Русские вопросы, Огарев Николай Платонович, Год: 1858

Время на прочтение: 23 минут(ы)
Н. П. Огарев. Избранные социально-политические и философские произведения
Том первый.
Государственное издательство политической литературы, 1952

РУССКИЕ ВОПРОСЫ

<СТАТЬЯ ЧЕТВЕРТАЯ>1

ПРЕОБРАЗОВАНИЕ ЧИНОВНИЧЕСТВА

Развитие чиновничества в уродливую целость достигло в России до таких крайних пределов, что само правительство не может более двигаться в настоящем порядке вещей. Оно поставлено между двумя противуречиями, между которыми выбор слишком странен: итти заодно с чиновничеством — значит стать во главе организованной шайки разбойников, грабящих Россию, итти заодно с народом — значит итти против чиновничества. Правительство пытается то тут, то там отдать под суд взяточника, наказать злоупотребляющего власть — и все безуспешно. На место наказанного взяточника вырастает новый, злоупотребление власти наказывается в лице такого-то и рядом торжествует в лице другого. Политковского хоронят без воротника в то время, как целые орды чиновников с воротниками живут и наживаются в Крымскую войну, служа причиной ее неудачам. Когда в огороде разрастается негодная трава, ее никак не выведешь тем, что кой-где оборвешь какую-нибудь травку, приходится все перепахать. Правительство не может не чувствовать, что нужно коренное преобразование чиновничества, что иначе злу не поможешь. С освобождением крепостного состояния необходимость этого преобразования становится еще очевиднее, при обычном бессудии и обычном насилии мудрено, почти невозможно привести самоё освобождение к концу правильно и справедливо. Утомленная чиновничьим разбоем, Россия жаждет преобразования чиновничества. Без этого нельзя шагу сделать вперед ни в чем. Оставить вещи как они теперь — невозможно: народ разорится, правительство разорится, государство разорится.
Дело каждого благомыслящего русского искать методу, по которой может совершиться преобразование чиновничества, разумный способ этого преобразования. Определение этого способа составит предмет нашей статьи, наш посильный, искренний труд.
Что такое чиновничество?
Начало его, конечно, утверждено Петром Великим и составляет одну из невольных, но страшных ошибок, главную ошибку великого преобразователя России. Петр застал государство в хаотическом положении. Оно управлялось на татарский манер, на манер восточных пашалыков. Воеводу посылали править провинциею для того, чтоб он покормился, т. е. посылали сбирать подать, предоставляя ему в вознаграждение за эту службу — безнаказанно грабить. Все, что Петр Великий мог встретить в управлении европейских государств, должно было показаться ему более человечным, чем эта татарщина. Он наткнулся на шведскую, даже на австрийскую бюрократию (которая поныне одна из самых худших бюрократий в Европе) и перенес ее на русскую почву. Что же из этого вышло? Вся гадость татарщины и вся гадость немецкого бюрократизма слились в единую гадость,— и Россия явилась опутанною целой прочно-сотканной сетью грабительства. Административная бюрократия поглотила в себя судебную бюрократию, основалось систематическое бессудие, судебная власть или явилась грязною помощницею администрации в ее грабительствах, или сами администраторы сделались судьями. Кто же у нас не судья? Уголовная палата — судья, но рядом с ней и губернатор, и генерал-губернатор, и губернское правление — судья, и III отделение — судья, и всякая следственная комиссия — судья. При этом бессудии дворянство, как орудие управления, слилось с бюрократией, бюрократия, получая право на дворянство посредством чина, слилась с дворянством. Их выгоды общие, дворянство и чиновничество слились в одну организацию грабежа.
Кто же остался в дураках? Правительство и народ. Бюрократическое дворянство — или дворянская бюрократия — грабит равно и правительство и народ и заслоняет их друг от друга. Когда правительство сделает какое-нибудь порядочное распоряжение, чиновничество торопится исказить его в приложении,— и народ ропщет на правительство, когда народ взывает к правительству о спасении, т. е. о правосудии, чиновничество торопится показать правительству, что это бунт,— и правительство наказывает народ. Очевидно, что такой порядок вещей держаться не может и что правительство, из чувства самосохранения, должно изменить его.
Кто у нас судит чиновника? Опять чиновник, такой же чиновник, которого вся выгода в том, чтоб подать руку помощи грабящему собрату.
Для крестьян суда нет и быть не может. Крепостной человек до сих пор не имел ни права, ни возможности жаловаться по суду на помещика. Кто будет судить? чиновник? Но чиновник — дворянин.
Государственный крестьянин может жаловаться на окружного — палате государственных имуществ. Результат ясен: палата становится судьей и подсудимым (Juge et partie) — и мужика секут.
Где бы правительство ни захотело произвести контроль над чиновничеством,— этот контроль будет произведен тем же чиновничеством. Из этого выходит, что неограниченная власть правительства не в руках государя, а в руках чиновничества, которое все — и судья, и исполнитель, и законодатель.
Правительству хочется сказать слово истины, но это слово под пером чиновничества переходит в несчетные стопы бумаги, в которых уже никакой человеческий смысл не добьется толку.
Правительство ищет свежих, т. е. честных, людей для поручения им должностей,— нельзя! Честный человек, побившись на службе, отстает от чиновничества, думая: ‘блажен муж, иже не иде на совет нечестивых’, и зная, что неграбящего чиновника все чиновничество считает за сумасшедшего, если он не опасен для грабителей, или за либерала, если он опасен для грабителей. Свежему человеку нельзя дать места, где бы он мог быть полезен: у него еще чин не по месту. И правительство принуждено набирать для важных должностей стариков — конечно, чиновных — но закоснелых в рутине, или выживших из ума, и не смеет взять себе в помощники и исполнители свежего человека. Самодержавное правительство не смеет! Вот какова сила табели о рангах и удушливого формализма!
А чиновничество втихомолку смеется над этим формализмом, пользуется им и грабит.
Для того, чтоб видеть все влияние чиновничества на Россию, проследимте за его действиями в одной, любой губернии.
Губернатор получает 5 000 р. сер. жалованья, но ест и пьет на счет купцов губернского города, а сверх того, проживает 15 000 р. сер. с откупщиков, потому что каждый откупщик ежегодно ему платит около 1 500 р. сер., а так как уездов примерно десять, то это выходит 15 000. Зато откупщик имеет полное право разбавлять вино как ему угодно и даже корчемствовать, во всех следственных делах по откупу откуп всегда бывает прав, хотя если дело важно, то ему придется к обычным 1 500 р. приплатить, смотря по важности дела. Тут губернатор входит в дружеские сношения с казенной палатой, они взаимно прикрывают действия друг друга и — или не мешают друг другу брать взятки, или берут вместе. Для обиходных дел с дворян, купцов и мужиков, со всех имеющих нужду до губернатора, взятки берет правитель канцелярии и передает его превосходительству, получив свой пай. В губернском правлении губернатор царствует, все присутствие согласно с его мнением, или он с мнением всех, несмотря на то, что с виду вице-губернатор кажется его заклятым врагом. Губернское правление грабит безнаказанно, и его превосходительство получает свой процент. Чиновники особых поручений грабят на следствиях и делятся с губернатором. Председатель палаты государственных имуществ, подобно вице-губернатору, показывая вид заклятого врага губернатора, грабит с ним заодно. Земская полиция грабит в уездах, городничий и исправник обязаны внести губернатору известную часть своей добычи, это для них единственное средство упрочить за собой место, иначе губернатор всегда имеет предлог и право удалить их от должности. Губернатор не мешает гражданской и уголовной палате брать взятки, т. е. никогда не доносит министру юстиции о всех ужасах, совершаемых в этих храмах правосудия, зато все дела, которым покровительствует губернатор, все дела, возникающие по отношениям губернского правления, по следствиям, произведенным чиновниками особых поручений, решаются в том смысле, в каком угодно его превосходительству. Раз в год губернатор ездит ревизовать уезды. Тут он шумит необычайно, и все откровенно трепещут. А между тем, все это комедия. Все знают, что губернатор не мешает, а поощряет брать взятки. Если уездный суд постановил какое-нибудь решение не в смысле губернатора и если, несмотря на то, губернатору неловко удалить от должности уездного судью,— губернатор отставляет секретаря суда, а секретарь — это душа уездного суда, через него и судья получает свои средства существования, следственно, уездный суд находится в полном повиновении у губернатора и, пользуясь высоким покровительством его превосходительства, грабит где только может. Прокатясь с шумом и быстротою паровоза по уездам вверенной ему губернии, губернатор возвращается в губернский город продолжать спокойно и безнаказанно поддерживать организованную систему грабежа. Если же он в ком-нибудь из дворян находит честного человека, противуречащего этой системе,— он доносит о нем III отделению как об опасном человеке, либерале, коммунисте и т. п., и правительство начинает преследовать этого человека. Прокурор, поставленный, или, лучше сказать, посаженный, для протеста, т. е. для препятствия неправосудию и злоупотреблению власти, только подписывает — ‘читал, читал, читал — такой-то’, и грабит заодно с остальными. Но не только эти господа, даже представители науки — председатель врачебной управы и лекаря примыкают к шайке грабителей и грабят где только возможно, а при рекрутских наборах неминуемо. Жандармский полковник редко является врагом губернатору и грабит, где может, заодно с губернскими властями и пишет доносы с согласия губернатора, если кому из них нужно утопить человека. Третье отделение по уставу своему предназначено было доносить о взятках и несправедливостях, долгий опыт показывает, что этого назначения оно не исполнило, а только преследовало людей политических партий в государстве, где никаких политических партий не существует, и этим преследованием мнимых преступлений помогало губернаторам зажимать рот всякому честному человеку. Не знаю, платят ли губернаторы в министерства для поддержания себя на местах, или поддерживаются только подлой услужливостью и низкопоклонством? Общее мнение в России то, что губернаторы платят в министерства. Если министр честный человек, это ничего не доказывает, конечно, министр управляет государством, но министром управляет канцелярия, т. е. чиновничество, т. е. грабеж и формализм. При настоящем порядке вещей министр не может освободиться от этого влияния.
Ныне правительство сокращает делопроизводство, это полумера. Министр внутренних дел сознается в этом в своем циркуляре 2 и ждет блаженного времени, когда чиновники будут проникнуты мыслию, что исполнение их служебного долга состоит не в посылке бумаг, а в существенном исполнении дел. Кто же заставит их проникнуться этой мыслию, когда цель всей настоящей системы чиновничества — грабеж. Можно связать человека, посадить в тюрьму, сослать на каторгу, но заставить человека проникнуться мыслию, которой он внутреныо враждебен,— нельзя. Такие выражения в циркулярах составляют комизм и роняют циркуляры в общем мнении.
Говорить ли после всего сказанного нами о действиях и влиянии городничих, исправников, становых, гражданской и уголовной палат и уездных судов, казенной палаты и уездных казначейств, винных приставов, и т. д.? Все это вертится в одной системе — грабить все, что ниже их, и платить подать всему, что выше их.. Но нельзя не обратить особого внимания на министерство государственных имуществ.
Один из самых умных, благонамеренных и честных министров — граф Киселев создал администрацию, больше всего губящую Россию. Он впал в ту же ошибку, в которую впал Петр Великий, т. е. перенес немецкую бюрократию в народную жизнь и эту жизнь исказил страшно на гибель народу.
Мы уже прежде говорили, каким образом под влиянием Киселевского министерства3 администрация поглотила общину. Выборные крестьянами старшины, головы, добросовестные и пр. сделались чиновниками. Головы перестали служить общине, а стали служить окружному и помогать ему грабить народ. Окружные ездят сбирать подать в те времена года, когда у мужиков нет денег. Мужики просят отсрочки и платят за нее до 50 копеек серебром с души окружному. Эта история повторяется несколько раз в год. Недоимка растет, народ становится нищим — окружные и головы богатеют. Конечно, окружные отплачиваются в палату государственных имуществ, и чем больше им надо платить выше, тем больше они грабят крестьян. К этому присоединилась изобретенная Киселевым жеребьевая рекрутская система, фальшивые жеребья, взятки с богатых семейных крестьян, совершенное разорение немногодушных семейств, т. е. тройников, двойников, одиноких,— вот результаты этой иностранной системы, заменившей прежнюю очередную, где рекрутство падало на тех, кому было легче вынести это неизбежное зло. На наших глазах один окружной в один набор взял больше десяти тысяч рублей серебром взятки, на наших глазах головы из ничего в один год составляли себе по десяти тысяч рублей серебром капитала.
Все сказанное нами не есть преувеличенная картина. Все это мы видели своими глазами, осязали своими руками, выстрадали своей душою. Положение России вследствие немецкой системы чиновничества — невыносимо. Сердце надрывается, здравый смысл страдает.
Посмотрим также, какую трату денег производит все это чиновничество для правительства и для народа. Возьмем прежде всего одну губернию в десять уездов и определим приблизительно, сколько правительство расходует на жалованье чиновникам в губернии.

а) Административная часть:

Число лиц

Жалованье на одного

Сумма

1 Губернатор

5 500

5 500 р. с.

1 Правитель канцелярии

400

400

Канцелярия губернатора

1000

2 Чиновника особых поручений

300

600

1 Вице-губернатор

1 350

1 350

1 Секретарь губернского правления

375

375

2 Советника губернского правления

750

1 500

1 Губернский землемер

575

575

1 Губернский архитектор

475

475

Канцелярия губернского правления

7000

1 Полицмейстер

450

450

4 Частных пристава

300

1 200

8 Квартальных

200

1600

Канцелярия полицмейстера

300

1 Жандармский полковник

450

450

1 Жандармский офицер

300

3J0

Гарнизон

1730

1 Офицер путей сообщения

450

450

10 Городничих

375

3 750

20 Квартальных

200

4 000

20 Канцелярий

ЮСО

10 Исправников

300

3 000

20 Дворянских заседателей

200

4000

20 Крестьянских ‘

60

1 200

10 Секретарей земского суда

200

2 000

10 Канцелярий земского суда

3000

20 Становых

200

4 000

1 Председатель врачебной управы

700

700

1 Оператор

500

500

1 Акушер

500

500

]0 Уездных лекарей

300

3 000

Канцелярия и разъезды

3 000

1 Председатель палаты государственных имуществ

1 500

1 500

1 Товарищ председателя

800

800

2 Советника палаты

600

1 200

1 Секретарь

375

375

10 Уездных окружных

375

3 750

Канцелярия палаты

5 000

Канцелярия окружных

100

1S00

20 Волостных голов

2 000

100 Сельских старшин

50

5 000

Разных добросовестных и расходов

3 000

1 Губернский лесничий

300

300

1 Ученый лесничий

300

300

10 Уездных лесничих

200

2 000

* Так называемый нижний земский суд есть и судебное и административное учреждение, подобно животным низшего разряда, которых натуралист причисляет то к плесени, то к полипам.

Число лиц

Жалованье на одного

Сумма

1 Председатель казенной палаты

1 500

1 500

3 Советника

600

1 800

1 Секретарь

375

375

3 Чиновника особых поручений

300

900

2 Асессора

400

800

4 Присяжных унтер-офицера

90

360

10 Уездных казначеев

300

3 000

20 Унтер-офицеров

90

1 800

10 Винных приставов

200

2 000

Канцелярия казенной палаты

7 000

1 Губернский почтмейстер

1 500

1 500

Канцелярия

2000

10 Уездных почтмейстеров

200

2000

Их канцелярий

1 000

Итого по администрации

109265 р. с.

б) Судебная часть:

1 Председатель гражданской палаты

1 500

1 500 р. с.

1 Товарищ

800

800

1 Советник

360

360

4 Заседателя

360

1 440

1 Секретарь

375

375

Канцелярия

10 000

1 Председатель уголовной палаты

1 500

1 500

1 Товарищ

800

800

1 Советник

600

600

4 Заседателя

360

1 440

1 Секретарь

375

375

Канцелярия

7 000

1 Совестный судья

600

600

4 Заседателя

360

1 440

2 Заседателя от поселян

100

200

Канцелярия

390

10 Уездных судей

300

3 000

20 Заседателей от дворян

250

5 000

20 Заседателей от крестьян

60

1 200

10 Секретарей

200

2 000

Канцелярия

7 000

1 Губернский прокурор

675

675

2 Губернских стряпчих

360

720

10 уездных стряпчих

200

2 000

Канцелярия

300

Итого по судебной части

50 335 р. с.

На освещение, отопление, перестройки казенных домов в губернии не менее — 50 000 р. с.
Следственно:
Администрация — 109 265 р. с.
Судебная часть — 50 335 ‘ ‘
Содержание строений — 50 000 ‘ ‘
Стоят в одной губернии — 209 600 р. с.
Принявши 44 губернии Европейской России, мы получим приблизительную цифру содержания губернского чиновничества около десяти миллионов рублей серебром.
Не меньшую сумму мы должны положить на содержание общих присутственных мест: совета, сената, синода, министерств, кабинета вообще и III отделения в особенности, столичных полиций, особенных генерал-губернаторов, поддержку для всего этого, и, следственно, можем заключить, что законным образом, т. е. жалованьем и поддержкой строений, чиновничество стоит России по меньшей мере двадцать миллионов рублей серебром.
А потом разные следственные и неследственные комиссии, комиссии разных построений и разорений, придворный штат и заштатные чиновники на жалованьи, и проч. и проч.
Наконец прибавим Сибирь и Закавказье, и мы будем очень умерены, если положим цифру содержания чиновничества в тридцать миллионов рублей серебром.
К этому надо присовокупить пенсии, которые все идут повышаясь и в 1857 году, по отчету министра финансов, составляли 9 461 686 р. (против 1845 г. более на 2 182 991 р.) {По табели 1860 г. 11 436 556 р., против 1845 г. на 4 157 861 р. более, т. е. в продолжение 15 лет пенсии возрастали ежегодно на 277 190 р.}. Следственно, мы не много ошибемся, положив весь расход на чиновничество в сорок миллионов рублей серебром, что составляет около пятой доли всего государственного дохода, который в 1857 году, по отчету министра, равнялся 226 678 000 р. с. {Извлечение из всеподданнейшего отчета министра финансов, при вступлении его в управление министерством.}
Мы очень хорошо знаем, что наш перечень чиновничества не верен, но он неверен не по плюсу, а по минусу, т. е. в действительности содержание чиновничества стоит дороже. Но положимте, что оно и составляет только пятую часть государственных доходов, и тогда Россия платит одну пятую долю сборов для того, чтобы остальные четыре пятых были разграблены, не только без пользы, но во вред общественному благосостоянию.
Государственные подати в 1857 году были 48 148 820 руб., стало, почти вся законная подать, выжимаемая с крестьян (пять шестых), поглощена жалованием и содержанием чиновничества, а с общего государственного дохода чиновничество получает 20%.
В сущности, значение чиновничества не может быть иное, как значение поверенных государства для устройства общественных дел. Какой же торговый дом станет платить своим приказчикам 20% с дохода? А если взять в расчет, что эти приказчики только для того и существуют, чтобы грабить своих доверителей — то безумие всего положения государства поражает своею уродливостью.
По числу чиновников вся сумма не велика, считая не меньше 25 000 чиновников для губернских учреждений и по крайней мере 10 000 министерских, сенатских, жандармских III отделения {III отделение, хотя и носит небесный мундир и саблю, но все же человек не военный, а просто штатский шпион (espion civil).}, разных комиссий и т. д., всего не меньше 35 000 человек, выходило бы около 1 140 р. на брата. Но при огромных жалованьях сверху, очевидно снизу выйдет такое жалованье, что не на что табаку понюхать. Следственно, снизу станут грабить, что бог пошлет для пропитания, а сверху — чем больше, тем лучше — для роскоши. Стало, сверх жалованья, народ, все общество станут приплачивать несравненно более, чем самое жалованье.
Канцелярский чиновник, получающий 1 р. 80 к. в месяц, без сомнения, не может быть доволен своим жалованьем. Но этот самый чиновник проживает около 10 р. с. в месяц, следственно, он крадет в месяц около 8 руб. 20 коп., т. е. по крайней мере 500%. Возвышаясь по четырнадцатиградусной лестнице табели о рангах, он крадет соразмерно своему жалованью, т. е. чем более он получает жалованья, тем более он крадет. Но приняв за норму, что чиновничество в России крадет 500% относительно своего жалованья, выйдет, что оно стоит — не правительству — а государству не 40 миллионов, но, по крайней мере, 200 миллионов рублей серебром, а, вероятно, и более. Следственно, сверх подушных с лишком 150 миллионов, откуда казна, откуда народ возьмет денег для удовлетворения этой бездонной, всепоглощающей бездны? Правительство прибегнет к займам, мужик продаст последнюю коровенку… Разумеется, государство должно разориться!
И все это для того, чтобы судопроизводство равнялось неправосудию, администрация — насилию, и то и другое — организованному грабежу!
Есть из чего платить налоги! Бедный народ!
Есть из чего собирать налоги! Бедное правительство!
Чем же помочь горю?
Во-первых, правительству надо уничтожить чин, чтоб иметь возможность окружить себя порядочными людьми.
Теперь пойдемте далее.
‘Ваше государство чрезвычайно счастливо поставлено,— говорил Бентам императору Александру I,— ему не нужно трудиться позабыть римское право’ 4.
Да! это очень счастливо. Но чтоб счастье было полное, надо ему потрудиться забыть немецкую бюрократию, и возможность этого счастия в руках правительства.
На сию минуту забудемте же мы сами немецкую бюрократию и попробуемте обратиться к русской народной жизни, таким образом, мы не выйдем из истории в какую-нибудь утопию, а, напротив того, войдем в настоящее русло, по которому может развиваться русская жизнь.
Возьмемте опять русскую крестьянскую общину. Мы не боимся повторений, как бы нас ни обвиняли в них: надо много и часто говорить об одном и том же, чтобы дотолковаться до правды. Вдобавок село — главное основание государства. Итак, возьмемте опять русскую крестьянскую общину и ее несложное и разумное устройство, когда ей не мешает ни барин, ни чиновник.
Старшина и десятские выбираются с общего согласия на миру. Кому они дают отчет в своих действиях, в расходах мирских сумм? Миру. Кто их сменит, если их действия клонятся не к благу общины? Мир. Чего они боятся, поступая несправедливо или корыстно? Позора на миру и отрешения от должности. Как сборщик сбирает подать? Зная, когда у крестьян есть деньги, исподволь, благоразумно, не притесняя, не оскорбляя. Как судятся крестьяне в своих распрях и тяжбах? Они выбирают себе стариков для третейского суда, этот суд происходит словесно и гласно, т. е. на миру, боится позора и не покривит душою.
Какое значение старшины, или старосты, или головы — назовите как хотите— и других выборных? Они — сельская полиция. Но если эта сельская полиция кого-нибудь обидит или станет с кого взыскивать неправедно,— тот имеет право жаловаться миру и полагается на мирской суд. Если мир (Suffrage universel) ошибся во Франции выбором властителей для всей Франции, то мир всегда ошибется, если заставят выбирать чиновников надо всеми селами в государстве, но он никогда не ошибется в выборе для своего села, тут ему все известно, тут он дома и знает, что делает. Попробуйте забыть существование окружных и палат, исправников и помещиков, дайте общине спокойно выбирать своих сельских начальников и волости — своих волостных, требовать от них отчета на миру и отрешать от должности по мирскому усмотрению, и чтобы ни губернские, ни уездные власти в эти выборы, отчеты и перемены не вмешивались. Пусть сельское управление и сельская полиция будут в самом деле сельские. Ведь этого еще никогда не пробовали, хотя это коренное русское устройство. Результат можно предсказать наверно: крестьяне будут жить спокойно, и недоимки в государственных податях не будет. Сборщики станут вносить ее своевременно в уездные казначейства.
Попробуйте узаконить крестьянам их третейские суды на миру без вмешательства властей, и, наконец, мужик увидит, что и для него существует правосудие. Что такое третейский суд на миру? Это суд, в решение которого обе тяжущиеся стороны верят, потому что выбрали судей с взаимного согласия, суд, который не скрывается в темных путях келейности, а происходит при всех, уважает общественное мнение и находится под страхом у гласности.
Дайте те же права волости, те же права городу, те же права уезду.
Но тут мы приходим к жизни более сложной, чем жизнь малого мира, сельского. Тут начинаются отношения сместные и сословные. Надо заметить, что наши сословия создание совершенно искусственное и мнимое, и что существование их в действительности весьма сомнительно. Таким образом, мещанство отличается от крестьянства не по правам, а по месту жительства, это городское крестьянство. Купечество, как сословие, держится учреждением гильдий, которые в сущности только выражают подать с капитала, представляющую в государственном бюджете весьма незначительную цифру, и стесняют торговлю в ущерб всему населению и самому правительству. При всяком ином устройстве торговой пошлины в пользу города и государства, купечество как сословие исчезает и торговля сводится на род занятий человека, к какому бы сословию он ни принадлежал, тут сословное различие не имеет смысла. Дворянство до сих пор составляло родовое сословие. С освобождением крестьян и с упразднением казенного чиновничества родовой интерес сделается бесполезным. Весь интерес дворянства перейдет на интерес частных землевладельцев, которые, при доступности покупки земель для каждого, не могут иметь собственно дворянского интереса. Так что естественного сословного различия в России не существует. Действительное различие только по форме землевладения. Местное различие город и село, если отнять присутственные места, равно различию неземледельческого села и земледельческого села, торговые пункты совершенно не зависят от того, называется ли место городом или селом, имеет население пашенную землю или только усадебную, владеет этою землей общинно или подворно: торговые пункты определяются географическим положением, совершенно независимо от того, какое в них хозяйственное устройство: многие помещичьи села, несмотря на крепостное право, составляют торговые центры, между тем как близ лежащие города составляют только административные центры, в торговом и ином отношении жалкие. Остается одно различие по форме землевладения: землевладельцы, соединенные в общину, и частные землевладельцы, юридическое различие родовых сословий сводится на экономическое различие хозяйственного устройства вне общины. Во всяком случае, родовое сословное различие исчезает, различие существует только по роду занятий, образу жизни и т. п., что не представляет никакого юридического различия.
Сохраняя в сложном мире уезда основание выборности управления и суда, установившееся в сельском мире, при отсутствии юридического различия сословий, мы не можем не придти к началу выборности общей, бессословной. Но так как родовое сословное начало, вопреки складу обстоятельств, в силу предрассудка, вероятно еще на довольно продолжительное время сохранится в букве закона и в мнении людей, то мы необходимо придем к выборности всесословной, т. е. в уезде — к выборности всеми сословиями должностей, касающихся общих уездных интересов, без всякого вмешательства какого-либо сословия во внутренние выборы другого. Так, невозможно допустить вмешательство дворянства в выборы сельские, равно полицейские или судебные, и необходимо допустить депутатов от дворянства, равно как и депутатов от крестьянства, депутатов от всех сословий для выбора уездных должностей. Это единственное средство не поднять сословия друг против друга на ножи, и единственный разумный исход там, где экономическое положение края никак не указывает на юридическое различие сословий.
Начнемте с выборного устройства судов.
Каким образом приложить начало третейского суда к гражданскому процессу в размере вне общинном, в размере уезда, округа (название равнодушно — лишь бы оно обозначало подразделение губернии или области)? Третейский суд так легко прилагаемый в отдельной общине, где люди собрались в маленькую кучку, третейский суд, имея характер временного, на отдельный случай составленного совета, неприложим на пространстве и среди массы населения, где ответчик может отказаться от вызова истца, не выбирать судей и оставаться при своем. Потребность постоянного учреждения, которое давало бы ход иску, становится неизбежною, но постоянное судебное учреждение не исключает возможности третейского суда. В последнее время правительство с особенным покровительством смотрело на учреждение мировых посредников. Пусть же будет выбран всеми сословиями в уезде мировой посредник, который станет принимать исковые прошения и посылать обязательные вызовы ответчикам. Раз делу дан ход — тяжущиеся стороны выберут третейских судей, кого и сколько пожелают в границах высшего и низшего числа, которые решат дело в публичном заседании и в присутствии посредника. Посредник скрепит их решение, независимо от того, согласен он лично или не согласен с ним. Без сомнения, постоянное жалование мировому посреднику должно быть определено на уездном совещании от всех сословий и войти в общественный сбор. Третейские же судьи получат известную плату с стоимости дела, от проигравшего, или выигравшего, или обоих вместе, смотря по договору тяжущихся сторон. Таким образом третейский суд составит jury {Присяжных заседателей (англ.).— Ред.} гражданского процесса. В между-уездном процессе суд может быть сместный, в присутствии двух посредников. Мы сохраняем в нашем предположении название третейского, а не присяжного суда, потому что очень сомневаемся в необходимости присяги, которая и у английских присяжных, где формализм ее неминуемо требует, утратила свое мистическое значение, а тем более не имеет его у нас, где слишком полтораста лет всякий чиновник присягал при вступлении на службу и при получении чина — и постоянно лгал.
Законодательство должно очень бережно и положительно определить случаи права апелляции истца или ответчика на неправильное решение третейского суда,— права, подкрепляемого случаем личного несогласия посредника с решением суда. Апелляция должна идти в высшую судебную инстанцию, положимте в Сенат. Но Сенат в настоящей форме сборища из царства теней, управляемых канцелярией,— не может существовать. В благоустроенном государстве его нельзя составлять из неопределенного числа выгнанных губернаторов и заштатных генералов. Число членов высшего апелляционного суда должно быть определено из данных обстоятельств, ограничиться учреждением его в Петербурге и Москве для дел стотысячеверстного государства невозможно. Высший апелляционный суд должен находиться в нескольких округах, составленных из губерний, образующих наиболее естественные группы. Назначить сенаторов может правительство, на известное число лет, из кандидатов, выбранных на губернском съезде депутатами от всех сословий, утверждая одного или двоих от каждой губернии, столько или вдвое человек, сколько губерний в группе {Инамовибельность, бессменность судьи, т. е. назначение судейской должности пожизненно, очень хорошо в Англии, и ставит судью в независимость от правительственных влияний, но оно не совсем идет к стране, где развитие взяточничества так сильно, что оно и при новом порядке вещей еще долго будет отзываться в привычках жизни. Здесь бессменность судьи может перейти в безнаказанность судейского произвола. От влияния правительства судья огражден тем, что не правительство имеет право сменить его через известное число лет, а общественное мнение, общество, если он, в продолжение этого времени, обманул его доверие.}. Их жалование вносится в общий бюджет государства. Их обязанность устроить, из определенных сумм, свою канцелярию и ответствовать за нее. Суд, без сомнения, должен быть словесный и гласный. Для апелляционных дел между смежными группами губерний, отделения Сената могут составить, в известные сроки, суд сместный.
Те же лица составляют и высший апелляционный уголовный суд на тех же основаниях. В чрезвычайных случаях они могут, каждое областное отделение из своей среды, выбрать членов для общего Сенатского Съезда.
Но учреждение уездных уголовных судов представляет более затруднений. Тут третейский суд невозможен, потому что истцом является следователь, а ответчиком преступник. Следователь должен быть назначен от правительства, потому что он представляет государство в роли истца. Согласие между ним и преступником на выбор третейского суда не имеет место. Следственно, судьи должны быть назначены в определенном числе, по жребию, или по очереди, из местных жителей всех сословий, т. е. жителей той местности, где совершилось преступление. Тот же мировой посредник приглашает их по требованию следователя. Они утверждают или отрицают преступление, и мировой посредник или освобождает подсудимого, или прилагает к преступлению статью свода, и передает осужденного в руки исполнительной власти. Это настоящий суд присяжных (с присягой или без присяги, приравняется ли церемониалу присяги простота честного слова — это зависит от общественного мнения). Одно из главных оснований — гласность не только суда, но и самого следствия, т. е. следователь не имеет права производить допрос без присутствия понятых, и не имеет права подвергнуть тюремному заключению пойманного или подозреваемого преступника без согласия мирового посредника, если следователь поймал преступника на месте преступления, он обязан представить его мировому посреднику и только с согласия посредника посадить преступника под стражу, или отпустить на поруки. Следователь может зависеть только от центрального правительства (министерство внутренних дел), но ни от местных административных или судебных учреждений, ни от губернатора. Подсудимый может выбрать себе защитника (адвоката) перед судом сам, или доверить выбор посреднику, или сам защищаться. Случаи апелляции должны быть ясно определены законом, без сомнения, право апелляции может принадлежать только подсудимому, но ни в каком случае следователю.
Таким образом мы предполагаем две инстанции: <1)> уездную, состоящую из третей в гражданском процессе, или из очередных жителей в уголовном процессе, в присутствии мирового посредника, которого выбор совершенно зависит от местного населения, и 2) — областную инстанцию (сенат), выбор членов которой признан правительством. Правительство назначает в каждый уезд следователя по уголовным преступлениям, который и есть истец в уголовном процессе. Впрочем, большее или меньшее число следователей зависит от местных условий.
Одно еще надо сказать о разных актах, которые теперь совершаются в уездных судах и гражданских палатах, как то: купчих, закладных, условиях, заемных письмах, векселях, сохранных расписках и доверенностях. Конечно, никакому суду нечего их совершать, это дело маклеров, как оно и делается в купеческом сословии. Нотариат необходимо отнять от судов, иначе выходит, что судья скрепляет незаконный акт, да потом сам же его и судит — законен он или нет. Разумеется, он оправдает то, что сам сделал, но в судебном смысле это нелепость.
Теперь перейдем к губернскому управлению.
Опять, выходя из оснований народного сельского управления, мы приходим к выборности старшин и надзирателей за порядком в селе и в волости, к их ответственности перед миром сельским и сместным волостным миром. На тех же основаниях должно существовать городское управление и городская полиция. Те же основания расширим в размере уезда. Уездный исправник, или старшина — назовите как хотите, должен быть выбран сместным миром волостей, города и частных землевладельцев, обязанность его наблюдать за порядком в уезде, за общественными работами, общественными учреждениями, за исполнением общественных постановлений и правительственных распоряжений, за правильным сбором казенных и общественных податей и т. д. В действиях своих и расходах он обязан, в известные сроки, представлять обществу своего уезда печатный отчет. Он избирается на определенный срок. Вмешиваться в судебное производство и решение он не имеет права, но наблюдает за исполнением приговоров суда и требований мирового посредника.
Правительство для известной группы уездов, составляющих губернию, присылает губернатора, которого обязанность по губернии та же, что уездного старшины по уезду. Но сверх того он есть лицо ответственное перед правительством, он сообщает уездам правительственные распоряжения и наблюдает за их исполнением, он требует их исполнения от выборных уездных, городских, волостных и сельских старшин, отнюдь не входя в их дальнейшие, внутренние распоряжения. Если распоряжения правительства для края оказываются неудобными или неприложимыми, и он сам в этом согласен с губернским съездом, то он, не останавливая исполнения правительственных распоряжений, представляет свои возражения на усмотрение правительства. Если же он согласен с распоряжением правительства, а губернский съезд не согласен, или если правительство не принимает возражений губернатора и губернского съезда, то губернский съезд (совещание членов, избираемых уездами), не останавливая правительственного распоряжения, предлагает свои возражения на решение государственного совета.
Губернатор также истец от правительства перед судом, против уездных старшин за неисполнение его распоряжений, или противузаконные поступки. На незаконные действия губернатора жалобы поступают судебным порядком в областное отделение сената, на незаконные действия уездного старшины жалобы от губернатора или частных лиц поступают судебным порядком к мировому посреднику.
Вмешиваться в судебное производство и решение губернатор не имеет никакого права, но наблюдает за исполнением судебных приговоров и подчиняется им, когда сам истец или ответчик.
Сбор государственных податей поступает от местных выборных сборщиков в уездные конторы губернского казначейства и сосредатачивается в губернском казначействе. Следственно, правительство назначает в губернию казначея, предоставляя ему учреждение уездных контор, за его личною и имущественною ответственностью. Назначение его зависит от министерства финансов. Он отпускает суммы на жалование лицам, назначенным от правительства, и на их канцелярские расходы, проезды и пр., и на все правительственные расходы по губернии сам, или через уездные конторы. Поступление сумм из общественных сборов, раздача жалования лицам, выбранным в общественные должности и отпуск сумм на общественные расходы, могут быть поручены ему губернским съездом, если общество не распорядилось иначе, т. е. еще не имеет своих местных финансовых учреждений, но это отнюдь не обязательно. Отчет о состоянии казначейства, сборов государственных и общественных податей и губернского расхода, печатается ежемесячно, даже еженедельно, в губернских ведомостях.
В губернских ведомостях также печатаются все судебные заседания и действия губернского и уездных управлений.
Содержание школ, больниц, благотворительных заведений и всяких общественных учреждений, наем преподавателей, лекарей, смотрителей, инженеров, архитекторов и т. д.— дело совершенно общественное, а не правительственное. Воскресные школы, желание саратовского края учредить университет, достаточно доказывают сколько есть общественных потребностей для распространения просвещения, опасаться за поддержание существующих учебных заведений и учреждение новых на общественные деньги едва ли нужно. Во всяком случае, учреждению вновь учебных заведений по воле общества правительство не должно препятствовать, но учреждение новых учебных заведений без воли общественной может быть для общества обязательным только по определению государственного совета, а также и закрытие существующего учебного заведения не может иметь место без его согласия. Развитие же преподавания не может быть стесняемо никем и подлежит влиянию само собою образующихся советов преподавателей. Частные учебные заведения не могут быть ни воспрещены, ни руководствуемы. Поэтому министерство просвещения и зависящее от него чиновничество — не имеют места. Без всякого сомнения, там, где само общество с ревностью примется за учреждение первоначальных, средних и высших школ — там разовьется безвозмездное преподавание на общественные сборы, там, где общество скупо посмотрит на учреждение школ, больниц и т. д.— там разовьются частные предприятия. Опасаться за совершенное неразвитие подобных учреждений нельзя, потребность в них, так или иначе, проложит себе дорогу. Отчеты, как общественных, так и частных учреждений, должны, по закону, подлежать печатной гласности.
Правительство учреждает министерства внутренних дел, финансов, путей сообщения и иностранных дел, назначает министров и предоставляет им устройство их канцелярий и ответственность за них.
Правительство назначает управляющих государственными (но не общественными кредитными) и иными учреждениями.
Правительство учреждает государственный совет, определяя столько членов, сколько губерний, т. е. назначая из каждой губернии для присутствия в Совете по одному человеку, без различия чинов и званий. Государственному совету подлежит рассмотрение и утверждение финансового бюджета, вновь предполагаемых правительством: узаконение дорог и каналов и построек, имеющих государственный интерес, рассмотрение министерских предписаний, встретивших несогласие в губерниях, отмена прежних узаконений и учреждений, рассмотрение частных проектов, имеющих ввиду общую государственную пользу. Государственный совет полагает решение по большинству голосов.
Правительство предоставляет членам государственного совета, областным отделениям сената, министрам, управляющим, казначеям и судебным следователям устройство их канцелярий, определяя для того нужные суммы. Таким образом, исчезнут губернские правления и уродливая масса министерского чиновничества.
С независимостью судебных учреждений исчезнет и министерство юстиции, никогда не помогающее, но всегда мешающее правосудию.
С независимостью преподавания исчезнет министерство просвещения, никогда не помогающее, но всегда мешающее развитию просвещения.
Крестьяне, составляя одно крестьянское сословие, управляются сами на основаниях обычной выборности, но подчиняются в исполнении государственных обязанностей предписаниям губернаторов, за исполнением которых наблюдают уездные старшины. Таким образом, министерства государственных имуществ и уделов и всякие кабинетные министерства совершенно упраздняются.
Итак, правительство назначает членов государственного совета, утверждает членов областных отделений сената, назначает четырех министров, губернаторов по числу губерний и судебных следователей по числу уездов, и их жалование и содержание канцелярий вносит в государственный бюджет.
Остальные местные выборные должности содержатся на местный общественный счет. В этом случае общество, конечно, устроится дешевле и выгоднее, чем правительство с казенным чиновничеством, и правительство, вычеркнув из государственного бюджета и податного сбора суммы, употреблявшиеся на содержание чиновничества, может рассчитывать на новые источники государственных доходов от усиления общественной деятельности и богатства, и может содержать в должном достатке небольшое число людей, необходимых для государственного управления.
Нам могут возразить, что по выборам служат неохотно, что большая часть людей отказывается, потому что служба мешает их домашнему делу. Мы согласны, что теперь неохотно служат по выборам, но это только потому, что избранный в общественную должность становится немедленно слугой начальства, чиновничества. От этого служат по выборам, в хорошем смысле службы, только те исключительные люди, которые из преданности общему делу решаются вытерпеть все неприятности, преследования и даже ссылку, лишь бы принести хоть на волос пользы, а остальные так пошлы, что видят в выборах только удовлетворение маленького тщеславия, или так корыстны, что ищут на этом пути средств нажиться. Большая же часть людей, которые не хотят ни красть, ни сделаться лакеями начальства — отстраняются от выборов. Но отнимите чиновничий произвол и дайте независимость суда — и все порядочные люди, всех сословий, найдут себе в выборах, в общественной службе честное и полезное гражданское поприще.
Нам еще возразят, что мы ставим только идеалы. Мы этого не думаем, мы думаем, что подобное преобразование чиновничества из казенного в выборное — есть соединительный мост между правительством и государством, и что иначе между ними бездна будет расти, расти, пока судорожно сильный одолеет слабого, а сильный, разумеется, государство, потому что правительство может перемениться, а государство останется. Правительство переменная величина, а государство величина постоянная.
Но положимте, что мы поставили идеалы. Но идеалы составляют всегда цель, без которой невозможно никакое движение. Для человека, который едет из Крутогорска в Петербург, Петербург — идеал, положимте, что он не доедет до Петербурга, а только до Твери, все же лучше, все же он ближе к своему идеалу, чем если б он не двигался с места, все же лучше, чем поставив себе идеалом — Тверь, доехать только до Клина, а двинуться с места, не имея цели, нельзя, или попадешь бог весть куда, куда и не хотелось. Нужда рождает идеалы, и вследствие идеала двигается история.
Вдобавок мы не думаем, чтобы наше предположение было только утопическое, еще потому, что оно идет от действительности, т. е. от существующего народного обычая, и возводит его в размер государственного устройства. Тут нет для народа ничего нового и ничего чужого, следственно, ничего невозможного. Если правительство найдет в себе довольно любви к благу общему и довольно человеческого сознания, чтобы не мешать развитию, то преобразование может совершиться мирно и легко, но если оно станет мешать, то ведь плыть против течения с его стороны будет гораздо большей утопией, чем все наши идеалы.
Но спрашивается: куда же пойдут упраздненные чиновники? Разогнать их не будет ли слишком жестоко?
Еще жесточе оставить их грабить и теснить шестьдесят миллионов жителей.
Когда строилась первая железная дорога, все говорили: ‘что же будет с ямщиками, которые возили по шоссе?’ — Слава богу, ни один из этих ямщиков не умер с голоду и все нашли работу. То же будет и с упраздненным чиновничеством.
Мы не намеревались писать устав нового устройства, это людям одиноким не по силам. Мы только хотели указать, отправляясь от обычая, путь к устройству, наиболее народному, основанному на выборном управлении, оно тем более необходимо, что казенное чиновничество зауправилось до хаотической неурядицы (анархии), и не сегодня — завтра — а все же его упразднение дело неизбежное.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Заключительная статья в цикле ‘Русские вопросы’ публиковалась Огаревым дважды. Напечатанная сперва в ‘Колоколе’ 1 апреля 1858 г., л. 12, она была в сильно переработанном виде помещена в сборнике статей Огарева ‘За пять лет’, ч. 2, стр. 301—336, вышедшем из печати в 1861 г. В настоящем издании статья публикуется по тексту сборника.
2 Министром внутренних дел был в это время С. С. Ланской. Циркуляр Ланского Огарев высмеял в статье второй ‘Русские вопросы’, см. стр. 127.
3 О министре государственных имуществ гр. П. Д. Киселеве и киселевском министерстве Огарев писал в статье ‘Крестьянская община’, см. стр. 155.
4 Анекдот о словах, будто бы лично сказанных Александру I Иеремией Бентамом (1748—1832), английским буржуазным экономистом, которого Маркс назвал ‘гением буржуазной глупости’, возник из следующего факта. Не при личном свидании (которого никогда не было), а в первом письме Бентама к Александру I от 28 января 1814 г. имеется нижеследующее место, послужившее источником для анекдота.
Говоря о двух новых кодексах законов — кодексе Наполеона и кодексе Баварском, Бентам писал: ‘…Оба эти новейшие произведения приняли в свое основание законодательство древнего Рима. Для России, во всяком случае, это было бы только лишней помехой… Об особенностях России я имею некоторое понятие. Два года из тех лет моей жизни, которые были наиболее богаты наблюдениями, были проведены в пределах России’ (цитируем по переводу А. Н. Пыпина в ‘Вестнике Европы’, 1869, апрель, стр. 745).
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека