Новогородцы. Драматическое представление в пяти действиях и восьми картинах, в стихах, с песнями.1
Сочинитель этой длинной и тяжелой пьесы2 хотел представить в форме драмы историческую и частную жизнь Великого Новагорода во всей ее полноте и со всеми ее подробностями, но по бедности своей в средствах (которые состоят в фантазии и разных других талантах) он, т. е. сочинитель, представил, на удивление и восторг александрийской публики, множество лиц без образов, которые ходят, говорят, машут руками, сами не зная для чего. Тут есть всё — и посадник, и бояре, и вольница, и купец ганзейский, и паломник, и юродивый,— словом, всякого жита по лопате, нет только смысла, толка, ума, вдохновения, таланта. Вместо Великого Новагорода, мы видим шайку негодяев и мерзавцев, которые уводят насильно дочь честного любекского купца, и из этих молодцов всех отвратительнее Алеша и Самсонович. Последний до того возненавидел немцев, убивших его сына в честном бою, что готов зарезать и задушить всякого немца только за то, что он — немец, и ему в этом случае всё равно — старик, женщина, девушка, младенец, лишь бы в их жилах текла немецкая кровь! Для изъявления своей вящшей ненависти к немцам он хвалится своим презрением к виноградному вину и хлебает ушатами одну чистую сивуху. Истинный герой! Но таково обилие этого нового ‘драматического представления’ великими характерами (пьющими одну сивуху), что Самсонович не более, как одно из второстепенных лиц, а герой нелепой пьесы — Ростислав, сын новогородского посадника, негодяй и крикун. Налгав на себя небывалые на белом свете страсти, он кривляется, кричит, ломается, так что зритель впросоньях (от аплодисманов) то и дело готов спросить его:
Да из чего ж беснуетесь вы столько?3
Если б у этого Ростислава была в мозгу хоть искорка ума, он отвечал бы протяжно зевающему зрителю: ‘Да я и сам не знаю, сочинитель заставил меня нести этот вздор — так у него и спрашивайте’. Но как Ростислав совершенно невинен в уме, то он продолжает на все вопросы отвечать надутою галиматьею о пламени в крови, о диком безумии и о том, что немка околдовала и ввела его с ума, отчего он и стал дурак-дураком. Так как все наши ‘драматические представления’ идут от изуродованного г-м Полевым Шекспирова ‘Гамлета’,4 то в ‘Новогородцах’ есть и сумасшедшая Офелия, иначе Евлампия. Впрочем, эта ‘неземная дева’ и в полном разуме говорила такой вздор, так жеманилась и ломалась, что зрителю нельзя было заметить, с которой минуты она сошла с ума. Рассказывать содержание всей этой нелепости — нет силы и возможности, а потому, махнув рукою, перестанем говорить о ней — до нового какого-нибудь ‘драматического представления’.
Сигарка. Комедия в одном действии, соч. Н. А. Полевого.
Семен Иванович Телятинский женат и не ревнив, а друг его, Павел Яковлевич Ягунов, вдов и ревнив. Оба эти достойные друга уезжают в город, и к Анне Ивановне Телятинской является дочь Ягунова в мужском платье, с хлыстом в руке и сигаркою в зубах. Разумеется, из этого завязываются сцены ревности, пока всё не обнаруживается к торжеству Телятинского и позору Ягунова. Всё это совершенно в русских нравах, и для присяжных сочинителей и посетителей Александрийского театра кажется очень забавным и остроумным.
Дочь русского актера. Оригинальная шутка-водевиль в одном действии, соч. П. И. Г.5
Эта пьеса в комическом роде — то же самое, что ‘Новогородцы’6 в трагическом, т. е. галиматья галиматей и всяческая галиматья. Она основана на избитом и неправдоподобном переодевании и мистификации: героиня пьесы, переодеваясь цыганкою и форейтором, морочит дурака-жениха своего, а г. Мартынов пляшет с нею salterello. {Буквально: подпрыгиванье (итал.).— Ред.}
1. ‘Отеч. записки’ 1844, т. XXXIII, No 3 (ценз. разр. 29/II), отд. VIII, стр. 34—35. Без подписи.
2. Автор ‘Новгородцев’ — В. Р. Зотов.
3. Цитата из комедии А. С. Грибоедова ‘Горе от ума’ (д. IV, явл. 4).
4. Об изменении отношения Белинского к ‘Гамлету’ в переводе Н. А. Полевого см. ИАН, т. II, примеч. 4368, т. VI, примеч. 674 1.
5. ‘П. И. Г.’ — актер и драматург П. И. Григорьев 1-й.