Румянцов, Николай Петрович, Майков Петр Михайлович, Год: 1918 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 57 минут(ы)

Румянцов, граф Николай Петрович, канцлер, второй сын фельдмаршала графа П. А. Румянцова и его супруги, графини Екатерины Михайловны, урожденной княжны Голицыной, родился в 1754 году, 3-го апреля, и первые годы своей жизни провел под непосредственным надзором своей матери, заботившейся о его воспитании и образовании. По обычаю того времени, граф Н. П. Румянцов воспитывался дома, хотя его мать, сознавая неудовлетворительность домашнего воспитания, намеревалась отправить своих сыновей за границу или определить их в особый пансион, основанный в Петербурге, под главным руководством Г. Н. Теплова, графом Разумовским для своих сыновей. Не получив на это разрешения супруга, графиня нанимала для обучения своих сыновей отставного артиллерийского подполковника (имя его не дошло до нас), чтобы учить их арифметике, а затем — майора Прусской службы, родом швейцарца, вероятно Мейера, ‘на сносных кондициях’. Позднее появился немец Цвилер, обучавший графа Николая не только немецкому и латинскому языкам, но также истории, географии, арифметике и математике, причем оказалось, что граф Николай проявлял большие способности к математике. Давал ему уроки также некто Лайонс, но короткое время. Позднее в доме проживал француз Моно, который, расставаясь с своими учениками в 1765 г., писал их отцу, что оба младшие сына, т. е. графы Николай и Сергей Петровичи, очень прилежны и стараются приобрести познания, любят занятия, могут служить во всем примером всем 15-летним юношам и со временем будут предметом большой радости родителям, ‘эти растения, пишет Моно, обещают богатые плоды, если будут возделаны рукою искусною и опытною в науках’. Графиня E. M. Румянцова, заботясь ничего не упускать, по ее смыслу, силам и возможности, в образовании своих детей, позднее, когда сыновья ее делались взрослыми, старалась обучать их верховой езде, танцам, фехтованию, а затем озаботилась об определении на службу графа Николая, который, по порядкам того времени, был с ранних лет записан в л.-гв. Конный полк. По просьбе его матери и по совету графа Брюса, он был в 1768 г. переведен в л.-гв. Семеновский полк, числился действительно служащим ординарцем при Брюсе, но проживал дома и 1-го января 1769 г. был пожалован, пользуясь старшинством, в прапорщики, — за службу отца своего. Скоро Румянцов был назначен адъютантом полка, — конечно, по представлению своего родственника, гр. Брюса, а затем, 1-го августа 1772 г., Высочайшим указом пожалован был камер-юнкером с производством установленного жалованья (по 1000 руб. в год). Граф проживал в Петербурге, с матерью, назначенною вскоре обер-гофмейстериною при дворе Великого Князя Павла Петровича, вступившего тогда в первый брак с Принцессою Гессен-Дармштадтскою. Это назначение, а также уважение и расположение, которыми пользовались со стороны Императрицы Екатерины не только сам фельдмаршал Румянцов, но и его мать, статс-дама графиня Мария Андреевна, а также и его супруга, а равно родственные их связи доставили молодому графу Николаю Петровичу возможность не только посещать высшее общество столицы, но и сделаться быстро известным Екатерине II, которая, узнав его, вскоре удостоила его разрешением присутствовать на ее известных собраниях в Эрмитаже, в которых участвовали только самые избранные и наиболее известные и приближенные к Императрице лица. Из молодых людей на эти собрания допускались только братья Румянцовы. Тут граф Николай познакомился с известным ученым и публицистом-писателем бароном Мельхиором Гриммом, как известно, пользовавшимся большим расположением Екатерины II, он не задолго пред этим прибыл в Петербург вместе с Наследным Принцем Дармштадтским, воспитанием которого он руководил. Граф Н. П. Румянцов, имевший желание посетить чужие края и пополнить свое образование в одном из Германских университетов, о которых, особенно о Лейденском, много знал от своего двоюродного брата, князя Александра Борисовича Куракина, был очень обрадован, узнав, что барон Гримм согласен руководить им и его братом в поездке за границу, и отправился, в конце 1773 г., в Молдавию, к отцу своему, командовавшему нашею армиею, для испрошения его согласия на предполагаемую поездку и для получения необходимых на то денежных средств. Получив желаемое без особых затруднений, граф Николай Петрович испрашивал разрешение ее Величества на свою поездку, вследствие чего состоялся 14-го апреля 1774 г. указ об увольнении его в чужие края, без вычета жалованья во всю его там бытность. Срок увольнения определен в указе не был: Императрица советовала сопровождавшему его Гримму путешествовать спокойно и возвратиться не спеша.

Покинув отечество в конце апреля 1774 г., граф Николай вместе с братом, бароном Гриммом и тремя слугами отправились сухим путем, — единственным в то время способом путешествия, — в своих экипажах на переменных лошадях, в Варшаву, а затем заехал в Карлсбад, где Гримм, вместе с графом Николаем, пил воды, хотя сам граф Николай был совсем здоров. После этого, посетив Лейпциг, Готу, берега Рейна и Голландию, он прибыл в Лейден, где около года слушал лекции в пользовавшемся в то время известностью Университете этого города, о котором имел различные необходимые сведения от упомянутого уже выше князя А. Б. Куракина, своего двоюродного брата. В конце сентября 1775 г. граф Николай с братом заехал на короткое время в Париж, чтобы вместе с Гриммом, оставившим их в Лейдене одних, совершить совместное путешествие по Италии. На пути из Парижа они остановились в Женеве, посетили здесь уже престарелого Вольтера, а затем направились в Геную, Милан, Флоренцию, Рим и Неаполь, откуда поехали обратно на Венецию и Вену. Узнав в Венеции о кончине Великой Княгини Натальи Алексеевны и о том, что фельдмаршал Румянцов сопровождает Великого Князя Павла Петровича в поездке его в Берлин, чтобы ознакомиться с предназначаемою ему в супруги Принцессою Виртембергскою, путешественники поспешили ехать в Берлин, чтобы повидаться с родителем. Но последний почему-то признал это для себя нежелательным и неудобным и чрез князя Куракина приказал своим сыновьям не приезжать в Берлин во время его там пребывания, они, конечно, повиновались этому приказанию и вблизи Берлина, в небольшой деревне, выждали отбытия из этого города своего отца, чтобы самим въехать в столицу великого короля. Пробыв недолго в Берлине, граф Николай возвратился 6-го сентября 1776 ?, в Петербург, не видав ни Франции, ни Англии, — по недостатку необходимых на это средств, довольно скудно отпущенных на поездку его родителем. В том же году, 30-го сентября, он был послан в Вену с возвещением о совершившемся втором браке Павла Петровича с принцессою Виртембергскою. По возвращении в Петербург граф Николай стал снова отправлять придворную службу, его, однако, тяготившую: он желал получить место представителя нашего государства в Дрездене, но это не состоялось, просил, затем, но также без успеха, назначить его в Крым, готов был перейти на военную службу бригадиром (не имея никакого понятия о военном деле) или ехать на два года в Вену к дяде — князю Д. М. Голицыну для ознакомления со службою по дипломатической части. Но собственно в гражданскую службу он не находил для себя возможным поступать, считая это для себя неудобным, и просил отца своего содействовать назначению его по дипломатической части в Лондон или в Дрезден, другого какого-либо назначения он принимать не желал. Несмотря на ходатайство отца, назначение графа Николая затягивалось, а тем временем удалилась от Двора в деревню его мать, графиня Е. М. Румянцова, и положение его в Петербурге стало тяготить его еще более он просил отца ходатайствовать о нем не только пред Государынею, но и пред князем Потемкиным, однако, эти ходатайства успеха не имели, но 5-го мая 1779 г. граф Н. П. Румянцов, вместе с братом Сергием, был пожалован камергером Двора Ее Величества, а в Дрезден был назначен посланником князь Юсупов. Граф Н. П. Румянцов, тем не менее, продолжал просить отца ходатайствовать об его назначении, а тем временем, отправляя придворную службу при Дворе Великого Князя, постепенно приобретал все более и более расположение не только последнего, но и его молодой супруги. Последовавшая в августе 1779 года кончина нежно любимой матери очень опечалила графа и заставила его некоторое время заняться приведением в порядок оставшегося после нее имущества, предоставленного ею в собственность сыновей ее, трех братьев, причем он купил небольшой дом графа Ягужинского в Петербурге, а затем по-прежнему проводил свое время при Их Высочествах и с их соизволения просил отца доставить ему место при каком-либо иностранном дворе. Упомянем также, что граф Николай уже в это время читал Российскую историю или, как он выражался, ‘вознамерился ее исследовать’ и просил отца своего о доставлении ему некоторых книг, для этого необходимых. После четырех лет домогательства, при немалом содействии графа А. А. Безбородко, в 1781 году, Императрица Екатерина II, уважая службу и просьбу фельдмаршала Румянцова, назначила его сына своим Уполномоченным Министром при Курфюрстском округе Нижнего Рейна и при многих других владетельных принцах ближайших округов, он должен был иметь свое местопребывание во Франкфурте-на-Майне и по крайней мере раз в год посещать рекомендованных ему мелких князей, обязан был следить за соблюдением Германской конституции, т. е., охранять в равной мере как права фюрстов, так и власть императора в своей столице. Пользуясь тем, что в Иностранной Коллегии стали составлять ему инструкции для отправления его служебных обязанностей в сфере только что вновь учрежденной дипломатической должности, граф Румянцов направился к отцу своему в Малороссию поблагодарить его за успешное о нем ходатайство и, пробыв у него некоторое время, возвратился в Петербург и только 8-го февраля 1782 г. поехал во Франкфурт чрез Берлин, так как Прусский король Фридрих II, чрез своего посла Герца, выразил желание видеть его в своей столице. Императрица Екатерина II пожелала, чтобы Румянцов посетил также Императора Иосифа II в Вене.

Выехав из Петербург в феврале 1782 г., Румянцов 1-го марта прибыл в Берлин, был милостиво принят Фридрихом II, но разговор их вообще был непродолжителен и холоден, Министр его Герцберг говорил с ним о властолюбии Австрии. Затем, прибыв в Дрезден, граф, по недомоганию своему, пробыл тут дней шесть и был в Вене 30-го марта 10-го апреля), имел продолжительный разговор с Иосифом II на прогулке в Аугартене о Цвейбрюкенском деле, затем обедал с ним в Лаксенбурге и получил от Императора приказание явиться к нему еще раз, что граф, конечно, исполнил и имел объяснение по тому же делу. После довольно продолжительного недомогания покинув Вену, граф заехал в Аугсбург, намереваясь представиться курфюрсту, но это ему не удалось по внезапной болезни сестры последнего, и он поехал в Мюнхен, где был очень хорошо принят курфюрстом Баварским, а затем снова отправился в Аугсбург, где провел несколько дней, пользуясь гостеприимством курфюрста. Тут он узнал о кончине фельдмаршала верхнерейнского округа Принца Георга Дармштадтского, об учреждении в Баварии приорства Мальтийского ордена, о стараниях Франции умножить доходы Герцога Цвейбрюкенского и т. д. Из Аугсбурга Румянцов прибыл в назначенный ему для его пребывания Франкфурт-на-Майне и занялся устройством своего помещения и крайне незначительной канцелярии, ему назначенной. Он вскоре получил известие, что Наследник Русского престола с супругою, совершая путешествие по Европе под именем графа и графини Северных, должны скоро прибыть во Франкфурт. Это побудило Румянцова выехать им навстречу в Люттих и сопровождать их в поездке чрез Спа в Аахен и Франкфурт и состоять при Их Высочествах во время пребывания их в этом городе, а после сопровождать Их Высочества чрез Дармштадт в Монбельяр, а затем также к Штутгартскому двору.

По возвращении своем во Франкфурт Румянцов приступил к аккредитованию себя при различных владетельных князьях духовных и светских, входивших в состав его дипломатического округа [Он получил кредитивные грамоты к трем духовным курфюрстам (Майнцскому, Кельнскому, Трирскому) и епископу Бамбергскому и к пяти Имперским округам юго-западным, т. е.: верхнерейнскому, нижнерейнскому, Швабскому, Франконскому и Вестфальскому и еще особые верительные грамоты к владетельным князьям: Аншпаха, Бадена, Вюртемберга, Гессена (для Дармштадта и Касселя) и Цвейбрюкена.], посетив прежде всего курфюрста Майнцского, как наиболее значительного и влиятельного, а затем Кельнского, престарелого Максимилиана Фридриха фон Кенигсен-Ротенфельс. Это аккредитование тянулось довольно долго, вызывало много разъездов и не малую трату времени, потому что при средствах сообщения того времени на каждое аккредитование шло немало дней, это, впрочем, доставило Румянцову возможность ознакомиться с различными фюрстами того времени, о которых он доносил в Петербург не в приглядном виде. Если не все без исключения, то значительное большинство их в образе жизни подражали Версальскому двору, не имея на это достаточно средств, предавались разным удовольствиям, нуждались в деньгах, постоянно помышляли о том, как их добыть, были привязаны до крайности к мелочам и обрядам, издавна принятым, постоянно о чем-то хлопотали, превращали политику в сплетни и заменяли мысль и доводы, по словам Румянцова, россказнями и пересудами. Он находил, что не должно вмешиваться в кучу внутренних связей и раздоров Германии, а следить только за Императором, стараться заслужить уважение всех князей и вообще обходиться с ними построже, чтобы они не воображали, будто у них заискивают. Соблюдая честь и достоинство России, Румянцов держал себя высокомерно и иногда ссорился с иностранными посланниками из-за мелочей придворного этикета, желая взять над ними верх. Он до того усердно следил за интересами России, что его ненавидели все друзья Пруссии, а сам Фридрих II называл его дьяволом, бешеным и не мог равнодушно говорить о нем. Нельзя не заметить, что самому Румянцову очень скоро не понравилась вся эта немецкая среда, в которой должна была протекать его дипломатическая деятельность. Он уже в 1783 году писал графу Безбородко, а также и отцу своему, что чувствует, ‘сколь недобровольное есть мое от отечества временное отлучение, что вы вероятно доставите мне одно из тех двух мест, которые мне занимать приличнее того, в котором ныне нахожусь, что пост мой маловажный, имеет не весьма пространное поле для радения к службе Ее Величества, на котором однако принужден прилагать самый большой труд. Если человек с некоторою способностью к делам долго здесь пробудет, то он оную способность в себе истребит’ и т. д… Но это желание графа получить другое назначение весьма долго не осуществлялось, и ему ничего не оставалось иного, как, пребывая во Франкфурте, доносить Императрице и ее слабому помощнику Остерману, весьма подробно, не только о всех мелких событиях, происходивших в Германии в то время, но также о разных лицах и принцах, их министрах и людях, имеющих самое малое влияние в Германской Империи. Нельзя не удивляться тому, как много писал граф Н. П. Румянцов, если принять в соображение, что он не имел даже порядочного секретаря, и не только сам писал черновые своих бумаг, но и сам весьма часто переписывал их набело. По содержанию своему, т. е. по большей или меньшей важности сообщаемых сведений, донесения графа Румянцова не представляли особенно глубокого интереса, потому что относились до предметов, не имевших особого значения или интереса для России. Германию в это время занимал вопрос об устьях реки Шельды или так называемый Голландский вопрос. По Вестфальскому еще миру из Нидерландов, принадлежавших Испании, выделилась самостоятельная Голландская республика, а остальная часть Нидерландов (ныне Бельгия) осталась по Утрехтскому миру 1713 года во владении Габсбургского дома, под именем Австрийских Нидерландов, причем за голландцами сохранилось право распоряжаться устьями реки Шельды, по которой производилась вся торговля Нидерландов. Эта торговля разными мерами голландцев была убита, потому что они не пускали чужих кораблей в устье Шельды. Кроме того, Габсбурги обязаны были вечно владеть этой страной (т. е. Австрийскими Нидерландами) и ничего из нее не уступать никакому Принцу не из их рода. Голландия же получила право содержать в нескольких Нидерландских крепостях свои гарнизоны и получала от Габсбургов (т. е. Австрия) за это известную сумму денег, так как Нидерланды служили защитой для Голландии против французов (так называемый ‘барьер-трактат’). Австрия давно пыталась освободиться от этого платежа денег голландцам. Иосиф II в 1781 г. приказал срыть крепости, занятые голландцами, которые, не имея сил сопротивляться Австрии, должны были исполнить это. Иосиф II в 1783 г. завел с ними спор о каких-то землях и изгнал их гарнизоны из нескольких спорных фортов, в том числе из Мастрихта. Кроме того, он же отнял немалую часть земель, лежавших в Австрии, у епископства Пассау. Затем он же придумал променять свои Австрийские Нидерланды на Баварию, вступив в добровольное об этом соглашение с курфюрстом Баварским Карлом-Теодором и с его наследником — Карлом, герцогом Цвейбрюкенским. В 1784 г. Австрийский посланник в Мюнхене, граф Лербах, представил упомянутому Карлу-Теодору план этого обмена, по которому Карл-Теодор уступал Иосифу Баварию, за исключением Люксембурга и Намюра, Иосиф же II обязывался отдать ему Нидерланды, уплатить еще полмиллиона гульденов и доставить ему титул Бургундского короля. Обмен должен был получить гарантию России и Франции. Весь этот обмен был совсем незаконным. Выше сказано, что Австрия не имела права уступать Нидерландов кому бы то ни было, Иосиф II по Тешенскому миру 1779 г. отказался от всяких притязаний на Баварию, и кроме того Карл-Теодор Баварский также не имел права уступать кому-либо Баварию по Павийскому договору 1329 г., на основании которого все земли Баварского дома считались общею собственностью дома и при вымирании одной линии соединялись в руках другой, курфюрстское достоинство переходило то к той, то к другой линии, смотря по тому, где представитель старше. О соблюдении этого договора представители разных линии Виттельсбахского дома заключили между собою тайное условие весьма недавно, — незадолго до кончины Максимилиана-Иосифа в 1778 году. Тем не менее Император Иосиф II своим намерением вызвал волнение в Германии и борьбу между княжескими дипломатами и придворными, причем главным поприщем борьбы являлся г. Мюнхен и Цвейбрюкен. Король Фридрих и (Прусский) обещал Карлу прислать генерала для устройства Баварских войск и чтобы управлять, по словам Румянцова, не только войсками, но и особою будущего курфюрста. Французы снабжали его деньгами. Румянцов, имевший приказание не допускать обмена земель, почти не выезжал из Цвейбрюкена, следил за каждым шагом герцога, вмешивался в его домашние дела и о всем доносил в Петербург, получая приказания не упускать ничего, что может утвердить или умножить связь фюрстов с Российскою Империею, не показывая вида, что ими интересуются. После долгих и неоднократных объяснений Румянцова с герцогом Цвейбрюкенским в продолжение трех недель (описанных им на 30 больших листах в донесений Екатерине II) дело об обмене земель прекратилось. В начале 1785 г. Иосиф признал, что обмен стал невозможен, по крайней мере в настоящее время, и его министр Кауниц засвидетельствовал признательность своего двора Екатерине II как за добрые ее намерения, так и за исполнение. Дело с Голландиею о реке Шельде и крепостях также скоро окончилось. Хотя Иосиф II отправил ультиматум в Голландию об открытии Шельды, приказал стягивать войска к Бельгии и отозвал своего посланника, но участие к Голландии, проявленное Франциею, заставило его удовлетвориться только вознаграждением за военные издержки и отменою так называемого барьер-трактата. Шельда осталась по-прежнему в полной власти голландцев, не пропускавших чужих кораблей в устье этой реки. Эти обе неудачи Иосифа II, уронив его нравственное влияние в Германии, возвысили национальное значение Пруссии, принявшей сторону и Голландии, и Цвейбрюкена. Ее король Фридрих II выступал еще в 1784 году со своим планом Союза князей, т. е. устройства в Германской Империи из фюрстов, как светских, так и духовных, рода ассоциации, на подобие бывшей некогда Шмалькальденской лиги, с тем, чтобы добыть себе союзников. Очевидно, этот Союз князей в пользу Пруссии готовился против Австрии и России. Подробное изложение развития и осуществление на деле этого плана не входит в биографию графа Н. П. Румянцова, тем более, что и в инструкции, ему данной, ничего не упомянуто об этом Союзе. Он лично находил, что в составе Союза не было не только ни одного светского курфюрста, но даже ни одного фюрста I-го разряда, а только один фюрст II разряда и несколько князей низшего разряда, все они пользуются почестями верховной власти, не имея и тени характеризующего ее могущества. Словом сказать, они не имели ни достаточного войска, ни денег для его содержания. Лига эта, писал Румянцов, при первых о том стараниях не сбылась, она бессильна и послужит лишь к торжеству императорских домов, если только за них будут Бавария, Вюртемберг и Кассель. Впрочем, и Фридрих II сам не возлагал больших надежд на лигу, принимая, что она может выставить никак не более 27000 войска. Румянцов же, стараясь противодействовать этому союзу, обратил особенное внимание на эти три названные государства, а также некоторые другие. Так, он ездил к герцогам Цвейбрюкенским, где встретился с Прусским агентом Штейном, сделавшимся столь известным в 1813 году, — с целью не допустить его примкнуть к лиге, но это ему не удалось: Штейн умел склонить Карла и Максимилиана на сторону лиги, они подписали договор о лиге и дали подписку на себя и потомков никогда не соглашаться на обмен баваро-пфальцских наследных земель. Равным образом курфюрст Майнцский Фридрих Карл Иосиф по убеждениям Штейна и Бемера 18-го октября 1785 г. также подписал союзный договор, несмотря на старание Румянцова и Троутсмандорфа, посланника Венского. По следам Майнцского владыки пошел и маркграф Баденский. Но курфюрсты Трирский и особенно Кельнский, приняв очень любезно Румянцова, отказались от Союза князей. Из епископов, которых также посетил Румянцов, все отказались примкнуть к лиге, за исключением епископа Оснабрюкского. Среди светских фюрстов Румянцов имел мало успеха. В Карлсруэ маркграф Баденский приступил к лиге, равным образом, после колебаний и разных прельщений и угроз со стороны агентов Прусских, ландграф Гессен-Кассельский, а также и многие другие, менее значительные фюрсты, пристали к лиге, потому что, как замечал Румянцов, в Германии слабые всегда следуют за сильными. Против союза князей явились герцоги Ольденбургский, Виртембергский и курфюрст Баварский, к ним из Пруссии даже и не посылали приглашения приступить к Союзу, сознавая заранее тщетность. Таким образом за год с небольшим до кончины великого короля, последовавшей 6-го августа 1786 года, был заключен Союз князей. Его преемник на престоле и племянник Фридрих-Вильгельм и явился ревностным приверженцем этого Союза и, по словам Н. П. Румянцова, ‘дал ей новое приращение. Переписка, переезды и сношения всякого рода интригантов более прежнего событие возымели’. Молодой король и особенно его министр старались укрепить Союз князей и извлечь из него общую пользу. Скоро к Союзу или лиге примкнул даже коадъютор Майнцского архиепископа и оба герцога: Мекленбург-Шверин и Стрелиц. Таким образом, вопреки стараниям Румянцова, по предписаниям из Петербурга, состоялся в пользу Пруссии так называемый Союз князей, который, впрочем, существовал недолго. Между союзниками стали проявляться раздоры, каждый из них старался преследовать свои эгоистические цели, князья завидовали друг другу и подозрительно следили один за другим. Саксония и Ганновер составляли тайную оппозицию против успехов Пруссии в Германии, Баден стремился образовать частную унию и т. д. Скоро появились разные памфлеты против Союза князей (в том числе известного Иоганна Мюллера) и уже в 1792 году Союз князей как бы и не существовал уже, а Пруссия и Австрия заключили союз между собою, для борьбы с Французскою революциею 1789 года. В это время предстояло произвести выбор коадъютора Майнцского. Это была особенно важная должность, так как самый курфюрст Майнцский занимал первое место в Германии, он руководил императорскими выборами, председательствовал в коллегии курфюрстов на императорском сейме, помазывал избранного императора на царство, назначал имперского вице-канцлера в имперский Надворный Совет, заправлял всем Имперским Сеймом и т. д. Поэтому выбору ему помощника, имеющего его заместить со временем, придавали большое значение, в Германии очень интриговали по поводу этого избрания. Кроме того, интриговали и Пруссия и Австрия в пользу выбора выставляемых ими кандидатов, в числе которых являлся и Дальберг, в то время наместник Майнцского архиепископа в Эрфурте и один из просвещеннейших и выдающихся лиц Германии в то время. ‘Он слывет отменно мудрым, доносил Румянцов, в великом уважении во всей здешней Империи, имеет безмерные знания в высших науках’ и т. д. Австрийский канцлер князь Кауниц ручался, что император доставит место коадъютору Дальбергу, которому было обещано и содействие Екатерины II, через Румянцова. Пруссия же старалась провести некого Дингейма и отклонить от Дальберга сочувствие Майнцских каноников. После не малых происков и хлопот всякого рода сам Майнцский курфюрст согласился на выбор Дальберга, после чего он и был избран 5-го июня 1787 года Майнцским коадъютором, к немалому собственному его изумлению.

Вскоре после этого выбора граф Н. П. Румянцов, давно желавший посетить Петербург, получил, наконец, в 1789 году разрешение прибыть в отечество. Он был милостиво принят Ее Величеством и старался освободиться от дальнейшего пребывания во Франкфурте, указывая на худое состояние своего здоровья и на продолжительное уже пребывание на одном месте, во Франкфурте. Он готов был, за неимением свободных посольских и министерских мест, принять временное назначение в члены Иностранной Коллегии, до открытия первой вакансии. Но это не осуществилось, а между тем внезапная кончина 26 февраля 1790 г. Императора Иосифа II принудила его отправиться в скорейшем времени обратно во Франкфурт и принять участие в предстоящем избрании и короновании нового Императора. Пространным рескриптом Имп. Екатерина поручила графу Н. П. Румянцову присутствовать при всех имеющих быть по этому случаю торжествах, о всем происходящем ее уведомлять и выражать почти уверенность, что выбор курфюрстов, по крайней мере большинства, падет на особу короля Венгрии и Богемии, — моего союзника, (т. е. брата умершего Иосифа II Леопольда), чем Германская Империя приобретет императора справедливого и миролюбивого, Действительно, избран был Леопольд II, и коронован 28-го сентября (9 октября) 1790 г. Румянцов присутствовал на всех происходивших по этому поводу торжествах и сам принимал у себя в особом помещении, истратив на это представительство немало собственных денег, данных ему на этот предмет его отцом. Леопольд II, как известно, был недолго Императором: он скончался в конце февраля месяца 1792 г., после чего Румянцову пришлось снова присутствовать во Франкфурте на различных торжествах и празднествах, происходивших во время избирательного сейма для выбора нового Императора — Франца II 24-го июня (5-го июля) и затем его коронования (или венчания, как доносил Румянцов) 14-го июля 1792 года. Все это было сопряжено снова с немалыми расходами для Н. П. Румянцова, занятого в то время совсем другим делом, как наложено ниже. Румянцов же был произведен, 1-го января 1791 года, в тайные советники.

Происходившие около этого времени события во Франции привлекли Румянцова вскоре к новой деятельности. Как известно, после происшедшей в Париже в 1789 г. революции и взятия 14-го июня Бастилии братья короля Людовика XVI, как-то герцог Прованский (будущий король Людовик XVIII), герцог д’Артуа (будущий Карл X), принц Кондэ и многие другие лица, бывшие при дворе, а также очень многие дворяне, пользовавшиеся различными преимуществами старого порядка, 17-го июня покинули Францию и после скитания по разным местам Европы собрались, под именем эмигрантов, близ самого Кобленца, в замке, принадлежавшем родственнику Французского королевского семейства курфюрсту Трирскому. Видя спасение Французской монархии в применении вооруженной силы, эмигранты прилагали все усилия восстановить Европу против революционной Франции, чтобы спасти корону Франции, которую ее король не в силах был защищать. Нуждаясь сами и в деньгах, и в войске, королевские принцы и эмигранты просили различные государства (Швецию, Пруссию, Австрию и Россию), а также различных немецких курфюрстов придти им на помощь. Тем временем, в силу различных мер, принимавшихся во Франции, значительно увеличилось число эмигрантов, покидавших отечество и собиравшихся у Кобленца и преимущественно у Вормса, где они, под начальством принца Конде, составляли целый военный отряд. По близости этих мест от Франкфурта и ввиду письменных сношений принцев и других эмигрантов с Императрицею Екатериною II, Н. П. Румянцову поручено было быть как бы посредником между ее Величеством и принцами в Кобленце. Это и вызвало его неоднократные поездки в Кобленц, где его принимали с очень большим почетом и уважением, устраивали различные овации (как, напр., маршал Брольи во главе 800 дворян-эмигрантов в парадной форме произносил ему в 1791 году благодарственную речь), принимали всегда очень ласково, так что Румянцов, помимо личного сочувствия делу эмигрантов, находил удовольствие проводить время в таком отменном обществе. Он явился ревностным ходатаем эмигрантов пред Императрицею, хотя очень хорошо знал, что Государыня не примет деятельного участия в их деле и, не посылая свои войска на берега Рейна, ограничится только денежными вспомоществованиями.

Румянцов доносил в Петербург очень часто и весьма подробно о всем происходившем в Кобленце и касавшемся дела эмигрантов, он нередко в самых цветистых фразах, притом на французском языке, передавал Государыне их признательность Императрице за доставляемые им деньги, за ее благосклонное к ним расположение, ходатайствовал весьма часто об определении многих из эмигрантов на службу Ее Величества, Представлял в ярких красках бедственное их положение в денежном отношении и т. д. Как известно, в 1792 году Франция, после известного свидания в Пильнице 26-го августа 1791 г. Австрийского императора с Прусским королем и изданной ими декларации 27-го августа, объявила им, 20-го апреля 1792 г., войну, возникшую вскоре в различных местах по границам Франции, причем принц Конде с 35000 французов направился в составе Австрийской армии под начальством принца Гогенлоэ, а прочие принцы — в Прусскую армию, под начальством герцога Брауншвейгского, с целью скорее вступить в пределы Франции. Должно заметить, что отсутствие единства в стремлениях и действиях со стороны французов, боровшихся с революциею, и недостаток средств материальных не могли доставить желаемого успеха предпринимаемому делу — восстановить старую монархию во Франции. Король Людовик XVI и его супруга, находившиеся в заключении, не желали прибегать в военной силе и вмешательству иностранных войск для своего освобождения и водворения на престоле Франции. Как известно, чрез преданного им Бретеля они послали к Императрице Екатерине некоего маркиза Бомбелля в 1792 г. с поручением убедить Государыню созвать конгресс для обсуждения способов и восстановления порядка во Франции прежнего королевства. Императрица, недолюбливавшая Бретеля еще с 1762 года, приняла Бомбелля сухо и с высокомерием, отвечала уклончиво на его предложение, которое не замедлила сообщить гр. Н. П. Румянцову, в свою очередь поспешившему известить об этом принцев, графов Прованского и д’Артуа, желавших во главе войск вернуться во Францию и силою оружия низложить революционное правление, доставить торжество роялистам и овладеть престолом Франции. Они оба очень рассердились на Людовика ХVІ. Партия роялистов в то время представляла при иностранных дворах ‘скандал и даже посмешище, что часто хуже скандала’, по словам Ланжерона в его записках. При каждом дворе оказывалось два представителя Франции: один от короля и королевы, а другой — от принцев и братьев короля, эти представители зависели от различных кабинетов, во главе первого стоял Бретель, во главе другого — Калон, и оба, прибегая к разным средствам, относились враждебно друг к другу и к республиканцам. Императрица Екатерина II и ее представитель граф Н. П. Румянцов приняли сторону принцев, но ограничивались исключительно денежными вспомоществованиями, не принимая участия в войне Австрии и Пруссия с революционною Франциею, хотя, по словам Ланжерона, она намеревалась, вместе с королем Шведским Густавом III и под его начальством, по договору 19-го октября 1791 г., высадить в Нормандии отряд войск из 24000 русских и 12000 шведов, которыми вообще должен был распоряжаться талантливый, храбрый и предприимчивый генерал, маркиз Буллье. Внезапное убийство Густава III 16-го марта 1792 года на маскараде в Стокгольме расстроило совершенно это предприятие, Екатерина II занялась вторым разделом Польши, куда были направлены ее войска. Война же Австрии и Пруссии с Франциею, как известно, тянулась долго и с переменным успехом. Н. П. Румянцов при самом начале войны умолял Императрицу Екатерину II, 24-го июня 1792 года, дозволить ему последовать за принцами и доблестным французским дворянством и служить Ее Величеству, находясь при принцах. Это ему было разрешено, и он успел присоединиться к принцам 1-го (12-го) октября, в то время, когда они с армиею герцога Брауншвейгского отступали из пределов Франции после неудачного похода и в большом смятении и беспорядке вступали обратно в Люксембург и расположились на зимние квартиры. Из Люксембурга Румянцов доносил 8-го (19-го) и 23-го октября (2-го ноября) о герцоге д’Артуа и о свидании его с королем Прусским, о бедственном положении французских эмигрантов, а затем сообщил Ее Величеству 17-го (28-го) декабря, что братья Людовика XVI, исполняя волю короля Прусского, поселяются в м. Гамм, в Вестфалии, принадлежащей Пруссии, сам же король Прусский остается во Франкфурте довольно долго, и что он, Румянцов, будет находиться при нем, как министр Ее Величества. Уже во Франкфурте Румянцов получил всемилостивейший рескрипт о пожаловании ему, 24-го ноября 1792 г., ордена св. Александра Невского. В Париже в продолжение этой войны совершилось потрясающее событие: казнь в январе 1793 г. Людовика ХVІ (а затем, позднее, и его супруги, Марии-Антуанетты), после которого остался малолетний сын, Людовик XVII, признанный роялистами в то время королем Франции, причем, ввиду его малолетства, регентом Франции объявлен был старший брат умершего короля, герцог Прованский (будущий король Людовик ХVIII), брат же, герцог д’Артуа, был сделан главным начальником военной силы Франции (lieutenant-gnral du Royaume). Последствием этого было, между прочим, прекращение со стороны России всех политических сношений с революционною Францией по указу 8-го февраля 1793 года, прекращение всех торговых сношений между Россиею и Франциею указом 8-го апреля и выселение из пределов Империи всех французов, не желавших принять присягу на верность королевской власти. Вместе с тем, Россиею было признано регентство в лице герцога Прованского, и представителем Императрицы при нем был назначен граф Н. П. Румянцов, по его о том желанию, в 1793 году. С этого времени он постоянно пребывал при регенте и его брате, делами же Франкфуртской миссии заведовал за него некто Вукасович, по временам извещавший его о совершавшемся в Германии. Между тем, обстоятельства складывались весьма неблагоприятно для стремлений роялистов, и положение эмигрантов становилось все плачевнее. Денежные средства их, полученные от благосклонной щедрости некоторых царствующих особ, быстро исчезали, при тех легкомысленных расходах, которые они себе позволяли на представительство, на поддержание блеска и роскоши при дворе, большого придворного штата, к числу которого надо причислить и некоторых дам, пользовавшихся особым расположением герцогов Прованского, д’Артуа, Конде и др. Вскоре эти герцоги принуждены были прибегать к различным займам, заключать которые становилось все более и более затруднительным, так как военные действия Австрии и Пруссии, предпринятые в их пользу, не сопровождались успехом. Войска революционной Франции подошли сами к берегам Рейна и Майна, и ее правительство стало требовать все более и более настойчиво удаления эмигрантов из сопредельных с Франциею мелких Германских государств и недопущения формирования отдельных отрядов из эмигрантов, явно враждебных Франции. К тому же и население этих мелких государств стало тяготиться пребыванием в своей среде эмигрантов, не имевших никаких средств и проживавших как бы на его счет. Вскоре последовали распоряжения различных немецких правительств об удалении эмигрантов из пределов их территории, особенно после того, как предпринятая в марте месяце 1793 года поездка графа д’Артуа в Петербург не имела успеха, он был принят с различными почестями, но холодно, хотя сам был в восторге от Императрицы, подарившей ему при отъезде золотую шпагу с большим солитером, но недовольной его приездом. Екатерина II решительно отклонила его просьбы принять сторону королевского трона во Франции деятельным образом и послать свое войско в пределы Франции. Она ограничилась предоставлением д’Артуа небольшой относительно суммы в 200000 рублей. Вскоре последовало приказание со стороны Австрии и Пруссии о роспуске отряда принца Конде, как самостоятельной части армии, и об удалении эмигрантов из пограничных с Франциею государств, а также и Нидерландов. Затем и сами графы прованский и д’Артуа, видя, что надежды и не осуществляются, покинули свое местопребывание — Кобленц. Первый, после долгих переговоров, перебрался в Испанию в виде частного лица, граф д’Артуа переехал со старшим сыном в Англию, а позднее — в Митаву. Румянцов же 1-го (12-го) августа 1794 г. из Гамма в Вестфалии доносил Императрице, что ‘таковым делом и отсутствием положен миссии моей при Королевских Высочествах предел’, и что он возвращается к исполнению своих обязанностей по должности во Франкфурт-на-Майне, согласно приказанию Ее Величества. Дела во Франкфурте с 1793 по 1795 год не представляли чего-либо замечательного, все внимание было обращено на военные действия Пруссии и Австрии с Францией [Пруссия вскоре заключила с революционною Франциею мир в Базеле — в 1796 г., марта 5-го, Австрия же продолжала войну дольше и только после битвы при Маренго 14-го июня 1800 г. заключила мир с Франциею в Люневилле.]. Румянцов следовал приказанию Екатерины II, — ‘не подавал вида, чтобы в Петербурге придавали какую-либо важность Союзу князей или опасались каких-либо весьма значащих от него последствий’. Ему предстояло действовать с осторожностью и делать к немецким князьям представления и указания в такой форме, чтобы они, убеждаясь в их правильности, сами отставали от возникавших в них несправедливых суждений. Пользуясь затишьем в своей миссии, граф Румянцов испросил себе увольнение в Петербург в 1795 году, на что последовало тогда же Высочайшее соизволение, причем управление делами миссии было возложено на бывшего при Румянцове поверенного в делах надв. сов. Ивана Вукасовича, управлявшего делами, за невозвращением более графа Румянцова к возложенному на него посту, до 1797 года, когда, в феврале месяце, последовало назначение барона Ивана Карловича Стакельберга на должность чрезвычайного посланника и полномочного министра.

Пребывая более 11 лет во Франкфурте-на-Майне, граф Н. П. Румянцов, помимо прямых своих дипломатических обязанностей, исполнял и другие поручения, возлагавшиеся на него Императрицею. Так, ему не раз поручалось приискивать и отправлять в Россию иностранцев, обладавших различного рода техническими познаниями. В исполнение этого он рекомендовал некоего де Фаллуа, ученика Белидора, бывшего начальника инженеров в армии Генриха Прусского, Бейста, — управлявшего солеварнями в Сардинии, а затем в Саксонии, Зильбершлака — известного по части гидравлики и гидростатики, Фельдгейма — по части механики и особливо по рудокопной науке, Канкриниуса, — также известного познаниями по соляной части, и т. д. Некоторые из сих лиц и были приняты на службу Ее Величества.

Граф собирал также сведения об училище в Штутгарте, в котором воспитывались дети некоторых Русских дворян.

В конце 1790 г. на Румянцова было возложено особо важное поручение, доказывающее степень доверия к нему Императрицы Екатерины II: ему поручено было среди германских княжеских домов приискать наиболее соответствующую невесту будущему наследнику престола Великому Князю Александру Павловичу, причем Императрица не раз писала Румянцову весьма обширные письма, на которые и он отвечал пространными сообщениями. Большая часть этих писем напечатана уже в труде Великого Князя Николая Михайловича: ‘Императрица Елисавета Алексеевна, Супруга Императора Александра I’.

Румянцову в этом, особенно затруднительном для него поручении указывалось, как известно, обратить внимание на одну из дочерей наследного принца Карла-Людвига, маркграфа Баденского, Луизу-Августу 11 лет и Фредерику-Доротею 9 лет, что он и исполнил, и после продолжительной переписки они обе, 31-го октября 1792 г., прибыли в Петербург, а 28-го сентября 1793 года совершилось бракосочетание старшей принцессы Луизы с любимым внуком Императрицы Екатерины II.

Равным образом Румянцов по поручению Императрицы приискивал невесту и второму ее внуку, Великому Князю Константану Павловичу, ездил по ее приказанию ко дворам принцев Нассау-Вейльбургского, Нассау-Усинген и принцу Кобургскому, где обратил особенное внимание на принцессу Юлию, в своем донесении 24-го мая (4-го июня) 1795 г. он писал, что все так стремятся быть супругою Великого Князя Константина Павловича, что он ручается за успешное исполнение данного поручения, но Великий Князь может вступить в брак лишь с одною из принцесс, и он опасается за себя, что неизбранные им побьют его каменьями (‘Je m’attends tre lapid par toutes celles qu’il n’aura pas pris’)…

В конце 1795 г. граф Н. П. Румянцов прибыл снова в Петербург, но с намерением не возвращаться более во Франкфурт, он надеялся, при посредстве очень любившей его тетки — Анны Никитичны Нарышкиной и при содействии князя П. А. Зубова быть назначенным членом Коллегии Иностранных Дел, но это не осуществилось, и граф Румянцов был назначен сперва в особую Комиссию для обсуждения вопроса об изменении курса нашей медной монеты, а затем, 11-го апреля 1796 года, занял место графа П. В. Завадовского в Государственном Заемном Банке, при этом он был назначен сенатором по І Департаменту Сената. С учреждением же особого Комитета для изыскания средств к скорейшему погашению государственных долгов и к изысканию новых средств для удовлетворения государственных потребностей, граф Румянцов 8-го мая 1796 г. был назначен членом этого Комитета вместе с князем П. А. Зубовым, графом А. А. Безбородко, графом А. H. Самойловым и другими. Вскоре скончалась Великая Императрица. Ее преемник, Император Павел, равно и его супруга, Императрица Мария Феодоровна, очень благоволили к графу Н. П. Румянцову и оба находились в переписке с ним, новый Император не замедлил уже 16-го ноября 1796 г. пожаловать его в гофмейстеры, а затем, 22-го ноября того же года, — в обер-гофмейстеры, а чрез четыре дня, 26-го ноября, произвел его в действительные тайные советники. Вскоре граф Н. П. Румянцов лишился отца своего, фельдмаршала графа П. А. Румянцова, скончавшегося в Ташани (близ Киева), и после него сделался обладателем весьма значительного состояния. По должности, им занимаемой, он обязан был постоянно находиться при Дворе и пользовался расположением к нему Монарха и его Супруги. В день коронования Императора, 9-го марта 1797 г., он награжден был очень ценною табакеркою с портретом Его Величества. С учреждением особого Вспомогательного для дворянства Банка, 18-го декабря 1797 года, граф Н. П. Румянцов был назначен одним из его Директоров.

При Императорском Дворе, как известно, вскоре возникли придворные интриги из-за влияния на Императора, одно время находившегося под благотворным влиянием своей супруги и особенно ее фрейлины — Е. И. Нелидовой, обе они были очень расположены к братьям Румянцовым. Вскоре, однако, противная партия успела удалить Нелидову, в 1798 году, после чего опала постигла братьев Куракиных, а затем и их двоюродный брат, обер-гофмейстер граф Румянцов 6-го сентября 1798 г. был уволен от службы и получил приказание уехать в чужие края, на его место был назначен Ив. Ан. Тизенгаузен.

Граф Н. П. Румянцов принужден был, таким образом, покинуть Петербург и только при вступлении на престол Александра I получил разрешение возвратиться в Россию, затем, 17-го августа 1801 г., был назначен присутствовать в Совете, а 27-го того же месяца — и в І Департаменте Сената (см. Арх. Сената, кн. No 241, от 1801 г., стр. 215 и 296). Немного ранее, 21-го августа 1801 г., благодаря покровительству вдовствующей Императрицы, он был назначен Директором водяных коммуникаций, на место Кушелева, отправлявшего эту обязанность при Павле І. При короновании Императора Александра, 15-го сентября того же года, ему была пожалована табакерка с бриллиантами в 8500 рублей.

Граф Румянцов не замедлил распределить заведование водяными сообщениями между 4 членами Департамента и, ввиду недостатка в то время отечественных техников, испросил Высочайшее разрешение на отправку за границу, — в Англию и Францию, — нескольких лиц для изучения производства гидравлических и других работ. Он озаботился окончанием работ, начатых его предшественниками, и приступил к исполнению новых сооружений, как-то каналов Березинского, Вельевского, Ивановского, Мариинского и Огинского, Свирского, Сясского, Северо-Екатерининского и Тихвинского, а вместе с тем начал расчистку фарватеров многих рек для улучшения по ним судоходства, как-то: по рекам Бугу, Волхову, Западной Двине, Дону, реке Москве, Суре, Упе и т. д. Он принимал меры к нарезке и устройству бечевников, необходимых для тяги судов, и к составлению правил о пропуске судов по каналам. При нем же в ведение Департамента поступил в 1805 г. водопровод в г. Москве из Мытищ, а в Петербурге — Лиговский канал, снабжавший водою Таврический сад, при нем же был устроен и Обводный канал. Позднее, в 1807 г. последовало Высочайшее повеление об улучшении системы Вышневолоцких вод и реки Волги, а также об исправлениях по трем водяным путям, соединяющим Петербурге с Каспийским морем. Граф Румянцов управлял водяными коммуникациями Империи до 1809 года, когда возложенное на него, сверх Министерства Коммерции, еще управление Министерством Иностранных Дел побудило его просить об освобождении от управления водяными коммуникациями. 18-го апреля 1809 г. он был освобожден от этого управления и награжден весьма лестным рескриптом, преемником ему был в то же время назначен Принц Георг Ольденбургский, главный начальник губернии Новгородской, Тверской и Ярославской.

Ранее этого, с учреждением Министерств в 1802 г., граф Н. П. Румянцов был назначен Министром коммерции и отправлял эту обязанность до самого упразднения Министерства Коммерции 25-го июня 1811 года и передач и ее дел ведению Департамента внешней торговли, входившего в состав Министерства Финансов. Время 1802—1811 годов не представлялось благоприятным для торговли, Россия в этот небольшой промежуток времени воевала два раза с Франциею, едва не все время — с Турциею и, кроме того, с Швециею и Англиею. Поэтому едва ли можно было ожидать значительного развития нашей торговли в это время. Тем не менее, и в это время состоялись распоряжения по этой части, заслуживавшие внимания, как, напр., следующие: в 1806 г. графом Румянцовым были собраны сведения о торговле (т. е., о привозе и вывозе товаров в Империи) за 1802—1805 годы в форме синоптических таблиц, которые Император приказал сделать известными всем верноподданным, — с тем, чтобы всякий мог содействовать общественной пользе. Эти сведения указывали наглядно, что торговый баланс склонялся не в нашу пользу, и граф Румянцов заботился немало о его поправлении.

Еще в 1802 году он испросил Высочайшее разрешение на издание с 1803 г. под его надзором ‘С.-Петербургских Коммерческих Ведомостей’, которые печатались в типографии Коммерц-коллегии. Газета хотя не окупалась, но выходила до 1811 года. Кроме того, при графе Румянцове издавались еще, с 1802 по 1807 год, ‘ Виды государственной внешней торговли России’. В Петербурге было открыто Училище корабельной архитектуры. При Румянцове же приступлено, в 1804 г., к сооружению нового здания С.-Петербургской Биржи, являющегося украшением столицы и в наши дни (она была закончена 1809 году), а также к сооружению новых амбаров в Риге для склада пеньки (в 1804 году). Румянцов, на основании особого рескрипта от 18-го марта 1802 г., имел особое наблюдение за развитием торговли в Одессе и Южном Крае России и вел обширную и очень любопытную переписку с известным дюком де Ришелье, назначенным Императором Александром I, 27-го января 1802 г., градоначальником города Одессы и в 11 лет своего управления много сделавшим для вверенного ему города. Ришелье прилагал старание к привлечению торговли в Одессу и другие порты Черного моря и к направлению товаров транзитом из Одессы в Молдавию, Валахию, Австрию и Пруссию, заботился об устройстве портовых сооружений, мола, набережной, таможенных и карантинных строений в Одессе, а также об учреждении Коммерческого Суда, разменной и учетной Контор Банка и т. д. Кроме того, он основал Коммерческую Гимназию и благородный Институт, преобразованный со временем в Лицей, названный в честь его ‘Ришельевским’. Для города Одессы Ришелье разбил городской сад, построил собор и театр. Одновременно с Одессою дюк, как звали для краткости дюка де Ришелье, обращал внимание на весь обширный юг России от Днестра до Кубани. Он поселял колонии иностранцев, облегчал Ногайским кочевникам переход к оседлости и сельскому хозяйству, водворял остатки запорожцев на Кубани, учреждая из них Кубанское войско, основал Никитский Сад в Крыму и крымское виноделие, выписывая лозы из Франции, развивал овцеводство, приобретая опытных овчаров и племенных овец, и т. д. Кроме того, он заботился о развитии образования в южных губерниях, учредил Институт для детей дворян, несколько приютских школ. В подобных непрестанных заботах о вверенном ему крае Ришелье был в деятельной переписке с Н. П. Румянцовым, от которого, в качестве Министра Коммерции, он был в непосредственной зависимости по отношению коммерции и промышленности вообще. Граф являлся горячим сторонником просвещенных взглядов Ришелье относительно мер, предлагавшихся им к развитию торговли и промышленности вверенного ему края, и усердным предстателем пред Его Величеством различных мероприятий, предлагавшихся Ришелье. По представлениям Румянцова состоялись Высочайшие повеления, разрешавшие большую часть указанных выше предположений дюка де Ришелье и отпуск необходимых для этого денежных средств. Кроме того, были, по докладам Румянцова, уменьшены пошлины на все товары, привозимые в Одессу и отвозимые из этого порта, и т. д. Любопытная переписка дюка де Ришелье с графом Н. П. Румянцовым хранится в Государственном Архиве и нельзя не пожелать ее издания. В 1803 году Румянцов испросил разрешение на учреждение Архангельской Торговой Компании для производства рыбных и звериных промыслов в Белом море. Кроме того, он очень покровительствовал основанной ранее Российско-Американской Компании, имевшей обширные земли на северо-восточном берегу Америки, где находился также порт или гавань, носившая его имя.

Румянцов заботился о развитии вывоза наших товаров, о поощрении торговли по Закавказскому прибрежью, о распространении овцеводства вообще на юге Империи — для доставления хорошей шерсти нашим суконным фабрикам, выделывавшим различные сукна, необходимые для обмундирования нашей армии и флота, а также об увеличении числа означенных фабрик в разных местах Империи. Нельзя не упомянуть, что при графе Румянцове положено начало производству в нашей Империи сахара из свекловицы, получившему впоследствии весьма значительное развитие, первый завод был устроен помещиком Бланкенгагеном в Тульской губернии, причем ему было выдано пособие в размере около 50000 рублей. Число лиц, принадлежавших к торговому сословию, значительно увеличилось при Румянцове предоставлением, по его докладам, прав заниматься торговлею лицам, до этого такими правами не пользовавшимся. Так, в 1802 г. было дозволено лицам дворянского сословия производить оптовую заграничную торговлю, а в 1804 г. им же разрешено было входить в состав купеческих товариществ и записываться в 1-ю и 2-ю гильдии, для поощрения купечества заниматься торговлею непрерывно, из рода в род, была заведена так называемая Бархатная книга, лицам, торговавшим оптом по всему государству или за границею, присвоен был титул первостатейный купец. Разрешено было записываться в купечество всем лицам и во всякое время, кроме мещан и поceлян. В гильдии разрешено записываться иностранцам, принимавшим навсегда подданство России. Всем крестьянам разрешено торговать собственным именем, по свидетельствам четырех родов, причем торг хлебом и произведениями хозяйственными, крестьянскому быту свойственными, оставался свободным и для крестьян. Разрешался и самый переход крестьян в купечество в тех случаях, когда крестьянин не упражнялся хлебопашеством, обзавелся в городе и земля, им покидаемая, не остается впусте.

Граф Румянцов был, по его собственным словам, приверженец свободной торговли и враг различных привилегий, данных разновременно различным иностранным компаниям, в ущерб прямому интересу нашего отечества. Заботясь о выгодном для нас торговом балансе, он принимал меры к усилению нашего вывоза и к возможному уменьшению привоза иностранных товаров, что вызвало к нему нерасположение и даже какую-то злобу со стороны приверженцев безграничной, свободной торговли и нашего торгового союза с Англиею. К числу таких лиц должно причислить и бывшего его друга графа Семена Романовича Воронцова, решавшегося высказывать даже письменно, ‘что самый глупейший таможенник в Константинополе менее графа Н. П. Румянцова несведущ в общих началах государственной торговли’.

Будучи Министром Коммерции, граф Н. П. Румянцов состоял Членом Государственного Совета со дня его учреждения в 1801 году, принимал деятельное участие в обсуждении дел, доходивших до рассмотрения Совета, и нередко высказывал особые мнения, из которых многие позднее были напечатаны. При преобразовании Государственного Совета в 1810 г., граф Н. П. Румянцов был назначен первым Председателем оного, — на те случаи, когда Его Величество не председательствует в Совете. Когда же в 1812 году, 1-го апреля, графу Румянцову повелено было находиться при Императоре по особым поручениям, на место Председателя Государственного Совета, со времени отбытия Государя из столицы, назначен был фельдмаршал граф Н. И. Салтыков. Помимо этого, Румянцов принимал также участие в особых Комиссиях или Комитетах, которые учреждались при Государственном Совете для рассмотрения особенно важных дел и возникавших вопросов, как, например, в 1810 году — для окончательного рассмотрения образования Министерств, для рассмотрения проекта учреждения Сената, записки Н. С. Мордвинова о рекрутской повинности, многих дел об увольнении крестьян в свободные хлебопашцы и т. д.

Вскоре граф Румянцов получил еще другое назначение.

Известно, что заключенный в Тильзите в 1807 году мир совершенно изменил существовавшие ранее отношения между Россиею и Франциею, возникшие дружественные между ними отношения делали невозможным сохранение за бароном Будбергом, отъявленным врагом Наполеона, занимаемой им должности Министра Иностранных Дел. Наполеон добивался его замещения другим лицом и, кроме того, выражал желание, чтобы в Париж было прислано торжественное посольство со стороны России. Император Александр I намеревался первоначально послать в Париж графа Н. П. Румянцова, но, возвратясь из Тильзита в столицу, нашел его до того осунувшимся, больным и не могущим следовать везде за Наполеоном, что не решился назначить его в Париж, к великому сожалению самого Румянцова, и предпочел назначить туда графа П. А. Толстого. Граф же Румянцов, указом Сенату от 12-го февраля 1808 г., был назначен Министром Иностранных Дел, с оставлением и Министром Коммерции и при всех прочих должностях, на него возложенных. Румянцов долго не соглашался принять этот пост, но уступил убеждениям Государя, по словам Стединга, а также потому, что был пленен представившеюся ему перспективою славы включения своего имени в число тех, которые удостоятся чести быть упомянутыми в столь великом веке, уготовляемом Наполеоном: граф Румянцов в то время имел великое доверие к Наполеону и его обещаниям и старался делать ему все угодное, как это надо заключить из слов Савари, посланника Наполеона при Российском дворе.

Назначение Румянцова не могло не возбудить неудовольствия со стороны лиц, впрочем, не весьма в то время еще многочисленных, желавших войны с Наполеоном и не одобрявших такой угодливости к нему со стороны нашего правительства. Означенные лица отзывались о графе Н. П. Румянцове весьма неблагоприятно. Так, Греч в своих Записках называет его неспособным говоруном, князь А. А. Прозоровский считал, что графа Румянцова купить, конечно, нельзя, но что он не более, как полный глупец (animal Ю manger du foin). H. H. Hoвосильцев писал, что это безумец, которого морочат, и т. д. Бунина считала, что граф Румянцов по своим способностям мог бы управлять Департаментом иностранных дел в республике Сан-Марино, что он подлый льстец, душою всегда предан был Наполеону и т. д. Не останавливаясь далее на подобных голословных отзывах о графе Н. П. Румянцове, заметим только, что он, гораздо ранее назначения его Министром иностранных дел, был известен, как не желавший войны с Франциею, как приверженец союза с Франциею, и еще в 1804 году, при казни герцога Энгиенского, а затем и в 1805 г., после сражения при Аустерлице, высказывался против разрыва с Франциею, настойчиво советуя беречь силы России для собственных ее ближайших целей, каковыми, по его мнению, в то время являлись вопросы Польский и Турецкий. Он находил необходимым добиться осуществления обещаний, данных Наполеоном в Тильзите, — именно присоединить к Империи нашей Молдавию и Валахию, чтобы прочно утвердиться на Дунае, этим он навлек на себя ненависть Меттерниха, видевшего в этом намерении стремление охватить Австрию славянами с севера и юга. В отношении Польши он не допускал и мысли о ее восстановлении, к чему вселяло надежды среди Поляков учреждение Герцогства Варшавского в 1807 году, он прямо говорил Коленкуру: ‘Мы продадим последние наши рубашки, а не согласимся на восстановление Польши’. Он разделял мысль Императора Александра I, что Галиция, отнятая Франциею от Австрии, должна быть разделена между Россиею и Герцогством Варшавским. Придерживаясь союза с Наполеоном, граф Румянцов предвидел, что рано или поздно Франция с ее союзниками объявит войну России, и что война сия может и даже неминуемо должна решить участь России, и писал об этом Барклаю-де-Толли еще 30-го марта 1810 г. При назначении же его на должность Министра в 1807 году он сам и его Император были, конечно, очень далеки от мысли о войне с Наполеоном. В следующем, 1808 году состоялось известное свидание обоих монархов в Эрфурте, на которое граф Румянцов сопровождал Александра І, и вел дипломатические переговоры с Шампаньи, назначенным на место Талейрана. Он вырабатывал совместно с Шампаньи проекты разрешения различных вопросов, которые окончательно решались совместно обоими Императорами. На этом свидании (с 15-го (27) сентября по 2-е (14) октября 1808 года), в котором, под влиянием тайных бесед с Талейраном, зародились разочарования Александра І в своем союзнике, Наполеон предоставил Александру I завоевать себе Финляндию, а также присоединить к России Дунайские княжества, если бы ей удалось принудить к такой уступке Порту. — Оба Императора согласились обратиться к Англии с предложением мира с Франциею и послали в Лондон соответствующую депешу, ответ на которую должны были ожидать в Париже Шампаньи с графом Румянцовым. Поэтому последний, в октябре месяце 1808 года, отправился в Париж, с полномочием Императора Александра на заключение желаемого с Англиею мира. Он представлялся не раз Наполеону, вскоре отправившемуся в Испанию, где шла упорная война со всем населением этой страны, бывал часто при дворе Императрицы, посещал высшее французское общество, осматривал все достопримечательности города и т. д., но желаемой, главной цели поездки ему достичь не удалось: Англия отказалась вступить в переговоры о мире. При том же Наполеон был занят предстоявшею ему войною с Австриею, которую всеми силами старался предотвратить Император Александр I, обязанный, по секретной конвенции, заключенной 30-го сентября (12-го октября) в Эрфурте, в случае объявления Австриею войны Наполеону, действовать заодно с Франциею. По возвращении из Испании Наполеон осыпал графа Румянцова милостями и подарками, во время этого пребывания его в Париже и перед отъездом его 3-го (15-го) февраля 1809 г. из Парижа вручил ему письмо к Императору Александру от 2-го (14) февраля, в котором выражал, что ‘никто, кроме графа Румянцова, по его талантам и полнейшей осторожности, не был склонен осуществить все то, что мы (т. е. Император Александр и он) предначертали для блага мира… Он передаст вам на словах весь наш разговор об Австрии’. — Покинув Париж, граф Румянцов, не заезжая ни в Карлсруэ, ни в Веймар, быстро приближался в Кенигсбергу (где в то время имел резиденцию король Прусский, лишенный Наполеоном большей части его владений после погрома при Иене и Ауерштедте) и получил в Мариенвердере, 17-го февраля (1 марта) 1809 года, письмо Императора Александра, который, предполагая, что граф еще близ Парижа, приказывал ему остановиться и ожидать на месте приказаний Наполеона в отношении взглядов, выраженных Государем о действиях Венского двора. Александр І, не одобряя таковых, находил необходимым сделать Австрии, для получения положительного от нее ответа, намеревается ли она воевать с Франциею, представление решительное, но благородное, не делая ей каких-либо угроз, но силою неотразимых доводов доказав ей, что собственный интерес Австрии побуждает ее быть в неразрывном союзе с обоими Императорами и держаться системы, принятой в Эрфурте. Александр I добавлял, что, по его мнению, один граф Румянцов может быть облечен необходимым доверием для предстоящих об этом переговоров с Австриею. Граф Румянцов сообщил Наполеону содержание этого письма и добавил, что охотно бы ожидал его приказаний, но, находясь уже не близ Парижа и не на дороге в Вену, но почти у границы своего отечества, он будет при своем повелителе ожидать распоряжений Наполеона к достижению мирного союза с Австриею, с полною готовностью ехать в Вену, если это будет признано необходимым. Затем граф Румянцов посетил в Кенигсберге короля Прусского, обедал у него, имел с ним продолжительную беседу, которую предпочел передать Его Величеству на словах, и, получив от короля орден Черного Орла с бриллиантами, поехал далее. Он прибыл в Петербург 15-го марта 1809 г. и был очень милостиво принят Императором Александром I, занятым в то время войною со Швециею, тянувшеюся уже второй год. После известного перехода наших войск по льду Ботнического залива в 1809 году, опасность грозила столице Шведского короля Густава-Адольфа IV и принуждала его желать мира. Поэтому вместе с военными приготовлениями стали подготовляться и к дипломатическим переговорам, и еще в бытность графа Румянцова в Париже Император Александр 16-го февраля 1809 г. поручил Д. Алопеусу (бывшему нашему послу в Стокгольме) вступить с новым Шведским Министром иностранных дел Лагербьелке в переговоры о мире на заранее установленных условиях, в числе коих главнейшим являлась полная уступка России всей остальной Финляндии, принятие Ботнического залива и реки Торнео границами обоих государств и т. д. С этими условиями Алопеус и отправился в Або, но вскоре узнал, что в Стокгольме 2-го (13) марта 1809 г. король Густав IV был устранен от престола со всем потомством, и что корона Шведская перешла к его дяде Карлу XIII (герцогу Зюдерманландскому), не имевшему детей. Сей последний прислал в Петербург своего адъютанта с извещением о своем вступлении на престол и о желании Швеции заключить с Россиею мир. Вследствие этого Алопеусу поручено было съездить в Стокгольм и выяснить шведам, на каких условиях Россия согласна переговариваться. В то же почти время Император, намереваясь присутствовать на открытии Финляндского Сейма в Борго 16-го марта, направился туда 13-го числа в сопровождении князя А. H. Голицына, M. M. Сперанского, Толстого, а также графа Н. П. Румянцова, который не считал, однако, созвание подобного Сейма уместным и необходимым. Открыв Сейм, Его Величество и сопровождавшие его лица 17-го числа уехали в Гельсингфорс, а затем прибыли в Петербург. Тем временем Алопеус, пробыв в Стокгольме дня четыре, вернулся также в Петербург. Вскоре под главным руководством Канцлера должны были открыться в Фридрихсгаме 19-го июля 1809 г., переговоры о мире, причем со стороны России представителями были граф Румянцов и упомянутый выше Алопеус, а со стороны Швеции — Стединг, бывший в Петербурге при Екатерине II Шведским послом, и полковник Шельдсбрант. Переговоры тянулись довольно долго. Стединг по болезни и другим причинам прибыл только 2-го августа, а заседания Конгресса начались только 4-го августа. Затем Стединг возбуждал бесчисленные затруднения о границах, об Аландских островах, о долгах Швеции и т. д. Но успешные действия Каменского в Швеции при Севаре и Ратане сделали Стединга уступчивее. Граф Румянцов, для скорейшего окончания этого дела, испросил разрешение Государя принять границею не реку Торнео, а реку Кемь, немного восточнее, пожертвовав железными рудниками между Торнео и Каликсом. ‘Стоит ли настойчиво гоняться за таким убогим богатством, писал граф Румянцов, рискуя замедлить заключение мира’. Император согласился на это, но с тем, чтобы это было сделано при самой последней крайности и притом, чтобы вместо реки Кеми была принята границею река Торнео. Тем временем Стединг заболел лихорадкою, король же Шведский непременно желал сохранить за собою Аландские острова и принять границею на севере непременно реку Кемь. Начались снова бесконечные прения. Видя их бесполезность, граф Румянцов сделал вид, что считает переговоры, по несогласию Швеции, прекратившимися и выразил сожаление, что Фридрихсгамская конференция не привела к установлению мира. Стединг, по болезни которого это заседание происходило у него на квартире, просил дать ему время на размышление и притом дождаться возвращения его адъютанта из Стокгольма с дополнительными приказаниями. Граф Румянцов согласился на это и писал Его Величеству, что со стороны шведов возражений не видит даже по вопросу о северной границе. Государь остался очень доволен графом Румянцовым и писал ему 29-го августа, что ‘невозможно было вести переговоры с большим талантом и мудростью. Россия обязана Вам признательностью’. После этого было приступлено к составлению самого мирного договора, который и был подписан 5-го сентября 1809 года (I П. С. З., No 23883) и по которому Швеция навсегда уступала России завоеванные оружием губернии: Кимменегродскую, Ниландскую, Тавастгусскую, Абовскую и Бьернеборгскую с островами Аландскими, Саволакскую и Карельскую, Вазовскую, Улеаборгскую и часть западной Ботнии до реки Торнео. За успешное достижение таких мирных условий граф Румянцов был возведен в звание Государственного Канцлера 7-го сентября 1809 года.

Вскоре после этого закончилась и война Наполеона с Австриею — миром в Шенбрунне 2 (14)-го ноября 1809 г., по которому, за оказанное Франции содействие в этой войне, Россия получила небольшую Тарнопольскую область Галиции. Нерешительные действия русских войск в этой последней войне Франции с Австриею вызвали охлаждение отношений Наполеона к России, участие в континентальной системе, принятое на себя Александром по обязательству в Тильзите, наносило ущерб торговле России и тяготило Государя, а присоединение части Галиции к образованному Герцогству Варшавскому и земель Герцогства Ольденбургского к Франции усиливали раздражение Александра против Наполеона, который, в свою очередь, был также раздражен неудачным исходом переговоров о своем браке с сестрою Императора — Великого Княжною Анною Павловною, в конце декабря 1809 года. Оба прежние союзника начинали помышлять о войне между собою и приготовляться к ней, — но Канцлер не допускал и мысли о подобной войне.

Еще до начала Отечественной войны граф Румянцов успел осуществить давно задуманную им мысль: 30-го мая 1811 г. он испросил Высочайшее разрешение учредить при Московском Архиве Иностранных Дел особую Комиссию, с известным Н. Н. Бантышем-Каменским во главе, для собрания и напечатания всех Российских древних и новых публичных трактатов, конвенций и тому подобных актов, — по примеру сборника, составленного во Франции Дюмоном. Граф Румянцов все расходы (до 67000 руб.) по этому изданию принимал на себя. К концу 1811 года большая половина 1-й части ‘Собрания Государственных грамот и договоров была приготовлена к печати, но наступившая Отечественная война задержала дальнейшие работы этой Комиссии [Сообщим здесь, что упомянутый том ‘Собрания государственных грамот и договоров’ был издан в 1813 г., следующие три части изданы в 1819—1828 гг., но уже под наблюдением А. Ф. Малиновского, управлявшего Архивом после кончины Н. Н. Бантыша-Каменского. Издание актов доведено до 1696 года. Пятая часть издана уже в 1894 г.]. Ввиду приближения французов к Москве все дела не только этой Комиссии, но и всего Архива были вывезены в Нижний Новгород, а сам граф Румянцов, назначенный указом 1-го апреля 1812 г. состоять при особе Государя Императора, должен был сопровождать его в Вильно, куда Александр направился для осмотра своих войск, собранных на наших западных границах. Как известно, наши армии вскоре отступили от границ и продолжали отступление до самой Москвы. Император и граф Румянцов покинули Вильну, первый поехал в Москву, а второй в Петербург. Дорогою, в Великих Луках, удар паралича постиг графа Румянцова, окончившего только что переговоры о договоре с Испаниею и ее представителем Зеа-Бермудес 8 (20) июля 1812 года.

Оправившись от паралича, значительно повредившего его слух, граф Румянцов прибыл в Петербург и вступил в отправление своих служебных обязанностей, когда уже знаменитая Отечественная война 1812 года была в разгаре. Наполеон со своими армиями направлялся к нашей древней столице, причем по нашему плану войны наши армии постоянно отступали. Это непрерывное отступление наших войск вызвало, как известно, неудовольствие не только в армии, но и во всей стране против одного из главных ее начальников — графа Барклая-де-Толли, он был замещен князем M. И. Кутузовым. Это же неудовольствие распространялось и на графа Н. П. Румянцова, известного обществу по своему расположению к Наполеону и к Франции. Враги его сделали попытку его сместить, в начале августа 1812 года, после взятия Смоленска французами, они поручили Английскому генералу Вильсону, приехавшему из Константинополя в Петербург, намекнуть Императору о смене графа Румянцова. Вильсон это выполнил, и Александр ответил ему, что армия заблуждается в отношении графа Румянцова, — что граф никогда не советовал ему покориться Наполеону и никогда не подавал повода ни к какому несогласию, либо разномыслию с ним, и что он, Император, ‘не может напрасно пожертвовать верным и преданным ему лицом’. Граф Румянцов таким образом остался во главе вверенного управления, но уже только номинально: большая часть бумаг и дел шла чрез руки графа де Местра и молодого Нессельроде, граф же Румянцов был отстранен от личных сношений с Императором по дипломатической части, и ему давали подписывать и скреплять бумаги, написанные другими лицами. При вторичной поездке, в декабре 1812 года, Императора Александра в Вильну, к армии, после окончательного поражения Наполеона при Березине стоявшей уже на берегах Немана, граф Румянцов не сопровождал уже Государя — ‘из уважения к его преклонным летам и болезненному состоянию’, он оставался в столице, облеченный почетною должностью Председателя Государственного Совета. Граф Румянцов принадлежал к числу немногих лиц, не сочувствовавших намерению Императора Александра кровью русских воинов и деньгами населения России пуститься, в союзе с другими державами, на освобождение Европы от ига Наполеона. ‘Не желая слыть Государственным Канцлером, когда отлучен от участия и сведения государственных дел’, граф Румянцов решил совсем покинуть службу, испросив на то разрешение Государя при удобном случае, каковой и представился ему в 1813 году. Необходимо здесь припомнить, что после мира с турками в Бухаресте в 1812 году их союзники, персы, тем не менее, продолжали войну с нами в Малой Азии, за Кавказом, но вскоре герой Кавказа, генерал Котляревский, 19-го и 20-го октября 1812 года нанес им жестокое поражение при Асландузе, после которого и был заключен с персами 12-го октября 1813 г. мирный трактат в Гюллистане, подписанный Главнокомандующим в то время на Кавказе генералом Н. Ф. Ртищевым. По установленному канцелярскому порядку этот трактат был доставлен в Министерство Иностранных Дел для представления его на Высочайшее воззрение Его Величества. Граф Румянцов представил таковой Государю при особом письме 29-го апреля 1813 г., в котором, упомянув, что служил 12 лет Его Величеству, причем, в последние 6 лет, различные войны закончились благополучно мирными трактатами с Швециею, Турциею, Англиею и Персиею, просил увольнения от службы, добавив: ‘не лета и не болезнь из оной меня выводят, а необходимость, что продолжаю слыть Государственным Канцлером, когда отлучен пребываю от участия и сведения государственных дел’. Не получая на это никакого ответа от Императора, занятого в то время военными действиями против Наполеона на Эльбе, граф Румянцов решился напомнить ему о своей просьбе при первом удобном случае, а тем временем неоднократно просил графа А. А. Аракчеева, с которым был в большой дружбе, содействовать разрешению его просьбы. Император оставлял долго подобные просьбы Канцлера без последствий и только в 1814 г., по возвращении своем из-за границы в Петербург, после ряда писем графа Румянцова к графу Аракчееву и после того, что граф Румянцов написал Его Величеству 11-го февраля 1814 года, что он устранился от всех дел, ему вверенных, и передал их, по порядку, старшему после себя т. с. Вейдемейеру, состоялись, наконец, 1-го августа 1814 года, краткий указ Сенату об увольнении Румянцова от дел, на него возложенных, с сохранением всех получаемых им ныне окладов, и рескрипт графу с выражением отличной благодарности за оказанные им отечеству услуги и непоколебимого уважения к нему Его Величества, причем высказывалась надежда, что граф не отречется быть полезным отечеству своими познаниями и опытностью, когда состояние здоровья его то дозволит.

После этого граф Румянцов чрез графа Аракчеева, 13-го августа 1814 г., испрашивал милости откланяться Его Величеству и прочесть ему докладную записку о сдаче, кому будет повелено, работ Обводного около столицы канала, что займет не более десяти минут. По-видимому, граф Румянцов приема у Его Величества не имел, об этом не упоминается и в Камер-Фурьерских журналах после 13-го августа.

Румянцов вскоре уехал в свой любимый Гомель и очень занялся им. Скажем об этой новой деятельности графа в нескольких словах, упомянув ранее, что за время управления графом Румянцовым Министерством Иностранных Дел началось постепенное преобразование центрального управления этого ведомства на новых началах: была учреждена особая министерская Канцелярия, и из ведения Коллегии изъяты были дела по дипломатической части, возникающие в Азиатских государствах, они возложены были на особый Азиатский Департамент. Кроме того, была учреждена особая Экспедиция консульских дел, с начальником, утверждаемым Высочайшею властью, во главе, эта Экспедиция, кроме дел консульских вообще, заведовала делами о призах и предметами, до торговли и мореплавания относящимися.

На живописном берегу р. Сожи, притоке Днепра, был расположен, при местечке Гомеле, барский дом графа Румянцова с большим садом и церковью возле него во имя Св. Петра и Павла, в которой позднее был предан земле прах владельца местечка Гомель, прилегавшего к усадьбе. Граф Н. П. Румянцов не только любил, но и увлекался сельским хозяйством, следил за его развитием и усовершенствованием в других землях и старался вводить у себя в Гомеле все, что было доступно и возможно. Это вовлекло его не только в немалые расходы, но и в большую переписку с различными лицами, более или менее известными в то время, по части сельского хозяйства. Из этой переписки можно усмотреть, что граф получал из Лиссабона семена португальских овощей, из Кременецкого Лицея — разные семена, полученные из Новой Голландии, в том числе китайскую коноплю, из Устюга — семена кедров, из дворцового сада в Киеве — деревья грецкого ореха, из Никитского Сада в Крыму — различные растения и т. д. Он выписывал луковичные семена и семена клевера из Гамбурга, чрез нашего резидента Струве, который покупал и отправлял ему голландских коров, а также мериносов и овчаров для них. Граф обращал особенное внимание на овцеводство и выписывал овец и бонитеров (особых ученых пастухов овец) из Саксонии, а также мериносов от графа Нессельроде. Стада тонкорунных овец графа были известны графу Канкрину, посылавшему графу статьи и правила об овцеводстве.

Граф Румянцов не гнался за доходом от своего имения, он находил, что ему неприлично делать спекуляции и гоняться за будущими важными прибылями, он желал покойно пользоваться своими знатными имениями и держать их не только в устройстве, но и в отличном порядке. Помимо добывания различных произведений сельского хозяйства он стремился их перерабатывать у себя и с этою целью устраивал у себя различные заводы. Кроме очень хорошей сыроварни, тут имелись заводы винокуренный, стеклянный, гончарный, прядильный, выделывавший из льна и конопли пряжу и затем салфетки, скатерти и пр. При этом заводе была еще белильная фабрика. Для лучшей перевозки своих произведений граф Румянцов учредил пароходство по рекам Соже и Днепру (существующее и поныне). Помимо этого, граф заботился и о самом местечке Гомеле: он построил новый мост чрез реку Сож, каменную католическую церковь, а также еврейскую школу, с тем, чтобы на содержание ее Гомельское еврейское общество взносило ежегодно 12000 руб. по частям, водворял в местечке мастеровых и т. д., он помышлял и об устройстве ланкастерских школ для обучения местного населения. Как любитель, интересующийся сельским хозяйством, граф Н. П. Румянцов состоял членом Императорского Вольно-Экономического Общества, отпускал неоднократно деньги в распоряжение Общества на выдачу премий в поощрение различных сельскохозяйственных усовершенствований, открытий и сочинений, доставлял Обществу различные семена для их распространения в нашем отечестве. Общество не раз выражало графу Румянцову свою признательность за такие приношения и 7-го декабря 1804 года поднесло ему особую золотую медаль, при бумаге за подписью всех членов Общества, а затем, с 1807 года, он получал все издания Общества. Нельзя не упомянуть также о довольно обширной переписке графа Румянцова с Христианом Христиановичем Стевеном, начальником Никитского Сада в Крыму, касавшейся исключительно разведения в Саду различных полезных в хозяйстве деревьев и растений, с целью распространения их в нашем отечестве. Граф не раз посылал в Сад различные деревья и растения и позднее пожертвовал Саду свой бюст. Но эти занятия графа Гомелем и ежегодные почти объезды его обширных земельных владений являлись для него как бы минутами отдохновения от занятий более важных и возвышенных, которым он всецело предался, удалясь от государственной службы, и которые доставили ему венец бессмертия в летописях Русской исторической науки. Об этой деятельности графа не раз уже подробно говорилось в различных исследованиях, указанных ниже, на основании которых, для полноты биографического очерка графа Н. П. Румянцова, скажем только несколько слов и об этой его деятельности. Граф с молодых лет имел расположение в отечественной истории: еще в 1777 году он просил отца своего о доставлении ему церковных книг, находя, что они являются дополнениями к сказаниям летописцев. Позднее, будучи послом во Франкфурте на Майне, он также занимался собиранием исторических выписок и сочинений, относящихся до славянской истории и сношений России с Германиею в XI веке, и сам составил краткий очерк Русской истории на французском языке. Кроме того, при посредстве Австрийского министра Стадиона, он вступил в сношения с известным Добровским о разыскании памятников древних сношений России с Моравиею и Чехиею. В то время уже он сожалел, что не мог отдаться вполне изучению Русской истории и древностей и, желая сказать какую-либо пользу ее изучению, предложил еще в 1790 году Императрице Екатерине II приступить к изданию, по образцу Дюмона, Русских трактатов и договоров с различными государствами, принижая расходы по изданию на свой счет. Мысль эта не получила в то время осуществления, но граф Румянцов ее не покинул, как сказано уже выше, и, будучи Министром Иностранных дел, испросил разрешение Императора Александра І на учреждение для этого особой Комиссии в Москве, как сказано выше, под непосредственным заведованием Н. Н. Бантыша-Каменского и его помощника А. Ф. Малиновского, которые не замедлили издать 1-й том, а затем и следующие, на средства графа. Это издание положило начало оживленной переписке графа с А. Ф. Малиновским, которая продолжалась до конца его жизни и касалась почти всех предпринимаемых графом ученых изданий и изысканий, а также приобретения рукописей, медалей, монет, остатков старины и т. д. Но еще ранее этого Канцлер вступил в сношения с известным нашим иерархом Евгением Болховитиновым, а именно, еще в 1804 году, когда Евгений прислал ему рисунок Корсунских врат в Новгороде, а затем неоднократно высказывал ему, какие розыскания по библиотекам и архивам желательно произвести, причем указывал также лиц, которым можно было поручить подобные труды (в том числе известного со временем А. X. Востокова). Румянцов вскоре возымел мысль о собрании памятников Отечественной истории и представил разновременно Императорской Академии Наук 25000 руб. для издания рукописи летописца Нестора по Кенигсбергскому или Радзивиловскому списку, а также свод ее по трем другим спискам: Ипатьевскому, Ермолаевскому и Хлебниковскому. В то же почти время (1813 г.) он поручал Н. Н. Бантышу-Каменскому отыскать Киприяновскую Степенную Книгу и сличить ее текст, намереваясь приступить к изданию древних наших рукописей, хранящихся в Библиотеке Имп. Академии Наук. Он желал издать также древние богатырские сказки, древние стихотворения и т. д. и просил А. Ф. Малиновского их приискать. Для этих трудов были приглашены им К. Ф. Калайдович и П. М. Строев. Занимавшийся ранее этого в Синодальной Библиотеке, Калайдович обратил на ее сокровища внимание графа, который поручил Малиновскому испросить разрешение духовного начальства на издание описания рукописей этой Библиотеки. В 1817 году граф Румянцов поручил П. М. Строеву осмотреть и описать монастырские библиотеки Московской епархии, начав с обители св. Иосифа Волоколамского, причем Строев получил указания от А. Ф. Малиновского для этого труда, который был выполнен им к великому удовольствию графа, намеревавшегося занять Строева изданием древних Российских путешествий, начав с путешествия Афанасия Тверетинова в Индию, а также составлением вместе с Калайдовичем описи всем древним рукописям, хранящимся в библиотеке Троице-Сергиевской Лавры. Строев по поручению графа потрудился над изданием Софийского Временника, причем из-за вознаграждения за этот труд отношения графа и Строева несколько обострились, но это не препятствовало Строеву предложить графу приступить к составлению словарей: исторического, географического, топографического и толкового для уразумения языка летописей и других памятников древней нашей словесности, на что исчислялось около 10000 руб. Последовавшая вскоре кончина графа Румянцова воспрепятствовала осуществлению этого полезного издания, которому граф готов был содействовать. До этого граф вступил в переписку с молодым Григоровичем, священником в Гомеле, которого знал с детства, составителем исторического и хронологического ‘Опыта о посадниках Новгородских’, предложившим графу составить обозрения архивов Белорусских монастырей и актов северо-западного края с переводами оных. Граф испросил на это новое разрешение и принял на свой счет расходы по изданию составленной Григоровичем І части Белорусских архивов древних грамот. После этого Григорович сообщал графу о древнейшем Литовском летописце, найденном в Польше, о лежащих в г. Мстиславле старых делах и т. д.

Граф также знал и очень любил молодого Лерберга, написавшего на немецком языке свое исследование к объяснению древней Русской истории, которое было переведено, по поручению графа, Д. И. Языковым. Лерберг очень скоро умер, и граф купил его библиотеку, причем познакомился с академиком Ф. И. Кругом, по совету которого приступил к изданию некоторых византийских источников Русской истории, как-то: Льва Дьякона, Георгия Амартола и прочих. С этою целью Круг, по поручению графа Румянцова, вступил в переписку с эллинистом Газе и другими лицами относительно приобретения неизданных сочинений византийских историков, хранящихся в монастырях Малой Азии, Испании, а также в книгохранилищах Англии.

По тесной связи нашей отечественной истории с судьбами соседнего Польского королевства граф Н. П. Румянцов не мог не обратить внимания на различные акты, относящиеся к истории сего государства и вступил в переписку с некоторыми польскими учеными исследователями того времени. Так, с проф. Ив. Ник. Лобойко граф переписывался об издании сочинения о народе, жившем в Литве, и языке его, об издании Волынского летописца и о бумагах Супрасльского монастыря, а также о различных Литовских древностях. Граф выражал ему желание издать на свой счет Литовско-Самогитский словарь. Равным образом граф имел сношения с профессором Самуилом Линде, а также с известным Иоахимом Лелевелем, изъявлявшим готовность взять на себя, по желанию графа, наблюдение за печатанием труда Даниловича о Литовском Статуте, Лелевел узнавал также для графа и о хронике тевтонских рыцарей Вигандта. Граф Румянцов получал от профессора Варшавского Университета Буссе сведения о богатом собрании славянских рукописей в базилианском монастыре в Журавицах, а также о найденной Ганкою древнейшей рукописи Чешского права ХІV века, бывшей до этого неизвестною, и о договоре гетмана Жолкевского с Русскими боярами об избрании Владислава на престол Московский. Другой Польский ученый — Бандтке — сообщал графу об исторических материалах, относящихся до Литвы, Польши и России и хранящихся в труднодоступных библиотеках Вены.

Граф Румянцов, понимая важность для истории России многих писателей Востока, вступил, при посредстве нашего академика Френа, в сношения с известным Гаммером относительно издания восточных рукописей, касающихся истории, географии и этнографии России, а также с Козегартеном по поводу издания хроники Масуди. Сам же Френ, по желанию графа, трудился над переводом истории Абулгази и Беласори, а также Ибн-Фацлана. Помимо этого, Френ содействовал графу при приобретении различных рукописей, а также монет и медалей восточного происхождения, определял их стоимость и значение для науки и составлял подробный им каталог. Френ определил и заслуги самого Румянцова в отношении литературы Востока. Под влиянием Френа граф постепенно все более и более стал увлекаться восточною и русскою нумизматикою, особенно, когда были найдены в 1822 году в самом Гомеле около 82 куфических монет, которые были описаны Френом. Граф Румянцов дорожил очень монетою Спартака ІV, купленною в Крыму, и очень интересовался также памятниками греческого и римского происхождения, встречающимися на юге России, по преимуществу в местах существования Генуэзских колоний, в позднейшее время. Он обращался к Новороссийскому и Бессарабскому генерал-губернатору графу Ланжерону об отводе ему по берегу моря полосы земли у подножья Митридатовой горы и далее за Золотую гору, на протяжении 5 верст, при ширине в полторы версты, где находилась древняя Пантикапея, для производства раскопок и для доставления отечеству пользы и наукам приращения. Граф Ланжерон, не отводя графу Румянцову береговой полосы, принял меры, чтобы никто, кроме графа, не касался этой земли. Под влиянием того же Френа граф Румянцов понемногу стал увлекаться и восточною и русскою нумизматикою.

Оживленную переписку вел Румянцов с Аделунгом и А. X. Востоковым. Первый сообщал ему о хронике Вигандта, о редких изданиях в Лейпциге, об описании Тибета, о переводчике географии Геродота французе Гэле (Gail) и писал ему о путешествии Мейерберга и о рисунках к нему, а также о продаже разных коллекций, он же составил план систематического издания сказаний иностранных писателей о России, Румянцов очень сочувствовал этому изданию и содействовал его осуществлению, но судьба допустила их обоих издать только две монографии, именно — путешествия Герберштейна и Мейерберга. Кроме того, Аделунг являлся как бы посредником в сношениях графа с Шегреном, Кеппеном, Беттихером и Вуком Караджичем, а также исполнителем множества поручений и пожеланий графа, по преимуществу научного содержания. Востоков же вел, по поручению графа, обширную переписку по разным редким, по преимуществу славянским, книгам и научным историческим вопросам и затем, заведуя отделом русских книг и славяно-русских рукописей в библиотеке самого графа, заботился об их пополнении, рассматривал приобретения графа по части славяно-русских летописей и древних книг, сличал рукописные книги, ему присылаемые, и составил множество библиографических описаний для каталога славяно-русских рукописей графской библиотеки.

Петр Иванович Кеппен, издатель ‘Библиографических Листов’, путешествуя по России и за границею, сообщал графу о различных рукописях и редких сочинениях, которые он видел в книгохранилищах Европы. Граф, в свою очередь, писал ему о своих приобретениях и спрашивал его мнения о том, не лучше ли сделать издание Сербской рукописи Даниила в самой Вене, поручив это Вуку или Копитару.

Расширяя постепенно круг своих научных изысканий, граф Румянцов вошел в сношения с В. Н. Берхом, известным собирателем материалов Пермского края, и поручил ему отыскивать в том краю летописи и грамоты, описывать надписи на камнях и утесах, собирать образцы инородческих слов, богатырские песни, предания, сказки, а также монеты и рукописи на татарском языке и т. д. Равным образом граф переписывался с М. Ф. Берлинским о различных древностях г. Киева и его окрестностей, о надгробных надписях, древних священных книгах, о росписях древних митрополитов. Чрез него граф вступил в сношения с приором Доминиканского ордена, обладавшим рукописью о древнем быте г. Киева, и осведомлялся о том, не находится ли в Киевских католических монастырях и помещичьих архивах древних документов и рукописных книг, особенно на пергаменте, ранее ХV века, относящихся до России, на языках латинском, польском и русском. С протоиереем Новгородского Знаменского собора Скородумовым граф с 1817 года сносился о разных древних летописях и рукописях в Новгородской епархии и в Софийской библиотеке, о летописце Ферапонтова монастыря и выражал притом желание, чтобы протоиерей уговорился с двумя из лучших семинаристов или писчиков относительно переписки старых рукописей. Кроме того, граф писал ему о разыскании древних монет, о покупке старой гривны серебра и других каких-либо древностей. Означенными выше лицами далеко не ограничивалась переписка графа Н. П. Румянцова по ученой части, потому что он, прочтя в газетах или узнав каким-либо иным образом о научных новостях, его интересовавших, имел обыкновение обращаться письменно за разъяснением и доставлением ему более подробных письменных об этом сведений. С другой стороны и сами владельцы интересовавших его предметов вступали с ним в переписку. Так, напр., граф Румянцов писал Броневскому о монгольской броне, А. М. Тургеневу (Тобольскому губернатору) — о покупке древнего вооружения бурят, П. Н. Пизани — о славянских рукописях на пергаменте, Бутеневу — о продаже на Афоне в монастыре ‘Изограф’ библиотеки, о доставлении каталога книг Синайского монастыря, князю П. А. Голицыну — о кожаных деньгах, найденных при сломке старой кремлевской стены в Серпухове, князю Г. С. Волконскому в Оренбурге — о древних рукописях, могущих быть в местных церквах и у дворян этого края, г. Васильевскому в Омске — об иконе Премудрости Божией в Софийском храме этого города, графу В. Н. Панину — о славянских или русских рукописях, а также и об описании путешествий испанцев до конца XVI века, имеющихся в Эскуриале, и т. д. [В Госуд. Архиве имеется целый ряд подобных дел в разряде XVI красном.].

Нельзя не заметить, что граф в своей переписке, как и вообще в обращении со своими сотрудниками, отличался необычайною вежливостью, скромностью и простотою, он обходился с ними, как с лицами, совершенно равными ему, несмотря на значительное между ними различие и по общественному положению, и по состоянию, принимал большое участие в них, старался сделать все для них возможное и был очень аккуратен в денежных с ними расчетах. Он любил заранее точно определить все по возможности, вступая с автором или издателем в обязательства по какому-либо изданию или труду вообще, и не допускал, чтобы сделанный для него труд оставался без вознаграждения или был бы недостаточно им оценен. Он принимал ближайшее участие в самих изданиях совершаемых по его желанию научных трудов и входил во все мелочи издания, внимательно просматривая не только текст, но и предисловия, в которых не допускал высказывать каких-либо похвальных слов самому себе, и заставлял перепечатывать листы, если что-либо подобное в них встречалось. При таком личном участии графом были напечатаны следующие издания: 1. ‘Собрание Государственных грамот и договоров, хранящихся в Коллегии Иностранных дел’. Три части, со многими изображениями печатей и рукоприкладств, Москва. 1813, 1819 и 1822 годов, 2. ‘Древние Российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым и вторично изданные, с прибавлением 35 песен и сказок, доселе неизвестных, и нот для напева’, составил К. Ф. Калайдович, Москва. 1818 года, 3. ‘Законы великого князя Иоанна Васильевича и Судебник царя и великого князя Иоанна Васильевича с дополнительными указами и с образцами почерков, изданные К. Ф. Калайдовичем и П. М. Строевым’, Москва. 1819 года, 4. ‘Исследования, служащие к объяснению древней русской истории, сочиненные Лербергом’, СПб. 1819 года, 5. ‘Рустрингия, первоначальное отечество первого Российского великого князя Рюрика и братьев его. Исторический опыт Голдмана, переведенный Снегиревым’, Москва. 1819 г., 6. ‘История Льва Дьякона Калойского и другие сочинения Византийских писателей, изданные в первый раз с рукописей Королевской Парижской Библиотеки и объясненные примечаниями Карлом Бенедиктом Газе’, переведены с греческого Д. Поповым, СПб. 1820 года, 7. ‘Записки о некоторых народах и землях средней Азии, соч. Филиппа Назарова, Отдельного Сибирского корпуса переводчика, посыланного в Коканд в 1813 и 1814 годах’, СПб. 1821 года, 8. ‘Памятники Российской словесности XII века, изданные с объяснениями, вариантами и образцами почерков К. Ф. Калайдовичем’, Москва. 1821 года, 9. ‘Исторический и хронологический опыт о посадниках Новгородских, из древних Русских летописей извлеченный протоиереем Г. Григоровичем’, Москва. 1821 года, 10. ‘Софийский Временник или русская летопись с 862 по 1534 год. Издал П. Строев’, 2 части, с изображением почерков, Москва. 1820 и 1821 года, 11. ‘Письма к Алексию Федоровичу Малиновскому об археологических исследованиях в Рязанской губернии, с рисунками найденных там в 1822 году древностей’, К. Ф. Калайдовича, Москва. 1823 года, 12. ‘Иоанн Экзарх Болгарский. Исследование, объясняющее историю словенского языка и литературы IX и X столетия, написано К. Ф. Калайдовичем, с 16-ю гравированными изображениями’, Москва. 1824 года, 13. ‘Белорусский архив древних грамот, собранный протоиереем Г. Григоровичем’, часть I с изображениями, Москва. 1824 г.

Помимо этих изданий, появившихся в печати иждивением графа Н. П. Румянцова, неутомимый труженик науки имел намерение обогатить историческую нашу литературу и другими столь же полезными изданиями, как это видно из его переписки, но преждевременная и неожиданная кончина графа воспрепятствовала осуществлению на деле его благих намерений. На эти различные издания и научные предприятия графом затрачено было до 300000 рублей и притом безвозвратно, так как все его издания, несмотря на их бесспорную важность и полезность для нашей исторической науки, разделили общую участь, постигающую научные труды в нашем отечестве и по настоящее время, т. е. раскупались до крайности медленно и не всегда окупали расходы по изданию. Но это не смущало графа в его заботах об успехе отечественной науки, и до самой своей кончины он сохранил к ней глубокую привязанность, на смертном даже одре просил он брата своего докончить начатое им издание путешествия по России Мейерберга.

Помимо изданий, граф пытался приготовить лиц для занятия русскою историею, помещая лучших учеников духовной семинарии в Киевскую Духовную Академию под руководство Евгения Болховитинова. Кроме того, Румянцов давно имел мысль, для будущего полного сочинения Российской истории, образовать общество писцов, которым, собравшись вместе, одна особа читала все русские летописи, и каждый из них вносил бы в свою тетрадь выписку того, что к его труду принадлежит. Труд этот должно было производить под надзором мудрого ведателя Российской Истории. Кроме того, для трудов на поприще Русской истории граф признавал необходимым приготовить полезных деятелей из отличных учеников Могилевской Семинарии, поместив их пансионерами на его счет в Киевскую Духовную Академию. Эти свои мысли он сообщал очень уважаемому им Митрополиту Евгению, который не разделял, однако, этих взглядов графа.

Граф Н. П. Румянцов, не ограничиваясь осмотром наших отечественных хранилищ исторических актов и бумаг, приступил также к разысканию и рассмотрению памятников отечественной истории, находящихся в чужих землях. С этою целью он послал г-на Штрандмана в Италию, а Шульца — в Германию, преимущественно в Кенигсберг, Струве — в Гамбург, а также других лиц в Копенгаген, Стокгольм, Волфенбюттель, Любек, Бремен, Мекленбург, Шверин и т. д. для снятия самых точных копий с соответствующих актов и бумаг. В Англии осмотр подобных рукописей шел с большим успехом, благодаря содействию нашего посланника графа С. Р. Воронцова, друга Румянцова и страстного любителя отечественных древностей. Таким путем граф Н. П. Румянцов получил значительное количество списков, весьма важных, вошедших в состав рукописей Румянцовского Музеума. Штрандман также доставил любопытные списки из знаменитых библиотек Италии, в том числе с писем русского Митрополита Исидора. Из Парижа ориенталисты Газе и Сен-Мартен сообщали графу, что открыли немало важных документов на греческом и восточных языках, касающихся России, — как в Париже, так и в библиотеках Венеции, в Генуе и Милане. Румянцов предложил им издать на его счет ряд Византийских писателей и препроводил на это немало денег в Париж. Он также заботился о пополнении своей библиотеки, не упуская удобных к тому случаев, при помощи постоянных своих корреспондентов в этом отношении, как, напр., князя Козловского в Лондоне, Лизакевича в Дании, состоявших при наших посольствах, ученого библиографа Трескау в Германии и библиотекаря Вихмана, высылавших графу антикварные каталоги различных книг и изданий, а также подробные описания продаваемых более или менее обширных собраний различных книг и т. д. При посредстве означенных лиц графу Н. П. Румянцову удалось собрать у себя весьма обширную и ценную библиотеку.

Интересуясь также географиею и вопросом об открытии морского прохода на севере из Атлантического океана в Ледовитый океан и на юге из Южного океана в Атлантический, граф Н. П. Румянцов снарядил, на свои средства, корабль ‘Рюрик’, совершивший замечательное для того времени плавание под начальством Коцебу. 30-го июля 1815 г. он отплыл из Петербург и, совершив благополучно переход в Тенериф и Бразилию, обогнул бурный мыс Горн и поднялся до Камчатки. Открыв в северной широте 14R57’20’ целую группу островов, Коцебу один из них назвал островом графа Румянцова, а затем дошел до острова св. Лаврентия и, возвратясь, по причине больших туманов, в Уналашку и порт св. Франциска, направился к Сандвичевым островам и группам островов Радак, причем одну из этих групп, под 9R28’9′ широты, назвал купою островов графа Румянцова, а самый большой из ее островов — островом графа Аракчеева. Затем Коцебу, чрез Маниллу и Зондский пролив, достиг острова Мадагаскара, обогнул мыс Доброй Надежды и чрез Англию благополучно прибыл в Петербург 20-го августа 1818 г. (т. е. чрез три года), и стал на р. Неве пред домом канцлера, который затем издал на свой счет также описание этого плавания под заглавием: ‘Путешествие в Южный Океан из Берингов пролив для изыскания северо-восточного морского прохода в 1815, 1816, 1817 и 1818 годах, иждивением государственного канцлера графа H. П. Румянцова на корабле Рюрик, под начальством флота отставного лейтенанта Коцебу’, СПб. 1821—1823 г., в трех частях.

Нельзя не упомянуть также, что тогда же, по предложению П. М. Строева, был выработан план ученых поездок по некоторым губерниям, нашего государства, для исследования монастырских библиотек и архивов, и что сам граф Румянцов, несмотря на свой преклонный возраст, болезнь глаз и глухоту, принимал личное участие в этих поездках, причем делал немало ценных приобретений всякого рода. Так, в начале мая 1822 года он совершил, вместе с К. Ф. Калайдовичем, поездку, для разыскания древностей, по монастырям Московской губернии, а также в Микулино Городище и в города Ржев и Старицу, этот объезд доставил ему целый ряд драгоценных рукописей, хранившихся в монастырях. В следующем, 1823 году, летом, он предпринял еще более тяжелое путешествие, также на лошадях, в окрестности Пятигорска для пользования, по совету врачей, Кавказскими минеральными водами. Из Пятигорска он сухим же путем направился в Крым и объехал всю наиболее интересную часть этого полуострова. Он остался очень доволен поездкою, устал, но, по его словам, вознаградился впечатлениями и воспоминаниями и приобрел немало различных монет и медалей, большею частью древних, о которых писал Ф. И. Кругу. Из Крыма он проехал в Киев, навестил Евгения Болховитинова и прибыл в свой любимый Гомель, где навестил его граф Аракчеев, проведший у него несколько дней. В начале февраля 1824 года граф Румянцов прибыл в Петербург и вскоре стал собираться в Москву, чтобы оттуда проехать в Нижний Новгород. Накупив немало медалей и монет, он прибыл в Гомель, но здесь очень ослабел, к тому же зрение его было чрезвычайно расстроено и он мог только подписывать письма и бумаги, заготовляемые его домашним секретарем, делая иногда лишь небольшие приписки. В 1825 г. граф пробыл в любимом Гомеле первую половину года и затем ездил на ярмарку в Ромны, откуда в июне месяце возвратился в Петербург.

Граф Румянцов был очень обрадован, узнав, что Император Александр I, путешествуя по Крыму, посетил также Никитский Сад, остался им очень доволен и выписал для Сада особый вид дуба. Вскоре за тем он был поражен и опечален кончиною монарха, которому был искренно предан.

Пребывая в Петербурге, граф, по обыкновению, проживал в своем доме — на Английской набережной, близ Николаевского моста, — купленном им еще в 1802 году от английского купца Вара. Он занимал весь главный этаж, а кругом, в различных залах и других помещениях, хранились все его драгоценные рукописи, медали, монеты и обширная библиотека. В этом доме он и скончался. Выйдя однажды из кабинета без провожатого, граф Н. П. Румянцов от слабости упал и ушиб левую ногу, у него появилась изнурительная лихорадка, от которой он и скончался. Он на словах поручил брату своему, графу Сергею Петровичу, не покидавшему больного, предоставить на общую пользу занимаемый им дом и все его собрание книг, рукописей, медалей и монет, а также докончить издание путешествия Мейерберга по России, приготовленное к печати Аделунгом. С этими словами граф и скончался 3-го января 1826 г.

По выраженному им ранее желанию, прах его был отвезен в Гомель и предан земле в соборе св. Петра и Павла, в левой стороне от главного престола. Над могилою Румянцова возвышается постамент из черного мрамора, на котором водружен поясной бронзовый бюст канцлера, а рядом с ним стоит бронзовая фигура Ангела мира, с пальмовою ветвью в руке. На одной стороне постамента изображены следующие слова: ‘Воздал Божия — Богови, Кесарево — Кесарю, отечеству — любовию и жертвами’. Обычной же надписи, указывающей, кто погребен, скольких лет умер, какие имел звания и т. д., на памятнике не имеется.

Граф Н. П. Румянцов женат не был и потомства не оставил. Все его достояние, за исключением дома, в котором он жил, и богатого книгохранилища с монетами и медалями, завещанных на словах Русскому обществу на благое просвещение, перешло единственному в то время брату его, графу Сергию Петровичу, исполнившему в точности последние его желания (см. ниже, в биографии графа С. П. Румянцова).

Кроме этого замечательного и драгоценного пожертвования на пользу общества, канцлер разновременно принес в дар немало денег на общественную пользу. Так, еще в 1799 г. он внес 50000 руб. в Сохранную Казну Воспитательного Дома, с тем, чтобы на проценты с этой суммы увеличено было число воспитанников Военно-Сиротского Дома. В 1812 г. он обратил на пользу изувеченных защитников Отечества все разновременно полученные им от иностранных дворов ордена и табакерки, при продаже которых было выручено 75000 рублей. На этот же предмет граф, кроме того, жертвовал ежегодно по 3000 рублей. В 1814 году, по увольнении его от всех служебных обязанностей, он испросил соизволение Его Величества на зачисление в капитал на пользу инвалидов всех окладов содержания, сохраненных за ним при увольнении. В 1813 г. и 1825 г. он внес в Императорскую Академию Наук 25000 рублей на издание русских летописей и 4149 руб. для напечатания Греческого словаря. Он выстроил каменный дом в Гомеле для Духовного Училища, оставив ему, кроме того, капитал в 4399 рублей для поддержания его, в Харьковский Духовный Коллегиум — дал 2000 руб. для раздачи ежегодно медалей отличнейшим ученикам в память князя Д. М. Голицына и в Киевскую Духовную Академию 3000 pуб. для выдачи из % премий за лучшее сочинение по истории древностей или географии Киевского края. Он пожертвовал на отливку статуи Императрицы Екатерины II, для постановки в доме Благородного Собрания в Москве — 2000 рублей, на сооружение памятника в Ярославле д. с. с. Павлу Григорьевичу Демидову 1000 рублей и т. д.

Граф Н. П. Румянцов состоял почетным членом Императорской Российской Академии (с 18-го января 1819 года), а с 1814 года был членом Финляндского Экономического Общества, почетным членом Имп. Вольного Экономического Общества (с 1802 г.), был он и членом литературного общества Арзамас (см. Письма Карамзина к Дмитриеву, стр. 93). Кроме того, он был почетным членом Философского Общества в Филадельфии и членом Азиатского Общества в Париже (с 1822 г.), почетным членом Харьковского Университета (с 1814 года), почетным членом Общества любителей истории и древностей Российских в Москве (с 1823 года) членом Географического Общества в Париже, учрежденного известным географом Мальт-Брюном (с 1822 года).

Если служебная деятельность графа Румянцова и могла вызвать неблагоприятные для него отзывы о ней, — как указано в надлежащих местах, — то служение его Русской исторической науке и всему делу просвещения в нашем отечестве снискало ему единогласные отзывы великой за это признательности и было высоко оценено всеми, более или менее с ним знакомыми. Так, например, его современник Шлецер писал, что Румянцов создал сам себе ‘памятник бессмертный’, он понимал истинное значение науки, он привлекал к себе людей, разделявших с ним любовь к науке и неутомимо трудившихся для нее, как и он сам. По словам А. Ф. Малиновского, граф ‘покинул суету дел мира и обратился к науке, показав, как и в отставке можно служить Отечеству’. Как человек строгих научных интересов, говорит Кочубинский, граф в своих научных начинаниях шел твердо по одному, ясно сознанному пути, с твердою целью глубоко изучить былое Русской земли, искал везде материал к этому изучению и всюду призывал всех к работе. Современник поэта Пушкина и близкий к нему человек, П. А. Плетнев говорит: ‘Если только чье-нибудь помышление клонилось на путь народной славы, никого не отчуждал граф Н. П. Румянцов, сей благородный вельможа, от своей поучительной беседы и благородного вспомоществования, был ли то историк, или мореходец, поэт или антикварий, географ или художник, грамматик или законовед. Он обратил дом свой в храм общественных муз, которого самая надпись ‘на благое просвещение’ служит для нас заветом назидательным’.

Формулярный список о службе графа Н. П. Румянцова в Государственном Архиве (дело No 48), Общий Гербовник Российской Империи, т. III и IX, Русская Родословная книга, князя А. Б. Лобанова-Ростовского, т. II, стр. 188, Письма графини Е. М. Румянцовой-Задунайской, изд. графом Д. А. Толстым, дополнения к тем же письмам — в Императорской Публичной Библиотеке, Рукописное Отделение (по Отчету 1888 года, No 1), Камер-фурьерский журнал (по алфавитн. указателю), Полное Собрание Законов: первое: т. XXVI, стр. 768, 860, 867, XXVII, стр. 37, 65, 69, 82, 199, 226, 232, 250, 313, 365, 381, 426, 518, 532, 832, прил. 36, XXVIII, стр. 413, 711, 758, 899, 901, 902, 1106, прил. 5, XXIX, стр. 320, 361, 991, 1011, 1173, 1191, 1214, 1221, 1297, 1321, XXX, стр. 50, 61, 111, 184, 278, 744, 875, 893, 913, 951, 993, 1015, 1037, 1115, 1188, 1229, 1231, 1233, XXXII, стр. 240, 390, 607, 875, XXXIV, стр. 945, 947, ХХХV, стр. 410, XXXVI, стр. 401, XL, прил. 96, Второе: І, 552, III, 524, 325, 785, VI, 412, IX, 288, X, 59, XX, 1042, XXI, 551, ХХІV2, 311, XXVIII, 526, XXXI2, доп. 4, XXXVI, 777, XXXVII, 529, XXXIX, 415, XLIII2, 316, XLIV, 524, Сборник Имп. Русского Исторического Общества, том III, IV, VIII, XV, XX, XXI, XXIII, XXVIII, XXIX, XXXII, XXXVII, XLII, XLVII, LIII, LVI, LIX-LXII включ., LXIV, LXV, LXVIII, LXXVI, LXXVIII-LXXXI вкл. LXXXIV, LXXXV, LXXXIX-ХСІ, XCV, ХСІХ, СIII-СVIII включ., CXI, CXIV, CXVII, СХХII-CXXVI включ., CXXVIII, ‘Чтения Имп. Общ. Ист. и Древн. Росс. в Москве’, 1880, кн. I и IV, 1882, кн. І, ‘Русский Архив’ 1864, 1866, 1867, 1869-1873 включ., 1875, 1876, 1878, 1880, 1881-1883, 1888, 1891, 1893, 1894, 1896, 1897, 1899, 1901, 1902 гг., ‘Русская Старина’, т.т. II, IV, X, XI, XX, ХХІII, XXVIII, XXIX, XXXII, XXXVII, XXXIX, XLII, XLVII, LIX, LIII, LVI, LXI, LXIV, LXVIII, LXXIX, LXXX, LXXXI, LXXXIII, LXXXV, CV-CVIII, CXIII, CXXIII, CXXV-CXXVIII, Архив Государственный: в Петербурге, разр. IX, NoNo 2-109, 121-197, разр. XI, No 116, 272, ХV, No 37-44, 427, XVI, No 12, XVII, NoNo 28-86 вкл., также Campagne de Sude 1809, ngociations de paix, кар. 83, в Москве — д. Франкфуртские, III, карт. 1-10, ‘Архив графов Мордвиновых’, т. III, стр. 414-446, т. IV, стр. 51, 396, 413, 465, 610, V, 418, VI, 668, ‘Архив кн. Куракина’, т. 15, ‘Архив князя Воронцова’, т. 7 по 10 вкл., 13, 15-24 включ., 27, 29, 30, и 32, Архив Мин. Импер. Двора в Петербурге, опись 212-646, раз. І, д. No 289, карт. 5343, оп. 36-1629, д. 106, 125, оп. No 52-886, д. No 29, оп. 214-648, раз. І, д. No 74, карт. 4015, Архив Конференции Имп. Акад. Наук, No 85 (письма Румянцова к Кругу), Архив Мин. Путей Сообщения, дела 1797 г., NoNo 30, 82, 1799,No 41, 1802, No 17-49, 55, 1803, No 70-133, 1806, NoNo 35-63, 66-71, 1804, No 49-67, 1807, No 96-143, Архив Прав. Сената, кн. Высоч. пов. No 184, ст. 54, No 232, ст. 358, No 236, ст. 134, Архив Департ. Мануфактур и внутр. торговли 1803, св. 72, 1814, св. 153, 248, 1808, св. 21, Архив Государств. Совета, т. І, Государственный Совет, 1801-1901, издание Государственной Канцелярии, СПб. 1901 г., ‘Древняя и Новая Россия’ 1877 г., т. І стр. 5-22, 387 и след., 1880, т. І, стр. 18, 289, 361, т. II, стр. 723-770, т. III, стр. 619, И. Пушкарев, История Императорской гвардии, Карцов, История л.-гв. Семеновского полка, А. Ивановский, Государственный канцлер граф Н. П. Румянцов, Список членов Императорской Академии Наук 1725-1907 г., составил Б. Л. Модзалевский, СПб. 1908 г., стр. 342, Сборник Историч. материалов, извлеченных из Архива Собств. Его Имп. Велич. Канцелярии, т. VІ, стр. 145 и след., и т. XII, стр. 84-214, А. Старчевский, О заслугах графа Румянцова, оказанных отечественной истории — ‘Журн. Мин. Народн. Просвещ.’ 1846, т. 49, No 1-3, 1849, 1850 г., т. 65, отд. V, стр. 1-27, ‘Путешествие в Южный Океан и в Берингов пролив для отыскания северо-восточного морского прохода в 1815, 1816, 1817 и 1818 годах, иждивением Государственного канцлера графа Н. П. Румянцова на корабле ‘Рюрик’, под начальством флота отст. лейт. Коцебу, СПб. 1821-23 г., в 3-х частях, ‘Сын Отечества’ 1830 г., No 2, стр. 110-113, В. Иконников, Опыт русской историографии, т. I, кн. 1 и т. II, Кочубинский, Адмирал Шишков и Канцлер Румянцов, Одесса, ‘Переписка Митрополита Киевского Евгения Болховитинова с госуд. канцлером графом Румянцовым, Воронеж 1868 г., 3 выпуска, К. Ф. Калайдович, два биографических очерка Безсонова в 1861 и 1862 гг., изд. в Москве, П. М. Строев, Жизнь и труды, исследование Н. П. Барсукова, Переписка протоиерея Иоанна Григоровича с графом Н. П. Румянцовым, в ‘Чтениях Имп. Общ. Ист. и Древн. Российских’, 1864 г., кн. І, Биография Круга, напечатанная Куником на немецком языке, помещена в ‘Forschungen in der lteren Geschichte Russlands’, 2 Band, S.-Petersburg. 1848 г., Coдействие Круга канцлеру Румянцову… в ‘Отечествен. Записках’, т. 65, V, Шиман, Смерть Павла І, стр. 8, Шильдер, Император Павел І, Е. С. Шумигорский, Фрейлина Е. И. Нелидова, Сочинения Державина, изд. акад. Я. К. Грота, т. VI, стр. 777 и след., Верховский, Исторический очерк Министерства Путей Сообщения, СПб. 1898 г., часть І, С. Соловьев, Собрание сочинений, т. І, Император Александр, стр. 294, 433, Tableaux du commerce de l’Empire de Russie, annes 1802-1805, publis par M. le comte de Roumantzoff et traduits de l’original en forme synoptique par M. Pfeiffer, St.-Petersbourg, П. П. Семенов, Изучение исторических сведений о Российской внешней торговле и промышленности с половины XVII столетия по 1858 год, т. II, Кайданов, Систематический каталог делам Государственный Коммерц-коллегии, СПб, 1884, Тихменев, Историческое обозрение Российско-Американской Компании и действию ее до настоящего (1860 г.) времени, Семейство Разумовских, А. Васильчикова, т. III, стр. 149, 151, 179, т. IV, стр. 392-397, 414-430, 441-511, т. V, 112, 313, 317, Записки, мнения и переписка А. С. Шишкова, Берлин. 1870, т. І, стр. 105, 125-128, 221, Записки Имп. Екатерины II, перевод с подлинника, изданного Имп. Академией Наук, СПб. 1907 г., издание Суворина, ‘Труды Вольно-Экономического Общества’ за 1802 г., А. Ходнев, Исторический очерк Императорского Вольно-Экономического Общества, СПб., Е. Ф. Корш, Опыт нравственной характеристики графа Н. П. Румянцова, Столетие Военного Министерства, т. V, кн. І, стр. 407, История Министерства Иностранных Дел, по случаю 100-летия его существования, СПб. 1912, ‘Журнал Мин. Народн. Просв.’ 1834 г., т. I, стр. 27 и след. (речь П. А. Плетнева на акте 1833 года), Собрание государственных грамот и договоров, т. IV, предисловие А. Ф. Малиновского, ‘Записки Имп. Одесского Общества Истории и древностей’, 1902, т. XXIV, статья: ‘К отысканию древностей в Новороссийском крае’, ‘Императорское Одесское Общество истории и древностей’, статья М. Г. Попруженко в ‘Историческом Вестнике’ 1914 г., ноябрь, стр. 514 и след., ‘Летопись занятий Археографической Комиссии’, т. IV, стр. 130-164, ‘Временник Московского Общества Истории’, кн. V, статья Максимовича, Письма гр. Румянцова к пр. Захарию Скородумову, изд. Прудников, СПб. 1854 г., Письма гр. Николая Петр. Румянцова к его отцу, фельдмаршалу — в Имп. Публичной Библиотеке, в Рукописном Отделении (за октябрь и декабрь 1777 г. и п. 16 апр. 1780 г.), Бантыш-Каменский, Обзор внешних сношений России с 1800 года, т. І, стр. 86, т. II, 262, Покорение Финляндии. Опыт описания по неизданным источникам, К. Ордина, т. II, П. Н. Милюков, Главные течения русской исторической мысли, СПб. 1913 г., изд. 3, стр. 178-221, ‘Императрица Елисавета Алексеевна, Супруга Императора Александра I’, Исследование Великого Князя Николая Михайловича, СПб. 1908 г., т. І и II, Ernest Daudet, Histoire de l’migration, t. I, Les Bourbons et la Russie, и II: Coblenz ou les migrs et le 18 fructidor. 1789-1793, Comte Steding, Mmoires, traduits par Beck, v. II, р. 336, 457, Catherine II et la Rvolution Franaise, par Charles de Larivire, Paris, 1895, Le duc de Richelieu en Russie et en France 1766-1822, par Lon de Crousar-Crt, Paris, Librairie Finnin Didot, 1897, Mmoires, documents et crits divers laisss par le prince de Metternich, classs et runis par А. Klinkowstroem, Paris. 1880, 2 vol.

П. Майков

Источник текста: Русский биографический словарь А. А. Половцова, т. 17: Романова — Рясовский, с. 493—521.

Исходник здесь: Викитека.

Читайте также: