В. Корсакова.
Романов (Юрьев-Захарьин), Никита Романович, Корсакова Варвара Дмитриевна, Год: 1918
Время на прочтение: 17 минут(ы)
Романов, Никита Романович (также Юрьев-Захарьин) — боярин, умер 23-го апреля 1586 г., сын Романа Юрьевича Захарьина и жены его Иулиании Феодоровны и любимый шурин царя Иоанна Грозного. Он был женат дважды: в первом браке — на дочери Ивана Дмитриевича Ховрина — Варваре Ивановне Ховриной (ум. 18-го июня 1552 г.), во втором (вероятно, с 1555 г.) — на княжне Евдокии Александровне Горбатовой-Шуйской, (ум. 4-го апреля 1581 г.), дочери князя Александра Борисовича Горбатова-Шуйского. Долгое время историки полагали, что от его первого брака родился сын Феодор, впоследствии Патриарх Филарет Никитич. Вопрос о том, которая из двух жен Никиты Романовича была матерью Феодора, сильно интересовал Гр. Вас. Мещеринова, занимавшего в 1882—1901 гг. место командующего войсками в Казани, он изучил мельчайшие подробности, которые могли пролить свет на выяснения этого вопроса, и доказал, что Феодор был старшим сыном от второго брака его отца.
В 1547 г., на свадьбе царя Ивана Васильевича с Анастасией Романовной, Никита Романович, как один из братьев невесты, был ‘спальником’ и ‘мовником’. 3-го ноября того же 1547 г., на свадьбе князя Юрия Васильевича с княжной Ульяной Дмитриевной Палецкой, у постели была его жена Варвара Ивановна, а сам он должен был спать у постели, ездить с князем и мыться с ним в мыльне. В 1547—1648 гг. в неудачном Казанском походе, продолжавшемся с 11-го декабря 1547 г. до 7-го марта 1548 г., (вследствие оттепели войска должны были вернуться из Роботок в Москву), Романов находился рындой у царя. В 1552 г., во время взятия Казани, он вероятно был с царем, так как князь Курбский в ‘Истории’ упомянул, что шурья, т. е. Данило и Никита Романовичи, посоветовали царю немедленно вернуться в Москву. Затем в течение семи лет ничего не известно о службе Никиты Романовича. В 1559 г. во время Ливонского похода, он был товарищем князя Василия Семеновича Серебряного в передовом полку, а затем князя Андрея Ивановича Ногтева-Суздальского в сторожевом полку, где упоминается уже в чине окольничего. В 1560 г. в Разряде сказано: ‘А наперед больших бояр и воевод ходили в войну: в большом полку боярин князь Василий Семенович Серебряный, да окольничий Никита Романович Юрьев’. В 1562 г. ему пожаловано было боярство. Весной 1564 г., по Крымским вестям, он был назначен быть в Кашире вторым воеводой правой руки, товарищем к князю Ив. Феод. Мстиславскому, вторым воеводой в левой руке был князь Андрей Ив. Татев. Воевода большого полка князь Ив. Дм. Бельский писал государю, что князь Татев ‘списков не взял’, а сам князь Татев писал государю, что ему ‘в левой руке быти не мочно для Никиты Романовича, что Никита в правой руке’. Царь ответил обоим, чтоб он ‘списки взял, и в левой руке был, а меньши ему Никиты быти пригоже’. По ‘тайной росписи’ Никита Романович должен был идти с сторожевым полком ‘с берегаи навстречу к царю Ивану Васильевичу. В августе того же 1564 г. он был вызван из Каширы в Москву для переговоров с Литовским гонцом, из Коломны был одновременно вызван и князь Ив. Дм. Бельский. В том же году, в случае прихода Крымских людей на Украйну, Романов назначен был, в числе других бояр, остаться в Москве. В начале 1565 г., когда царь Иван Васильевич разделил Московское государство на ‘опричнину’ и ‘земщину’, то оставил Никиту Романовича членом Земского правления. В мае 1565 года Никита Романович подписался под грамотою об отправлении посольства в Ногайскую орду, к новому владетелю ее Тип-Ахмету, сыну умершего в 1563 г. Измаила, заклятого врага Крымского хана Девлет-Гирея.
В 1566 г., после смерти своего брата Даниила Романовича, он был сделан дворецким и получил звание ‘наместника Тверского’. Из грамот от 15-го января и 11-го марта 1566 г. видно, что Иоанн Грозный, прогневавшись за что-то на своего двоюродного брата князя Владимира Андреевича, дал ему вместо старинных его городов Старицы и Вереи с волостями свои два города: Дмитров и Звенигород, тоже с волостями. Со стороны Иоанна при этой мене были бояре: Ив. Петр. Федоров и Никита Романович Юрьев, казначей Никита Афан. Фуников и дьяк Путила Михайлов. С 7-го мая по 15-е сентября 1566 г. в Москве находилось посольство от Польского короля Сигизмунда-Августа к царю Ивану Васильевичу: паны Хоткевич, Тишкевич и писарь Гарабурда, они желали заключения вечного мира, но ближняя дума, состоявшая из князя Ив. Дм. Бельского, Ив. Вас. большого Шереметева и Никиты Романовича решила толковать с ними лишь о перемирии. 2-го июля 1566 г. была выдана послом Польского короля грамота об отказе в перемирии, под этой грамотой подписался и Никита Романович. В 1567—1570 г. в Москву неоднократно приезжали посольства от Польского короля, и каждый раз на долю Никиты Романовича выпадало вести с ними переговоры. В 1569 г. Романов по росписи от Польской Украйны назначен был быть в правой руке товарищем у князя Ив. Феод. Мстиславского, а в случае прихода Крымских людей идти ‘за реку’, т. е., за Оку, с передовым полком. В 1570 г. Романов был оставлен на Москве, когда ратные люди были посланы ‘на берег’ по Крымским вестям. В 1571 г. Никита Романович и Феод. Вас. Шереметев ставили город на одном из полуостровов озера Нещерди, в нынешней Витебской губернии, близ границ Себежского и Невельского уездов.
В 1572 г., в зимнем походе царя Иоанна в Великий Новгород и против шведов, Романов был одним из воевод передового полка, а затем оставлен был в Новгороде, в числе годовых воевод. В 1573 г. он был вторым воеводой передового полка в Ливонском походе под Пайду, а осенью этого года находился в Муроме по время сборов для похода под Казань, поход этот был отменен, так как ‘Казанские люди в Муроме добили челом и договор учинили о всем по Государеву наказу’. В том же году он был в ‘сидячих боярах’ на свадьбе Арцымагнуса с княжной Марьей Владимировной, В январе 1574 г. царь Иван Васильевич снова послал Никиту Романовича в Ливонский поход товарищем Ногайского мурзы Афанасия Шейдяковича в большом полку. Когда поход окончился, расписаны были воеводы по полкам ‘Литовской украйны’, и вторым воеводой большого полка (первым воеводой был царь Симеон Бекбулатович) оставлен был Никита Романович, а вторым воеводой в правой руке — князь Андрей Вас. Репнин. Царь Симеон писал об этом царю из Новгорода, — и государь ответил: ‘велено на той службе быть без мест, а как служба минетца, и государь тогды дела их послушает’. В мае 1574 г. Романов стоял с полком правой руки в г. Мышеге, Тарусского уезда, для приходу Крымских людей. Незадолго до того, в феврале 1574 г., он назначен был, вместо умершего князя Мих. Ив. Воротынского, начальником над сторожевою и станичною службою. Это назначение доказывает, что царь Иван признавал сторожевую службу одною из важных отраслей государственного управления и заботился, чтобы она и после князя Воротынского продолжала совершенствоваться. Никита Романович вызвал станичных голов, вожей и станичников, расспросил их об урочищах, где назначены были станицы и разъезды по приговору князя Воротынского, и пожелал узнать их мнение, остаться ли при прежнем порядке, или сделать изменения? По-видимому, распределение станичных разъездов и сторож осталось прежнее, но для поощрения станичников и сторожей Никита Романович счел необходимым назначить им поместные оклады и денежное жалованье, что в том же году и было утверждено Боярской Думой. В 1575—76 гг. линия украинских укреплений настолько подвинулась вперед, что в нее поступили некоторые вновь выстроенные города, а многие прежде существовавшие пришлось укрепить и приспособить к пограничной службе. Вследствие этого Никита Романович вызвал в 1576 г., для новых расспросов, лиц, служивших на станицах и сторожах, и сделал некоторые изменения согласно с показаниями станичных голов, напр., отменено было прежнее правило высылать сторожей в степь к первому апреля и велено сообразоваться с временем открытия весны. По-видимому, тогда же было составлено расписание, из каких городов каким служилым людям быть на сторожах и на каком жалованье. В феврале 1577 г. ‘стоялые головы’, бывшие на станичной службе в 1576 г., подали Никите Романовичу жалобу, что украинские воеводы назначают на ‘вторые и третьи перемены’ людей, плохо вооруженных, ‘худоконных’ и неспособных для степной службы. Никита Романович доложил об этом царю и получил от него разрешение передать в ведение дьяков Разрядного Приказа назначение боярских детей на станичную службу, на все три перемены.
Украинским воеводам и осадным головам велено было высылать боярских детей в станицы не иначе, как по вестям про воинских людей, ‘а без вестей бы станиц не посылати, и тем бы воинским людем истомы не чинили’. Кроме того, для облегчения боярских детей не велено назначать на степную службу подряд два раза одних и тех же людей. Ближайший надзор за сторожами поручен осадным головам, которые обязывались следить за исправностью службы и выезда сторожей и подвергались ответственности за недосмотр. После строгого разбора украинских сторожей, годные для сторожевой службы поверстаны были добавочными поместными окладами и денежным жалованьем, а на место негодных выбраны лучшие из городовых служилых людей. В 1578 г. станичники подвинулись еще вперед и оставили далеко за собою Дон и его притоки. Крымцы, преследуемые сторожами, прокладывали новые дороги, но сторожи разыскивали эти новые пути и доносили Московскому правительству, которое немедленно принимало надлежащие меры. В 1579 г. Никита Романович усилил отряды двух станичных голов и так распределил их ‘разъезды’, что крымцы должны были отказаться от проезда по новой дороге через Калмиюс. Станичная служба получила столь правильную постановку, что ежегодно доставляемые в Разряд росписи достигли поразительной точности. В первые два года царствования Феодора Иоанновича (1584—1585 гг.) сторожевая украинская служба оставалась без изменений, а с 1586 г., по приговору Никиты Романовича, линия укреплений выдвинулась в степь до Сосны и устья Воронежа, и решено было выстроить два новых города: Ливны и Воронеж.
Рассказав вкратце о деятельности Никиты Романовича по обороне южной окраины Московского государства, о его заботливости и справедливости по отношению к служилым людям, находившимся под его начальством, вернемся к 1575 г. Участвуя в этом году в Ливонском походе, Никита Романович взял город Пернау (Пернов) и изумил жителей великодушием, предоставив им право добровольно присягнуть Московскому царю или удалиться из города со всем своим имуществом. В декабре этого же 1575 года приехали великие послы Немецкого Императора, Иоганн Кобенцель и принц Даниил из Бухова. Их задержали в Дорогобуже, куда явились Никита Романович, князь Сицкий и дьяк Андрей Щелкалов с наказом от царя устроить съезжий двор и, ‘сославшись’ с Немецкими послами, съехаться с ними на этом дворе и спросить от имени царя, за каким делом они приехали. Велено было выяснить, что не раз уже под видом послов приезжали торговые люди, которым оказывались почести, подобающие лишь послам. Иоганн Кобенцель и принц Даниил из Бухова ответили, что они приехали, чтобы подтвердить прежний союз и уговориться о Литовском деле и о всяком христианском прибытке, речи Императора они желали передать самому Царю. В 1577 г. Никита Романович был снова назначен участвовать в Ливонском походе, и Новгороде по росписи у него должны были собираться к Преполовению: Костромичи, Галичане, Вотская и Обонежская пятины. Весной царь Иоанн прибыл в Новгород с обоими царевичами, и Никита Романович должен был предводительствовать правой рукой. В том же 1577 г. он был в числе судей для разбора местнических счетов по челобитью Фомы Аф. Бутурлина на Ив. Вас. Шереметева Меньшего, суд не состоялся, так как Ив. Вас. Шереметев погиб в сражении под Колыванью (Ревелем). В конце 1578 г. начались сильные приготовления к войне со Стефаном Баторием, во главе бояр и приказных людей из земщины показан Никита Романович.
В 1580 году Царь Иван Васильевич обратился к Папе Григорию XIII с просьбой о посредничестве между Россией и Польшей. Папа послал для ведения дипломатических переговоров известного иезуита Антония Поссевина, который и был неоднократно принят царем Иваном Васильевичем в Старице с 20-го августа по 12-е сентября 1581 г. После того Поссевин поехал в Польшу, откуда и послал царю Ивану гонцов с грамотами. В ноябре царь с семьей находился в Александровской Слободе, 9-го ноября там были и Никита Романович с дьяком Андреем Щелкаловым, государь ‘думал с ними о польских делах’, и между прочим было приговорено, чтобы царь переехал в Москву в среду 15-го ноября, ввиду предстоявшего приезда Литовского гонца от Стефана Батория. После отъезда из Александровской Слободы Никиты Романовича и дьяка Щелкалова сильно занемог царевич Иван Иванович, вследствие удара, нанесенного ему отцом, в порыве гнева, железным посохом. Царь растерялся, но надеялся на выздоровление сына. Вот что он писал 12-го ноября: ‘От великого князя Ивана Васильевича всеа Русии боярину нашему Миките Романовичю Юрьеву да дияку нашему Ондрею Щелкалову — которого вы дня от нас поехали, тово дни Иван сын разнемогся и нынече конечно болен, и что есмя с вами приговорили, что было нам ехати к Москве в Середу заговевши, — и нынече нам для сыновни Ивановы немочи ехати в Середу нелзя, и вы б о том помыслили, как тому быти, что король гонца своего прислал, а велит делати наскоро, и вы б к нам отписали, как о гонце о королеве быти, а нам, докудова Бог помилует Ивана сына, ехати отсюда невозможно. Писан в Слободе лета 7090, Ноября в 12 день’. На другой же день боярин Никита Романович и дьяк Щелкалов ответили царю. В начале отписки, как это было принято, повторялось содержание царской грамоты. Дальше следовало: ‘И мы холопи твои поговорили: Литовского для гонца тебе, государю, ехати не пригож, покаместа Бог Свое милосердие подаст облехченье государю нашему царевичю князю Ивану в его болезни. А про гонца, государь, про Литовского весть переновилась…: послан он в Новгород ко князю Ивану Голицыну с товарыщи от папина посланника от Онтонья (Поссевина) с листом’. Из этой отписки видно, что Никита Романович и дьяк Щелкалов не придали особого значения болезни царевича. 14-го ноября они вместе с другими боярами ‘сидели’ в Москве о посольском деле и лишь 15-го или 16-го были вызваны в Александровскую Слободу и привезли с собой медиков. Помочь царевичу оказалось невозможно, и 19-го ноября он скончался.
Вскоре после погребения царевича, 27-го ноября 1581 г., Никите Романовичу пришлось делать распоряжения и рассылать грамоты, чтобы были наготове со всею службою стрелецкий голова и сотники, назначенные, в случае заключения мира с Польшею, ехать в города Холм, Луки Великие, Невль и Заволочье. В 1582 г., февраля 18-го, Антоний Поссевин был принят в Москве царем Иваном Васильевичем, в ‘ответе’ с ним назначены быть: Никита Романович, два думных дворянина и дьяки. В 1583 г. приехал в Москву Английский посол Боус, чтобы выхлопотать англичанам исключительное право входа с товарами во все Беломорские пристани и жалованную грамоту Английским купцам на беспошлинную торговлю. В ‘ответе’ с ним были: Никита Романович, Богдан Яковлевич Бельский и дьяки Андрей Щелкалов и Савва Фролов. После долгих переговоров царь велел передать Боусу окончательное решение, которым он остался недоволен: к пяти пристаням дозволялось приставать только англичанам, к Пудожемскому устью — испанцу Ивану Белобороду, к Коле — французам. Вскоре после того умер царь Иван Васильевич, оказывавший Боусу, по собственному его выражению, милость, жалованье и честь великие, свыше его достоинства. По вступлении на престол Феодора Иоанновича отношения к нему изменились: он был, как позднее сам говорил русскому посланнику в Лондоне, и ‘опозорен, и обесчестен и не чаял себе живу быти от бояр, ото князя Ивана Мстиславского да от Шуйских, да от Никиты Романова, да от диака Ондрея Щелкалова’. Если он остался жив, то только благодаря заступничеству Бориса Годунова, с великим жалованием и честью отпустившего его в Англию. По слонам Боуса, англичане не получили исключительного права торговли в России потому, что голландцы приобрели расположение трех главных советников царских: Никиты Романовича, Богдана Бельского и Андрея Щелкалова. Голландцы будто бы подносили им беспрестанно подарки и заняли у них большие суммы денег из 25 % годовых. Боус указывал на это, как на благовидную взятку, но в конце XVI в. размер роста определялся в заемных кабалах, ‘как идет в людях, на пять шестой’, т. е., обычно был высок, равняясь 20 %.
Перед смертью царь Иван Васильевич поручил своих сыновей Феодора и Димитрия нескольким приближенным и именитым людям, во главе этих лиц несомненно стоял Никита Романович., который, по единогласному указанию современников, занял первое место при дворе своего племянника, царя Феодора. Кроме того, большим значением пользовались шурин царя — Борис Годунов, князь И. Ф. Мстиславский и дьяки Щелкаловы. Никита Романович находился в родстве, хотя и дальнем, с Борисом Годуновым, так как отдал дочь свою Ирину замуж за Ив. Ив. Годунова, троюродного его племянника, будучи женаты на двух родных сестрах, княжнах Горбатых-Шуйских, Никита Романович и князь Ив. Феод. Мстиславский были свояками, к Щелкаловым Никита Романович относился весьма дружелюбно, так как ценил в них ум и выдающиеся государственные способности. Из этого ясно, что в первые месяцы царствования Феодора, пока Никита Романович был здоров, власть сосредоточивалась в кружке лиц, которые находились между собою в родственных и дружеских отношениях. Когда, вскоре после смерти Иоанна Грозного, произошел в Москве мятеж и народная толпа требовала выдачи Бельского, обвиняя его, что он извел царя Ивана и намерен извести и Феодора, — к народу вышли для увещания: князь Ив. Феод. Мстиславский, Никита Романович и дьяки Щелкаловы.
В августе 1584 г. Никита Романович сильно занемог и не был уже в состоянии принимать участия в делах правления. Чувствуя приближение смерти, он взял с Бориса Годунова клятву ‘соблюдать’ его детей и ‘вверил’ ему попечение о них, один из современников свидетельствует, что Борис ‘клятву страшну тем сотвори, яко братию и царствию помогателя имети’. Во все царствование Феодора Годунов, действительно, имел Романовых в ‘завещательном союзе дружбы’, как выразился писатель того времени князь И. М. Катырев-Ростовский, женившийся в 1608 г. на дочери Феодора (Филарета) Никитича, Татьяне, следовательно, хорошо осведомленной обо всем, что касалось Романовых. Никита Романович принял пострижение и даже схиму перед кончиной. В Новоспасском монастыре в памятнике написано: ‘лета 7094 (1586), апреля в 23 день, представим раб Божий болярин Никита Романович Юрьев-Захарьин, во иноцех Нифонт схимник’.
От первого брака с Варварой Ивановной Ховриной у Никиты Романовича не было детей. От второго брака с княжной Евдокией Александровной Горбатой-Шуйской он имел шесть сыновей и шесть дочерей: Феодора (впоследствии Патриарха Филарета), Александра, Михаила, Ивана, Василия и Льва. Дочери его: Иулиания умерла во младенчестве, Анна была замужем за князем Феодором Ивановичем Троекуровым, Евфимия — за князем Иваном Васильевичем Сицким (обоих, т. е. и жену, и мужа, постригли при царе Борисе в монашество), Марфа — за князем Борисом Камбулатовичем Черкасским, Ирина — за боярином Иваном Ивановичем Годуновым, Анастасия — за боярином князем Борисом Михайловичем Лыковым. — Сыновья Никиты Романовича были известны в конце царствования Феодора Иоанновича, а также и при царе Борисе, под именем ‘Никитичей’, что указывает на их сплоченность и дружбу между собой. Они-то стали называться не Захарьиными и не Юрьевыми, а Романовыми по своему деду, Роману Юрьевичу.
Остается сказать о земельных владениях Никиты Ром. и о том, как он воспевается в народных песнях.
2-го октября 1550 г. состоялся указ о раздаче под Москвою, верст на 60—70 в окружности, поместий и вотчин избранной тысяче ‘детей боярских — лучших слуг’, а также боярам и окольничим, обязанным быть готовыми к посылкам, но не имеющим жалованных поместий и вотчин ближе 50 или 60 верст от Москвы. Избранная тысяча была разбита на три статьи, Никита Романович записан был в первую статью, — следовательно получил 200 четвертей земли в Московском уезде (при переводе на десятины, это составит всего 300 десятин в трех полях). Царь Иван Васильевич щедро наделил землями Никиту Романовича и его мать Иулианию Феодоровну, что видно из следующего места духовного завещания Царя: ‘…и что есми пожаловал Романову жену Юрьевича и ее сына Никиту волостьми и селы… — и в те вотчины сын мой Иван и сын мой Федор не вступаются’. В самой Москве Никита Романович владел, между прочим, огромной усадьбой в Китай-городе, на Варварке, часть этой усадьбы занята в настоящее время палатами бояр Романовых.
Благодаря тем материалам, которые находятся в статье Д. В. Цветаева: ‘Избрание Михаила Феодоровича Романова на царство’ (‘Журн. Мин. Юстиции’ 1913 г., январь), мы узнаем названия некоторых вотчин Никиты Романовича. Впоследствии вопрос о землевладении Романовых по документам Архива Министерства Юстиции (как обещает Д. В. Цветаев) явится предметом особого исследования. Начнем обзор с Московского уезда. В Васильцовом стану Никите Романовичу принадлежали: село Измайлово, которое так любил впоследствии царь Алексей, и село Рубцово, при обоих селах было 7 населенных деревень, три пустоши и около 1000 десятин пашни. В Монатьином, Быковом и Коровином станах к нему перешли большие вотчины князей Токмакова и Серебряного и других владельцев, село Чашниково, с каменной двухпрестольной церковью, и сельцо Филисово, при них 9 населенных деревень, 24 пустоши, селище, большие покосы, 32 десят. лесу и около 1300 десятин пашни. В Коломенском уезде, в Большом Микулином стане: села Степаново и Лысцово-Цепеево, с сенокосами, лесом и около 1650 десятин пашни, в селе Степанове, кроме того, ‘2 пруда с рыбою, а на пруде же мельница немецкая, а в селе — церковь Благовещения Пречистыя Богородицы, камена, да 2 предела’. В Юрьево-Польском, Владимирском и Муромском уездах, т. е., в восточной части Замосковья, находились: Петровское, Клины, Смердово, Лычево, Кигалеево, Заколпье, Георгиевское. Около Нерехты — село Денисовское. В уездах: Галичском, Чухломском и Солигаличском — Анофриево, Шулева, Зосима-Савватий, Никола Мокрый, Степурино, Верховье и др. К северу от Москвы, по направлению к Бежецкому Верху: Хабацкое, Суслово, Лихачево, Федорково. Около Твери: Тургенево, Свистуново. На запад от Москвы — вотчина в Вязьме. В Новгородском крае у него были владения в Буретском погосте Шелонской пятины и в Ивановском погосте Вотской пятины. В самом Новгороде жили многие из людей Никиты Романовича и занимались разными промыслами. На южной окраине Московского государства у него были обширные земли в Калужском (Карамышево, Спасское), Епифанском, Ряжском Данковском, нынешнем Лебедянском и Елецком уездах. По местоположению вотчины распределялись так: к западу от городка Скопина, также принадлежавшего Никите Романовичу — Кремлево, к востоку — Вослеба, к югу от Данкова — Романово, Мокрое, у Ельца — Черное, между Ельцом и Липецком — Студенец, к югу от Липецка — Сырское и Троицкое. В Каширском уезде — село Рожественно с деревнями, сенокосами, лесом и более 1500 десятин земли. Вероятно, многие из этих земель Никита Романович приобрел в то время, когда заведовал обороною южной окраины. Он принадлежал к числу самых крупных землевладельцев своего времени, и на его земли, а впоследствии в вотчины его сына, Ивана Никитича, стремились крестьяне, жившие за небогатыми помещиками и вотчинниками, сознавая, что найдут в них заступников и покровителей.
Существует несколько вариантов народной песни, главным героем в которой выставлен Никита Романович. Вот суть этой песни: на веселом пиру царь Иван Васильевич стал хвалиться, что ‘вывел измену’ из своей земли. Царевич Иван Иванович припомнил отцу, что они ‘много силы потратили’, когда стояли под Псковом, и заявил, что произошло это вследствие ‘великой изменушки’ царевича Феодора. Царь сильно рассердился и приказал Малюте Скуратову взять Феодора и казнить его за Москвой рекой. Царица Анастасия Романовна поспешила к своему брату Никите Романовичу, который в это время спал. Надо было торопиться, чтобы застать царевича в живых, и в песне замечательно картинно представлена та быстрота, с какой собрался Никита Романович:
‘Скоро вставал на резвыя ноги,
Сапоги надевал на босыя ноги,
Шубу надевал рукавом на плечо,
Шапку надевал блином на главу,
Садился на коня не на седланного,
Скоро поскакал за Москву реку…’
Он крикнул Малюте Скуратову:
‘Не за свой ты кус принимаешься!
Этим кусом сам подавишься!’
При этом он толкнул Скуратова в грудь, Скуратов не устоял на ногах и упал замертво. После того Никита Романович увел племянника в свои белокаменные палаты, а сам отправился навстречу царю Ивану, который шел к ранней обедне в ‘смирном’ платье, заливаясь горючими слезами. Никита Романович поклонился ему и с усмешкой сказал: ‘Поздравляю вас с двумя сынами: с первым — Иван Ивановичем, с другим Федором Ивановичем’. Царь опалился гневом на своего шурина за насмешку, но, узнав от него, что Федор жив и находится в его палатах, обрадовался и спросил, чем его пожаловать: третью земли, золотой казной, городом, крестьянами или Москвою? Никита Романов просил пожаловать лишь тремя улицами: Арбатом, Никитской и Мясницкой и даровать этим улицам право убежища, т. е. чтобы не захватывали и не обыскивали тех людей, которые на них взойдут.
В другом варианте песни царь прогневался на самого Феодора Ивановича за его заявление на пиру, что ‘измена’ не только не выведена из всей земли, но существует в самом дворце и изменник постоянно находится при царе. Схваченный по приказанию отца Скуратовым, царевич немедленно отправил к своему ‘дедушке, к любимому царскому дядюшке Никите Романовичу’, с известием о предстоящей казни. Никита Романович, в ‘одной тоненькой сорочушке без поясу, в однех шолковых чулочках без чоботов’ вышел на крыльцо и приказал подвести двух лучших коней, — одного для себя, другого для своего ключника. Так как царь приказал Скуратову отрубить голову царевичу и, воткнув ее на острый кол, поставить перед царскими окнами, то Никита Романович пожертвовал своим любимым ключником. Вместо царевича был обезглавлен ключник и его голова на колу помещена перед царскими окнами. Сам же Никита Романович, на радости, что спас племянника, затеял пир в своих палатах.
В третьем варианте царевич Феодор прогневил отца тем, что на похвальбу царя Ивана Васильевича, что он вывел измену из Киева и выведет ее из Новгорода, Феодор заметил, что из Москвы измена не выведена, и что три боярина Годуновы — изменники. Царь велел назвать их по имени, но Феодор отказался и был отдан на казнь Малюте Скуратову. ‘Перепахнула весть’ об этом в ‘село Романовское (Преображенское) к старому Никите Романовичу’. Не спрашивая о подробностях, Никита Романович сел на неоседланного и невзнузданного коня, посадил за себя любимого конюха и поскакал за Москву-реку. Отняв у Скуратова царевича Феодора, он решил отдать ему своего конюха, чтобы было Скуратову чем ‘окровенить’ саблю и ‘замарать руки белыя’. Спасенного царевича он увез в село Преображенское. ‘Не пива ему варить, не вина курить (т. е. всяких запасов вдоволь), а пир пошел у него на радостях, а в трубки трубят по-ратному, барабаны бьют по-воинскому’. Увидав издали окровавленную саблю Скуратова и голову, которую нес его ‘подмастерье’, царь лишился чувств и три дня не пил — не ел. Тело конюха положили на большую телегу и привезли отпевать в Соборную церковь. Царь очутился в это время у церкви и, будучи уверен, что совершается погребение царевича, кинул три горсти земли на могилу и ‘с печали’ пошел бродить по Московским улицам. Бояре Годуновы шли с царем и ‘подмолвилися, ‘ что в такое скорбное время у Никиты Романовича идет веселый пир. Иван Васильевич отправил посла с приказанием немедленно привести к нему боярина. Едва только поравнялся Никита Романович с царем, как царь пронзил его правую ногу остроконечным посохом и стал выговаривать ему за пированье в то время, как у него, царя, ‘кручина несносная’. Никита Романович смело ответил, что пир идет для ‘утехи’ царевича Феодора. Царь вместе с Никитой Романовичем пошел в его палаты и, увидав Феодора невредимым, обратился к Никите Романовичу с такою речью:
‘А чем боярина пожаловати
А старого Никиту Романовича?
А погреб тебе злата-серебра,
Второе тебе питья равного,
А сверх того грамота тарханная:
Кто церкву покрадет, мужика ли убьет,
А кто у жива мужа жену уведет,
И уйдет во село во боярское,
К старому Никите Романовичу, —
И там быть им не в выдаче’.
Из всех этих вариантов ясно, что в народе сложилось убеждение о самостоятельности Никиты Романовича, о том, что он смело вступался за невинных, не опасаясь подпасть под гнев жестокого царя Иоанна, наконец — о молодецкой удали и быстроте, с которыми он приводил в исполнение свои решения. В первом из приведенных нами вариантов является заступницей за царевича Феодора его мать — Анастасия Романовна, умершая в 1560 г., когда царевичу Ивану шел шестой год, а царевичу Феодору третий год. В одном из вариантов Никита Романович называется ‘дедушкой’ царевича Феодора и ‘царским дядичкой, ‘ тогда как в действительности он приходился родным дядей Ивану и Феодору Ивановичам и шурином царю Ивану Васильевичу. Очевидно, что народная молва имела в виду убиение царевича Ивана в Александровской слободе, но смешала его с царевичем Феодором и перенесла действие в Москву. Оставляя в стороне эти неточности песни, обращаем внимание на тот почет и на ту любовь, которые заслужил Никита Романович среди народа.
Никита Романовича упоминается и в песне, сложенной по поводу женитьбы царя Ивана Васильевича на черкесской княжне Марии Темрюковне. Брат ее Мамстрюк Темрюкович вызывающе заявляет на пиру у царя, что в Москве нет таких умелых борцов, с которыми ему стоило бы померяться силою. Не вдаваясь в подробности многих вариантов, скажем только, что Никита Романович, по приказанию царя, призывает борцов, в одной песне они названы: ‘Васинька Маленький’ и ‘Потанюшко Хроменький, ‘ в другой ‘два брата Борисовичи’ и т. п. В этой песне ясно выразились народная любовь к шурину царя по первой жене Никите Романовичу, которого Иван Васильевич называет ‘дядюшка, свет Никита Романович!’, и недружелюбно-насмешливое отношение к шурину по второй жене, чужеземцу Мамстрюку, он выставлен в жалком свете: борцы не только одолевают его, но снимают с него всю одежду, а царь на жалобы ‘Кострюка-Мострюка’ (как величает его песнь) ссылается, что сделано это не по его приказанию, а по приказанию Никиты Романовича. Вместе с тем царь, очевидно, доволен исходом борьбы, так как говорит:
‘А не то у меня честь в Москве,
Что Татары-те борются,
То-то честь в Москве,
Что Русак тешится!’
‘Древняя Российская Вивлиофика’, т.т. VIII, XI, XIII, XIV, XX, ‘Собрание Госуд. Грамот и договоров.’, т. I, ‘Отеч. Записки’ 1830 г., ч. 44, ‘Синбирский Сборник’, M. 1846 г., I, M. Погодин. ‘Русский Исторический Сборник’, т.т. II и V, ‘Дополн, к актам историч.’, IX, ‘Писцовые книги XVI в.’, т. II, ‘Чтения Моск. Общ. Ист. и Древн. Росс.’ 1902 г., І, ‘Сказания князя Курбского’, СПб. 1868 г., изд. 3-е, Н. Г. Устрялова, ‘Сборник Имп. Русского Историч. Общества’, т.т. 38 и 71, Н. П. Лихачев. Дело о приезде в Москву Антония Поссевина, СПб. 1903 г. (Отт. из ‘Летописи Занятий Археографич. Комиссии’, вып. XI), Сказания Массы и Геркмана, П. В. Киреевский. Песни. Изд. Общ. Любителей Российской Словесности, М. 1864 г., вып. VI, Н. Карамзин, История госуд. Российского, т. VIII—X, И. Д. Беляев, О сторожевой, станичной и полевой службе на Польской украйне Моск. госуд. до царя Алексея Михайловича (‘Чт. Моск. Общ. Ист. и Др.’ 1845—1846 гг., No 4), С. Соловьев. История России, т. т. VI—VII, С. В. Рождественский. Служилое землевладение в Московском государстве XVI в., СПб. 1897 г., С. Платонов, Очерки смуты, Н. Селифонтов. Сборник материалов по истории предков царя Михаила Феодоровича Романова, СПб. 1901 г., вып. І, вып. 2, 1898 г., Д. В. Цветаев, Избрание М. Ф. на царство — ‘Журн. Мин. Юстиции’ 1913 г., кн. І, стр. 1—91, Барон M. А. Таубе — статья о гербе Романовых в журн. ‘Гербовед’ 1913 г., No 7.
Источник текста: Русский биографический словарь А. А. Половцова, том 17 (1918): Романова — Рясовский, с. 42—50.