немало новых превосходных тем, полных специфических особенностей службы в приграничных районах. Не менее ценным для него на новом месте было и наличие досуга. Свободное время Федор Тютчев всецело посвящал литературному труду.
Казалось, стал налаживаться и быт Тютчева, подрастали дочери. Но только чуть больше года смогла прожить в болотистой местности слабая здоровьем жена. В тридцать лет Федор Федорович остается вдовцом с малолетними детьми. Мучимый угрызениями совести, чувствуя и себя причиной смерти горячо любимой жены, Тютчев в память о ней, как крик собственной совести, пишет автобиографический роман ‘Кто прав?’.
Но этот роман автор увидит напечатанным, будучи на новом месте службы, в Бессарабии, уже в чине поручика5. Беспокойство, тоска на душе гонят Тютчева все дальше. Едва проходит два-три года, и его новый рапорт о переводе в другое место службы удовлетворяется. Теперь он, пристроив дочерей у родственников жены в Петербурге, отправляется в Закавказье, участвует в создании пограничной стражи в Западной Грузии, на границах с Турцией и Ираном. По-прежнему, не теряя времени даром, он изучает быт, обычаи и даже языки местных жителей. Это дает новые материалы для будущих произведений.
С годами приходит и командирский опыт, Тютчеву начинают поручать руководство отдельными небольшими пограничными отрядами — Зорским, Джульфинским, Азинским и другими. Служба далеко не всегда спокойна, нередки стычки с горцами. В апреле 1898 года штабс-ротмистр6 Тютчев награждается первым орденом — Станислава 3-й степени, а через год с небольшим переводится в Петербург, в штаб Отдельного корпуса Пограничной стражи ротмистром7.
Столь частые переезды нередко вносят разлад в его отношения с редакциями, приводят даже к потерям подготовленных для журналов рукописей. Так, в начале октября 1894 года Тютчев в переписке с редактором журнала ‘Живописное обозрение’ А. Е. Зариным просит считать его в числе будущих сотрудников, обещая вскоре прислать свою новую вещь. Но при этом он боится дать ей заглавие, чтобы не получилось как с журналом ‘Природа и люди’: ‘Я дал анонсировать заглавие своей повести до окончательной ее отделки, а повесть на беду пропала. Я ее потерял вместе с другими вещами при переезде моем из Бессарабии на Кавказ. Восстановить ее я теперь не в состоянии…’ Эта повесть ‘Черная душа’ (история одного пограничного разбойника) так и не увидела свет.
Приезд в столицу позволял заняться личной жизнью, обнять совсем повзрослевших дочерей, насладиться тишиной и удобствами. Но отдыхать как будто некогда. Нужно поскорее пристроить все написанное за минувшее десятилетие. Многое удается. Появляется в свет второй том Избранных сочинений (1899), затем почти одновременно выходят романы ‘Беглец’ и ‘На скалах и долинах Дагестана’. Публикуется эссе-воспоминание ‘Федор Иванович Тютчев’, вышедшее к столетнему юбилею поэта.
О том, каково автору давались подобные публикации, говорят его редкие дошедшие до нас письма в редакции и издательства: ‘Простите великодушно, что я беру смелость утруждать вас,— пишет он одному из известных публицистов и редакторов того времени В. П. Буренину,— но если бы вы знали, какое большое значение имеет для меня непечатание моего рассказа, вы бы отдали справедливость моему терпению…’ — ‘Мне крайне совестно и я бы ни за что не воспользовался бы вашим любезным разрешением (напомнить о себе.— Сост.), если бы не действительная нужда в деньгах в эту минуту’,— пишет он тому же лицу в другом письме. И эта нужда долго еще будет преследовать пограничного офицера и бытописателя, пробивающего себе дорогу из низов общества.
Необычайно трудно было совмещать службу в армии и писательскую деятельность. Но когда беда грозила его родине, Тютчев не колеблясь стремился поскорее встать в ряды ее защитников. 27 января 1804 года японский флот вероломно напал на русскую эскадру в Порт-Артуре, начав тем самым русско-японскую войну. А уже через три недели сорокатрехлетний ротмистр Ф. Ф. Тютчев отправляется в Дальневосточную армию, в Первый Аргунский полк Забайкальского казачьего войска, с переименованием в есаулы. А в кармане, как и в прежние времена, лежало удостоверение одной из петербургских газет. ‘Я еду корреспондентом ‘Нового времени’,— пишет он А. Е. Зарину,— 22 февраля в 9 ч. вечера по Николаевской дороге… Буду очень рад, если вы урвете минутку и приедете на вокзал’ И добавлял в постскриптуме: ‘Если убьют — я надеюсь, вы не откажете написать в газетах некролог. Я беру на том с вас слово’. Все литературные дела свои он перепоручал второй жене Анне Александровне.
Во время военной службы Федор Федорович не переставал сотрудничать со многими периодическими изданиями — ‘Русским вестником’, ‘Историческим вестником’, ‘Военным сборником’, журналами ‘Природа и люди’, ‘Разведчик’, ‘Живописное обозрение’, петербургскими и московскими газетами. Его рассказы, короткие зарисовки, репортажи с полей воинских учений и театров военных действий всегда ожидались читателями с интересом. Вскоре и в газете ‘Новое время’ появятся его лаконичные, правдивые корреспонденции, чаще всего под псевдонимом или подписанные Ф. Т.
Подписывать газетные материалы, статьи, а нередко стихотворения, рассказы и даже повести инициалами ‘Ф. Т.’ либо ‘ЭФТЭ’ — это тоже типично тютчевское. Так, зачастую, проявляя излишнюю скромность, поступал поэт. И понятно стремление сына в память о нем продолжить традицию, пусть даже и разнятся мотивы публикаций. Отец — стыдится популярности стихотворца, сын — огромным трудом завоевывает популярность литератора.
Естественно, что Тютчев стремился -попасть на фронт не как армейский корреспондент. Движимый патриотическими чувствами, не без основания считая себя опытным офицером и командиром, он хотел поскорее применить этот опыт в военном деле. Поэтому уже с середины апреля Федор Федорович Тютчев на боевых позициях, во главе сотни казаков Аргунского полка участвует в разведках боем, не раз показывая образцы личной храбрости. Особенно удается одна из таких вылазок, в которой он, возглавив добровольцев из Читинского полка, под прикрытием двух рот Омского полка вывозит из-под носа противника большую группу раненых, уже потерявших надежду на спасение.
Командование отмечает боевого офицера, солдаты уважают, любят своего командира, без страха следуют за ним в самые опасные вылазки. 6 августа 1904 года есаул Тютчев за отличия в боях против японцев награждается орденом Анны 4-й степени с надписью ‘За храбрость’. Вскоре Федора Федоровича переводят в штаб главнокомандующего, но и там, используя любую возможность, он стремится не пропустить ни одного сражения 15 октября того же года Тютчев награждается орденом Станислава 2-й степени с мечами, а через две недели производится в войсковые старшины8. Еще месяц спустя он получает третий боевой орден — Анны 2-й степени с мечами.
Но, несмотря на повсеместный героизм русских солдат и офицеров младшего звена, война была безнадежно проиграна командованием во главе с генералом Куропаткиным. В своих корреспонденциях Тютчев пытается указать на отдельные причины этого поражения. В частности, он пишет о прекрасной осведомленности японцев с помощью шпионажа, зачастую успевающих нанести упреждающие удары по русской армии. Противнику помогала и нерешительность командующего, постоянно медлящего с отдачей приказов.
О бездарности некоторых генералов ходили даже анекдоты ‘Из уст в уста,— пишет Тютчев,— передавалась злополучная, ставшая исторической, телефонограмма генерала, не сумевшего отстоять эти (хорошо укрепленные позиции наших войск под Цихинчепом.— Сост.) столь важные для нас твердыни: ‘Счастлив донести вашему высокопревосходительству, что стрелки отошли с позиций с песнями…’
Через полгода Тютчев получает возможность по болезни побывать в отпуске. Вновь был знакомый до мелочей Петербург, несколько недель наслаждения домашним уютом, встречи с родными… А потом снова Дальний Восток. 3 марта 1906 года Федор Федорович получает последнюю за эту войну награду — орден Владимира 4-й степени с мечами и бантом — и в середине июля командируется в Отдельный корпус Пограничной стражи с переименованием в подполковника.
Вновь потянулись на первый взгляд однообразные будни границы. Тютчев опять служит на западных рубежах России, командует Скулянским, а потом Цаганским пограничными отрядами. В конце 1906 года ему поручают писать историю Таурогенской пограничной бригады, для чего переводят в ее штаб начальником отдела. Четыре последующих года он много занимается литературной работой, несмотря на неудовольствие своего начальства, заканчивает две повести из военного быта минувшей войны.
Надо сказать, что публиковать в ‘Военном сборнике’ — журнале Генерального штаба — материалы, нередко обличающие упаднический дух, царивший в старой русской армии, особенно в период назревающей войны, описывать разложение ее офицерства, было не гак-то просто. Но с талантом военного бытописателя уже приходилось считаться и руководству журнала, и военной цензуре. Рассказы и повести Тютчева не раз украшали это специфическое издание, а военный читатель с нетерпением ждал новых, полюбившихся ему произведений писателя.
Уже был почти готов новый большой роман, с публикацией которого Федор Федорович многого для себя ожидал. ‘Удачный выход книги,— писал он Е. А. Ляцкому, редактору журнала ‘Современник’, где планировал впервые обнародовать свой последний труд,— будет иметь решающее для меня значение, выйти ли мне в отставку, или еще тянуть опостылевшую до последней степени неблагодарную и постылую должность пограничного офицера, где на каждому шагу унижается самым грубым образом мое человеческое достоинство’. Переговоры о публикации романа шли в самом конце 1913 и в начале 1914 года. Но опять в литературные планы Тютчева вмешалась война.
Начало империалистической войны и последовавшую за ней мобилизацию Федор Федорович встретил в отпуске. 28 июля 1914 года он возвращается к месту службы, сам себе сократив отдых. 54-летний подполковник назначается командиром 2-го эксплоатационного батальона Кавказской парковой, конно-железной бригады. Хотя подобное назначение в таком возрасте многие посчитали бы почетным, Тютчев принял его за обиду.
После долгих просьб ему все-таки удается попасть в действующую армию. В октябре того же года он прибывает в прифронтовую полосу. Но еще не приступив к обязанностям военного коменданта местечка Заболотье, заручившись поддержкой командования, знавшего Тютчева по прежней войне, он становится командиром батальона 36-го Орловского полка и в ноябре уже ходит в штыковые атаки во главе батальона. За особенно тяжелый бой 8 декабря 1914 года, в котором батальон Федора Федоровича успешно атаковал неприятельские позиции и захватил много пленных, подполковник Тютчев награждается почетным Георгиевским оружием.
С февраля следующего года, как пограничный офицер, он переводится в Сводный пограничный полк заместителем командира, участвует в знаменитых атаках русской кавалерии, наводящей ужас на противника. В мае 1915 года в бою у местечка Бергамет немецким снарядом, разорвавшимся поблизости, Тютчев был контужен в левую часть головы и левую ногу. Отлежавшись, он так и не отправился в госпиталь, продолжал руководить боем.
Но это ранение боевому командиру, которому месяц спустя за отличия было присвоено звание полковника, не прошло даром. {Ирония судьбы — чин полковника давал ему, наконец, право на потомственное дворянство, сравнивал его в положении с родителями и с родственниками. Но этим правом он так и не успел воспользоваться.) Все чаще Тютчев прибегал к лечению, не помогли и трехмесячный отпуск, и назначение на более спокойную должность. Все-таки он по-прежнему добивается отправки на фронт, мечтая, если и умереть, то как подобает воину — в седле, в одной из кавалерийских атак. И Тютчеву как будто вновь ‘везет’ — он назначается командиром Дрисского пехотного полка. Но через два дня, 9 февраля 1916 года по дороге в свою часть, в полевом военном госпитале в Бердичеве Федор Федорович Тютчев внезапно скончался от старых ран.
Друзья и родственники перевезли тело его в Петроград и похоронили на Волковом кладбище, рядом с могилами матери Елены Александровны, его бабушки, сестры и брата. Можно добавить, что в начале 1980-х гг. ленинградцами был восстановлен памятник на могиле Ф. Ф. Тютчева и его матери. Дочери писателя Елена и Надежда умерли в начале пятидесятых годов бездетными. Детей от второго брака у Федора Федоровича не было.
Ф. Ф. Тютчев начинал свой писательский труд в сложное для России время. С убийства Александра II в марте 1881 года в стране началась неприкрытая реакция, наложившая отпечаток на всю духовную жизнь русской интеллигенции восьмидесятых и последующих годов, вызвав в ее среде кризис идей, волну отчаяния и пессимизма, В определенной мере отголоски этого пессимизма мы встречаем и в первых произведениях молодого сочинителя, особенно заметны они в его стихотворениях. Большая часть творческого наследия Тютчева была написана в своеобразной пограничной полосе развития русской литературы, когда для нее кончалась эпоха безраздельного торжества старого критического реализма и начиналась эпоха российского модернизма в форме декаданса, символизма, сменовеховства и т. д. На этом фоне особенно явственно проступает свежесть повествования Ф. Ф. Тютчева.
Он был человеком военным, прослужившим в армии практически всю сознательную жизнь. Поэтому понятен его интерес именно к военной тематике, которую Федор Федорович на собственном опыте изучил превосходно. Ценно здесь то, что он, пожалуй, первым из русских писателей так полно показал читателю в своих произведениях жизнь пограничников и таможенной службы России последней четверти прошлого века. Его произведения биографичны, в них всегда чувствуется присутствие автора. Даже имена главных героев, как, например, Федор Федорович Денисьев, практически незавуалировано напоминают самого повествователя или его близких.
Уже в 1883 году в газете ‘Свет’ появляются первые стихотворения Ф. Ф. Тютчева. Они в основном носят подражательный характер то Ф. И. Тютчеву, то произведениям его ближайших друзей, известнейших поэтов XIX века Я. П. Полонскому и А. Н. Майкову, с которыми Федор Федорович старался поддерживать связи. Первая из известных публикаций его прозы — святочный рассказ ‘Лесник’ появилась в журнале ‘Звезда’ в самом конце 1886 года. Вскоре там же вышел и получивший некоторую известность рассказ ‘Репортер’, как будто бы списанный автором с одного из своих товарищей. И, видимо, не случайно понравившийся самому Тютчеву, он был включен уже под названием ‘Литератор’ в первый сборник избранных сочинений Ф. Ф. Тютчева, вышедший в издательстве В. В. Комарова в Петербурге в 1888 году. Кроме ‘Литератора’, в сборник вошли три десятка стихотворений, из которых лучшими были стихи, посвященные И. С. Аксакову, историческая повесть из времени военных поселений в России ‘Кровавые дни’, большой психологический рассказ-повесть ‘Денщик’, несколько более мелких рассказов.
Наиболее удался здесь молодому писателю ‘Денщик’, в чем-то существенно перекликавшийся с вышедшим позже куприновским ‘Поединком’ и отчасти с пьесами А. Н. Островского о неприкаянной жизни странствующих по России актеров провинциальных театров. Но главный герой рассказа — штабс-капитан Алексей Сергеевич Ястребов — не пьяница, не картежник, то есть лишен тех черт, которые мы нередко находим в изображении офицеров старой русской армии. Он — цельная натура, прямой человек, искренний, из однолюбов. Солдаты его ценят за справедливость, уважение в них человеческого достоинства. Героиня повествования — актриса Даша Шаталина — женщина яркой внешности, незаурядная и, может быть, талантливая, имеющая определенный успех у провинциальной публики благодаря своему пению под гитару.
Казалось бы, повесть — одно из повторений не раз уже встречавшихся в литературе драматических коллизии любовно-психологического характера. Но, к счастью, это не так. Здесь автором найден неожиданный поворот в сюжете. Денщик Ястребова — Степан Морозов — решился на убийство, чтобы спасти своего командира, которого за долгие годы службы у него полюбил. В повести постепенно вырисовывается яркий образ солдата, сохранившего богатство души, не изуродованной тяжелой военщиной, трагическими жизненными обстоятельствами.
Экзотикой напитаны произведения Ф. Ф. Тютчева, написанные им в период пребывания на границе с Румынией, в старых бессарабских местечках. И опять главными действующими лицами его повествований являются молодые, как и сам автор, военные в младших офицерских чинах, только начинающие свою службу на границе. Случаи, нередко трагические, происходящие с ними, ложатся в основу сюжетов бытописателя.
В последний год прошлого века в одной из московских типографий печатается второй том Избранных произведений Ф. Ф. Тютчева ‘На границе’. В него вошли повести ‘Ясновельможная контрабандистка’ и ‘Убили’, рассказы ‘Герои долга’ и ‘В Бразилию’, два небольших этюда и очерк. Почти полностью эти произведения посвящены вечно опасной жизни границы, хитростям, нередко переходящим в жестокость, к которым прибегают контрабандисты при переправе за кордон краденого, мастерству и мужеству пограничников при их задержании.
Одним из характерных произведений того периода может служить напечатанная отдельно от сборника короткая повесть ‘Комары’. В ней изложено несколько эпизодов из жизни удачливого пограничника из низших чинов, Игната, и хищного контрабандиста, цыгана Петра. Сразу при начале чтения возникает дилемма: кто из героев ближе читателю — сочувствовать ли Петру, как горьковскому Челкашу, и отказывать в симпатии царскому служаке, пограничнику Игнату? Да ведь цыган крадет крестьянских лошадей — иногда сбивает целый табун коней из пятнадцати! А пограничник перехватывает этот табун при попытке переправить его в Румынию и возвращает крестьянам. Автор без деклараций, не в лоб, а исподволь возбуждает у читателя негодование одним и сочувствие другому, размышляет о судьбах людей и привлекает внимание к социальной проблематике повествования
К этому ‘молдаванскому’ периоду относится и роман ‘Злая сила’, своевременному выходу в свет которого помешала, видимо, русско-японская война. События в нем разворачиваются в небольшом бессарабском городке, где разыгрывается семейная драма. У все более и более опускавшегося из-за пьянства отставного офицера две взрослые дочери-красавицы волею судьбы оказываются в двух противоположных лагерях. Старшая давно уже замужем за интеллигентным, умным, довольно состоятельным местным помещиком, а вторая, Елена, становится одной из самых ловких в крае контрабандисток. Она-то и вовлекла в свои махинации ничего не подозревавшего, только что начавшего службу прапорщика, что в конце концов привело его к трагической гибели. Здесь, как и в других романах Ф. Ф. Тютчева, существенную роль в интригах играет красота женщины, восхищение которой, страстная любовь к ней в конце концов ведут к гибели сильных, мужественных мужчин.
Мы уже упоминали о трудностях публикаций произведений для писателей ‘второго плана’ (к ним принадлежал и Ф. Ф. Тютчев). Это вынуждало их сообща печататься в дешевых сборниках, небольших книжках серии ‘Для школ и грамотного народа’. Так, у Тютчева в 1899-м—начале 900-х годов в издательстве И. Ф. Жиркова в Москве неоднократно выходили рассказы ‘Один день на поле сражения’, ‘Товарищ’, ‘Жучка’, ‘Сапожник и музыкант’, ‘Герои долга’. Интересно, что в этой же серии помещали свои произведения С. Т. Семенов, Н.-А. Рубакин, И. А. Белоусов и другие писатели-разночинцы.
С середины девяностых годов начинается третий, кавказский, период в творчестве Ф. Ф. Тютчева. Один из первых его рассказов здесь — ‘На линии вечных снегов’. В нем автор показывает тяжелую, беспросветную службу офицера-пограничника, заброшенного волею судьбы в горное поднебесье. Несведущему читателю, кроме, пожалуй, кадровых военных, сюжет рассказа может показаться выдумкой, за которой стоит неизбежный вопрос: а нужна ли такая служба, зачастую связанная с человеческими потерями, со страданиями родных и близких пограничников? Но ведь это мужская профессия — родину защищать!
Читая написанное Тютчевым, невольно поражаешься его всестороннему знанию темы, жизни героев его романов и повестей, всех мельчайших подробностей быта плохо изученных тогда многочисленных народностей Кавказа, их обычаев, национальных черт, наклонностей, разнообразия характеров. Но мы уже говорили, что автор был на Кавказе не сторонним наблюдателем, а непосредственным участником совершавшихся событий. И что не менее важно — Тютчев в своих повествованиях беспристрастен и всегда с уважением относится как к русскому пограничнику, так и к горцу.
Произведения следующего периода творчества Ф. Ф. Тютчева — времени русско-японской войны — сравнительно долго ждали выхода в свет. Автор не спешил с их публикацией, тщательно разбирая свои военные дневники. И не случайно, что в них будет немало от очерковой манеры, характерной для творчества многих русских писателей, современников Ф. Ф. Тютчева. Достаточно назвать А. В. Амфитеатрова, Вас. И. Немировича-Данченко, Д. Л. Мордовцева и других.
Долго ждала своей публикации повесть ‘На призыв сердца’ Она вышла только шесть лет спустя после окончания войны, другая — ‘Сила любви’ — перед самым началом первой империалистической войны.
И в той и в другой повестях, которые во многом сходны сюжетами, героинями выступают молодые сестры милосердия, Татьяна Михайловна и Надежда Ивановна. Следуя патриотическому долгу, движимые силой любви к своим избранникам, они приезжают на фронт. Примерно одинаково развиваются и действия в повествованиях. У одной муж оказывается в плену у японцев, и она отправляется его искать за линию фронта, в результате чего погибает от рук хунхузов. Для другой события складываются значительно счастливее. Она находит своего раненого жениха и с помощью бежавшего из плена соотечественника солдата и старика китайца благополучно возвращается в расположение русских войск. По ходу разворачивающихся событий описываются малоизвестные эпизоды начального периода войны, когда еще не определилось неизбежное поражение России, но уже предугадывалась такая возможность. На необычайно живописном фоне маньчжурской жизни развертывается почти сказочное повествование о силе любви русских женщин, бесстрашно отправившихся в японский тыл, чтобы выручить любимых.
Среди всех произведений особняком стоит большое документальное эссе Ф. Ф. Тютчева об отце — ‘Федор Иванович Тютчев (материалы к его биографии)’. В нем писатель-сын раскрыл одну из важных сторон личности поэта, попытавшись ответить, ‘как могло случиться, что поэт и мыслитель, государственный ум такого масштаба, каким он был, прошел если и не совсем бесследно, то, во всяком случае, не сыграв в истории России и десятой доли того, что он при его данных должен был сыграть?’
Мы настолько привыкли уже к характеристикам мировоззрения поэта, исходящим из анализа общественно-политических взглядов его, что явно упускаем ту сторону, на которую его сын обратил, может быть, даже слишком повышенное внимание. Действительно, эта сторона жизни великого поэта, названная Ф. Ф. Тютчевым ‘каким-то особенным, даже редко встречающимся в такой степени, обожанием женщин и преклонением перед ними’,— чрезвычайно значительна. И если сравнивать Федора Ивановича Тютчева с кем-либо, то не менее чем с Данте, с его философией Любви и Женщины. Прекрасно сказал об этом Ф. Ф. Тютчев в статье о своем великом отце: ‘Как древнегреческий жрец, создающий храм, населяющий его Богами и затем всю жизнь свою служащий им и их боготворящий, так и Федор Иванович в сердце своем воздвиг великолепный, поэтический храм, устроил жертвенник и на нем возжег фимиам своему Божеству — женщине’.
Пожалуй, самыми заметными в творчестве сына поэта являются публикуемые в нашем сборнике его романы ‘Кто прав?’ и ‘Беглец’, созданные автором по самым горячим следам собственной жизни. Первый из романов написан в конце восьмидесятых — начале девяностых годов прошлого века, когда дух безысходности, упадничества широко проник в слои русской интеллигенции. Мало чего устоявшегося в жизни было и у самого бытописателя. Еще хорошо помня борьбу за собственную самостоятельность, за самоутверждение и практически сделав лишь первые шаги в этом направлении в юнкерском училище и потом в журналистике, с появлением семьи и он вскоре вынужден вновь погрузиться в омут житейских проблем. Стремление Ф. Ф. Тютчева достичь твердого положения как литератора наталкивается на подводные камни отсутствия у него воспитанности, сдержанности, самообладания, т. е. тех черт, о которых упоминал еще И. С. Аксаков.
Успех от первых удачных публикаций кружит голову начинающему писателю, приводит его к конфликту в семье, лишает как будто бы наторенных журналистских связей, заставляя службой в армии искать новых путей в жизни. Но его прозрение слишком поздно, смена житейской обстановки, неизлечимая болезнь жены приводят в конце концов к ее гибели, а самого автора оставляют наедине с суровой действительностью. Единственный выход он видит в изложении всего с ним происшедшего в дневнике-романе, в котором рассматривает одно из проявлений той вседозволенности, неизбежно приводящей самого героя к нравственному падению.
Роман читается легко, с интересом, наводит на серьезные размышления. По остроте постановки нравственных проблем он нисколько не уступает, а может быть, и превосходит некоторые современные повести на аналогичную тему. Превосходит живостью изложения и выпуклостью описания подробностей быта, уже давно исчезнувших, а главное — обостренностью переживания рассматриваемой проблемы: она именно переживается, а не изучается со стороны.
В основе второго, ‘кавказского’, романа Ф. Ф. Тютчева ‘Беглец’ лежит судьба человека, покинувшего свою родину, Россию. Но даже через много лет его постигает справедливая кара за совершенное некогда злодеяние. Читатель знакомится с ним уже как с персидско-азербайджанским вельможей, военачальником, который влюбляется в русскую девушку, приехавшую на границу в гости к родственникам. Никто и подумать не может, что под изысканными манерами, приятной мужественной внешностью скрывается лицо убийцы, двадцать лет назад зарезавшего офицера, заподозрившего юношу-кавказца в связи со своей женой. А потом был побег, долгие годы унизительной службы у богатых ханов и, наконец, достижение почестей и благополучия. И казалось, уже само время реабилитировало убийцу, позволило ему на законных основаниях воспылать страстью к юной красавице и надеяться на успех. Но, опознанный одним из прежних сослуживцев, он вынужден проявить торопливость в продаже своих богатств, устройстве собственного побега, в результате чего был убит ханом, заподозрившим неладное.
Но до чего же медленно на первый взгляд в романе развиваются события. С каждой новой страницей еще далеко не все ясно (что нередко встретишь в современном детективе), что же последует дальше. Но какие это события! Здесь и сцены охоты на кабанов в камышовых зарослях, и путешествие на лошадях по горным кручам, а потом на лодках по бурной стремительной реке. И везде спутников поджидают непредвиденные опасности. А сколько интересных былей и легенд поведает нам автор устами горцев на привалах или в полных тайн ханских дворцах.
И хотя в романе немало кровавых сцен, он написан не о пороках людей. В нем постоянно фигурируют мужественные русские пограничники, множество людей кавказских народностей, к которым автор чаще всего относится с глубокой симпатией. Не надо опасаться, когда на страницах книги встречается какое-либо уничижительное прозвище типа ‘армяшка’ и т. д. Роман создавался во времена еще не закончившегося порабощения малых народностей Кавказа, и поэтому хорошо известно, как относился царизм к этим самым народностям. В целом же в повествовании мы находим и прекрасное описание быта, ясно видим теплое отношение автора к человеку, внимание к простому солдату и к служаке-офицеру, и необычайно яркий и достоверный показ кавказских нравов.
Трудно, да едва ли и возможно в одной публикации рассказать о всем жизненном и творческом пути замечательного русского военного бытописателя Ф. Ф. Тютчева. В статье осталась нераскрытой его журналистская деятельность, которой, как уже говорилось, Федор Федорович занимался параллельно с писательским трудом всю свою сознательную жизнь. Еще ждут своего разбора и, возможно, публикации великолепные дневники военного журналиста, подробно и добросовестно составленные на протяжении многих лет. К счастью, часть из них перед смертью успела передать в Овстугский музей Ф. И. Тютчева дочь писателя Надежда Федоровна.
Русская литература той поры во многом ‘обходила’ военную тему, хотя, как и во все времена, ядром армии были миллионы людей, преимущественно крестьяне, одетые в солдатские шинели. Не надо забывать и того, что в состав русской армии входили не только бурбоны-офицеры и невежды генералы, но и представители ‘Народной воли’, выдающиеся военные деятели, продолжавшие суворовские традиции, и именно таких было большинство. Достаточно назвать Д. А. Милютина, с именем которого связаны выдающиеся преобразования русской армии в эпоху реформ, героя ‘Севастопольской страды’ военного инженера Э. И. Тотлебена, замечательного военного писателя М. И. Драгомирова. Это ведь из их среды вышли впоследствии такие замечательные советские военачальники, как Б. М. Шапошников, Д. М. Карбышев, Е. А. Снесарев и многие другие, а также прекрасные военные писатели, к которым мы можем смело причислить и Федора Федоровича Тютчева.
1 ‘…в Лицее цесаревича Николая…’ — Лицей, основанный в Москве в 1868 году. Попечитель его — редактор ‘Московских ведомостей’ и ‘Русского вестника’ М. Н. Катков. Юноши, оканчивающие этот лицей, получали среднее образование.
2 Вольноопределяющийся — военнослужащий, добровольно поступивший в русскую армию после получения среднего или высшего образования и несущий военную службу на льготных основаниях (сокращенный срок службы, проживание вне казармы на собственные средства).
3 Подпрапорщик — воинское звание (чин) в русской армии, присваивалось унтер-офицерам и фельдфебелям, выдержавшим экзамен на чин или отличившимся в боях, а также юнкерам.
4 Подпоручик — воинское звание (чин) обер-офицерского состава русской армии. В кавалерии (и в Пограничной страже) ему соответствовал чин корнета, в казачьих частях — хорунжего.
5 Поручик — следующий после подпоручика чин в русской армии, в казачьих частях соответствовал сотнику.
6 Штаб-ротмистр — младший 2-й класс чина ротмистра в регулярной кавалерии русской армии. Обычно присваивался офицерам, фактически командовавшим эскадронами вместо номинальных командиров в звании ротмистров.
7 Ротмистр — офицерский чин в кавалерии, соответствовал чину капитана в пехоте и есаула в казачьих войсках.
8 Войсковой старшина — чин в казачьих войсках русской армии. Присваивался лицам, командовавшим казачьими отрядами, полками. С 1885 года приравнивался к подполковнику.
Прочитали? Поделиться с друзьями: