В. Корсакова.
Ртищев, Феодор Большой Михайлович, Корсакова Варвара Дмитриевна, Год: 1918
Время на прочтение: 19 минут(ы)
Ртищев, Феодор Большой Михайлович, окольничий, ‘милостивый муж’, род. в апреле 1626 г., ум. 21-го июня 1673 г., сын Михаила Алексеевича Ртищева, Лихвинского городового дворянина, и жены его Иулиании Феодоровны, урожденной Потемкиной. Детство Ф. М. Р. протекло, по всему вероятию, то в Москве, то в вотчине отца — селе Покровском, находившемся в 15 верстах от Лихвина и в 5 от древнего Покровского Доброго монастыря, а в 1635—36 гг. в Темникове, городе в Мордовской земле, куда его отец был назначен воеводой. К сожалению, неизвестны подробности того, как рос и воспитывался Р. вместе со своей старшей сестрой Анной и младшим братом, носившим тоже имя Феодора. Несомненно, однако, что, так как М. А. и И. Ф. Ртищевы были людьми благочестивыми и набожными, уделявшими от своего незначительного состояния и на благолепие храма, и на нужды братии, то и дети росли в страхе Божием и привыкли больше думать о своих ближних, чем о себе.
По словам Н. Н. Кашкина, написавшего биографический очерк Ф. М. Ртищева, он ‘воплотил в себе идеал высшей нравственности русского мирянина XVII в.’ Профессор В. О. Ключевский сравнил его с маяком: по его мнению, он принадлежал к тем людям, которые ‘из своей исторической дали не перестанут светить, подобно маякам среди ночной мглы, освещая нам путь’. По своей близости к Царю Алексею Михайловичу, поручавшему ему выполнение важных государственных дел, Р. занимал выдающееся место среди высшей придворной знати, но современники оценили его главным образом не с этой точки зрения. Он стоял для них на недосягаемой высоте вследствие того, что целью своей частной жизни поставил служение страждущему и нуждающемуся человечеству. Вскоре после его кончины было составлено ,,Житие милостивого мужа Феодора, званием Ртищева’ — явление чрезвычайно редкое для мирянина старинной Московской Руси, так как в те времена составлялись, главным образом, жизнеописания святых и духовных лиц, а не мирян.
Р. рано лишился матери, и ее предсмертные наставления укрепили в нем желание угодить Богу. Усердное посещение церкви, созерцательная молитва, пост, служение сирым и убогим, проявление ‘смирения истинного, кротости незазорной’ с одной стороны и удаление от игр и забав со сверстниками с другой — вот как рисуется нравственный облик отрочества Р. в его ‘Житии’.
Из ‘недорослей’ Р., по обычаю того времени, по достижении известного возраста, был верстан поместьем и стал ‘новиком’, а затем, так же, как и отец его, Лихвинским городовым дворянином. В 1645 г. он в течение четырех месяцев со своим отцом (в то время уже Московским дворянином) и братом находился в Туле, в полку князя Якова Куден. Черкасского, посланного туда на случай прихода ‘Крымского царя и Крымских и Ногайских людей’. Вскоре после кончины Царя Михаила Феодоровича в том же 1645 г. Ртищевы были вызваны из Тулы ‘к государю к Москве’. Мих. Ал. Ртищев назначен был в ‘стряпчие с ключом’, а Р. пожалован быть стряпчим у государя в ‘комнате у крюка’. При Царе Михаиле Феодоровиче эту должность занимал Богд. Матв. Хитрово, родной племянник Мих. Ал. Ртищева, получивший затем назначение на должность полкового воеводы в Темникове. Весьма возможно, что начало приближения ко двору Ртищевых произошло благодаря стараниям Хитрово, который пользовался уже известным значением при дворе и особенно почитал своего дядю Мих. Ал. Ртищева. В 1646 г. поместный оклад Ф. M. Р. определен был в 650 четв., да жалованья дано 40 руб. К этому же приблизительно времени относится его женитьба на Ксении Матвеевне Зубовой, в приданое за которой он получил вотчину своего тестя в Кинешемском уезде. Осенью 1646 года Р. занял должность стряпчего с ключом, после того, как отец его был пожалован в постельничие.
Со времени женитьбы Царя Алексея на Марье Ильинишне Милославской в 1648 г., положение Ртищевых при дворе еще более упрочилось, и на разные должности при царице были назначены не только Ртищевы, но и их родственники Соковнины. В день бракосочетания Царя Алексея Михайловича Р. находился ‘у государева платья’, а накануне свадьбы Царь подарил Р. и его отцу 4 сорока соболей, чтобы они имели чем ударить челом государю и государыне ‘на их государской радости’. Сестра Р. Анна Михайловна Вельяминова, овдовевшая еще в 1642 г., была назначена 17-го января 1648 г. кравчей, а затем и ‘второю верховою боярыней’. По-видимому Анна Михайловна была женщиной незаурядной, с сильным характером, Р. почитал ее, как мать, а при дворе она скоро приобрела большое значение. Жена Ртищева была ‘приезжей боярыней Царицы’, брат его, Феодор Мих. Меньшой, — комнатным стольником, а когда он женился, то и его жена стала тоже ‘приезжей боярыней’. Двоюродный дядя Р., Пpoкофий Феодорович Соковнин, занял высшую должность при дворе Царицы — должность дворецкого, сын Прокофия Феодоровича, Алексей, назначен комнатным стольником. Затем Ртищевы через Соковниных вступили в свойство с Морозовыми, а следовательно и с Царем: Царь Алексей и Борис Иванович Морозов были женаты на двух сестрах Милославских, а старший брат Бориса Ивановича, Глеб, женился на дочери Прокофия Феодоровича Соковнина — Феодосии.
Чтобы иметь возможность более подробно остановиться на некоторых сторонах разнообразной деятельности Р., скажем сначала о его службе вообще. 11-го августа 1650 года Р. назначен был в постельничие, а его отец, занимавший эту должность, пожалован в окольничие. В 1654 г. Р. сопровождал Царя в Литовский поход, продолжавшийся с 18-го мая до осени этого года, но вследствие морового поветрия пришлось перед возвращением в Москву в течение трех месяцев простоять в Вязьме. Возвратившись в Москву лишь 10-го февраля 1655 г., Р. 11-го марта снова выступил с Царем в Литовский поход, во время которого проявилась его благотворительность (как мы увидим ниже) не только по отношению к русским, но и к иноземцам и даже к врагам. В сентябре этого года Царь возложил на Р. весьма серьезное поручение. Великий гетман Литовский князь Януш Радзивилл, стоявший во главе соединенных Польских и Литовских войск и облеченный большими полномочиями, не сумел своевременно устроить оборону Литвы. Вследствие этого многие важные города были взяты русскими войсками, а другие шведским королем Карлом X. Князь Радзивилл вступил в сношения с последним и просил его принять Литву под свое покровительство, на что тот с радостью согласился. Между тем, польный гетман Литовский Гонсевский, предпочитая Московское покровительство Шведскому, обратился к Царю Алексею Михайловичу с просьбой о присылке доверенного лица для переговоров о мире. Царь назначил Р., который немедленно отправился, 5-го сентября, в стан главного русского военачальника, князя Я. К. Черкасского и застал там гонцов, прибывших от князя Радзивилла и от гетмана Гонсевского. Судя по речам гонцов, было ясно, что если бы Царь Алексей Михайлович обратился своевременно с грамотами к некоторым Литовским вельможам, напр., к старосте Жмудскому Глебовичу, то Москва одержала бы перевес над Швецией. Р. поспешил известить об этом Царя, и Алексей Михайлович распорядился посылкой поощрительных грамот в разные местности Литвы. Переправившись через Неман, Р. стал наводить справки относительно того, где находится Гонсевский. Эти разведки дорого обошлись Р.: Литовский отряд Юрия Хрептовича схватил его, как подозрительную личность, и препроводил в местечко Крынки, близ Гродна. Р. спасла только царская грамота, бывшая при нем и доказавшая, что он действительно посланник Московского Царя. Как раз в это время Гонсевский, за свою приверженность к Москве, находился под стражей, князь Радзивилл был удален за то, что передался Швеции, а место гетмана занял Павел Сапега. Р. долго отказывался ехать к Сапеге с царской грамотой, ссылаясь на то, что он послан к Гонсевскому, а потому не может вступать в какие бы то ни было переговоры с другим лицом. Когда Р. заявили, что во всяком случае его не отпустят из Литвы без разрешения Сапеги, он покорился необходимости и согласился на свидание с Сапегой, находившимся в Бресте. Из представленного Р. статейного списка было видно, что Царь прислал его, по просьбе Гонсевского, с извещением о согласии на ведение мирных переговоров. Далее в статейном списке шла речь о земельных уступках и о денежном вознаграждении со стороны Литвы и о выборе места для съезда послов. В заключение Р. выразил удивление, что Польский король Ян-Казимир, зная силу Московского Царя, не вступил с ним заблаговременно в переговоры. Сапега ответил, что князь Радзивилл был уполномоченным короля и сейма в деле ведения войны и мирных переговоров, вследствие чего король держался в стороне. Теперь же, когда князь Радзивилл передался на сторону Швеции, Сапега и сенаторы пошлют к Царю Алексею гонца Глядолицкого для предварительных переговоров о мире.
Только 21-го октября Р. получил возможность отправить к Царю гонца с известием о том, как он правил посольство. В это время Алексей Михайлович, долго ничего не зная о Р., сильно беспокоился о нем, как видно из грамот Царя князю Урусову и А. Л. Ордын-Нащокину, воеводе в Друе. В одной из грамот сказано, между прочим: ‘про постельничего нашего Федора Михайловича Ртищева проведали бы есте всякими обычеи накрепко, где он ныне, у Радзивила ль, или у немец, или к королю послан, а что от ково про то уведаете — и вы б о том писали к нам тотчас’. В начале ноября Р. прибыл к Царю в Смоленск. Главной заслугой Р. было удачное выполнение тайного наказа об увеличении титула Московского Царя: Сапега написал в своих статьях, по настоянию Р., титул Царя, с прибавлением слов ‘и Малыя и Белыя России’. 10-го декабря, во время торжественного въезда Царя в Москву, по сторонам его шествовали царевич Сибирский и Ртищев.
12-го января 1656 г. совершилось торжественное объявление Р. думным разрядным дьяком С. И. Заборовским пожалования его в окольничие. При этом была прочитана ‘сказка’, в которой похвалялась его посольская служба в Литве: ‘Служба твоя к нам, великому государю, отменна, потому что ты взял нашу государеву титлу с новоприбылыми титлами’, тогда как ‘и в предках того не бывало, что в ратной брани между великими государи и не учиня миру титл сполна послы и посланники не имывали’. На полях этой сказки Царь собственноручно написал: ‘от гораздо!’ Не в пример другим окольничим, Р. был учинен оклад на 400 четвертей больше обыкновенного оклада окольничих. Одновременно с пожалованием в окольничие Царь указал Р. ‘сидеть во дворце’, т. е. назначил его в дворецкие, а эту должность занимали обыкновенно только бояре.
15-го мая 1656 года Царь Алексей выступил в поход против Швеции. Сопутствовал ему также Р., поставленный перед тем во главе Литовского Приказа: эта должность наложила на него новые обязанности, и он вел 7-го декабря переговоры с посланником Гонсевского Казимиром Журавским. По возвращении 14-го января в Москву Р. был назначен главным судьей Приказа Лифляндских дел и вступил в переписку с Гонсевским по поводу беспорядков в недавно завоеванных местностях Литвы и о желательности избрания Алексея Михайловича на Польско-Литовский престол. В 1657—1664 гг. Р. управлял также Дворцовым Судным Приказом, затем Приказом большого Дворца и в связи с ним — Приказом Тайных Дел, — надо полагать, до того времени, как он выделился в особое учреждение. Последний из этих Приказов ведал разные дела, смотря по тому, что главным образом заботило Царя. Приказ Лифляндских дел заведовал между прочим поселением в Сибири пленных немцев, поляков и литовцев. Здесь кстати будет упомянуть, что хотя ссылкой в Сибирь знаменитого Крижанича, произведенной по царскому повелению, должен был распорядиться Р., но Крижанич отзывается в своих писаниях особенно тепло и лестно о Р. и о Морозове. Во время своего пребывания в Москве в течение 16-ти месяцев Крижанич вращался в кругу Андреевских старцев и надеялся очевидно через Р. снискать доверие Царя и добиться соединения православной церкви с римско-католической. Крижанич старался также об издании исправленной славянской Библии и о составлении и издании славянской грамматики и словаря, рассчитывая в этом отношении на Р., как на человека образованного. По свидетельству Крижанича Р. и Морозов одобрили его намерение перевести описание путешествия Олеария и написать на него возражения и велели привести в исполнение. Н. Н. Кашкин пишет по поводу отношений Ртищева к Крижаничу, между прочим, следующее: ‘Очевидно, докладывал о нем (Крижаниче) Царю Ртищев, почему знаменитый писатель и оказался подведом ему по Приказу Большого Дворца. Очевидно также, что если им или кем другим истинные цели Крижанича были разгаданы, то в этом и разгадка ссылки, которую сам ссыльный, как ясно из беспристрастных, то есть хвалебных отзывов его о Р., в глубине души признавал естественною, да и обставил ему ‘дивный милостивый муж’ ссылку эту со всей той мягкостью, с которою всегда относился к людям искренно верующим, хотя бы, по его мнению, и заблуждающимся’.
Отношения к Малороссии. По окончании Польской войны, Московскому правительству пришлось вмешиваться во внутренние дела. Малороссии, вследствие происходивших там раздоров. Ртищев, будучи близок к Царю и известен в Малороссии, как ученик Киевских старцев (о чем речь будет ниже), силою обстоятельств выступил на политическое поприще. Большая часть духовенства и простой народ не раскаивались, что отдались под покровительство Московского Царя, войсковая старшина и шляхта стремились к соединению с Польшей. По смерти Богдана Хмельницкого в 1657 г. был избран в гетманы Выговский и тяготение к Польше еще более усилилось. Посредником между Московским правительством и Малороссийским народом выступило малороссийское духовенство, причем у Ртищева завязались отношения со многими духовными лицами, которые обращались к нему даже по своим частным делам. Гетман Выговский изменил Московскому правительству, так же поступил преемник его Юрий Хмельницкий. Ощутилась крайняя необходимость иметь в Малороссии надежное лицо, которое употребило бы влияние свое в пользу Москвы. Ртищев указал на Нежинского протопопа Максима Филимоновича, с которым состоял уже в течение нескольких лет в переписке. Филимонович был вызван в Москву, возведен в сан епископа Мстиславского и Оршинского, под именем Мефодия, и назначен блюстителем Киевской митрополии. В то время было три кандидата на гетманство в Малороссии: наказной гетман Самко, полковник Золотаренко и Запорожский кошевой Брюховецкий. Притворяясь преданными Москве, они старались показать вид, что не только не стремятся получить гетманскую булаву, но считают желательным, чтобы Малороссией ведал москвич. Самко, а с ним вместе многие полковники и старшие казаки заявляли, что самым подходящим правителем был бы Ртищев, потому что он ласков с малороссиянами, доводит до сведения Царя их прошения, внимательно относится к их посланцам и что им говорит — то все правдиво, а ‘им де, казакам, старшинам и всей черни то любо и надобно и надежнее будут на великого государя милость’. Брюховецкий писал епископу Мефодию: ‘нам не о гетманстве надо заботиться, а о князе Малороссийском от Его Царского Величества, на это княжество желаю Феодора Михайловича’. Назначение Ртищева правителем Малороссии, однако, не состоялось, и гетманство получил Брюховецкий. За Брюховецким, тоже изменившим Московскому Царю, следовал гетман Многогрешный, при нем особенным влиянием в делах Малороссии пользовался Черниговский архиепископ Лазарь Баранович. С каким уважением он относился к Ртищеву, видно из его письма к Симеону Полоцкому, которого он просил переговорить по поводу удовлетворения некоторых желаний казаков с ‘господином Федором Иртищем, как с мужем рассудительным ‘.
Денежная реформа. Чтобы иметь возможность платить жалованье ратным людям во время войны с Польшей, а затем со Швецией, Московское правительство увеличило налоги с купцов и с крестьян. Если мы припомним, что оставались тщетными все попытки Московского правительства найти в пределах своего государства серебряную и золотую руду, и что на денежном рынке обращались только иностранные монеты, то будет понятно, почему в государственной казне ощущался в это время сильный недостаток в серебряной монете. В 1656 г. придумали чеканить медные деньги и выпустить их в одинаковой цене с серебряными. В точности неизвестно, кому пришла мысль о подобной денежной реформе, но считают, что она произведена по совету Ртищева. Из приведенных выше нравственных свойств Р., оставившего такой глубокий след в памяти его современников, мы приходим к заключению, что он не мог быть инициатором монетной реформы, и что приписываемое ему в этой реформе участие является поклепом со стороны его врагов. Искусственное уравнение медных денег с серебряными не могло долго держаться, тем более, что появились так называемые ‘воровские’, а по теперешнему — фальшивые, деньги. В 1658 г. медные деньги стали понижаться в цене, а съестные припасы и предметы первой необходимости дорожать. Головы и целовальники, приставленные правительством для надзора за приемом и расходом как меди, так и денег, злоупотребляли царским доверием и богатели. Повторилось то же, что и в начале денежной реформы: как тогда ‘ворам’, т. е. фальшивым монетчикам, так теперь головам и целовальникам мирволили за посулы боярин Милославский и думный дворянин Матюшкин. К лету 1662 г. падение цены медного рубля дошло до того, что он стоил в 12 или 13 раз дешевле серебряного. Это совпало с новым налогом: на войну с Польшей из-за Малороссии производился сбор уже не десятой деньги, как было раньше, а пятой деньги. 25-го мая 1662 г. вспыхнул в Москве мятеж, поводом к которому послужили подметные листы, расклеенные ночью неизвестными лицами на воротах и городских стенах. В подметных листах объявлялось о намерении передаться Польше двух Милославских, Сем. Лукьян. Стрешнева, Ф. М. Ртищева, Б. М. Хитрово и гостя Шорина. Узнав, что Царь Алексей в своем любимом селе Коломенском, в семи верстах от Москвы, толпа двинулась туда. Царь был у обедни и при виде толпы, шумно требовавшей выдачи вышеупомянутых лиц за их злоупотребления, велел всем приближенным, в том числе и Ртищеву, спрятаться в комнатах царицы и царевен. Н. Н. Кашкин приводит интересную догадку какого-то писателя, что ‘на Ртищева народ был направлен именно из Польши, ибо гибель этого видного деятеля православия и борца за воссоединения Малой и Московской Руси никому не была так выгодна, как полякам…’ Возможно, что толпа обвиняла Ртищева в злоупотреблениях вследствие его близости к Хитрово, который, действительно, отличался корыстолюбием. Что касается царского тестя, Милославского, то Ртищев был с ним в дурных отношениях. Благодаря находчивости Царя мятеж был подавлен и никто из бояр не погиб. В 1663 г. медные деньги были изъяты из обращения.
Просветительная деятельность. Ртищев стремился приобрести знания и просветить своих соотечественников, а так как в то время наука в представлении православного человека была исключительным достоянием церкви, то весьма естественно, что у него явилась мысль основать училищный монастырь. Еще в 1640 г. южно-русский насадитель просвещения Петр Могила обращался к Царю Михаилу с просьбой о построении в Москве обители, где бы старцы Киевского Братского монастыря могли обучать детей греческой и славянской грамоте. Что не устроилось при Михаиле Феодоровиче, то создалось при сыне его Алексее Михайловиче, благодаря стараниям Ф. М. Ртищева. Поблизости от Москвы, почти у самых Воробьевых гор, над Москвой рекой, существовал небольшой храм во имя Андрея Стратилата. Выбор Ртищева пал на это урочище, называвшееся ‘Пленицы’, т. е. ‘узы’. С разрешения Царя и с благословения Патриарха Иосифа, Ф. М. Ртищев выстроил там церковь во имя Преображения Господня и на свои, весьма скудные средства учредил в 1648 г. училищный монастырь, в котором поселилось 30 иноков, вызванных им еще в 1646—47 гг. из нескольких Малороссийских монастырей. Устройство обители Царь возложил на келаря Новоспасского монастыря Пафнутия Еропкина, настоятелем Ртищев выбрал ‘мужа’, по отзыву ‘Жития’, ‘добродетелми украшенна’ — Досифея. По просьбе Царя Киевский Митрополит Сильвестр прислал в 1649 г. ученых иноков Арсения Сатановского и Епифания Славинецкого, а в 1650 г, — Дамаскина Птицкого. Желающие могли учиться в Ртищевской школе и сделаться со временем переводчиками св. Писания и справщиками богослужебных книг, ученые иноки должны были приняться за издание славянской Библии, исправленной предварительно по греческому тексту. Епифаний Славинецкий, отличавшийся замечательным трудолюбием и основательными лингвистическими познаниями, принес русскому обществу большую пользу своими переводами не только церковных книг, но и книг по философии, истории, космографии и географии и составлением нескольких словарей. Между прочим, как сказано в ‘Житии’, им составлен по просьбе Ртищева ‘триглоссон’ — словарь славяно-латино-греческий, заключавший до 7000 слов. Некоторое время Славинецкий жил в Андреевском монастыре, и беседы с ним давали богатую пищу уму Ф. М. Ртищева. В ‘Житий’ читаем: ‘ любомудрия рачитель Федор…яко в днех служение своего чина исполняя, в нощех же, презирая сладостный сон, со мужи мудрыми и божественного писания изящными в любезном ему беседовании иногда целыя ночи бодростне препровождая, и паки своего чина к служению обращашеся’. Нашлись лица, которые готовы были считать Р. еретиком за то, что он учился греческому языку, Морозов тоже жаловал Киевлян, следовательно, по их мнению, и он уклонился в ересь. Что касается латыни, то ее изучение было, по воззрению этих лиц, равносильно совращению с истинного пути. Наветы в таком смысле одного из учеников Андреевского братства царскому духовнику Вонифатьеву остались без последствий, так как Вонифатьев хорошо знал и ценил Ртищева.
Сношения с учеными южноруссами открыли Ртищеву глаза на многие неправильности, допускавшиеся в церковном обиходе, и он ревностно принялся за их устранение. С помощью Вонифатьева, протопопа Казанской церкви в Москве Неронова и архимандрита Новоспасского монастыря (впоследствии Патриарха) Никона Р. удалось ввести церковные проповеди, чему было до тех пор чуждо Великорусское духовенство. Особенным успехом, как проповедники, пользовались Епифаний Славинецкий и Неронов. Р. пошел дальше и, в своем стремлении восстановить благолепие в церковном служении, доказал Вонифатьеву, а через Неронова — многим Московским священникам, что следует заменить ‘единогласным’ пением ‘хомовое’ пение и ‘многогласие’. По правилам ‘хомонии’ произвольно менялись ударения в словах, напр., семени вместо семени, или вставлялись гласные на место полугласных: Сопасо вместо Съпас, во моне вместо во мъне (ъ=о). Против ‘многогласия’ высказался еще Стоглавый собор, созванный Царем Иоанном ІV, но оно продолжало существовать. Возникло ‘многогласие’ вследствие того, что церковные службы, как положено их совершать по уставу, казались длинными и утомительными, а пропускать что-либо считали грехом. Для ускорения стали совершать богослужение ‘многими голосами’: одновременное пение, провозглашение эктиний и возгласов и чтение в несколько голосов производили такую путаницу, что ничего нельзя было разобрать. Печалясь о таком нестроении, Р. желал, чтобы исправление было произведено ‘тихо и безмятежно’, а не насильственно, — ‘долгим бо временем в обычаи всего народа укрепися’. Особенно деятельную поддержку он нашел в Никоне, когда тот сделался Новгородским Митрополитом. Никон ввел у себя в Новгородском Софийском соборе внятное раздельное чтение и стройное пение, а когда приезжал в Москву, то служил по новому порядку и со своими певчими в придворной церкви, в присутствии Царя Алексея Церковный Собор, созванный Царем по совету Р. 11-го февраля 1649 г., постановил, вследствие упорства Патриарха Иосифа, ничего не предпринимать против ‘многогласия’. Алексей Михайлович не утвердил соборного постановления и обратился к Константинопольскому Патриарху, который решил этот вопрос в благоприятном для Ртищева смысле. В феврале 1651 г., после нового собора, было объявлено введение ‘единогласия’ по всем церквам. Для полного успеха дела Ртищев послал в Киев, с согласия Царя, за образцовыми певчими и за нотными книгами.
Вслед за изменениями в богослужении началось исправление Никоном церковных книг, которое повело за собой, как известно, возникновение в Русской церкви так называемого раскола. Многие выдающиеся люди как, напр., Неронов, протопоп Аввакум и его ревностная последовательница боярыня Морозова стали в первые ряды поборников ‘древлего благочестия’. Никон одержал верх, но сам пал вследствие своего высокомерия по отношению к Царю, который в расцвете дружбы с Патриархом называл его ‘собинным другом’. Ртищев был в дружеских отношениях со всеми вышеупомянутыми лицами. Вот как характеризует проф. Козловский роль Р. в это время: ‘В эпоху первой борьбы с расколом он явился чуть ли не самым разумным деятелем просвещения, чуждым крайностей и резкостей, он старался перенести споры на академическую, богословскую почву, устраивал на дому диспуты противных сторон, с равным уважением относился к крупным деятелям обеих партий. Для него на первом плане, очевидно, было дело, а не лица… По своим передовым взглядам на права свободы слова, свободы совести и свободы веры он стоит далеко выше не только своих современников, но и потомков’. Ученые люди, — как жившие в Москве, так и приезжавшие туда, — с уважением отзывались о Р.. Цареградский архимандрит Венедикт, посетивший Москву с просветительными целями, называл его ‘сыном своим о Дусе Святе любимым и мудрейшим’. Терпимость Р. к чужим воззрениям и к религиозным верованиям, которые он не разделял, видна, напр., из того, что он не отвернулся от Неронова (в иночестве ‘старца Григория’) и от Аввакума, когда они возвратились в Москву из ссылки. Они находили у Р. радушный прием и покровительство. По свидетельству Аввакума, получившего в дар от Царя, Царицы, царского духовника и Родиона Стрешнева по 10 руб., ‘старый наш дружище Федор Ртищев — тот и шестьдесят рублей велел своему казначею сунуть мне’. Дружба, возникшая у Р. с Никоном по поводу церковных реформ, поколебалась после того, как, будучи возведен в сан Патриарха, Никон стал вмешиваться в дела государственного управления. Ртищев неоднократно указывал ему на несоответствие его поступков с духом церкви и учением Священного Писания. Иногда Никон выслушивал Р., но случалось ему раздражаться и однажды даже выгнать настойчивого друга ‘с бесчестием’. После удаления Никона Р. недоумевал, как поставить себя по отношению к нему, но вскоре сделался одним из немногих ходатаев за опального и затем низверженного Патриарха.
Воспитательство Царевича Алексея Алексеевича. Царь Алексей и Царица Марья Ильинишна так высоко ставили нравственные и умственные свойства Ртищева, что выбрали его вторым дядькой к своему сыну, наследнику престола Царевичу Алексею Алексеевичу, когда тому минуло 10 лет, т. е., в 1664 г. Первым дядькой числился боярин князь И. П. Пронской, но его назначение можно считать только ради почета, в учителя был выписан Белорусский ученый, иеромонах Симеон Петровский Ситианович, известный под именем Симеона Полоцкого. Приняв на себя обязанности воспитателя Царевича, Ртищев освободился от службы в Приказах: Дворцовом, Лифляндских дел и Литовском. Из тех немногих сведений, которые сохранились о Царевиче Алексее Алексеевиче, видно до какой степени он был даровит от природы, и как умело вел его воспитание Ртищев, а учение Симеон Полоцкий. Можно сказать с уверенностью, что Ртищев сознавал ту ответственность, которая падала на него, в качестве воспитателя наследника престола, и что он прилагал все силы для должного выполнения возложенного на него важного дела. Житие говорит: ‘Он же прилежным ко Государю Царевичу служением наипаче себе изнури, бодрствуя и смотряя, и поучая его благочестно’. Царственные родители хотели возвести Ртищева в бояре, но он, по своему смирению, уклонился от этой чести.
1-го сентября 1667 г. Царевич Алексей Алексеевич был торжественно провозглашен совершеннолетним и стал участвовать в приемах и отпусках своим отцом иностранных послов. Той же осенью Царевич принимал у себя в покоях великое Польское посольство и произнес речь, в которой говорил о важности единения между славянскими племенами. Речь эта была произнесена наполовину по-польски, наполовину по-латыни, и привела послов в такое восхищение, что они обещали поддержать кандидатуру Царевича на Польский престол. Не суждено было, однако, Царевичу стать во главе ни Польши, ни России: 17-го января 1670 г. он скончался совершенно неожиданно, и врачи не сумели объяснить причину его смерти иначе, как только недостаточно подвижным образом жизни. Из вещей Царевича Ртищеву был дан на память золотой крест, который он на себе постоянно носил. Смерть даровитого юноши, бывшего на попечении Р. в течение шести лет, так его поразила, что он удалился от двора и государственной деятельности и только однажды присутствовал на придворном торжестве: 22-го января 1671 г., на свадьбе царя Алексея Михайловича с Натальей Кирилловной Нарышкиной.
Благотворительность. Во время Польской войны 1654 г. представилось широкое поприще для благотворительности Р.. Он подбирал по пути больных и раненых и довозил их до места стоянки, причем нередко уступал особо трудным больным место в своей повозке, а сам садился верхом на коня, хотя, как сказано в ‘Житии’, ‘сам же нозе име болезненне, ея же ради болезни не бе ему удобь кроме колесницы путешествовати, обаче совершенная в нем любовь к Богу превозмогаше скорбь его’. Для помещения больных, раненых и изнемогавших от зимней стужи Р. нанимал в попутных городах дома, приискивал врачей и надзирателей, заботился о пропитании призреваемых и расходовал на это из собственных средств, а также из денег, данных ему Царицей Марьей Ильинишной. — Во время Шведской войны он спас трех купцов греков, которых шведы ограбили и еле живых пустили на произвол судьбы. Греки с трудом добрались до Московского войска и скитались, изнемогая от голода и холода. Слух о их бедственном положении дошел до Р., он довез их на своих лошадях до Москвы и покоил до полного выздоровления.
Помощь во время войны Р. оказывал не только русским, но и пленным неприятелям, потому что знал, до какой степени тяжело положение русских пленных в разных государствах, и хотел поступать по евангельскому завету: ‘любите враги ваши, добро творите ненавидящим вас’. В царствование Алексея Михайловича выкуп пленных считался делом общественным и существовал особый налог, так называемые ‘полоняничные деньги’. Выкупные ставки были настолько высоки, что собираемых денег оказывалось недостаточно, и русские пленные томились в неволе. Р. обратился к знакомому купцу — греку Афанасию, неоднократно выкупавшему пленных на свои деньги, и дал ему 1000 руб. серебром (на наши деньги 17000 руб.) для выкупа пленных из Крыма и Турции. Благотворительность Р. была весьма разнообразна. Видя на улицах Москвы множество больных, бесприютных и пьяных, — так как в то время в Москве не было ни богаделен, ни странноприимных домов, ни больниц, — Р. придумал два способа оказания помощи. Слуги его разыскивали и приводили в особо устроенный им дом больных, неимущих и пьяных, им давался временный приют: больных лечили, неимущих кормили и одевали, пьяных протрезвляли. Р. посещал этот дом и наблюдал за тем уходом, каким пользовались его случайные обитатели. Другой дом он предназначил для постоянного призрения 13—15 неимущих и больных. После кончины Р. дом сгорел, родственники не пожелали дать средства для возобновления этого учреждения, но почитатели Р. выстроили дом, который существовал и при Петре Великом под именем ‘Вольницы Федора Ртищева’: туда принимали неизлечимо больных, стариков, слепых и содержали на добровольные пожертвования.
На церковном соборе 1681 г. Царь Феодор Алексеевич предложил устроить больницы и богадельни не только в Москве, но и в Провинциальных городах, — следовательно почин, сделанный Ртищевым, показал, насколько необходимы такого рода убежища.
Особенно ярко выразилась благотворительность Р. в 1671 г., во время сильного голода в Вологде. Он послал к тамошнему архиепископу Симону 200 мер хлеба, а затем 900 рублей серебром и 100 золотых, вырученных главным образом от продажи одежды и утвари. Следует заметить, что тогдашний рубль равнялся теперешним 17-ти рублям. Следуя евангельскому учению, чтобы левая рука не знала о тех благодеяниях, которые творит правая, Р. писал архиепископу Симону при отправке хлеба: ‘Некоторые Христолюбивые человецы, при отшествии своем от сего мира, вручили мне имение свое на раздаяние нищим и убогим, паче же скорбным и гладным, и я, уведав настоящую скорбь и глад града Вологды и в пределах его, известно умыслив, от того оставленного имения послал двести мер хлеба с боголюбивыми людьми’. В благодарность за оказанную помощь, архиепископ Симон вписал в свой синодик, раньше имени своего отца, имена тех лиц, которых просил поминать Р.
Щедрость Р. была безгранична. У него был возле города Арзамаса большой участок земли, за который ему давали 1000 рублей. Узнав, что земля эта нужна городу, он не захотел продать ее в частные руки и послал предложить арзамасцам. Денег у арзамасцев не было, и они должны были отказаться от покупки. Не долго думая, Р. подарил городу эту землю.
Землевладения Ртищева. Промыслы его. Его отношения к крепостным и холопам. У Р. были поместья и вотчины в нескольких уездах, но Андреевское братство и дела благотворительности поглощали такие суммы, что надо было подумать об увеличении доходов. Вследствие этого Р., вместе со своим братом Феодором Михайловичем Меньшим, взялся за промысел ‘будный’, т. е. за выделку поташа и смолы, на которые был постоянный спрос за границу. Им были отданы на оброк из казны с 1652 по 1672 г. три свободных будных заводa с приписанными к ним лесами в Олешенском уезде, на Ахтырке и в Путиловском уезде, и дозволение заводить новые буды и рубить леса, кроме заповедных. Сами Ртищевы не имели досуга наблюдать за этим делом, а потому вели его в складчину с другими лицами и в некоторые годы получали большой доход. Близость заводов к западной границе Московского государства давала возможность пользоваться для этой тяжелой работы наемным трудом поляков и литовцев. Но политические события того времени причинили Р. большой убыток: в 1659 г. под Олешню пришел гетман Выговский с крымцами, и ‘будники’ разбежались с заводов. После ухода крымцев, олешенцы напали на пустые заводы и растащили все имущество, так что Р. пришлось обратиться с челобитной к Царю о восстановлении порядка. Прекратив временно работу на будных промыслах, Р. вскоре возобновил ее и должен был, по-видимому, кроме наемных людей пользоваться е своими крепостными, так как иначе заводы не приносили бы достаточного дохода. Долгое время братья Ртищевы сообща владели вотчиной в Лихвинском уезде, уступленной им отцом в 1650 г., и другими земельными угодьями, которые им случалось покупать или менять. В 1661 г., когда братья разделились, у Феодора Михайловича Большого оказалось в вотчинах Лихвинского, Тарусского и Московского уездов 715 четвертей, да в поместьях, состав которых часто менялся, набиралось до 1500 четвертей.
Составитель ‘Жития’ сообщает, что Ртищев заботливо относился к своим слугам и крестьянам, и если ему случалось наказывать кого-нибудь, то он делал это с сожалением, считая своим долгом наставлять их: ‘и о их скорбех не веселяся, но яко с ними состраждя, и о них, яко о своем телеси, пекийся’. Будучи милостив к посторонним, Р. не отягощал своих крестьян и довольствовался, сравнительно с другими вотчинниками и помещиками, небольшими оброком и барщиной. Даже при продаже вотчины он не переставал заботиться о населявших ее крестьянах. Так, напр., уговорившись с купцом относительно цены на село Ильинское, которое он вынужден был продать, он призвал купца и сказал ему: ‘аз тебе цену умаляю ради села того поселян, да имееши их в милости, и трудами и податми их да не отяготиши, но по возможности им вся та да будут свободно’. Для большей уверенности в исполнении этого Р. заставил купца поклясться пред иконой.
Летом 1673 г. Р. стал настолько сильно недомогать, что счел необходимым составить духовное завещание. Мысль о благоденствии крестьян не покидала его даже во время предсмертной болезни. Он призвал свою дочь и ее мужа, князя Вас. Феод. Одоевского, и умолял их быть, в память его, милостивыми к крестьянам: ‘да будут под властию вашею во отраде и в возможности работы и оброков ваших, ибо они нам суть братия. Такового от вас прошу по себе строения’. В ‘Житии’ Р. помещено несколько рассказов о тех видениях и предзнаменованиях, которые случились пред его кончиной, светлой и радостной. На нем исполнились, по мнению составителя ‘Жития’, слова св. Иоанна Лествичника: ‘дел бо ради милосердия кийждо свой прибыток в исходе познавает’. Имя Р. записано в синодиках многих монастырей и церквей, в благодарность за его денежные вклады и предстательство перед Царем, Царицей и Патриархом.
При составлении биографии Ф. М. Ртищева мы руководствовались главным образом трудами: 1. Проф. Козловского: Ф. М. Ртищев. Историко-биографическое исследование, Киев. 1906 г., и 2. Н. Н. Кашкина: Родословные разведки. Посмертное издание под редакцией Б. Л. Модзалевского, СПб. 1912 г., где на стр. 402—447 помещена подробная биография Ф. М. Ртищева, а вслед за ней, на стр. 448—449, — полная о нем библиография.
Источник текста: Русский биографический словарь А. А. Половцова, том 17 (1918): Романова — Рясовский, с. 357—366.