I
II
Россия — встань!, Свенцицкий Валентин Павлович, Год: 1919
Время на прочтение: 10 минут(ы)
Публикуется по: Валентин Свенцицкий, свящ. Россия — встань! (Две проповеди). Ростов-на-Дону: Изд-во ОСВАГ, 1919. Библиотека добровольца. 2.
Вы слышали сегодня евангельские слова: ‘много званых, но мало избранных’…
Мы живём в эпоху массовых движений, мировых событий, надолго решающих судьбы человечества. И в наши дни каждое евангельское слово приобретает особый смысл.
Не только отдельные люди могут быть ‘избранными’ — избранным может быть и целый народ. Таким ‘избранным народом’ мы всегда считали народ русский. Не мы ли благоговейно называли страну нашу ‘святой Русью’? Не наш ли народ был назван ‘богоносцем’?
Но кто теперь без колебаний произнесёт эти слова: ‘народ-богоносец’, ‘святая Русь’?
Что случилось за последние два страшных года?
Пусть люди ‘мира сего’ разыскивают внешние причины для понимания совершающихся событий: причины политические, экономические и социальные… Мы, христиане, знаем другое. Мы знаем, что все виденное нами — ‘только отблеск, только тени от незримого очами’. Мы знаем, что за каждым человеческим действием стоит внутреннее движение его души и за каждым событием, в котором участвует народ, стоят глубочайшие процессы, свершающиеся в глубине его духа.
Вспомните евангельский рассказ о том, как Иисус Христос изгнал бесов из бесноватого. Имя им было легион, потому что их было много. ‘Масса’… И бесы просили Господа, чтобы Он разрешил им войти в стадо свиней. И Господь разрешил. И стадо бросилось с крутизны в море и погибло.
Вот это самое случилось и с нашим народом. На Святую Русь напали бесы.
Не думайте, что я ‘играю словами’, что тут какое-то ‘иносказание’. Нет, я знаю, что говорю! Бесы — в самом подлинном и прямом смысле этого слова.
Для неверующих людей ‘бесы’ такой же предрассудок, как ‘Бог’, ‘душа’. Для них это остатки отживших суеверий.
Для нас, христиан, невидимое, личное начало зла в потустороннем мире есть непререкаемая действительность. Диавол и бесы — это та самая сила, с которой ведёт ожесточенную брань христианский мир.
Разве Господь наш Иисус Христос в преддверии к Своему общественному служению не встретился в пустыне лицом к лицу с диаволом, искушавшим его? Разве в молитве, переданной ученикам, Господь не научил нас молиться: ‘и избави нас от лукавого’. А таинство, которое вводит человека в лоно Православной Церкви! Разве весь чин его не свидетельствует о самой пламенной вражде Церкви к духам зла. Вспомните слова священника: ‘Изжени из него всякого лукавого и нечистого духа, сокрытого и гнездящегося в сердце его. Духа прелести, духа лукавства, духа идолослужения и всякого лихоимства, духа лжи и всякая нечистоты, действуемые по наущению диавола’.
А святоотеческая литература? Она вся полна живых свидетельств о борьбе христиан с бесами.
‘Каждому из нас, — говорит Симеон Новый Богослов, — надлежит знать Бога, самого себя и демонов’.
По словам св. Афанасия: ‘Издавна демоны сеяли раздор и войны между людьми, чтобы они, занятые взаимной борьбой, не обратили своей ненависти против них. Теперь опасения демонов сбылись, ученики Христа живут в мире между собою, но зато их вражда обратилась против диавола’.
Тертуллиан свидетельствует: ‘Мы не только презираем демонов, но ежедневно побеждаем и попираем их и изгоняем их из людей, как это известно очень многим’.
Жития святых — это не что иное, как описание неустанной, смертельной брани воинов Христовых с нечистою силой. Недаром Серафим Саровский на вопрос ‘Видал ли он злых духов?’ ответил: ‘Бесов видеть ужасно, потому что они гнусны’.
Но, может быть, вы скажете:
— Пусть так! Какие признаки, что русская революция захвачена бесовской силой?
А разве вы не слыхали, как в одной станице венчали священника с лошадью?.. Или вы не знаете, что в иконы Спасителя вставляли папиросы и надписывали: ‘Товарищи, прикуривайте’?
В одной церкви на престоле устроили отхожее место.
Одержимый выбросил на пол в алтаре из дароносицы запасные дары, растоптал их, а в дароносицу насыпал табаку…
На поле брани остался убитый красноармеец, на нём были штаны из священнической ризы — и сшиты так, что крест приходился назади…
Довольно?
А если вы слышали когда-нибудь эту проклятую, эту подлую ругань, в которой переплетаются имена Божией Матери и Иисуса Христа, то если в вашем сердце осталась хоть капля религиозного чувства, вы поймёте, кто виновник этих диких кощунств.
Человеческому уму до них не додуматься!..
Но, по словам Симеона Нового Богослова, ‘без греха самого человека нельзя диаволу схватить человеческую душу’.
В чём же грех русского народа?
Руководители народных масс ведали, что творили. Они знали, что, пока в народе жива вера, нельзя разбудить в нём тёмные страсти, и они вырвали из души народной лучшее, что в ней было — религиозное чувство.
Конечно, этого нельзя было сделать сразу. Подготовлялось годами. И в этой разрушительной работе тяжкий грех лежит на совести нашей интеллигенции. Разве она ‘от имени науки’ не ‘разъясняла’ народу, что религия ‘устарела’ и что ‘давно доказано’, что Бога нет?
Наша интеллигенция изумительно невежественна вообще, а в религиозных вопросах особенно. У нас каждый гимназист первого класса знает, что ‘наука давным-давно доказала’… А вот Пирогов, например, один из самых глубоких религиозных русских людей, говорит, что его ‘бедный ум’ после долгих исканий вынужден был остановиться на признании Бога. Другой великий ученый Пастер говорит: ‘Я знаю много и верую, как бретонец. Но если бы знал вдвое больше, веровал бы, как бретонская женщина’. Таким образом, наши ‘гимназисты’ говорят ‘от лица науки’ то, чего не знали ни Пирогов, ни Пастер. И неужели, если бы наука действительно ‘доказала’, об этом нельзя было бы ‘довести до сведения’ таких людей, как Толстой, Достоевский, Вл. Соловьёв, Вирхов, Лодж и т. д.? Вы скажете: но есть же учёные люди и не верующие. Есть! Но их неверие не от ‘знаний’, не от ‘науки’. Ибо религия и наука касаются совершенно различных областей познания.
Можно быть невеждой, а не верить в Бога, и можно быть ученейшим человеком, как Пирогов или Вл. Соловьёв, и в то же время иметь пламенную религиозную веру. Кто бы ни отрицал Бога — учёный или невежда, он может делать это только от своего собственного имени, а не от имени ‘науки’.
Но у нас произошло не то. Наши недоучки, получившие ‘брошюрочное образование’, понесли в народные массы ядовитую ложь, что уже ‘давно доказано’ — Бог умер. Попы всё врут. Для собственной выгоды. В брошюрах, в прокламациях, в митингах, в рабочих кругах — всюду говорилось об этом.
Как не поверить! Люди учёные! Им и книги в руки!
Покачнув веру народа, не трудно было вызвать в нём зверя из тёмных бездн духа. Не трудно было искусить его теми искушениями, которые отверг в пустыне Христос. Народ наш голодал. И в нём не трудно было разжечь зависть к сытой жизни буржуазии, не трудно было разбудить самые тёмные инстинкты и подтолкнуть на насилие и грабеж.
Народ наш долго жил в порабощении, и его не трудно было соблазнить жаждой власти — льстиво поклонившись, как самодержцу.
И народ стал грабить и возомнил себя царём.
И народ согрешил. И бесы ‘схватили народную душу’.
И всё же Россия возрождается! Добровольческая армия подняла знамя этого возрождения. Но мы, видящие ‘внутренний фронт’ — фронт душ человеческих, знаем, что какие бы победы ни одерживались там, на поле сражения, окончательное возрождение ‘Святой Руси’ невозможно, пока народ вновь не вернётся ко Христу. И я верю свято, что возрождение уже наступает. Залог этого в той великой скорби, которую пережила страна.
Вы помните знаменитое стихотворение Некрасова:
Внимая ужасам войны,
При каждой новой жертве боя
Мне жаль не друга, не жены,
Мне жаль не самого героя…
Увы! утешится жена,
И друга лучший друг забудет,
Но где-то есть душа одна —
Она до гроба помнить будет!
Средь лицемерных наших дел,
И всякой пошлости и прозы
Одни я в мире подсмотрел
Святые, искренние слёзы —
То слёзы бедных матерей!
Им не забыть своих детей,
Погибших на кровавой ниве,
Как не поднять плакучей иве
Своих поникнувших ветвей…
Если бы поэт жил в наши дни, он не написал бы этого!
Искренними кровавыми слезами плачет вся Россия. Не только матери! Плачут и отцы, и жёны, и братья, и сёстры, и дети наши. Вся Россия одета в траур. Вся она покрыта крестами.
Вы плачете? Но вы и молитесь! И мне иногда приходит в голову: что было бы, если б у этих покрывших русскую землю могил не только плакали бы, но и молились, — какая вселенская панихида прозвучала бы над землей! Ужели Господь не услышал бы этой молитвы! Услышал бы. И услышит.
Наступит время, когда народ наш сознает свой страшный грех. У этих же самых алтарей, у этих же самых осквернённых им икон он будет и молиться, и плакать, как не молился и не плакал никогда, — потому что никогда так не грешил. И тогда снова придёт к народу русскому Христос. Исцелит его душу. И снова станет страна наша Святою Русью, и снова народ наш станет избранными народом.
Помните воскрешение дочери Иаира? Как умерла у Иаира дочь, и он позвал Господа исцелить ее? Христос пошёл, но на пути встретили его слуги с известием, что больная умерла: ‘Не утруждай Учителя’.
А разве из вас никто не думает, что Россия умерла? Думаете! И даже, как на признак смерти её, указываете на её разложение!
Но Господь продолжал Свой путь. И взошёл в дом Иаира, где собрались плакальщики и народ для погребения. И сказали Христу: ‘Девица умерла’. Но Господь ответил: ‘Она спит’. И смеялись над Ним.
А разве вы никогда не смеялись над тем, кто верует, что Россия тяжко больна, что не смерть сковала её, а тяжкий кошмар?
И сказал Господь:
— Девица, тебе говорю: встань!
Но кто из вас осмелится рассмеяться, когда прозвучат и в стране нашей слова Христа пришедшего к согрешившему, но и раскаявшемуся народу Своему.
Россия — встань!
‘Сын человеческий пришёл взыскать и спасти погибшее’.
Это великое обетование лежит в основе церковного строительства на земле.
По словам Ефрема Сириянина, ‘вся Церковь есть Церковь кающихся — вся она есть церковь погибающих’.
Да и как же иначе? Разве ложны слова молитвы: ‘Верую, Господи, и исповедую, яко Ты еси воистину Христос, Сын Бога живаго, пришедый в мир грешные спасти, от них же первый есмь аз’.
Да, все мы грешные — и помыслами, и делами, и всею жизнью нашей.
Мне запомнились удивительные слова из дневника Пирогова: ‘Иногда ни с того ни с сего приходят мысли, до того низкие и подлые, что при первом своём появлении из тайника души невольно бросают в краску — иногда даже чувствуешь, как будто эти мысли не твои, а другого самого низкого существа, живущего в тебе’.
Не апостол ли Павел написал эти огненные покаянные слова: ‘Доброго, которого хочу, не делаю. Если же делаю то, чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех’… ‘Бедный я человек! кто избавит меня от сего тела смерти? Тот же самый, я умом моим служу закону Божию, а плотию — закону греха’.
Безумие жизни нашей становится ясным и для слепых перед лицом смерти. Мы живём так, как будто бы не собираемся умирать. Как будто бы смерть какое-то неприятное происшествие с одним из наших знакомых. А мы, может быть, и не умрём. Нет, умрём!
Если бы мы по-настоящему, всегда думали о смерти, мы не могли бы жить так, как живём. Толстой по приезде из деревни в Москву писал, что Москва представляется ему сумасшедшим домом. Все торопятся, спешат, хлопочут. ‘Все устраиваются, — с горечью восклицал он, — когда же начнут жить?’
И в самом деле, мы устраиваемся всю нашу жизнь. Устраиваем своё материальное благополучие. Устраиваем семью. Ставим детей на ноги. И незаметно подходит старость. И час смертный. Но, умирая, что мы вспомним, подводя итог прожитой жизни? Ведь всё материальное останется здесь. Что же мы возьмём туда? Какой душевный ‘багаж’ накопили мы за всю прожитую жизнь? Умирать нам не с чем!.. Когда видишь человека в гробу, всё это делается неотразимо ясно. А потом забывается, и живёшь по-прежнему.
Я недавно принял сан. Всего полтора года. За это время я похоронил человек тридцать. Но одни похороны навсегда останутся у меня в памяти.
Хоронили с выносом. За гробом шла жена покойного. Простая женщина. Шли в гору. И когда останавливались, чтобы служить литии, и гроб ставили на табуретки, голова покойного беспомощно свешивалась набок. Вдова умершего каждый раз с каким-то неудержимым порывом припадала к гробу, поправляла голову покойника и начинала рыдать навзрыд. И я чувствовал всем существом своим, что всю остроту горя своего она испытывает именно в этот момент, когда видит эту беспомощность, эту свисающую набок голову.
А разве нас, таких же беспомощных, не понесут на кладбище? Вы думаете, что среди вас, сейчас здесь находящихся в церкви, нет обречённых умереть через два-три дня, а может быть, и сегодня? Пройдёт 20-30 лет — что останется от всех здесь собравшихся? Небольшое кладбище! Конец один. Каждого из нас впереди ждёт деревянный ящик и яма в земле. Над каждым из нас занесена рука священника, который посыплет нас землей, над каждым из нас прозвучат слова: ‘Господня земля и исполнение ее, вселенная и вси живущие на ней’.
Всё, что касается судьбы отдельного человека, касается судьбы и целого народа. Безумна жизнь каждого из нас во имя материальных благ. Но такое же безумие может быть движущей силой и народных масс.
Именно это мы сейчас и переживаем.
Социализм, под флагом которого свершаются сейчас народные движения, отрицает загробную жизнь. Это отрицание низводит человека на степень простого физического ‘тела’, подчинённого всем неизбежным физическим законам. Если нет в человеке бессмертной души и он не что иное, как ‘материя’, состоящая из некоторой комбинации невидимо малых частиц бездушного вещества, — чем отличается он от растения, птицы, зверя? И социалистический строй не является ли просто-напросто одинаковыми стойлами, где люди-животные будут получать одинаковый ‘рацион’? Наши ‘социалисты’ до того прониклись материализмом, что даже Бога ‘опровергают’ тем, что Его нельзя ‘видеть’ и ‘ощупать’ руками! Один из этих безбожников, кощунствуя в алтаре, так и кричал:
— Если есть Бог, пусть он сейчас накажет меня!
Да, им нужен Бог, который схватил бы негодяя за шиворот и потащил к выходу, как жандарм. В такого Бога они уверовали бы и приниженно, как хамы, залепетали бы: ‘Веруем, Господи!..’
Когда человек размышляет о смерти, он с особенной силой и ясностью сознаёт безумие своей жизни, всецело посвящённой материальным заботам.
Точно так же и безумие народных движений, основанных на стремлении к материальным благам, вскрывается до конца, как только вспомним о смерти.
Людей призывают ‘жертвовать своею жизнью’ для торжества социализма. Им говорят: умрите на поле брани, зато ваши ‘товарищи’ будут жить в одинаковых стойлах. Наступит ‘земной рай’. И каждый, неверующий в бессмертие, вправе ответить: ‘Моя жизнь кончится — какая же радость мне от того, что другим животным будет жить лучше после меня? Ведь и они не более, как ‘мясо’, которое бросят в землю! Какой же смысл для меня в моей жертве?’ Жизнь ‘человечества’, если вся она сводится к протухшим трупам, не имеет никакого смысла, и жертва своею жизнью для этих будущих трупов — сплошная нелепость.
Для того чтобы человек опомнился и не только сознал безумие своей жизни, но нашёл в себе силы начать жить по-новому, надо чтобы в нём проснулась совесть. И тогда нет такого страшного греха, которого нельзя было бы искупить своею последующею жизнью.
И для того чтобы опомнился обезумевший народ, нужно, чтобы проснулась совесть народная.
Кто же, кроме Церкви, может разбудить её?
Я знаю: вы укажете мне на грехи представителей Церкви.
Вы скажете: ваши архиереи — карьеристы, они не по призванию принимают монашество, а для удовлетворения своего честолюбия. Они отгородились от жизни и правят Церковью, не зная ни пастырей, ни мирян. Они больше похожи на мирских владык, чем на наместников Христа на земле.
Грешны! Воистину грешны!
Вы скажете: священники — плохи. Не учат народ. Плохо исполняют завет, начертанный на священническом кресте: ‘Образ буди верным словом, житием, любовию, духом, верою, чистотою’. Вся деятельность их сводится к исполнению треб, да и те исполняются кое-как.
Грешны! Воистину грешны!
И когда оглядываешься на свою жизнь, то видишь, что грешен. Страшно грешен!
И вы грешны!.. И вы!.. И вы!..
Все мы грешные. Все мы погибающие.
Но разве Церковь — это наши грехи, наши слабости?
В каждом грехе мы отлучаемся от Церкви. И не ваша душевная грязь именуется ‘Невестой Христовой’!
Помните ли вы слова, которые произносятся за литургией в тот момент, после которого хлеб и вино становятся истинным Телом и истинной Кровью Христовой?
— Господи, иже Пресвятаго Твоего Духа в третий час апостолам Твоим ниспославый, Того, Благий, не отыми от нас, но обнови в нас молящих Ти ся. И сотвори убо хлеб сей честное Тело Христа Твоего. Аминь. А еже в чаше сей честную Кровь Христа Твоего. Аминь. Преложив Духом Твоим Святым. Аминь. Аминь. Аминь.
И если вы — христиане, вы не можете не верить, что сам Господь здесь в храме плотию и кровию Своею пребывает с вами. А если так, о какой же ‘слабости Церкви’ может быть речь?
Церковь — это сам Господь наш Иисус Христос, как глава её. Церковь — это сонмы ангелов. Церковь — это первомученики христианские. Церковь — это святые подвижники. Церковь — это слёзы и молитвы народные, которые нёс он в течение долгих веков к подножию святых икон. Церковь — это лучшее, что есть в каждом из нас…
Да, мы, представители Церкви, как люди — грешники. Но та сила, которая стоит за нами, делает нас непобедимыми.
Сила Божия в немощи совершается. И как ни слабы мы — мы будем неустанно в храмах будить совесть народную и призывать народ к покаянию.
Мы звоним в малые колокола — нас не слышат! Мы зазвоним в большие! Не услышат? Мы ударим в набат, но совесть народную разбудим.
Или в Церкви иссяк Дух Божий! Или в таинствах святых не преподносится нам благодать Божия! Верую — пошлёт Господь и апостолов, и пророков, и подвижников. И с помощью Божьей они совершат великое дело — возрождение Церкви и спасение России. Я знаю: гром не грянет — русский человек не перекрестится. Но гром уже грянул!
Так креститесь же!..
Аминь.