Русская балерина 'обожает танцевать в Чикаго', Бэрри, Эдвард, Год: 1936 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 6 минут(ы)

Эдвард Бэрри

Русская балерина ‘обожает танцевать в Чикаго’.

‘Чикаго Сандэй Трибьюн’, 3 мая 1936, стр. 3.

Тумановский пыл — ее величайшее очарование. — Ее жизнь — история путешествий, приключений и артистического триумфа.

‘Я видела Павлову в Китае в 1922 или 23-м’.

Ветры большого мира подули свежо и сильно утром в прошлую среду в cтоловую отеля, где Тамара Туманова, черноволосая, черноглазая балерина компании, прибывшей в Чикаго лишь накануне вечером, сидела, маленькими глотками пила молоко, отвечая на бесконечные вопросы о своей экстраординарной жизни.

‘Экстраординарная’ кажется достаточно слабым словом. Событие, упомянутое в начале колонки, случилось в то время, когда будущая танцовщица едва достигла возраста, именуемого возрастом разума. Оно послужило началом целой серии событий, сделавших молодую девушку одной из самых знаменитых в своей профессии, хотя даже сейчас она не имеет права голосования.

Но даже перед первым возникновением великой Анны, жизнь ребенка могла бы с трудом быть названной банальной. Она была рождена где-то посреди Азии несколькими годами прежде, во время того страшного бегства патрицианской России, последовавшего после революции. Сознание пришло к ней в странных странах Дальнего востока.

Изгнанники колонисты стремятся к знакомой жизни Европы.

Ностальгия по приятным, знакомым вещам Европы не давала покоя изгнанникам на чужом востоке. Мужчины и женщины везли с собой больше воспоминаний о музыке, чем драгоценных камней. И подрастая, Тамара узнавала западное искусство, несмотря на трудности на пути полного проникновения. Девочка видела, что принадлежала традиции, совершенно чуждой той, в которой жили эмигранты.

‘Я всегда хотела быть музыкантом’, — говорила она в прошлую среду на обворожительном английском, в котором есть шарм от ее особенности использования неизвестных конструкций, ударений в самых неожиданных местах или неточностей произношения гласных звуков. В этих легких нетрадиционностях, кстати, открываются привлекательные свойства ее характера, в котором в волшебной манере смешиваются экзотика и знакомое.

В то самое время, когда юная Туманова впервые увидела Павлову, это желание стать ‘музыкантом’, кристаллизовалась в несколько более определенную форму. Все ее желания были обращены к ослепительному сестринскому искусству, под названием балет. Возможность учиться серьезно возникла вскоре, потому, что русские изгнанники, безоговорочно верящие в изречение, что каждый человек имеет две страны — землю, где он родился и Францию, в годы, последовавшие объявлению Версальского мира, стали прибывать в Париж в большом количестве.

Многие изгнанники перебираются в столицу Франции.

После того, как ее родители приехали во французскую столицу в поисках традиционного французского гостеприимства, Тамара была принята в балетную школу. Маленькая девочка стала выступать в компании Павловой в возрасте шести лет. С того самого времени и по сей день, около тринадцати лет, Тамара Туманова находится почти постоянно на виду у публики. В десять лет она появилась на сцене Опера.

С середины и до конца 20-х в Париже проходили последние выступления знаменитого Дягилевского балета. Компания лишилась Нижинского задолго до этого, и Тамара никогда не видела человека, ставшего легендой не по причине продолжительной карьеры, а еще в юности! Зато она видела Мясина и остальных участников той замечательной компании. Воспоминания о впечатлениях, полученных от ‘Треуголки’ и ‘Волшебной лавки’, до сих пор свежи в ее памяти.

Когда Василий де Базиль спасал остатки расформированной дягилевской труппы (чей лидер и организатор умер в 1929) он выбрал самых многообещающих молодых танцовщиков для новой компании Русского Балета, чтобы представить ее в полной мере. Туманова оказалась среди них, и получила свой первый опыт большой роли в Монте-Карло в 1930. Этим балетом был ‘Котильон’.

Туманова находится на положении прима-балерины в течении шести лет.

Реакция была значительной. В течение последних шести лет Туманова ездит почти беспрестанно с труппой и всегда на положении прима-балерины. Ее имя знакомо любителям балета в семи или восьми европейских странах и дюжине северо-американских городов.

Устраивая это интервью, я надеялся, что яркий контраст между обстоятельствами жизни Тумановой и трудовыми буднями обычных людей, возможно, составит интересную историю. И, в общем, это получилось, хотя драматические величины этого контраста по большому счету исчезают, по причине отсутствия общего знаменателя. Если бы Туманова была сделана из того же теста, как и все мы, то волнений от ее свершений было бы больше. Увлекательная история лилась бы из ее собственных уст без редактирования, даже в случаях ее удивительных языковых несовершенств.

Но она не такая, как все, и в ней восхитительно, то серьезное отношение к своей профессии, которое исключает возможность больших ссылок на объективные причины. В этом точный портрет балерины, возможный в рамках часового разговора, с серьезной, почти торжественной стороной ее характера, при первом впечатлении, и с солнечными бликами, добавленными позже.

‘Я обожаю мою жизнь’. Таков был ответ на вопрос или даже серию вопросов, предназначенных узнать, если человек, живущий таким занятым, космополитичным типом существования, страдает от некоторого желания попробовать некоторые спокойные прелести рутинного, хорошо-организованного мира с урегулированным местом прибытия домой в конце школьного дня. Подобная идея, возможно, никогда не возникала у молодой женщины, так как напряженная жизнь достижений и обещаний и еще больших достижений кажется ей совершенно счастливой.

Великая амбиция. — Танцевать с каждым годом лучше.

Танцевать хорошо теперь и танцевать еще лучше через год — это то, о чем Тамара Туманова просит для себя. Вся ее жизнь сконцентрирована страстно на искусстве, и в этом нет ни легкости, ни небрежной веселости, во всем том, что касается искусства.

Благоговея перед особой такой юной, но так много повидавшей, я выспрашивал ее мнение о различных странах и городах. Ее ответы были достаточно определенны, но причины, лежащие в их основе, всегда одинаковые. Такой-то город встречает с энтузиазмом балет, значит, и она с таким же энтузиазмом относится к городу.

Такими городами являются Лондон, Лос-Анджелес и Чикаго, в довольно странной комбинации. Ее пылкая искренность позволяет надеяться, что включение третьего города является действительным фактом, нежели желанием порадовать. Если бы вы могли услышать ‘Я обожаю танцевать в Чикаго’, сказанное не один, а два или три раза.

Другой очаровательный кусочек английского возник, когда слово ‘бой-фрэнд’ выскочило неожиданно из ее губ. Вторая часть слова звучала с акцентом. Оно явилось, когда она пыталась представить различные особенности жизни девушек ее возраста и определенно отказывалась от них в пользу дорожных лишений и вечных волнений своего искусства.

Имеет положение артистки. — *Хотя и настоящая труженица.***

Туманова никогда не достигала той скучного периода, когда все принимается за должное. То безразличие, которое приходит вслед за долгими годами работы, не посещало ее ни в малейшей мере. Она признается в любви к определенным балетам (‘Хореартиум’, ‘Котильон’, ‘Сильфиды’) и явно настроена против других. Она недовольна своей работой в ‘Треуголке’ и в ‘Принце Игоре’, и не собирается спокойно принимать каждую роль.

Перед началом выступления она по-прежнему испытывает безумное волнение пред выходом на сцену. ‘Жив или мертв театр?’ Как примут мой танец? Ответы приходят тотчас, говорит она, поскольку она развила некоторый сорт телепатической связи с залом.

Да, Туманова — фанатик, но очень привлекательный тип фанатика. Она сама, и весь мир с ней, вращаются вокруг одной возлюбленной формы искусства. Идея о том, что балет — декоративная и восхитительная часть жизни, но не вся жизнь, и даже не самая важная ее часть, положение, которое она не принимает.

Хотя даже в самый разгар своего счастливого поглощения в профессию, в которой она исключительно успешна, Тамара Туманова обеспокоена тем, что когда-то она должна будет уйти. Нет никакого сомнения, что это крошечное и отдаленное облако нагнетает некоторую тень на яркое утро ее жизни, так как она приходит к этой теме по своей собственной инициативе.

Мысль о том, что однажды Она не будет танцевать, печалит ее.

По странной случайности, притом, что ее знание английского еще не достигло более точных моментов, она находит необыкновенный способ передачи пронзительных эмоций при одной мысли об отдаленном дне ухода, что не может быть передано лучше каким бы то ни было экспертом слов, и вид искусно подобранных гласных это приоткрывает. ‘Никогда не выйти на сцену’, — говорит она, и ‘никогда’, срывающееся с ее языка, мрачно и красиво.

‘Я обожаю смотреть на людей’.

Эта фраза кажется, достаточно удачной в попытке вставить несколько солнечных лучей в портрет Тамары Тумановой. Она не только обожает смотреть людей, но также обожает приезжать в незнакомые города, хотя этот последний вид воодушевления имеет щедрую примесь несколько затаенной спекуляции о той границе энтузиазма, с которым новый и неискушенный город примет достижения балета. Все возвращается к тому страстному интересу к танцу, который является ключевой нотой ее характера.

Но мне было приятно увидеть в особе, настолько взрослой для своих лет, некоторые частички детского удовольствия от путешествий и незнакомых лиц, из чего большинство людей никогда не вырастают. И Туманова с веселым и заразительным смехом рассказала мне о том, как целый месяц вся труппа находилась в недоумении, потому что никто не мог отыскать на карте город Каламазу (англ. Kalamazoo), где они должны были выступать.

Этот случай может развеять мрачную картину компании летаргических танцовщиков, перевозимых на поезде день за днем и не представляющих, где будет следующая остановка и считающих, что весь мир выглядит одинаково. Оказывается, у них имеется живой интерес к поездке, и дополнительные карты были найдены в бесплодных попытках определить Каламазу [Они должно быть приобрели карту Исландии по ошибке].

Бесконечные разговоры, за которыми проходят долгие часы поездок, часто возвращались к теме этого непонятно исчезнувшего городка. Идея города, не имеющего места на карте, разрасталась в их богатой фантазии в странную форму пограничного поста с единственным зданием для множества занятий, в котором труппа будет спать, есть, и танцевать. Настоящий Каламазу оказался приятной неожиданностью, хотя и разрушил живую мечту.

Тумановская любовь в мягкому юмору была вновь обнаружена, когда она рассказала о заботливом Мясине, предложившем ей кота во время пребывания в Каламазу. Великий танцовщик и хореограф, кажется, подружился с людским и кошачьим населением городка, или же был уполномочен кем-то избавиться от кота, подарив его. Туманова отказалась от предложенного кота, боясь, что тот может еще больше усложнить ее жизнь.