И. Савин
Роман рижанина-декабриста
(историческая быль о живом мертвеце)
* * *
* * *
* * *
* * *
(Сегодня. Рига. 1926. 8 августа. No 174)
Роман рижанина-декабриста, Савин Иван, Год: 1926
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Савин И. ‘Всех убиенных помяни, Россия…’: Стихи и проза
М., ‘Грифон’, 2007
Первая в истории России попытка заменить самодержавный строй конституционным — декабрьское восстание 1825 года — была беспощадно раздавлена правительством. Ровно сто лет тому назад — в июле 1826 года — пять ‘зачинщиков богомерзкого бунта’ окончили свою жизнь на виселице, сооруженной на острове Голодай, теперь названном островом Декабристов. Десятки других членов Северного и Южного союзов до самой смерти Николая I — ‘во глубине сибирских руд хранили гордое терпенье’… А в это время в сотнях верстах от Петербурга, в тысячах от Сибири, в пределах нынешней Латвии, жизнь творила одну из своих причудливых сказок, имевшую тесную связь с движением декабристов.
В первой четверти XIX века в Риге занимал высокое служебное положение некто Владимир Нертовский. Там же родились и воспитывались его дети — дочь и два сына. В год восстания декабристов молодые Нертовские были уже в офицерских чинах. Старший, Николай, исполнял должность полкового адъютанта и жил в крепости Двинск, младший, Евгений, герой нашего рассказа, служил в Риге, в одном из линейных батальонов. Евгений Нертовский отличался своим бесшабашным характером, удалью и крайней вспыльчивостью. Истый ‘рубаха-парень’, он не задумываясь шел на любое предприятие, как бы опасно оно ни было.
Вечером 31 декабря 1825 года неожиданно из Риги в Двинск приехала дочь старика Нертовского Анна и, упав в изнеможении на руки брата Николая, в полной парадной форме собиравшегося с визитом к коменданту полка, сказала:
— Женю арестовали!
Николаю Нертовскому вскоре удалось выяснить причину ареста младшего брата. В бумагах одного из руководителей восстания следственная комиссия нашла письмо Евгения Владимировича Нертовского, в котором он писал, что охотно примет участие в восстании. Свою вину подпоручик Нертовский значительно увеличил тем, что при аресте его дежурным при рижском коменданте майором К. ударил майора по лицу. Когда же К. приказал солдатам схватить Евгения, вышедший из себя подпоручик обнажил саблю и тяжело ранил несколько человек, в том числе и майора К. Его с трудом обезоружили и отправили в одиночную камеру рижской цитадели.
Судьба Нертовского казалась предопределенной. Причастность к восстанию грозила Сибирью, вооруженное сопротивление — виселицей на Голодае. На посланный комендантом рапорт следственная комиссия ответила приказом немедленно и во что бы то ни стало доставить подпоручика Нертовского для должного наказания.
3 января к вечеру подпоручик Нертовский был доставлен из Риги в Двинск, где должен был переночевать и следовать по этапу дальше, а утром 4 января он неожиданно заболел сильнейшей горячкой. Военный доктор Б., исследовав больного, заявил, что, отправленный в таком состоянии в Петербург, подпоручик неизбежно умрет в пути. Комендант крепости запросил следственную комиссию. Из Петербурга ответили: оставить государственного преступника Нертовского в крепости до выздоровления. Через несколько дней из Петербурга прибыл командированный правительством полковник для наблюдения за точным исполнением всех приказаний относительно Нертовского.
В это же время в лазарете Двинской крепости лежал тяжело больной офицер Иван Карлович Браун. Направляясь к своей части на Кавказ, Браун по пути из Риги, переправляясь через реку, провалился сквозь лед, заболел острым воспалением почек, что осложнилось вскоре быстрым развитием сахарной болезни. Браун доживал свои последние дни.
Как-то при посещении лежавшего без сознания брата (разрешение видеться с тяжело больным подпоручиком у полковника вымолила Анна Нертовская), Николай Нертовский случайно зашел в комнату умиравшего Брауна. Последний был до того похож на Евгения Нертовского, что в первые минуты адъютант Двинской крепости не мог опомниться. Придя в себя, адъютант прерывающимся голосом спросил доктора Б.:
— Есть ли надежда на выздоровление Брауна?
— Никакой, — ответил доктор. — Браун умрет через несколько дней.
— Это перст Божий! — прошептал Николай Нертовский, до боли крепко сжимая руку доктора.
В голове адъютанта не мог не возникнуть план спасения брата путем замены его Брауном. Умный доктор сразу же прочел эту мысль на расстроенном лице Николая Владимировича. Связанный с Нертовскими многолетней дружбой, зная Евгения с пеленок, старик решил рискнуть своей головой, но спасти молодого офицера.
Заручившись ценным содействием доброго доктора, Николай Владимирович принялся за детальную разработку плана спасения брата. Совершить столь рискованную операцию обмена Евгения Нертовского на безнадежно больного Брауна без подкупа госпитальных служителей не представлялось возможным. А денег не было. Семья Нертовских не обладала средствами.
В поисках выхода Николай Владимирович обратился за помощью к известному всему гарнизону еврею Вайнтраубу, жившему в предместьях Двинска. Вайнтрауб, по профессии медник и золотых дел мастер, часто ссужал офицеров небольшими суммами взаймы.
Поздно ночью Нертовский приехал к меднику. Узнав, в чем дело (предварительно Нертовский попросил дать торжественную клятву в молчании, что старик и исполнил, принеся присягу в молитвенном одеянии), Вайтрауб, выслав из комнаты 13-летнюю дочь Лию — героиню будущего романа, согласился достать непомерно высокую для него сумму в 4000 рублей в Риге, куда и отправился на следующий день.
План спасения подпоручика удавался блестяще. Лазаретный фельдшер и два солдата-служителя согласились помочь в опасном предприятии, получив очень высокую по тем временам сумму. Было решено произвести обмен больных во время купания Евгения Нертовского в ванне.
Уже назначали день и час обмена, когда неожиданно на пути к успешному завершению дела встало новое препятствие. Денщик подпоручика Нертовского обратил внимание адъютанта и доктора Б. на маленькую золотую серьгу в ухе Брауна. Такие серьги носили в те времена все шкипера, а Браун с детства готовился в моряки, почему его отец, сам моряк, предусмотрительно вдел сыну в ухо серьгу при поступлении мальчика в мореходные классы. В первый же день прибытия Брауна в лазарет комендант крепости обратил особое внимание на это странное украшение и долго расспрашивал Брауна о значении серьги.
Серьга была наглухо запаяна. Никто из лазаретных служителей не брался вынуть ее из уха Брауна и вставить в ухо Нертовского. Несчастный брат молодого декабриста опять обратился к Вайнтраубу, как опытному золотых дел мастеру. Он долго не соглашался, но в конце концов удалось упросить Вайнтрауба. Помогла ему в этом и Лия, которую вся эта таинственная история очень занимала.
Настала намеченная для ‘операции’ суббота. Вечером доктор Б. дал Брауну, вот-вот готовому отойти в иной мир, слабое наркотическое средство, от которого тот впал в бессознательное состояние. Фельдшер провел Вайнтрауба незаметно в комнату Брауна. Опытный старик быстро подпилил штифтик серьги и вынул колечко из уха. Покончив с этим делом, подкупленные солдаты вынесли Брауна через кладовую в ванну, а оттуда принесли Нертовского. Фельдшер проколол ему золотой иглой ухо, и Вайнтрауб так же быстро продел и закрепил серьгу.
Государственный преступник Нертовский был спасен…
Браун протянул еще неделю. На нетерпеливые запросы начальства относительно состояния здоровья подпоручика Нертовского доктор стал понемногу подготовлять коменданта и полковника из Петербурга к неблагоприятному исходу. Чтобы не возбудить подозрений, Анна и Николай Нертовские продолжали навещать мнимого брата и задавать ему, в присутствии караульного, вопросы… Ответов не было, ибо больной уже утратил способность говорить.
Наступила агония. Доктор Б. пригласил к умирающему Брауну, мнимому Нертовскому, все начальство с комендантом во главе, а также и двух остальных военных врачей. Командированный правительством полковник, удостоверившись в смерти государственного преступника Нертовского, составил соответствующий акт, который тотчас же был послан с курьером в Петербург. На похоронах ‘государственного преступника’ комендант Двинской крепости выразил Николаю Нертовскому соболезнование, прибавив при этом, что смерть несчастного была лучшим исходом всей этой трагической истории.
Чудесное избавление Евгения Нертовского от виселицы требовало основательной подготовки его к новой роли. Выздоравливающий подпоручик целыми днями изучал переданную ему старшим братом тетрадку, в которой была записана вся родословная Ивана Брауна и весь его военный стаж.
Подпоручик вызубрил содержание тетрадки наизусть и вдобавок постоянно упражнялся в копировании почерка покойного.
Через месяц после смерти Брауна его двойник выписался из лазарета. Из Двинска Нертовский-Браун отправился на Кавказ, где и вступил в ‘свой’ полк по документам Брауна. Казалось бы, на этом, граничащем с чудом, спасении Евгении Нертовского вся история должна была кончиться. Но проказница судьба готовила новое испытание молодому декабристу. Спустя пять лет разыгрался любопытный финал.
Весной 1831 года псевдо-Браун, в первом же деле с горцами получивший Георгиевский крест, скоро ставший благодаря веселому своему нраву и бесшабашной удали общим любимцем всего полка, получил крайне его взволновавшее письмо. Писала Лия, дочь старика Вайнтрауба. Молодая девушка умоляла Ивана Карловича (будем его так называть) спасти ее отца от нестерпимых вымогательств некоего штабс-капитана Р., офицера того же двинского гарнизона.
Р. начал сомневаться в тождественности личности умершего с подпоручиком Нертовским. Проверив свою догадку рядом сыщицких приемов, штабс-капитан пришел к твердому убеждению, что государственный преступник был, путем обмана начальства, спасен от угрожавшей ему кары. Узнал Р. как-то и то, что в спасении Нертовского деятельное участие принимал медник и золотых дел мастер Вайнтрауб, которому он, кстати, был должен крупную сумму. Р. отправился к Вайнтраубу и сказал старому еврею в лицо, что ему известна вся проделка в ванне. Отпирательство не помогло, угрозы Р. сломили старика. С этого дня началось наглое вымогательство денег у Вайнтрауба. За краткий срок Р., угрожая виселицей, выманил у Вайнтрауба все его деньги — до 10 000 рублей.
Вскоре из Риги в Двинск приехала к отцу Лия. Поразительно красивая и прекрасно воспитанная 19-летняя девушка произвела сильное впечатление на Р. Не встретив взаимности, пришедший в ярость штабс-капитан назначил шестинедельный срок, после которого Лия должна была отдаться ему. В противном случае отец ее погибнет.
Несчастная девушка вспомнила о молодом офицере, в спасении которого такое активное участие принимал ее отец, и написала ему. Браун-Нертовский, не задумываясь, пошел на дело, снова, как и пять лет назад, грозившее ему виселицей. С трудом получив отпуск, он день и ночь мчался с Кавказа к берегам Балтийского моря и очень скоро подъехал на тройке к дому Вайнтрауба.
Его встретила Лия. Подпоручик был поражен редкой красотой девушки. Иван Карлович решил немедленно же привести свой план в исполнение.
Несмотря на просьбы не устраивать скандала, просьбы старика Вайнтрауба, решившего тайком эмигрировать в Нидерланды, откуда в Россию прибыл его дед сто лет тому назад, Браун-Нертовский настоял на необходимости послать штабс-капитану Р. записку Лии с просьбой прийти сейчас же к ней. Сияющий Р. через четверть часа был в доме Вайнтрауба. Вместо ожидаемой красавицы к нему вышел саженного роста кавказский офицер с Георгиевским крестом на груди и пистолетом в руке. Между ними произошел такой разговор.
— Вы штабс-капитан Р.? — холодно спросил кавказец.
— Я. Но не понимаю, что вам угодно от меня.
— Моя фамилия Браун, или, как вы верно подозреваете, я — Евгений Нертовский. Теперь вы поймете, что нам вдвоем жить на свете невозможно. Один из нас должен умереть. Я предлагаю вам дуэль на узелки. Сейчас же, в ближайшем лесу. Если вы не согласны, то я размозжу вам голову на месте. Предварительно мы оба напишем записки одинакового содержания, адресованные коменданту, в которых сообщим, что покончили с жизнью самовольно. Даю вам на размышление пять минут. Под дулом пистолета Р. должен был согласиться на дуэль. Провожая доблестного защитника своей чести в лес, заплаканная Лия протянула ему ветку сирени:
— Посмотрите, сколько тут цветочков с пятью, шестью и даже семью лепестками. По народному поверью это — счастье. Возьмите ветку, она будет талисманом и сохранит вашу драгоценную для меня жизнь…
Талисман помог. Конец платка с узелком вытянул Р. На развалинах старой кузницы штабс-капитан выстрелил себе в висок. Смерть наступила мгновенно.
Возвратившись в дом Вайнтрауба, Браун узнал, что Лия спешно уехала в Ригу. С грустью простившись со стариком, Иван Карлович приказал подать лошадей и отправился в обратный путь — на Кавказ, все время думая о Лии.
Судьбе и на этот раз угодно было завершить томление влюбленного подпоручика финалом неожиданным. Образ красавца-офицера пленил сердце Лии. Когда, проскакав весь день, Браун остановился на ночь на постоялом дворе местечка неподалеку от Двинска, к нему в комнату постучался робко хозяин.
— Что там еще?
— Ясновельможного пана желает видеть какой-то молодой господин.
— Пожалуйста!
Послышались легкие шаги, и в комнату вошел стройный юноша в длинном плаще и в широкополой шляпе. Это была… Лия.
Обойдем скромным молчанием понятное волнение и радость влюбленных, первые слова любви, поцелуи первые…
— Я знаю, — сказала, успокоившись, молодая девушка, — что предпринятый мною шаг противоречит всем понятиям и о приличиях, и о стыде. Но я сделала так, ибо принадлежу вам по праву древнейших законов. Вы спасли меня и отца, и я стала вашей собственностью. Вы победили врага — вам принадлежит все его имущество, а в особенности то, из-за которого состоялся Божий суд…
Вряд ли взволнованный Браун многое понял из бессвязных слов девушки. Вряд ли связно он ответил ей, но отныне — и это чувствовали оба — судьба их была связана на всю жизнь.
В том же тарантасе Браун и его неожиданная невеста помчались в Москву. По дороге Лия рассказала Ивану Карловичу, как жарко молила она о спасении его Бога — ‘Который мой и твой’. На пятый день молодая пара прибыла в Москву, к тетке Брауна. Увидев Лию, старая тетка, пораженная ее красотой, только и нашлась что схватить племянника за ухо со злополучной серьгой и сказать:
— Проказник!..
В Москве молодая пара была обвенчана.
Много лет подряд Лия Семеновна разделяла боевую жизнь мужа. В походе же родился у них сын. Спустя несколько лет дочь медника и жена ‘живого мертвеца’ отправилась в Ригу навестить родных. В это время в Риге жил талантливый художник-портретист В., ученик знаменитого в те годы дрезденского академика Гергарда фон Кюгельмана. В. нарисовал прекрасный портрет Лии.
К сожалению, настоящее местонахождение портрета неизвестно. До войны и революции его бережно хранили потомки Браунов-Нертовских.
Свыше 50 лет душа в душу жили Брауны. В 1878 году умерла Лия. Подложный ‘Иван Карлович’ не надолго пережил жену — спустя восемь месяцев скончался и Евгений Владимирович.
Давно уже уцелевшие в сибирских рудниках декабристы были прощены. Но только в 1901 году племянник Евгения Владимировича Нертовского-Брауна, сын его сестры Анны, осмелился рассказать, будучи глубоким стариком, похожую на сказку быль о ‘живом мертвеце’.