Русский путешественник прошлого века за границею, Шишков Александр Семенович, Год: 1777

Время на прочтение: 68 минут(ы)

Русскій путешественникъ прошлаго вка за границею.

(Собственноручныя письма А. C. Шишкова 1776 и 1777 г. 1).

1) Подлинныя собственноручныя письма А. С. Шишкова составляютъ собственность профессора С.-Петербургскаго университета Ивана Васильевича Помяловскаго, которому мы и приносимъ глубокую благодарность за разршеніе ихъ напечатать. Къ кому писаны эти письма — намъ неизвстно. Ред.

1776 годъ.

1.

2-го августа

Любезный другъ!

Извини меня, что я давно не исполняю того, что отъ меня требуетъ и моя къ теб дружба, и собственная моя скука. Я уже давно принялъ намреніе къ теб писать и нкоторыя свободныя отъ длъ моихъ часы раздлить съ тобою, но не знаю, что меня отъ того по сію пору удерживало. Можетъ статься воображеніе, что ты моего письма весьма долго или никогда не получишь, отнимало у моего желанія силу и заставляло меня молчать. Уже сіе молчаніе боле шести недль продолжается, напослдокъ мои обстоятельства и моя скука, не взирая на безнадежность въ пересланіи сего письма, увеличили прежнее мое желаніе и понудили меня дйствительно приняться за сіе упражненіе. Въ столь беспокойной и скучной жизни, какова теперь моя, нтъ инаго для человка утшенія, какъ размышлять и разговаривать мысленно съ тми, которыхъ онъ любитъ: слдовательно, какой бы сіе письмо ни имло успхъ, однако, мн оно будетъ подавать нкоторую отраду тмъ, что я оное пишу.
Я не знаю, какимъ образомъ дать теб понятіе о теперешнемъ моемъ состояніи: оно хуже и несносне, нежели привыкшему къ московскимъ веселостямъ щоголю быть на цлый мсяцъ заключенному въ худую и никмъ не обитаемую, кром мужиковъ, деревню, тамъ онъ по крайней мр въ ясную погоду на мягкой трав спокойно уснуть можетъ, или какое-нибудь изберетъ для себя веселое упражненіе, а мн безпокойство, скука и болзнь не даютъ и подумать объ удовольствіи. Но чтобъ увдомить тебя, отчего я толь огорченныя имю мысли, то напередъ надлежитъ сказать теб пребыванія моего мсто. Мы съ фрегатомъ нашимъ находимся при выход изъ англійскаго канала въ Западный океанъ, и уже третью недлю благополучныхъ втровъ не имемъ, а на мор всего несносне противные втры, особливо когда они еще бываютъ крпкіе. Вчера претерпли мы жестокую бурю, сегодня также втеръ очень силенъ, волненіе превеликое, фрегатъ нашъ изъ стороны въ сторону бросаетъ ужасно, и надежды къ перемн втра не видно ни какой. Нтъ ничего досадне сей погоды: все трещитъ, все падаетъ, все ломается, и нигд спокойнаго мста обрсти не можно. То-то прямо дорогое времячко и жизнь пресладкая! Если ходишь, такъ лучше кажется сидть, когда же сидишь, такъ лучше кажется лежать, а если лежишь, такъ лучше кажется ходить: тутъ не хорошо, тамъ дурно, а въ третьемъ мст и того хуже, куда хочешь — поди, что хочешь — длай, везд скучно, и отовсюду бы бжалъ. Вотъ слабое начертаніе скуки, господствующей между мореплавателями во время крпкихъ и противныхъ втровъ, и въ такой-то находяся скук, пишу я къ теб это письмо.
Я возвращаюся къ самому началу нашего похода, и буду отъ сего числа подневно увдомлять тебя обо всемъ, что съ нами впередъ во время нашего путешествія случаться будетъ. Можетъ статься письмо сіе сдлается напослдокъ такою книгою, на прочтеніе которой не достанетъ и цлыхъ сутокъ, но я, однако жъ, уповаю, или по крайней мр столько льщуся, что оно теб не будетъ противно.
Пятаго на десять числа іюня мсяца въ седьмомъ часу пополудни, поднявъ якорь и распустя паруса, отправились мы въ предписанный намъ путь, оставя любезное наше отечество и со всми тми, которыхъ мы въ ономъ любить и почитать привыкли: скука и сожалніе далеко насъ провождали, а воспоминаніе навсегда съ нами осталось. Втры по большей части служили намъ благополучные, такъ что мы чрезъ одиннадцать дней увидли берега Даніи, и скоро потомъ пришли въ Копенгагенъ. Сей столичный Датскаго королевства городъ лежитъ на остров Зееланд въ южно-западной отъ Петербурга сторон, разстояніемъ около двухъ сотъ нмецкихъ миль отъ онаго, почитается всми изряднымъ въ Европ, иметъ хорошую крпость и безопасную гавань, также находится тутъ университетъ, основанный королемъ Генрихомъ Первымъ.
Двадцать седьмаго числа съхали мы на берегъ и ходили къ нашему министру, который принялъ насъ довольно ласково, и пригласилъ на третій день къ себ обдать. Посл сего были мы у морскаго ихъ генерала и камергера, который хотя и имлъ придворнаго человка названіе, однако же показался намъ отнюдь непохожимъ на онаго. Сей чинъ у нихъ хотя такъ же, какъ и у насъ генералъ-маіорскій, однако, стократно маловажне нашего, ибо сказываютъ, что его за пятьсотъ рублей купить можно. Отъ него пошедъ пріискали мы порядочный трактиръ, гд бы намъ на нсколько дней расположиться можно было. Посл того пошли въ королевскій садъ, гд увидли множество людей, только несравненно меньше важныхъ, нежели какихъ ты можешь увидть въ Петербург. Что касается до красоты тамошнихъ женщинъ, то она или тхъ мстъ не посщала, или не хотла намъ показаться, потому что мы изъ такого множества не боле какъ лица два порядочныхъ видли. Садъ хотя не богатый, однако же весьма изрядный: водометовъ не много, истукановъ и другихъ чрезвычайныхъ предметовъ никакихъ нтъ, но вмсто того густая и порядочная зелень длаетъ его больше пріятною рощею, нежели великолпнымъ садомъ. Съ одной стороны онаго стоитъ окруженный каналомъ деревянный замокъ съ эрмитажемъ, въ которомъ хранятся королевскія драгоцнности. Подл онаго небольшая четвероугольная площадь съ водометомъ по средин, на которую выносятся изъ оранжереи дерева и устанавливаются по вкусу итальянскому, а по другую сторону сего же замка находится дикій лсъ на манеръ аглинскій.
Побывъ часа два и больше въ саду, пошли мы въ нанятый нами трактиръ, гд проводили вечеръ довольно весело, а ночь спокойно проспали. По утру вставъ, потребовали мы отъ хозяйки счетъ, который показался намъ очень дорогъ, и для того, оставя этотъ, перешли мы въ другой трактиръ, гд нашли столъ и покой гораздо лучше и притомъ дешевле. Сей трактиръ, сказываютъ, лучшій во всемъ город, а стоитъ онъ на той площади, гд воздвигнутъ монументъ короля Генриха Пятаго, сидящаго на кон и попирающаго конскими ногами зависть. Расположася такимъ образомъ въ семъ новомъ нашемъ жилищ, согласилися мы въ этотъ день ходить по всему городу, побывать на гостиномъ двор и закупить кому что надобно, а потомъ вечеромъ идти опять прогуливаться въ садъ. Между тмъ познакомилися мы съ нашимъ секретаремъ посольства и съ однимъ датскимъ офицеромъ, которые почти безотлучно были при насъ. На другой день положили мы осмотрть кунсткамеру, и для того просили новыхъ нашихъ знакомцевъ, чтобъ они сдлали намъ сотоварищество, на что они согласилися охотно, и такъ по утру пошли мы съ ними туда.
Я опишу теб оную, сколько могу упомнить. Въ первой небольшой комнат, въ которую вступишь, находятся чучелы разныхъ птицъ и еще дв камеры-обскуры, изъ одной войдешь въ галлерею, убранную разными картинами весьма хорошей работы, которыя по большей части изображаютъ нчто историческое: казни баснословныхъ боговъ, разныя военныя дйствія и проч. Изъ одной двери въ кабинетъ, гд поставлены за стеклами столы, наполненныя всхъ государствъ деньгами и медалями, а стны сего кабинета убраны также портретами, небольшими картинками, изъ коихъ одна представляетъ бесдующую во время ночи при огн съ другими женами Богоматерь, и сія есть самая лучшая изо всхъ находящихся картинъ въ кунсткамер. Изъ сего кабинета ходъ въ большую комнату, въ которой стоятъ чучелы и кости разныхъ зврей, сросшіеся два теленка спинами вмст, двуголовый о шести ногахъ баранъ и еще многіе уроды. Также деревянный сукъ, имющій точное подобіе человческой руки и проч. Въ пятой комнат находятся органы, играющіе многія штуки, которыя сработаны однимъ датскимъ столяромъ, янтарные кораблики, истуканъ на пружин, дв муміи, наши стрльцы и многія симъ подобныя вещи. Послдняя комната уставлена кругомъ шкапами, въ которыхъ видли мы шашки собственной работы Петра Великаго, и другія многихъ государей рукодлія, также два большіе золотые рога, найденные въ земл однимъ датскимъ крестьяниномъ, о которыхъ разсуждаютъ, по находящемуся на нихъ изображенію и по нкоторымъ означеннымъ тутъ еврейскимъ словамъ, что надобно имъ быть весьма древними и, чаятельно, оставшимися еще отъ римлянъ. Впрочемъ, сіи шкапы наполнены были и другими примчанія достойными вещами, которыхъ однакожъ я ради безпамятства и краткости не исчисляю. Между сихъ шкаповъ поставлены всхъ датскихъ государей бюсты, въ числ которыхъ находится и нашъ Петръ Великій, а на стнахъ стоятъ нкоторые посланническіе и генеральскіе портреты. Можно сказать, что кунсткамера ихъ весьма изобильна какъ рдкостями, такъ и славной работы картинами, также и то мн въ оной понравилось, что у нихъ находятся тутъ изображенія не только всхъ государей, но и многихъ мужей, которые по своимъ дламъ, по достоинству или по какому-нибудь случаю себя отмтили. Сіе весьма должно ободрять потомковъ, когда они видятъ имена достойныхъ предковъ своихъ незабвенными! — но чтобъ не углубиться въ дальнйшія размышленія, то и обращуся опять къ моему прежнему писанію.
Употребивъ часа три или четыре на осмотрніе кунсткамеры, пошли мы къ министру обдать.— Тамъ пробыли часу до пятаго, на послдокъ откланявшись ему прошли мы прямо во дворецъ и осмотрли вс королевскіе покои, изъ коихъ побогате всхъ убранъ кабинетъ королевинъ, а прочіе покой больше украшены хорошими картинами и государскими портретами, нежели иными какими рдкостями. Когда взойдешь наверхъ въ четвертый этажъ, то представляется чрезвычайно хорошій видъ: городъ кругомъ виденъ, съ одной стороны проливъ и шведскія берега, а съ другой видно море и приходящіе съ онаго корабли,— сіе все длаетъ очамъ весьма пріятное зрлище. Когда еще имли они войну со шведами, то сказываютъ можно было видть сраженіе кораблей изъ оконъ сего этажа. Между прочимъ тутъ у нихъ находится еще судебная комната, въ которой у задней стн поставленъ на слон тронъ, по сторонамъ онаго стоятъ два большіе стола, покрытые малиновымъ бархатомъ, а впереди сдлано для челобитчиковъ мсто. Въ сей комнат, сказываютъ, каждый годъ по одному разу иметъ король свое засданіе, и челобитчики въ то время созываются къ ршительному суду. Во время присутствія по сторонамъ стоитъ конная гвардія, и законы лежатъ вс передъ просителями. Вотъ все, что я во время тридневнаго моего бытія въ Даніи могъ примтить и о чемъ не преминулъ тебя увдомить. Станемъ теперь опять продолжать о нашемъ поход.
Перваго числа іюня мсяца, запасшися водою, отправилися мы изъ Копенгагена, и на другой день пришли въ Гелсин-норъ, датскій же городокъ, лежащій отъ Копенгагена мили съ четыре нмецкихъ. Сей городокъ ихъ приноситъ великую государству прибыль сбираніемъ пошлинъ съ иностранныхъ судовъ, отправляющихъ купечество на Балтійскомъ мор: ибо они должны вс проходить мимо его, кром однихъ шведовъ, которые проходятъ подл своего берега. Въ немъ построена изрядная крпость, а по другую сторону пролива, напротивъ онаго, въ разстояніи не больше нмецкой мили находится шведскій городокъ, называемый Еленнъ-бургъ. Когда мимо ихъ обоихъ проходишь и станешь салютовать крпости, тогда они, принимая сію честь каждый себ, другъ предъ другомъ спшатъ отвтствовать, и салютуютъ оба. Тутъ пробыли мы одни сутки, и на другіе подняли якорь и стали продолжать путь нашъ. Имя втеръ противный, плыли мы Категатомъ и Свернымъ океаномъ или Нмецкимъ моремъ весьма долго. Напослдокъ увидли одно лавирующее голландское судишико, на которомъ были лоцмана, поджидавшіе тутъ приходящихъ изъ Остъ-Индіи судовъ, для провожденія ихъ въ Голландію. У сихъ лоцмановъ спросили мы о нашемъ мст и получили въ отвтъ, что мы находимся въ пяти миляхъ отъ острова Текселя, который лежитъ не подалеку отъ Амстердама. Сіе длало разности съ нашимъ счисленіемъ тринадцать нмецкихъ миль въ сторону.
Вотъ какъ можно погршить на мор въ исчисленіи пути, сколь-бы ни старался наблюдать оное совершенно, а такія погршности весьма опасны для мореплавателей, и отъ того часто приключаются погибели. Но къ теб писать о мореплаваніи, какъ живописцу разсказывать о механик, ибо сія наука ни мало къ искусству его не принадлежитъ. Однако многіе изъ васъ любятъ судить о мореплаваніи, хотя ни малаго о семъ понятія не имютъ. Мн случилось однажды слышать отъ человка, намъ съ тобою знакомаго, который, будучи совсмъ не морской, говорилъ такъ: ‘какіе у насъ худые мореплаватели, что, проходя по одному мсту разъ двадцать, посл не могутъ хорошенько пройти по оному’. Есть человкъ, умющій здраво разсуждать и о томъ, что ему столько же извстно, сколько мн моя будущая посл смерти жизнь. Но такое разсужденіе не можетъ быть ни разумно, ни полезно, и лучше кажется молчать или спрашивать о томъ, чего не знаешь, нежели толковать и судить объ ономъ, хотя сему благоразумію не весьма многіе повинуются. Прости мн сіе примчаніе, которое можетъ статься положено не у мста, также и то, что я отступилъ отъ моего письма. Ежели теб столько же будетъ скучно, сколько теперь мн, то ты сего письма, хотя бы оно и нескладно было написано, думаю прочитать не полнишься, равно такъ я не лнюся оное писать. Но время уже возвратиться къ нашему путешествію.
Переправивъ такимъ образомъ наше счисленіе, поплыли мы по прежнему и скоро прошли аглинскій портъ Ярмутъ, а потомъ вступили въ аглинскій каналъ межъ Довера и Кале. Мы хотли продолжать путь нашъ не заходя въ Англію, но какъ втеръ былъ противный, и воды у насъ становилося немного, то и разсудили зайти въ Портсмутъ. Осьмаго на десять іюля положили мы якорь по близости острова Вихта, лежащаго верстахъ въ шести или семи отъ Портсмута, и послали на берегъ шлюпку для истребованія воды. Что мы такъ далеко остановилися отъ города и не подошли къ оному ближе, тому причиною было то, что мы несли вымпелъ, а у нихъ на рейд стояла тогда эскадра, состоящая изъ нсколькихъ кораблей, такъ приближась къ оной надлежало салютовать, а салютовать по ихъ узаконенію должно безъ вымпела. Въ противномъ случа повелваютъ права ихъ принуждать боемъ то судно къ опущенію вымпела, которое учинить сего не захочетъ, несмотря на то, какова бы оно государства ни было, а наши права повелваютъ не спускать вымпела, и ежели будетъ какое принужденіе, то защищать оный до самой крайности. Сія аглинская гордость и наша неуступчивость могли бы причинить кровопролитіе. Прежде сего, когда корабли наши вступали въ аглинскій каналъ, то завсегда напередъ снимали вымпелъ и проходили оный безъ вымпела, чтобы, встртясь съ аглинскими кораблями, не подать причины къ сраженію или не сдлать предъ ними уничиженія опущеніемъ въ то самое время вымпела. Гордость же ихъ столь велика, чтобы они конечно не упустили потребовать сея униженности. Однако нын сія гордость ихъ весьма уменьшилася, видно что американскіе бунты чувствительно истощили ихъ силу: мы проходили весь каналъ подъ вымпеломъ, чего еще никакое судно и никогда не длывало, намъ попадали на встрчу корабли, однако не довольно что задирать не хотли, но еще какъ возможно старалися отъ насъ удаляться, чтобы не быть принужденными уничтожить право свое. Во время стоянія нашего на якор съзжали мы на берегъ. Портсмутъ городокъ хотя не большой, однакоже весьма изрядный, чистота по всюду наблюдается превеликая, кругомъ крпости надъ прекрасный, по которому вечеромъ многіе прогуливаются, гавань тутъ чрезвычайно хорошая, въ которой завсегда бываетъ около семидесяти военныхъ судовъ. По Лондонской дорог стоятъ четыре каменные дома, построенные для бдныхъ. Впрочемъ, жители въ разсужденіи агличанъ показались намъ весьма ласковы и превосходящими самихъ себя, а женщины вс вообще лица пріятнаго, поступковъ непринужденныхъ и обхожденія вольнаго. Мы пробыли тутъ одни сутки, и на другой день по утру хотли хать на фрегатъ, но услышали, что вечеромъ будетъ комедія, и для того осталися посмотрть ихъ театра. Въ седьмомъ часу пошли мы въ оный, за входъ заплатили трое червонцевъ, и вошедъ въ ложи нашли во всемъ театр не боле пятнадцати человкъ зрителей, а въ ложахъ не было ни кого. Мы сперва подумали, что пришли очень рано, и что еще долго начинать не станутъ, однако скоро подняли занавсу и началося дйствіе. Какого содержанія была комедія, того по незнанію языка мы не могли вдать, а сколько разбирали по дйствію, то надобно быть взаимной ревности между мужемъ и женою. Театръ небольшой, для зрителей сдланы два этажа и партеры. Въ половин комедіи набралося довольное число зрителей, женщинъ было немного, и нижнія ложи по большей части заняты были офицерами. Актеры играли весьма изрядно, и когда должно было имъ аплодировать, тогда стучали вс ногами. Чрезвычайная вольность иногда выходила изъ предловъ благопристойности, многіе зрители, казалося, не мало того не думали, что они въ собраніи, а всякій поступалъ по своей угодности: иной перебгалъ изъ ложи въ ложу, прыгая черезъ скамейки, другой рзвился, третій такъ неучтиво лежалъ, что у насъ и при одномъ незнакомомъ того не сдлаютъ, но вс прилежно слушали и наблюдали молчаніе во время дйствія. Когда какая роль имъ понравится, тогда они закричатъ ‘анкоръ!’ ‘анкоръ!’ и тотъ актеръ долженъ выйти и снова оную переговорить. Посл первой комедіи, представлена была еще небольшая піеса, въ которой пли, а потомъ маленькій балетецъ и конецъ. Изъ театра пошли мы на шлюпку и похали на фрегатъ, а на третій день, получа воду, при благополучномъ втр подняли мы якорь и отправилися въ путь, но скоро потомъ втеръ сдлался намъ опять противный,— вотъ уже третью недлю все одинъ продолжается. Теперь, описавъ прежнее наше похожденіе, буду я тебя увдомлять завсегда о настоящемъ. Между тмъ прости, желаю теб быть боле веселу и покойну, нежели я.

2.

4-го августа.

Втеръ замучилъ! боремся непрестанно съ волнами, а впередъ не подвигаемся ни мало. Дожди и худыя погоды еще боле умножаютъ нашу скуку. Сколь пріятна кажется намъ теперь береговая жизнь! Я иногда воображаю себ городскихъ жителей то здящихъ по собраніямъ, то прогуливающихся на открытомъ и пріятномъ воздух, или представляю себ деревенскихъ обитателей, утшающихся полевою охотою, рыбною ловлею и другими многими забавами:— то какое нахожу различіе между ихъ и нашимъ состояніемъ! Они наслаждаются спокойствіемъ и удовольствіями, а мы, напротивъ того, терзаемся скукою и страхомъ. Они вкушаютъ пріятность воздуха, а мы изнуряемся безпрестанными непогодами, чувства ихъ наполнены тишиною, а наши жестокимъ волненіемъ. Они просыпаютъ всю ночь сладко, а мы и въ т немногіе часы, которые намъ остаются для успокоенія отъ нашей должности, пробуждаемся часто или отъ скрыпу снастей, или отъ сильнаго ударенія волнъ. Но какъ исчислить можно вс ихъ удовольствія и наши вс противности? Кажется мн и т и другія безконечны. Хотя есть у насъ пословица: ‘что тамъ хорошо, гд насъ нтъ’, однако я, побывавъ на мор въ дурную погоду и съхавъ потомъ на берегъ, никогда не скажу, что на мор хорошо, а разв ту же пословицу оборочу совсмъ инымъ смысломъ и скажу: хорошо что меня тамъ нтъ. Можетъ статься теб смшно покажется, что я съ такимъ пристрастіемъ выхваляю береговую жизнь, или что такъ живо чувствую ея блаженство, но ты можешь смяться, потому что ты никогда морской жизни не чувствовалъ, а не видавъ ночи, не можно имть понятія о свт, напротивъ того, слпому, который нкогда былъ зрячимъ, свтъ стократно воображается пріятне, нежели тому, кто оной завсегда видитъ. Между тмъ прости: должность не позволяетъ мн доле съ тобою разговаривать.

3.

7-го августа.

Я опять принимаюсь за перо, но не имю ничего теб новаго сказать. Втеръ столько на насъ ожесточился, что ни мало перемняться не хочетъ. Между нами теперь ужасная скука: всякой тужитъ и всякой на дурную погоду жалуется. Лучшее наше упражненіе состоитъ въ разговорахъ и въ напоминаніи обо всхъ тхъ, которыхъ мы, будучи въ отечеств, пользовались или милостію или дружбою. Хорошо въ такое время быть согласными и хуже всего не имть согласіе между собою. При семъ случа дружество и вражда, два равносильныя въ человческомъ сердц, производятъ дйствія, но совсмъ противныя между собою. Цна дружества стократно познается боле въ ндрахъ скуки, нежели посреди веселостей, хотя сей небесный даръ и завсегда преисполненъ удовольствіемъ. Со враждою и ненавистію то же самое длается, токмо съ такою разностію, что яснйшее познаніе дружества утшаетъ и подаетъ человку отраду, а яснйшее познаніе вражды и ненависти, уже отягощенное горестію, еще отягощаетъ сердце. Ежели кто, вкушая нелицемрнаго дружества сладости и провождая дни свои весело, посл того какимъ-нибудь нечаяннымъ случаемъ разлученный со своимъ другомъ, повергается въ бездну несогласія и ненависти, тотъ въ семъ горестномъ состояніи своемъ познаетъ совершенне цну дружества и взираетъ на прежнее свое благополучіе глазами, которые уже больше видятъ, нежели видли тогда, когда онъ дйствительно наслаждался онымъ. Сіе неоспоримо потому, что мы благополучіе свое познаемъ ясне по прошествіи уже онаго, а несчастіе въ то время понимаемъ точно, когда его чувствуемъ, по прошествіи же онаго скоро забываемъ и въ чувствахъ нашихъ оно уже не производитъ толь сильнаго дйствія. Притомъ же мы, вкушая какое-нибудь благо, рдко помышляемъ объ утрат онаго, опасаясь тмъ огорчать наши мысли, а еще рже о томъ зл, которое сему благу совсмъ противно. Можно сіи два состоянія уподобить двумъ такимъ мстамъ, изъ которыхъ одно свтлое, а другое темное, человкъ, сидящій въ темномъ мст, удобне видитъ другого, находящагося въ свтломъ мст, а тотъ его или очень мало, или совсмъ не видитъ, ибо кром того, что сему способствуетъ ясне видть окружающей того свтъ, онъ, чувствуя состояніе свое гораздо худшимъ, устремляетъ все свое на него примчаніе, а тотъ, сколь бы ни старался смотрть на онаго пристально, такъ ясно не можетъ видть всю его нужду и ощутить вс его горести. Чмъ дальше мы отъ нашего благополучія, и чмъ меньше имемъ надежды паки онымъ наслаждаться, тмъ оно ясне намъ видится, напротивъ того, чмъ дальше отъ злополучія, тмъ оно больше затмевается, ибо къ первому, будучи отъ него удалены, устремляемся мы всми нашими желаніями, не устаемъ имть оное всякій часъ въ памяти, разсматриваемъ подробно и думаемъ утшаться однимъ онаго мечтаніемъ, а ко второму, чувствуя отвращеніе, не смемъ и приблизить нашихъ мыслей, недовольно смотрть на оное пристально. Бдный лучше видитъ свое злополучіе и блаженство богатаго, нежели богатый свое блаженство и злополучіе бднаго. Когда мореплаватели на корабл своемъ между собою несогласны, то хуже сего состоянія быть не можетъ. Лучше, живучи въ простенькомъ город, имть у себя множество враговъ, нежели тутъ одного или двухъ, ибо тамъ злобу оныхъ ты презирать, а несноснаго для тебя присутствія ихъ удаляться можешь, но тутъ теб ни того ни другаго избжать нельзя. Во время скучное, напримръ, ты ищешь увидть друзей своихъ, находишь удовольствіе быть съ ними вмст, и когда ты имешь по нкоторымъ обстоятельствамъ или самому теб неизвстную причину скучать, тогда они можетъ статься имютъ другую такую же причину веселиться…

4.

4-го сентября.

На сихъ дняхъ губернаторъ пригласилъ насъ къ себ обдать: онъ живетъ въ загородномъ изрядномъ дом неподалеку отъ крпости, доходъ иметъ, сказываютъ, великой, хотя живетъ не весьма роскошно. Впрочемъ онъ, какъ видно, старикъ очень добрый, разумный и хорошій гостепріимецъ. Насъ онъ обласкалъ почти каждаго, капитановъ приглашалъ часто къ себ обдать, обходился съ ними дружелюбно, усердствовалъ всякое для команды длать удовольствіе, и напослдокъ далъ намъ рекомендательное письмо въ Константинополь къ ихъ министру, въ которомъ по своей учтивости старался весьма угодить нашему самолюбію.— На него смотря казалося, что и другіе здшніе господа равнымъ образомъ желательны были угощать насъ, только жаль, что намъ сего учтивства ихъ отплатить имъ неудается.— Дней пять тому назадъ, какъ пріхали сюда на фрегат гановерскіе офицеры, которые на другой день прислали къ намъ письмо, въ которомъ благодарили за учтивый нашъ пріемъ и притомъ звали къ себ обдать. И такъ мы четвертаго дня у нихъ были, они показывали великое желаніе имть съ нами знакомство и увряли, что приходъ нашъ ихъ весьма обрадовалъ, и что они весьма желаютъ, чтобы мы подоле тутъ простояли. Сіи слова были бы для насъ очень лестны, ежелибъ островъ Миворка населенъ былъ побольше. Впрочемъ время намъ здсь не кажется скучно, мы нердко здимъ на берегъ, часто посщаемъ другъ-друга, перезжая съ фрегата на фрегатъ, и тмъ провождаемъ оное довольно весело. Частое бытіе флота нашего здсь во время войны такую сдлало свычку между жителями города и вашими матросами, что они во всякое время могутъ быть на берегу и нтъ опасности, чтобъ изъ того какіе-нибудь выходили раздоры. Однако мы уже здсь довольно стояли: втеръ теперь противенъ, а какъ скоро сдлается благополученъ, то мы, думаю, отсел отправимся. Недавно здсь сталъ было разноситься слухъ, будто нсколько алжирскихъ фрегатовъ и шебекъ вышедъ дожидаются насъ неподалеку отъ острова Корсики, чтобъ учинить на насъ нападеніе, однако сіе весьма невроятно. Алжиръ конечно уже не почитаетъ насъ испанцами, чтобъ осмлился напасть на наши суда, и которые провождаетъ еще военный фрегатъ! Для того можно сей слухъ наврное считать ложнымъ. Прощай. Изъ сего мста я думаю, что пишу къ теб уже послднее письмо.

5.

8-го сентября.

Печальное сегодняшнее приключеніе едва не окончило и жизнь мою и сихъ писемъ: одинъ вершокъ былъ я отъ смерти, когда ни мало объ оной не помышлялъ. Третьяго дня, вышедъ изъ Портъ-Магона и продолжая путь нашъ до сегодняшняго дня, въ которой, стоя на вахт и ходя по кораблю, вдругъ почувствовалъ я сильнйшій въ руку ударъ, который не столько мн сдлалъ боли, сколько испугалъ чрезвычайно. Обернувшись назадъ, представь себ жалкое то позорище, когда увидлъ я лежащаго подл себя человка разшибшагося до смерти! Онъ подбиралъ паруса и, оборвавшись нечаянно сверху мачты, упалъ на низъ по несчастію прямо на меня, а по счастію миновавъ немного моего плеча, и сія небольшая въ разстояніи разность толь была различна въ слдствіи своемъ, что я вмсто охладвшаго тла и онмлыхъ чувствъ, имлъ тло здравое и чувства, только наполненныя сожалніемъ о семъ несчастномъ и радостнымъ страхомъ о минувшей толь близко меня опасности. Четырехъ-пудовая тяжесть, упавшая съ такой высоты, конечно бы не оставила во мн много дыханія. Ударъ отъ его паденія былъ чувствителенъ всему кораблю: онъ лежалъ безъ движенія, хотя не совсмъ еще потерялъ жизнь. Позвали тотчасъ лекаря, который, осмотрвъ его, нашелъ, что онъ безнадеженъ, ибо у него вс кости были переломаны. Скоро посл того возвратилось къ нему употребленіе языка, однакожъ онъ говорилъ въ безпамятств и только просилъ пить, а черезъ нсколько часовъ сей несчастный мореходецъ окончилъ дни свои и погребенъ въ глубин моря. Вотъ нечаянный случай, едва не похитившій у тебя твоего друга, а у меня купно и всего свта со мною! Но избавившій отъ того меня благостію своею Богъ, да продлитъ милость Свою надъ нами! Прощай. Мы теперь идемъ при благополучномъ втр въ путь и скоро надемся увидть Корсику.

6.

17-го сентября.

Суетливость и хлопоты не допустили меня прежде сегодняшняго дня къ теб отписать. Но чтобъ не пропустить ни одного случившагося съ нами обстоятельства, и чтобъ увдомлять тебя по порядку объ оныхъ, то я возвращуся нсколько назадъ и начну съ того дня, въ которой писалъ я къ теб предыдущее предъ симъ письмо. Вскор посл того, втеръ сдлался весьма крпокъ, однакожъ былъ намъ благополучный, и мы продолжали путь свой. Фрегатъ ‘Павелъ’, идучи неподалеку отъ насъ, поднялъ вдругъ сигналъ, что желаетъ говорить съ нами: по крпкому тогдашнему втру, въ которой неудобно сближаться кораблямъ, заключили мы, что, конечно, претерпваетъ онъ какое-нибудь несчастіе, и для того сдлали отвтственной сигналъ, чтобъ онъ предпринималъ свои мры, но видя его еще къ намъ приближающагося, подняли при выстрл изъ пушки другой сигналъ, чтобъ онъ шелъ по способности къ ближайшему порту. Въ сіе время, проходя довольно близко мимо насъ, кричалъ онъ нчто въ трубу, чего однакожъ разслушать было не можно, потомъ, имя ходъ противъ нашихъ фрегатовъ лучшей, поставилъ онъ вс паруса и скоро ушелъ изъ виду вонъ, оставя насъ въ недоумніи, что о себ думать. Корсики не могли мы увидть днемъ, а увидли уже ночью, и какъ опасно было пускаться дале въ путь, то приведя корабль къ втру, дожидалися мы тутъ разсвта. Втеръ въ сіе время былъ самый крпкій и волненіе превеликое.
На другой день, подходя къ Ливорн, разстались мы съ остальными фрегатами ‘Григорьемъ’ и ‘Наталіей’, которымъ должно было идти въ портъ-Фераіо, итальянскій городокъ, лежащей миляхъ въ пятнадцати отъ Ливорны, и тамъ дожидаться нашего военнаго фрегата, а намъ зайти напередъ въ Ливорну. Пришедъ на Ливорнскій рейдъ, увидли мы два военные фрегата, одинъ подъ тосканскимъ, а другой подъ римскимъ флагомъ, и нашъ фрегатъ ‘Павелъ’, который увдомилъ насъ о причин своего отъ насъ ухода, что у него по нкоторымъ обстоятельствамъ сдлалась течь во фрегат, и такъ онъ спшилъ поскоре придти на мсто. Спустя посл того день получили мы практику и, съхавъ на берегъ, услышали, что нашъ генералъ-цехмейстеръ Иванъ Абрамовичъ Ганибалъ находятся въ Пиз, а тутъ нашли еще флотскаго капитанъ-поручика Матвя Григорьевича Коковцева, который вояжируетъ.
Теперь должно мн тебя увдомить о касающихся собственно до меня слдующихъ обстоятельствахъ. Эскадра наша послана сюда для заведенія въ здшнихъ мстахъ купечества или, лучше сказать, для умноженія большихъ военныхъ судовъ на Чермномъ мор, ибо, какъ слышно, что мы подъ именемъ купцовъ пройдемъ черезъ Константинополь въ Керчь. Она состояла сперва изъ четырехъ фрегатовъ, изъ коихъ три: ‘Павелъ’, ‘Наталія’ и ‘Григорій’ несутъ купеческій флагъ и имютъ только половинное число пушекъ, да и т, подходя къ Царьграду, снимутъ, дабы не показать туркамъ никакого виду военнаго, а четвертый нашъ фрегатъ ‘Сверный Орелъ’, снабженный всми воинскими припасами, подъ военнымъ флагомъ провождаетъ оныхъ для предохраненія отъ разбойниковъ. Здсь же находятся еще оставшіеся отъ войны два небольшіе русскихъ фрегата, ‘Санктъ-Павелъ’ и ‘Констанція’, которые, укомплектуяся служителями съ нашихъ фрегатовъ и нагрузившись товарами, присоединятся къ нашей эскадр и понесутъ также купеческіе флаги, но какъ ‘Наталія’ и ‘Григорій’ подъ провожаніемъ ‘Свернаго Орла’ пойдутъ въ Константинополь, а сіи три останутся здсь нагружаться товарами, покуда ‘Сверный Орелъ’, проводя тхъ, не возвратится въ Месину, гд будетъ дожидаться насъ для провожденія туда же, и какъ я сперва находился на военномъ фрегат, то желая сіе время проводить лучше въ Италіи, нежели сходить два раза въ Царьградъ, просилъ переписать меня на ‘Констанцію’, только съ тмъ, чтобъ, по соединеніи съ фрегатомъ ‘Свернымъ Орломъ’ въ Месин, опять взятъ былъ на него. Сіе мн общано и по просьб моей исполнено. Такимъ образомъ, оставя тамъ слугу и большую часть моего экипажа, съ остальнымъ человкомъ и экипажемъ перешелъ я на фрегатъ ‘Констанцію’, откуда первый разъ пишу къ теб сіе письмо, которыми (письмами) думаю, тмъ больше буду тебя обременять, чмъ доле проживу въ Италіи. Прощай теперь на время.

7.

25-го сентября.

Жизнь наша въ Ливорн началася довольно изрядно: ходилъ часто по гостямъ, чаще того въ театръ, а еще и того чаще прогуливаться по городу и въ казино или кофейный домъ, гд собираются по вечерамъ не мало людей. Здсь находится одинъ богатый купецъ Каламай, на котораго адресованы привезенные на судахъ нашихъ товары, онъ старается угощать насъ, и домъ его намъ завсегда отворенъ: у него четыре дочери двушки весьма изрядныя, съ которыми провождать время не скучно. Еще стали мы вхожи въ домъ сардинскаго консула, у котораго также три дочери, двицы не меньше тхъ пріятныя. Надяться можно, что знакомство наше со временемъ умножится, и мы не будемъ жаловаться на скуку. Недавно прізжалъ сюда генералъ нашъ Иванъ Абрамовичъ Ганибалъ и, проживъ здсь трое сутокъ, похадъ обратно въ Пизу, откуда черезъ дв или три недли думаетъ отправиться въ Россію. Онъ и при немъ многіе гости здили на фрегатъ ‘Сверный Орелъ’, который третьяго дня пошелъ отсел, какъ я о томъ упоминалъ прежде, стоящія въ портъ-Фераіо два наши фрегата ‘Наталію’ и ‘Григорій’ провождать въ Левантъ. А мы съ нашими фрегатами остались здсь, которые теперь стоятъ въ гавани: ‘Павелъ’ выгружается, а ‘Санктъ-Павелъ’ и ‘Констанція’, вооружаются. Вотъ все до сіе число съ вами случившееся. Теперь остается мн тебя увдомить о город Ливорн: онъ не великъ, но весьма многолюденъ, наполненъ всякаго народа людьми и славнйшей въ разсужденіи отправляющагося въ ономъ купечества. Обнесенъ кругомъ стною и обведенъ каналомъ. Строеніе домовъ изрядное, улицы чисты и до средин большой плацъ. Двое каменныхъ воротъ, которые по ночамъ запираются, и какъ въ городъ, такъ изъ города пропуску не бываетъ, безъ доклада о томъ губернатору. Для судовъ имются тутъ дв гавани, весьма къ стоянію въ оныхъ удобныя: изъ первой во вторую гавань ночью шлюпкамъ также безъ дозволенія губернаторскаго пропуску не длаютъ. При вход въ городъ поставлена статуя Козмуса Медичи, грандюка, основавшаго Ливорну, и къ подножію прикованы четыре бронзовые великана: отецъ съ тремя сыновьями. Статуя Медичи сама собою безобразна, подножіе мраморное, а четыре великана сработаны весьма хорошо, особливо старикъ, силящійся разорвать оковы. Въ ногахъ у сего Козмуса лежатъ нсколько воинскихъ орудій, знаменующихъ побду его надъ сими четырьмя славными разбойниками морскими. Впрочемъ монументъ сей поставленъ весьма не у мста, подл гавани на такомъ берегу, который заваленъ весь лсомъ, и кажется бы ему гораздо приличне было стоять на площади, нежели тутъ, хотя сіе не знаю для чего не сдлано. Городъ Ливорно есть великое прибжище жидамъ, которые тутъ имютъ свою синагогу, живутъ домами богато и отправляютъ свободную торговлю, будучи правительствомъ сильно покровительствуемы. Вотъ все, о чемъ я тебя увдомить имлъ. Теперь прости.

8.

2-го октября.

Новостей никакихъ съ нами не случается, жизнь провождаемъ по прежнему, Я живу два дня на берегу, а третій днюю на своемъ маленькомъ фрегат, нанялъ для себя учителя и учуся по-итальянски. Вотъ напослдокъ исполнилося то, о чемъ мы съ тобою, будучи вмст часто говаривали, не знаю, доволенъ-ли ты теперь своимъ состояніемъ, а я на мое ни жаловаться, ни благодарить не могу. Ежели ты теперь находишься въ томъ мст, гд ты быть хотлъ, когда я сюда отправлялся, ежели какія особливыя причины не препятствуютъ теб часто обо мн вспоминать, то конечно мысли наши встрчаются между собою не рдко, но когда веселость или какіе нибудь иные предметы не оставляютъ теб свободныхъ для меня часовъ, то хотя напоминай рдко, лишь не забывай почитать меня своимъ другомъ, которымъ я теб завсегда есть и буду. Прощай.

9.

23-го октября.

Что я къ теб давно не писалъ, тому причиною было наше путешествіе, которому теперь же сдлаю описаніе. Пятаго числа по утру похали мы изъ Ливорны въ Пизу, куда пріхавъ, черезъ три часа, остановилися у Ивана Абрамовича Ганибала и услышали, что онъ детъ обдать къ купцу Каламаю въ Бани, которыя лежатъ отъ Пизы верстъ около шести, куда пригласилъ и насъ съ собою. Но какъ еще было туда хать рано, то между тмъ пошли мы осматривать городъ, и вс находящіяся въ ономъ примчанія достойныя мста. Городъ сей гораздо больше, но гораздо малолюдне Ливорно, построенъ весьма порядочно, иметъ въ себ множество домовъ хорошей архитектуры, также и церквей древнихъ. Въ прежнія времена былъ онъ республикою. Когда еще не было Ливорны, то отправлялася въ немъ коммерція посредствомъ протекающей черезъ него рки Арны, которая иногда совсмъ высыхаетъ, а иногда посл дождливыхъ погодъ отъ сливающихся въ нее съ горъ потоковъ выступаетъ изъ береговъ своихъ. По обимъ сторонамъ сея рки сдланы весьма изрядныя дв набережныхъ, и чрезъ оную идетъ каменный хорошій мостъ, на которомъ обыватели съ той и съ другой стороны имютъ обыкновеніе собираться черезъ каждые три года и прогонять одна другую сторону. Сіе обыкновеніе, какъ видно, занято было у древнихъ римлянъ и осталося еще и по сію пору въ употребленіи. Жители пизанскіе во время республичнаго правленія были чрезвычайно богаты, ибо сіе видть можно по великолпному строенію домовъ и церквей, напослдокъ были они покорены тосканскими герцогами и причислены къ ихъ владнію, но любя прежнюю свою вольность, длали они противу побдителей своихъ частые бунты. И такъ дабы отвратить сіи неустройства и присоединить ихъ крпчае къ своимъ согражданамъ, нкто изъ герцоговъ установилъ орденъ святаго Степана и, ставши самъ онаго начальникомъ, роздалъ и поназвалъ кавалерами всхъ жителей города, которые были побогате. Установилъ же онъ сей орденъ на такихъ правахъ, что не имющій ста червонныхъ въ годъ доходу онаго имть не можетъ, а по смерти послдняго въ род своемъ кавалера все его имніе идетъ въ наслдство ордену! Такимъ образомъ получа новое сіе достоинство почитали они уже за стыдъ обращаться въ торговл, притомъ же построеніе Лаворны когда прескло съ ними коммерцію, то приходя отъ-часу въ бдность, наконецъ они совсмъ разорилися и нын уже не имютъ боле силъ освободиться отъ ига невольничества. Лучшее и древнйшее зданіе въ семъ город есть соборная церковь, архитектуры готической, она стоитъ посреди двухъ круглыхъ большихъ зданій, изъ которыхъ одно есть крестильница или купель, а другое криво стоящая пустая толстая и высокая башня. Между соборомъ и купелію, позади немного, находится кругловатая галлерея, которой полъ составленъ изъ надгробныхъ плитъ, ибо тутъ погребаемы были тла умершихъ, средина же оной есть пустая площадь, обросшая травою, гд также было прежде кладбище. Сія земля называется святою, потому что во время крестовыхъ походовъ привозили оную изъ Іерусалима и клали на сіе мсто, для того многіе христіане тутъ завщали себя похоронить. Въ соборной церкви находятся нсколько довольно украшенныхъ жертвенниковъ, не малое число живописныхъ весьма изрядныхъ картинъ, мраморный, не упомню чей, монументъ въ стн лежащей во гроб, и проч. Потолокъ столярной клтчатой работы вызолоченъ. Двери вокругъ всей церкви литыя, мдныя съ изображеніемъ многихъ библическихъ притчъ на оныхъ: вещь довольно дорогая. Впрочемъ сія церковь темна и пространна. Кругловатая стна галлереи вся исписана сухими красками, сказываютъ, славнымъ ихъ живописцемъ Рафаелемъ. Находится тутъ мраморный монументъ итальянскаго философа Алгаротія, поставленный въ память ему прусскимъ королемъ, и еще нкоторые другіе, также нсколько барельефовъ, сосудовъ или рзныхъ мраморныхъ гробницъ, которые привезены изъ Греціи, и въ которые древніе греки имли употребленіе класть тла своихъ усопшихъ. Крестильница или купель довольно изрядное зданіе, въ которомъ также не малое число хорошихъ картинъ и небольшихъ столповъ изъ разныхъ оріентальныхъ мраморовъ. Кривостоящая башня — зданіе весьма чудное о семи колоннахъ, которое, кажется, упадаетъ и не хочетъ упасть, ибо навислой онаго сторон средина кажется немного выдалась впередъ, а верхъ оной немного опрокинулся въ противную сторону. Мы всходили на самый верхъ башни, однако никто изъ насъ не осмлился обойти кругомъ оной по колонн, которая была безъ перилъ: такъ она крива. Считаютъ навислости оной отъ перпендикуляра около двнадцати саженъ. Иные сказываютъ, будто нарочно сгроена она кривою, а другіе утверждаютъ, что она въ то время погнулась, когда оную строили, и что принуждены уже были такъ ее окончить.
Осмотрвъ сіи зданія, пошли мы въ кавалерскую церковь, называемую святаго Стефана. Сія показалась мн также довольно хорошею, она украшена многими изрядными картинами, а верхъ оной обвшанъ многими трофеями, которые получали сіи кавалеры, воюя противъ алжирцевъ. Стоитъ она подл плаца, окруженнаго большими домами, принадлежащими къ ордену ихъ кавалеровъ. Посл сего были мы еще на гостиномъ двор и на серебряной фабрик, гд продаются изрядныя вещи. Заходили въ театръ, который хотя не весьма великъ, однакоже изряденъ, потомъ пошли домой и, проводивъ день довольно весело въ Баняхъ, къ ночи возвратилися назадъ, и на другой день посл обда, нанявъ карету, похали въ Лукку.
Сей городокъ находится отъ Пизы въ разстояніи около тридцати верстъ, мстоположеніе иметъ прекрасное, кругомъ онаго, преизрядный валъ и крпость весьма хорошая, улицы въ немъ также узкія, какъ и во всхъ прочихъ городахъ, архитектура церквей и домовъ не худая. Впрочемъ онъ есть республика, управляемая десятью дожами, которые черезъ каждые два мсяца по-очереди смняются, и кому изъ нихъ достанется быть дожемъ, тотъ иметъ у себя дворецъ и еще многія другія преимущества. Прочіе же девять его товарищей называются просто сенаторами, а въ сенаторы выбираются, черезъ-каждые два года, изъ другихъ ста человкъ, называемыхъ кавалерами. Пріхавъ еще засвтло въ Лукку, остановилися мы въ трактир и пошли ходить по улицамъ, заходили въ нкоторыя церкви, которыя весьма порядочно были убраны и имли въ себ много живописныхъ преизрядной работы картинъ. Показали намъ дворецъ, который хотя не изъ дворцовъ, однако же изъ домовъ можетъ назваться огромнымъ домомъ, тутъ у нихъ церковь изрядная. Впрочемъ, мы во внутреннихъ покояхъ не были за присутствіемъ въ оныхъ самого дожа, который во время своего правленія ни на одинъ часъ отлучиться изъ города не можетъ. Изъ дворца прошли мы въ арсеналъ, который хотя не великъ, однако прекрасно прибранъ, и находится въ ономъ двадцать четыре тысячи ружей, нсколько длинныхъ мушкетоновъ, латъ и другихъ воинскихъ орудій. Потомъ обошли мы кругомъ по валу, гд у нихъ многія прогуливаться вызжаютъ, и, возвращаясь домой когда уже стало поздно, зашли въ кофейный домъ, куда у нихъ многіе ввечеру сбираются, особливо когда не бываетъ театра: тутъ нашли мы довольное число порядочно одтыхъ людей, съ которыми старались разговориться и познакомиться, что намъ легко и удалось, ибо они были очень ласковы и учтивы. Одинъ изъ нихъ, уже немолодой человкъ, тутошный кавалеръ, сдлалъ намъ предложеніе идти на конверзацію въ одинъ ему знакомый домъ, говоря, что намъ будетъ очень скучно, по причин, что театра, за болзнью первой актрисы, въ этотъ вечеръ не будетъ. Мы съ радостью приняли сіе предложеніе и благодарили его искренно за сію учтивость. Такимъ образомъ, разспрося у насъ, гд мы остановились, общался онъ черезъ полчаса быть къ намъ. Въ самомъ дл, не успли мы возвратиться домой и нсколько порядочне одться, какъ уже онъ пріхалъ и насъ просилъ съ собою. Пріхавъ туда, вошли мы въ покой простой, но порядочно убранный, въ которомъ находилось около пятидесяти человкъ мужчинъ и женщинъ и поставлено было по сторонамъ множество ломберныхъ столовъ. Знакомецъ нашъ представилъ насъ хозяйк, которая была дожева родственница, она приняла насъ довольно ласково и показала намъ не мало учтивостей. Собраніе сіе, какъ видно, состояло изъ помянутыхъ сенаторовъ и кавалеровъ, которые вс, какъ мужчины, такъ и женщины, одты были въ черное платье, чему причиною, намъ сказали, что у нихъ въ город класснымъ иного платья носить не дозволяется. По прошествіи около часа времени сли вс за карты играть въ тресетъ, къ чему и насъ пригласить не упустили. Посл того, сыгравъ положенное число партій и проводя еще съ небольшимъ часъ времени въ разговорахъ, стали разъзжаться, что видя, и мы, откланявшись хозяйк, хотли идти домой, но знакомецъ нашъ просилъ неотступно ссть въ его карету, и притомъ изъявлялъ намъ свое сожалніе, что онъ не можетъ насъ видть завтра, по причин, что поутру рано для нкоторыхъ нужныхъ длъ детъ во Флоренцію. Такимъ образомъ, отблагодаря его за непрерывныя къ намъ учтивости и пожелавъ ему благополучнаго пути и успховъ, мы съ нимъ разстались и пріхали въ начал двнадцатаго часа домой. Лишь только сли мы ужинать, какъ вдругъ услышали подъ окнами нашими огромную музыку, которая стоя тутъ насъ дожидалась. Не знаю, почему сіи люди вздумали, что мы больше на свт значимъ и богате въ самомъ дл гораздо, нежели какими себя показываемъ. Сіе можетъ статься для того, что мы имли съ собою три человка слугъ и притомъ остановились въ лучшемъ трактир, только скажу, что намъ подобныхъ честей надлали пропасть, отъ которыхъ мы, чтобъ избжать стыда, хотя не отрицались, однакожъ они намъ дорого стали, ибо мы за нихъ не благодарностью одною, но чистымъ золотомъ платили. Русскіе наши во время войны сказываютъ, обогатили всю Тоскану, такъ и понын еще слава о щедрости ихъ не умолкаетъ. Итальянцы народъ очень учтивый, всего больше почитаютъ они червонцы, никого такъ не любятъ, какъ щедрыхъ и тщеславныхъ господъ, и ежели у кого видятъ въ рукахъ много денегъ, того они, безъ всякой запинки, какъ-будто во всхъ мстахъ сговорясь, называютъ полубогомъ и стараются всевозможныя показать ему услуги, не ступя и шагу, за что бы имъ заплатить было не должно. Всего чудне учреждена ихъ почта и обыкновенія въ постоялыхъ домахъ: надобно заплатить положенное число прогонныхъ денегъ за лошадей,— только втрое подороже нашего, кучеру за то, что халъ съ тобою, тому, кто лошадей впрягаетъ, хозяину за издержки и за постои, и тому, кто во время ужина или обда накрывалъ столъ, мн кажется, они современемъ и то уставятъ, что надобно будетъ и тому платить, кто на тебя поглядитъ. Впрочемъ, хотя я и наслышался, что въ Италіи можно дешевле прожить, нежели у насъ, однакожъ это въ разсужденіи стола и поздокъ не совсмъ правда: мудрено тамъ издерживать мало, гд жители такіе великіе охотники до денегъ, будучи сами не весьма щедры! Хлбосольство у нихъ почитается за роскошь и, кажется, они другъ у друга рдко обдаютъ, разв по зову, или ужъ очень по короткому знакомству. Часто бываютъ у нихъ конверзаціи, то-есть собираются на вечеръ сидть въ одинъ домъ и провождаютъ время въ разговорахъ или въ какихъ-нибудь забавахъ, причемъ хозяинъ не весьма великій терпитъ убытокъ, ибо гостей своихъ подчуетъ однимъ своимъ хозяйствомъ, а когда станетъ приходить дло къ ужину, такъ они пожелаютъ ему доброй ночи и разойдутся.
Однакожъ, я такъ сегодня записался, что насилу держу въ рукахъ перо, и такъ, позволь и мн, слдуя здшнему обыкновенію, прежде нежели наскучу, пожелать теб всякаго благополучія, а самому немного отдохнуть и оставить продолженіе о нашемъ путешествіи до завтра.

10.

24-го октября.

Поутру вставъ не ходили мы никуда изъ двора, а посл обда пошли еще прогуливаться по городу, были на одной шелковой фабрик и зашли къ первой театральной пвиц освдомиться, будетъ ли она сегодня играть на театр. Она хотя уже къ тому и приготовлялась, однако жъ не преминула сказать намъ сей комплиментъ, что ежели бы не особливо въ угодность нашу, то бы она конечно по причин болзни своей еще и сегодня на театръ не вышла. Мы, благодаря за сію учтивость, хвалили напередъ ея искусство пть, а она въ это время жаловалась на больную грудь свою. Посидвъ у нея съ полчаса, возвратились мы домой, и ввечеру пошли въ театръ. Представлена была опера ‘емистоклъ’. Театръ у нихъ весьма изрядный, публика несравненно лучше ливорнской, только шумятъ очень, аплодируютъ много и мало смотрятъ на представленіе. Актеры играли хорошо, и первая пвица довольно имла дару столько нравиться слпому, сколько длать отвращенія глухимъ. Напослдокъ, по окончаніи представленія, пошли мы домой, и на другой день поутру рано отправились обратнымъ путемъ въ Ливорну. Прозжая по здшнимъ мстамъ, великое можно чувствовать удовольствіе, ибо на пути такіе представляются глазамъ предметы, на которые смотрть пріятно. Вся почти Тоскана состоитъ изъ одной прекрасной долины, лежащей между двумя хребтами весьма высокихъ горъ. Дороги по оной никогда не бываютъ грязны, потому что возвышены и по обимъ сторонамъ оныхъ идутъ каналы, засянныя поселенскія полосы отдлены одна отъ другой насажденными по прямой линіи деревами, которыя вс переплетены между собою виноградомъ. Природою же и всегдашнимъ тепломъ такъ сіи мста украшены, что кажется, будто непрерывные сады одинъ за другимъ слдуютъ, и вс вмст составляютъ одинъ большой садъ, въ которомъ каменные поселенскіе домики, повсюду разметанные, представляютъ родъ бесдокъ, а идущія въ другія стороны дороги, деревами усаженныя — родъ преизрядныхъ аллей или проспектовъ, притомъ же иногда встрчаются на горахъ разнодревныя рощицы, иногда господскіе дома, иногда большія мстечки, на подобіе нашихъ деревень, съ тою только разностью, что вс сіи строенія изъ дикаго камня преизрядно выдланныя, а деревяннаго нтъ, ниже пастушьяго шалаша, и сіе все, присовокупя къ тому теплый, даже среди зимы, воздухъ, длаетъ пріятнымъ обиталищемъ сію землю. Показалось мн хорошимъ у нихъ также и то, что каждый земледлецъ иметъ свой домъ на той земл, которую онъ работаетъ, и чтобъ можно было ему отправлять обыкновенную свою работу, то не иметъ онъ нужды отходить дале ста шаговъ отъ своего дома, напротивъ того, наши крестьяне преимущества сего лишены и принуждены иногда бываютъ за нсколько верстъ отъ своей деревни земледльствовать. Но я оставляю сіи разсужденія, и чтобъ возвратиться опять къ нашему путешествію, то мы не боле пяти часовъ были на дорог и потомъ пріхали въ Пизу, гд застали еще нашего генерала, и, чтобъ проводить его, остались тутъ ночевать. На другой день поутру онъ отправился въ Россію, а мы похали въ Ливорну, тутъ пробыли дней около шести, въ которые съ нами примчанія достойнаго не случилось, кром что вечера два проводили довольно весело на конверзаціяхъ. По прошествіи сихъ шести дней, какъ время еще оставалось довольно, и наши фрегаты еще долго не могли быть готовы, то согласились мы хать во Флоренцію, куда и отправились четвертаго на десять числа посл обда, ночевали на дорог и, пріхавъ туда на другой день ввечеру, остановились въ трактир, называемомъ Центаврусъ.
Продолженіе будетъ впереди, а сегодня намренъ я походить нсколько по городу и потомъ идти въ театръ, чего ради я оставляю теперь удовольствіе больше къ теб писать, а буду стараться наградить оное въ другое время.

11.

27-го октября.

Я приступаю теперь описывать Флоренцію, но примчанія мои будутъ весьма слабы въ разсужденіи многихъ, любопытства достойныхъ вещей, которыми городъ сей преисполненъ: надобно имть гораздо больше моего свднія. больше проницанія и несравненно больше употребить времени на разсмотрніе всего знаменитаго въ ономъ. Сказываютъ, что дюкъ Альбертъ Саксонскій говаривалъ, что не должно его показывать иностраннымъ, какъ только по праздникамъ и воскресеньямъ: столь онъ цнилъ красоту онаго! Сіе бы, кажется, долженствовало меня устрашить и остановить мое дерзновеніе приниматься писать о славной Флоренціи, которую я небольше четырехъ дней имлъ случай видть, и о которой достойнйшіе меня люди, живучи нсколько лтъ въ оной, писать не смли: но т, можетъ статься, опасалися несовершенства въ своемъ писаніи, а какъ мое намреніе не мста т описывать, въ которыхъ мн быть случилося, но единственно, что мн въ короткое время бытія моего удалося видть и примтить въ оныхъ, то хотя бы сіе описаніе было и весьма недостаточно, однакожъ ты, благосклонный читатель моихъ дружескихъ къ теб писемъ, не обвинишь меня тмъ, что я принялся за высшее силъ моихъ и почти за неизвстное мн дло, ибо легко разсудишь, что я пишу не для наставленія тебя и другихъ моихъ читателей, ежели они когда случатся, но для собственнаго себ о томъ напоминанія въ будущее время, и чтобъ купно при семъ засвидтельствовать, сколь часто я о теб помышлялъ въ мое отсутствіе. Слдовательно критика не должна устремляться на такое сочиненіе, которое ни мало ей не хочетъ сопротивляться, совсмъ же уничтожить и почесть за потерянное употребленное на сіи письма время, не наруша, справедливости, не можно: ибо инымъ они принесутъ хотя малое удовольствіе слышать нкоторую новизну, теб удовольствіе быть напоминаему твоимъ другомъ, а мн отраду къ теб въ отсутствіи писать и приводить съ посильнымъ разсужденіемъ виднное мною къ себ на память. Сіи причины конечно довольно убдительны къ оправданію моего при семъ дл намренія. Такимъ образомъ, оградивъ себя отъ критики, я приступаю теперь смло къ продолженію моихъ писемъ.
Флоренція есть древній, довольно большой, крпкій и прекрасный городъ въ Италіи, главный въ Тоскан и столица гранддюкова. Въ немъ находится архіепископство, университетъ, славная академія, преизрядная крпость, и весьма хорошія библіотеки, особливо Сантъ-Лаурентская. Считается въ ономъ около пятидесяти церквей, семнадцать площадей, слишкомъ сто шестьдесятъ публичныхъ статуй, не малое число большихъ огромныхъ зданій, нсколько монастырей, множество училищъ, сиротопитательный домъ, больница и проч. Раздленъ городъ сей ркою Арною на дв части, чрезъ которую идутъ четыре каменные моста въ недалекомъ одинъ отъ другого разстояніи. Впрочемъ, архитектура домовъ и церквей хорошая, положеніе мста иметъ онъ довольно изрядное, ибо окруженъ горами и долинами.
Пріхавъ туда ввечеру, какъ я уже выше сказалъ, первое наше стараніе было отослать рекомендательное объ насъ письмо къ одному тамошнему офицеру, который столько былъ учтивъ, что не умедлилъ поутру къ намъ явиться и предложить свои услуги, которыя мы приняли тмъ съ большею благодарностью, что имли въ нихъ великую нужду, ибо во все время бытія тамъ нашего онъ почти безотлучно былъ съ нами и былъ нашимъ предводителемъ. Съ начала самаго пошли мы посмотрть крпости и валы, гд мн показалася каменная стна оной {Такъ въ подлинник.} и одна большая мдная пушка святаго Павла, которая вылита и отработана прекрасно, посл того зашли мы въ арсеналъ, прибранный довольно изрядно, въ немъ находится около одиннадцати тысячъ ружей и почти два раза больше того латъ, нсколько мушкетоновъ длинныхъ, мортиръ и прочаго орудія, одна шестидесяти калиберная мдная пушка славнаго мастера Козма Ченни, который въ жизнь свою 521 пушку вылилъ, и сія была послдняя, другая чугунная сорока двухъ калибровъ, которая вся поштучно разбирается. По сторонамъ при вход находятся нсколько шкаповъ, наполненныхъ разныхъ государствъ разными новыми и древними орудіями, какъ-то: ножами, пистолетами, ружьями, палашами, разныхъ родовъ саблями и проч., изъ коихъ многіе толь славной работы, что мы всякую вещь долгое время не устали бы разсматривать и удивляться мастеру оной, ежели бы позволяло намъ время, но чтобъ удовольствовать совершенно любопытство наше, то, конечно, не достало бы цлой недли на разсмотрніе всхъ сихъ удивительныхъ вещей. Итакъ, пробывъ тутъ не боле двухъ часовъ, пошли мы оттуда въ соборную церковь, которая есть огромное и древнее зданіе, внутри к снаружи довольно украшенное: двери у сея церкви также литыя мдныя, какъ и въ Пиз, только несравненно лучшей работы противъ тхъ. Подл ней находится высокая четвероугольная колокольня, съ которой весь городъ и вс около лежащія мста видны. Впрочемъ, мы во многихъ еще церквахъ были, находили ихъ всхъ весьма хорошими съ богатыми и пребогатыми жертвенниками, также и прочими украшеніями, но когдабъ я живописецъ и скульпторъ былъ, то, конечно, описалъ бы теб вс находящіяся въ оныхъ картины и мраморные въ память славныхъ мужей возставленные истуканы, которые достойны того, чтобъ каждую изъ нихъ вещь разсматривать и описывать порознь. Можно читать о семъ на французскомъ язык книгу называемую Voyage d’Italie, par M. Cochin, который самъ, бывъ королевскій рзчикъ и живописецъ, здилъ по всей Италіи долго и сдлалъ собраніе многимъ достопамятнымъ вещамъ, заключающимся въ оной. Молодому человку, путешествующему для разсмотрнія достопамятностей въ другихъ государствахъ, надлежитъ непремнно читать прежде книги, описующія тотъ городъ, въ который онъ възжать намренъ, дабы пріуготовиться, на какіе предметы устремить свои примчанія. Но съ моей стороны, надобно признаться, что сія помощь не была употреблена, и для того я, конечно, меньше видлъ, нежели бы видть могъ, когда бы не упустилъ сначала сію нужную предосторожность. Осмотрвъ соборную церковь и другія близкія къ оной, возвратилися мы домой. Посл обда ходили по городу, по гостиному ряду, по нкоторымъ церквамъ, по плацамъ, гд находятся множество древнихъ и новыхъ статуй, изъ коихъ лучшая, какъ мн кажется, стоитъ на гранддюковомъ плац, окруженномъ семью другими статуями, и представляетъ римлянина, похищающаго сабинку. Ввечеру были въ театр, гд играли оперу, называемую ‘Даріева напасть’, дв пвицы восхищали тутъ и слухъ и глаза наши. Он столь пріятно пли, сколь были хороши собою и, по крайней мр, пріятностью голоса превосходили луккскую пвицу въ десять, а красотою лица въ тысячу разъ. Не было ни одной аріи, которую бы зрители плесканіемъ въ ладоши не заставляли ихъ два раза пропвать. Не меньше длалъ намъ удовольствія и теноръ одинъ, игравшій роль Даріеву, который какъ тлодвиженіями, такъ и голосомъ умлъ трогать сердца, также и Кастратъ, представлявшій Александра Великаго. Но лучше сказать, вся труппа состояла изъ весьма изрядныхъ актеровъ. Что касается до зрителей, то одни ложи наполнены были порядочными людьми, а партеръ почти такъ же, какъ и въ Ливорн, но большей части подлымъ народомъ. Не показалося мн то у нихъ, что актеры во время дйствія употребляютъ излишнія вольности, какъ напримръ, стоя на театр смются и разговариваютъ знаками со своими знакомыми въ ложахъ, ежели не ихъ очередь пть или дйствовать, чмъ отнимается нкоторымъ образомъ важность у представленія, а зрители такъ нетерпливы, что никогда не дослушиваютъ конца и въ исход послдняго дйствія почти весь театръ становится пустъ, такъ что не передъ кмъ доигрывать.— Какъ уже поздно теперь, то кстати съ сею оперою и я оканчиваю къ теб сегодняшнее мое письмо.

12.

28-го октября.

На другой день пошли мы смотрть славную гранддюкову галлерею: она заключаетъ въ себ премножество вещей удивительныхъ и достойныхъ прилежнаго разсматриванія, но тщетно будетъ мое стараніе описать теб малйшую изъ оныхъ частицу: я ничего почти не видалъ, въ разсужденіи что тутъ есть, хотя и много видлъ въ разсужденіи меня. Сія галлерея сдлана продолговатымъ четвероугольникомъ, имющимъ съ одной стороны окна, а съ другой двери въ придланныя къ ней покои. Стны оной уставлены живописными какъ большими, такъ и малыми картинами, я не могу теб исчислить ни описать доброту ихъ, но скажу только, что я на многія изъ нихъ смотрлъ долго и хотлъ бы еще доле смотрть, если бы не отнимала у меня сего удовольствія краткость времени. Подл стнъ, по обимъ сторонамъ, находятся въ рядъ поставленные бюсты, которые какъ древностью, такъ и хорошею работою весьма славятся, особливо Агрипининъ, Цицероновъ, Софокловъ, Каллигулинъ, Сенекинъ, Адріановъ, Маркъ Авреліевъ, Аніуса Веруса младенца, умирающаго Александра и многихъ другихъ по исторіи намъ извстныхъ мужей. Впрочемъ, всхъ оныхъ бюстовъ и другихъ статуй находится тутъ числомъ боле ста пятидесяти. Стны первыхъ двухъ большихъ комнатъ уставлены вс славныхъ живописцевъ оригинальными портретами, которые они присылали туда, списавши каждый самого себя, собраны сіи портреты еще при одномъ изъ Медичей. Также находится тутъ по средин комнаты мраморная весьма изрядная статуйка и мозаической работы столъ, на которомъ изображена по средин перловая нитка столь живо, что легко можно обмануться и почесть оную за подлинную. Поставлена тутъ еще картина, извстная подъ именемъ Тиціановой Венеры, написана она въ обыкновенный ростъ лежащею на постели, имя въ одной рук цвты, а другую вольно попустивъ къ тому мсту, которое благопристойность закрывать велитъ: за нею видится внутренность комнаты и вдали спящая собачка. Смотря но сію картину искуснйшіе мастера въ семъ род художества удивляются и находятъ въ оной вс совершенства, какъ въ живописи изображенія, такъ въ соразмрности и естественномъ цвт лица и тла. Нтъ подобія сколь она хорошо написана! руки, шея, голова, станъ, словомъ, нтъ ни одной части тла, которая бы не совершенно была прекрасна, и справедливо почитается она лучшею во всей Италіи вещью. Впрочемъ, слава господина Тиціана, мастера оной, не одною сею чудною красотою велика, есть еще работы его чрезвычайныя картины, какъ, напримръ, другая Венера, дв Богоматери, образъ одного кардинала и проч. Но таковыхъ тутъ много и тщетно будетъ мое стараніе описать вс находящіяся въ оной галлере отличныя добротою вещи, не достанетъ моего на то ни знанія, вы памяти, для того скажу вкратц, что живопиство, скульптура, мозаика и прочіе роды искусствъ и художествъ показываютъ цну свою тутъ гораздо больше, нежели всякая книга изъяснить оную можетъ, и слава сея галлереи, такъ сказать, состоитъ изъ премножества славныхъ длъ, оставленныхъ знаменитыми художниками, которыхъ одними именами, не исчисляя трудовъ ихъ, заполнилъ бы я цлые листы, ежели бы могъ подробное всему сдлать описаніе. Какое великое удовольствіе знающему человку дла сіи разсматривать, тамъ представляется разуму его древность, тамъ исторія, тамъ баснословіе, тамъ характеръ какого-нибудь государя, на лиц его изливающійся, тамъ другія вещи, показывающія до какой степени искусство человческое раченіемъ достигнуть могло,— и сіе все въ такомъ прекрасномъ вид, что никто разсматривать онаго не устанетъ.
Оставя сіи дв комнаты, перешли мы на другую сторону галлереи въ третью комнату, которой стны уставлены были разныхъ величинъ картинками и портретами, тутъ, между прочимъ, противъ дверей стоялъ кабинетъ, украшенный разныхъ родовъ драгоцнными каменьями, въ которомъ находилось премножество искусно сработанныхъ дорогихъ разныхъ вещицъ. По средин комнаты поставленъ столъ мозаической работы, а надъ онымъ виситъ янтарное паникадило, въ котораго каждой часточки изображается маленькій портретецъ. Сіе паникадило прислано гранддюку отъ прусскаго короля въ отдареніе за подаренный ему отъ онаго такой же мозаическій столъ. Находится тутъ еще одноштучный витой оріентальнаго алебастра столпъ вышиною аршина въ четыре. Посл сего были мы еще комнатахъ въ пяти или шести, но какъ тогда записывать мн въ разсужденіи короткаго времени и множества находящихся тутъ вещей всего было не возможно, то упомяну я теб только о тхъ вещахъ, которыя остались у меня въ памяти. Кром многихъ живописныхъ, мозаическихъ и другихъ картинъ, также кабинетовъ и разныхъ сосудовъ изъ дорогихъ каменьевъ, и по большей части изъ лаписа-лацара сдланныхъ, находятся тутъ въ одной комнат семь весьма славныхъ мраморныхъ статуй, а особливо изъ оныхъ, такъ называемая Венера Медичей: она привезена первымъ ихъ гранддюкомъ изъ Греціи и отломленныя оной части составлены весьма искусно, недоставало одной лвой руки, которая потомъ придлана уже новйшимъ скульпторомъ, и кажется быть далеко отмнитою отъ древности. Сія Венера не уступаетъ той живописной, о которой я упоминалъ выше сего, и надобно весьма искусному быть человку въ обихъ сихъ художествахъ, чтобъ различить, которая изъ нихъ превосходне. А что он об чрезвычайно хороши, такъ это и мои глаза видть могли, которыя то той, то другой изъ нихъ давали преимущество, смотря по тому, на которую они въ то время глядли. Прочія статуи хотя не могутъ съ сею равняться, однакоже какъ древностью, такъ и работою многихъ другихъ превосходятъ. Посл сего видли мы еще нсколько хорошихъ статуй, и три весьма удивительныя восковыя работы: первая изъ нихъ представляетъ жилище смерти или подземный уже развалившійся храмъ со многими человческими тлами, которыя сгниваютъ и распадаются, другая моровую язву, а третья анатомленную человческую голову. Нельзя ничего естественне сдлать, какъ сіи три вещи! и ежели бы я не видалъ первыхъ двухъ, то бы, конечно, о сей третьей подумалъ, что она подлинно человческая голова, а не изъ воску сдланная. Что касается до моровой язвы, то невозможно смотрть безъ чувствованія ужаса на блдныя лица yмирающихъ и на отчаяніе, съ какимъ они противу смерти борятся, также и храмъ подземный своею дряхлостью, человческими костями, обезображенными мертвыхъ тлами и согнивающими членами не меньше того впечатлваетъ страхъ въ душу смотрящаго на оный. Сіи три вещи сдланы однимъ мастеромъ, котораго портретъ хранится въ ящик, смертное жилище представляющемъ. Посл сего показали намъ еще модель того жертвенника, который будетъ сдланъ весь изъ лаписа-лацара и убранъ еще другими разныхъ родовъ драгоцнными каменьями. Сей жертвенникъ поставится въ церкви святаго Лоренца, гд похоронена фамилія древнихъ гранддюковъ Медичей, о чемъ я тебя увдомлю посл. Вотъ, что я могъ упомнить изъ видннаго мною въ сей галлереи, но кром того есть еще, сказываютъ, тутъ покои, въ которыхъ лучшія сохраняются вещи, однако туда безъ повелнія гранддюкова не пускаютъ, слдовательно я о нихъ столько же знаю, сколько и о томъ крытомъ корридор, который изъ дворца идетъ черезъ мостъ въ галлерею, что длаетъ разстояніе около шести сотъ шаговъ, и по которому одинъ только гранддюкъ ходитъ. Въ этотъ день мы нигд боле не были, кром какъ заходили еще въ нкоторыя церкви, и потомъ смотрли ту же оперу, а на другой день пошли еще разъ въ галлерею и по работнымъ горницамъ, гд отправляется мозаическая (или, какъ итальянцы называютъ, pietro dura, твердокаменная) работа. Тутъ показали намъ комнату, въ которой великое множество разныхъ родовъ каменья, которыми сія работа слдующимъ образомъ производится: сдлаютъ сперва рисунокъ той картины, какую изъ сихъ каменьевъ составить надобно, и дадутъ мастеру напиленныя изъ оныхъ плиты разныхъ цвтовъ, какой гд употребить прилично. Онъ, примняясь тогда къ рисунку, выбираетъ приличные цвты камней и отдлываетъ порознь каждую отдльную частичку посредствомъ проволоки и другихъ маленькихъ инструментовъ, потомъ составляетъ оные искусно, смазывая такъ называемою греческою глиною, покуда совсмъ окончитъ. Работа сія продолжается впрочемъ весьма медленно, тмъ боле, ежели вещь должна составлена быть изъ мелкихъ частицъ. Оттуда прошли мы въ такъ называемый старый дворецъ, гд, между прочимъ, въ одной комнат находится около дюжины пребольшихъ шкаповъ, наполненныхъ разными серебряными и золотыми сосудами, какіе въ старину были въ употребленіи, т. е. чеканными превеликими блюдами, подносами. урнами и проч. Между прочимъ, находится тутъ конскій уборъ и сабля, подаренные турецкимъ султаномъ одному Медичи. Какъ уборъ, такъ и сабля усыпаны большими драгоцнными камнями, которые, конечно, длаютъ цну ихъ не малою. Оставя сей старый дворецъ, возвратились мы домой и отобдавъ пошли смотрть славную святаго Лоренца церковь, которая, сказываютъ, уже девяносто лтъ строится и еще не совсмъ отдлана, ибо не отработанъ еще внутренній куполъ. Сія церковь довольно высока, пространна, иметъ фигуру восьмиугольной призмы, архитектура оной весьма прекрасная. Первое, что вошедъ въ нее представится великолпнйшаго и огромнйшаго очамъ, суть шесть большихъ гробницъ, придланныхъ къ угламъ оной въ довольной отъ низа высот. Четыре изъ нихъ гранита египетскаго, а другія дв оріентальнаго. Надъ оными поставлены въ нишахъ четыре большія бронзовыя статуи, представляющія Медичей. На простнкахъ внизу сдланы мозаической работы провинціальные гербы, впрочемъ, вся внутренность церкви отдлана сею работою, и употреблено къ тому премножество рдкихъ и дорогихъ каменьевъ, такъ что когда оная совершена будетъ, то своимъ богатствомъ и великолпіемъ едва-ли не превзойдетъ всякое въ Европ зданіе. Въ оныхъ великолпныхъ гробницахъ положатся прахи покойныхъ Медичей, которые нын лежатъ въ находящемся подл сей церкви предл, во имя котораго она созидается.
По осмотрніи оной пошли мы во дворецъ, а сіе мы потому сдлать могли, что гранддюкъ въ сіе время находился въ загородномъ своемъ замк. О семъ дворц я иного примчанія не сдлалъ, кром что онъ построенъ изъ дикаго камня, довольно великъ и чрезвычайно кажется проченъ, внутреннихъ покоевъ убранство весьма изрядное: главное украшеніе состоитъ въ живописныхъ картинахъ, между которыми одинъ образъ Богоматери есть вещь удивительно прекрасная. Находится также много тутъ картинъ и столовъ мозаичной работы. Есть еще внизу покои, въ которыхъ иногда гранддюкъ бываетъ, въ нихъ однако же ничего особливаго не находится, кром что въ одномъ поко нсколько мраморныхъ статуй представляютъ одну испуганную громомъ семью, изъ которой одинъ лежитъ на земл убіенъ приключившимся ударомъ. Посл сего были мы еще въ находящемся подл сего дворца саду, который довольно обширенъ и лежитъ на горахъ и долинахъ, въ немъ виденъ порядокъ и прибранство изрядное, украшенъ многими водометами, статуями, цвтниками, бесдками, аллеями, множествомъ хорошихъ деревъ и пріятными гульбищами. Впрочемъ, онъ не совсмъ еще отдланъ и стараются многое къ нему прибавить. Побывъ часа два тутъ и не видавъ почти никого людей въ ономъ, пошли мы домой, но какъ уже приближался срокъ явиться намъ къ своимъ мстамъ, то и положили мы на завтра по утру хать изъ Флоренціи. Такимъ образомъ въ этотъ день откланявшись Ивану Абрамовичу Ганибалу, котораго мы по прізд своемъ нашли еще тутъ, и побывавъ ввечеру на опер-комикъ, которая однако же была представлена не весьма удачно, на другой день рано простяся съ нашимъ знакомцемъ, помянутымъ офицеромъ, и поблагодаря его за трудъ, какой онъ для насъ принималъ, отправилися мы изъ Флоренціи, ночевали на дорог, поутру обдали въ Пиз, а къ вечеру пріхали обратно въ Ливорно, и симъ окончили наше путешествіе. Прощай.

13.

2-го ноября.

Ни о чемъ тебя увдомить не могу, кром, что на сихъ дняхъ обдали мы у здшняго губернатора, который живетъ весьма недурно, были у одного полковника на бал, также нсколько вечеровъ проводили на конверзаціяхъ и въ театр. Впрочемъ, скука больше иметъ участія въ нашихъ длахъ, нежели удовольствіе. Недавно былъ я въ жидовской синагог, куда жиды собираются Богу молиться: она пространна и внутри хорошо украшена. Служба ихъ отправляется чуднымъ образомъ: премножество жидовъ собравшися иные сидятъ и кричатъ, другіе ходятъ въ шляпахъ какъ на рынк, а посредин, стоя на возвышенномъ мст, попъ въ блой одежд читаетъ громко на распвъ, и видно тутъ ни молчанія, ни слушанія, ни благочинія не требуется. — Еще теб скажу, что мы вчерашній день проводили довольно весело: на фрегатъ ‘Павелъ’ званы были обдать гости, которые просидли тутъ до самой ночи, и какъ между оными были четыре двушки, то мы посл обда позвали музыкантовъ и танцовали съ ними до самаго ихъ разъзда. Впрочемъ, сюда съ нашими товарами, которые должны привезены быть изъ Англіи и Голландіи, еще не бывали, и скоро-ли мы отсел отправимся, никто не знаетъ. Твой другъ желаетъ теб всякаго удовольствія. Прости.

14.

4-го ноября.

Сегодня день моего дневанья, или очередь терпть скуку: вс мои товарищи похали на берегъ, одинъ остался я на цлый день на фрегат. Ты можешь вообразить себ, что мн одному сидть не весело. Музыка не можетъ меня занимать, потому что я ни на чемъ играть не умю, книгъ со мною также нтъ, слдовательно къ провожденію времени остается мн только ходить, сидть, лежать и думать: что все вообще весьма утшаетъ мало. Между тмъ, ходя взадъ и впередъ по кают, увидлъ я на стол чернильницу и перо: мысль мн пришла начать къ теб писать и тмъ провести часть времени. Сыскалъ я бумагу и думалъ долго, о чемъ бы тебя увдомить, но, не имя ничего новаго, напослдокъ разсудилъ описать теб вчерашнюю комедію, которую здсь играли въ театр, и которая довольно мн понравилась.
Прежде увдомлю тебя о здшнихъ комедіантахъ: они нанимаются отъ содержателя театра на нкоторое время, по прошествіи котораго на мсто ихъ приходитъ другая труппа, а сіи отъзжаютъ въ другое мсто для представленія на томъ театр, такимъ образомъ они перемняются. Содержатель смотря по трупп полагаетъ цну за входъ въ театръ, которая обыкновенно бываетъ невелика, ибо за четверть рубля можно видть лучшую оперу, и то плотятъ только одни благородные да иностранцы, а простой народъ пускаютъ за пять копекъ и меньше. Посему думать можно, что содержателямъ театра не великій бываетъ доходъ, а комедіантамъ и того еще меньше, хотя они всякой день почти обязаны что нибудь представлять. Между прочимъ для перваго актера положенъ одинъ вечеръ, который собственно принадлежитъ ему, и о которомъ онъ за день или за два чрезъ печатные листки предувдомляетъ общество. Во время же онаго садится онъ при вход въ театръ за столъ, имя предъ собой большое серебряное блюдо, на которое входящіе кладутъ деньги кто сколько захочетъ, и сіи собранныя деньги получаетъ онъ себ, не удляя изъ того никому ничего. Сегодня вечеръ перваго актера, но я по несчастію лишенъ удовольствія видть его торжествующаго надъ кучею денегъ и желанія присовокупить ему маленькую частицу къ его доходу, хотя онъ съ великимъ почтеніемъ вчера вручилъ намъ всмъ по билету. Теперь опишу теб содержаніе вчерашней комедіи, которое было слдующее:
Одинъ англичанинъ, по имени Вильсонъ, содержатель суконнаго завода, былъ человкъ довольно богатый, но богатство его состояло не въ наличности,— онъ торговалъ, и обращеніемъ денегъ пріумножалъ капиталъ свой. При жизни еще покойной жены своей принялъ онъ къ себ въ домъ одну несчастную вдову съ дочерью, которыя нкогда претерпли кораблекрушеніе, однако были спасены и, по прізд въ Лондонъ, пристали у него въ дом и тутъ жили! Вдова сія называлась Сонбриджи, а дочь Фанни. Нкто знатный лордъ, именемъ Арсей, увидя Фанни, въ нее влюбился и показывалъ ей особливыя ласки, но онъ не завсегда жилъ въ город, а удалялся иногда въ свои деревни. По прошествіи нкотораго времени, жена Вильсонова умерла, оставя посл себя двухъ маленькихъ дтей, сына и дочь, которыхъ при смерти поручила она Сонбриджиной дочери, прося ее вмсто себя быть имъ матерью, а мужа своего увщевала жениться на сей любви достойной двиц. Вильсонъ, оплакавъ память жены своей и привыкши завсегда видть молодую Фанни, не могъ больше сопротивляться ея прелестямъ и почувствовалъ къ ней сильнйшую горячность, что происходило также и въ сердц Фанниномъ. Госпожа Сонбриджи была о томъ увдомлена и общала дочь свою за него выдать. Въ такомъ положеніи были дла ихъ, какъ въ одно время Вильсонъ, отлучившися изъ своего дома, пробылъ цлыя сутки загородомъ, и по возвращеніи своемъ провдалъ, что лордъ Арсей пріхалъ въ Лондонъ и приходилъ разговаривать съ госпожею Сонбриджею. Вдомость сія смутила его, онъ страшился, чтобъ сей знатный соперникъ не былъ ему предпочтенъ. Безпокойство его еще боле умножилося, когда Сонбриджа, пришедъ, показала ему письмо, которое писалъ къ ней лордъ Арсей, и въ которомъ онъ увдомляетъ ее, что несмотря на неизвстность Фанниннаго рожденія, о которомъ онъ не желаетъ боле освдомляться, предпріялъ онъ чрезъ два дня на ней жениться и повергнуть съ собою къ ногамъ сея красавицы вс свои титла, знатность и богатство, заключая тмъ, что онъ посл такого его предложенія надется несомннно получить отъ нихъ согласный со своими желаніями отвтъ, и что посл сего, конечно, не станутъ он боле помышлять о страсти Вильсоновой къ молодой Фанни. Прочитавъ сіе письмо, вздохнулъ Вильсонъ и печальнымъ голосомъ спрашивалъ Сонбриджу, что она сдлать намрена. Ршеніе уже сдлано, отвчала Сонбриджа, и сіе письмо понуждаетъ меня къ скорйшему исполненію такого дла… Какъ! перервалъ Вильсонъ, и Фанни могла безъ труда на то согласиться? Конечно, безъ труда, продолжала Сонбриджа, для того, что она соединяется съ такимъ человкомъ, котораго она любитъ, который равномрно любитъ ее. Потомъ, примтя горесть Вильсонова, не захотла больше оставлять его въ заблужденіи, сказавъ, что онъ самый тотъ супругъ, котораго она дочери своей назначаетъ. Легко можно себ вообразить радость Вильсонова, сими словами въ немъ произведенную! Торжествующъ надъ знатнымъ толь соперникомъ, получа все желаемое, бросился было онъ благодарить ее наичувствительнйшимъ образомъ, но она, перервавъ его ласкательства, сказала, что иметъ нужду открыть ему нкоторую тайну, и чтобъ онъ успокоившись ее выслушалъ. Тогда разсказала она ему, что она родилась въ Дублин отъ родителей довольно достаточныхъ, но которые напослдокъ по нкоторымъ обстоятельствамъ сдлалися бдными, и которыхъ лишилася она еще въ самой молодости своей. По смерти отца своего жила она у дяди, который напослдокъ хотлъ ее выдать за одного богатаго негоціанта замужъ, но въ самое то время пріхалъ туда нкто шотландскій лордъ Фалиландъ. Они другъ съ другомъ имли случай увидться и полюбить одинъ другого страстно. Напослдокъ сей лордъ увезъ ее въ свой домъ съ общаніемъ на ней жениться, но какъ сіе не могло быть сходственно съ знатною его породою, и притомъ не смлъ онъ огорчить старика-отца своего, то принуждена была Сонбриджа полагаться на одни увренія Фалиланда и довольствоваться одною надеждою на будущее время, что съ перемною обстоятельствъ лордовыхъ перемнится и участь ея. Однако она въ томъ обманулася, ибо скоро услышала, что онъ женится на одной знатной двиц и посылается губернаторомъ въ Ямайку. Сія вдомость была ужаснйшимъ для Сонбриджи ударомъ: плодъ любви ихъ, рожденная тогда Фанни, еще боле умножала печаль своей матери, напоминая несчастнымъ бытіемъ своимъ неврность ей отцовскую и плачевное состояніе, въ какомъ онъ ихъ оставилъ. Но чтобъ разсказать покороче, то довольно сего вдать, что Фалиландъ, женившись, ухалъ въ Ямайку уже двадцать лтъ тому назадъ, однако же онъ, живучи тамъ, иногда провдывалъ о Сонбридж, и въ послдній разъ прислалъ ей нкоторое довольное число денегъ. Что касается до нея, то посл многихъ приключеній, бывшихъ посл того съ нею, наконецъ жила она въ дом у сего Вильсона, какъ я прежде о томъ упоминалъ, и теперь разсказала ему тайную свою повсть, примолвя къ тому: ты теперь знаешь и мое несчастное состояніе и рожденіе Фаннино. Разсуждай самъ. Ежели злополучная сія повсть никакой въ мысляхъ твоихъ не длаетъ перемны, продолжай любить ея, но когда страсть сія покажется теб предосудительною чести твоей, такъ разорви сей союзъ. Избирай для себя благое. По крайней мр я имю долгъ, прежде наступленія брака, тебя о томъ увдомить. Вильсонъ посл сихъ ея словъ съ горячностію старался уврить ея, что почтеніе, которое онъ къ нимъ обимъ иметъ, есть священное и никакими посторонними обстоятельствами не нарушаемое. Такимъ образомъ они разсталися. Скоро потомъ Вильсонъ и Фанни вчнымъ совокупленіемъ утвердили пламень свой, и казалося, что желаніямъ ихъ ничего боле недоставало. Между тмъ, грозная буря, поднявшись, затмила всю ихъ свтлую радость. Вильсонъ чрезъ банкротство другихъ потерялъ все свое богатство и сдлался бднйшимъ человкомъ. Сонбриджа и Фанни отдали вс свои деньги и алмазы въ заплату тхъ векселей, но коимъ съ него взыскивали, но недовольно было сего, напослдокъ велно было описать весь его домъ и со всми находящимися въ ономъ вещами, для продажи и заплаты по оставшимся векселямъ. Тогда можно сіе представить сколь безмрна была Вильсонова горесть. Явленіе сіе возбуждало во всхъ немалую жалость. Несчастныя дти невиннымъ своимъ присутствіемъ, вопросами и слезами наносили ему печаль жесточайшую, Фанни тмъ боле поражала чувствительное сердце его, чмъ боле въ сіе время показывала ему горячности, ибо себя доставлялъ онъ виновникомъ ея злополучія, отвлекши отъ счастливаго состоянія, въ которомъ бы она была, вышедъ за лорда Арсея замужъ. Сими и симъ подобными ежечасно терзаяся мыслями, наконецъ, приведенъ онъ былъ въ отчаяніе, и принялъ намреніе броситься въ р. Темзу, написавъ напередъ два письма, одно къ Фанни, а другое къ Арсею, въ первомъ просилъ, чтобъ она по лишеніи его немедленно вышла за лорда сего замужъ и была матерью оставшимся его дтямъ, а во второмъ увдомлялъ Арсея о несчастіи своемъ, принудившемъ его лишиться жизни, и просилъ, чтобъ онъ, женяся на Фанни, былъ покровителемъ несчастныхъ сиротъ ея пасынковъ. Исполнивъ сіе, пошелъ онъ во время ночи отдавать письма на почту, чтобъ назавтра отнесли ихъ къ кому они были надписаны, и потомъ броситься въ Темзу.
На семъ любопытномъ мст знать о судьбин Вильсоновой кончилося четвертое дйствіе сей драмы, но вообрази себ, какъ удивлены были зрители, когда актеръ, игравшій Вильсонову роль, въ самое то время вышелъ увдомлять публику, какая завтра будетъ комедія! Правда, что здшніе зрители къ тому уже привыкли, ибо здсь часто случается, что и въ средин трагедіи актеры сіе длаютъ, будучи въ царскомъ одяніи, да и не могутъ иначе, какъ не въ средин выходить, потому что зрители никогда конца не дожидаются, но для меня и многихъ къ сему не привыкшихъ весьма сіе показалось странно. Между тмъ, какъ я мысленно приготовлялся обвинять сего актера и сердился, что онъ смшалъ мои мысли и вывелъ изъ заблужденія глаза, которые уже было привыкли мечтать его себ подлиннымъ Вильсономъ и заставляли душу мою соболзновать о его состояніи и любопытствовать о его судьбин,— между тмъ, говорю, оправдалъ онъ сей некстати выходъ свой слдующею къ зрителямъ рчью, весьма для него кстати (надобно при этомъ вспомнить, что сіе было наканун того дня, въ который собираемыя отъ зрителей деньги принадлежатъ собственно ему). Вильсонъ сталъ несчастливъ, говорилъ онъ, лишился вдругъ всего своего имнія и повергнулся въ крайнюю нищету, будучи однакожъ добродтеленъ и честенъ. Вы видли чрезмрную горесть его и отчаяніе. Можетъ статься, жалостнымъ состояніемъ своимъ и горестными печаль его изобразующими знаками возбудилъ онъ соболзнованіе въ чувствительныхъ вашихъ сердцахъ: итакъ, окажите надъ нимъ человколюбіе ваше завтра вечеру, искупите его щедротою своею изъ долговъ и заставьте сими утшаться мыслями, что онъ умлъ угождать вашему вкусу, и проч. Такимъ образомъ проговорилъ представлятель Вильсона, желая тмъ пріумножить свой доходъ, и я думаю, что за сію предисловію наклали ему рубля полтора лишнихъ: больше нельзя полагать въ разсужденіи щедроты здшнихъ зрителей, которыхъ при томъ же въ театр не весьма много собирается, исключая партеровъ, набитыхъ всякаго рода подлымъ народомъ, который пустому хохочетъ и аплодируетъ также чему-нибудь глупому, и какъ по большому ихъ числу и доходъ отъ нихъ собирается больше, то кажется и актеры вс стараются угождать сбродному ихъ вкусу, для того на здшнее представленіе не весьма пріятно смотрть. Теперь доскажу конецъ драмы.
Вильсонъ, будучи въ крайнемъ отчаяніи, пошелъ броситься въ рку Темзу, но прежде отдалъ на почт письмо къ Фанни, чтобъ вручили ей оное завтра поутру, однако почтарь отнесъ его въ то же самое время, и открытіе сего письма поразило чрезвычайно всхъ домашнихъ Вильсоновыхъ, они тотчасъ бросились его повсюду искать. Между тмъ Фалиландъ, по смерти жены своей возвратившійся паки въ Лондонъ, старался провдать о Сонбридж и о своей дочери, но услышалъ, что он, дучи на судн изъ Дублина, претерпли кораблекрушеніе и погибли въ мор. Такимъ образомъ, почитая себя убійцею и виновникомъ всего ихъ злополучія, вознамрился онъ избавиться смертію отъ терзающихъ его мыслей, и въ то же самое время приближался къ мосту чрезъ рку Темзу, въ которое и Вильсонъ, дабы, повергнувшись съ онаго, обрсти себ покой на дн сея рки. Оба сіи несчастные, избравшіе себ единое мсто гробомъ, въ темнот ночной другъ на друга находятъ и съ удивленіемъ останавливаются. Фалиландъ, удержавъ Вильсона, который хотлъ у него вырваться изъ рукъ, спрашиваетъ, какой онъ человкъ, зачмъ находится ночью на этомъ мст, и заключаетъ по смущеннымъ его отвтамъ, что конечно нашелъ онъ человка въ равныхъ съ собою обстоятельствахъ, который за тмъ же пришелъ на это мсто, зачмъ и онъ самъ. Любопытство рождается въ немъ, и онъ, увдомивъ напередъ сего незнакомца о своемъ одинакомъ съ нимъ намреніи, проситъ и клянется не отпустить его прежде, покуда не разскажетъ онъ ему причинъ, побудившихъ его на такую крайность: посл того общается умереть съ нимъ вмст. Вильсонъ, не могши напослдокъ сопротивляться усильному его прошенію, или лучше сказать принужденію, разсказываетъ ему несчастныя свои обстоятельства. Тогда Фалиландъ подвигнутый симъ на жалость, говоритъ ему, что онъ иметъ довольный достатокъ, и какъ онъ принялъ непремнное намреніе умереть, а наслдниковъ посл него никого не остается, то не можетъ онъ употребить на лучшее сего своего богатства, какъ на искупленіе Вильсоново: ‘прими сей даръ отъ руки теб незнакомой, продолжалъ онъ, возвратися къ твоимъ домашнимъ, искупи себя отъ долговъ, не оставляй вдовою жену и сиротами дтей твоихъ, поди, живи съ ними благополучно. Не благодари меня за сіе благодяніе благодари случай, который, можетъ статься, ниспослали теб сами небеса для избавленія невинности отъ страданія. Завтра по утру получишь ты право на мое имніе’. Вильсонъ, удивленный сими словами великодушнаго лорда, стоялъ долгое время безмолвенъ: сильное чувствованіе радости отняло у него почти употребленіе языка. Между тмъ вдругъ показалися люди на улиц съ возженными факелами, кого-то ищущіе. Сіи были Сонбриджа и Фанни со своими домашними. Увидя Вильсона съ великимъ восклицаніемъ бросилися он вс къ нему на шею, рыданіемъ и слезами изъявляя радость и печаль свою. Фалиландъ, тронутый симъ жалкимъ зрлищемъ, отвратился отъ нихъ и проливалъ слезы. Тогда Вильсонъ, обнимая то любезную свою Фанни, то мать ея, сказалъ имъ: ‘мы благополучны, сей добродтельный незнакомецъ, сей другъ несчастныхъ, сей избавитель и благодтель мой, хочетъ безпримрнымъ своимъ великодушіемъ извлечь насъ изъ сея бездны горестей, въ которую низринулъ я васъ моимъ несчастіемъ. Ахъ, любезная мать, и ты, дражайшая супруга, бросимся къ ногамъ его возблагодарить за толикое намъ благодяніе!’ Фалиландъ по сихъ словахъ обращается къ нимъ, и какое для него видніе! Онъ зритъ у ногъ своихъ Сонбриджу, сей предметъ желаній и причину мученій своихъ, едва не повергнувшихъ его во гробъ! Оба они встрчаются устремленными быстро взорами, познаются между собою и, по произнесеніи съ сильнымъ движеніемъ духа именъ другъ друга, остаются безгласными въ объятіяхъ одинъ другого! Посл того опамятовавшися Сонбриджа увдомляетъ его, кто таковы ему Фанни и Вильсонъ, которыхъ великодушнымъ поступкомъ своимъ хотлъ избавить онъ отъ злополучія и бдствій. Новая радость и новыя чувствованія родительской горячности объемлютъ тогда духъ Фалидандовъ: имена супруги, дочери и зятя стократно съ восторгомъ вылетаютъ изъ устъ его, и на послдокъ, изгнавъ лютую печаль, торжествуетъ свтлая радость надъ сердцами всхъ составляющихъ сіе благополучное семейство. Такимъ образомъ кончилася драма и сегодняшнее твое письмо. Прощай.

15.

8-го ноября.

Вчера случилося съ нами сперва странное, а потомъ весьма смшное приключеніе, о которомъ намренъ я тебя увдомить.— Послушай: былъ я поутру въ этотъ день на фрегат ‘Павл’ и остался тамъ обдать. Между тмъ какъ садилися за столъ, пришли сказать капитану, что два какіе то иностранца желаютъ съ нимъ говорить. Онъ веллъ ихъ пустить къ себ въ каюту. Они, вошедъ и увидя насъ готовыми садиться за столъ, стали въ неблаговременномъ приход своемъ извиняться, а какъ услышали, что капитанъ приглашаетъ ихъ вмст съ собою за столъ, то съ благодарностію отозвалися отъ того тмъ, что уже они обдали, прося при томъ для нихъ не безпокоиться, а только позволить имъ посл стола переговорить наедин съ господиномъ капитаномъ. Такимъ образомъ мы сли за столъ, и они по сторонамъ стола. Одинъ изъ нихъ былъ собою высокъ съ превеликимъ краснымъ пятномъ на щек и одтъ въ байковый сюртукъ, а другой низокъ ростомъ и на немъ изрядная парочка платья дикаго цвту. Малорослый въ продолженіе обда разговаривалъ съ нами довольно, а товарищъ его сидлъ, не говоря вы слова, и казался быть весьма смутенъ. По окончаніи стола вышли мы вс вонъ, оставя ихъ однихъ съ капитаномъ. Не прошло больше четверти часа какъ пришелъ къ намъ капитанъ съ видомъ весьма удивительнымъ и сказалъ, что одинъ изъ сихъ двухъ чужестранцевъ, а именно высокій ростомъ, есть нмецкій принцъ и кавалеръ прусскаго ордена Чернаго орла, что онъ по нкоторымъ обстоятельствамъ скрываетъ имя свое и проситъ у него на судн хотя на одинъ день прибжище. Вдомость сія привела насъ всхъ въ удивленіе, и я уже начиналъ раскаиваться, что, сидя за столомъ, не такъ на него смотрлъ пристально. Тотчасъ любопытство мое понудило меня итти въ каюту посмотрть на сей алмазъ подъ коркою, и какъ я туда вошелъ, притворившись будто ничего о томъ не знаю, то онъ спросилъ у меня по-французски не подначальникъ ли я на этомъ судн? Я, сказавъ ему о себ, примолвилъ, что я не хорошо умю по-французски, а притомъ спросилъ, не говоритъ ли онъ по-нмецки. О это мой природный языкъ, отвчалъ онъ скоро, и мн пріятно видть человка, съ которымъ я говорить на ономъ могу. Вскор потомъ, по краткихъ нсколькихъ учтивостяхъ, вступили мы въ дальнйшіе съ нимъ разговоры, и онъ, ни мало не скромничая, разстегнувъ сюртукъ, показалъ мн звзду Чернаго орла и открылся, что онъ брауншвейгскій принцъ, что, будучи по нкоторому учиненному имъ убійству гонимъ отъ своего отца, ищетъ укрыться отъ гнва и поисковъ его, что онъ только лишь пріхалъ сюда изъ Генуи, гд его ночью совсмъ ограбили и едва не убили, что отецъ его всячески старается, чтобъ онъ убитъ былъ, общая тому деньги, кто сіе сдлаетъ, что, зная каковы итальянцы, не списавшись сперва съ какимъ нибудь консуломъ, опасается онъ сойти на берегъ, чтобъ и здсь не приключилось ему подобнаго несчастія какъ въ Гену, и на послдокъ, что для сей самой причины проситъ онъ на нсколько часовъ дать ему прибжище на семъ судн. Посл сего увдомленія повелительнымъ образомъ оборотившись къ своему товарищу, веллъ ему итти къ англійскому или французскому консулу и о себ котораго нибудь изъ нихъ осторожно увдомить, что сей принявъ съ покорнымъ видомъ, тотчасъ туда и отправился. Оставшися одинъ разговаривалъ онъ съ нами долго, благодарилъ за пріемъ, показывалъ себя чувствительно за то обязаннымъ и общалъ по прізд своемъ въ Парижъ, куда онъ хать отсел намренъ, отозваться обо всхъ наиблагодарншимъ образомъ нашему тамъ послу. Какія побудительныя къ оказанію всевозможныхъ услугъ слова, и какая лестная надежда! Уже иные мечтали себя счастливыми чрезъ то: какого гостя Богъ послалъ, коль радостно видть имя свое въ записной его книжк! — нсколько часовъ спустя потомъ возвратился малорослый посланникъ и донесъ его свтлости принцу, что ни англійскаго, ни французскаго консула не нашелъ дома, и домашніе, гд они, не знаютъ, а къ другимъ консуламъ онъ безъ его приказанія итти не смлъ. Потомъ поговорили они другъ съ другомъ нчто по-испански, посл чего принцъ сидлъ долго время безмолвенъ, и будто вдругъ вышедъ изъ глубокой задумчивости, началъ проклинать участь свою, княжество и рожденіе. Малорослый покусился было сказать ему еще что-то по-испански, но онъ, перебивъ рчь его, надлъ шляпу и, отъ часу разгорячаяся, бранилъ отца, Италію, весь свтъ, и напослдокъ казалося выступалъ изъ разума, ибо просилъ двухъ пистолетъ и шпагу, чтобъ итти на берегъ со всми драться. Такой гнвъ его удивлялъ насъ весьма, и мы не понимали, въ какихъ чудныхъ находится онъ обстоятельствахъ. Напослдокъ мало-по-малу усмирившись, выпросилъ онъ бумаги и написалъ къ англійскому консулу письмо, которое хотлъ посылать съ этимъ своимъ малорослымъ служителемъ, приказывая непремнно дождаться консула или провдать, гд онъ находится, и отдать ему сіе письмо, но сей отвчалъ, что уже поздно, и когда по захожденіи солнца запрутъ въ гавани ворота, то ему не можно будетъ возвратиться назадъ. Тогда принцъ, подумавъ немного, сталъ просить, чтобъ ему позволено было ночевать на этомъ судн, извинялся притомъ въ безпокойныхъ просьбахъ своихъ, обнадеживалъ благодарностію и говорилъ, что симъ ему сдлано будетъ величайшее одолженіе. Какъ не склониться на такую просьбу, которой слдствіе общаетъ такъ много? Хотя капитанъ сперва и не соглашался на сіе позволить, опасаяся не попасть бы чрезъ то въ какія нибудь хлопоты, однакожъ по совту прочихъ и моему напослдокъ согласился. Итакъ принцъ остался тутъ ночевать, а служитель его посланъ былъ съ приказаніемъ на другой день поутру возвратиться съ отвтомъ консульскимъ. Продолжая отъ часу дале разговоръ нашъ съ принцемъ и удушая такъ сказать его любопытствомъ вашимъ, напослдокъ примтили мы въ словахъ его великую несогласицу, хвастовство и противурчіе самому себ, особливо когда онъ сказалъ, что въ Гену убили бывшихъ при немъ двухъ человкъ и ограбили его на сто тысячъ червонныхъ, что онъ изъздилъ весь свтъ подъ именемъ одного графа, прославился на многихъ войнахъ и сидлъ три года у алжирцевъ въ полону, дивился напослдокъ, что намъ имя его толь громкое не извстно по вдомостямъ. Такія и симъ подобныя слова принудили меня о свтлости его немножко усумниться, однакожъ не смлъ я длать ему такихъ вопросовъ, которые бы явно показали ему мое сомнніе. Между тмъ, примчая отъ часу боле нелпости въ его рчахъ, спросилъ я, для чего не объявитъ онъ прямо о своемъ достоинств, по которому, конечно, приняли бъ его здсь согласно съ онымъ. ‘Я больше опасаюся ласки итальянцевъ, нежели грубости, отвчалъ онъ.— Сіи люди мн извстны, они меня учтиво примутъ, но подъ видомъ учтивости проводятъ меня къ отцу моему, чего я больше самой смерти опасаюся’. Сей отвтъ подозрніе мое нсколько обезоружилъ. Посл сего старался онъ изобразить себя человкомъ любящимъ роскошь и веселье, а отца своего по нкоторымъ обстоятельствамъ весьма на него злобнымъ и не могущимъ терпть такихъ въ сын своемъ качествъ, сказывалъ, будто наученіемъ его два раза уже подносили къ нему ядъ, но онъ отъ того предостереженъ былъ своими друзьями.— Дальніе наши съ нимъ разговоры показали намъ его весьма несвдущимъ ни о чемъ, отчего мое подозрніе опять увеличилося, тогда попросилъ я, чтобъ онъ для памяти написалъ имя свое на бумаг, что онъ казалося съ удовольствіемъ исполнилъ и ту записочку мн отдалъ. Посл того принесъ я къ нему нмецкій календарь и просилъ, чтобъ онъ мн въ ономъ показалъ имя свое. Сіе неожидаемое имъ предложеніе привело его въ явное смущеніе, однакожъ онъ, будто желая удовольствовать мое любопытство, сталъ пересматривать календарь и, рывшися въ немъ долгое время, напослдокъ сказалъ, что нтъ ли у меня итальянскаго календаря, а въ этомъ онъ имени своего не находитъ, и видя, что я хочу еще больше любопытствовать, старался этотъ разговоръ какъ нибудь замять. Между тмъ накрытъ былъ столъ и насъ позвали ужинать. За столомъ сидя, онъ лъ мало, а пилъ много, и говорилъ, что онъ за ужиномъ иметъ привычку больше пить нежели сть. По окончаніи стола, посидвъ немного, стали вс ложиться спать, а я похалъ ночевать на свой фрегатъ. Капитанъ просилъ меня, чтобъ поутру поране създить къ одному недавно сюда изъ Мальты пріхавшему маркизу, который былъ въ нашей служб, и, разсказавъ ему о семъ приключеніи, спросить у него совта. Я общалъ сіе сдлать, и поутру рано, пошедъ къ маркизу, увдомилъ его обо всемъ случившемся подробно. Онъ разсмявшися подалъ мн вдомости и сказалъ, чтобъ я прочиталъ въ нихъ то, чему онъ только лишь теперь смялся. Въ нихъ пишутъ изъ Генуи объ одномъ принц и кавалер Чернаго орла, который, пріхавъ туда подъ симъ именемъ, былъ согласно съ названіемъ своимъ принятъ и забралъ было въ долгъ нкоторое число денегъ у купцовъ, но какъ вскор открылося, что онъ не что иное какъ самозванецъ и обманщикъ, то отняты у него назадъ деньги, и онъ, будучи безчестнымъ образомъ выгнанъ изъ города, отправился въ Ливорву. По сему портрету уже легко можно было узнать подлинникъ. Выпрося вдомости сіи у маркиза, пошелъ я въ трактиръ, въ которомъ нанималъ для себя комнату, и въ которомъ жилъ еще живописецъ пруссакъ, человкъ весьма ревностный словопреніемъ защищать свое отечество. Пришедъ туда, нашелъ я живописца сего разговаривающаго съ хозяиномъ о семъ новомъ приключеній, о которомъ они частію уже увдомлены были. Оба они утверждали, что это конечно, самозванецъ и плутъ, и что за два года предъ симъ одинъ бездльникъ съ краснымъ на щек пятномъ, которое онъ такъ искусно умлъ замазывать, что иногда оно было видно, а иногда нтъ, сидлъ въ Пизской тюрьм, такъ надобно думать, что это онъ самый. Я, желая утвердить ихъ въ мнніи семъ, показалъ имъ записочку и вдомости, сказывая притомъ, что онъ называется роднею прусскаго короля и носитъ Чернаго орла звзду на кафтан: ‘такъ теб бы, какъ пруссаку, продолжалъ я, обращаясь къ живописцу, надлежало за сіе горячо вступиться и запретить ему сколько можно имя государя твоего злоупотреблять’. Нельзя изобразить, какую на пруссака досаду произвели въ немъ слова сіи, особливо когда уже онъ ясно видлъ его плутомъ и въ томъ обмануться не опасался. Онъ сталъ просить меня усильно, чтобъ отвезти его на судно и показать ему обманщика сего, который осмливается носить на себ звзду Чернаго орла, а какъ мн сего только и хотлося, чтобъ посмяться и посмотрть храбрости его надъ принцемъ, то согласился тотчасъ на сію просьбу и взялъ его съ собою. Мы, пріхавъ туда, провдали, что капитанъ съхалъ на берегъ и веллъ посл себя сказать принцу, чтобъ онъ искалъ для своего пребыванія другаго мста, гд ему угодно, и сіе судно пожаловалъ бы оставить: и такъ онъ со своимъ малорослымъ посланникомъ собирался хать долой. Между тмъ живописца ввелъ я въ каюту и началося славное сіе дйствіе, которое посл того снабдило насъ смхомъ на цлую недлю. Живописецъ, коль ни храбъ былъ, однако же сперва приступалъ съ робостію, на послдокъ, увидя того нсколько сбившагося въ словахъ, началъ отъ часу боле разгорячаться, глаза у него засверкали, голосъ возвысился, лице покраснло, губы задрожали, и вскор потомъ сего знаменитаго принца, на толь многихъ войнахъ прославившагося и всю почти вселенную изъздившаго, простой живописецъ сей преобратилъ въ плута и обманщика! За такую славную побду вмсто лавровъ надли мы на него шляпу, и велли ему, взявъ подъ руки, свести долой со фрегата разжалованнаго имъ принца сего, который хотя провождаемъ былъ всеобщимъ смхомъ, однако же, ни мало не красня, шелъ весьма бодро, далъ капитанскимъ людямъ червонецъ, и казалося отнюдь не терялъ надежды быть тмъ же дйствующимъ лицемъ гд-нибудь въ другомъ мст. Коль великую перемну сдлало съ иными несчастное сіе паденіе принца! Сладкая надежда ихъ превратилася въ отчаяніе, заставляющее краснть, услуги осталися безъ воздаянія и надобно было во слдъ ему хотя внутренно кричать: ‘пожалуй по прізд твоемъ въ Парижъ не показывай посланнику именъ нашихъ въ записной твоей книжк’.

16.

19-го ноября.

Сегодня получилъ я отъ одного изъ моихъ пріятелей съ ‘Свернаго орла’, письмо, которое при семъ и теб сообщаю. Оно состоитъ въ слдующихъ словахъ: ‘Нашедъ идущее въ Ливорну судно, не хочу я упустить сего случая, чтобъ не увдомить тебя о всемъ нашемъ поход. Разставшись съ вами, зашли мы въ Портъ-Фераіо и, не входя въ гавань, дали знать фрегатамъ нашимъ, чтобъ они изъ оной выступили, однако не скоро ихъ дождалися, ибо они, бывъ тамъ привязаны веселостію, какъ тяжелыя птицы весьма лниво съ мстъ своихъ поднималися. Напослдокъ, соединившись съ ними, начали мы продолжать путь нашъ. Въ Мальтійскомъ канал подхватила насъ противная буря, которая весьма долго продолжалась, и ‘Наталія’ въ сіе время съ нами разлучилася, такъ что и понын отъ мимоходящихъ судовъ еще никакого о ней извстія не имемъ. Подходя къ Архипелагу крпкіе и противные втры не допустили насъ обойти островъ Сиригу, и такъ лавируя нсколько дней вблизи онаго, напослдокъ принуждены мы были зайти въ Портъ-Мадонъ. Сей городъ лежитъ на полуостров Море между городами Навариномъ и Коронною. Суда становятся тутъ между имъ и островомъ Саніенцею, который прикрываетъ ихъ отъ втровъ со стороны восточной. Крпость Мадонская построена венеціанами, а нын находится подъ владніемъ турокъ. Она стоитъ на низкомъ мст подл самой воды, и видъ иметъ четвероугольника, хотя съ моря плывущимъ судамъ кажется треугольникомъ. Предмстіе оной въ прошедшую войну нашими разорено и по сію пору еще не исправлено. Позади оной горы на крпости находятся двадцать четыре нашихъ пушки, которыя отъ насъ турками подъ симъ городомъ взяты, а больше всего, къ сожалнію нашему, есть еще тутъ мсто, на которомъ погребено триста россійскихъ воиновъ. Спустя нсколько часовъ пришелъ туда же турецкій военный фрегатъ, называемый ‘Родосъ’. Онъ отсалютовалъ намъ изъ пяти пушекъ, на что мы отвтствовали ему равнымъ числомъ. Капитанъ послалъ къ нимъ лейтенанта поздравить ихъ съ благополучнымъ приходомъ, которому въ честь выпалили они по прізд и по отъзд изъ двухъ пушекъ, и прислали съ нимъ подарокъ, изъ котораго досталася мн баранья нога и десять лимоновъ, а ежели ты умножишь сіе числомъ офицеровъ нашихъ, такъ будетъ весь подарокъ. Фрегатъ сей посланъ былъ отъ капитанъ-паши къ Маніотамъ уговаривать ихъ платить гарасъ, или подать, султану, въ чемъ, сказываютъ, ему и удалось. Маніоты же сіи суть христіане и живутъ, или лучше сказать, разбойничаютъ въ Море между горами, впрочемъ они не находятся подъ игомъ турокъ и не платятъ султану подати, но имютъ своего юргу или старшину, который живетъ въ Портъ-Витул. Городскіе турки прізжали къ намъ въ гости, однако и чашки кофею у насъ не выпили, потому что нын у нихъ рамазанъ или постъ, въ который они днемъ ничего не пьютъ, не дятъ и табаку не курятъ, а ночью все сіе длать могутъ. Увидя турки портретъ великаго князя, сожалли, что онъ овдовлъ, но едва успли показать мы имъ портретъ Петра Великаго, какъ они вс съ великимъ восклицаніемъ подбжали его разсматривать: такъ слава государя сего громка даже и между непросвщенными народами! На другой день втеръ намъ сдлался благополучный, и такъ мы съ турецкимъ фрегатомъ пошли вмст въ путь, однако онъ недолго длалъ намъ сотоварищество и вскор отъ насъ отлучился. Вступя въ Архипелагъ, сдлалися вдругъ сверные крпкіе втры, которые принудили зайти насъ въ островъ Аржентеру, который такъ называется по находящейся тамъ серебряной руд. Гавань въ ономъ весьма изрядная и отъ втровъ довольно прикрытая островомъ Милою и еще другимъ маленькимъ островкомъ. Вошедъ въ нее ночью нашли мы тутъ стоящій на якор линейный корабль, который потомъ во всю ночь, какъ намъ видно было, суетился привести себя въ готовность, къ сраженію, что подало намъ причину брать предосторожности. На послдокъ при разсвтаніи дня, будучи онъ въ настоящемъ боевомъ положеніи, поднялъ красный флагъ. Мы сочли его алжирцомъ и тотчасъ приготовилися сами къ сраженію. Между тмъ для лучшаго свднія, точно ли онъ непріятельское хочетъ начать съ нами дйствіе, послали мы къ нему офицера. Шлюпка наша, приставая къ кораблю, вдругъ отворотила отъ оного прочь,— сіе подало намъ причину почесть его точнымъ непріятелемъ, и для того тотчасъ подняли мы фрегату ‘Григорію’ сигналъ приготовиться къ бою. Однако же все было сіе тщетно. Корабль этотъ былъ турецкій, и шлюпка для того отворотила прочь, что у нихъ съ правой стороны на корабль не входятъ, а должно объзжать на лвую. Вскор возвратился посланный туда офицеръ и привезъ такія же какъ и прежнія къ намъ гостинцы, а спустя нсколько времени корабль сей отсалютовалъ намъ изъ пяти пушекъ, и мы отвтствовали ему равнымъ числомъ. Посл того здили мы къ нимъ въ гости и были весьма ласково приняты, курили по обыкновенію табакъ и пили кофій. Не могу теб описать какъ безпорядочно у нихъ все на корабл, и какіе они худые мореходцы! Лность, невжество и любовь къ покойному житію суть три ядовитыя для мореплаванія вещи, а у нихъ-то они и являются въ самой высшей степени. Мы нашли корабль ихъ вотъ въ какомъ состояніи: во-первыхъ, капитанская каюта была не чиста, и по сторонамъ дверей стояли матросскія ружья, а каютъ-компанія разгорожена не обтесанными досками на премножество маленькихъ каютъ. На шканцахъ у гротъ-мачты лежали разныхъ калибровъ ядры, складенныя безпорядочно въ кучу, подъ шканцами была кофейная лавка. Въ нижней палуб между банокъ стояли лошади и коровы, а бараны бгали по всей палуб на вол. Въ банкахъ построены были въ два ряда нары, на люкахъ рынокъ, гд всячину продаютъ, и такъ было грязно, что мы ходя забрызгали чулки. Теперь я не удивляюсь, что они далеко въ море на корабляхъ своихъ ходить не могутъ, а дивлюся тому, какъ они и по близости ходятъ, не теряя часто и жизнь свою и судовъ. Впрочемъ корабль сей подаренъ имъ отъ французовъ и называется ‘Лафермъ’. Нашъ и Григорьевскій капитаны здили къ нимъ въ гости: по прізд и по отъзд палили они имъ въ честь по девяти пушекъ. Потомъ прізжалъ къ намъ ихъ турецкій капитанъ подъ своимъ бейскимъ (ибо онъ былъ бей или князь по нашему) флагомъ. Мы палили ему по прізд и по отъзд изъ пяти пушекъ. Во время рожденія луны, когда кончился рамазанъ ихъ, произвели они также не малую пальбу, въ чемъ и мы имъ длали товарищество. Такимъ образомъ вмсто ядеръ на счетъ смертоубійства, пострляли мы холостыми зарядами на счетъ удовольствія.

17.

15-го ноября.

Приключеніе съ нашимъ принцемъ тмъ, сказываютъ, кончилося, что онъ, странствуя еще нсколько времени здсь по судамъ, напослдокъ ухалъ въ Тунисъ, а какія тамъ будутъ его успхи, о томъ желалъ бы я знать. Надобно думать, что наконецъ не избжать ему ненависти отцовской, которая повидимому для него во всемъ свт разсяна, и когда-нибудь свтлости его ложной быть на вислиц. Оставимъ сіе. На сихъ дняхъ ходили мы для прогулки въ монастырь, называемый Монте-Негро, который лежитъ отъ Ливорны верстахъ въ шести на весьма высокой гор, и можетъ почитаться въ числ хорошихъ зданій. Внутри храма находятся нсколько большихъ мраморныхъ столбовъ, не мало живописныхъ картинъ, богатый жертвенникъ и явленной образъ Богоматери. Съ горы сей видимая окрестность кажется весьма прекрасною. Оттуда пріхали мы уже въ нанятыхъ коляскахъ, потому что устали и день къ полудню сдлался жарокъ. Впрочемъ, скука наша умножилася католическимъ постомъ, которымъ вс веселости здсь пресклися, а скоро умножится еще больше походомъ, котораго мы съ-часу-на-часъ ожидаемъ, ибо одно уже судно съ товарами нашими пришло, а другое сказываютъ идетъ.

18.

27-го ноября.

Напослдокъ ожидаемое судно съ нашими товарами пришло, и мы, оставя Ливорнскую гавань, вытянулись на рейдъ. День похода нашего весьма близокъ, и скоро мы должны будемъ съ Италіей разстаться. Ежели бъ теперь былъ мсяцъ май и путь нашъ назначенъ въ Россію, то бы разлука сія больше была веселая, нежели скучная, но какъ нын въ исход ноябрь, и притомъ идемъ мы въ Турцію, то признаться надобно, что отшествіе отсел не весьма насъ увеселяетъ. Суровость зимнихъ непогодъ, свирпство моря, трудъ и неизвстность притомъ нашего похода длаютъ мн часто непріятныя воображенія, которыми иногда противъ воли моей мысли мои наполняются. Скука моя ведетъ меня къ жалобамъ, которыя, можетъ статься, иной назоветъ малодушіемъ, особливо тотъ, который слдуетъ строго сему ученію мудрости, что во время благополучія должно всегда передъ очами имть несчастіе, а во время неблагополучія — счастіе, дабы въ первомъ случа не ослпляться безопасностію, а во-второмъ не унывать отъ излишняго виднія, или тотъ, который, находяся самъ въ благоденствіи, весьма нерадиво преклоняетъ слухъ свой къ жалобамъ другихъ, не вразумвается въ нихъ и не длаетъ себ изъ оныхъ тхъ жалкихъ видовъ, которые-бъ могли сердце его подвигнуть къ соболзнованію: сіи два рода людей оба, мн кажется, удаляются отъ человчества, хотя первый изъ нихъ лучше послдняго, и я вмст съ нимъ признаю, что пространное воображеніе о состояніи нашемъ только въ благополучіи служитъ намъ благомъ, а въ непріятныхъ обстоятельствахъ великимъ зломъ, ибо представляетъ завсегда разуму такое изображеніе, которое, не принося никакого удовольствія сердцу, только увеличиваетъ скучное его чувствованіе, но какъ можно больному забыть о своей болзни, хотя бы то и лучше было, чтобъ онъ о ней забылъ, или въ скук находящемуся — о скук своей, хотя бы такое забвеніе служило къ его спокойствію? Принуждать себя къ терпнію можно, а чтобъ въ принужденіи не терпть, того нельзя, потому что у насъ есть сердце. Первый изъ нихъ сей строгій судія, и второй тотъ жестокосердный человкъ, не хотящій съ высоты радостей сердца своего свести къ огорченію другихъ,— оба они иначе разсуждать будутъ, ежели судьба заставитъ ихъ когда-нибудь страдать. Оба они подобно мн станутъ роптать, унывать, стовать, и тягость скучнаго состоянія своего по мр горести увеличивать воображающимися неотступно мечтами. Такъ, напримръ, я теперь въ чрезвычайной скук, ходя взадъ и впередъ ночью одинъ по судну, не чувствительно представляю себ пространный городъ, въ которомъ вижу тамъ собраніе, тамъ веселость, тамъ пиршество, тамъ дружескую бесду, тамъ… словомъ вс утхи, которыми восхищается юность и утшается старость, но положимъ сего бъ не было, продолжаю я думать, по крайней мр человкъ тамъ видитъ множество людей, слышитъ новости, перемняетъ мсто, скуку свою разбиваетъ чмъ хочетъ, чтеніемъ книгъ, разговорами, прогулкою, однимъ словомъ — иметъ тысячу способовъ къ утшенію себя: здсь я ничего того не имю, но долженъ находить себя нсколько мсяцевъ заключеннымъ на маленькомъ суднишк, быть на пространномъ мор игрою сердитыхъ втровъ, не видть ничего кром ярыхъ волнъ и угрюмыхъ небесъ, трудиться непрестанно почти безъ отдохновенія, терпть всякое безпокойство, дождь, холодъ, безсонницу, и напослдокъ ежеминутно опасаться погибели.— Какъ можно, такъ сказать, глядя на вс сіи страшныя воображенія, стараться длать ихъ себ пріятными или, по крайней мр, такими, чтобъ суровость ихъ не досаждала твоему взору? Ежели возможно сіе, то я оставляю сіе великаго духа людямъ, а что до меня касается, то признаюся теб чистосердечно, что иногда въ одинъ часъ два раза скажу: ‘о мореплаваніе! ты разв можешь только понравиться людямъ каменнымъ, или по какой-нибудь иной побуждающей ихъ къ тому причин окаменлымъ!’

19.

9-го декабря.

Въ продолженіе сихъ двухъ недль походъ нашъ былъ довольно благополученъ, погода всегда была тихая и благопріятная, что не весьма часто случается на мор зимою. Нкоторыя тучи наносили на насъ иногда сильный втеръ и съ молніею, но он проходили скоро, не разрушая почти спокойствія воды морской. Напослдокъ вчера ночью, идучи при посредственно крпкомъ благополучномъ втр, увидли мы огонь, который чрезъ каждые почти полчаса выбрасываетъ изъ себя небольшой каменный островокъ, называемый Стромбулъ. Сей островокъ со многими себ подобными другими лежитъ неподалеку отъ Сициліи и служитъ проходящимъ въ ночное время судамъ вмсто маяка. Увидя сей огонь, привели мы фрегатъ къ втру и начали тутъ дожидаться дня, по разсвт котораго прошли сіи островки, но не дошедъ нсколько до самаго пролива, получили тишину втра, въ которой и теперь еще находимся, не вдая, черезъ часъ или черезъ недлю судьба позволитъ намъ войти въ гавань.

20.

19-го декабря.

Напослдокъ пришли мы въ Мессину, гд услышали, что ‘Сверный Орелъ’ нсколько дней тому назадъ прошелъ въ Ливорно. Онъ думалъ насъ найти еще тамъ, однакожъ такъ неудачно было его расположеніе, что онъ и на дорог съ нами не встртился. Напослдокъ, сдлавъ понапрасну сей вояжъ, возвратился онъ третьяго дня сюда. Я по просьб моей съ фрегата ‘Констанціи’ перешелъ опять на него, и мы теперь, вышедъ уже изъ гавани, стоимъ вс въ готовности отсел отправиться, что я думаю завтра конечно сдлается. Описавъ теб начало и конецъ сихъ дней, надобно нчто мн увдомить и о средин оныхъ. Прошедъ мудренымъ здшнимъ проливомъ, который островъ Сицилію раздляетъ отъ Калабрическаго высокаго берега, и въ которомъ теченія всегда бываютъ быстрыя, вошли мы въ преизрядную весьма здшнюю гавань. Идущая подл оной длинная набережная, на которой находятся нсколько воздвигнутыхъ королевскихъ монументовъ и высокихъ уже состарившихся домовъ, издали являла намъ нчто общающее о семъ город. Но простоявъ посл того сутки въ карантин и получа на другой день позволеніе итти въ городъ, потеряли мы прежнее наше о немъ мнніе, ибо нашли въ ономъ строеніе неправильное, премножество узкихъ и неравныхъ переулковъ, также и великую нечистоту. Главные жители, послдуя видно обыкновенію испанскому, любятъ величавость и пышность и водятъ передъ собою человкъ по пятнадцати скороходовъ, одтыхъ весьма чуднымъ образомъ, которымъ и весь экипажъ ихъ соотвтствуетъ: простой же народъ чрезмрно лнивъ, неопрятенъ и склоненъ весьма къ праздности и ко всякимъ плутовствамъ. По прізд нашемъ были мы, по рекомендаціи объ насъ нкоторымъ живущимъ тутъ иностраннымъ купцамъ, весьма ласково отъ нихъ приняты, ходили къ нимъ часто по вечерамъ сидть, и въ собесдованіи нсколькихъ весьма изрядныхъ и учтивыхъ людей провождали довольно весело наше время. Были въ театр на опер-комикъ, но ни театръ, ни актеры похвалы не заслуживаютъ, зрителей однако же было много и по одежд довольно порядочны. Впрочемъ, городъ сей подверженъ частымъ землетрясеніямъ, которыя причиняетъ ему не подалеку отъ него лежащая огнедышащая гора Везувій, гд по баснословію Вулканъ иметъ свою кузницу. Прости. Пожелай завтра намъ благополучнаго плаванія.

21.

29-го декабря.

По отшествіи изъ Мессины, втеръ намъ служилъ такой благополучной, что мы на третій день прошли островъ Саніенцу, потомъ Морейской мысъ Матапанъ, и посл того увидли островъ Сиригу и Сириготту, между которыми входятъ изъ Средиземнаго моря въ Архипелагъ. Но какъ сначала сверо-восточный крпкій втеръ не позволялъ намъ обойти островъ Сиригу, то и принуждены мы были въ виду онаго лавировать, и какъ сіе было уже ночью, то въ разсужденіи сего и сдланъ былъ отъ насъ другимъ фрегатамъ сигналъ, чтобъ каждый изъ нихъ, не смотря на насъ, держалъ по способности своимъ путемъ. ‘Констанція’, бывъ выше насъ на втр, спустилась и пошла въ Архипелагъ. Вскор посл того втеръ перемняся позволилъ и намъ за нею слдовать. Фрегатъ ‘Павелъ’ разлучился съ нами еще при выход изъ Мессины, а ‘Санктъ-Павелъ’ также въ сію ночь отъ насъ отсталъ, и такъ одни мы на завтре вечеру пришли въ проливъ между Аинскимъ мысомъ, подл полуострова Морея и острова Лонгою, гд положили свой якорь. Въ семъ мст назначено было рандеву фрегатамъ, изъ которыхъ ‘Констанція’, пошедъ напередъ насъ, не бывала еще и по сію пору, что немало насъ удивляетъ, ‘Санктъ-Павелъ’ пришелъ на другой день, а ‘Павелъ’ черезъ два дня. Сей послдній, догнавъ насъ при вход въ Архипелагъ и взявъ островъ Ариготту за Сиригу, для обхода котораго, вмсто чтобъ лежать на востокъ и подниматься отъ часу къ сверу, онъ держалъ между востокомъ и югомъ, который путь велъ его прямо на Кандію, такъ что, ежели бы луна въ сію ночь не возсіяла по ихъ счастію и не показала имъ грубую ихъ ошибку, то бы конечно погибли они на каменьяхъ, лежащихъ неподалеку отъ сего великаго острова. На мор множество людей могутъ сдлаться жертвою невжества одного человка.

1777 годъ.

22.

3-го января.

Поздравляю тебя съ наступившимъ новымъ годомъ и желаю, чтобъ ты оный съ несравненно большею веселостію началъ, нежели мы, стоящіе здсь въ пустомъ мст и упражняющіеся въ заготовленіи дровъ и воды, въ хожденіи по горамъ и въ стрляніи дроздовъ, которыхъ здсь великое множество. Вотъ сколь краткихъ словъ къ описанію себя требуютъ вс наши утхи. Что касается до здшняго мста, то, пріхавъ сюда и сошедъ на берегъ, не нашли мы ничего, кром пустой греческой церкви, построенной на подобіе нашей часовни, въ которой написанные на стнахъ образа исчерчены вс насчкою хулительныхъ словъ руками учтивыхъ французовъ, и нкоторыхъ мраморныхъ уже развалившихся столбовъ, которые показывали, что въ древнія времена стоялъ тутъ какой-нибудь городъ или строеніе. Верстахъ въ двадцати или немного боле отъ сего мста, находится славный въ прежнія времена городъ Анны, въ которомъ весьма мн хочется побывать, но не знаю, удастся ли то въ разсужденіи обстоятельствъ и краткаго времени, которое остается намъ еще здсь стоять, хотя живущій тамо греческій епископъ и общалъ прислать къ намъ для сего лошадей. На сихъ дняхъ здилъ я на шлюпк смотрть нкоторыя остатки древняго зданія, стоящаго верстахъ въ пятнадцати отсел на вершин одной горы. Сіи остатки состоятъ изъ двнадцати толстыхъ и довольно высокихъ мраморныхъ столбовъ, которые цлы еще, а прочее все разрушено такъ, что и лежащихъ отъ того каменьевъ уже немного осталось. Кругомъ сего зданія шелъ, какъ видно, валъ или стна каменная, позади которой было строеніе. Оно лежитъ въ разсужденіи окружающихъ оной горъ и моря на весьма неприступномъ мст, почему надобно думать, что то было или какое-нибудь училище или храмъ, посвященный какому-нибудь богу. Оттуда, прельстясь ясностію дня, которой по нашему называться могъ теплымъ весеннимъ, пошелъ я пшкомъ назадъ, но воображаемой мною трудъ въ перехожденіи сего пути гораздо легче былъ подлиннаго, ибо, вымривъ горъ около пятнадцати весьма крутыхъ, ноги мои очень долго посл того чувствовали сей походъ, и какъ я теперь опасаюся, чтобъ и съ руками моими того жъ не сдлалось отъ многаго писанія, что съ ногами отъ долгаго хожденія, то и оставляю сіе письмо до другаго времени. Желаю теб въ семъ год лучшее имть благополучіе, а мн скорое съ тобою свиданіе. Прости.

23.

‘ ‘ января.

На первое имю тебя увдомить, что я противъ чаянія моего и желанія перешелъ съ фрегата ‘Свернаго Орла’ на ‘Павелъ’, на мсто нкоторыхъ бывшихъ недовольными тамо офицеровъ и перешедшихъ оттуда на другіе фрегаты. Откол бгутъ люди, туда, конечно, итти непріятно, и какое удовольствіе быть въ такомъ состояніи, о какомъ писалъ я теб во второмъ моемъ письм. Признаться надобно, что сія перемна весьма бы меня огорчала, еслибъ напротивъ того не утшало то, что сей фрегатъ пойдетъ въ Константинополь, а ‘Сверный Орелъ’ можетъ быть тамъ не будетъ, и такъ я симъ выиграю то, что удастся мн побывать въ семъ город.
Посл собственныхъ моихъ обстоятельствъ приступаю опять теперь продолжать наши общія. Пошедъ отъ острова Донги, или изъ порта Мадры, гд мы стояли, и продолжая путь нашъ по Архипелагу, на третій день пришли мы къ острову Тенедосу, который лежитъ неподалеку отъ первыхъ крпостей турецкихъ, называемыхъ Дарданеллы. Находящееся тутъ купеческое подъ россійскимъ флагомъ судно встртило васъ обыкновеннымъ изъ пушекъ поздравленіемъ: сіи суда суть нашихъ переселенцевъ грековъ, купечествующихъ по Черному морю съ Константинополемъ и Архипелагомъ. Втеръ, сдлавшися намъ противенъ, принудилъ насъ тутъ положить якорь. На другой день съхали мы на берегъ и пошли въ лежащей на семъ остров городокъ, Тенедосъ же называемой: въ немъ обитаютъ турки пополамъ съ греками. Самъ онъ нечистъ и построенъ но обыкновенному манеру турецкому довольно худо. Находится тутъ комендантъ турецкій и патріархъ греческій. Входя въ оной опасалися мы непріязненности турокъ, какъ ненавидящихъ всхъ христіанъ, а особливо насъ, ставшихъ имъ весьма непріятными въ прошедшую войну, однако, напротивъ, мы увидли отъ нихъ къ себ довольную ласковость. Между прочимъ случилося съ нами слдующее приключеніе, показывающее нсколько характеръ турокъ. Ходя по городу захотлося намъ посмотрть ихъ какое-нибудь жилище, и для того зашли мы въ кофейный домъ, похожей на нашу деревенскую избу съ пригородкою впереди, въ которомъ находился очагъ или каминъ, и почти во весь полъ не очень высоко настланы были доски или нары, гд на разостланныхъ коврахъ сидли турки, изъ которыхъ иной молился Богу (потому что они на всякомъ мст молятся, и еще моются, гд только имъ случится), другой разговаривалъ, а третій пилъ кофе или курилъ табакъ. Они приняли насъ довольно ласково, поднесли намъ тотчасъ трубки съ табакомъ и противъ обыкновенія своего кофе съ сахаромъ, а что и того чудне, не взявъ съ насъ за сіе денегъ, подарили еще намъ дв трубки и нсколько апельсиновъ. Желая отплатить имъ сію ласку, позвали мы нкоторыхъ изъ нихъ къ себ на корабль, и хотя мы не думали, чтобъ они въ разсужденіи поздняго уже времени къ намъ похали, однако же двое изъ нихъ на то согласились. Оба они были люди молодые, изрядно одтые, и по своему обыкновенію вооруженные серебрянымъ можемъ и пистолетами. дучи на шлюпк разговаривали они съ нами весьма дружески, называли по-русски браткою, подчивали насъ изъ табакерокъ своихъ нкоторымъ душистымъ составомъ мазать усы, что у нихъ въ употребленіи, и одинъ изъ нихъ сказывалъ, что хотя онъ во время завоеванія нашими острова Лемноса почти все свое имніе тутъ потерялъ, однакожъ любитъ русскихъ боле, нежели собственныхъ своихъ единоземцевъ. По прізд на корабль подарили мы ихъ нкоторыми безддицами, которыхъ они принять не хотли, не отдаря насъ нсколькими плодами. Размнявшись такимъ образомъ подарками, подчивали мы ихъ кофеемъ и потомъ виномъ, котораго они сперва, въ разсужденіи запрещенія по Алкорану своему, пить не хотли, но когда мы назвали оное щербетомъ или по нашему лимонадомъ, то они будто обманувшись во вкус начали пить, и потомъ сами попрашивать, чтобъ оное имъ чаще подносили. Разгорячась нсколько симъ напиткомъ, сдлались они гораздо смлы и вольны, такъ какъ бы они были уже изъ давняго времени короткіе намъ друзья. Сидятъ до самой полуночи, такъ что стали уже длаться намъ въ тягость. Всячески старалися мы показать имъ, что время уже хать домой, и что они довольно у насъ погостили, однакожъ они, отнюдь того не примчая, спрашивали еще у насъ, для чего мы съ ними не веселимся. Примтя такую ихъ недогадливость, принуждены мы были сказать, что сей же часъ велно намъ сниматься съ якоря: однако и тмъ ихъ не выжили. Одинъ изъ нихъ, вышедъ наверхъ и возвратясь опять въ каюту, сказалъ, что это не правда, при этомъ втр сниматься вамъ съ якоря не для чего. Потомъ принуждены мы были ясно сказать, что пора имъ хать, потому что нашимъ шлюпкамъ посл полуночи въ городъ здить не велно. ‘Такъ вы завтра насъ отвезете, сказалъ изъ нихъ одинъ, а сегодняшнюю ночь мы погуляемъ, зачмъ же вы звали насъ, когда веселиться съ нами не хотите’. Словомъ, сіи гости напослдокъ такъ сдлались нахальны, что мы не зная, что съ ними длать, почти насильно посадили ихъ на шлюпку и отвезти велли въ городъ, посл чего уже съ ними не видалися. Вжливость и учтивство суть именно туркамъ не знакомыя, а вмсто оныхъ господствуетъ у нихъ раболпство, и гд онаго нтъ, тамъ у нихъ и вжливости быть не можетъ: отъ сего они съ равномрными себ, или отъ которыхъ они не зависятъ, въ обхожденіи весьма просты, и мн кажется, что меньше всего извстны имъ притворство и лицепріятіе.

24.

‘ ‘ января.

Снявшись отъ Тенедоса и прошедъ первыя Дарданеллы вошли мы въ каналъ, соединяющій Архипелагъ съ Мраморнымъ моремъ, и потомъ, продолжая плыть симъ каналомъ и подошедъ ко вторымъ Дарданелламъ, легли опять на якорь. Сіи четыре турецкія крпости суть главнйшая ограда Костантинополю со стороны Архипелага или Благо моря: первыя дв изъ нихъ находятся при самомъ вход въ каналъ, одна на европейской, другая на азіатской сторон, и разстояніе между собою имютъ довольно великое, такъ что сомнительно, будутъ ли доставать ядра, когда итти по самой средин между оными, хотя нкоторыя пушки у нихъ тутъ низко отъ воды и безъ лафетовъ положены весьма большія. Неподалеку отъ первой европейской крпости, называемой Селтирбаръ, которая лежитъ противу старой азіатской, называемой Кумка, находится вновь построенная турками при помощи французовъ батарея Саунъ-дериси. Она стоитъ на возвышенномъ мст и иметъ на своихъ платформахъ довольно пушекъ. Продолжая каналомъ идти къ сверо-востоку и перешедъ верстъ около тридцати пяти, подойдешь къ другимъ двумъ крпостямъ, изъ которыхъ европейская называется Калитбасаръ, а азіатская Ценакали, вообще же именуются он вторыми Дарданеллами. Между сихъ разстояніе гораздо уже, нежели между первыхъ, и притомъ выдавшейся къ сверу позади азіатской крпости съ отмелью мысъ Ренголь длаетъ проходъ сей весьма труднйшимъ перваго. Вода въ семъ канал течетъ завсегда въ Блое море и притомъ съ немалою силою. По положеніи якоря первую вдомость услышали мы, что ‘Констанція’ прошла уже въ Константинополь. Присланный оттуда переводчикъ пріхавъ сказалъ намъ, что и мы скоро туда же проведены будемъ. Впрочемъ слухъ здсь носится о возгорающейся паки у насъ войн съ турками, и ‘Сверный Орелъ’ беретъ въ разсужденіи сего великую предосторожность, такъ что онъ всякую минуту готовъ къ оборон. Непріятно, правда, при такихъ слухахъ итти намъ въ Константинополь, но какъ теченіе длъ государственныхъ подвержено бываетъ великимъ перемнамъ, то хотя сіи слухи кажутся и не ложными на этотъ разъ, однакожъ впередъ легко могутъ сдлаться ложными.

25.

28-го января.

Разставшись съ ‘Свернымъ Орломъ’ у вторыхъ Дарданеллъ, пошли мы въ Константинополь, но втеръ не позволилъ намъ идти дале городка называемаго Галиполи, противъ котораго поверставшись легла мы на якорь, на которомъ лежимъ еще и теперь, дожидаясь благополучнаго втра. Городокъ сей не иметъ въ себ ничего примчанія достойнаго, кром что нын находится въ немъ въ заточеніи великій визирь, впадшій въ немилость султанскую, какъ то съ ними часто случается, и предъ недавнемъ временемъ смненный отъ своего мста. Турки къ намъ и здсь очень ласковы: четвертаго дня, позвалъ насъ главный городка сего таможенный къ себ въ гости. Мы пріхали къ нему въ назначенное отъ него время въ девять часовъ поутру, и по прізд нашли его сидящаго съ нкоторыми турками въ одной открытой со всхъ сторонъ свтличк, куда пригласилъ онъ насъ и, досадя на лежащія кругомъ подушки, веллъ подать обыкновенное ихъ подчиваніе, табакъ и кофе. Проведя тутъ часа полтора въ разговорахъ, позвалъ онъ насъ къ себ въ домъ обдать. Сей домъ его состоялъ изъ нсколькихъ горенокъ, по ихъ обыкновенію убранныхъ и раздленныхъ на дв половины, изъ которыхъ въ первой живетъ онъ самъ, а во второй гаремъ его или жены съ дтьми, къ которымъ кром его входить никто не можетъ. Вскор посл нашего къ нему прихода, принесли небольшой столикъ или, лучше сказать, жестяной круглый подносъ на ножк, на который ставили по одному кушанью, изъ которыхъ первое было вареное мясо на подобіе худаго фрикассе, второе жареная рыба, третье жареное мясо, четвертое каймакъ или молочное кушанье, приготовленное съ сахаромъ весьма изрядно, и пятое дессертъ состоящій изъ разныхъ турецкихъ конфектъ. Все сіе за неупотребленіемъ ложекъ и вилокъ принуждены мы были такъ, какъ и они, сть руками. Хозяинъ во время стола, противъ алкорана своего, веллъ подать вина, и между тмъ какъ подчивалъ насъ, самъ пилъ втрое больше, и скоро сдлался изрядно пьянъ. Проведя такимъ образомъ нсколько часовъ посл стола въ шутливыхъ разговорахъ, пошли мы прогуливаться кругомъ города, и уже подъ вечеръ, пріятельски съ ними простившись, похали на свой фрегатъ. Третьяго дня здили мы прогуливаться на азіатскій берегъ въ мстечко, называемое Чардакъ, которое лежитъ почти противъ Галиполи, тутъ нкто одинъ порядочный турокъ, увидя насъ проходящихъ мимо его дома, выслалъ своего арапа просить насъ къ себ, и по приход нашемъ оказалъ намъ столько учтивства и ласки, что ниже отъ просвщеннаго европейца не можно боле сего требовать. Подобные сему поступки, признаться надобно, что упрекаютъ меня въ несправедливомъ о нихъ мнніи, и кажется, нын начинаю я лучше о нихъ думать, нежели прежде. Сегодня съ нсколькими своими товарищами обдалъ у насъ тотъ таможенный турокъ, у котораго мы обдали, и посидвъ долго, похалъ отъ насъ уже подъ вечеръ. Новостей больше нтъ. Прости.

26.

9-го февраля.

Третьяго числа сего мсяца втеръ намъ сдлался благополучный, котораго не упуская снялись мы съ якоря и стали продолжать путь нашъ въ Константинополь. Но какъ въ здшнемъ канал некрпкіе втры завсегда бываютъ перемнны, то и насъ они часто принуждали перемнять курсы, напослдокъ ночью посл маловтрія нашедшій вдругъ крпкій втеръ, надлавъ намъ много и шуму и работы, приневолилъ положить якорь. По утру на разсвт, при снятіи съ якоря, увидли мы фрегатъ ‘Григорій’, идущій къ намъ на встрчу. Поспшеніе чтобъ не упустить благополучный втеръ, не допустило насъ послать къ нимъ шлюпку, разспросить о новостяхъ, и любопытство наше осталось неудовольствованнымъ. Напослдокъ, прошедъ островъ Марморъ, лежащій посредин сего небольшаго моря, по имени его названнаго Марморнымъ, шестаго числа по утру предъявился глазамъ нашимъ Стамбулъ или Царьградъ, лежащій на семи холмахъ, который не вдругъ представляется взору, когда приходишь къ оному съ моря, но по частямъ открывается: сперва покажется на европейской сторон часть Стамбула, простирающаяся отъ крпости семи башенъ, гд содержатся военноплнники, до того сверо-восточнаго мыса, на которомъ стоитъ храмъ Софіи, и неподалеку отъ онаго Сарай или дворецъ султанскій, окруженный лсомъ и садами, такъ что онаго почти не видно, а на сторон же азіатской — часть берега идущаго отъ Калхидоніи до Скутари. Помянутый мысъ прикрываетъ прочія части города, сливаясь съ западнымъ азіатскимъ мысомъ. Когда станешь проходить оба оные мыса, оставя проливъ Чернаго моря въ правой и входя въ находящуюся губу на лвой рук, тогда откроется вторая часть Стамбула, вторая часть Скутари и лежащая противъ оныхъ по другую сторону черноморскаго канала населенная гора, которой вершина именуется Пера, гд живутъ европейскихъ дворовъ посланники, средняя часть Галата, гд также многіе христіане обитаютъ, и низменности оной Топхана, то есть литейная съ пушечнымъ заводомъ, и Далмабакчи, мсто для прогулки изрядное, неподалеку отъ котораго находится султанскій загородный дворецъ. Городъ сей, при подход нашемъ къ оному съ моря, показался мн удивительно обширнымъ, разметаннымъ, и по своему азіатскому строенію, на подобіе клтокъ, такою деревнею, въ которой между превеликими кучами изрядныхъ крестьянскихъ свтлицъ стоятъ инд толстыя каменныя церкви. Не видно въ немъ ни огромности, ни пышности, ни простоты пріятной, но нкая дикость и пестрота, не могущая нравиться очамъ, привыкнувшимъ смотрть на великолпіе европейскихъ городовъ. Что касается до положенія мста, то оно дйствительно весьма прекрасное, да и вс мста отъ самыхъ Дарданнелъ до Константинополя видъ имютъ хорошій. Вошедъ въ губу или гавань, увидли мы стоящіе подл берега наши фрегаты: ‘Наталію’, ‘Санктъ Павелъ’, ‘Констанцію’ и еще пришедшую изъ Чернаго моря шкуну, къ которымъ скоро потомъ и мы присоединившись составили число россійскихъ судовъ пять. По прізд нашемъ сюда и по радостномъ свиданіи съ нашими товарищами, услышали мы отъ нихъ много новостей, о которыхъ я теперь же тебя увдомлю.
Извстно, что вс наши фрегаты шли подъ именемъ купеческихъ судовъ въ Константинополь, остерегались какъ возможно, чтобъ не показать никакого виду воинскаго, прятали пушки, никто не надвалъ мундировъ и назывались купцами. Но хотя бы можно такимъ образомъ обмануть турокъ, однако не обманешь зоркіе глаза враждующей вамъ зависти. Распространили немедленно слухъ, что многіе наши корабли идутъ въ Архипелагъ: турки начали брать тайно предосторожности. Между тмъ потребовали отъ нихъ деньги, которыя должны они заплатить намъ по трактату за прошлую войну, а въ то же самое время предложили о пропуск нашихъ фрегатовъ, пришедшихъ уже тогда къ Дарданелламъ. Первое, сказываютъ, было отказано, а другое позволено. Какъ же скоро фрегатъ ‘Наталія’ и ‘Григорій’ показались въ Константинополь, то можно ли было уврить, что они купеческія суда, а не военные фрегаты? Турки возымли тотчасъ подозрніе, а зависть, безъ сомннія, старалась тогда въ нихъ оное умножить, и къ тому же еще пришла вдомость о перемн крымской и что наши войска находятся на границ: вс тогда возопіяли на суда наши, и можно сказать, что они въ то время были въ самыхъ ндрахъ зависти и злобы, отъ которыхъ всякаго себ вреда ожидать долженствовали. Министръ подозрвалъ каждаго и былъ въ превеликой нершимости, что предпринимать и какимъ образомъ успокоивать озлившуюся на насъ Порту, которая уже, сказываютъ, вознамривалась отобрать рули у нашихъ судовъ, а по сему слуху приготовлялись уже они въ случа нападенія длать оборону. Чернь турецкая между тмъ говорила, что сіи суда суть зажигательные брандеры, а люди на оныхъ набраны такіе, которые осуждены были на смерть, и чтобъ избавиться отъ казни, пошли изъ отчаянія зажигать Константинополь. При такихъ страшныхъ слухахъ представь себ обстоятельства наши! Слабыми силами двухъ почти не вооруженныхъ фрегатовъ, находящихся въ рукахъ толь многочисленнаго и озлобленнаго на нихъ народа, не могли помогать ни разумъ, ни искусство, ни сама тогда смутившаяся политика. Надлежало или погибнуть, или со стыдомъ смотрть, какъ будутъ у судовъ отнимать рули, но сего послдняго конечно бы россіяне сдлать не допустили, разв бы съ ними учинилося первое.
Между тмъ для отвращенія сихъ угрожающихъ слдствій и для показанія точнаго виду купеческаго, дабы утишить нсколько гнвное на насъ подозрніе, позволили фрегату ‘Григорію’ наняться и пойти въ Салоннику и другіе города за рожью, турокъ велно было принимать какъ возможно ласкове. И такъ отъ часу начала потухать сія буря, и мы, пришедъ со своимъ фрегатомъ, уже страшныхъ сихъ обстоятельствъ не застали, а только о нихъ услышали. Сегодня же составляли мы свиту нашего министра, которому давалъ аудіенцію новый верховный визирь. Церемонія была слдующимъ образомъ: поутру въ девять часовъ собрались мы въ домъ къ министру, оттуда, въ богатомъ парад и съ великимъ числомъ народа въ провожаніи янычаръ, пошли съ нимъ на пріуготовленныя для насъ шлюпки, которыми плывучи по гавани составляли изрядную фигуру. По перезд на другую сторону въ Стамбулъ подведена была къ нему богато убранная лошадь, на которую онъ слъ, и которую два янычара вели подъ поводъ, а мы слдовали за нимъ пшкомъ до самаго визирскаго двора. Пришедъ въ покой нашли мы въ оныхъ человкъ около двухъ сотъ изрядно одтыхъ турокъ, которые вс были слуги великаго визиря. Министра нашего встртилъ драгоманъ или переводчикъ, который свъ разговаривалъ съ нимъ около четверти часа. Потомъ перевели насъ въ другую комнату, куда вскор пришелъ, ведомый двумя турками подъ руки и одтый въ большую желтую шубу, великій визирь, провождаемый куреніемъ разныхъ душистыхъ порошковъ. По вход онаго вс находящіеся турки во все горло прокричали ему три раза нкоторыя поздравительныя слова, посл чего, откланявшись нсколько, слъ онъ и посадилъ нашего министра, который черезъ переводчика сказалъ ему обыкновенную поздравительную рчь, что онъ радуется толикихъ достоинствъ мужа видть на сей великой степени, и что какъ миръ и тишина есть главное благополучіе народовъ, то надется онъ въ особ его находить попечителя о сохраненіи оныхъ и проч. Визирь въ отвт своемъ изъявилъ ему также миролюбивое государя своего желаніе, присовокупя къ сему, что какъ человку дана жизнь для того, чтобъ онъ жилъ на свт то паче всего надлежитъ ему стараться сохранять оную, не искать войною смерти и проч. По окончаніи сихъ взаимныхъ рчей подали курительные порошки и кофе — визирю въ золотыхъ сосудахъ съ каменьями, а министру нашему просто въ золотыхъ, насъ же въ сіе время дарили турецкими конфектами. Посл всхъ сихъ обрядовъ, разставшись съ визиремъ пошли мы возвратнымъ путемъ домой, пришедъ обдали министра и потомъ разошлись кому куда было надобно.

27.

15-го марта.

Слухи о войн нашей съ турками не только здсь не умолкаютъ, но умножаются отъ часу, а потому и пропускъ судовъ нашихъ въ Черное море кажется быть весьма сомнителенъ. Мы провождаемъ время довольно скучно, не по однимъ только симъ непріятнымъ обстоятельствамъ, но такъ сказать и по всему прочему. Главное увеселеніе наше состоитъ въ томъ, что каждое воскресенье вечеромъ бываемъ у министра нашего, куда собираются вс перскіе жители и проводятъ время играніемъ въ карты или танцованіемъ. Весьма забавно смотрть на сіе собраніе по причин различности одяній какъ женскихъ такъ и мужскихъ, изъ которыхъ иные одты по-гречески, переводчики по-турецки, а прочіе вс по разности земель разными европейскими образами. На сихъ дняхъ для осматриванія города ходили мы въ Стамбулъ подъ провожаніемъ одного янычара, котораго прежде, нежели пойдутъ туда, обыкновенно берутъ съ собою, для того чтобъ не быть обижену наглостію какого нибудь бшенаго турка или турчанки. Ибо какъ въ самомъ Константинопол или Стамбул изъ христіанъ никто не живетъ, да притомъ и не часто ходятъ туда, то нердко случается, что идучи одинъ по городу, а особливо хорошо одвшись, попадешь на такихъ женщинъ, которыя тебя или обругаютъ или осмютъ. Также часто случается, что ребятишки бросаются каменьями, называя всякаго христіанина гяуромъ, то есть неврнымъ. Такія и симъ подобныя нахальства, сказываютъ, были весьма употребительны прежде нашей войны съ ними, а нын вообще примчено всми, что они сдлалися посл войны меньше въ подобныхъ случаяхъ безразсудными. Такъ какъ во внутрь мечетей ихъ входить нельзя, то удовольствовалися мы видніемъ храма святыя Софіи съ наружности. Оный обширенъ и видомъ нсколько похожъ на наши соборныя церкви, прочія турецкія мечети построены на подобіе онаго, и нкоторыя украшены изрядно мраморомъ и столпами. Каждый государь старается у нихъ въ память по себ оставить поставленную имъ мечеть, которая чтобъ называлася именемъ его, да и простой народъ ревнителенъ весьма къ строенію мечетей, и для того оныхъ въ Константинопол великое множество {Къ сожалнію дальнйшихъ писемъ редакція въ своемъ распоряженіи не иметъ.}.

‘Русская старина’ 1897 г., Т. ХС. NoNo 5—7.

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека