Двадцать пять лет тому назад, живя в Риме эмигрантом, я писал письма в ‘Русские ведомости’, газету тем замечательную, что ее сотрудники считались общественным достоянием и как бы дипломатическими представителями российской интеллигенции. К ним полагалось обращаться с любыми вопросами и просьбами, и ни один постоянный читатель газеты не сомневался, что получит обстоятельный ответ, и просьба его, по мере возможности, будет удовлетворена. Читатель был членом семьи ‘Русских ведомостей’, и предполагалось.
что подписчиком был его отец и будет его сын, газета называлась ‘профессорской’ или ‘общественным университетом’, звание ее постоянного сотрудника — почетным и обязывающим, и приезжий заграницу читатель считал естественным в каждой стране сделать визит ее корреспонденту. В своем роде ‘Русские ведомости’ были явлением единственным и неповторимым, и их история не в полной мере изображена известным юбилейным сборником1 и вышедшей в Праге книгой В. А. Розенберга2, одного из старых редакторов.
И вот однажды я получил письмо от незнакомого инженера из глухой русской провинции, где он, занятый строительством, обязался прожить два-три года. Видно было по письму, что он — человек очень образованный, как тогда говорили — ‘европеец’, не раз бывал заграницей, любил искусство и, в частности, отдавал дань увлечению тогдашней Италией. Он говорил и писал по-итальянски, но не достаточно хорошо, а так как он совершенно не стеснялся в средствах, то задумал выписать к себе в Россию какого-нибудь культурного итальянца, непременно римлянина (римский выговор очень красив), с которым он мог бы разговаривать и приятельствовать. Он обеспечивал ему проезд, квартиру, стол и порядочное содержание в течение, по крайней мере, года. Предполагалось, что я рекомендую ему студента, который хотел бы побывать в России без затрат, поучиться в свою очередь языку, может быть, поправить здоровье и вообще пожить не без пользы и в свое удовольствие, а кстати и подкопить денег, так как расходов ему никаких не предстояло. Если же они сойдутся характерами, и итальянец проживет два года, то после они вместе поедут и в Италию, где инженер предполагал отдохнуть от работы и от скуки русской провинции.
Задача была не из легких, — найти человека свободного, с достаточным образованием, хорошего характера, готового уехать в страну снегов и гуляющих по улицам белых медведей: так итальянцы представляли себе Россию. Я искал долго и напрасно, так как все немногочисленные смельчаки-кандидаты оказывались на проверку не совсем подходящими: или очень уж некультурными на русскую мерку, несмотря на свое университетское образование, или не чистыми римлянинами, что сразу выдавалось их произношением: а последнее условие было категорическим. Поэтому я ответил инженеру, что человека вполне по его вкусу я указать не могу, нет такого среди готовых ехать в Россию. Есть у меня на примете один художник, человек вполне культурный, умница, отличный собеседник, свободный, как ветер, коренной римлянин с божественным выговором, знающий и римский диалект, наизусть читающий сонеты Чезаре Паскарелла3 и его ‘Открытие Америки’, но невероятный чудак и, к сожалению, большой любитель выпить. Он называет себя анархистом, но политикой не занимается, хотя раз с ним Случилось в кафе Араньо, что он дал в ухо соседу по столику за слишком реакционные, по его мнению, речи. Вообще же человек мирный и уживчивый, если его не задевать и если он трезв. Однако рекомендовать его я никак не могу и ответственности за него не принимаю.
В ответ на это письмо я получил денежный перевод и просьбу немедленно снарядить и прислать художника, который очень понравился инженеру по моему описанию. Что он иногда пьет — не большая беда: в провинциальной глуши все пьют и пьют скотски, как ни один итальянец не способен. При том сам он вина тут не найдет, купить негде, а не станет же он, привыкший к красному кьянти и белому римскому ‘треббьяно бьянко шептиссимо’ — янтарно-солнечному напитку богов — хлестать русскую монопольку! А что он большой чудак — с чудаком веселее, лишь бы был компанейский человек и не тупица.
Я передал моему Леонардо (имя меняю) приглашение и половину присланных денег на экипировку, взяв с него обещание выехать через неделю, не позже. Ровно неделю спустя мы встретились в кафе Араньо, где он в прежнем, весьма потрепанном и легкомысленном костюме пил кофе со свирепым итальянским ликером ‘стрега’ (‘ведьма’), зеленым раствором смолы. Он спокойно сообщил мне, что если до сих пор не уехал, то только потому, что случайно истратил деньги и не мог завести себе приличный костюм и купить чемодан. Когда человек расстается с родным городом и с лучшими друзьями, расходов всегда много!
Из кафе мы пошли по магазинам, и так как инженер был очень щедр, то оставшихся у меня денег хватило и на экипировку и на дорогу от Рима до места назначения, а на карманные путевые расходы Леонардо я дал ему взаймы до счастливого возвращения. Разумеется, я сам купил ему железнодорожный билет у Кука4, а деньги вручил только в вагоне. Мы распростились сердечно, и я поручил ему низко поклониться от меня стране, куда мне самому доступа не было. В конце концов он был славный парень, а маленькие недостатки бывают у всякого.
Первое письмо пришло от Леонардо из Петербурга. Город ему очень нравится, и люди неплохие. Но скверно то, что денег у него не осталось ни чентезима, потому что все тут чертовски дорого, поехал бы дальше, если бы не задолжал в отеле. Что касается водки, то сначала пил ее с отвращением, только истинные варвары могут пить такую дрянь не поперхнувшись! К концу недели, однако, привык. Билет потерял, адрес тоже. Начал писать картину: ‘Иль кавальеро ди бронзо’, ‘Медный Всадник’. То есть еще не приступил, а высмотрел в магазине отличное полотно и решил купить красок, да пока не на что. Хозяин отеля — истинный чарлатано и маскальцоне: обед дает, водку тоже, и с закуской, а денег не дает, как будто порядочный человек может обходиться без них в таком большом городе. Удалось занять только на табак. ‘В какую страну ты меня послал?’
Пришлось телеграфировать инженеру, который выкупил Леонардо и поручил петербургскому приятелю усадить его в поезд и доставить по назначению. Все устроилось благополучно, и скоро я получил от инженера благодарственное письмо. Он писал:
‘Ваш Леонардо оказался очаровательным человеком, и мы сразу с ним сошлись. Как он говорит! Услыхать в таком захолустье настоящую, чудесную римскую речь,— вы понимаете, какой это для меня праздник! Здесь и по-русски-то говорят с вятским ‘цявяканьем’, слушать тошно, а тут подлинный Рим! Вчера вечером он катал мне наизусть третью песню дантовского ада, — ну прямо мурашки по коже! — ‘Пер мэ си ва нелла читта доленте!’ — А как начал из Паскарелла, — мне почудилось, что я брожу по затибрской стороне поблизости от табачной фабрики, или сижу где-нибудь в кабачке за порта Сан Паоло! Вы этого и не поймете, счастливый римский обыватель, вы эту музыку слышите ежедневно, а для меня — истинный праздник и наслаждение. Говорим мы с ним по целым дням, потому что он и на работу со мной ходит, дома ему скучно. В полном восторге от наших лесов и от реки, через которую мы строим сейчас мост. И мои служащие, и все рабочие его очень полюбили и отлично понимают: он по-итальянски, они по-русски, а, главным образом, жестами. Где он, там вокруг него кучка народу и хохот. А что до его основного недостатка, то думаю, что вы преувеличили его склонность. Водку пьет, но морщится и ругает русских варварами. Зато в полном восторге от рябчиков, которые тут у нас — самое обычное и дешевое блюдо. Очень оценил наш борщ, от окрошки пришел в ужас и долго плевался. Но скучает по макаронам — здесь настоящих не найти — и особенно по пармезану и горгондзоле. Вообще же — искреннейше благодарю вас за то, что указали мне такого человека, о каком я и мечтал. Если он останется у меня дольше, я скоро буду говорить по-итальянски, как истинный ‘рромано дэ Ррома’ и изучу все ругательные слова, употребительные в Вечном Городе’.
Я был, конечно, очень рад, что угодил хорошему человеку, любителю Италии, а кстати помог Леонардо сытно пожить, побывать в нашей чудесной стране и надолго запастись впечатлениями, полезными художнику. Впрочем, давно его зная, я никогда не видал ни одной его картины и не вполне был убежден, что он обогатил красками хоть один холст. Он был художником, по преимуществу, в душе, анархистом в теории, а пьяницей реальным и последовательным. Это не мешало ему быть превосходным человеком.
Два летних месяца я провел в разъездах по Балканам, куда меня направили ‘Русские ведомости’ посмотреть, поучиться и завязать нужные знакомства в предположении, что через год может вспыхнуть там война, как это в действительности и случилось. Газета была мудрая и предусмотрительная, другой такой, повторяю, не было и не будет. Она ошиблась только в последний год существования, когда ошиблись все мудрые, а правыми оказались фантасты.
И вот опять навстречу поезду бежал Рим: полоса Тибра, акведуки, купол святого Петра, предместья, вокзал. Под высоким потолком кафе Араньо мелькали, как всегда, летучие мыши, перед входом толпились адвокаты без практики, мечтавшие стать депутатами, газетные мальчики метались с пачками ‘Трибуны’ и ‘Джорнале д-Италиа’, а на обычном месте, в углу большой залы, сидел в кругу приятелей и жестикулировал человек с нескладной бородой, отрощенной в лесах по течению реки Вятки, скандируя цветистую речь на великолепном римском языке. Увидав меня, он покинул свой столик и свою компанию, предоставив ей оплатить его кофе и его ‘стрегу’.
— Когда, как и почему?
— Потому что я не рожден для Сибири!
— Разве ты был в Сибири?
— Это все равно. Вятка, Пьетробурго, Моска, — все одна Сибирь. Ты думаешь, что я могу зарыть мой талант в ваши снега?
— Какие же снега летом?
— Ты — варвар, и ты не можешь понять души латинской. Ты можешь жить в любой стране и чувствовать себя дома. Ты можешь пить пиво в Германии, пить пунш в Швеции и водку в России. Как они пьют, дио мио, как они там пьют! Мой инженер не пил, а мне, понимаешь, приходилось с утра пить этот варварский напиток. Я ему сказал: я больше не могу отравлять благородную римскую кровь такой гадостью! Отпустите меня домой, там меня ждет вино Фраскати! Он понял, хотя и варвар, и отправил меня первым классом. Я приехал в Москву. Ты понимаешь, что я художник и должен видеть многое. Я видел ваш Кремлино и возмущен его безобразием. Но мне пришлось ждать, пока он пришлет мне денег на дорогу до Рима. Потом я поехал кончать мою картину: ‘Иль кавальеро ди бронзо’. На эту картину я истратил все деньги, и мне опять пришлось ему телеграфировать. В третий раз он прислал мне в Берлин, потому что не мог же я остаться у немцев и питаться сосисками и пивом. Немцы — истинные варвары и ничего не понимают в искусстве. Когда я оказался, наконец, на итальянской границе, я сказал себе: довольно! Ты не можешь себе представить, что значит вернуться на родину, вы, варвары, этого не знаете. В Орвьетто я купил на вокзале три фьяски — и мне не хватило до Рима. А как я оказался дома на собственной кровати — этого я тебе сказать не могу, не помню. Одним словом — экко ми ква! Говорю тебе: я не создан для вашей Сибири! Должен все же сказать, что твой варвар-инженер очень порядочный человек! Я научил его всем ругательствам, но он мне сказал, что у русских в сто раз больше. Вот тогда-то, собственно, я обиделся и уехал.
Тогда же я получил письмо от инженера. Он писал: ‘Еще раз благодарю вас за Леонардо, хотя мне пришлось отпустить его, так как он безмерно скучал по Риму. Первую неделю мы говорили с ним об искусстве. Вторую он читал мне Данте, Леопарди и Кардуччи5. Дальше он только пил и нес вздор на волшебном римском языке, который я слушал, как лучшую музыку. Это именно то, чего я хотел и чего мне недоставало в здешней глуши. Я провожал его, как родного и близкого человека, с тем чувством, с каким, уезжая в последний раз из Рима, бросил сольдо в воду фонтана Треви. Передайте ему от меня самый сердечный привет!’
Я передал, и Леонардо принял привет из ‘Сибири’ как должное и заслуженное.
ПРИМЕЧАНИЯ
Римлянин и варвар (1936, 7 декабря, No 5736)
1 Имеется в виду юбилейное издание: ‘Русские ведомости’. 1863—1913. Сборник статей. М., 1913.
2 Розенберг Вл. Из истории русской печати. Организация общественного мнения в России и независимая беспартийная газета ‘Русские ведомости’ (1863—1918 гг.). Прага, 1924.
3 Паскарелла, Чезаре (1858—1940) — итальянский поэт, автор поэмы ‘Открытие Америки’ (1893).
4 Имеется в виду железнодорожная фирма ‘Кук и Ко‘.
5 Кардуччи, Джозуэ (1835—1907) — итальянский поэт, историк литературы.