Революционный анабаптизм, Шеллер-Михайлов Александр Константинович, Год: 1886 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 143 минут(ы)

А. Михайловъ.

Революціонный анабаптизмъ.

Историческіе очерки.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія С. Добродева, Ковенскій, д. 14.
1889.

ПРЕДИСЛОВІЕ.

Смутное время анабаптизма, эта историческая драма, начинающаяся въ Цвиккау и кончающаяся въ Мюнстер, является самою любопытною и поучительною эпохой въ ряду другихъ эпохъ религіозныхъ и соціальныхъ броженій. Религіозныя и соціальныя броженія никогда не прекращались и не прекращаются въ европейскомъ обществ. Они только ослабваютъ или усиливаются въ извстныя времена, принимая тотъ или другой видъ и характеръ. Каждый разъ, когда является въ боле или мене тревожные дни какой-нибудь сильный мыслитель или талантъ съ религіозною или соціальною проповдью, ищущее исхода общество видитъ въ его проповди нчто новое, съ жадностью прислушивается къ ней, увлекается ею, ждетъ отъ нея практическихъ результатовъ, иногда даже не подозрвая, что нова въ этой проповди только форма, а не сущность. Идеи, высказываемыя вошедшимъ на время въ славу талантливымъ пропагандистомъ, обсуждаются, порождаютъ горячихъ сторонниковъ и еще боле горячихъ противниковъ, но, по большей части, среди этихъ словопреній никто даже и не подозрваетъ, что все это было предметомъ обсужденій и споровъ въ другія, отдаленныя отъ насъ времена. Исторія всегда забывается въ подобныхъ случаяхъ. А, между тмъ, ее надо бы помнить и въ особенности надо бы помнить изъ нея именно тотъ моментъ, когда въ теченіе очень немногихъ лтъ извстная часть Европы пережила вс стадіи въ области религіознаго и соціальнаго броженія, какія потомъ переживались уже не въ той сил и не въ той полнот другими народами. Этотъ моментъ — смутное время анабаптизма. Все, что проповдывали и разрабатывали религіозные пропагандисты и соціальные новаторы въ позднйшія времена, было уже высказано или хотя намчено въ первой половин шестнадцатаго столтія Мюн-церомъ и его послдователями, сподвижниками и преемниками. Въ области соціальныхъ вопросовъ тутъ вы найдете все, начиная съ вполн разумныхъ требованій справедливости, которыя такъ или иначе старались удовлетворить или даже уже удовлетворили въ послдующіе вка, и кончая самыми чудовищными проявленіями коммунистическаго деспотизма, выразившагося въ страшной, близкой иногда къ безумію, дятельности Іоанна Лейденскаго. Въ сфер религіозныхъ воззрній вы встртите здсь то же самое: анабаптисты прошли вс ступени отрицаній и сомнній, создали въ короткое время цлую массу сектъ и толковъ, коснулись и вопросовъ простыхъ церковныхъ обрядностей, и вопросовъ той сущности религіи, которой въ нашъ-вкъ посвящались цлые трактаты Штраусами и Ренанами. Въ какія-нибудь пятнадцать лтъ анабаптизмъ передумалъ, высказалъ и пережилъ то, что по-томъ передумывалось, высказывалось и переживалось въ остальной Европ въ теченіе вковъ. Это могло произойти, конечно, только при совершенно случайномъ стеченіи крайне сложныхъ обстоятельствъ той лихорадочной эпохи, и потому мы можемъ боле или мене спокойно смотрть на вс крайности и ужасы этого времени, изучая его во всхъ проявленіяхъ и сознавая, вполн, что оно едва ли повторится снова гд-нибудь въ Европ въ той же сил, какъ не повторится уже весь тотъ страшный гнетъ, который истощилъ терпніе тогдашняго общества. Ломка, происходившая въ то время въ Германіи, была сильне даже, ломки, происшедшей во Франціи во время первой французской революціи, такъ какъ въ Германіи во времена появленія анабаптизма вопросъ щель не объ измненій одной какой-нибудь стороны общественнаго строя,. а о разрушеніи всхъ прежнихъ отношеній, всхъ сторонъ общественной жизни.

Я пишу не исторію смутнаго времени. анабаптизма. Всесторонней и удовлетворительной въ научномъ отношеніи исторіи анабаптизма не существуетъ покуда и въ. Германіи. Правда, въ первой половин нашего столтія было издано нсколько сочиненій объ этомъ предмет, врод труда Гаста, но вс эти произведенія давно устарли. Новйшія же изслдованія, не смотря на вс ихъ достоинства, являются или неполными, или односторонними. Такъ, въ исторіи крестьянской войны Циммермана говорится только объ анабаптистахъ временъ Мюнцера. Въ сочиненіяхъ Газе и Келлера, посвященныхъ анабаптизму, мы видимъ почти исключительно одну исторію мюнстерскаго царства, тогда какъ предъидущія событія излагаются далеко не полно. Трудъ Корнеліуса по тому же вопросу долженъ бы былъ пролить новый свтъ на мюнстерское царство, но онъ покуда остается неоконченнымъ и останавливается какъ разъ при выход на сцену интересной личности Іоанна Лейденскаго. Пользуясь этими работами, я хотлъ предложить читателямъ возможно сжатый очеркъ общей картины этого движенія и намтить главные моменты развитія новыхъ идей этого времени, не вдаваясь въ мелкія подробности и въ чисто-спеціальные вопросы изъ области религіи. Къ тому же, эти вопросы и были довольно подробно обсуждаемы въ русской литератур въ дльныхъ сочиненіяхъ гг. А. Вишнякова и А. Песоцкаго, писавшихъ объ анабаптизм, какъ объ одной изъ религіозныхъ сектъ.

Первоначально мой трудъ былъ напечатанъ въ журнал ‘Русская Мысль’. Авторъ.

Книги, на которыя есть указанія.

1) Blanc, Histoire de la rvolution franaise. 1847.

2) Cornelius, Geschichte des Muensterischen Aufruhrs. Leipzig. 1855.

3) Dietrich, Der Bauernkrieg, Ulm. 1844.

4) Ersch imd Gruber, Allgemeime Encyklopaedie, XXI Th. Leipzig. 1842.

5) Ewerbeck, L’Allemagne et les allemandes. Paris.1851.

6) Erbkam, Geschichte der protestantischen Sekten. Hamburg und Gotha. 1848.

7) Freytag, Aus dem Jahrhundert der Reformation. Leipzig. 1883.

Hast, Geschichte der Wiedertaeufer. Muenster. 1836.

9) Hase, Das Reich der Wiedertaeufer. Leipzig. 1860.

10) Hartfelder, Zur Geschichte des Bauernkriegs. Stuttgart. 1881.

11) Jolrg, Deutschland in der Revolutions-Periode. Frkeiburg. 1851.

12) Kaufmann, Socialism und Communism. London. 1883.

13) Keller, Geschichte der Wiedertaeufer. Muenster. 1880. Ein Apostel der Wiedertaeufer. Leipzig. 1882.

14) Koenig, Deutsche Literaturgeschichte. 1879.

15) Kolb, Die Culturgeschichte. 1873.

16) Laurent, Etudes sur l’histoire de l’humanit. Bruxelles.

17) Лукрецій Карръ. О природ вещей. Москва 1876.

18) Merle d’Aubignй, Geschichte der Reformations, Stuttgart. 1848.

19) Perrens, Jrome Savanarole. Paris. 1859.

20) Песоцкій. Царство анабаптистовъ и общество меноннстовъ (‘Странникъ’. 1869).

21) Plitt und Herzog. Real-Encyklopaedie fuer protestantisclre Theologie. Leipzig. 1878.

22) Banke, Deutsche Geschichte m Zeitalters der Reformation. Berlin. 1856.

23) Schenkel, Das Wesen des Protestantismus. Schaffhausen. 1851. ..

24) Schmidt, Zeitschrift, fuer Geschichtswissenschaft. IV. 1845.

25) Stern, Die Socialisten des Reformations-Zeit. Berlin. 1883.

26) Schlosser, Dis Weltgeschichte, Berlin. 1885.

27) Шерръ, Исторія цивилизаціи въ Германіи. 1868.

28) Seideman, Thomas Muenzer. Еще Biographie. Dresden und Leipzig. 1842.

29) Sudre, Histoire du communisme. Paris. 1849.

30) Вишняковъ, Общество анабаптистовъ (‘Православье Обозрніе’ 1861 г.).

31) Weber, Zur Geschichte des Reformations-Zeitalters. Leipzig. 1874.

32) Weill, Der Bauernkrieg. Darmstadt. 1847.

33) Циммерманъ. Исторія крестьянскихъ войнъ въ Германіи. 1866.

РЕВОЛЮЦІОННЫЙ АНАБАПТИЗМЪ.

I.

Времена реформаціи были, можетъ быть, самыми смутными и тревожными временами, какія когда бы то ни было переживала Европа. Это были дни, когда люди огнемъ и мечомъ старались покончить со старымъ порядкомъ вещей во всхъ сферахъ общественной жизни. Германія и другія государства, сдлавшіяся мстами реформаціонной проповди, были свидтелями кровавыхъ драмъ, отчасти вызванныхъ самой реформаціей, отчасти совпавшихъ съ нею, какъ это всегда бываетъ во времена броженія. Въ общественномъ зданіи трудно расшатать какую-нибудь одну часть, не затронувъ, не пошатнувъ другихъ. Особенно трудно было это сдлать въ ту тревожную эпоху, когда проповдывалъ Лютеръ.

Теперь не легко представить въ сжатой картин неустройство тогдашняго европейскаго общества вообще и нмецкаго въ особенности. Примры безправія, жестокости, разврата, грубости мы видимъ тутъ на каждомъ шагу. Среди правящихъ классовъ сплошь и рядомъ встрчаются намъ люди врод знаменитаго своими похожденіями герцога виртембергскаго Ульриха. ‘Всякаго, кто осмливался сказать, что слдовало бы выполнить блаубейренскій договоръ,— говоритъ Шлоссеръ,— онъ предавалъ пытк, не для того, чтобы вынудить какое-нибудь признаніе, а просто чтобы только помучить. Одному изъ совтниковъ, человку хорошей фамиліи, по его приказанію, сначала сожгли руки и ноги, а потомъ тло облили спиртомъ и тоже зажгли. Старйшему изъ своихъ совтниковъ, восьмидесятилтнему старику, онъ веллъ отрубить голову, а потомъ четвертовать его. За браконьерство онъ выкалывалъ оба глаза {Schlosser: ‘Weltgeschichte’. Berlin, 1885, В. IX. S. 311.}. Это былъ не выродокъ, а очень обыкновенный властитель того времени. Эти властители не только обирали народъ, но издвались надъ нимъ: одинъ приказывалъ крестьянамъ колотить палками по вод пруда, чтобы въ пруд не квакали лягушки, другой казнилъ крестьянина за ловлю раковъ въ господскомъ ручь и т. д. {Dieterich: ‘Der Bauernkrieg’. Ulm, 1844. S. 8—9.}. Люди везд люди и въ Германіи крпостное право вызывало т же ужасы, какіе оно вызывало у насъ. Высшее духовенство было до того развратно, что, по свидтельству одного епископа, ‘каждый отецъ долженъ былъ отдать свое дитя лучше въ публичный домъ, чмъ въ монастырь: въ первомъ можно было во всякое время свернуть съ дороги порока, изъ второго возврата на честный путь не было’ {Kolb: ‘Culturgeschichte’. 1873, В. II. S. 297.}. У всхъ монаховъ были любовницы и незаконнорожденныя дти, высшія духовныя лица въ Рим держали публичные дома и при Юліи III въ священномъ город было до 40,000 падшихъ женщинъ, дававшихъ доходъ духовенству. Поведеніе самихъ панъ часто было позорно. ‘Легче ничего не говорить объ этомъ пап, чмъ говорить о немъ воздержанно, замчаетъ Манзи объ Александр VI. Онъ соединилъ въ себ самые крайніе пороки и имлъ очень мало добродтелей или, врне сказать, вовсе не имлъ ихъ. Онъ добился власти подкупомъ и сохранялъ ее не боле честными средствами. Я не нашелъ до сихъ поръ ни одного автора, который похвалилъ бы его ни среди его современниковъ, ни среди позднйшихъ писателей’ {Perrais: Jrome Savanarole’. Paris. 1859. P. 77.}. Даже въ самый разгаръ борьбы противъ распространенія реформаціонныхъ идей католическое духовенство устраивало скандальныя процессіи изъ нсколькихъ сотенъ голыхъ мужчинъ, женщинъ, юношей и двушекъ, проходившихъ среди благо дня по городскимъ улицамъ. Проявленія фанатизма въ это время доходили до крайнихъ предловъ: въ конц пятнадцатаго вка былъ составленъ ‘молотъ колдуновъ’ и уже въ 1484 году начинаются казни этихъ несчастныхъ ‘по кодексу’, въ пять лтъ ихъ гибнетъ до 48 человкъ въ одномъ мст, а въ другомъ въ одинъ годъ сжигается 41 человкъ и дло принимаетъ такіе размры, что въ конц слдующаго столтія, судья Ремигіи сжегъ въ Лотарингіи въ пятнадцать лтъ 800 вдьмъ {Шерръ: ‘Исторія цивилизаціи’. 1868, стр. 395—400.}. Зврства растутъ все сильне, по мр того какъ народъ пробуетъ освободиться отъ гнета: въ 1476 году сжигаютъ какого-нибудь Ганса Бегейма, а собравшуюся для его освобожденія толпу разгоняютъ выстрлами, въ исторіи же волненій 1525 года мы читаемъ: ‘Въ воротахъ Цаберна лежали такіе груды убитыхъ крестьянъ, что въ городъ можно было проникнуть съ трудомъ, и то прозжая на лошади по трупамъ, въ улицахъ и домахъ убитые лежали почти ‘плотно другъ на друг’, францисканскіе монахи, какъ говорятъ ихъ отчеты, похоронили 16,242 трупа да подобрали 1,500 труповъ крестьянъ, убитыхъ во время бгства. Въ город Ензисхейм въ 1526 году была моровая язва, ‘происшедшая, какъ говоритъ историкъ, вроятно, отъ массы труповъ казненныхъ людей’ {К. Hartfelder: ‘Zur Beschichte des Bauernkriegs’. Stuttgart, 1884. S. 57, 131.}. Огрубніе нравовъ было крайне велико, и даже среди ‘цвта интеллигенціи’ полемика велась не иначе, какъ въ ‘нецензурныхъ’ выраженіяхъ, не попадающихъ нынче и въ лексиконы. Эпитеты: ‘лютеранскій дуракъ’, ‘враль’, ‘тунеядецъ’, ‘откормленная свинья’ и т. п. были изъ числа самыхъ вжливыхъ, напримръ, въ полемик Мурнера {R. Koenig: ‘Deutsche Literaturgeschichte’. 1879. S. 224.}. Образцы этой полемики мы еще увидимъ, говоря о Лютер и Мюнцер. Но какъ бы ни казались странны эти литературные пріемы, они имли крайне важное значеніе въ то время. Имъ многимъ обязанъ нмецкій народъ. Тогда какъ въ Италіи, Франціи и Испаніи литература гналась за созданіемъ изящныхъ художественныхъ произведеній, въ нмецкихъ литературныхъ произведеніяхъ преобладалъ плебейскій тонъ и на нихъ лежала рзкая и грубая печать чисто-народныхъ ироніи, юмора и полемическихъ пріемовъ. Сатира была здсь преобладающею литературною формою. Сатира касалась здсь всего: нравственности, церкви, дворянства, двора, и уже въ ‘Рейнеке Фуксъ‘ говорятся смлыя рчи про то, что ‘король и его бароны грабятъ и ржутъ и никто не сметъ имъ сказать правды, мелкихъ же воришекъ вшаютъ, оставляя большихъ управлять землею и замками’ {G. Weber: ‘Zur Geschichte des Reformations-Zeitalters’. Leipzig. 1874. S. 42—43.}. Сатирическіе листки, грубыя брошюры, полныя насмшекъ пасквили въ стихахъ и проз противъ поповъ и дворянъ,— все это появилось въ Германіи гораздо ране, чмъ Лютеръ и его сподвижники взялись за это оружіе, какъ бунты и союзы крестьянъ появились раньше, чмъ началъ свою пропаганду Мюнцеръ. Среди такого общества борьба Лютера съ католицизмомъ, пошатнутымъ уже въ глазахъ значительной части интеллигенціи и народа и гусситскими войнами, и скандалами людей врод Борджіевъ, была одною изъ искръ, заброшенныхъ въ горючій матеріалъ, накопившійся въ теченіе многихъ вковъ умственнаго и общественнаго гнета. Самъ Лютеръ, конечно, не предвидлъ вполн, до чего дойдетъ начатое имъ движеніе и какіе элементы примкнутъ къ нему. Ему приходилось не разъ открещиваться отъ многихъ людей, считавшихъ его своимъ союзникомъ и слышавшихъ отъ него съ горечью слова: ‘Покарай тебя Богъ, сатана!’ Тмъ не мене, никто не подрывалъ въ глазахъ народа такъ страшно авторитета властей, какъ самъ Лютеръ въ первую эпоху своей реформаторской дятельности. Онъ полемизировалъ съ властями, какъ онъ полемизировалъ и съ учеными, на грубомъ язык своего времени: ‘Короли созданы для народовъ, они должны искать только блага своихъ подданныхъ. Но они принадлежатъ только міру, а міръ врагъ Бога, они живутъ по правиламъ міра и противъ законовъ Бога. Съ начала исторіи очень рдко встрчается умный князь, еще рже князь честный и благородный. Обыкновенно это великіе глупцы и проклятые тунеядцы. Они служатъ Богу ликторами и палачами, когда онъ хочетъ наказать злыхъ. Нашъ Господь — могущій властитель, ему нужны благородные, славные, богатые палачи и ликторы, подобные существующимъ, онъ желаетъ, чтобы они жили въ изобиліи, въ богатств и почестяхъ и чтобы ихъ вс страшились, Его божественной вол было угодно, чтобы мы называли его палачей милостивыми господами, чтобы мы пресмыкались у ихъ ногъ, чтобы мы были ихъ покорными слугами. Но эти палачи не умютъ сами по себ дойти до такого искусства, чтобы сдлаться добрыми пастырями. Чтобы властитель сдлался разумнымъ, честнымъ, христіаниномъ, это великое чудо, это драгоцнное свидтельство божественной милости, потому что обыкновенно случается такъ, какъ бывало съ евреями, которымъ Господь говорилъ: ‘Я далъ имъ царя во гнв моемъ’. Говоря такимъ образомъ о властителяхъ вообще, Лютеръ не мене грубо и дерзко относился и къ отдльнымъ личностямъ. Про Генриха VIII ‘Божіею немилостью короля Англіи’ {Такъ озаглавлено сочиненіе Лютера, изданное въ 1521 году.}, онъ говорилъ: ‘Онъ воплощенное безуміе, онъ лжетъ умышленно, онъ глупъ и тупъ и, кром того, безстыденъ, какъ блудница’. Герцога Георга Саксонскаго, какъ злйшаго врага реформъ, онъ называлъ ‘воплощеннымъ дьяволомъ, хуже фараона’. Про всхъ своихъ властительныхъ противниковъ онъ замчаетъ: ‘Вотъ люди, которыхъ прежде назвали бы глупцами, нынче же нужно давать имъ титу.ш свтлостей и сіятельствъ’ {F. Laurent: ‘Etudes sur l’histoire de l’humanit Bruxelles’. T. VIII, p. 506—507.}. Замтимъ кстати, что эти грубости не мшали Лютеру быть другомъ коронованныхъ лицъ и не отталкивали этихъ особъ отъ него. Таково было тогда время, таковы были нравы. Но какъ бы то ни было, одн подобныя непозволительныя рзкости, доходя до народа въ форм летучихъ листковъ и брошюръ, способны были произвести броженіе въ умахъ, а поводовъ къ этому броженію было довольно и безъ того.

‘Народъ страдалъ душой и тломъ: онъ былъ суевренъ и нищъ, нужно было уничтожить двойное рабство,— говорилъ одинъ изъ современныхъ намъ историковъ.— Думалъ-ли Лютеръ взяться за это дло? Нтъ, потому что въ этомъ революціонер оставался живъ монахъ. Лютеръ желалъ видть свободнымъ христіанина,— человка онъ оставлялъ рабомъ’ {L. Blanc: ‘Hist. de la rvolution franaise’. 1847. T. I. p. 38.}. Лютеръ былъ, въ сущности, не боле, какъ теологъ, и оставался теологомъ {I. Шерръ, стр. 289.}. Онъ во многихъ случаяхъ даже въ области теологіи доводилъ до крайнихъ предловъ свою осторожность и не безъ основательнаго расчета щадилъ вншній церковный порядокъ, что видно, напримръ, изъ его предостереженій, обращенныхъ ко многимъ духовнымъ лицамъ, когда послднія стали въ 1520 и 1521 годахъ вступать въ браки {В. Шлоссеръ. T. IV, стр. 446.}. Но въ то же время Лютеръ не могъ остановить дальнйшаго развитія имъ самимъ начатаго движенія, какъ это всегда бываетъ въ подобныхъ случаяхъ. Онъ походилъ на чародя, вызвавшаго демоновъ, но забывшаго слово заклинанія, необходимое для того, чтобы они снова исчезли. Это проклятіе всхъ реформаторовъ, идущихъ впередъ только до извстнаго предла. Лютеру приходилось поневол бороться и съ папой, и со свтскими властями, не сочувствовавшими иде реформаціи, такимъ образомъ, онъ самъ ронялъ въ глазахъ народа обаяніе этихъ властей и невольно толкалъ Народъ къ той самой политической революціи, на которую онъ смотрлъ съ нескрываемымъ ужасомъ, боясь, что она въ своей всесокрушающей бур погубитъ и его дло — дло всей его жизни. Онъ доводилъ свою миролюбивую осторожность до того, что даже во времена своего всемогущества, изъ нежеланія ссориться съ князьями и рыцарями, допускалъ многое неприглядное въ дл употребленія церковныхъ имуществъ или протестовалъ противъ борьбы силой даже и тогда, когда это было крайне необходимо, какъ во времена Шмалькальденскаго союза {Ibid., стр. 453, 379.}. Но никакіе его уступки и протесты, благоразумные и неблагоразумные, не могли уже остановить начавшагося урагана. Уже въ діалог, написанномъ однимъ изъ близкихъ Лютеру людей, говорится, что крестьяне полагаются на Зикингена, какъ на защитника Лютера и Гуттена противъ пани и духовенства. На это Зикингенъ отвчаетъ, что онъ поетоитъ за святое дло. ‘Время близко, когда ложныхъ духовныхъ лицъ обуздаютъ, если Господь изберетъ его, Зикингена, онъ готовъ исполнить Божію волю’. Тутъ же выражается надежда, что Зикингенъ, вставъ во глав войска, побдитъ антихриста. Но недовольство возбуждалось не однимъ католическимъ духовенствомъ, крестьяне волновались не изъ-за религіозныхъ вопросовъ: дворянство угнетало ихъ до послдней степени, какъ своихъ рабовъ. Когда этому народу сказали объ ‘евангельской свобод’, онъ не могъ не признать ея за синонимъ освобожденія отъ всхъ тяготившихъ его обязанностей и учрежденій, являвшихся муками его существованія. Такимъ образомъ, если реформація и не призывала къ войн крестьянъ, какъ говорятъ противники Лютера, то она давала сильный толчекъ движенію, указывала на новое направленіе этого движенія. Изъ мелкихъ бунтовъ ради личныхъ выгодъ движете превращалось теперь въ общее дло во имя высокихъ цлей {G. Weber, S. 51—52. Dietrich, S. 13.}. Лютеръ, предчувствуя, до чего можетъ дойти дло, предостерегаетъ властителей: ‘Господа и правители, управляйте съ умренностью и справедливостью, такъ какъ ваши подданные не вынесутъ боле вашей тираніи, они не могутъ, они не хотятъ этого, ныншній міръ не міръ былыхъ временъ, когда вы ходили охотиться на людей, какъ на дикихъ зврей’ {F. Laurent, VIII: S. 506.}. Въ то же время, онъ говорилъ и крестьянскимъ депутатамъ: ‘Политическая власть иногда несправедлива, но это не касается васъ, вы не имете права противиться ей съ оружіемъ въ рукахъ, одинъ Богъ покараетъ виновныхъ, сдлавшихъ вамъ зло’ {H. Ewerbeck: ‘L’Allemagne et les allemandes’. Paris, 1851, p. 333.}. Но властители не послушались, не послушался и народъ, чего не хотли дать сверху, то попробовали взять снизу. Народъ пошелъ по указанному пути, Лютеръ, остановившійся разсчетливо и вполн сознательно на половин дороги, былъ замненъ другими вожаками. Покуда онъ возставалъ, главнымъ образомъ, противъ догматовъ и обрядовъ католической церкви, въ Саксоніи явились воодушевленные, страстные проповдники, пошедшіе дальше его въ своихъ воззрніяхъ и требованіяхъ. Это были такъ называемые цвиккаускіе пророки. Ихъ проповдь началась среди сильно возбужденнаго народа, хранившаго въ душ память объ иныхъ религіозныхъ движеніяхъ, происходившихъ вокругъ него во имя одинаково дорогихъ для всхъ идей.

Что это были за идеи?

Величайшій принципъ, унаслдованный отъ еврейства и легшій въ основу христіанства, это твердая вра въ прогрессъ, то-есть въ лучшее будущее на земл. Почти весь древній міръ оплакивалъ золотой вкъ, оставшійся гд-то далеко позади насъ. Иногда являлись мыслители, отвергавшіе этотъ золотой вкъ въ прошломъ, подобно Лукрецію, превосходно нарисовавшему картину жизни первобытнаго человка {Т. Лукрецій Каръ: ‘О природ вещей’. Пер. А. Клеванова. Москва, 1876 г., стр. 145 и слд.}, но эти мыслители, не находя золотого вка въ прошломъ, не находили его и въ будущемъ. Христіанство вслдъ за еврействомъ, жившимъ вчными чаяніями лучшаго будущаго для себя на земл, провозглашало, что золотой вкъ находится въ грядущемъ, и этимъ самымъ побуждало человка стремиться къ этому свтлому грядущему. Во дни бдствій, когда нужна была какая-нибудь опора, чтобы не пасть духомъ отъ отчаянія, это ожиданіе золотого вка особенно сильно пробуждалось въ народ, тогда являлись пророки, возвщавшіе приближеніе желаннаго ‘тысячелтняго царства Божія’, и люди, пытавшіеся проложить ему путь, осуществить его. Эти попытки и идеи сказывались въ цлой масс религіозныхъ движеній съ самаго начала христіанства, он же сказывались и въ движеніи, возбужденномъ цвиккаускими пророками. Въ своихъ собраніяхъ эти люди проповдывали о скоромъ разрушеніи міра, о приближеніи страшнаго суда для истребленія нечестивыхъ и безбожныхъ, о томъ, что міръ очистится кровью и будутъ пощажены только добрые, а затмъ начнется царство Бога на земл и будутъ одно крещеніе, одна вра {В. Циммерманъ: ‘Исторія крестьянскихъ войнъ въ Германіи’. 1866 г. В. I, стр. 175—176.}. Народъ, страдавшій много и не разъ уже соединявшійся подъ знаменами возстанія то въ обществ ‘Башмака’, то въ обществ ‘Бднаго Конрада’, не могъ не откликнуться на эту странную, мистическую, но тмъ не мене, пламенную проповдь о приближеніи золотого вка. Кому плохо живется, тому страстно хочется врить въ лучшее будущее. Кром того, цвиккаускіе пророки нашли уже вполн подготовленную почву: ихъ проповдь въ самой своей сущности не была чмъ-нибудь новымъ для народа, не могла поразить простыхъ людей неслыханною смлостью, такъ какъ она говорила то, что говорили раньше и другіе. Еще въ 1476 году молодой пастухъ Гансъ Бегеймъ, прозванный Иванушкой-Свистуномъ, наигрывавшій на своей дудк на церковныхъ праздникахъ и на свадьбахъ, дошелъ до убжденія, что близится конецъ несправедливостямъ, сломалъ свою дудку и сталъ проповдывать въ вюрцбургской области про общее равенство и про свободу, про новое царство Господне, ‘гд не будетъ ни князей, ни папы, никакихъ господъ и повинностей, гд вс будутъ братья, каждый самъ себ будетъ зарабатывать насущный хлбъ и никто не будетъ желать имть больше, чмъ другіе’. На его проповдь сошлось, какъ говорятъ, до 40,000 крестьянъ {Dieterich: ‘Der Bauernkrieg’. Ulm, 18S4. S. 15.}. Епископъ вюрцбургскій Рудольфъ веллъ его схватить и сжечь, разогнавъ выстрлами десятитысячную толпу крестьянъ, пришедшихъ съ факелами освободить пророка {В. Циммерманъ, стр. 2.}. То были времена короткихъ судовъ, короткихъ расправъ. Но идеи нельзя ни схватить, ни сжечь. Съ исходомъ второй половины XV столтія точно какая-то волшебная нить соединила всхъ крестьянъ, слышно было, что какіе-то люди ходятъ по деревнямъ и тайно носятъ разные грозные планы и ршенія {Ibid., стр. 3.}. Въ 1493 году эти планы и ршенія охватили жителей многихъ городовъ и стали явными: составившійся народный союзъ имлъ цлью преобразовать современный религіозный и политическій порядокъ, ограничить духовенство, отмнить духовный и роттвейльскій суды, дать общинамъ самоуправленіе, судъ присяжныхъ, право налагать самимъ на себя подати и т. д. {Ibid., стр. 16.}. Знаменитый крестьянскій ‘Башмакъ’ (Bund-Schuh), поднятый, какъ знамя, говорилъ о тсномъ союз всхъ крестьянъ, ‘какъ переплетались вмст его завязки, такъ должны были переплестись между собою союзники’ {H. Ewerbeck, S. 305.}. Когда крестьянскія движенія подавлялись въ Германіи, ихъ заговоры, союзы и возстанія основывались въ Швейцаріи, составляя одну неразрывную цпь, звенья которой доходятъ вплоть до появленія цвиккаускихъ пророковъ, не только не высказывавшихъ въ накал ничего особенно новаго въ сфер соціальныхъ и политическихъ воззрній, но не бывшихъ даже въ строгомъ смысл этого слова иниціаторами въ дл послдовавшихъ возстаній и бунтовъ. Эти возстанія и бунты были и тамъ, куда не достигало ихъ вліяніе. Они явились, главнымъ образомъ, только центромъ, къ которому примкнуло движеніе, и придали этому движенію особенную силу, поставивъ его на религіозную почву. Это всегда нужно имть въ виду, чтобы не впадать въ ошибку, въ которую впадаютъ многіе историки, изображающіе цвиккауцевъ иниціаторами всего движенія.

II.

Цвиккау — небольшой городокъ, раскинувшійся въ Рудныхъ горахъ Саксоніи. Кром правящихъ классовъ и монаховъ, въ немъ была довольно значительная партія простого народа, рудокоповъ, суконщиковъ. Среди этой-то части населенія давно началось религіозное движеніе, направленное противъ католичества и, въ то же время, выражавшее недовольство направленіемъ реформаціи. Партія сначала не имла особенно ученыхъ представителей, не высказывала ничего ршительнаго, не предпринимала ничего важнаго ни противъ папистовъ, ни противъ реформаторовъ. Какимъ путемъ она образовалась, кто были ея первые представители, что она проповдывала въ первое время,— все это остается и, вроятно, останется навсегда въ области смутныхъ и спорныхъ вопросовъ. Вліяній для зарожденія религіознаго броженія было много и, можетъ быть, даже пребываніе въ город наглаго торговца мстами въ царств небесномъ, Тецеля, не прошло безслдно для населенія. Не могло же въ самомъ дл не наводить бдняковъ на мрачныя мысли сознаніе, что богатые за свои деньги могутъ откупиться даже отъ ада. Но какъ бы то ни было, большая часть ученыхъ и сами позднйшіе представители этой партіи признаютъ, что начало движенія лежитъ въ средневковомъ мистическомъ сектантств и, въ частности, въ сект вальденцовъ. Это, можетъ быть, отчасти врно въ томъ отношеніи, что въ ученіи этихъ сектантовъ было много общаго съ ученіемъ вальденцовъ. Но началось движеніе, вроятно, вслдствіе боле близкихъ причинъ: броженіе тогда было повсемстное, какъ мы уже сказали, и выражалось оно и въ бунтахъ крестьянъ, и въ религіозныхъ сектахъ, многіе представители которыхъ скрывались въ Богеміи. На связь съ Богеміей указываетъ уже то, что городское правительство въ Цвиккау, назначивъ потомъ слдствіе противъ возникшей въ город партіи, прямо приписываетъ ея заблужденія ‘богемскому происхожденію’ {Erbkam: ‘Gesch der protestant. Sekten’. Hamburg und Gotha, 1848. S. 490.}.

Первыми вожаками этой партіи были люди, оставившіе по себ мало слдовъ въ исторіи. Однимъ изъ главныхъ называютъ Николая Шторха, простого суконщика, очень сильно вліявшаго на народъ. ‘Это былъ человкъ набожный и святой,— по словамъ одного изъ древнихъ историковъ анабаптизма, Вагнера,— не дозволявшій себ роскоши въ жизни, его блестящіе глаза и спокойное лицо невольно располагали въ его пользу всякаго, кто имлъ съ нимъ дло, обращеніе его съ людьми было просто и открыто, сила его слова была такъ могущественна, какъ будто онъ имлъ въ себ Духа Божія’. Мюнцеръ говоритъ про него съ большимъ уваженіемъ, замчая, что ‘онъ зналъ священное писаніе лучше всякаго священника и истин, проповдываемой имъ, присущъ Духъ Святой’ {Вишняковъ: ‘Общество анабаптистовъ’ (Православное Обозрніе 1861 года, No 11, стр. 364).}. Шторхъ доходилъ до экстаза въ своей проповди, пророческія виднія составляли исходный пунктъ его дятельности. За Шторхомъ слдуетъ назвать Марка Штюбнера, бывшаго студентомъ Виттенбергскаго университета. Онъ былъ сначала восторженнымъ слушателемъ Лютера, упивался первыми произведеніями реформатора, потомъ, подобно многимъ людямъ того времени, пошелъ дале, куда вело его логическое развитіе идей Лютера. Третьимъ вожакомъ цвиккаускихъ сектантовъ является Маркъ ома, суконщикъ и мало образованный человкъ. Дале говорится, что сектанты-вожаки имли двнадцать апостоловъ и семьдесятъ двухъ учениковъ. Вотъ все, что можно сказать о первыхъ цвиккаускихъ пророкахъ. За послдователями цвиккаускихъ пророковъ упрочилось названіе ‘анабаптистовъ-перекрещенцевъ’, такъ какъ вс они отрицали значеніе крещенія безсознательныхъ младенцевъ и большинство изъ нихъ требовало перекрещиванія взрослыхъ. Названіе это едва-ли можно признать удачнымъ и сами сектанты называютъ себя ‘баптистами’, ‘крещеными христіанами’, ‘врными’, ‘народомъ избраннымъ’, ‘новымъ Израилемъ’, но не ‘перекрещенцами’. Нкоторые изъ нихъ, какъ, напримръ, ома Мюнцеръ, вовсе не прекрещивались. Перекрещиваніе, кром того, имло мсто только для тхъ, кто крестился въ дтств, и съ теченіемъ времени для дтей перекрещенцевъ оно должно было уничтожиться, такъ какъ этихъ дтей перекрещенцевъ не крестили до совершеннолтія {L. Keller, S. 1. В. Циммерманъ. В. I, стр. 241.}. Вообще было бы трудно, если не невозможно, изложить въ стройномъ порядк ученіе перекрещенцевъ первой эпохи, когда оно еще не успло улечься въ опредленныя застывшія формы: оно распадалось на множество различныхъ толковъ, противорчившихъ нердко одинъ другому, оно, какъ сама жизнь, постоянно развивалось и часто приходило къ безусловно противоположнымъ воззрніямъ, какъ, напримръ, въ вопрос о поднятіи меча противъ враговъ: сперва это признавалось страшнымъ грхомъ, потомъ, подъ вліяніемъ практики и опыта, это стаю священнымъ долгомъ. Возможность всхъ противорчій среди перекрещенцевъ мы пояснимъ сразу, какъ только укажемъ на основное положеніе ихъ ученія: они признавали основаніемъ всего Новый Завтъ и руководствовались Ветхимъ Завтомъ настолько, насколько онъ не противорчилъ Новому Завту, но рядомъ съ этимъ они, подобно многимъ другимъ, предшествовавшимъ и послдующимъ сектамъ, признавали въ самыхъ широкихъ размрахъ внутреннее откровеніе. Они говорили: ‘Еслибъ Богъ хотлъ научить писаніемъ, онъ далъ бы библію прямо съ неба’ {Hase, S. 6.}. Въ то же время, они хорошо помнили, что въ Дяніяхъ святыхъ апостоловъ сказано: ‘И будетъ въ послдніе дни, говоритъ Богъ, излію отъ Духа моего на всякую плоть, и будутъ пророчествовать сыны ваши и дочери ваши, и юноши ваши будутъ видть виднія, и старцы ваши сновидніями вразумляемы будутъ’ {‘Дянія святыхъ апостоловъ‘. II, 17.}. Вря на основаніи этого въ непосредственное откровеніе Божіе, они считали себя орудіями воли Божіей, способными пророчествовать, какъ пророчествовали древніе пророки. Вотъ почему у этой партіи не существовало и законченныхъ положеніи вроисповданія и также не существовало вншняго или внутренняго единства по всмъ вопросамъ, а былъ широкій произволъ для проповди отдльныхъ лицъ {L. Keller, S. 4. К. Hase, S. 9.}. Уже въ XVI вк ихъ насчитывалось до сорока различныхъ толковъ. Но анабаптисты, повидимому, и не гнались за единствомъ въ частностяхъ. Главною ихъ цлью было водвореніе на земл христіанскаго ученія и христіанской церкви апостольскихъ временъ. Въ богословскія тонкости они старались не вдаваться, ставя религію выше богословія и внутреннюю религіозность выше вншней обрядности. Вра, по ихъ убжденіямъ, должна состоять изъ упованія на милосердіе Божіе и изъ послушанія заповдямъ Христа. Вру безъ длъ они признавали мертвою. Наслдственность грха они отрицали, такъ какъ Богъ создаетъ только доброе. Въ связи съ этимъ отвергалось и предопредленіе, а признавалась свободная воля. Не было бы ея — не было бы отвтственности за свои поступки. Этой свободной вол давался широкій просторъ и, по выраженію Буллингера, ‘они предоставляли каждому и думать, и врить, какъ онъ хочетъ’. При такомъ вроученіи духовенство длалось излишнимъ. Кром того, они считали не христіанскимъ дломъ полученіе жалованья или собираніе десятины за исполненіе священныхъ обязанностей. Въ этомъ сказывалось господствовавшее тогда недовольство ничтожнымъ и алчнымъ католическимъ духовенствомъ, возносившимъ молитвы за гршниковъ за извстную плату и беззастнчиво торговавшимъ мстами въ царств Божіемъ: служи обдни — спасенъ будешь.

Проповдь цвиккаускихъ пророковъ на первыхъ же порахъ произвела немалый переполохъ, увлекая простой народъ, пугая состоятельные классы. Гоненія не заставили себя ждать: не такое было тогда время, чтобы смотрть спокойно на зарождавшуюся въ народ секту. Вс чувствовали себя и безъ того нехорошо, не безопасно. Шторхъ и его единомышленники должны были благодарить судьбу и за то, что съ ними не поступали такъ, какъ поступали еще не особенно давно съ ихъ предшественниками. У многихъ были въ памяти костры, на которыхъ въ конц XV и въ начал XVI вковъ жгли живыми разныхъ фанатиковъ въ Нордгаузен, Ашерслебен, Зондергаузен, Гейден и т. д. Цвиккаускіе пророки были только изгнаны изъ родного города, причемъ нкоторымъ пришлось предварительно посидть въ тюрьм. Быть можетъ, это изгнаніе было большою политическою ошибкой со стороны властей. Пророки, изгнанные изъ города, разсялись въ разныя стороны, то-есть понесли свое ученіе изъ маленькаго Цвиккау въ широкій міръ.

Это было въ 1521 году.

Въ числ ушедшихъ на проповдь былъ и ома Мюнцеръ, уже успвшій примкнуть къ новымъ сектантамъ. На этой крупной исторической личности мы и должны остановиться здсь.

III.

ома Мюнцеръ былъ единственнымъ сыномъ не особенно бдныхъ родителей {J. Seidemann: ‘Thomas Mnzer’. Еще Biographie. Dresden und Leipzig, 1842. S. I. Ссылающіеся очень часто на Зейдемана авторы говорятъ, что родители Мюнцера были бдны. Зейдеманъ говоритъ: ‘Nicht ganz unbemittelt’. Въ другомъ мст Зейдеманъ говоритъ, на основаніи одного, къ сожалнію, испорченнаго письма Мюнцера, что ‘мать Мюнцера достаточно принесла съ собою въ Штольбергъ’. Еще дале у Зейдемана говорится, что ‘Мюнцеръ наслдовалъ посл матери много домашняго скарба’ (стр. 1, 17).}. Онъ родился въ дом Генриха Оппенмана въ Штольберг у подножія Гарца въ 1490 году {В. Циммерманъ говоритъ (В. I, стр. 169), что онъ гд-то читалъ, что Мюнцеръ родился въ 1493 г. Вейль относитъ время рожденія Мюнцера къ 1498 г. (А. Weill: ‘Der Bauernkrieg’. 1847. S. 135).}.

Про дтство Мюнцера нечего сказать: оно совершенно неизвстно. Конечно, обладая богатою фантазіей, можно не только утверждать, какъ достоврный фактъ, извстіе о повшеніи жестокимъ графомъ Штольбергомъ отца Мюнцера на глазахъ десятилтняго ребенка, но и толковать о томъ, какое страшное вліяніе произвело это событіе на впечатлительнаго мальчика, пробудивъ въ немъ съ дтства ненависть къ аристократамъ. Но исторія не сказка и крайне сомнительный слухъ не приходится возводить на степень достоврнаго факта. Даже передающій этотъ слухъ Зейдеманъ, главный біографъ Мюнцера, указывая на источникъ, откуда взято это свдніе, относится къ нему съ сомнніемъ {J. Seidemann. S. I: ‘Отецъ омы Мюнцера былъ похищенъ преждевременною смертью. Не заслуживаетъ доврія молва, будто графы Штольбергъ повсили его, почему впослдствіи сынъ, какъ мститель за поруганіе отца, напалъ со своими крестьянами на графство, чтобы присвоить себ послднее’. Этотъ слухъ распространялся двумя сочиненіями, враждебными Мюнцеру. Авторъ одного изъ нихъ говоритъ, что онъ ‘это слышалъ отъ Меланхтона’.}. То же говоритъ и Циммерманъ, совершенно врно замчая, что Мюндеръ непремнно указалъ бы на этотъ вопіющій фактъ въ своихъ прокламаціяхъ къ народу, еслибъ этотъ фактъ дйствительно существовалъ {В. Циммерманъ. В. I, стр. 169.}. Еще бы! Мюнцеръ пользовался всмъ, что могло возбудить въ народ ненависть къ тогдашнему дворянству. Историки, признающіе слухъ о повшеніи отца Мюнцера за дйствительный фактъ, хотятъ отчасти объяснить этимъ послдующую дятельность Мюнцера. Можетъ быть, эти же цли заставляютъ ихъ заявлять, что родители Мюнцера были ‘бдны’ и даже ‘очень бдны’. Но едва-ли можно назвать удачнымъ это стремленіе. Люди, подобные Мюнцеру, вообще не нуждаются въ личныхъ страданіяхъ, чтобы сдлаться революціонерами, и жажда мести за личныя обиды мене всего является побудительною причиной ихъ дятельности. Въ т же времена въ подобныхъ побудительныхъ причинахъ къ революціонной дятельности не нуждались даже и мене увлекающіеся и страстные люди, такъ какъ возбужденіе носилось въ воздух, оно было въ толкахъ народа, въ преніяхъ ученыхъ, въ литературныхъ листкахъ, и Мюнцеръ, вроятно, подобно всмъ своимъ современникамъ, съ пеленъ слышалъ повсемстные отголоски протестовъ и озлобленія. Крайне мало сохранилось извстій и о юности Мюнцера: о ней мы знаемъ почти одно то, что онъ высказалъ самъ на мучительномъ допрос передъ своею смертью {Erbkam: ‘Thomas Mьntzer’ (‘Real-Encyclopoedie von Herzog und Plitt’. X. S. 365).}. Изъ этихъ показаній все же можно видть, что это была за личность.

Онъ былъ коллабораторомъ въ Ашерслебен и Галле. Уже здсь онъ устроилъ тайный заговоръ противъ тогдашняго магдебургскаго архіепископа Эрнста II. Это обстоятельство, относящееся ко времени до 1513 года, то-есть до года смерти Эрнста II, показываетъ, что уже въ ранней молодости въ Мюнцер была склонность къ агитаторской дятельности. Также рано пробудилась въ немъ лихорадочная неусидчивость, страстная жажда найти подходящую дятельность. Изъ Галле онъ быстро перебирается въ Лейпцигъ для изученія богословія, въ 1515 году онъ является какъ magister artium и баккалавръ богословія и получаетъ въ качеств богослова мсто въ Фрозен близъ Ашерслебена, потомъ въ 1517 году онъ длается учителемъ въ брауншвейгской гимназіи Мартина и въ томъ же году снова возвращается въ Штольбергъ, въ 1519 году онъ хлопочетъ уже въ Лейпциг о новомъ мст, его опредляютъ капелланомъ и исповдникомъ въ монастырь бернардинскихъ монахинь въ Бентиц близъ Вейсенфельса, но и это положеніе не удовлетворяетъ его и онъ въ начал 1520 г. вступаетъ въ переговоры съ магистратомъ въ Цвиккау, гд ему и даютъ мсто проповдника въ главной городской церкви св. Маріи. Съ первой же проповди здсь его имя получаетъ громкую извстность, пріобртая ему и друзей, и враговъ. Проповдь была произнесена въ воскресный день на текстъ: ‘просите и дастся вамъ, ищите и обрящете, стучите и отверзется’. Здсь, въ Цвиккау, сразу обнаруживается настоящій Мюнцеръ, народный вождь, боецъ — агитаторъ, демагогъ. Страстно воспламененный реформаціей, еще слпо врящій въ Лютера, онъ на первыхъ же порахъ вступаетъ въ Цвиккау въ борьбу съ богатыми и сильно нищенствующими монахами. На его сторон были симпатіи народа, такъ какъ гордость и алчность монаховъ давно уже вызывали ропотъ среди низшихъ классовъ. Онъ говорилъ, что ‘это слпые пастыри слпыхъ овецъ, которые во время своихъ безконечныхъ молебствій успваютъ прибрать къ рукамъ имущество вдовъ и у одра умирающихъ думаютъ не о религіи, а объ удовлетвореніи своей ненасытной алчности’. Ненавистные народу монахи сдлали, на свою бду, ошибку и въ отвтъ на проповди Мюнцера, ссылавшагося на Евангеліе, говорили съ каедры, что тотъ ‘дурно проповдуетъ, кто проповдуетъ только Евангеліе, такъ какъ этимъ онъ противорчитъ всмъ человческимъ установленіямъ, которыя доля,но соблюдать прежде всего. Евангеліе требуетъ многихъ дополненій, не должно жить только по Евангелію, если-бы смотрть на евангельскую бдность, то князья и графы не могли бы присваивать себ мірскія сокровища, какъ пастырямъ душъ, имъ пришлось бы быть бдными и нищими’ {В. Циммерманъ, I, стр. 170.}. Въ этомъ спор Мюнцеръ еще готовъ былъ подчиниться наумбургскому епископу и обращался за совтомъ къ Лютеру, котораго онъ считалъ покуда ‘образцомъ и свточемъ друзей Божіихъ’. Едва кончился этотъ споръ, какъ началась въ половин 1520 г. другая борьба къ докторомъ богословія Іоганомъ Виденауеромъ или, какъ его звали, согласно обыкновенію того времени, по мсту рожденія, Еграномъ. Егранъ служилъ въ церкви св. Маріи еще до Мюнцера и вращался, главнымъ образомъ, среди аристократіи. Это былъ типичный ‘свтскій’ проповдникъ, пустой и тщеславный, презрительно смотрвшій на невжество монаховъ и игравшій роль священника-аристократа, гуманистъ на словахъ и далеко не безупречный по жизни, сочувствовавшій реформаціи, но понимавшій въ узкомъ смысл разныя церковныя реформы. Мюнцеръ вступилъ съ нимъ въ ожесточенную открытую борьбу, перешедшую тоже на церковныя каедры, такъ сказать, на гласный судъ народа. Это было въ дух той эпохи. Народъ сразу понялъ, что Мюнцеръ является вовсе не реформаторомъ въ одной области богословія, а защитникомъ правъ низшихъ классовъ, политическимъ борцомъ, и примкнулъ къ нему, тогда какъ аристократія стала на сторону Еграна. Сойдясь въ это время съ Николаемъ Шторхомъ, Мюнцеръ сталъ уже во глав значительной партіи, требуя чисто-соціальныхъ, реформъ. Егранъ долженъ былъ ухать изъ города, но спокойствіе отъ этого не возстановилось. Перейдя изъ церкви св. Маріи въ церковь св. Екатерины, Мюнцеръ продолжалъ громить духовныхъ лицъ за ничтожество, теперь его жертвой былъ Николай Гоферъ. Гоферъ бжалъ и подалъ жалобу на Мюнцера. Послдняго власти позвали къ отвту, но онъ съ каедры началъ обличать и ихъ. Тогда его отставили отъ мста. Онъ соединился окончательно съ ткачами, окружавшими Шторха, и дло дошло чуть не до настоящаго возстанія. Мюнцеръ, можетъ быть, и не особенно врилъ тогда въ откровенія и пророчества своихъ добрыхъ друзей и едва ли раздлялъ вс ихъ мистическія воззрнія. Недаромъ же послдующіе перекрещенцы не причисляютъ его къ отцамъ секты. Но эти ткачи были нужны ему, какъ сила для борьбы, съ самаго начала своего существованія уже угрожавшая порядку въ Цвиккау. Разыгралась исторія, окончившаяся изгнаніемъ пророковъ, съ ними покинулъ городъ и Мюнцеръ. Въ Маріинскую церковь былъ назначенъ дятельный и строгій проповдникъ Николай Гаусманъ, возстановившій кое-какъ порядокъ. Это назначеніе было сдлано по совту Лютера {Erbkam (‘R.-E. von Herzog’. X. S. 367).}.

Изъ этихъ голыхъ фактовъ можно уже отчасти понять, что за личность былъ Мюнцеръ.

Натуры, лишенныя самобытности, энергіи и страстности, проходятъ жизненный путь довольно ровно, если и не мирясь съ выпавшимъ имъ на долю положеніемъ, то подчиняясь ему: он могутъ всю жизнь тянуть одну лямку, вертться въ бличьемъ колес, переливать изъ пустого въ порожнее, если именно это имъ опредлено судьбою. Не таковы натуры самобытныя, энергичныя и страстныя: только при самой счастливой случайности, при совпаденіи ихъ наклонностей съ выпавшею на ихъ долю дятельностью, ихъ жизнь слагается правильно и гармонично, по большей же части он мечутся въ разныя стороны, рвутся изъ отмежеванныхъ имъ судьбою границъ, тревожно хватаются за сотни длъ, пока не нападутъ на дятельность, вполн отвчающую ихъ призванію. Такимъ ‘безпокойнымъ’ человкомъ былъ и Мюнцеръ. Онъ принималъ на себя различныя обязанности, можетъ быть, для того, чтобы оказать матеріальную поддержку семь, можетъ быть, потому, что считалъ сначала эти обязанности подходящими для себя,— этого мы не можемъ опредлить съ достоврностью. Но врно то, что каждое принятое имъ мсто оказывалось ему не по натур, дятельность казалась узкою и онъ метался съ одного мста на другое, пріобртая славу неуживчиваго человка. Въ Цвиккау онъ разомъ становится тмъ, чмъ онъ долженъ быть по натур,— вождемъ народа. Роль учителя, роль духовника, роль проповдника въ церкви не могли его удовлетворить. Онъ видлъ, что нужна боле широкая дятельность, чтобы помочь народу. Какъ страдалъ этотъ народъ,— онъ зналъ это хорошо, такъ какъ нужно было быть слпымъ и глухимъ въ то время начинавшейся борьбы, возстаній и смутъ, чтобы не знать этого, онъ горячо принималъ къ сердцу положеніе этого народа, какъ принимали это къ сердцу тогда лучшіе люди, какъ могъ принимать это къ сердцу молодой, честный, добрый и пылкій человкъ, какимъ и былъ тогда Мюнцеръ. Именно въ эту эпоху своей жизни Мюнцеръ началъ все боле и боле глубоко сомнваться въ Лютер, не длавшемъ ни шагу къ реформамъ, которыя, по мннію Мюнцера, были необходимы христіанамъ, нуждавшимся въ полномъ преобразованіи государства и церкви. По мннію Мюнцера, главная ошибка Лютера была въ томъ, что для него вра все, а дла ничто. ‘Эта проповдь мертвой вры,— говорилъ онъ,— вредне, чмъ ученіе папистовъ’. Впослдствіи самъ Лютеръ писалъ: ‘Это ученіе объ оправданіи врою заслуживаетъ сердечной благодарности, по немъ должно исправиться и жить благочестиво, къ сожалнію, выходитъ наоборотъ, и чмъ дальше, тмъ хуже. Прежде людьми владлъ одинъ дьяволъ, а теперь цлыхъ семь. Люди стали скупе, хитре, себялюбиве, немилосердне, развратне, нагле и зле, чмъ при папств’. Но чтобъ придти къ этому взгляду, Лютеру нужно было прожить еще годы и увидать на практик то, что уже предвидлъ Мюнцеръ. Мюнцеръ былъ твердо убжденъ въ необходимости разрушить старую церковь до основанія и уничтожить вс существовавшія государственныя отношенія, Лютеръ же въ то время боялся еще снять рясу и надть пасторское облаченіе, боялся сдлать перемны въ богослуяіеніи, боялся браковъ духовныхъ лицъ,— однимъ словомъ, всего того, что постепенно вводилось помимо его и что онъ потомъ только санкціонировалъ {Ф. Шлоссеръ, стр. 446, 453.}. Мюнцеръ не признавалъ полумръ и починокъ, когда была нужна перестройка, Лютеръ же какъ бы говорилъ: ‘Отрицай то, что уже отрицаю я, и не касайся до того, до чего еще не считаю нужнымъ касаться я’,— новый папа уже сказывался въ немъ. Видя кажущуюся непослдовательность Лютера, Мюнцеръ принялся еще усердне за богословскія занятія. Поэтъ и эксцентрикъ, въ которомъ чувствительность и воображеніе преобладали надъ обширнымъ умомъ, Мюнцеръ читалъ преимущественно исторіи о мужчинахъ и женщинахъ, которымъ приписывались лицезрніе Бога и тайныя откровенія. Особенное вліяніе имлъ на него, кром мистика Таулера, пророкъ двнадцатаго вка, калабріецъ аббатъ Іоахимъ, тоже говорившій о близости суда Господня, о наступленіи царства духа, когда водворятся любовь, радость и свобода, о погибели книжной учености и торжеств духа надъ буквой и т. д. {В. Циммерманъ, I, стр. 172.}. Духъ сомннія сталъ усиливаться въ Мюнцер. Онъ уже говоритъ: ‘Мы, тлесные люди, должны быть богами черезъ сдлавшагося человкомъ Христа и научены и обожествлены имъ самимъ, мы превратимся въ него самого и земная жизнь сольется съ небесной’. ‘Библія ничто безъ живого внутренняго откровенія Божія’. ‘Она можетъ замнить вс законы, но нуженъ новый Даніилъ для ея изложенія, который, какъ Моисей, сталъ бы во глав народа’. ‘Бывшіе до настоящаго времени проповдники евангелія являлись только учеными, придерживавшимися буквы писанія’. ‘Смотрите, что вы проповдуете, иначе ваша теологія не будетъ стоить ни гроша. Нужно искать внутренняго откровенія’ {Hase, S. 17, 18.}. Вра въ откровеніе дошла мало-по-малу у Мюнцера до фанатизма, онъ началъ считать себя человкомъ, который не только удостаивается Богомъ святыхъ его откровеніи, но который самъ можетъ заставить Бога дать желаемое откровеніе. ‘Удалившись въ уединенное мсто,— говоритъ Мюнцеръ,— размышляй о Бог, о томъ, что онъ есть самъ по себ, что по отношенію къ намъ, принимаетъ ли онъ какое-нибудь участіе въ нашемъ положеніи и заботится ли сколько-нибудь о насъ? Размышляй о томъ, ради ли насъ пострадалъ Іисусъ Христосъ и спасъ ли онъ насъ, или мы еще находимся подъ гнетомъ бдствій и грха? Размышляй о томъ, наша ли вра истинная, или вра турокъ, язычниковъ и іудеевъ? Потомъ, когда думы эти начинаютъ волновать тебя, требуй у Бога знаменія, разршенія твоихъ вопросовъ и успокоенія. Если Богъ такого знаменія скоро не дастъ, тогда не только не нужно отступать отъ него, но, напротивъ, еще настоятельне требовать, сердиться на него, поносить, укорять въ неправосудіи. Самъ же онъ общалъ намъ спасти всякаго, желающаго спастись, учить насъ истин и добру, и всегда давать просимое. Какъ же онъ можетъ отказывать въ знаменіи сердцу, которое жаждетъ познанія о немъ? Если бы Богъ на самомъ дл отказалъ теб въ этомъ знаменіи, онъ ршительно не заслуживалъ бы вниманія къ себ со стороны человка. Тотъ Богъ — не Богъ, который не бесдуетъ съ нами, какъ съ Авраамомъ, Исаакомъ, Іаковомъ…’ {Вишняковъ: ‘Общество анабаптистовъ и меннонистовъ’ (Православное Обозрніе 1861 г. No 1, стр. 359).}. Въ этомъ отношеніи Мюнцеръ былъ вполн сыномъ своего вка. Онъ врилъ въ свои непосредственныя бесды съ Богомъ такъ же твердо, какъ Лютеръ искренне врилъ, что дьяволъ, о которомъ онъ не мало говорилъ въ застольныхъ бесдахъ, ‘спитъ гораздо ближе къ нему, чмъ его Катя’ {G. Freitag. ‘Aus demJalir hundert der Ref.’ Leipzig, 1883. S. 118, 134 u. ff.}.

Таковъ былъ Мюнцеръ, таковы были событія въ Цвиккау въ то время, когда цвиккаускіе пророки были изгнаны изъ своего родного города, чтобы разнести по свту свое ученіе.

IV.

Цвиккаускіе пророки появились въ Виттенберг и произвели неслыханный переполохъ. Чтобы понять всю сущность происшедшаго, необходимо нужно поближе познакомиться съ тмъ₎что и какъ сяли эти сятели новаго ученія, а также и съ тою почвой, куда должно было быть брошено смя ихъ ученія.

Хороши или дурны были вожаки воинствовавшаго перекрещенства — это мы увидимъ ниже. Здсь же мы должны только замтить, что вс эти люди,— дйствовавшіе теперь Шторхъ, Мюнцеръ и явившіеся въ послдующія времена Книплердолинкъ, Іоганнъ Бокгольдъ,— были не исключеніями, не выродками среди первыхъ перекрещенцевъ, какъ желаютъ уврять нкоторые изслдователи {Keller, S. 2.}, эти люди оказались только послдовательными и, не останавливаясь на одной теоріи, довели ученіе до его логическихъ выводовъ, насколько могутъ быть вполн логическими выводы тамъ, гд признается непосредственное откровеніе и пророческія способности всхъ и каждаго.

Въ чемъ же должны были заключаться дла, безъ которыхъ вра мертва?

Мы имемъ отрывочныя указанія на проповдь перекрещенцевъ въ этомъ смысл. Одна партія высказывала суровыя правила относительно ды, питья, сна, одежды, она радовалась, когда терпла насиліе, и считала жизнь тяжелымъ гнетомъ, встрчая веселыхъ людей, она говорила: ‘горе вамъ, смющимся теперь, такъ какъ скоро вы будете плакать и стонать’ {K. Hase, S, 12.}. Это были проповдники только суроваго аскетизма, строгіе къ другимъ и къ себ, воздержанные и трезвые. Другіе смотрли на дло шире и говорили, что ‘истинные христіане не нуждаются во властяхъ, такъ какъ законъ данъ только для неправыхъ и непослушныхъ, для тхъ, кто охотно исполняетъ долгъ справедливости и слдуетъ всмъ заповдямъ Божіимъ, государство съ его исправительными средствами и наказаніями является зломъ, это зло нужно выносить, покуда рядомъ съ врующими и праведниками живутъ неврующіе и неврные, покуда власти существуютъ, ‘братья’ должны имъ повиноваться и терпть преслдованія, какъ училъ Христосъ, но самимъ врующимъ не позволяется принимать на себя какія-нибудь обязанности власти: никто изъ нихъ не долженъ, какъ представитель государства, поднимать мечъ’. Дале говорилось, что между врующими и неврующими не должно быть сношеній, торговли, общенія, а тмъ боле браковъ, врующіе не должны были судиться, въ военной служб не могъ состоять врующій, запрещалась ему также присяга {L. Keller, S. 11.}. Врующіе не должны были клясться. Суды, военную службу, присягу, клятвы,— все это уже пробовали не разъ отрицать представители различныхъ сектъ и не только посл введенія христіанства, руководившагося иногда тми или другими положеніями Новаго Завта, но и гораздо ране. Никто только изъ представителей этихъ ученій не говорилъ, какъ это исполнить на практик. Не нужно быть особенно дальновиднымъ, чтобы понять, что вс подобныя запрещенія, какъ запрещенія военной службы, присяги и тому подобнаго, или должны были остаться праздными фразами, или повести къ революціи. Нельзя же представить себ, чтобъ государство допустило спокойно въ своей сред существованіе подобныхъ отрицателей, освобождавшихъ себя отъ того, что считаютъ за долгъ, отъ чего не могутъ безнаказанно отказаться другіе граждане. Сами граждане, несущіе извстныя повинности и тяготы, въ конц концовъ, возмутились бы противъ подобныхъ сектаторовъ, сознавая, что за каждаго отказавшагося отъ военной службы, придется служить другому, за каждаго, отказавшагося отъ исполненія судебныхъ обязанностей, придется отправлять ихъ другому, и т. д. Относительно имущества ученіе перекрещенцевъ, между прочимъ, говорило: ‘христіанинъ не долженъ имть никакой собственности, по среди христіанъ должна существовать общность имуществъ, такъ какъ это было въ апостольскія времена’. Одного этого положенія достаточно, было, чтобы повести въ ту смутную эпоху тоже къ революціи со всми ея крайностями и ужасами, то есть вызвать, съ одной стороны, ненависть къ перекрещенству состоятельныхъ классовъ общества, а съ другой — возбудить низкія страсти въ голодающей и, разнузданной масс. Правда, уже съ самаго начала секты нкоторые ея члены пугливо прибавляли къ фраз о необходимости общности имуществъ слова: ‘насколько это возможно’, но за то другіе смло прибавляли къ этой же фраз слова: ‘во что бы то ни стало’ {Ibid., S. 11—13.}. Первые вмняли себ на практик въ обязанность только оказывать другъ другу взаимную помощь, вторые готовы были поднять оружіе, чтобы заставить богачей раздлить имущество съ бдняками. Здсь надо опять замтить, что первые являлись, въ сущности, пустыми фразерами, забавляющимися произнесеніемъ громкихъ и ни къ чему не обязывающихъ словъ, тогда какъ вторые стремились къ послдовательности, какъ и должно людямъ, исповдующимъ принципъ, что вра мертва безъ длъ, то-есть сознающимъ, что нужно не разговаривать, а дйствовать. Народъ, конечно, долженъ былъ примкнуть во время, бурнаго движенія къ послднимъ. Къ проповдующимъ воду и пьющимъ вино послдователи не примыкаютъ. Народъ-же въ то время, какъ мы уже видли, соединялся и до перекрещенцевъ въ союзы во имя тхъ-же революціонныхъ идей.

Говоря о взглядахъ перекрещенцевъ на общность имуществъ, Газе замчаетъ: ‘Они понимали общность имуществъ не въ коммунистическомъ смысл зависти и алчности, а въ смысл ничтожества собственности вообще и въ смысл любви, не желающей имть ничего лично для себя, они признавали собственность не кражей, но грхомъ’. {K. Hase, S. 14.} Этотъ же взглядъ высказываютъ и другіе писатели, Циммерманъ, Вейль. Если это и врно, то врно только для извстной части перекрещенцевъ того времени, когда люди, возбужденные страстные, фанатизиронанные, были склонны ко всякимъ крайностямъ, а не къ трусливымъ полумрамъ. Недаромъ же нкоторые изъ анабаптистовъ заходили даже такъ далеко, что признавали общность женъ и слова: ‘дай просящему’ переводили словами: ‘отдай себя просящему’ {Ibid., S. 13.}. Въ вопрос объ общности имущества, какъ его ставили перекрещенцы, мы видимъ зародыши того, что логично развилось въ проповди Мюнцера до крайнихъ предловъ, до прямыхъ угрозъ. Если въ проповди Мюнцера слышалось стремленіе обновить ветхаго человка, образовать истиннаго христіанина не по вншности, а по духу, то рядомъ съ этимъ явилось и сознаніе глубокихъ матеріальныхъ бдствій простого народа, мшающихъ духовному обновленію этой массы. Бдный простой народъ въ т страшныя времена всякихъ несправедливостей, отягощенный невыносимыми податями и повинностями, отдающій господамъ все добытое имъ цною пота и крови, гибнущій въ нищет и работ, среди заботъ о куск насущнаго хлба, не могъ возвыситься до вры, до Бога: ему некогда было и думать. Это понимали многіе изъ передовыхъ людей того времени, но именно Мюнцеръ задумалъ измнить этотъ порядокъ длъ. И вотъ ожесточенно и безпощадно, совершенно въ дух того грубаго и воинственнаго времени нападаетъ на сильныхъ міра сего, какъ нападалъ на нихъ и Лютеръ, съ тою только разницей, что въ нападкахъ Мюнцера страшна уже не одна форма, а и сущность. Лютеръ бранилъ ихъ, Мюнцеръ возмущаетъ противъ нихъ. ‘Посмотрите,— пишетъ онъ, главные представители, наши князья и господа, берутъ все въ собственность, рыба въ вод, птица въ воздух, растеніе на земл,— все это должно принадлежать имъ. Потомъ они же распространяютъ между бдняками заповдь Божію: ‘не укради’. И если они у бднаго земледльца или ремесленника грабятъ и отнимаютъ все существенное на земл, то онъ за захватъ имъ ничтожнйшей вещи будетъ ими повшенъ. Господа длаютъ все, чтобы простой человкъ сталъ ихъ врагомъ. Причины возмущенія они не хотятъ уничтожить, чего же хорошаго можно ожидать въ будущемъ? Говоря это, я уже являюсь возмутителемъ’. Подобныя рчи не могли не дйствовать на народъ, тмъ боле, что он исходили отъ такого человка, какъ Мюнцеръ. ‘Это былъ, одинъ изъ самыхъ смлыхъ и симпатичныхъ людей реформаціонной эпохи,— говоритъ о немъ Циммерманъ,— онъ жилъ и умеръ какъ юноша’ {В. Циммерманъ: ‘Исторія крестьянской войны въ Германіи’. Спб., 1872 г. T. I, стр. 168.}. ‘Это былъ,— замчаетъ о немъ Шлоссеръ,— серьезный, нравственный и даже, на свидтельству его злйшихъ враговъ, Лютера и Меланхтона, вполн достойный уваженія человкъ’ {Шлоссеръ. ‘Всемірная исторія’. Спб., 1865 T. XII, стр. 33.}. ‘Онъ, этотъ пророкъ революціи,— по выраженію Кауфмана,— стоялъ между аскетическимъ мистицизмомъ ревивалистовъ и строгою воздержанностью пуританъ’ {Kaufmann: ‘Socialism und Communism’. London, 1883 г. P. 81.}. ‘Сводить на низкія побужденія каждое умственное направленіе, пробивающее, подобно Мюнцеру, путь безъ оглядки, съ разрушительною силой,— пишетъ Ал. Штернъ,— это значитъ унижать человческую природу. Мы не имемъ никакого основанія сомнваться въ томъ, что Мюнцеръ слдовалъ напору своихъ сокровеннйшихъ убжденій, когда онъ не оставлялъ камня на камн, пробуя изъ развалинъ стараго общества создать новое. Въ его душ соединялись глубокое участіе къ нищетъ низшихъ классовъ, яростная ненависть противъ существовавшихъ властей, жгучее честолюбіе и мистическая мечтательность. Тройной фанатизмъ, направленный противъ государства, общества и религіи, сошелся въ его душ и длалъ его втройн опаснымъ’ {Al. Stern: ‘Die Socialisten der Reformazionszeit’. Berlin, 1883. S. 18—19.}. Мы нарочно привели эти отзывы о Мюнцер людей разныхъ партій, чтобы показать, что вс они сходятся во мнніяхъ о немъ, какъ о нравственной личности. Его нравственная личность стоитъ вн всякихъ упрековъ и его ошибки, какъ мы увидимъ дальше, нужно искать не здсь. Но чмъ безупречне онъ былъ въ отношеніи нравственномъ, тмъ сильне онъ долженъ былъ вліять на народъ. Прибавьте къ этому, что онъ былъ честолюбивъ, властолюбивъ и фанатиченъ, что, конечно, могло только содйствовать его сил, его вліянію на массу. Этотъ молодой человкъ въ восточномъ костюм, опушенномъ мхомъ, съ длинною густою бородой и правильными чертами лица, имлъ патріархальный видъ и внушалъ уваженіе. Онъ ясно и горячо высказывалъ свои крайнія мннія и убжденія. Простому народу нравилось, что онъ толкуетъ о дятельномъ христіанств, о христіанской жизни, а не о вр только, какъ лютеране. О вр народъ, въ сущности, мало думалъ, особенно въ то время, когда старая вра была расшатана, потрясена, а новая проповдывалась сотнями людей, каждымъ на свой ладъ, еще не принявъ устойчивыхъ и опредленныхъ формъ. Самъ Лютеръ говоритъ: ‘Въ высшей степени жалокъ видъ церквей, простой народъ ничему не учится и ничего не знаетъ, онъ не молится больше и ничего не длаетъ, кром злоупотребленія свободой, онъ не исповдуется и не ходитъ къ причастію, какъ будто теперь онъ освобожденъ отъ всякихъ религіозныхъ обрядовъ’ {Keller, S. 3.}. Мюнцеръ обратился къ этому народу уже не съ проповдью о вр, а съ проповдью о чисто-земныхъ интересахъ. Его идеаломъ является коммунизмъ. Мюнцеръ не указывалъ, подобно Платону, Томасу Мору или Кампанелл, какъ и въ какой форм должна сложиться общественная жизнь при общности имуществъ, онъ не представилъ какого-нибудь теоретическаго плана для осуществленія своего идеала, онъ просто съ крайнею рзкостью, совершенно въ дух того тревожнаго времени призывалъ людей къ длежу имущества.

Проповдники новаго ученія должны были сильно испугать своихъ противниковъ, тмъ боле, что эти глашатаи новыхъ истинъ были въ то время еще безупречно-нравственными людьми и ловкими агитаторами. Даже враждебные имъ историки соглашаются съ этимъ. Умренные въ пищ и пить, простые въ одежд, дружные между собой, кроткіе въ разговорахъ, но страстно горячіе въ спорахъ, готовые лучше умереть, чмъ отказаться отъ своего ученія, они изумляли всхъ своимъ нравственнымъ величіемъ. Они покидали дома, женъ и дтей для проповди, шли въ путь безъ денегъ, безъ посоховъ даже въ рукахъ, проповдывали съ крышъ домовъ, длились вс между собою {Hase, S. 14.}. Они были готовы претерпть мученія и смерть за свою проповдь и вели ее неутомимо, если было возможно, вели явно, если было нельзя, вели тайно въ уединенныхъ домахъ, въ долинахъ. У нихъ были заведены тайныя сношенія съ различными городами: ихъ гонцы пробирались ночью съ разными встями и письмами. ‘Я желалъ бы,— говоритъ Вицель,— чтобы вс, называющіе себя христіанами, жили подобно имъ’ {В. Циммерманъ. I, стр. 240.}. Но каковы бы ни были эти проповдники, они не сдлали бы ничего на неподготовленной почв. Почва же была уже вполн готова для принятія ихъ ученій и всего боле была она подготовлена въ Виттенберг.

Когда цвиккаускіе пророки появились въ Виттенберг, здсь произошло страшное, небывалое волненіе. Лютеръ въ это время сидлъ въ Вартбург, носились даже слухи, что его погубили враги, его инкогнито старались сохранить самымъ усерднымъ образомъ, въ Виттенберг же возбуждали броженіе, съ одной стороны, монахи, стремившіеся пережениться, а съ другой — Кардьштадтъ, шедшій все дальше и дальше въ отрицаніи католическихъ обрядностей и въ отсутствіи Лютера игравшій первенствующую роль. Андрей Рудольфъ Боденштейнъ, прозванный по мсту своего рожденія Карлынтадтомъ, былъ по лтамъ немного старше Лютера. Свое богословское образованіе онъ получилъ, какъ предполагаютъ въ Италіи, потомъ прибылъ въ Виттенбергъ, гд и получилъ ученыя степени и занялъ каедру {Erbkam: ‘Karlstadt’ (Real-Encyclopoedie von Herzog und Plitt. S. 523—532).}. Его направленіе было сначала чисто-схоластическое и только вернувшись изъ поздки въ Италію въ 15]5 году, онъ увидалъ необходимость вступить на новый путь, такъ какъ въ Виттенберг уже выдвинулся Лютеръ и аристотелевская философія замнилась изученіемъ Августина. Неуживчивый, любящій деньги, добивающійся извстности, мелочно самолюбивый и мучимый сознаніемъ своихъ неудачъ, Карльштадтъ смло пошелъ по новой дорог и сталъ дйствовать за одно съ Лютеромъ, хотя далеко не искренно относился къ реформатору, завидуя ему въ душ. Въ 1521 году онъ узжалъ на короткое время въ Данію, потерплъ тамъ неудачу при введеніи реформъ и въ іюн того же года, вернувшись назадъ и не заставъ уже въ Виттенберг Лютера, съ необычайнымъ рвеніемъ принялся за практическую реформаторскую дятельность, если можно такъ выразиться, ‘на свой страхъ’, какъ бы стараясь перещеголять самого Лютера. Нападенія на безбрачіе духовенства, на монашескіе обты, на почитаніе святыхъ, на поклоненіе иконамъ,— вс эти вопросы, поднятые имъ, разожгли страсти. Монахи оставляли монастыри, студенты врывались съ криками въ церковь во время богослуженій, били стекла у приверженцевъ старыхъ обрядовъ, совершали безчинства. Началась открытая борьба, отмна церковныхъ одяній, церковныхъ церемоній. На третій день Рождества, Карльштадтъ неожиданно обручился съ дочерью одного бднаго дворянина и обвнчалъ одного священника съ его служанкою. Двадцатаго января состоялась свадьба Карльштадта, надлавшая шуму въ город. Скандалы слдовали за скандалами. Въ это-то время городъ былъ взволнованъ еще боле появленіемъ цвиккаускихъ пророковъ, сразу поразившихъ толпу своими одяніями, своею суровою наружностью, своими проповдями. На Карльштадта они не произвели особенно сильнаго впечатлнія, такъ какъ онъ самъ производилъ реформу за реформой. Но съ Мюнцеромъ, явившимся тоже въ Виттенбергъ, онъ вошелъ въ близкія сношенія, много бесдовалъ съ нимъ, подпалъ въ извстной степени подъ его вліяніе. Въ это время ему удалось законнымъ путемъ провести нсколько реформъ относительно измненія богослуженія, строгаго нравственнаго надзора, уничтоженія монашества и устройства на мсто его попечительства о бдныхъ. Но онъ не удовольствовался полумрами, потребовалъ уничтоженія образовъ, а затмъ, признавая, что простой человкъ можетъ понимать священное писаніе не хуже теолога, добился закрытія университета, распущенія студентовъ. Давно уже Карльштадтъ высказывалъ, что весь хламъ схоластическаго богословія не стоитъ ничего и что вся вншняя обрядность церкви не иметъ никакого значенія. Воспламененный теперь событіями, бесдами съ Мюнцеромъ, онъ вдругъ увидалъ передъ собою новое ‘царство духа’, увидалъ въ христіанств не богословіе, а живое дло народа. Онъ сталъ говорить, что людей нужно возвратить къ природной простот и потомъ уже образовать вновь, что всякое ремесло лучше и полезне кабинетной учености и т. п. Смшавъ понятіе о наук съ понятіемъ о ложномъ ея примненіи, онъ вызвалъ первую вспышку фанатизма. Впрочемъ, самъ онъ не участвовалъ въ ней. Монахи, граждане, студенты подъ его вліяніемъ начали разрушеніе образовъ и статуй, подняли гоненія на общественныя удовольствія, заявили требованіе раздачи имущества бднымъ.

Это были первые взрывы фанатизма, ударившагося въ крайности. Эта вспышка страшно отразилась на умахъ всхъ современниковъ и свидтелей ея. Была минута, когда самъ Меланхтонъ спрашивалъ съ сомнніемъ, ‘не исходитъ ли извстный духъ (spiritus quidam), признанный имъ въ перекрещенцахъ, дйствительно отъ Бога’, а старый саксонскій курфюрстъ Фридрихъ Мудрый, удивленный нершительностью своихъ совтниковъ и еще боле нершительный, чмъ они, сказалъ: ‘Это великій, могучій вопросъ, котораго я, какъ свтскій человкъ, не понимаю, но я охотне возьму посохъ въ руки и удалюсь, чмъ сознательно пойду противъ Бога’ {L. Keller, S. 17—18. K. Hase, S. 21. L. Ranke, В. II, S. 7—26.}. Лютеръ сразу понялъ опасность возникающей партіи, явился изъ Вартбурга въ Виттенбергъ, въ продолженіе семи дней громилъ нововводителей и, наконецъ, успокоилъ городъ. Но успокоеніе было только слдствіемъ уваженія къ Лютеру, а не слдствіемъ убдительности его доводовъ. Ему пришлось возстать противъ чистаго религіознаго одушевленія, которое его противники хотли внести во вс частности жизни. Ему пришлось назвать пророчества Шторха просто на просто сатанинскимъ навожденіемъ {Сюдръ въ своей исторіи коммунизма называетъ Шторха ‘однимъ изъ учениковъ Лютера’, а дале говоритъ о Карльштадт, какъ объ учител и друг Лютера. (Sudre: ‘Histoire du communisme’. Paris. 1848. Pp. 100—101). И то, и другое совершенно неврно: Шторхъ не былъ ученикомъ Лютера, Карльштадтъ не былъ его учителемъ и едва ли ихъ можно назвать друзьями, такъ какъ они дйствовали боле или мене за одно только въ теченіе какихъ-нибудь четырехъ лтъ.}. Онъ волей-неволей долженъ былъ сдлать обоюдоострое заявленіе, что въ богослуженіи католической церкви есть обряды, которые слдуетъ уничтожить, но въ большинств для христіанина все равно, исполняетъ ли онъ ихъ, или нтъ: ‘отъ уменьшенія вншнихъ обрядовъ и уничтоженія образовъ не зависитъ спасеніе души’ {Erbkam: ‘Karlstadt’ (R.-E., 528).}, т. е. онъ допустилъ въ религіи область безразличнаго, что всегда бываетъ рискованнымъ. Этими доводами онъ заставилъ молчать, но не могъ заставить убдиться. Также мало убдительны были и другія мры, какъ, напримръ, запрещеніе университетомъ новой книги Карльштадта. Книги запрещать было легко, но трудно было заставить людей не врить этимъ книгамъ. Это было то самое оружіе, которое пускалось въ ходъ и противъ самого Лютера католичествомъ: везд гд пребывалъ Карлъ V, по всмъ нидерландскимъ городамъ, сочиненія Лютера сжигались на рыночныхъ площадяхъ и императоръ иронически улыбался, глядя на эти костры и воображая, что уничтоженіе книгъ равняется уничтоженію ученія {Ranke, II, S. 7.}. Самъ Лютеръ очень мтко выразился объ уничтоженіи книгъ: ‘Конечно, я знаю, искусство и злодяніе дв разныя вещи, и я не уважаю неискуснаго злодянія: но сожиганіе книгъ дло такое легкое, что имъ могутъ заниматься даже дти, не говоря уже о святомъ отц и его великихъ ученыхъ, которымъ, по моему мннію, приличне бы длать что-нибудь поискусне, чмъ жечь книги’ {В. Шлоссеръ. IV, стр. 380.}. Это не помшало ему самому сжечь 10 декабря 1520 года буллу папы и нкоторыя сочиненія Эка, а теперь уничтожить книгу Карльштадта. Но появленіе нововводителеи охватило его ужасомъ: спасая свое собственное дло, какъ любимое дитя, онъ былъ готовъ на все, онъ не только сжигалъ книги, не только говорилъ цвиккауцамъ: ‘Покарай тебя Богъ, сатана’,— онъ смло ставилъ на карту свою собственную жизнь, нарушивъ свое инкогнито, явившись въ Виттенбергъ безъ охраны, слыша отъ курфюрста, что послдній не можетъ оградить его жизни отъ насилія. Именно въ это время были произнесены его знаменитыя слова: ‘я боле желаю охранить вашу милость, чмъ вы можете охранить меня’ {Dr. Plitt: ‘Martin Luther’. Leipzig. 1883, S. 245.}. Въ такія минуты трудно быть разборчивымъ на слова и средства. Борьба Лютера съ нововводителями была тмъ ожесточенне, чмъ ясне сознавалъ онъ самъ, что эти люди плоть отъ плоти его, кость отъ костей его, что они только пошли дале его, высказывая громко идеи, быть можетъ, бродившія и въ его голов въ молодые годы и откинутыя только ради ихъ неисполнимости, что эти люди не шли на т сдлки, въ которыя, въ конц-концовъ. отчасти изъ чисто-практическихъ расчетовъ и соображеній вошелъ и долженъ былъ войти онъ. На сторон этихъ людей была логическая послдовательность, на сторон Лютера была практическая сдержанность. Лютеръ и его приверженцы сразу поняли страшное значеніе перекрещенцевъ и говорили про нихъ, что ‘это зми въ раю новой церкви’, что ‘они вышли изъ нашей среды, но они не наши’, что ‘тамъ, гд Богъ строитъ церковь, чортъ рядомъ часовню ставитъ’ {K. Hase, S. 2.}.

Перекрещенцы, такимъ образомъ, явились радикалами и революціонерами реформаціи: она казалась имъ недостаточной, они хотли пополнить, закончить ее не только въ религіозной сфер, но, насколько возможно, и въ общественномъ, и въ политическомъ отношеніяхъ, такъ какъ библію они считали и гражданскимъ сводомъ законовъ. Именно это-то обстоятельство и послужило впослдствіи главною причиной кровавой расправы съ этими людьми. Остановить рчами и проповдями движеніе перекрещенцевъ Лютеру,— дай кому бы то ни было,— было не подъ силу, такъ какъ оно вполн отвчало запросамъ и надеждамъ народныхъ массъ. Тщетно были изгоняемы повсюду Шторхъ и его друзья, за ними явились ома Мюнцеръ, Книппердолинкъ, Іоганнъ Бокгольдъ, и проповдь этихъ людей касалась, главнымъ образомъ, вовсе уже не теоретическихъ, не чисто-религіозныхъ вопросовъ, такъ какъ многіе изъ этихъ людей мене всего заботились объ этой сторон движенія. Они были бойцами, главнымъ образомъ, на почв общественныхъ и политическихъ вопросовъ. Съ новою силой было не легко считаться и считаться приходилось не рчами съ каедры, а мечомъ въ открытомъ пол. Когда эту силу подавили огнемъ и мечомъ, перекрещенство потеряло свое первоначальное значеніе, сдлавшись одною изъ сотенъ мирныхъ, чисто-религіозныхъ, мало привлекательныхъ сектъ.

Мюнцеръ простился съ Цвиккау въ конц апрля 1521 года и, до прибытія въ Виттенбергъ, нкоторое время путешествовалъ по средней Германіи ‘слова ради’, какъ онъ писалъ одному изъ своихъ друзей {J. Seidemann, 122.}. Предъидущая его дятельность уже составила ему нкоторую извстность, и потому всюду къ нему примыкали люди изъ партіи движенія. Въ сентябр того же года мы видимъ его въ Богеміи, и именно въ Заац, гд ютились ‘богемскіе братья’ или, какъ ихъ тогда называли, ‘Пикарды’ {Ibid. Beil, 14.}. Тутъ были и другія подобныя секты, искавшія здсь убжища отъ преслдованій. Слухи о Лютер достигли уже и сюда, вс ждали, что нмцы будутъ содйствовать поднимавшемуся религіозному движенію. Такимъ образомъ эта мстность вообще давала, повидимому, хорошую почву для религіозной пропаганды и агитаціи. Вслдствіе этого не удивительно, что Мюнцеръ былъ сначала принятъ въ Богеміи хорошо. Это обстоятельство дало ему смлость дйствовать прямо и открыто. Уже 1 ноября въ Праг появляется его Anschlag, гд онъ, объявляя, что онъ не могъ научиться истинной вр отъ монаховъ и поповъ, излагаетъ свои взгляды на откровеніе Божіе и на изученіе слова Божія, и грозитъ наказаніемъ всмъ обманывающимъ народъ. Довольно многословный и спутанный но слогу, этотъ документъ отличается рзкостью по мысли, но это еще не революціонная прокламація. Затмъ, въ конц ноября, Мюнцеръ издаетъ въ Праг свой манифестъ, обращенный къ жителямъ Богеміи. Въ этомъ манифест уже вполн сказались радикальные взгляды Мюнцера. Онъ пишетъ: ‘Возлюбленные братья Богеміи! Я хочу согласно съ великимъ поборникомъ Христа, Іоганномъ Гусомъ, огласить храмъ новымъ гимномъ. Горе лживымъ священнослужителямъ, не признававшимъ никогда сущности христіанства! Самъ Богъ проклинаетъ ихъ и ихъ кражу Его слова и придетъ судить ихъ, такъ какъ они обманывали Его народъ. Въ самомъ скоромъ времени обрушится на нихъ страшный гнвъ Божій за то, что они оскверняли цль вры — свободу, а они должны были бы быть твердою стной для народа Божія. Евангелія ради, разгромитъ Онъ ихъ Своимъ громомъ, такъ какъ никто въ мір не вредитъ такъ Святому Духу и живому слову, какъ безполезные священнослужители христіанъ. Долго голодали и жаждали люди святой справедливости, и сбылось на нихъ пророчество Іереміи: ‘Дти просили хлба, и никто не далъ имъ его’. Эти несправедливые, нечестивые домоправители подобны аистамъ, жадно собирающимъ въ поляхъ и лужахъ лягушекъ, чтобы высыпать ихъ въ гнзда своимъ дтенышамъ, такъ они сбираютъ слово Божіе изъ книгъ, проглатываютъ сырыя буквы и набиваютъ ими желудки. Они не знаютъ, что означаетъ Богъ, вра, христіанская добродтель, добрыя дла. Вчно ссылаются они на мертвую букву. ‘Такъ сказалъ Христосъ, такъ у Павла, такъ у апостоловъ’, говорятъ они, вмсто стремленія убдиться разумомъ. Нелпый обычай бросать ищущимъ и вопрошающимъ мертвую букву введенъ лнью священнослужителей. Полный скорби и состраданія, оплакиваю я отъ всей души гибель истинной церкви Божіей. Среди ея развалинъ христіанство не видитъ египетской тьмы, охватившей его. Боле Господь не можетъ наказать церковь, разв только стереть ее съ лица земли. Я часто и много читалъ исторіи древнихъ отцовъ, я находилъ церковь не запятнанной и двственною посл смерти непосредственныхъ учениковъ апостольскихъ. Запятнана и осквернена она была среди ремесленничества и торгашества неврныхъ, приносящихъ жертвы, священнослужителей. Когда народъ отказался отъ избранія священниковъ, тогда начался обманъ, тогда перестало ученіе церкви соотвтствовать слову Божію. Оно вдалось въ дтскіе крики, въ фантастическія обрядности, во все достойное грудныхъ ребятъ. Но радуйтесь 1 Всходы вашихъ полей склоняются и блютъ, готовые для жатвы. Небо наняло меня въ поденщики по грошу въ день, и я точу свой серпъ, чтобы жать колосья. Голосъ мой возвститъ величайшую истину и уста мои проклянутъ безбожниковъ, для обличенія и истребленія которыхъ я переступилъ ваши границы, о, возлюбленные богемскіе братья! Я стремлюсь только къ тому, чтобы вы восприняли живое слово, въ которомъ я живу и дышу, чтобъ оно не было безплоднымъ. Не мшайте и помогите мн, чтобы ваши молебствующіе священнослужители устрашились. Я общаю вамъ великія почести и славу. Здсь возникнетъ и распространится въ міръ апостольская церковь. Спшите же на встрчу не мн,— я не ищу отъ васъ никакой пользы,— но ея слову, распространеніе котораго будетъ быстро. Церковь молится не нмому Богу, но живому и говорящему. Если я солгу въ живомъ слов Господа, исходящемъ нын изъ моихъ устъ, то пусть постигнетъ меня участь Іереміи, и я самъ отдаю себя на муки въ настоящей и будущей жизни’ {Seidemann, 122.}. Въ наше время какъ-то непривычно читать воззванія, написанныя съ такою рзкостью, но, какъ мы уже указали, въ то время и языкъ Лютера отличался не меньшею грубостью: этотъ тонъ былъ въ дух времени, это былъ тогдашній ‘способъ выраженія’, Тмъ не мене, нужно было имть не мало ршимости, чтобъ обратиться съ подобнымъ манифестомъ, даже и въ то время, къ чужому народу, въ чужой стран. ‘Но,— говорить Циммерманъ,— Мюнцеръ — вполн юноша, полный доврія къ себ, безразсудно-отважный юноша: у него нтъ ничего, кром самаго себя, вры въ свое предназначеніе и убжденія, что настало время дйствовать’ {В. Циммерманъ, I, 180.}. Только съ этою врой и можно было вести ту жизнь, которую велъ онъ, безъ отдыха, среди нужды, безъ своего угла. Но Мюнцеръ обманулся въ своихъ расчетахъ, его манифестъ встртилъ въ Праг не только ревнивый отпоръ со стороны каликстинцевъ, но даже навлекъ на автора гоненіе. Вліятельныя лица въ Праг испугались и рчей Мюнцера, и его самого: здсь могли мечтать о реформаціи, но революція вызвала только страхъ. Мюнцеръ долженъ былъ удалиться изъ города.

Отправившись въ дальнйшее путешествіе, Мюнцеръ постилъ Бранденбургъ, потомъ въ 1522 году Виттенбергъ, гд и произошли у же извстные намъ безпорядки, куда дважды долженъ былъ являться Лютеръ для усмиренія волненія. Здсь Мюнцеръ тсно сблизился съ Каржитадтомъ, окончательно порвалъ связь съ Лютеромъ и удалился въ Нордгаузенъ. Въ 1523 году онъ получилъ мсто священника въ маленькомъ городк Ажитедт въ Тюрингіи. Онъ нашелъ въ городк преданную ему паству и товарища по служб, Симеона Гаферица, раздлявшаго его убжденія. Мало того, онъ нашелъ здсь семейное счастіе съ любимою подругою жизни, монахиней, оставившей монастырь {Seidemann, 21—22.}. Но, несмотря на возможность устроиться здсь боле или мене спокойно, несмотря на свою женитьбу, Мюнцеръ продолжалъ стремиться къ агитаціи, стараясь теперь, главнымъ образомъ, подорвать авторитетъ Лютера, чтобы добиться широкихъ реформъ. Никогда не сознавалъ Мюнцеръ такъ ясно, какъ теперь, что Лютеръ является не только самымъ главнымъ, но и самымъ сильнымъ врагомъ этихъ реформъ, значитъ, прежде всего нужно было подорвать его авторитетъ, развнчать, свергнуть его съ пьедестала. Этимъ и занялся теперь Мюнцеръ. Тайныя типографіи печатали его летучіе листки, тайные агенты разносили ихъ повсюду, эти же агенты вербовали ему сообщниковъ, въ самомъ Алигтедт онъ вводилъ реформы. Лютеру доносилось обо всемъ и онъ, властный, распоряжающійся длами церкви, обуздывающій увлеченія забгавшихъ слишкомъ далеко новаторовъ, потребовалъ Мюнцера къ отвту въ Виттенбергъ. Мюнцеръ не явился. Тогда Лютеръ, по своему обыкновенію, обратился съ жалобой къ властямъ. Власти колебались: курфюрстъ саксонскій Фридрихъ Мудрый оказывался всегда нершительнымъ, когда приходилось быть судьею въ религіозныхъ спорахъ, ему все казалось, что онъ въ этихъ случаяхъ идетъ противъ самого Бога. Народъ же стекался въ Ажитедтъ слушать проповди Мюнцера, какъ на богомолье.

Въ начал 1524 года въ ажитедтскій замокъ прибыли самъ курфюрстъ саксонскій Фридрихъ Мудрый и его братъ Іоаннъ. Мюнцеръ воспользовался случаенъ, чтобы сказать предъ ними проповдь и призвать ихъ къ себ на помощь. Именно въ это время у него еще было горячее убжденіе, что въ борьб противъ старыхъ золъ должны участвовать вс. ‘Правителей и господъ нужно также приглашать вступать въ союзъ. Должно братски вспоминать о нихъ. Изгонять ихъ и убивать слдуетъ только въ томъ случа, еслибъ они отказались вступить въ союзъ и сдлаться гражданами новаго царства’. ‘Драгоцнные и любезнйшіе правители,— говорилъ онъ курфюрсту Фридриху и герцогу Іоанну,— если вы видите и понимаете бдствія христіанства, то вами должно овладть такое же рвеніе, какъ царемъ Інуемъ. Поэтому долженъ возстать новый Даніилъ и показать вамъ откровеніе, и пророкъ этотъ долженъ, какъ учитъ Моисея, стать во глав народа. Онъ примиритъ гнвъ государей и негодующаго народа. Господь говоритъ: ‘Я пришелъ не съ миромъ, а съ мечомъ’. Но на что вамъ мечъ?— На то, чтобъ истреблять и удалять злыхъ, препятствующихъ Евангелію, вотъ что вы должны длать, если хотите служить Богу. Христосъ воистину приказалъ: ‘Возмите моихъ враговъ и умертвите ихъ предо мною!’ {Ев. отъ Луки, 19, 27.}. За что?— А за то, что они испортили правленіе Христа. Противящихся откровенію Божію слдуетъ истребить безъ всякой пощады, какъ истребили Гискій, Іосія, Даніилъ и Илія жрецовъ Вааловыхъ, иначе христіанская церковь не возвратится къ прежнему положенію своему. Необходимо во время жатвы выполоть дурную траву изъ вертограда Божія. Богъ сказалъ: ‘Не жалйте безбожниковъ, разбейте алтари ихъ, разсйте идоловъ ихъ и сожгите ихъ, дабы Я не разгнвался на васъ!’ {Циммерманъ I, 181—182.}. Въ этомъ дух была проповдь Мюнцера въ ажитедтскомъ замк. Онъ убждалъ истребить идолослуженіе и ввести силой Евангеліе. ‘Если государи не истребятъ безбожниковъ, то Богъ отниметъ у нихъ мечъ. Вся община иметъ силу меча, который хочетъ править самъ, и ему дана вся власть на неб и на земл. Земля полна тщеславными лицемрами и нтъ ни одного смлаго человка, который ршился бы высказать истину’. Указывая въ очень прозрачныхъ и рзкихъ намекахъ на нершительность и лицемріе Лютера, подразумвая его подъ именемъ ‘тихони’ и ‘откормленной свиньи’, Мюнцеръ требовалъ не полумръ, а радикальнаго переворота {Koestin: ‘Martin Luther’. 1875, I. 709.}. Намъ странно теперь читать эти обращенія къ князьямъ и властителямъ, призывающія ихъ самихъ принять горячее участіе въ дл оттачиванія оружія противъ нихъ же. Но таковы были тогда времена: мы указывали, что говорилъ Лютеръ о князьяхъ и властителяхъ, а между тмъ въ ихъ сред нашлись искренніе его друзья. Вслдствіе этого, нечего удивляться наивности Мюнцера и нечего удивляться снисходительности его слушателей-князей. Нершительный курфюрстъ не предпринималъ никакихъ мръ противъ Мюнцера посл проповди послдняго, не засадилъ его въ тюрьму, не изгналъ изъ города. Можно даже было думать, что смлая выходка сошла совершенно безнаказанно для проповдника. Но гроза была уже близка. Лютеру пересылали печатаемыя Мюнцеромъ брошюры и доносили о преслдованіи иконъ, начатомъ Каржитадтомъ въ Орламюнде, гд нашелъ себ мсто Каржитадтъ. Дошла до Лютера и проповдь Мюнцера. Она не могла не возмутить великаго реформатора, оберегавшаго свое собственное дло отъ всякихъ крайнихъ выходокъ. Молчать Лютеръ не могъ. Онъ писалъ: ‘Кулакамъ воли не давать, или вонъ изъ государства! Вотъ что должны сказать государи пророкамъ. Дьяволъ дйствуетъ черезъ смятеніе умовъ’. Меланхтонъ писалъ: ‘Они обращаютъ Евангеліе на служеніе мірской политик’. Правители волей-неволей должны были уступить. Они запретили Мюяцеру печатать его летучіе листки и въ ма 1524 года призвали его къ отвту въ Веймаръ. Мюнцеръ выпутался на этотъ разъ довольно счастливо. Но уже въ іюн близъ Ажитедта въ Мальдербах произошло новое тревожное событіе: возмутившійся народъ сжегъ часовню, гд было чудотворное изображеніе св. Маріи. Во время борьбы противъ иконъ вообще, борьба противъ чудесъ, совершаемыхъ иконами, конечно, была еще ожесточенне, и фактъ сожженія этой часовни не былъ единичнымъ, не могъ быть приписанъ исключительно вліянію Мюнцера. Но теперь ему все уже ставилось на счетъ. Въ то же время разнеслись слухи, что Мюнцеръ основалъ тайный союзъ, что заговоръ охватилъ всю Тюрингію, что предполагается истребить папистовъ и власти. Этотъ слухъ не былъ ложью. Въ Мюнцер произошелъ извстный переворотъ: какъ посл посщенія Виттенберга онъ убдился, что нельзя надяться на Лютера, что, прежде всего, нужно пошатнуть его авторитетъ, такъ посл встрчи съ курфюрстомъ и его братомъ Мюндеръ убдился, что ему нечего надяться и на правителей. Теперь онъ уже понялъ, что правители и господа никакъ не станутъ дйствовать съ нимъ заодно, и уже прямо взывалъ къ народу, и только къ народу: ‘Любезные товарищи, я хочу порасширить дыру, чтобы весь міръ могъ черезъ нее увидть и понять, каковы наши большіе Иваны, что это за гадкія чучела’. Онъ пишетъ, что Богъ говоритъ его устами, что онъ поставленъ надъ людьми и царствами, чтобъ онъ ‘кололъ, разбивалъ и опустошалъ, сооружалъ и сялъ’. ‘Міру приходится выдержать великій ударъ, начнется игра, которая ниспровергнетъ безбожныхъ съ престола и возвыситъ униженныхъ’ {Циммерманъ I, 186—187.}. Опасность отъ подобныхъ воззваній была велика. Это долженъ былъ сознавать даже курфюрстъ саксонскій. Дло шло не о религіи, а прямо о политической революціи.

Мюнцеръ долженъ былъ снова явиться 1 августа въ Веймаръ на допросъ. Этотъ допросъ, должно быть, былъ тяжелъ: изъ залы совта Мюнцеръ вышелъ блдный, какъ мертвецъ. Изъ замка вышли каноники, смясь надъ нимъ. Мальчишкиконюхи кричали ему: ‘Гд же твой/, духъ и твой Богъ?’ Ажитедтскій амтманъ Гансъ Цейсъ спросилъ его: ‘Ну, что?’ — ‘Да то,— отвтилъ Мюнцеръ,— что мн приходится отправиться въ другое государство’. И онъ направился въ Ажитедтъ, питая надежду на поддержку горожанъ. Однако, Ажитедтъ не вступился за своего проповдника: преданъ ему былъ только простой народъ, бюргеры же, смущенные и испуганные требовали его удаленія. Была минута, когда Мюнцеръ думалъ еще остаться въ город и защищаться вооруженною силою, если на него нападутъ, онъ даже вооружился для этой цли, но тотчасъ же понялъ невозможность борьбы и направился въ Мюльгаузенъ. Едва онъ прибылъ туда, какъ городской совтъ получилъ письмо Лютера, предостерегавшее власти противъ бунтовщика {А. Schmidt: ‘Zeitschrift fr Geschichtswissenschaft’. IV. 1845. S. S65—394. Ст. Гольцгаузена.}.

Послдніе дни боле или мене спокойной жизни кончились для Мюнцера: за нимъ уже зорко слдили, противъ него предостерегали еще не знавшихъ его людей. Онъ самъ уже не надялся ни на Лютера, ни на князей, а ждалъ спасенія только отъ народнаго возстанія.

VI.

Какъ тревожно было настроеніе умовъ въ эту тяжелую эпоху, это мы видимъ изъ суеврныхъ разсказовъ того времени, передаваемыхъ Циммерманомъ. Разсказывали, чтобъ 1523 году въ Мюльгаузен на неб показывались чудесныя явленія, а въ позднюю осень вторично цвли розы и деревья. Въ другихъ мстахъ говорили, будто бы видли на солнц три круга и внутри ихъ горящій факелъ, на лун представлялись два круга, а внутри крестъ. Въ Венгріи, будто бы, видли ночью на неб дв внчанныя головы, сражавшіяся другъ съ другомъ, На Рейн слышали въ самый полдень въ воздух смятеніе и громъ оружія, какъ будто отъ сраженія. Въ нкоторыхъ мстахъ у животныхъ рождались необыкновенные уроды. Въ одномъ мст видли бой между аистами, въ другомъ — между воронами и галками. Распространился слухъ о землетрясеніяхъ въ южныхъ земляхъ, въ Швабіи, Баваріи и Австріи свирпствовали повальныя болзни, въ Кемптен, въ Альгау, отъ 1521 и 1523 г., умерло боле 1,600 человкъ. Ко всему этому прибавились еще проливные дожди и кометы, времена года перепутались: въ теченіе трехъ послднихъ лтъ зима была однажды такъ тепла, что бдный народъ ходилъ на босу ногу, какъ въ Михайловъ день, червяки и бабочки ползали и летали точно лтомъ, въ феврал цвли вишни, а на деревьяхъ вс почки разбухли и начали развертываться. Къ Святой же вдругъ настала холодная зима, вслдствіе сильныхъ бурь и непогодъ плоды были значительно побиты и во всемъ Оберланд простой народъ впалъ въ крайнюю нужду. Все это считали предзнаменованіемъ чего-то необыкновеннаго. Но и безъ всякихъ явленій и пророчествъ весь порядокъ вещей, продолжавшійся уже много лтъ, предвщалъ важный переворотъ. Предсказаніями занимался не только народъ, но и сама высокая наука, которую тогда уважали и которой удивлялись,— сама астрологія признала 1524 годъ за предлъ, посл котораго долженъ совершиться неслыханный досел переворотъ. ‘Астрологи, быть можетъ, говорятъ правду,— писалъ въ начал 1520 г. баварскій канцлеръ Экъ своему герцогу. Трудно предполагать, чтобъ огонь, воспламеняющійся повсюду въ настоящее время, утихъ, не произведя никакого опустошенія’. Одна народная поговорка, распространенная издавна, говорила слдующее: ‘кто въ 1523 г. не умретъ, въ 1524 г. не утонетъ, а въ 1525 г. не будетъ убитъ, скажетъ, что съ нимъ случилось чудо’? {Hast: ‘Geschichte der Wiederlafer’. Muenster, 1836. S. 37.}. Не трудно понять, какое впечатлніе производили на народъ вс эти явленія, если мы вспомнимъ, что въ т времена самъ Меланхтонъ писалъ: е Въ Рим родилась лошачиха, а въ окрестностяхъ Аугсбурга родился двухголовый ребенокъ, что, безъ сомннія, указываетъ на великую перемну въ нашемъ обыкновенномъ стро жизни’. Потомъ онъ же, излагая біографію Іоанна Регимонтануса, говоритъ: ‘Такъ какъ я знаю, что на человка вліяютъ небесныя явленія то, я долженъ указать, подъ какимъ созвздіемъ онъ родился’ {Циммерманъ: I, 190, 247, 248.}.

Такое настроеніе умовъ бываетъ только въ самыя смутныя времена, когда броженіе длается повсемстнымъ и всеобщимъ, близость грозы предчувствовалъ Лютеръ. Уже въ 1522 году онъ писалъ: ‘Народъ всюду волнуется и все видитъ, онъ не хочетъ, не можетъ позволить такъ угнетать себя доле’. Дйствительно, куда бы мы ни взглянули въ области, гд совершалось реформаціонное движеніе, везд мы увидимъ вспышки народныхъ волненій и возстаній. Въ однихъ мстахъ, какъ, напримръ, въ Мюльгаузен, произошла безкровная революція, свергнувшая въ город аристократію и замнившая ее демократіей въ управленіи, въ другихъ мстахъ, какъ, напримръ, въ окрестностяхъ Вальдсгута, открыто возставшіе крестьяне создаютъ ‘евангельское братство’, положившее цлью повиноваться только императору и никому боле. Не перекрещенцы, не Мюнцеръ начали это движеніе: народъ страдалъ такъ сильно, что могъ возстать и безъ подстрекателей. Но именно въ это время изгнанный изъ Алштедта Мюнцеръ и его ученики проходятъ по волнующимся областямъ и принимаютъ участіе въ дл народа.

Пробывъ недолго въ Мюльгаузен, Мюнцеръ тсно сблизился съ Пфейферомъ, бывшимъ монахомъ къ рейффенштейнскомъ монастыр, краснорчивымъ проповдникомъ, только-что произведшимъ переворотъ въ Мюльгаузен. Изъ Мюльгаузена Мюнцеръ направился въ Нюрнбергъ, ‘не для возмущенія народа, а для печатанія книгъ’, въ которыхъ безпощадно побивался Лютеръ: Вавилонская блудница, Двица Мартинъ, Докторъ Вралъ, Виттенбергскій папа, Драконъ, Левъ, Василискъ,— подорвать авторитетъ Лютера было теперь нужне всего въ начал возстанія. Изгнанный изъ Нюриберга, Мюнцеръ входитъ въ сношенія съ швейцарскими перекрещенцами, только-что возникающею сектой. Затмъ мы видимъ его въ Клетгау и Гегау и, можетъ быть, именно въ это время онъ входитъ въ сношенія съ Гюбменеромъ, вальдсгутскимъ реформаторомъ. Въ своихъ признаніяхъ передъ смертью Мюнцеръ говоритъ, что онъ ‘избралъ эту страну — чтобъ узнать тамошнее положеніе длъ, воспользоваться оберландскимъ возстаніемъ и распространить границы преданныхъ ему областей, возстаній же здсь онъ не производилъ, такъ какъ они уже произошли раньше’ {Seidemann, 152.}. Пфейферъ прибылъ сюда нсколько раньше, Мюнцеръ — поздне. Всюду подготовляя почву къ возстаніямъ, раздувая уже вспыхнувшія пожаръ, Мюнцеръ является вдохновителемъ крестьянъ, и если не диктуетъ имъ программы требованіи, то во всякомъ случа является ‘вдохновителемъ’, при помощи котораго составились знаменитые двнадцать тезисовъ крестьянъ, обобщившіе въ одно боле или мене стройное цлое вс требованія народа. Прежніе тезисы, представляемые народомъ, были мене сжаты и ясны, чмъ эти. Кто написалъ ихъ? Одни утверждаютъ, что Пфейферъ {Циммерманъ, II, 98.}, но тезисы появились въ март 1525 года, когда Пфейферъ и даже Мюнцеръ уже удалились изъ Швабіи. Другіе говорятъ, что авторомъ ихъ былъ бывшій пфальцграфскій канцлеръ Фуксштейнеръ {Jrg: ‘Deutschland in der Revolutionsperiode von 1522—1526’. Freiburg, 1851. S. 180 und vol.}, Веберъ же замчаетъ, что эти тезисы ‘во всякомъ случа были набросаны въ кружк Мюнцера и Гюбмейера’ {G. Weber, 57.}. Но, какъ бы то ни было, Мюнцеръ въ своемъ предсмертномъ признаніи заявилъ, что онъ не составлялъ этихъ тезисовъ, но ‘выписалъ изъ Евангелія нкоторыя положенія относительно управленія’, т. е. внесъ въ эти тезисы свою лепту, и, конечно, внесенное имъ было самымъ существеннымъ. Другимъ принадлежала только редакція.

Обращаясь къ христіанскому читателю, этотъ манифестъ говоритъ: ‘Многіе лицемрные христіане по поводу настоящаго соединенія крестьянъ изрыгаютъ хулы на Евангеліе и говорятъ: ‘Вотъ каковы плоды новаго Евангелія: никому не повиноваться, повсемстно безчинствовать и возмущаться, собираться шайками и мятежническими скопищами для того, чтобы реформировать, гонять, даже, быть можетъ, умерщвлять духовныя и свтскія власти’. Отвтомъ на эти безпутныя и лживыя обвиненія должны служить нижеслдующія тезисы, написанные съ цлью снять клевету съ слова Божія. Во-первыхъ Евангеліе не виновато въ мятежахъ и волненіяхъ, потому что оно вышло изъ устъ Христа, обтованнаго Мессіи, котораго слово и жизнь поучаютъ только любви, миру, долготерпнію и единенію (‘Римл.’ 2), вс врующіе во Христа должны жить въ любви, мир и согласіи, а потому вс тезисы крестьянъ, какъ всякій ясно увидитъ, направлены только къ тому, чтобы внушить крестьянамъ истинныя евангельскія правила и научить ихъ жить сообразно съ этими правилами. Какимъ-же образомъ лицемрные христіане могутъ считать Евангеліе причиной неповиновенія? Если есть между христіанами такіе лицемры и враги Евангелія, которые съ упорствомъ возстаютъ противъ всхъ нашихъ требованій и желаній, то въ этомъ виновато не Евангеліе, а виноватъ дьяволъ, заклятый врагъ Евангелія, онъ-то и вовлекаетъ своихъ сыновъ въ преступленія, возбуждая въ нихъ неврія для того, чтобы слово Божіе,— слово любви, мира и единенія,— окончательно заглохло и было предано забвенію. Во-вторыхъ, отсюда слдуетъ ясно и безспорно, что крестьяне, желающіе въ своихъ тезисахъ строго придерживаться евангельскихъ правилъ, не могутъ быть названы непокорными и мятежными. Если Господь услышитъ молитвы крестьянъ, желающихъ только одного — жить по Его слову, то кто осмлится тогда порицать волю Божію? (‘Римл.’ 11). Кто осмлится вмшиваться въ Его судъ? (‘Ис.’ 40). Кто осмлится противиться его величію? (‘Римл.’ 8). Если Онъ внялъ моленіямъ сыновъ Израилевыхъ, взывавшихъ къ Нему о помощи, и освободилъ ихъ отъ руки Фараона, то разв Онъ не можетъ и теперь спасти своихъ людей? Да, Онъ пошлетъ имъ свое спасеніе, и пошлетъ немедленно (2 ‘Моис.’ 3, 14, ‘Лука’ 18, 8). Итакъ, христіанинъ, читай внимательно эти тезисы и глубже вникай и обсуждай ихъ. Во-первыхъ, мы покорнйше просимъ и единодушно желаемъ, чтобы отнын насъ не лишали нашихъ правъ и преимуществъ, чтобы всякій приходъ самъ выбиралъ своего священника (1 ‘Тимо.’ 3) и чтобы прихожане имли право смщать его, если онъ поступаетъ не по закону (‘Тит.’ 1). Выбранный пастырь долженъ проповдывать Евангеліе ясно и разумно, безъ всякихъ своихъ прибавленій, мудрствованій и выпусковъ (‘Дян. Апост.’ 14). Когда намъ будетъ постоянно проповдуема истинная вра, мы пріобртемъ право просить у Господа, чтобы Онъ снискалъ насъ своею благодатью, поселилъ и усугубилъ въ насъ живую вру (5 ‘Моис.’ 31). Если благодать Божія не вселится въ насъ, то мы навсегда останемся только никуда негодною плотью и кровью (5 ‘Моис.’ 10, ‘Іоаннъ’ 6), въ Писаніи ясно говорится, что только истинная вра можетъ приблизить насъ къ Богу и что спасеніе наше въ Его милосердіи (‘Галат.’ 1). Мы нуждаемся въ достойномъ предстател и духовномъ отц, который былъ-бы наученъ Писанію такъ, какъ это мы высказали. Во-вторыхъ, несмотря на то, что справедливая десятина, установленная въ Ветхомъ Завт, была отмнена въ Новомъ, мы, все-таки, охотно будемъ выплачивать ее зерномъ, но только тамъ, гд это нужно. Поэтому мы жертвуемъ ее Богу, въ пользу Его служителей (‘Евр. Ис.’ 109). Если въ ней будетъ нуждаться священникъ, проповдующій, какъ слдуетъ, слово Божіе, то мы спорить не станемъ, пусть тогда эту десятину собираютъ и получаютъ церковные сборщики, назначаемые общиной, а священникъ, выбранный приходомъ, со всми своими домочадцами будетъ пользоваться изъ сбора соотвтственною частью, по распоряженію всего прихода, остатокъ долженъ быть подленъ между бдными прихожанами той-же деревни, по мр ихъ нуждъ и по усмотрнію прихода (5 ‘Моис.’ 25, 1 ‘Тимо.’ 5, ‘Мат.’ 10 и ‘Корин.’ 9), а все, что затмъ останется, должно сберегаться на случай какого-нибудь несчастія или воины, изъ этого-то избытка и слдуетъ удовлетворять общественнымъ нуждамъ, не обременяя бднаго населенія налогами. Еслибы случилось, что одна или нсколько деревень продали свою десятину по какой-нибудь надобности, то купившій долженъ прежде всего доказать дйствительность покупки, и тогда мы войдемъ съ нимъ въ соглашеніе, смотря по важности дда (‘Лука’ 6, ‘Мат.’ 5). Но кто не самъ купилъ деревню, десятину, а получилъ ее отъ предковъ, присвоившихъ ее себ силой или хитростью, тому мы не хотимъ и не должны ее давать, мы только обязываемся, какъ сказано прежде, содержать священниковъ и, по Писанію, раздавать милостыню нищимъ. Кром того, мы не хотимъ платить ни духовнымъ, ни свтскимъ лицамъ никакой малой десятины, такъ какъ Богъ предоставилъ скотину въ полное распоряженіе человка (1 ‘Моис.’ 1). И потому эту десятину мы считаемъ несправедливою, выдуманною людьми, и давать ее больше не будемъ. Въ-третьихъ, до сихъ поръ было въ обыкновеніи считать насъ чужою собственностью, но это противно Священному Писанію, потому что Христосъ своею божественною кровью всхъ насъ искупилъ и всмъ намъ даровалъ спасеніе (‘Ис.’ 53, 1 ‘Петр.’ 1, 1 ‘Корин.’ 7, ‘Римл.’ 13), начиная отъ послдняго пастуха до могущественнйшаго монарха. Вотъ почему Священное Писаніе говоритъ, что мы свободны и мы хотимъ быть на самомъ дл свободными (‘Премудр.’ 6, 1 ‘Петр.’ 2). Это не значитъ, что мы хотимъ необузданной воли и не признаемъ никакихъ властей. Мы должны жить по заповдямъ, а не по внушеніямъ грховной плоти (5 ‘Моис.’ 6, ‘Мат.’ 4), мы должны побить Бога, какъ своего Творца, и признавать Его въ ближнихъ, которымъ мы обязаны доставлять все то, что сами желали бы имть, по слову Спасителя на. тайной вечери (‘Лука’ 4, 6, ‘Мат.’ 5, ‘Іоани. 13’). Поэтому мы не будемъ нарушать заповди Божіей, которая вовсе не говоритъ намъ, чтобы мы не повиновались властямъ. Не только предъ властями, но предъ всякимъ мы должны смиряться (‘Римл.’ 31). Мы не думаемъ сопротивляться выбраннымъ и установленнымъ правителямъ, потому что законъ Божій (‘Дян. Апост.’ 5) запрещаетъ намъ это. Итакъ, мы не нарушаемъ покорности, потому и вы должны, съ своей стороны, поспшить освободить насъ изъ-подъ ига крпостнаго рабства или евангельскимъ словомъ доказать намъ, что мы должны оставаться рабами. Въ-четвертыхъ, до сихъ поръ велось обыкновеніе, что ни одинъ бдный человкъ не имлъ права ни охотиться на птицъ, ни ловить рыбу въ господскихъ владніяхъ. Это кажется намъ совершенно несправедливымъ, несогласнымъ съ братскою любовью и словомъ Божіимъ. Въ нкоторыхъ мстахъ знатные господа нарочно держатъ животныхъ, чтобы только повредить намъ и увеличить нашу бдность. Эти безсмысленныя твари жадно пожираютъ у насъ все, что Богъ далъ человку для его пропитанія, а мы должны молчать, хотя этимъ явно наносится оскорбленіе и Богу, и людямъ. Создавъ человка, Господь далъ ему власть надъ всякими животными, надъ птицами, въ воздух летающими, и рыбами, въ водахъ плавающими (‘Моис.’ 1, ‘Дян. Апост.’ 19, 1 ‘Тим.’ 4, 1 ‘Корин.’ 10, ‘Колос.’ 2). Поэтому мы желаемъ, чтобы всякій, владющій ркою или озеромъ, представилъ достаточныя письменныя доказательства своего права владнія, и тогда пусть владетъ,— мы не станемъ употреблять противъ него насилія: надобно поступать со всякимъ по правиламъ христіанской любви и братства. Тотъ-же, кто не представятъ удовлетворительныхъ доказательствъ своего правовладнія, пусть отступится отъ захваченнаго въ пользу общины. Въ-пятыхъ, мы считаемъ себя также обиженными и въ отношеніи владнія лсомъ: наши господа присвоили себ вс лса, и если бдный человкъ нуждается въ дерев, онъ принужденъ платить за него вдвое дороже, чмъ дйствительно желалъ получить. По нашему мннію, лса, на владніе которыми духовные и свтскіе господа не могутъ представить доказательствъ, должны быть отданы въ распоряженіе общины, каждый, въ случа нужды, можетъ получать отъ общины безплатно дрова и лсъ, даже и для столярнаго производства, разумется, только съ вдома лицъ выбранныхъ общиною, въ видахъ предупрежденія истребленія лсовъ. Въ тхъ случаяхъ, когда онъ пріобртетъ собственность честнымъ путемъ, община должна войти въ соглашеніе съ собственниками, но законамъ христіанской и братской любви. Если же лсное имущество было сначала куплено однимъ, а потомъ перепродано другому лицу, то съ покупщиками надобно войти въ соглашенія, какія укажетъ дло, по духу братской любви и Священнаго Писанія. Въ-шестыхъ, мы считаемъ себя горько обиженными тяжелою службой, которая съ каждымъ днемъ становится все невыносиме и невыносиме. Мы желаемъ, чтобы на это было обращено вниманіе и чтобы насъ не обременяли такъ жестоко, пусть насъ заставляютъ служить такъ, какъ служили наши отцы, согласно съ Божескимъ Писаніемъ (‘Римл.’ 10). Въ-седьмыхъ, мы не хотимъ больше и слышать о поборахъ и несправедливостяхъ господъ, всякій долженъ неприкосновенно пользоваться своими правами, какъ они опредлены въ условіяхъ между господиномъ и крестьяниномъ. Господинъ не долженъ боле мучить и прижимать крестьянина, не долженъ требовать отъ него ни службы и ни другаго чего даромъ (‘Лук.’ 3, ‘есс.’ 6), такъ, чтобы крестьянинъ могъ свободно и спокойно распоряжаться своимъ имуществомъ. Но если понадобится господину крестьянская служба, то крестьянинъ долженъ служить охотно и покорно,— впрочемъ, за извстное вознагражденіе и только въ опредленное время, для устраненія всякихъ потерь и убытковъ. Въ-восьмыхъ, многіе изъ насъ, имющихъ собственность, отягчены высокимъ податнымъ окладомъ, котораго не могутъ взносить изъ имущества, отсюда, крестьянамъ часто приходится терять свое достояніе. Мы желаемъ, чтобы господа послали для оцнки такихъ имуществъ честныхъ людей и взимали оброкъ смотря по ихъ стоимости. Крестьянинъ не долженъ работать для себя безъ выгодъ, потому что всякій работникъ достоинъ своей платы (‘Мат.’ 10). Въ-девятыхъ, мы чувствуемъ себя глубоко обиженными тою безбожною несправедливостью, съ которою постоянно увеличиваютъ наши наказанія, очень часто насъ наказываютъ несоразмрно съ виною, по злоб, а иногда ради пристрастнаго снисхожденія къ другимъ. Мы желаемъ, чтобы насъ наказывали согласно съ древнимъ писаннымъ закономъ, соразмрно съ виною, а не пристрастно (‘Ис.’ 10, ‘Ефес.’ 6, ‘Лук.’ 3, ‘Іерем.’ 16). Въ-десятыхъ, мы считаемъ себя и тмъ еще обиженными, что нкоторыя лица присвоили себ пашни и луга, принадлежащіе общинамъ. Если эти земли пріобртены въ собственность нечестнымъ путемъ, то мы опять отберемъ ихъ въ пользу нашихъ общинъ, но если за нихъ заплачены слдуемыя деньги, то мы вступимъ въ дружеское и братское соглашеніе съ ихъ владльцами, смотря по важности дла. Въ-одиннадцатыхъ, мы хотимъ совершенной отмны обычая, называемаго посмертнымъ отобраніемъ: мы не можемъ допустить и терпть, чтобъ у вдовъ и сиротъ, вопреки чести и Божіей вол, такъ безсовстно отнималась собственность, какъ это случается во многихъ мстахъ, подъ разными видами. Вмсто того, чтобы защищать и оберегать насъ, многіе обдираютъ, грабятъ поселянъ, и еслибы было у нихъ достаточно силы, то они обобрали бы ихъ до послдней нитки. Господь не хочетъ этого доле терпть, и обычай посмертнаго отобранія долженъ быть отмненъ: съ этихъ поръ по смерти лица семейство его никому и ничего не платитъ — ни много, ни мало. (5 ‘Моис.’ 13, ‘Мат.’ 8, 23, ‘Ис.’ 10). Въ-двнадцатыхъ, мы пришли къ такому ршенію: если одинъ или нсколько изъ нашихъ тезисовъ не согласны со словомъ Божіимъ, то мы отъ нихъ отступимся, какъ только это намъ докажутъ по Писанію. И если даже какой-нибудь изъ нашихъ тезисовъ будетъ признанъ достойнымъ вниманія и названъ справедливымъ, а впослдствіи окажется неправильнымъ, то мы немедленно отъ него откажемся, какъ отъ мертваго и недйствительнаго члена. Если даже многіе тезисы будутъ найдены противными Богу и вредными для ближняго, то мы вс ихъ возьмемъ назадъ и будемъ молить Господа, чтобъ Онъ далъ намъ разумъ поступать и жить по христіанскому ученію, потому что этотъ разумъ исходитъ только отъ Бога, а не отъ кого другаго. Благодать Господа нашего Іисуса Христа буди со всми вами’. Мы выписали весь этотъ характерный манифестъ, такъ какъ тутъ важно не одно его содержаніе,— важенъ и его тонъ. Въ этихъ тезисахъ въ сжатомъ вид высказано все то, чего требовали крестьяне. Текстъ манифеста былъ, какъ мы видимъ, написанъ въ умренномъ тон, очевидно не рукою Мюнцера, всегда рзкаго въ своихъ выраженіяхъ и вдающагося въ безконечныя повторенія. Самыя требованія, въ сущности, сводились на то, что теперь не составляетъ предмета споровъ: люди требовали освобожденія отъ рабства, отъ безправія. Тмъ не мене власть, духовенство и дворяне, стоявшіе за старое положеніе вещей, не могли согласиться ни на какія уступки. И этихъ уступокъ стали добиваться вооруженною силою.

Мюнцеръ, видя везд возстающій народъ, спшилъ изъ Швабіи и съ Дуная въ Мюльгаузенъ. Онъ не могъ стать во глав крестьянскихъ возстаній въ чужой стран и надялся захватить власть въ свои руки на родин. Аресты, преслдованія, нищета — ничто не смущало его. Онъ просилъ у своихъ друзей куска хлба, говоря имъ, что онъ не возьметъ у нихъ ни одного талера: только-бы не умереть съ голода,— вотъ все, что было нужно ему. Нуждаясь въ самомъ необходимомъ, онъ, тмъ не мене, бодро и смло проповдывалъ на пути. Выносливость его была изумительна. Когда онъ прибылъ въ Мюльгаузенъ, почва здсь была уже подготовлена Пфейферомъ, прибывшимъ въ городъ гораздо раньше Мюнцера. Революція въ Мюльгаузен была произведена быстро, безъ кровопролитія. Здсь былъ выбранъ новый совтъ, носившій названіе ‘вчнаго’. Пфейферъ занялъ мсто священника въ церкви Св. Николая, Мюнцеръ — священника въ церкви Св. Маріи. Вліятельные люди, представители стараго порядка, прежнее духовенство — бжали. Начались разсужденія о составленіи совершенно новаго ‘христіанскаго правительства’, административной и судебной дятельности — на новыхъ началахъ.

Какой-жe новый строи вводило это новое правительство? Проповдь Мюнцера была проповдью коммунизма. Мюнцеръ понималъ коммунизмъ только въ томъ смысл, какъ его понимали въ первыя времена христіанства: кто имлъ много, тотъ обязанъ былъ длиться съ тмъ, кто не имлъ ничего. Дать необходимое, ду и одежду неимущимъ, не поощрять даровыми подачками тунеядства, не побуждать людей ни къ праздности, съ одной стороны, ни къ роскоши — съ другой — вотъ о чемъ мечталъ Мюнцеръ. Онъ самъ подавалъ примръ умренности и скромности въ жизни. Къ несчастію, все это было превосходно въ теоріи, а на практик пришлось встртиться съ алчностью, съ празднолюбіемъ, съ буйными страстями народа. Масса черни, испорченной и развращенной при старомъ порядк вещей, видла въ новомъ стро только возможность ничего не длать, грабить монастыри, бражничать. Правда, не изъ одного этого отребья состоялъ народъ, но врагамъ бросались въ глаза безчинства только этой горсти людей, и потому на Мюнцера обрушились впослдствіи упреки ‘за разнузданіе страстей’. Обвинители, конечно, не могли въ эту эпоху кровавой борьбы хладнокровно взглянуть на дло и понять, что предшествовавшій порядокъ длъ былъ здсь нисколько не лучше: теперь грабили дворянъ и богатыхъ духовныхъ лицъ, прежде грабили дворяне и богатыя духовныя лица, теперь бражничала городская чернь, прежде бражничалъ городской beau monde, измнились только роли, и измнились вовсе не по желанію, хотя и по вин Мюнцера. Изъ Мюльгаузена возстаніе быстро стало распространяться по окрестностямъ. Ученики Мюнцера разносили новое ученіе. Пфейферъ велъ списки вступавшихъ въ союзъ членовъ.

Видя повсюду возстающихъ крестьянъ, противъ вліянія Мюнцера стали поднимать громкія голоса люди, желавшіе водворить миръ. Докторъ Штраусъ, священникъ Вицель, проповдникъ Эберлинъ дйствовали бъ этомъ дух, уговаривали крестьянъ положить оружіе, общая имъ, въ случа повиновенія властямъ, льготы и милости. Въ этомъ же дух дйствовали и нкоторые князья и дворяне, не ршавшіеся вступить, по той или другой причин, въ открытый бой съ народомъ: народная сила на первыхъ порахъ казалась слишкомъ грозною и непобдимою, тмъ боле, что въ раздробленной Германіи между властями было очень мало согласія и единодушія. Иногда эти попытки съ мирными сдлками съ крестьянами удавались. Мюнцеръ боле всего боялся этихъ миролюбивыхъ соглашеній. ‘Хитрость, лицемріе и предательство — вотъ самые страшные враги народа’, какъ думалъ Мюнцеръ. Онъ удваивалъ свою энергію, обращаясь съ воззваніями къ тмъ, кого онъ называлъ: ‘Дорогіе товарищи въ лохмотьяхъ и съ пустыми желудками, съ челомъ, сморщеннымъ отъ нищеты, и съ загрублыми руками’. Имъ онъ писалъ: ‘Чистый страхъ Божій прежде всего. Долго-ли вы будете еще спать? Долго-ли вамъ не понимать воли Божіей? Какъ часто я говорилъ вамъ, что такъ должно быть. Богъ не можетъ боле открываться. Вы должны стоять. Не сдлаете этого,— тщетны будутъ ваши надрывающія сердце жертвы. Вы должны будете снова терпть страданія. Говорю вамъ: не хотите пострадать но вол Божіей, будете мучениками по вол дьявола. Берегитесь же! Не унывайте, будьте бдительны, не льстите больше безсмысленнымъ мечтаніямъ, безбожнымъ злодямъ. Длайте дло и боритесь во имя Господа. Время настало. Привлекайте своихъ братьевъ, чтобъ они не издвались надъ словомъ Божіимъ, иначе они вс погибнуть. Вся Германія, Франція и Италія поднялись. Начнется музыка, погибнутъ злоди. На Святой недл разрушены четыре монастырскихъ церкви на Фульд. Крестьяне Клетгау, Гегау и Шварцвальда возстали въ числ 30,000 и ихъ рать прибываетъ съ каждымъ днемъ. Я боюсь только, чтобы глупыхъ людей не увлекли фальшивыми договорами, въ которыхъ они не разглядятъ злато умысла. Если васъ будетъ хоть трое твердо врующихъ въ Бога, одушевленныхъ однимъ желаніемъ прославить Его имя и честь, вы не побоитесь и сотни тысячъ человкъ. За дло, за дло,— пора! Злоди струсили, какъ псы. Возбуждайте вашихъ братьевъ къ согласію и уговаривайте ихъ снаряжаться. Горе выше мры теперь. Скорй же, скорй за дло, за дло! Не склоняйтесь, если даже враги будутъ обращаться къ вамъ съ добрымъ словомъ. Не трогайтесь бдствіями безбожниковъ. Они будутъ дружески молить, стонать, плакать передъ вами,— плакать, какъ дти,— не жалйте ихъ. Самъ Богъ приказалъ такъ черезъ Моисея {Моисей, 5, 7.}. Намъ Онъ открылъ то же. Возбуждайте села и города, въ особенности же горцевъ и другихъ бодрыхъ людей. Мы не должны боле спать. Мы должны приняться за дло, задло,— пора! Ко мн пришло извстіе изъ Зальца, что народъ хотлъ выбросить изъ замка амтмана герцога Георга за то, что онъ замышлялъ тайно погубить троихъ. Крестьяне Эйхсфельда справились съ своими дворянами, они не хотятъ жить ихъ милостью. Со всхъ сторонъ передъ вами много примровъ. Принимайтесь же за дло,— пора! Бальтазаръ и Бартель, Крупфъ, Фельтенъ и Вишофъ, беритесь каждый за свою работу. Передайте это письмо вашимъ товарищамъ горцамъ. Хотлъ бы такъ наставить всхъ братьевъ, чтобъ ихъ мужество было тверже всхъ замковъ безбожныхъ злодевъ во всей стран. За дло, за дло! Желзо горячо,— куйте! Пусть ваши мечи не охлаждаются отъ крови. Выковывайте ихъ на наковальн Нимврода, пусть падетъ его башня. Пока злоди живы, вы не освободитесь отъ человческаго страха. Вамъ нельзя говорить о Бог, покуда они управляютъ вами. Итакъ, за дло, покуда еще не ушло время. Вами предводительствуетъ Богъ. Слдуйте за Нимъ. Прочитайте, что сказано у Матея. Не робйте же, съ вами Богъ,— написано во 2 хрон. Богъ говоритъ вамъ: не бойтесь, вамъ нечего пугаться этой толпы. Не ваша идетъ война, а Господня. Не за себя вы боретесь. Мужайтесь. Вы увидите надъ собою руку Господню. Когда Іосафатъ услыхалъ эти слова, онъ палъ ницъ. Не страшитесь же и вы людей, а вруйте въ Бога, крпко вруйте: Онъ подкрпитъ васъ. Аминь. Писано въ Мюльгаузен въ 1525 г. Томасъ Мюнцеръ, Божій воинъ противъ безбожниковъ’ {Циммерманъ, 200—201.— А. Weill, 324.}. Это были страшные призывы, которыми только и можно было въ этотъ критическій моментъ остановить крестьянъ отъ миролюбивыхъ сдлокъ.

Но не одинъ Мюнцеръ страшно боялся миролюбивыхъ сдлокъ.

Кром него, былъ еще одинъ человкъ въ Германіи, не допускавшій этихъ сдлокъ и соглашеній. Это былъ Лютеръ. Видя возставшій народъ, слыша съ ужасомъ, что это результаты начатаго имъ самимъ движенія, могучій реформаторъ испугался и примкнулъ къ крайней правой сторон. Это былъ почти паническій страхъ. Если призывы Мюнцера къ возстанію, обращенные къ угнетенному народу, пугаютъ насъ своею необузданною рзкостью, то воззванія Лютера, обращенныя къ князьямъ и проникнутыя не меньшею кровожадностью, пробуждаютъ просто отвращеніе. Лютеръ писалъ: ‘Ну, ну! ступайте истреблять всхъ этихъ крестьянъ, всми вашими оружіями, какими располагаете, явно или тайно, убивайте всхъ этихъ бшеныхъ псовъ скоре! Христіанское крещеніе даетъ свободу не смертному тлу, но только безсмертной душ. Ну, ну! Князь демоновъ, вышедшій изъ ада, вселился въ крестьянъ. Каждый воинъ Христовъ, убитый возставшими, внидетъ въ рай, а каждый крестьянинъ сойдетъ въ адъ… Горе тмъ, кто проситъ меня быть умреннымъ относительно безсовстныхъ крестьянъ: крестьянина, какъ осла, нужно бить, чтобы заставить идти. Положите ваши мечи, негодные бунтовщики, склоните ваши преступныя головы до окровавленной земли и кричите о прощеніи, иначе ваши тла разорвутся въ клочья воинами Господними, а ваши души — адскими дьяволами {Ewerbeck, 340.}. Кто чувствуетъ состраданіе къ людямъ, которыхъ самъ Богъ не жалетъ, а хочетъ покарать и погубить, тотъ самъ длается бунтовщикомъ. Когда они погибнутъ, крестьяне научатся благодарить Бога, если имъ придется отдать одну корову, чтобы мирно състь другую, а князья узнаютъ, благодаря возстанію, что кроется въ народ, которымъ можно управлять только посредствомъ насилія’ {Циммерманъ, III, 295.}. Эта страшная проповдь рзни не имла другаго оправданія, кром страха за т церковныя реформы, которыхъ добился Лютеръ. Каспаръ Швенкфельдъ замтилъ про него: ‘Лютеръ хочетъ подражать Моисею, но это ему не удастся, онъ вывелъ народъ изъ Египта на середину Чермнаго моря, но онъ не доведетъ его даже до пустыни’. Эразмъ Роттердамскій въ томъ же сатирическомъ тон писалъ: ‘Дорогой саксонскій реформаторъ, ты не правъ, сердясь такъ сильно, твоя духовная реформа была причиной плотской реформы’. Лютера приводили въ еще большую ярость подобныя замчанія, можетъ-быть, именно потому, что онъ сознавалъ ихъ справедливость {Ewerbeck, 340.}. Лютеръ въ своей злоб на крестьянъ дошелъ до того, что сталъ утверждать, что рабство проповдуется Евангеліемъ, и, грубо полемизируя съ крестьянами, ссылался на ту же 5 главу Евангелія отъ Матея, на которую такъ любятъ ссылаться вс новаторы, ищущіе себ опоры въ Евангеліи. Онъ говорилъ, что крестьяне не смютъ противиться злому. ‘Кто ударитъ тебя въ правую щеку твою, обрати къ нему и другую. Кто захочетъ судиться съ тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду’. Это говорилось нищему народу, говорилось тмъ самымъ человкомъ, который мене всего былъ способенъ поступать такъ, какъ онъ совтовалъ поступать другимъ {Piltt: ‘Martin Luther’. S. 302—306.}. Онъ даже съ какимъ-то мелочнымъ злорадствомъ говорилъ: ‘Меня радуетъ, что Богъ лишилъ народъ такого великаго дара утшенія, какъ псня’. Дло въ томъ, что у возставшихъ крестьянъ не было своихъ псенъ {B. Koenig. 233.}.

Но не Лютеръ былъ виновникомъ страшной развязки всей этой кровавой драмы. Мюнцеру суждено было погибнуть именно отъ того обоюдоостраго оружія, которымъ онъ самъ пользовался, чтобы властвовать надъ толпой…

Помстившись въ іоганнитскомъ монастыр, Мюнцеръ приготовлялъ оружіе для борьбы, боевые снаряды, военные запасы и ждалъ удобной минуты, чтобы вступить въ бой. Он зналъ свой народъ. Надяться на стойкость и боевыя способности мюльгаузенцевъ и тюрингенцевъ онъ не могъ. Надежды могли возлагаться на швабовъ, выросшихъ среди войнъ, на стрлковъ изъ Альпъ и Эльзаса, на франконцевъ, составлявшихъ черную рать знаменитаго крестьянскаго вожака Флоріана Гейера. Прежде всего нужно было поднять всхъ, заставить отдльныя группы одержать верхъ надъ тми или другими князьями, пріучить народъ къ войн, закалить его въ боевомъ огн, окрестить въ крови сраженій. Потомъ уже можно было стать во глав этого народа и одержать окончательную побду. Такъ думалъ Мюнцеръ. Не такъ думалъ Пфейферъ. Пфейферъ былъ, можетъ-быть, умне Мюнцера, онъ, во всякомъ случа, былъ краснорчиве его, умлъ ясне выражать свои мысли на бумаг, не былъ крайнимъ мистикомъ, но онъ принадлежалъ къ числу тхъ узко-практическихъ людей, которые всегда боле склонны захватить лежащее подъ рукою, чмъ хладнокровно обдумывать, нельзя-ли пріобрсти большаго при помощи выжиданія. Онъ видлъ только выгоды данной минуты, тогда какъ Мюнцеръ ясно сознавалъ бдственныя послдствія этихъ выгодъ. Произошла роковая распря между двумя вождями движенія, тмъ боле опасная для дла Мюнцера, что Пфейферъ пользовался большимъ вліяніемъ въ родномъ город и своимъ планомъ возбуждалъ низкія страсти черни, чуявшей добычу. Она думала не о побд, а о грабеж. Но, можетъ-быть, Мюнцеру удалось бы какъ-нибудь одержать верхъ надъ Пфейферомъ, доказать несостоятельность плановъ послдняго, еслибы Пфейферъ не прибгнулъ къ крайнему средству. Въ одно прекрасное утро Пфейферъ объявилъ, что ему было во сн внушеніе свыше, откровеніе, повелніе Божіе идти войной. Противъ этого заявленія не могло быть возраженій. Самъ Мюнцеръ такъ часто ссылался на откровеніе Божіе, на свои бесды съ Богомъ, онъ самъ твердо врилъ въ возможность подобныхъ откровеній и училъ другихъ врить въ это. Никто не удивлялся, заставая его во время громкихъ разговоровъ съ Богомъ. Да тутъ нечего было и удивляться. Вдь бесдовалъ же Лютеръ съ дьяволомъ, въ знакъ презрнія къ нечистому духу показывая ему даже заднюю часть тла {G. Freitag, loc. cit., 117.}. Въ эти сношенія съ Богомъ и нечистою силою врили тогда вс. На этой почв не могло быть никакихъ споровъ. Тутъ нельзя было даже уличать человка во лжи. Вдь не уличали-же во лжи самого Мюнцера, когда онъ велъ діалоги съ Богомъ? Нужно было и теперь подчиниться не Пфейферу, а Богу. Пфейферъ это понялъ и воспользовался этимъ.

И вотъ, 26 апрля, окруженный 400 тлохранителей съ изображеніемъ на бломъ знамени радуги, Мюндеръ вышелъ съ мюльгаузенцами на помощь крестьянамъ, возставшимъ и въ Лангезальц, Пфейферъ направился въ другія мстности. Начало похода было удачно, т. е. можно было легко разрушать и грабить, и, одушевленный успхами, народъ уже видлъ приближеніе того желаннаго времени, когда вс нмцы, свободные, безъ различія званій и состояній, соберутся вокругъ одного главы. Идея объединенной Германіи, осуществленная только черезъ триста лтъ, носилась тогда въ воздух. Она была непосредственнымъ плодомъ реформаціи, когда всюду писали и говорили: ‘Прежде мы управляли Римомъ, потомъ Римъ управлялъ нами, порвемъ-же всякую связь между нимъ и нами и пусть Германія управляетъ сама собою’ {Ewerbeck, 328.}. Мюнцеръ мечталъ именно о такой, управляющейся сама собою, Германіи — объединенной, имющей одного главу, и не номинальнаго, какимъ былъ тогда императоръ, а настоящаго, связаннаго непосредственно съ народомъ. Управлять сама собою Германія могла, дйствительно, только сплотившись въ одно цлое, имя одного императора, а не массу деспотовъ, князей и герцоговъ. Этого могъ желать народъ, къ этому могъ стремиться Мюнцеръ, но не нмецкіе князья и господа, привыкшіе къ полному произволу въ одну сторону, къ страшному деспотизму — въ другую. Еслибы только это объединеніе должно было явиться плодомъ крестьянскаго возстанія, они и тогда употребили бы вс силы, чтобы задушить это возстаніе. Такое объединеніе было для нихъ хуже даже освобожденія крестьянъ. Изъ среды этихъ князей особенно выдлялся тогда двадцатилтній энергичный ландграфъ гессенскій, Филиппъ. Одержавъ нсколько побдъ надъ отдльными шайками крестьянъ, онъ двинулся къ Франкенгаузену на помощь осажденному графу Альбрехту фонъ-Мансфельду. По дорог къ нему должны были присоединиться герцогъ брауншвейгскій, герцогъ саксонскій и другіе владтельные князья. Графъ фонъ-Мансфельдъ былъ въ довольно критическомъ положеніи, стоя лицомъ къ лицу съ многолюднымъ лагеремъ крестьянъ. Чтобы выиграть время, онъ велъ съ крестьянами переговоры, обманывая противниковъ и давая имъ лживыя общанія.

Но если къ графу фонъ-Мансфельду спшило подкрпленіе, то и къ противникамъ тоже шла помощь. Мюнцеръ хорошо понималъ, что настаетъ ршительная минута, что франкенгаузенцамъ грозитъ опасность. Онъ писалъ имъ, чтобъ они не поддавались въ ловушку графа, не слушали его общаніи, такъ какъ это погубитъ общее дло. Къ окрестнымъ вооружившимся крестьянамъ онъ отправилъ гонцовъ, требуя, чтобы вс стекались къ Франкенгаузену. То же писалъ онъ къ Пфейферу, ссылаясь на ‘откровеніе’, на ‘повелніе Божіе’, чтобы Пфейферъ и вс мюльгаузенцы пришли къ нему на помощь. Въ то же время, тономъ, близкимъ къ безумію, онъ угрожалъ въ письмахъ графамъ Альбрехту и Эрнсту фонъ-Мансфельду, призывая ихъ къ покаянію и пророча имъ гибель {Циммерманъ, II, 361.}. ‘Брату Альбрехту къ обращенію (отъ идолопоклонства). Ну, что ты такъ безсовстно злоупотребляешь апостоломъ Павломъ? Ты хочешь утвердить свою тиранію такъ-же, какъ и папа свой стулъ, на апостолахъ Петр и Павл? Но неужели ты думаешь, что Богъ неразумно поступаетъ, когда въ своемъ гнв возбуждаетъ народъ отложиться отъ тирановъ? (‘Осіи’, XIII, 3). Не о теб-ли и теб подобныхъ пророчествовала Матерь Божія: ‘Низложи сильныя со престолъ и вознесе смиренныя?’ Ужели ты представляешь себ, что Богъ создалъ птицъ небесныхъ и скотовъ земныхъ для того, чтобъ утолщать плоть князей-тирановъ? Ты думаешь, что Богъ не столько нрилелгитъ своему народу, сколько вамъ? Именемъ Христа ты хочешь прикрыть свое язычество и Павломъ свою власть? Но послушай! Теб одно изъ двухъ: или ты долженъ признать, что Богъ далъ народу власть управлять, и тогда явись передъ нами, мы облобызаемъ тебя, какъ брата, или, если не хочешь, нтъ теб пощады, какъ злйшему врагу Христовой вры. Знай-же это!’ Къ графу Эрнсту фонъ-Мансфельду въ замокъ гельдрунгенскій Мюнцеръ писалъ: ‘Крпость и сила, страхъ Божій и непоколебимое исполненіе воли Господней да будутъ съ тобою, братъ Эрнстъ. Я, ома Мюнцеръ, извщаю тебя, ради живаго Бога, оставить твое тиранское неистовство и не напрашиваться больше на гнвъ Божій. Ты мучишь христіанъ, ты обращаешь христіанскую вру въ варварство. Но посмотри, что ты такое? Вдь, ты ничтожный червякъ. Подумай, кто тебя поставилъ княземъ народа, который Господь искупилъ честною Своею кровію. Ты обязанъ на дл доказать, христіанинъ ты или нтъ… Длай-же это, или, если не хочешь, я скажу народу о твоемъ упорств, и вс братья съ радостью прольютъ кровь свою за христіанство, какъ нкогда проливали ее въ войн съ турками. Не смиришься ты передъ нами,— вчное поношеніе теб предъ всмъ христіанствомъ, ты будешь въ аду, ты мученикъ демона!.. Мы хотимъ имть отвтъ отъ тебя сегодня, или сейчасъ-же толпа воиновъ у тебя во дворц. Такъ повелваетъ намъ Богъ… Данъ во Франкенгаузен. Пятница по юбиле 1525 года. ома Мюнцеръ съ мечомъ Гедеона {Вишняковъ, стр. 382—383.}. Эти угрозы были угрозами отчаянія. Впрочемъ, обезумть было отъ чего: приближалась многочисленная рать враговъ, привычныхъ къ войн, свои не шли на помощь, подъ руками были небольшія банды людей, вовсе не знавшихъ военнаго дла, самъ ихъ вождь никогда не видалъ сраженія, а между тмъ не сегодня, такъ завтра нужно было вступить въ бой. Во все время пропаганды и агитаціи Мюнцера одушевляла фанатическая вра въ справедливость проповдуемыхъ имъ идей, теперь у него должно было явиться горькое сознаніе своего полнаго неумнья воевать. Мечты были спугнуты страшною дйствительностью. Когда прибылъ непріятель, Мюнцеръ расположился на возвышенности противъ Франкенгаузена за баррикадами изъ повозокъ, окруженный рвомъ. Въ его распоряженіи было не боле 8,000 человкъ. Но далеко не вс эти люди готовы были стоять за свое дло. Храбрые и задорные, когда дло шло о разрушеніи и ограбленіи замковъ и монастырей, когда въ виду имлась добыча, крестьяне трусили, видя грозныя силы враговъ. Въ своего вождя врила только горсть преданныхъ ему людей, у остальныхъ не было даже этой поддержки. Враги понимали, какое настроеніе должно было быть въ крестьянскомъ лагер, и вступили въ переговоры, предлагая помиловать бунтовщиковъ, если они смирятся. Требовали только выдачи Мюнцера. На это не согласились приверженцы Мюнцера, но на это готовы были согласиться т, которые только недавно присоединились къ нему. Нужно было много энергіи, много силы, много отчаяннаго краснорчія, чтобы возстановить въ лагер единодушіе и побудить это войско или пасть, или побдить. Пришлось даже прибгнуть къ двумъ казнямъ. Ихъ потомъ поставили Мюнцеру на счетъ… Мюнцеръ совершилъ чудо: покорилъ непокорныхъ, укрпилъ сомнвающихся, ему пришлось даже уврять людей, что онъ словитъ вс непріятельскія ядра въ широкіе рукава своей одежды, сама природа помогла ему въ этомъ дл укрпленія массы на безоблачномъ неб въ полдень, передъ самою битвой, появилась радуга, и Мюнцеръ указалъ на нее, какъ на знаменіе Божіе. ‘Въ бой!— крякнули приверженцы Мюнцера.— Нтъ пощады кровопійцамъ!’ Такъ какъ бой долженъ начаться не тотчасъ, а посл отсрочки, данной на размышленіе врагами, то вс инсургенты опустились на колни для молитвы. Въ эту-то торжественную минуту грянулъ залпъ изъ всхъ непріятельскихъ орудій: враги не дождались условнаго срока для начала битвы. Вмсто битвы, начались бгство, преслдованіе бгущихъ, взятіе ихъ въ плнъ, казни…

Голова скрывшагося Мюнцера была оцнена.

‘Посл того, какъ сраженіе у Франкенгаузена было проиграно,— говоритъ Зейдеманъ,— Мюнцеръ былъ схваченъ однимъ изъ рейтеровъ {Слугою дворянина фонъ-Эббе.} въ одномъ городскомъ дом у Нордгаузскихъ воротъ, гд Мюнцеръ спрятался, притворившись больнымъ. На вопросъ всадника, кто онъ такой, Мюнцеръ отвтилъ, что у него лихорадка, что онъ слабъ и не принималъ участія въ возстаніи. Но сумка у постели, въ которой были письма Альбрехта фонъ-Мансфльда къ Мюнцеру, выдала послдняго, и всадникъ предалъ Мюнцера во власть князей. Это произошло если не въ понедльникъ-же, то во вторникъ, 16-го мая’ {Seidemann, 86-87.}. Первымъ вопросомъ князей былъ вопросъ о томъ, какъ могъ Мюнцеръ развращать бдный народъ и зачмъ онъ допустилъ кровопролитіе. Мюнцеръ отвтилъ, что съ самой ранней юности его наставлялъ духъ, повелвавшій жертвовать отдльными личностями ради великаго дла и спасенія всего человчества. ‘Вдь, жертвовали же людьми вы, князья, ради своего эгоизма, причудъ и потхи? Этотъ духъ нисходитъ на меня и поддерживаетъ меня,— говорилъ Мюнцеръ.— Наказать тирановъ требовала сама справедливость, они были всегда врагами Евангелія, врагами христіанской свободы, на нихъ слдовало надть узду и удила’. ‘Отчего при этомъ пострадали крестьяне, онъ не знаетъ, но, должно быть, господа сами того пожелали’. Молодой ландграфъ гессенскій началъ разъяснять Мюнцеру обязанности подданнаго. Вожакъ народа, проповдникъ новыхъ идей даже не отвтилъ надменному юнош. Тогда началась пытка. ‘Тяжело теб, ома,— проговорилъ ему герцогъ Георгъ Саксонскій, когда вскрикнулъ Мюнцеръ, которому завинтили въ тиски большіе пальцы, такъ что эти пальцы сплющились,— но подумай, каково было тмъ, которые были казнены по твоей милости’. Мюнцеръ отвтилъ: ‘Не я,— вы того хотли’. Пытка не вызвала у него никакихъ признаній {Циммерманъ, III, 386.}. Но не такое было тогда время, чтобъ удовольствоваться этимъ. Мюнцера приковали къ телг и повезли къ жестокому брату графа Альбрехта фонъ-Мансфельда, графу Эрнсту, въ Гельдрунгенъ. Здсь его посадили на нсколько дней въ башню. ‘Укрпленный Гельдрунгенъ и его глубочайшая башня обезсилили Мюнцера,— говоритъ Зейдеманъ {Hast, loc. cit., 88—90.}. По свидтельству самихъ его враговъ съ нимъ обращались въ Гельдрунен ‘ужасно’ — ‘grewlich daselbst mit jm ist umbgangen’. Посл страшныхъ пытокъ написалъ онъ 17 мая своимъ ‘братьямъ’ въ Мюльгаузенъ трогательное, отправленное съ Христофоромъ Ламбленомъ, письмо, призывая ихъ къ благоразумію, отрекаясь отъ всего земнаго, признавая себя очистительною жертвой за грхи, несправедливости и своекорыстіе другихъ и прося пощады Мюльгаузену, а также жен и ребенку его, Мюнцера, и о сохраненіи за ними ихъ небольшой собственности ‘въ род книгъ и одежды’ {Seidemann, 89.}. Онъ не отрекался, въ сущности, ни отъ чего, онъ признавалъ свое дло справедливымъ и необходимымъ, но, въ то же время, признавалъ, что оно погублено корыстными и личными расчетами людей, что оно должно послужить горькимъ урокомъ.

Измученный пытками, израненный, протомившійся въ тюрьм, Мюнцеръ былъ привезенъ въ Мюльгаузенъ для казни. Здсь увщевалъ онъ князей не поступать жестоко съ бдными людьми, быть человколюбивыми и справедливыми и, не каясь, только сознался, что онъ взялъ на себя ‘слишкомъ великое, несоразмрное съ его силами — majora justo — дло’. Нкоторые писатели говорятъ, что его охватилъ страхъ передъ смертью, что онъ все время пилъ воду, что онъ не могъ прочитать даже Символъ вры, который былъ прочтенъ за него герцогомъ Гейнрихомъ Брауншвейгскимъ, что онъ причащался по обряду католической церкви, но все это едва ли врно, такъ какъ подъ вліяніемъ трусости не говорятъ длинныхъ рчей, убждающихъ враговъ быть кроткими и милосердыми съ народомъ {Ibid., 92—93, Циммерманъ, III, 214— 275, Hast, 90.}. Прочитать Символъ вры было несравненно легче, чмъ произнести подобную рчь, но Мюнцеръ въ послднія минуты думалъ и заботился не о себ: и тутъ вс его мысли были заняты положеніемъ народа. Взятый въ плнъ, Пфейферъ былъ также казненъ: онъ не произнесъ ни слова, не потупилъ глазъ, не дрогнулъ передъ казнью. Тла и головы казненныхъ были выставлены на поруганіе на возвышенномъ мст около Мюльгаузена. Есть извстія, что даже несчастная жена Мюнцера, оставшаяся беременной, не избжала насилій и оскорбленій {Seidemann, 91—92.}.

Первый актъ этой драмы перекрещенства закончился со смертью Мюнцера, но, прежде чмъ перейти къ описанію дальнйшаго ея развитія, нужно остановиться на личности Мюнцера, такъ какъ и послдовавшія событія тсно связаны съ нимъ, хотя пришедшіе на смну ему дятели нердко отказывались и отказываются отъ него, отъ его идей.

VII.

Довольно долгое время въ Германіи имя Мюнцера было какимъ-то пугаломъ и, подъ вліяніемъ страстей, на него взводили всякія небывалыя обвиненія, его смшивали съ грязью. Только въ нашъ вкъ настало время, когда историки нашли возможнымъ относиться къ Мюнцеру боле хладнокровно и потому боле справедливо. Скажемъ даже боле: въ нашъ вкъ нкоторые историки, на которыхъ не безъ основанія нападаетъ Шлоссеръ, вдались въ другую крайность и стали безусловно хвалить все, что исходило отъ Мюнцера. Къ числу такихъ писателей принадлежатъ Циммерманъ, Вейлль и другіе. Преувеличенія и въ ту, и въ другую стороны одинаково ошибочны.

Взглянемъ, прежде всего, на Мюнцера какъ на личность.

Какъ бы враждебно ни относились теперь люди къ сущности проповди Мюнцера, они уже не могутъ не сознавать, что, какъ нравственная личность, онъ стоялъ высоко, едва-ли не выше всхъ своихъ современниковъ. Онъ исполнялъ то, что проповдывалъ, отличался суровымъ образомъ жизни, былъ воздержанъ почти до аскетизма, ничего не желалъ лично для себя и имлъ въ виду только благо народа. Такіе послдовательные люди встрчаются рдко, это исключительныя натуры. Защищая его отъ взводимыхъ на него клеветъ, Циммерманъ говоритъ: ‘Юноша, чужестранецъ, онъ заставилъ преклоняться предъ собою гордыхъ гражданъ большаго свободнаго города. По словамъ достоврнаго лтописца, разсказывающаго то, что онъ видлъ собственными глазами, Мюнцеръ такъ крпко держалъ въ рукахъ свой народъ, что еще долго посл его смерти народу казалось, что Мюнцеръ, какъ всевидящій и карающій духъ, постоянно стоитъ за его спиною. Безспорно, это была сильная личность, съ характеромъ, достойнымъ полнаго удивленія. Объ этомъ свидтельствуютъ даже его смертельные враги,— конечно, совершенно невольно, безъ всякаго желанія со своей стороны. Не только Меланхтонъ, великолпный филологъ и ‘отличный органонъ’ Лютера, человкъ необходимый для реформаціи, но, конечно, мене всего способный написать исторію Мюнцера и его дятельности, даже и самъ Лютеръ,— оба они, сами того не замчая, противъ воли высказываютъ самое высокое понятіе о могуществ и сил духа Мюнцера. Сквозь всякую строчку, написанную ими о Мюнцер, такъ и просвчиваетъ тайный страхъ, что вотъ-вотъ онъ войдетъ и предстанетъ предъ ними въ то время, какъ они упоминаютъ его имя, говорятъ о немъ. Тнь давно умершаго Мюнцера оказывала на нихъ такое вліяніе, которое и при жизни бываетъ удломъ только немногихъ сильныхъ личностей. Почти въ каждой строк, въ каждомъ слов ихъ о Мюндер видно, что онъ давитъ ихъ, какъ кошмаръ, что ихъ постоянно преслдуетъ тайный ужасъ, что Мюнцеръ, какъ духъ ‘намалеванный на стн’, вдругъ явится предъ ними въ ту минуту, какъ они произносятъ его имя. Клевета не разъ пыталась очернить самоотверженныхъ, строгихъ и безкорыстныхъ бойцовъ свободы прошлаго вка, но теперь даже наука придворныхъ философовъ не ршается отказать имъ въ римскихъ добродтеляхъ. Томасу Мюнцеру пришлось испытать то же: клеветники пытались унизить достоинство его личнаго характера, затоптать въ грязь его прахъ. Его жизнь была такъ-жe строга, какъ и его ученіе, Мюнцеръ былъ постоянно воздерженъ въ пищ и пить. Его любовь къ подруг его юности была такъ сильна, что даже среди мученій пытки, передъ лицомъ смерти, онъ думалъ только о ней и объ ея будущности. Не смотря на это, посл его смерти клевета коснулась даже и этой добродтели: она пыталась приписать Мюнцеру развратъ сумасбродныхъ швейцарскихъ перекрещенцевъ, въ особенности же одну скандальную исторію, случившуюся въ Сентъ-Галлен. Въ кружкахъ виртермбергскихъ теологовъ тшились постоянно разсказами о томъ, какъ Мюнцеръ каждый разъ, когда онъ собирался произнести какую-нибудь блестящую народную рчь, собиралъ около себя красивйшихъ женщинъ города, говоря, что онъ чувствуетъ божественное дыханіе въ ихъ кругу. То же самое говорили и о Сократ, и о Магомет, и о многихъ другихъ ‘великихъ людяхъ’. Такимъ образомъ взводимыя на Мюнцера клеветы скоре возвышаютъ, чмъ унижаютъ его’ {Циммерманъ, III, 174—176.}. Если бы кто заподозрилъ отзывъ Циммермана въ пристрастіи, тотъ можетъ найти подобные же, хотя и боле краткіе, отзывы о личности Мюнцера у Трейчке, Шлоссера, Эвербека, Эрбкама, Вебера, Кольба, Вейля, Ранке, Штерна и у множества другихъ писателей совершенно различныхъ лагерей. Тутъ, въ этомъ вопрос, нтъ и уже не можетъ быть споровъ: клеветы и инсинуаціи давно разсяны строгимъ и безпристрастнымъ изученіемъ того времени.

Но если такова была личность Мюнцера, то каковы же были его идеи?

Изъ крестьянскихъ тезисовъ, навянныхъ Мюнцеромъ, мы видли, что Мюнцеръ желалъ для народа всего того, что въ теченіе послдующихъ трехъ вковъ дано народу или пріобртено народомъ, за которымъ признали человческія права. Идеи, высказанныя въ этомъ документ, далеко опередили свое время. Но Мюнцеръ шелъ дале, высказывалъ и боле радикальныя требованія. Трейчке говоритъ, что каждая изъ идей Мюнцера, осмянныхъ его современниками, нашла впослдствіи представителя, нашла послдователей. За нсколько вковъ Мюнцеръ высказалъ то, что потомъ осуществлялось на практик выдающимися гуманистами Англіи, Франціи, Германіи. Все это даетъ право Мюнцеру на видное мсто въ исторіи.

Но, не отрицая ни высокой нравственности въ Мюнцер, ни возвышенности и глубины его идей, вс — и друзья, и враги его — должны сознаться, что ему не удалось при жизни осуществить ничего изъ того, что онъ проповдывалъ, къ чему онъ стремился. Этого мало. Нужно даже признать, что онъ не мало способствовалъ усиленію на время реакціи, возбудилъ противъ требованій народа не только князей и дворянъ, но заставилъ и такихъ людей, какъ Лютеръ и Меланхтонъ, кричать о подавленіи народнаго возстанія. Народъ бунтовалъ и до Мюнцера, но тогда Лютеръ говорилъ: ‘Народъ не можетъ боле терпть’, когда народъ бунтовалъ подъ вліяніемъ Мюнцера, Лютеръ писалъ: ‘Бейте этихъ бшеныхъ псовъ’. Этотъ крутой поворотъ отъ симпатій къ народу, къ страху передъ народною бурей очень легко прослдить въ то время.

Гд искать причинъ всего этого?

Дло въ томъ, что умъ Мюнцера обладалъ замчательною способностію доходить до крайнихъ логическихъ выводовъ, не останавливаясь никогда на половин дороги, не ставя себ впереди извстныхъ предловъ,— ‘до этой точки и не дальше’. Это была совершенная противуположность Лютеру, который могъ сказать себ: ‘нужно добиться того-то и бороться противъ всего, что представится дальше’. Вслдствіе этого мы видимъ Мюнцера начертывающимъ человчеству крайне широкую программу, къ осуществленію которой оно должно стремиться. Основы созданнаго имъ идеальнаго государства слдующія: ‘перерожденные и святы, и совершенны, значитъ, они не подчинены никакимъ законамъ. Если свободные не подчинены людямъ, то они не исполняютъ никакихъ гражданскихъ повинностей, десятинъ и пошлинъ не платятъ. Совершенно самостоятельные, они не входятъ ни въ какія служебныя отношенія съ другими людьми. Условія земнаго родства и дружбы не должны быть принимаемы въ расчетъ передъ обязанностями и условіями духовными и небесными. Вс люди — духовные братья и сестры. У перерожденныхъ не можетъ быть собственности. Имущество есть общее достояніе братьевъ и сестеръ. Начальства нтъ’ {Schenkel: ‘Das Wesen des Protestantismus’. Scliaflliausen, 1851. В. III. S. 164.}. Это теорія. Но какъ осуществить ее на практик? Здсь-то мы и встрчаемся съ самою слабою стороной Мюнцера. Онъ не говоритъ, что все это, можетъ-быть, совершится постепенно, въ далекомъ будущемъ, но мр развитія и роста человчества. Онъ не ограничивается воспитательною проповдью своего ученія, подобно проповдникамъ Евангелія, говорившимъ при вопрос о податяхъ, что нужно давать ‘кесарево кесарю, а Божіе Богу’, и при вопрос о раздач имущества — что ‘человку это невозможно, а Богу возможно’. Они знали, что политическій и соціальный строй не ломается разомъ, что для его ломки нужно подготовить сначала людей, которые прониклись бы извстнымъ ученіемъ. Не такъ смотрлъ Мюнцеръ на дло. Ему нтъ дла до того, что въ соціальной жизни не можетъ быть скачковъ, что ея развитіе совершается постепенно. Нтъ, онъ мистикъ, онъ фанатикъ, онъ пророкъ. Что значатъ для него разные естественные законы, когда онъ вритъ во всемогущество Бога: Богъ захочетъ, и все измнится?— Но захочетъ-ли Богъ?— Да, захочетъ. Кому же и знать волю Божію, какъ не ему? Онъ вритъ въ ‘небесное откровеніе’, въ ‘непосредственное вдохновеніе’, и возглашаетъ смло, что ‘время новаго царства настало’. Онъ вритъ въ это безусловно и дйствуетъ во имя этой вры. Чмъ страшне были воззванія и угрозы Мюнцера, тмъ сильне сплочивалась толпа его враговъ. Даже т, кто могъ бы стоять на его сторон, открещивались отъ него, и если не примыкали къ его врагамъ, то держались въ сторон отъ него. Въ такомъ положеніи трудно было ждать успха. Но еслибъ онъ даже не ошибся, еслибъ его партію ждалъ успхъ, то что могло бы выйти? Нигд мы не находимъ у него какого бы то ни было строго выработаннаго плана новаго царства, не видимъ даже строгаго плана подготовительныхъ дйствій, такъ какъ разбрасываніе прокламацій, горячая проповдь, призывъ къ возстанію не есть еще подготовительный планъ дйствій. Безграничная вра въ помощь свыше длала ненужными всякіе планы и мры предосторожности. Богъ захочетъ и все сдлается но его вол. Мы видли, къ какимъ результатамъ привела эта вра. Но еслибы даже можно было ожидать побды непривычныхъ къ войн крестьянъ подъ предводительствомъ никогда не видавшаго битвъ вождя надъ привычными къ войн солдатами, имвшими во глав опытныхъ предводителей-князей, то и тогда, посл этого ‘чуда’, Мюнцеру, конечно, не удалось бы создать ничего съ имвшимся у него подъ руками живымъ ‘матеріаломъ’, то есть съ старыми людьми, носившими въ себ вс смена и плевела прошлаго строя жизни. Только въ послднія минуты жизни, томясь въ тюрьм, готовясь къ смерти, онъ, можетъ-быть, вполн ясно понялъ, что тотъ народъ, съ которымъ онъ имлъ дло,— народъ, деморализованный долгимъ рабствомъ, отупвшій отъ вчныхъ лишеній, не имвшій понятія о Бог и считавшій свободой своеволіе, общностью имущества присвоеніе чужой собственности, новою жизнью право бездльничать, не могъ переродиться внезапно. Въ пору своего полнаго развитія и кипучей дятельности Мюнцеръ ни разу не остановился на этой мысли, ни разу не закралось, какъ мы видли, сомнніе въ его душу. Онъ слишкомъ беззавтно врилъ въ свое призваніе, чтобы поддаться духу сомннія. Еслибы сомнніе хотя разъ закралось въ его душу, Мюнцеръ пересталъ бы быть Мюнцеромъ. Мюнцеръ былъ мене всего практикъ. Онъ не заботился о практичности въ своей жизни, онъ не думалъ о практичности и при созданіи своихъ теорій, при развитіи своихъ идей, и дйствительная жизнь жестоко насмялась надъ нимъ. У нея есть свои законы постепеннаго развитія и она не позволяетъ глумиться надъ ними, пренебрегать ими. Что долженъ былъ чувствовать Мюнцеръ, когда Пфейферъ заявилъ ему, что голосъ свыше приказываетъ имъ выступить изъ города въ открытое поле и идти на враговъ? Что долженъ былъ чувствовать Мюнцеръ, когда посл показавшейся на безоблачномъ неб радуги, когда посл торжественной молитвы всего его войска, подъ залпъ вражескихъ орудій, онъ увидалъ только бгущихъ въ паническомъ страх людей? И сколько, какъ мы увидимъ дальше, страшныхъ событій и злодйствъ произошло подъ предлогомъ голоса свыше.

Вотъ главная причина, почему Мюнцеру, нравственная личность котораго выше личности Лютера, пришлось умереть со словами:

‘Я взялъ на себя слишкомъ великое, непосильное дло!’

VIII.

Мюнцеръ погибъ, не погибли перекрещенцы. Можно сказать даже боле: именно съ этого времени, то-есть посл смерти Мюнцера, начинается самое сильное развитіе перекрещенства. Успхи новаго ученія были до того быстры и поразительны, что нкоторые историки перекрещенства, а въ томъ числ и противникъ перекрещенства, Себастьянъ Франкъ, прямо отрицаютъ саксонское происхожденіе перекрещенства и переносятъ мсто его рожденія въ Швейцарію, Эльзасъ, Фландрію, Брабантъ, говоря иначе, открещиваются отъ Мюнцера и его сообщниковъ {Keller, 25.}.

Это неврно, но это характерно.

Начало перекрещенства, какъ мы видимъ, совпало со временемъ сильнйшаго броженія въ крестьянств. Въ самомъ перекрещенств были идеи, ведущія къ кровавымъ переворотамъ, какъ бы ни отрицали этого историки. Отрицать это можно только, не понимая умышленно неопровержимыхъ фактовъ. Перекрещенцы всегда отвергали существующій строй жизни. Правда, они въ значительной части случаевъ говорили только о пассивномъ сопротивленіи. Но они же говорили, что вра безъ длъ мертва. Сопоставьте эти два тезиса и вы увидите, что проповдь о неподниманіи меча является абсурдомъ, безсмыслицей, ширмой. Что такое пассивное отрицаніе военной службы, суда, присяги? Не есть-ли это пустыя фразы, вра безъ длъ? Отрицая все это въ теоріи, нужно было и на практик не признавать суда, отказываться отъ военной службы, не давать присяги. Но это значило объявить открытую войну существующему порядку, то-есть поднять мечъ противъ него въ защиту своихъ убжденій. Правда, есть и другой путь — можно было пассивно сопротивляться, то-есть подставлять свою шею подъ удары и покорно ждать, пока общество перебьетъ всхъ, ‘покорно не исполняющихъ его требованій’. Это абсурдъ. Такой человкъ, какъ Мюнцеръ, не могъ этого не понять и долженъ былъ поднять мечъ, чтобы не быть проповдникомъ вры безъ длъ. Дломъ явилась политическая и соціальная революція. Когда она началась, тутъ уже некогда было вести религіозную пропаганду, и представители этой пропаганды смолкли передъ пропагандистами огнемъ и мечомъ. Мы знаемъ, чмъ кончилась кровавая драма. Народъ былъ подавленъ, побжденъ, но не успокоенъ, не удовлетворенъ. Онъ еще боролся въ Германіи, но конецъ этой борьбы было не трудно предвидть. Броженіе было повсемстное, но въ немъ были не отвага и надежды, а подавленность и отчаяніе: ‘должно быть, приближаются послдніе дни, отъ людей нечего ждать спасенія, помочь можетъ только Богъ’. На этой почв мистической паники могла дать пышный цвтъ проповдь, говорившая, что спасенъ будетъ претерпвшій до конца, что кровью мучениковъ укрпится истинная церковь, что самъ Господь придетъ покарать и истребить нечестивыхъ. Это говорили не Лютеръ, не Цвингли, а перекрещенцы, народъ недостаточно смлый, чтобы пристать къ своимъ бунтующимъ братьямъ, но страдавшій не мене ихъ отъ притсненій, примкнулъ къ этимъ проповдникамъ, ища у нихъ утшенія. Вотъ причины того, что именно въ это время религіозная пропаганда перекрещенцевъ развилась такъ широко, что они считали это время за начало перекрещенства.— »Движеніе перекрещенцевъ’, говоритъ Себастьянъ Франкъ,— шло такъ быстро, что ихъ ученіе скоро прошло по всей стран и они пріобрли великое число послдователей, многія тысячи крестились и привлекли къ себ многія добрыя сердца’ {Keller, 23.}.

Новое движеніе началось со Швейцаріи еще въ 1523 году совершенно независимо отъ движенія, бывшаго въ Саксоніи.

Вожакомъ швейцарской реформаціи былъ Цвингли. Подобно Лютеру, онъ, длая свое дло, никогда не упускалъ изъ вида чисто-политическихъ соображеній и долго проводилъ въ жизнь только то, что могла принять власть, для этой умренности нужно было имть много желзной воли, непоколебимой стойкости, холодной разсчетливости,— однимъ словомъ, всхъ тхъ качествъ, которыми рже всего обладаютъ люди въ смутныя времена всеобщаго возбужденія. Вокругъ него образовалась цлая масса недовольныхъ его полумрами, говорившихъ, что онъ тянетъ на сторону властей и имущественныхъ классовъ, что онъ долженъ отмнить употребляемыя во время богослуженія священническія одежды, пніе въ церквахъ, образа и т. п., а онъ длалъ только то, что было возможно въ данную минуту. Объединеніе недовольныхъ началось съ появленіемъ на сцену Конрада Гребеля.

Жизнь этого человка была тяжелою драмой противорчій. Знатное происхожденіе, замчательно доброе сердце, блестящія способности, серьезное классическое образованіе, полученное въ Вн и Париж, сильно развитое честолюбіе, толкавшее къ дятельности,— все это было дано ему, но рядомъ съ этимъ шли рознь съ родителями, увлеченія молодости богатаго студента, начавшаяся еще въ университет болзнь, грозившая истощеніемъ силъ и преждевременною смертью, неравный бракъ, окончательно разсорившій съ сыномъ родителей, а потомъ непривычныя лишенія, борьба изъ-за куска хлба. Мене всего можно было ожидать, что изъ него выйдетъ реформаторъ въ области богословія. Но именно на этотъ путь толкнула его случайность, игравшая имъ всегда. Когда онъ явился въ Цюрихъ, Цвингли близко сошелся съ нимъ и изъ него, вроятно, вышелъ бы одинъ изъ блестящихъ духовныхъ писателей, если бы около этого неудавшагося швейцарскаго Меланхтона стоялъ второй Лютеръ. Но Цвингли не былъ Лютеромъ, не умлъ властвовать и управлять сердцами. На первыхъ же порахъ честолюбивый Гребель почувствовалъ себя оскорбленнымъ со стороны Цвингли. Молодой человкъ требовалъ отставки вліятельныхъ противниковъ реформаціи, искалъ мста преподавателя греческаго языка. Цвингли не согласился ни на то, ни на другое. Гребель обидлся и отошелъ въ сторону отъ Цвингли {Erbkam: ‘Gesell, der protest. Sekten’. Hamburg, 1848. S. 521.}. Впрочемъ, подчинить себ Гребеля было не легко: не говоря о его личныхъ нравственныхъ недостаткахъ, въ немъ была полная непривычка къ узд, а именно его-то и нужно было сдерживать въ вопросахъ религіи, такъ какъ онъ совершенно случайно занялся этими вопросами и потому неизбжно при своемъ пылкомъ темперамент долженъ былъ впасть въ крайности. Молодой, страстный, неопытный, не знающій условій общественной жизни, Гребель быстро примкнулъ къ партіи, недовольной реформами Цвингли {Cornelius, II, 19, 20.}. ‘Это соединеніе не было слдствіемъ религіозныхъ взглядовъ, а было результатомъ личныхъ столкновеній и стремленій Гребеля’ {Erbkam, loc. cit., 521.}. Партія, къ которой онъ примкнулъ, признавала, что для истинныхъ христіанъ библія должна быть путеводною нитью. Начались дебаты, Цвингли одержалъ верхъ, то-есть власти приняли только предложенныя имъ реформы. Тогда кружокъ недовольныхъ, съ Гребелемъ, филологомъ Феликсомъ Манцемъ и священникомъ Симономъ Штумпфомъ во глав, пришелъ къ заключенію, что церковь можетъ состоять изъ истинныхъ христіанъ, что надо слдовать апостольскимъ общинамъ, что надо отдлиться отъ свта и собрать невинный святой народъ {Cornelius, II, 21,22 Cornelius, II, 23.}. Къ ученымъ проповдникамъ примкнулъ кружокъ набожныхъ, мистически настроенныхъ, возбужденныхъ ремесленниковъ. Цюрихская государственная церковь приняла формы, соотвтствовавшія политик и теологіи Цвингли, а кружокъ отщепенцевъ сталъ собираться въ дом матери Феликса Манца и обсуждать дальнйшее развитіе своей общины. Прежде всего, пришли къ заключенію, что апостолы не были ни ростовщиками, ни процентщиками, не собирали церковныхъ налоговъ и десятинъ. Дйствуя по примру первыхъ христіанъ, нужно возстановить беззавтный длежъ земныхъ благъ. Не нужно никакихъ начальственныхъ должностей, не нужно меча, единственное оружіе — терпніе въ гор и братское усовщеваніе, если послднее не поможетъ, нужно исключать члена общины {Cornelius, II, 24.}. Радикалы реформаціи стали искать себ опоры въ обществ и, между прочимъ, принялись за чтеніе радикальныхъ произведеній Карлштадта, Мюнцера, Штрауса. Съ Мюнцеромъ, путешествовавшимъ тогда близъ Швейцаріи, произошло личное знакомство. Карлштадтъ отвтилъ дружески на посланное ему письмо, прислалъ своего довреннаго Вестербурга и общалъ побывать лично впослдствіи. Шагъ за шагомъ шла новая партія дальше въ своихъ отрицаніяхъ тла Христова въ причастіи, крещенія въ дтств и только молилась: ‘О, Господи, пошли намъ безстрашныхъ пророковъ, которые съ врою проповдывали бы только Твое единое вчное слово безъ прибавленій, исходящихъ отъ ихъ разума’ {Cornelius, II, 26.}. Священникъ Рейблинъ изъ Швабіи, первый, нарушившій въ С.-Альбан предписаніе о постахъ и потомъ первый же изъ духовенства женившійся въ Ватикон, явился застрльщикомъ въ проповди объ отрицаніи крещенія дтей. До этой минуты правительство не придавало значенія новой партіи. Теперь оно встревожилось: Рейблина заключили въ тюрьму, родителямъ приказали крестить дтей. Начались пререканія, диспуты, самъ Цвингли принялъ участіе въ диспут 18-го января 1525 года, побдилъ, и затмъ явился указъ: ‘Отказывающихся крестить дтей изгонять изъ государства’. Нсколько вожаковъ новаго ученія получили приказъ удалиться изъ Цюриха въ теченіе восьми дней. Но покуда новая община еще не имла значенія церкви. Это значеніе она получила при помощи ‘простаго неученаго попа, который, по милости Божіей, дарованной ему, былъ очень свдущъ въ длахъ вры’. Этотъ попъ, Юргъ, т.-е. Георгъ, изъ дома Якова, прозванный по своей одежд Блаурокомъ или Синимъ Кафтаномъ, былъ монахомъ изъ Хура, онъ принималъ участіе въ диспут о крещеніи дтей. Онъ отличался краснорчіемъ настолько, что его прозвали вторымъ апостоломъ Павломъ. Въ жизни онъ былъ послдователенъ и, не считая нравственнымъ дломъ взиманіе платы за священническія обязанности, жилъ чернымъ трудомъ {Erbkam, loc. cit., 526, 527.}. Сойдясь потомъ съ Конрадомъ Гребелемъ и Феликсомъ Мандемъ, Блаурокъ разговорился о томъ, что познавшіе истинное ученіе Божіе должны принять христіанское крещеніе для соединенія съ Господомъ. ‘И напалъ на нихъ страхъ, и проникъ въ сердца ихъ, тогда начали подгибаться ихъ колни передъ всевышнимъ Господомъ въ неб и призвали они Его, чтобы Онъ позволилъ имъ исполнить Его божественную волю. Тогда Юргъ поднялся и во имя Бога попросилъ, чтобы Конрадъ окрестилъ его настоящимъ христіанскимъ крещеніемъ по его вр и по его исповданію, опять онъ упалъ на колни и былъ окрещенъ Конрадомъ, и вс присутствующіе крестились потомъ отъ Юрга’. Затмъ, въ воспоминаніе о Христ, была вечеря съ преломленіемъ хлба и чашею вина {Cornelius II, 27, Hast: ‘Geschichte der Wiedertaeufer’. Mnster, 1836. S. 112. Келлеръ указываетъ на I. Бредли, священника изъ Цоликона, близъ Цюриха, какъ на перваго изъ швейцарскихъ перекрещенцевъ. Keller, 28.}. Въ этотъ день новая община превратилась въ новую церковь и порвала всякую связь съ господствовавшею въ Швейцаріи церковью. Это было масло, подлитое въ огонь, одушевленіе охватило народъ, и всюду слышалась проповдь объ исправленіи жизни, о возвращеніи къ первобытной невинности, о братской любви апостольскихъ временъ. Изъ Цюриха новое ученіе разнеслось въ другіе города Швейцарія изгнанными изъ города проповдниками. Во многихъ городахъ начали креститься взрослые. Но не эти простые люди были главнымъ завоеваніемъ пропагандистовъ, главнымъ ихъ торжествомъ было присоединеніе къ новой церкви Гюбнейера,— личности своеобразной настолько же, какъ были своеобразны Лютеръ, Мюнцеръ, Гребель и тому подобные дятели этой эпохи.

Бальтазаръ Гюбмейеръ или Гюбмеръ, какъ онъ самъ подписывался большею частью, былъ уроженцемъ Фридберга близъ Аугсбурга, родился въ 1480 году, былъ студентомъ въ Фрейбург съ 1503 года, изучалъ философію и богословіе, былъ потомъ учителемъ въ Шафгаузен, дале получилъ мсто доцента, профессора и священника въ Ингольштадт. Это былъ вполн ученый, серьезный, строгій, съ пытливымъ умомъ человкъ. Въ 1516 году его призвали въ Регенсбургъ священникомъ въ главную церковь. Онъ пріобрлъ здсь славу отличнаго проповдника и, между прочимъ, обличилъ евреевъ за ростовщичество, понудилъ выгнать ихъ изъ города и превратить ихъ синагогу въ капеллу св. Маріи. Это было въ 1519 году. Случилось нчто неожиданное: въ капеллу началъ стекаться народъ, стали совершаться чудеса, исцленія и т. п. Такіе случаи повторялись въ то время нердко. Этого Гюбмейеръ не ожидалъ: онъ уже склонялся на сторону идей Лютера, обсуждая ихъ серьезно, какъ истый ученый. Извстія о чудесахъ, совершающихся въ капелл, были ему, конечно, не по душ. Не возстать противъ суеврія онъ не могъ. Нсколько рзкихъ проповдей противъ увлеченія чудесами лишили его мста, и онъ снова долженъ былъ заработывать кусокъ хлба въ Шафгаузен въ качеств учителя. Въ 1522 году онъ снова получилъ мсто священника въ Вальдсгут. Чтеніе сочиненій Лютера, встрча въ Базел и Фрейбург съ людьми изъ друзей Зикингена, Пеликана, Эразма,— все это сильно возбуждало его, толкало на новый путь. Въ 1523 году съ аббатомъ изъ сіонскаго монастыря, другомъ реформаціи, онъ постилъ С.-Галленъ и побывалъ у Цвингли. Въ дружескихъ бесдахъ Цвингли высказалъ ему свой взглядъ на крещеніе дтей, и въ этомъ взгляд сквозило сомнніе въ польз этого крещенія. Потомъ Гюбмейеръ сказалъ нсколько блестящихъ проповдей въ С.-Галлен и вернулся въ Вальдсгутъ, гд съ каждымъ днемъ возрастала его популярность. Въ это время въ Цюрих начался большой диспутъ, Гюбмейеръ принялъ въ немъ участіе, отличаясь серьезностью и мягкостью своего направленія. Въ Вальдсгут, по возвращеніи своемъ домой, Гюбмейеръ хотлъ ввести нкоторыя реформы, но едва не лишился мста, такъ какъ австрійское правительство зорко слдило за проявленіями реформаторской дятельности въ своемъ сосдств. Однако, несмотря на угрозы, издавъ сначала 18 проповдей, проникнутыхъ новымъ духомъ, Гюбмейеръ ршился 14 мая 1524 года созвать собраніе бюргеровъ для принятія евангелическаго ученія и для защиты его проповдниковъ. Тогда австрійское правительство потребовало выдачи еретика и грозило усмирить Вальдсгутъ оружіемъ. Не желая подвергать кого бы то ни было опасности, Гюбмейеръ удалился въ Шафгаузенъ. Но городъ вступился за своего любимца, въ это же время изъ Цюриха прибыли въ Вальдсгутъ на помощь городу защитники реформаціи. Тогда Гюбмейеръ счелъ нужнымъ тоже вернуться въ городъ и реформы стали вводиться уже открыто. Въ это время Гюбмейеръ переписывался со многими учеными и въ особенности съ Эколампадомъ о крещеніи дтей. Онъ признавалъ нецлесообразность крещенія дтей, не имющихъ понятія о вр, а, между тмъ, обязываемыхъ крещеніемъ сохранять всю жизнь извстное вроисповдываніе. Въ этомъ случа имлъ вліяніе на Гюбмейера, между прочимъ, и Мюнцеръ {Cunitz: ‘Hbmeier’. ‘Real-Encyclopedie von Herzog und Ptt.’ VI, 349.}. Достаточно было прибыть въ Вальдегутъ изгнаннымъ изъ Цюриха проповдникамъ крещенія взрослыхъ, чтобы Гюбмейеръ примкнулъ къ нимъ. На Пасх въ 1525 году Вильгельмъ Рейблинъ крестилъ Гюбмейера и 110 человкъ гражданъ Вальдсгута, а потомъ въ теченіе одной недли самъ Гюбмейеръ окрестилъ 300 человкъ {Keller, 30.}. Такой крупной по учености, по проповднической слав, по вліянію среди согражданъ личности еще не было до этой поры среди швейцарскихъ перекрещенцевъ. Не изъ какихъ-нибудь постороннихъ длу соображеній, какъ Гребель, примкнулъ онъ къ перекрещенству, не привлекало его къ этому длу, какъ Мюнцера, откровеніе свыше. Нтъ, онъ, какъ ученый, шелъ медленно и послдовательно въ развитіи своихъ взглядовъ, безъ скачковъ и перебжекъ, врод Каржитадта, и каждый его новый шагъ былъ слдствіемъ все боле и боле глубокаго изученія занимавшаго его предмета. Въ ма 1525 г. вышла книга Цвингли противъ перекрещенцевъ, и Гюбмейеръ тотчасъ же издалъ на нее достойный отвтъ, надлавшій не мало шума. Примру Вальдсгута послдовали С.-Галленъ, Шафгаузенъ, Бернъ, Базель, Граубинденъ. Особенно успшно крестили Юргъ Блаурокъ и Феликсъ Маисъ.

Изъ швейцарскихъ городовъ проповдники новаго ученія двинулись дальше, и въ томъ же 1525 году мы видимъ сильное движеніе въ Аугсбург, и опять здсь примыкаетъ къ партіи крупная и оригинальная личность — Іоаннъ Денкъ. Не считая нужнымъ останавливаться на масс заурядныхъ представителей новаго ученія, мы не можемъ пропускать безъ вниманія боле или мене характерныхъ дятелей этой эпохи. Поэтому мы должны остановиться и на Денк, какъ на личности, наиболе симпатичной среди всхъ другихъ перекрещенцевъ,— скажемъ даже боле, среди пропагандистовъ вообще. О дтств и ранней молодости этого слишкомъ рано погибшаго дятеля реформаціонной эпохи нтъ никакихъ свдній. Одинъ изъ его современниковъ называетъ его ‘баварцемъ’, другой въ 1527 году называетъ его юношей, изъ чего можно заключить, что онъ родился въ конц пятнадцатаго столтія {Keller. Ein Apostel der Wiedertaeufer Leipzig, 1882.S. 28.}. Впервые мы встрчаемъ его въ 1522 г. въ Базел, занимающимся корректурой и слушающимъ лекціи Эколампада о пророк Исаіи. Въ Базел, же получилъ Денкъ званіе Magister liberalium articuin и основательно изучилъ языки греческій, латинскій и еврейскій. Базельскій университетъ стоялъ тогда на высокой ступени, благодаря Дезидерію Еразму. Книжная торговля и издательская дятельность были въ рукахъ ученыхъ людей, составившихъ себ почтенныя имена. Такимъ образомъ молодой человкъ жилъ и вращался въ такихъ кружкахъ, гд было вполн возможно набраться знаній и развиться. По рекомендаціи Эколампада, Дейкъ получилъ въ 1523 году мсто ректора въ школ св. Себальда въ Нюрнберг. Сразу онъ зарекомендовалъ себя здсь не особенно благонамренно въ области религіозныхъ взглядовъ: его заподозрили въ отрицаніи ученія о св. Троиц, безъ утайки онъ заявлялъ себя защитникомъ швейцарскихъ ученій о причастіи, примкнулъ даже къ ученію Мюнцера, имвшаго много послдователей въ Нюрнберг. Денка призвали къ отвту и изгнали изъ города въ конц 1524 года, съ обязательствомъ не подъзжать къ городу на десять миль. Нкоторое время онъ находился при Мюнцер, а восл паденія Мюнцера явился въ С.-Галлен {В. Riggenlach: ‘Hans Denk’. ‘Real-Encyclopedie von Herzog und Plitt’. B. III, S. 540—542.}. Здсь онъ снова занялся корректурой и познакомился съ перекрещенцами. Примкнулъ онъ къ нимъ окончательно только въ Аугсбург, вроятно, въ конц 1526 года. ‘Въ его лиц они сдлали пріобртеніе, могущее служить украшеніемъ любой партіи,— говоритъ Корнеліусъ {Cornelius, II, 42.},— такъ какъ, не смотря на свою юность, онъ уже былъ извстнымъ писателемъ, останавливавшемъ вниманіе современниковъ при помощи своей выдающейся учености въ священныхъ языкахъ и еще боле при помощи самостоятельности и глубины теологическаго мышленія, а также нашедшимъ путь ко многимъ сердцамъ искренностью своихъ мистическихъ произведеній’. ‘Въ этомъ прекрасномъ юнош,— говорилъ въ 1540 году противникъ перекрещенцевъ Вадіанъ,— были развиты вс задатки такимъ выдающимся образомъ, что онъ стоялъ выше своего возраста и казался выше самого себя’. Въ другомъ мст выставляются на видъ его любезность и нравственность {Keller, Gesch. d. W. 34.}. Иногда можно было думать, что горячность Денка заведетъ его слишкомъ далеко и заставитъ отвчать нападающихъ на него въ ихъ же тон,— можно было думать, что его книги полны клеветъ и обвиненій противъ партіи, преслдовавшей несчастнаго до конца его жизни,— ни чуть не бывало! Онъ смотрлъ на вещи скромно, мягко, гуманно, съ уваженіемъ къ чужимъ мнніямъ, точно онъ соглашался со всми, что не мшало ему ясно высказывать свои убжденія, онъ ихъ высказывалъ безъ назойливости, но и безъ лицемрія {Keller. Ein Apostel, 21, 22.}. Замчательны и характерны его собственныя слова, касающіяся споровъ и преслдованій. ‘Нкоторые въ такой степени клеветали на меня и обвиняли меня, говоритъ онъ, что даже кроткому и смиренному сердцу было очень трудно сдерживать себя въ извстныхъ границахъ. Тмъ не мене мн всегда было больно стоять въ несогласіяхъ съ нкоторыми людьми, которыхъ я все же не могу не признавать своими братьями, молящимися тому же Богу, которому молюсь и я, чтущими того же отца, котораго чту и я. Потому я хочу (и такъ Богъ хочетъ), насколько это зависитъ отъ меня, не длать изъ моихъ братьевъ противниковъ и изъ Бога судію, но стремлюсь примиряться съ противниками’ {Keller, Ein Apostel, 44.}. ‘Я прошу, во имя Господа, моихъ враговъ простить мн то, что я, по незнанію и помимо своей воли, совершилъ противъ нихъ. Прошу также за вс несчастія, вредъ и позоръ, причиненные мн ими, никогда не мстить имъ {Ibid, 45.}.

Его ученіе было вполн выраженіемъ его прекрасной, кроткой, поэтической души, оно было въ высшей степени гуманнымъ, умиротворяющимъ: ‘Кто считаетъ себя христіаниномъ, тотъ долженъ идти по дорог Христа, чтобы придти въ царство Божіе. Кто не идетъ по этому пути, тотъ будетъ вчно заблуждаться’. ‘Христа исповдуетъ тотъ, кто слдуетъ ему въ жизни’. ‘Священное писаніе выше всхъ человческихъ сокровищъ, но внутреннее слово гораздо выше, такъ какъ это голосъ самого Бога. Священное писаніе для спасенія полезно, голосъ Бога въ человк или внутреннее слово для этого необходимы’. ‘Внутреннее слово, этотъ голосъ совсти, эта искра божественнаго духа въ человк, дано всмъ людямъ, всмъ народамъ, даже не знающимъ и не имющимъ священнаго писанія’. Мысль о благости Божіей была любимою его мыслью, и онъ потому не мирился съ наслдственностью грха, осуждающаго на гибель еще не гршившаго ребенка до его рожденія, не мирился съ невозможностью спасенія для язычниковъ, не получившихъ священнаго писанія, не мирился съ исключительнымъ спасеніемъ при помощи священнаго писанія и церковныхъ обрядовъ: ‘Лучше отказаться отъ этихъ обрядовъ, чмъ злоупотреблять ими’. Онъ считалъ Бога воплощеніемъ истинной справедливости, безграничной доброты. Такой Богъ, по его ученію, не могъ обрекать на загробную гибель только-что родившагося ребенка или язычника, не знавшихъ ничего ни о священномъ писаніи, ни о религіозныхъ обрядахъ. Также придавалъ онъ большое значеніе свободной вол, и потому былъ защитникомъ практическаго христіанства. Вдь, и Христосъ училъ не одними словами. Онъ подавалъ примръ своими длами, своею жизнью. И точно, что бы это была за религія, если бы она не обязывала человка непремнно, безусловно быть послдовательнымъ, не отдлять слова отъ дла? Фарисеи всхъ вковъ и народностей чаще всего любили именно такую религію: проповдывать добро и длать зло, надясь оправдаться только врою. Но точно ли это вра, а не праздныя лицемрныя слова о вр? Такіе проповдники вры безъ добрыхъ длъ страшное зло и противъ нихъ нужно бороться всмъи каждому, какъ противъ грозной язвы, растлвающей человчество. При помощи Денка въ Аугсбург сильно развилось ученіе перекрещенцевъ, и къ поэтическому и гуманному проповднику примкнули не одни простые люди, но и значительныя особы. Лютеранскія духовныя лица жаловались на то, что ‘Гансъ Денкъ убдилъ въ Аугсбург большинство настолько, что оно поврило ему’. Еще бы не поврить тому, кто училъ только добру и правд и самъ былъ на дл добръ и правдивъ! Боле прекрасный образъ рдко встрчается въ исторіи. Вліяніе Дейка распространилось и дале, по Рейну, въ Швейцаріи, въ Франконіи, въ Швабіи, даже до Моравіи. Недаромъ же прозвали его современники перекрещенскимъ ‘настоятелемъ’, ‘главою’, ‘папой’, ‘Аполлономъ’. Гонимый врагами, Гансъ Денкъ, по счастію, избгнулъ пытокъ и казней: тяжелый недугъ сломилъ его въ юности и онъ умеръ въ конц 1527 года въ Базел, тихо, какъ жилъ…

Мы указали на трехъ выдающихся въ исторіи швейцарскаго перекрещенства людей: на задорнаго, необузданнаго, честолюбиваго свтскаго человка Гребеля, сдлавшагося случайно богословомъ, на талантливаго проповдника и серьезнаго кабинетнаго ученаго Гюбмейера, путемъ изученія дошедшаго до реформаціоннаго радикализма, на глубоко гуманнаго и восторженнаго ученаго-поэта Денка, видвшаго въ религіи, прежде всего, ученіе справедливости и добра. Но за этими людьми стояла еще цлая масса проповдниковъ, иногда мало уступавшихъ имъ въ учености и вліятельности, иногда извстныхъ только потому, что ихъ казнили тутъ или тамъ. Останавливаться на каждомъ изъ нихъ здсь было бы излишне: мы пишемъ не церковную исторію перекрещенства, а хотимъ только указать на развитіе въ немъ новыхъ идей, на его отношенія къ обществу и на отношеніе общества къ нему въ т смутныя времена страшной рзни.

Когда партія Гребеля познакомилась съ Мюнцеромъ, она отвергла крайности Мюнцера и самымъ положительнымъ образомъ высказалась противъ поднятія меча, хотя въ Цоликон, мстечк близъ Цюриха, гд были сборища перекрещенцевъ, и принималось въ теоріи многое изъ крайнихъ взглядовъ о властяхъ и собственности, о военной служб и присяг и т. д. {А. Песоцкій: ‘Царство анабаптистовъ и общество менонитовъ’, гл. II, стр. 432—433. Sudre, loc. cit., р. 117.}. Не проповдывали кровавыхъ мръ и Гюбмейеръ, и Денкъ. Но мирные или немирные перекрещенцы должны были встрчать и встрчали одинаковое гоненіе со стороны властей и представителей, церкви: и у тхъ, и у другихъ были въ памяти и виттенбергскія событія, и крестьянская война, входить въ разборъ тонкихъ отличій теперешней проповди перекрещенцевъ отъ проповди Мюнцера и его сподвижниковъ было трудно, если не невозможно, такъ какъ на это нужны были спокойствіе и хладнокровіе. Теперь были далеки т блаженныя времена, когда Лютеръ говорилъ: ‘Оставьте ихъ спокойно и бодро проповдывать, что они могутъ и противъ кого хотятъ, я уже говорилъ, что секты должны быть’ {Keller, 28.}. Меланхтонъ тоже уже не повторялъ, какъ прежде: ‘Я не могу выразить, какъ взволновали меня эти люди. Вскія основанія привели меня къ тому, что я не могу не придавать имъ значенія. Въ нихъ царствуетъ извстный духъ, что ясно изъ многихъ доказательствъ’ {Ibid., 17, 18.}. Теперь только и слышалось, что перекрещенцы дьяволы, что перекрещенство сатанинское навожденіе. Всхъ пугало одно ихъ названіе. И лютеране, и католики одинаково опасались новаго ученія, такъ какъ оно, въ конц-концовъ, могло всегда привести къ отрицанію существующаго склада жизни, и тмъ сильне должна была казаться опасность, чмъ боле стойкими являлись проповдники, врившіе въ непосредственное откровеніе Божіе, во внутреннее слово Божіе, въ практическое христіанство, и потому всегда готовые перенести всякія мученія. ‘Мы поймемъ,— говоритъ Гастъ,— неизбжность столкновенія, вспомнивъ, чмъ были эти люди: перекрещенцы въ своемъ сознанія видли, что они стоятъ выше тогдашняго міра, и потому остаются непонятыми имъ, они были полны теплоты и убжденія въ возвышенности своего дла, у лучшихъ изъ нихъ не было въ душ противорчій, была вра во Христа, была надежда на его второе пришествіе, обозначаемое крещеніемъ, какъ символомъ страданія до его появленія, они горячо презирали свтъ съ его благами и презирали поколніе людей, исповдающихъ Распятаго только устами, хотя и имъ еще далеко не удалось сдлаться тмъ, чмъ они стремились быть,— ‘изъ злыхъ, тлесныхъ, алчныхъ и гордыхъ превратиться въ добрыхъ, духовныхъ, щедрыхъ и смиренныхъ людей, которые гордились бы крестною ношей и бдностью, временное счастіе считали бы за несчастіе, любили бы своихъ враговъ и благословляли бы проклинающихъ, ихъ’ {Hast, 121.}. Даже злйшіе враги ихъ, Скультатусъ, Капито, Беза, отдавали имъ справедливость {Ibid., 132.}.

Крайне интересны факты, сохранившіеся въ лтописяхъ объ этихъ временахъ гоненій и мученичества перекрещенцевъ.

Посл крестьянской войны, императорскій эдиктъ повелвалъ, ‘чтобы вс и каждый изъ перекрещивающихъ и перекрещиваемыхъ, мужчины и женщины не дтскаго возраста, безъ предварительной инквизиціи духовныхъ судей, отъ естественной жизни приводились къ смерти при помощи огня, меча или тому подобнаго, смотря по положенію личности’. Ршеніемъ шпейерскаго рейхстага отъ 29 апрля 1529 года это приказаніе нсколько смягчилось: т изъ перекрещенцевъ, которые по разслдованіи отказывались отъ своихъ заблужденій и соглашались на покаяніе, получали помилованіе, но нарушители мира, вожаки и распространители преступленія перекрещиванія, а также упорно держащіеся его или отпадающіе къ нему казнились безъ милосердія {Hast, 161—163.}. По этимъ указамъ дйствовали во всей Германіи за немногими исключеніями. Перекрещенство являлось государственнымъ преступленіемъ. То же самое мы видимъ и въ Швейцаріи. Въ Цюрих былъ изданъ эдиктъ противъ секты. Согласно этому эдикту, вс настоящіе и будущіе перекрещенцы штрафовались сначала деньгами, потомъ тюремнымъ заключеніемъ и, наконецъ, оставившіе секту и снова возвратившіеся къ ней приговаривались къ смерти {Hase, 41, Вишняковъ, 500.}. Къ преслдованіямъ подталкивали вс не принадлежавшіе къ сект. Въ католическихъ земляхъ перекрещенцевъ преслдовали, какъ ‘наихудшихъ дтей Лютера’, въ евангелическихъ государствахъ ихъ рдко щадили уже потому, чтобы избжать подозрнія въ сообщничеств съ ними {Hase, 34.}. Лютеръ говорилъ: ‘Теперь такія удивительныя времена, что князья достигнутъ царства небеснаго скоре при помощи пролитія крови, чмъ другіе при помощи молитвы’ {Ibid., 32.}.

Отъ этихъ подстрекательствъ не удерживало ни Лютера, ни Меланхтона даже и то, что именно въ эту пору начались казни лютеранъ. Первая казнь лютеранъ совершилась 1 іюля 1523 года въ Брюссел. ‘Рзня началась!’ — восклицаетъ по этому поводу Эразмъ, а Лютеръ почти съ радостью говоритъ: ‘Наконецъ-то Христосъ пожалъ первые плоды нашего слова и создалъ новыхъ мучениковъ’. Выражаясь такимъ образомъ, Лютеръ имлъ въ виду ту мысль, что ‘кровью укрпляется церковь’. Эту мысль выражалъ и Эразмъ, замтивъ: ‘Везд, гд Алеандръ, ярый преслдователь лютеранъ, воздвигаетъ костры, онъ какъ бы сетъ новыхъ еретиковъ’. Лютеранъ мучили жестоко: Рейхлеръ, инквизиторъ, приколачивалъ ихъ за языки къ столбу въ Виртемберг, въ Сверной Германіи Генрихъ Цютфенъ жегъ ихъ массами, въ Офен книгопродавца Іоганнеса обложили книгами и зажгли {Merle d’Aubign: ‘Geschichte der Reformation’. Stuttgart, 1849. III, 120—132.}. И все же вожаки этихъ людей науськивали преслдователей на перекрещенцевъ.

Только одинокіе голоса иногда раздавались противъ огульныхъ преслдованій. Такъ, ландграфъ Филиппъ, иногда возвышавшійся надъ понятіями современниковъ, писалъ курфюрсту саксонскому: ‘Перекрещенцы не вс одинаковы, нкоторые изъ нихъ простые набожные люди. Проповдывающіе дломъ и хватающіеся за мечъ могутъ быть легко наказаны мечомъ. Съ заблуждающимися же только въ вр нужно дйствовать благоразумно. Вра — милость Божія и стоитъ не во власти человка’ {Ibid., 38.}. Это былъ голосъ вопіющаго въ пустын. Казнили не только по одиночк, но группами. ‘Ихъ хватаютъ,— говоритъ Себастьянъ Франкъ,— во многихъ мстахъ съ большою жестокостью и заключаютъ въ тюрьмы, мучаютъ огнемъ, мечомъ, водою и заточеніемъ, такъ что въ немногіе годы ихъ погибло до 2,000 человкъ’ {Keller, 26.}.

Въ 1527 году въ Зальцбург перекрещенцы были сожжены съ домомъ ихъ сборищъ {Base, 34.}. Стойкость мучениковъ была изумительна. Одну шестнадцатилтнюю двушку, ‘почти красавицу’, хотли пощадить, но ее нельзя было склонить къ отреченію отъ вры. Палачъ взялъ ее на руки, отнесъ къ лошадиной водопойн и сунулъ въ воду, когда же она захлебнулась, ея трупъ сожгли.

Въ одномъ изъ швейцарскихъ городовъ подвергли пытк пойманнаго неизвстнаго перекрещенца, пытаясь узнать, откуда онъ родомъ и кто его соучастники. За признаніе ему общали свободу.

— Я сынъ земли,— отвтилъ онъ,— земля — мое отечество, она же моя могила. Мое тло въ вашей власти, разрушайте, рвите, жгите его, если это вамъ угодно, мн все равно. Господь закрылъ мои уста, да не выскажутъ они ничего вреднаго для моихъ братьевъ, такъ какъ ихъ часъ еще не насталъ. Муки не касаются моей души, исполненной радости отъ внутренняго, ниспосланнаго ей Богомъ утшенія.

Когда палачъ посовтовалъ ему спастись отъ мукъ доносомъ, онъ плюнулъ палачу въ лицо и отвтилъ:

— Прочь, сатана! Что ты понимаешь о Бог?!

Когда его все же отпустили съ угрозами, онъ сказалъ:

— Вы видли на свою погибель исповдника новой церкви.

Георгъ Вагнеръ, набожный, безупречный человкъ, былъ схваченъ въ Мюнхен. Въ его тюрьму пришелъ самъ герцогъ, чтобы уговорить его, и общалъ прислать къ нему его жену и ребенка, чтобы они смягчили его сердце.

— Я не продалъ бы жену и ребенка за все твое княжество,— отвтилъ Вагнеръ.— Но и ради ихъ я не откажусь отъ Господа, но отвергну для него все и самого себя.

Его сожгли.

Откуда почерпали люди силы къ этой стойкости? Одинъ изъ друзей Цвингли называетъ это наглостью, замчая: ‘Они нагло настаивали на своихъ убжденіяхъ до конца’. Меланхтонъ, видя отвагу перекрещенцевъ въ виду смерти, предполагаетъ, что ‘въ нихъ сидитъ дьяволъ, такъ какъ онъ тоже можетъ укрплять сердца противъ страха смерти». Лютеръ писалъ: ‘Этихъ чудовищъ нельзя укротить ни мечомъ, ни огнемъ, они оставляютъ женъ, дтей, дома и все, что они имютъ’. Приписывая стойкость перекрещенцевъ среди мученій длу сатаны, Лютеръ говорилъ: ‘Святые мученики, какъ нашъ Леонардъ Кейзеръ, умирали со смиреніемъ и великою кротостью относительно враговъ, а эти идутъ на смерть, укрпляя свое упрямство гнвомъ противъ враговъ’ {Hase, 34—41.}. Но, по большей части, никто изъ реформаторовъ, кажется, и не думалъ о томъ, что въ то же время въ католическихъ государствахъ такою-же мученическою смертью умирали ихъ единомышленники, выказывавшіе ту же стойкость {Cornelius, II, 55, Hase, 41, Sudre, 107.}. Эта стойкость была прямымъ слдствіемъ религіознаго воодушевленія и мученичество было масломъ, подливаемымъ въ это пламя. Перекрещенцы, какъ первые христіане, говорили: ‘Изъ примра и проповди нашей крови возрастетъ наша церковь’ {Hase, 42.}. Они, казалось, были отчасти правы. ‘Ихъ церковь,— разсказываетъ Себастьянъ Франкъ,— увеличивалась и была обширна, потому что они терпливо страдали, каждый полагалъ, что ихъ дло правое, и они одни истинные христіане. Ихъ духъ, возбуждавшій ихъ, длался сильне и непобдиме съ каждою головой, упавшей подъ скирой. Могущественне, чмъ самое ученіе, дйствовали подвиги предшественниковъ и тсне, чмъ длами любви, связывались братья сознаніемъ своей общей судьбы и исторіей своей церкви,— исторіей краткой по времени и богатой по страданіямъ, монотонной и хватающей за сердце по содержанію. Общины записывали имена мучениковъ и раздавали списки другимъ. Отчеты выдающихся свидтелей о кончинахъ, отчасти печатные, переходили изъ рукъ въ руки. Вс ихъ помыслы были исполнены представленій о кровавой борьб терпнія и преданности царству Господню. Духовныя псни, слагавшіяся тогда у нихъ во множеств, обращены только на этотъ предметъ. Они пли о своихъ мученикахъ, о Христ, пришедшемъ снова распространить свое чистое слово на земл и встрченномъ сатаною, который хочетъ залить кровью святое ученіе, они пли о томъ, какъ приходится имъ жить въ лсахъ, въ разслинахъ скалъ, скрываясь отъ огня и меча, какъ ихъ травятъ, подобно дикимъ зврямъ псами’ {Cornelius, II, 60.}.

Какъ велика была вра перекрещенцевъ, это мы видимъ изъ множества примровъ. Николай Фрей изъ Виндесгейма бросилъ въ 1534 г. свою жену и шестерыхъ дтей, такъ какъ его жена не согласилась креститься. Въ Нюрнберг сестра одного значительнаго лица, по ея собственному признанію, имла откровеніе Божіе, что она должна сойтись съ Фрейемъ, что она и сдлала. Фрей увидалъ въ этомъ знаменіе Божіе и былъ убжденъ, что у него родится сынъ, который сотретъ главу нечестивыхъ. Фрей и его сожительница перебрались въ Страсбургъ и здсь Фрей былъ призванъ къ суду, ничто не могло поколебать его убжденій, и онъ былъ утопленъ {Hase, 34—37.}. Одна женщина пригласила къ обду друзей, накрыла столъ и стала ждать съ гостями обда съ неба. Въ откровеніи архангелъ Гавріилъ общалъ ей дать обдъ, какъ народу израильскому давалась манна. Хозяйка и гости промолились весь день, и только ночью разошлись, голодные. Въ Амстердам, вслдствіе откровенія, одинъ перекрещенецъ приказалъ мужчинамъ и женщинамъ снять одежды и бросить ихъ въ огонь, какъ пріятную Богу жертву, такъ какъ дти Божіи должны сбросить все земное, и истина должна быть безъ покрововъ и обнаженною. Въ такомъ вид райской невинности они бгали по Амстердаму, восклицая: ‘Горе, горе этому городу!’ Въ Базел одна женщина получила откровеніе, что она проживетъ много лтъ безъ пищи и питья, какъ Моисей, Илія и Христосъ въ пустын. На десятый день она умерла съ голоду. Въ Сенъ-Галлен одна семья, Шуггеры, провела двое сутокъ въ откровеніяхъ и видніяхъ, какъ вдругъ одинъ изъ братьевъ приказалъ другому стать на колни и, съ его согласія, въ глазахъ родителей, обезглавилъ его, такъ какъ это повеллъ ему Богъ {Ibid., 8, Cornelius, II, 65.}. Многіе перекрещенцы, особенно женщины, во исполненіе словъ Спасителя: ‘Будьте какъ дти’, находили христіанское совершенство въ тхъ, которые разыгрывали изъ себя дтей, принимали ихъ манеры, играли въ ихъ игры, сидли на голой земл нагіе и т. д. {Вишняковъ, 503, Cornelius, II, 64.}. Другіе, основываясь на словахъ апостола Павла: ‘По вся дни умираю’ и ‘спогребохомся ему крещеніемъ въ смерть’, на самомъ дл хотли умирать ежедневно. Но какъ это сдлать? Перекрещенцы придумали такого рода опредленіе смерти: ‘Смерть есть ничто иное, какъ прикровенное восхищеніе на небо’. Отсюда, говорили они, чтобы исполнить слова апостола, вовсе не нужно умирать на самомъ дл, а достаточно соблюсти подобіе дйствительной смерти, восхититься на небо, выслушать тамъ неизреченные глаголы и потомъ снова обратиться къ обыденной жизни. И вотъ они внезапно падали на землю, дрожали всмъ тломъ, искривляли лицо, ломали руки, рдко и тяжело вздыхали, метались по сторонамъ и, измученные, лежали нсколько времени неподвижно, какъ мертвые. Потомъ тихо пробуждались, какъ будто понемногу приходили въ себя, и начинали разсказывать, каждый по своему, небесныя виднія. Одинъ видлъ Цвингли въ аду, другой слышалъ, какъ папу называли ангелы антихристомъ, третій смотрлъ книгу, гд записаны имена всхъ избранныхъ и отверженныхъ Богомъ, и т. д. И какъ бы ни были нелпы эти разсказы, сектанты обязывали другъ друга свято хранить ихъ въ общин, какъ божественное откровеніе, и не терпли никакихъ возраженій противъ нихъ, называя ‘совопросниковъ’ еретиками, обольстителями и возвщая имъ: ‘Горе, горе, геенскій огонь и ожесточеніе сердца! ‘По мстамъ можно было видть такихъ мертвецовъ десятками и сотнями. И тогда, какъ одни изъ нихъ на самомъ дл доводили себя до состоянія обморока истязаніемъ тла, другіе только шарлатанили {Вишняковъ, 503—504, Cornelius, II, 65.}. Энтузіазмъ самъ по себ заразителенъ и уже одинъ онъ могъ привлечь къ перекрещенцамъ массы народа. Но къ этому нужно еще прибавить, что перекрещенцы поражали народъ множествомъ хорошихъ сторонъ своей жизни. ‘Я сознаюсь открыто,— пишетъ Капито,— что у большей части перекрещенцевъ есть страхъ Божійичистое рвеніе, такъ какъ какихъ же земныхъ преимуществъ могутъ они надяться достигнуть, подвергаясь сожженію, пыткамъ и ужасающимъ казнямъ? Передъ Богомъ свидтельствую я, что я не могу сказать, будто ихъ пренебреженіе къ жизни происходитъ боле отъ ослпленія, чмъ отъ божественнаго внушенія. Тутъ нтъ и слдовъ страстности и возбужденія, нтъ, съ разсудительностью и достойнымъ удивленія терпніемъ идутъ они на смерть, какъ истинные исповдники Христова имени’. Отъявленный противникъ перекрещенцевъ, Бутцеръ, признаетъ, что между ними есть возлюбленныя дти Божіи. Михаилъ Затлеръ называетъ ихъ милыми друзьями Господа и мучениками во Христ. Кесслеръ и Вадіанъ рисуютъ Денка, какъ ‘человка любезнаго въ обращеніи, безупречнаго по поведенію, достойнаго великой славы и стоящаго выше всякихъ похвалъ, несмотря на его заблужденія’. По словамъ Витцеля, перекрещенецъ Мельхіоръ Ринкъ былъ ‘человкомъ невроятной твердости и удивительной учености, и въ немъ нечего ршительно осуждать, кром его религіозныхъ заблужденій’. Но интересне всего то, что самъ Лютеръ, не зная того, поставилъ, какъ мы указали, въ примръ своимъ единомышленникамъ одного изъ перекрещенцевъ, указывая, какъ умираютъ ‘настоящіе мученики’: Леонардъ Кейзеръ былъ не лютераниномъ, а представителемъ перекрещенской общины въ Шердинг {Cornelius, II, 56, Keller, 14.}. Даже Себастьянъ Франкъ говоритъ: ‘Ихъ ученіе обошло быстро всю страну, много тысячъ народу перекрестили они, покоряя простыя сердца, стремившіяся къ Богу, своимъ добрымъ видомъ и буквою писанія, которую они считали говорящею за нихъ. Повидимому, они учили только любви, вр и кресту. Они оказывались терпливыми среди многихъ мукъ, кроткими въ жизни, они преломляли между собой хлбъ въ знакъ единенія, помогали съ полною готовностью другъ другу ссудами и дарами, и учили, что все должно быть общимъ’ {Hase, 42.}. Къ этому надо прибавить умнье перекрещенцевъ организоваться и пропагандировать. Ихъ общества сходились тайно въ домахъ, въ лсахъ, безъ вншнихъ богослужебныхъ обрядовъ, но съ строгою церковною дисциплиной. Преслдованія все боле и боле развивали эту суровую внутреннюю строгость, а. страстность поддерживала надежды на близкій переворотъ всего существующаго.

Помимо всего этого, въ самомъ народ коренились причины сочувствія къ перекрещенцамъ. Простой народъ чувствовалъ себя выросшимъ, узнавъ, что духъ Божій ставитъ его превыше мудрйшихъ людей въ мір, и радовался, вмст съ тмъ, надежд на общее равенство и братство. Нердко и отдльные священники мняли свои церковныя преимущества на высокую роль пророковъ, а отдльные ученые отдавали свои человческія знанія за эту божественную премудрость {Ibid., 43.}. Народъ перекрещивался и чувствовалъ облегченіе. Онъ жилъ во время безконечныхъ преслдованій и страха, но въ его душ уже слышался призывъ къ небу, къ милосердной помощи Всемогущаго. Библейскія предсказанія звучали страшно и, въ то же время, утшительно. Къ какому времени могли относиться угрозы и пророчества пророковъ и Христа, какъ не къ настоящему? Разв Господь не послалъ своихъ встниковъ, чтобы соединить свой народъ символомъ союза? Теперь Онъ очиститъ свой вертоградъ и накажетъ безбожныхъ. ‘Благо и радость избраннымъ Господа, и горе, горе міру, закрывшему уши передъ призывомъ къ покаянію и налагающему свои руки на святыхъ Господа!’ {Cornelius, II, 29, Hase, 43.}. И подъ этими впечатлніями сектанты везд пріютъ. ‘Куда ни проникала нмецкая реформація, говоритъ Газе, отъ Альпъ до нидерландскихъ дюнъ и дале въ Англію и Швецію, везд находились перекрещенцы и небольшія ихъ общины, не бравшія численностью, но бравшія энергіей, господствовали особенно въ Швейцаріи среди крестьянъ и, главнымъ образомъ, среди ремесленниковъ’.

И, несмотря ни на что, ни на личную энергію, ни на сочувствіе извстныхъ группъ народа, перекрещенцы того времени носили въ самихъ себ зачатки разложенія и распаденія. Они были не признанною церковью, а тайнымъ обществомъ, этого было довольно, чтобы погибнуть. Тайному обществу, если не невозможно, то очень трудно придти къ полному единодушію во всхъ мелочахъ убжденіи и образа дйствій. Эти вопросы трудно выяснить тайкомъ, прячась по угламъ, боясь преслдованій. Еще трудне сообщать всмъ членамъ общества принятыя ршенія, придуманныя мры. Уже ради одного этого, въ тайномъ обществ, особенно раскинувшемся на такое большое пространство и воспринявшемъ въ себя такіе разнородные элементы, должны были произойти расколы, партіи, отщепенства {Cornelius, 63, 64.}. Недаромъ же ученые насчитывали уже въ самомъ начал перекрещенства десятки различныхъ партій. Но этого мало. Везд и всюду гонимое, преслдуемое, тайное общество могло нкоторое время говорить, что ‘оно укрпляется своею кровью’, но это могло быть врно только до той поры, когда существовали цлыми и невредимыми его вожаки. Настало время, когда добрались и до нихъ. Немногимъ вожакамъ, какъ Іоанну Денку, удалось умереть своего смертію или избжать казни при помощи удаленія въ укромные уголки, какъ Гутеру. 5 января 1527 года утопили Феликса Манца въ Цюрих. 21 мая того же года въ Ротенбург пострадалъ Михаилъ Затлеръ: у него вырвали языкъ, тло разорвали раскаленными щипцами и сожгли. Его жену утопили вмст съ его друзьями. Въ томъ же году казнили въ Мюнхен учителя общины, набожнаго и безупречнаго Георга Вагнера. Въ сентябр въ Аугсбург убили Ганса Гута, при его попытк бжать изъ тюрьмы, и сожгли его тло. Въ Шердинг, въ Баваріи, казненъ Леонардъ Кейзеръ. Блаурока сожгли въ 1529 году въ Клаузен, въ Тирол. Въ томъ же году сожжены въ Мюнхен Гансъ Фейеръ и пятеро его товарищей, причемъ утоплены три женщины. Въ Линц погибли Вольфгангъ, Брандгуберъ и Гансъ Миттерыейеръ съ семьюдесятью ‘братьями’. Въ Цюрих, въ 1528 году, погибаютъ Фалькъ фонъ-Гроссау и Гейнрихъ Рейманъ. Вольфгангъ Уле съ товарищами обезглавленъ въ Вальзее. 30 марта 1528 года нашелъ мученическую смерть въ Вн Гюбменеръ {Keller, 43, 44.}.

Было бы долго перечислять вс имена этого страшнаго синодика, гд рядомъ съ именами стоятъ роковыя слова: ‘Утоплено еще столько-то братьевъ’. Кто они были? Имена ихъ, Господи, Ты знаешь. И никогда Иванъ Грозный не отдавалъ такихъ приказовъ, какой отданъ былъ, напримръ, герцогомъ Вильгельмомъ Баварскимъ: ‘Кто отречется отъ вры — обезглавить, кто не отречется — сжечь’.

IX.

Гоненія могли привести къ двумъ исходамъ: или перекрещенцы должны были стушеваться, обезличиться, измельчать, потерявъ въ борьб лучшія силы, или они должны были озлобиться, перейти отъ пассивной роли къ активной, снова поднять мечъ. Случилось послднее, по случилось въ такой дикой и страшной форм, что эта вспышка могла надолго оттолкнуть отъ перекрещенцевъ вс партіи и испугались даже ихъ самихъ. Это была вспышка безумнаго кроваваго террора, за которою должна была послдовать неизбжная полная реакція и удаленіе перекрещенцевъ со сцены общественной дятельности.

Новый фазисъ въ жизни перекрещенцевъ начался съ предсказаній о близкомъ пришествіи царства Божія. Событія, происходившія тогда въ области реформаціоннаго движенія, были такъ страшны, кровавыя расправы съ народомъ, съ лютеранами и перекрещенцами были такъ безчеловчно жестоки, что мысль о послднихъ временахъ являлась вполн естественною въ экзальтированныхъ умахъ, Разъ Меланхтонъ сталъ вычислять по астрологическимъ наблюденіямъ, что Карлъ умретъ въ 1584 году. Услышавъ это, Лютеръ горячо воскликнулъ: ‘Да и міръ не простоитъ такъ долго. Когда мы отобьемъ турокъ, пророчество Даніила исполнится,— и конецъ. Тогда и страшный судъ у дверей’ {G. Freitag, loc. cit., 112.}. Вообще Лютеръ врилъ, что до страшнаго суда осталось едва-ли сто лтъ, мнніе это сдлалось эпидемическимъ среди его послдователей {Hast, loc, cit., 38.}. Еще боле должно было укрпиться это убжденіе среди перекрещенцевъ. Мы знаемъ, что самое ученіе ихъ допускало внутреннее откровеніе, даръ пророчества. Теперь эти пророчества приняли особенный характеръ: въ нихъ начали звучать угрозы. Первымъ изъ представителей этого рода пророковъ явился нкто Гансъ Гутъ. Убжденный въ томъ, что Богъ избралъ его встникомъ послднихъ дней, онъ велъ свою пропаганду словомъ и писаніемъ, пріобртая немалое число послдователей. Онъ говорилъ, что ‘братья’ будутъ разсяны и испытуемы, но потомъ Господь соберетъ врующихъ, ‘чтобы наказать гршниковъ’. Попы, проповдывавшіе ложное ученіе, будутъ призваны къ отвту, а святые получатъ обоюдоострый мечъ, чтобы отмстить, чтобы наложить цпи на князей и заключить знатныхъ въ оковы. Разрушеніе господствующаго царства начнется со вторженія турокъ. Въ это время врующіе должны скрываться въ лсахъ и укромныхъ мстахъ. Но когда дикіе народы сдлаютъ свое дло, уцлвшая горсть врующихъ добьетъ оставшихся гршниковъ. Затмъ придетъ Христосъ и настанетъ судный день на Пасх 1528 г. Гутъ умеръ, не дождавшись этого желаннаго дня. Тмъ не мене, уже въ 1529 году у него явился послдователь. Въ 1529 году скорнякъ Августинъ Бадеръ въ Аугсбург возвстилъ о возстаніи, посл котораго должно начаться тысячелтнее царство, въ этомъ царств будетъ царемъ сынъ Бадера, тогда какъ вс другіе цари погибнутъ. Этому сыну, еще малолтнему, должны были оказывать царскія почести. ‘Это не были призывы къ насилію, но надежды и ожиданія,— говоритъ Корнеліусъ {Cornelius, VI, 66.}.— Во всякомъ случа здсь была увренность, что въ извстные дни Господь накажетъ міръ при помощи врующихъ, и отъ ожиданія этой минуты призыва къ помощи святыхъ былъ одинъ шагъ до убжденія и сознанія, что Богъ дйствительно призываетъ и что врующіе должны взяться за мечъ’. ‘Въ этихъ надеждахъ, построенныхъ на библейскихъ пророчествахъ,— говоритъ Келлеръ,— отражалось ‘страстное желаніе мести. Уже тогда была тверда мысль о насиліи и свтской власти, все то, что принесло такіе страшные плоды {Keller, 45.}. И не однимъ перекрещенцамъ казалось въ эту эпоху необходимымъ поднять мечъ. Даже осторожный Двинете уже взывалъ къ защит мечомъ вопросовъ вры, и недалеко было время, роковой 1530 годъ, когда люцернскій палачъ расчетвертуетъ и сожжетъ тло павшаго на пол сраженія великаго реформатора {Merle d’Aubign: loc. cit., 309— 400.}. Что-жь мудренаго, что въ эту пору перекрещенцы все сильне пророчествовали о послднихъ дняхъ и призывали къ насилію. Впрочемъ, далеко не вс перекрещенцы относились сочувственно къ подобнымъ пророчествамъ и главные представители, еще оставшіеся въ живыхъ, предостерегали ‘братьевъ ‘противъ такихъ пророковъ’, какъ Гутъ и Бадеръ. Тмъ не мене, это направленіе начинало овладвать почвой и нуженъ былъ только боле сильный, чмъ Гутъ и Бадеръ, человкъ, чтобы раздуть эту уже заброшенную въ перекрещенство искру. Такимъ человкомъ явился Мельхіоръ Гофманъ.

По собственнымъ показаніямъ Гофмана на допрос въ Страсбург, онъ родился въ Галл въ Швабіи {Cunite: ‘Melchior Hoffman’. ‘Real-Encyclopedie von Herzog und Plitt’. B. 6. S. 212—216.}, былъ скорнякомъ или мховщикомъ, какъ выражались тогда {Hase, 54.}, въ Лифляндіи, увлекся реформаціоннымъ движеніемъ и въ 1523 году сдлался проповдникомъ новаго ученія. Тутъ не можетъ быть и рчи о серьезныхъ знаніяхъ и богословской подготовк, тутъ не было иногда даже умнья ясно и толково выражаться, такъ какъ Гофманъ нердко говорилъ темно и сбивчиво, иногда крайне тривіально, иносказаніями и загадочными фразами. Онъ писалъ: ‘какъ Господь одлъ Адама и Еву въ мховыя одежды (Rcke), такъ должны и мы быть одты Богомъ Отцомъ овчиною Христа Іисуса, иначе все пропало’ {Ibid., 55.}. Тутъ мы имемъ дло просто съ непосредственнымъ религіознымъ энтузіазмомъ и съ произвольными толкованіями священнаго писанія. Такихъ проповдниковъ было въ т времена немало не только среди перекрещенцевъ, но и среди лютеранъ. Ученіе Лютера проповдывали на поляхъ, на площадяхъ, подъ тнью деревьевъ бжавшіе изъ монастырей монахи, студенты, частныя лица, собирая толпы народа и руководствуясь однимъ правиломъ: ‘Даромъ получили, даромъ даемъ’. Иногда эти проповдники и ихъ слушатели получали даже названіе по мсту проповди, такъ, въ Гослар одинъ студентъ проповдывалъ на пол подъ липами, и его кружокъ получилъ названіе ‘липоваго братства’ {Merle d’Aubign, loc. cit., B. III, S. 85—86.}. Перекрещенцамъ, гонимымъ боле лютеранъ, не имвшимъ покуда точекъ опоры въ церквахъ, приходилось еще чаще вести такую проповдь, гд попало. Но немногимъ изъ ихъ проповдниковъ выпала такая доля, какъ Мельхіору Гофману. Сначала онъ проповдывалъ въ дух Лютера, отрицая свободную волю и толкуя о предопредленіи. Потомъ, усвоивъ идеи Карлштадта, онъ уже явился иконоборцемъ и въ Дерпт не только переломалъ органъ и образа въ нмецкихъ церквахъ, но коснулся и православной церкви {Hast, 246—247.}. Но онъ не остановился на этомъ. Пламенное воображеніе его было поражено библейскими предсказаніями и пророчествами, онъ началъ задумываться о послднихъ дняхъ и сталъ приготовлять народъ къ этимъ днямъ, грозя неврнымъ погибелью. Онъ въ 1526 году подробно вычислилъ, когда настанетъ день суда: черезъ семь лтъ, то-есть въ 1533 году {Ibid 250.}. Гонимый изъ мста въ мсто, скромный во всхъ другихъ отношеніяхъ и нетребовательной въ жизни, Гофманъ дошелъ до того, что все тверже и тверже сталъ врить въ свое великое призваніе. Отвергнутый лютеранами, онъ примкнулъ къ послдователямъ Цвингли, но и они отвергли его, познакомившись поближе съ его ученіемъ. Тогда онъ примкнулъ къ перекрещенцамъ. Это было въ Страсбург въ 1530 году, Страсбургъ былъ самою удобною почвой для дятельности перекрещенцевъ. Въ этомъ город, боле чмъ гд-нибудь, была смсь населенія и вліяній: выходцы изъ Германіи, Швейцаріи и Франціи находили здсь пріютъ, ученіе Лютера и ученіе Цвингли вели здсь борьбу. Чтобы разобраться въ этомъ хаос, нужны были смлые и ршительные представители реформаціи, а ихъ-то и не было въ Страсбург. Здшніе представители реформаціи сами сознавались съ каедры устами Целле, что ‘настоящіе проповдники придутъ посл нихъ’ {Cornelius. II, 78.}. Немудрено, что на такой почв могли развиваться всякія ученія и отрицанія доходили до послднихъ крайностей. Нершительность проповдниковъ, споры между послдователями Лютера и Цвингди довели до того, что, напримръ, одинъ изъ блестящихъ защитниковъ реформаціи, Яковъ Штурмъ, занимавшій видное положеніе въ город, цлые годы не ходилъ къ причастію, такъ какъ споръ проповдниковъ о причастіи не былъ ршенъ. Городской совтъ, видя несогласія проповдниковъ между собою, не ршался принимать крутыхъ мръ противъ радикаловъ реформаціи, когда ему предлагались эти мры спорящими защитниками Лютера и Цвингли. Такая почва была очень удобна для перекрещенцевъ и они боле, чмъ гд-нибудь, пользовались здсь успхомъ. Къ диспутамъ реформаторскихъ проповдниковъ они оставались равнодушны, говоря спорящимъ: ‘Вы покоряете наши языки, Богъ покоряетъ наши сердца’ {Keller, II, 85.}. Здсь-то началъ свое дло Мельхіоръ Гофманъ. Его проповдь, часто не поддающаяся передач, была полна мистическихъ предсказаній {Cornelius, II, 95—93.}. Читая Апокалипсисъ, онъ длалъ изъ него выводы о послднихъ дняхъ, такъ какъ именно эта книга открывала обширное поле для произвольныхъ умозаключеній и выводовъ. Болзненно настроенные умы увлеклись этою туманною и спутанною проповдью Мельхіора Гофмана объ ангелахъ-мстителяхъ и въ Страсбург стали появляться пророки и пророчицы. Гофмана называли ‘Иліей’, а Страсбургъ ‘Новымъ Іерусалимомъ’. Что-то похожее на повальное безуміе охватило умы. Но не здсь, не въ Страсбург, суждено было разыграться финалу этой мистической вспышки, въ Страсбург разыгрался только ея первый актъ. Издавая брошюру за брошюрой, проповдуя и крестя въ Страсбург и въ другихъ ближайшихъ городахъ, убждаясь все больше и больше въ близости втораго пришествія Христа и угрожая неврнымъ, Мельхіоръ Гофманъ, уже имвшій цлую массу послдователей, былъ, наконецъ, заключенъ въ тюрьму, Это было въ 153З году. Именно въ этомъ году ждалъ Гофманъ втораго пришествія. Заточеніе Гофмана въ тюрьму, предсказанное заране,— предсказать этотъ конецъ, конечно, было легко,— должно было быть однимъ изъ предшествующихъ послднему дню событій. Гофманъ благодарилъ Господа за то, что ‘приближается часъ’ {Ibid., 227.}. Его послдователи тоже торжествовали. Гофманъ проповдывалъ имъ изъ тюрьмы о близости дня ‘отмщенія’. Но не страсбургскіе послдователи Гофмана должны были явиться исполнителями послдняго акта страшной драмы. Путешествуя по разнымъ мстамъ, Гофманъ передъ тюремнымъ заключеніемъ постилъ, между прочимъ, Восточную Фрисландію. Здсь уже были заброшены смена перекрещенства и Гофманъ нашелъ преданныхъ послдователей и учениковъ. Когда Гофмана посадили въ тюрьму въ Страсбург, среди его голландскихъ учениковъ выдвинулся впередъ Янъ Матисенъ, булочникъ изъ Гарлема. Онъ назвалъ себя Енохомъ, сталъ проповдывать поднятіе меча противъ властей, выслалъ въ сентябр 1533 года двнадцать апостоловъ на проповдь. Это былъ прямой результатъ страшныхъ гоненій противъ перекрещенцевъ въ Нидерландахъ {Hase, 57, 5S.}.

Въ это-то время всеобщаго одушевленія и подъема духа мельхіориты проникли въ Мюнстеръ.

Мюнстеръ — богатая епископская столица Вестфаліи, носящая и названіе по монастырю, около котораго сгруппировалось городское населеніе. Сорокъ канониковъ, аристократовъ, родныхъ выдающагося рыцарства, получившихъ образованіе по большой части въ Италіи, вели здсь веселую и роскошную жизнь, какою вообще отличалось высшее духовенство того времени. Нсколько купцовъ, путешествовавшихъ но торговымъ дламъ, занесли сюда реформаторскія стремленія, а нсколько молодыхъ капеллановъ стали говорить проповди въ этомъ новомъ дух. Въ город и въ окрестностяхъ жило коренное нмецкое населеніе. Отношеніе этого народа къ духовенству было среднее между завистью и презрніемъ {Ibid., 44.}. Но мирное теченіе жизни не нарушалось покуда ни первыми реформаціонными идеями, ни отношеніемъ народа къ духовенству. Нужна была искра для начала пожара. Крестьянская война дала здсь первый толчокъ къ волненіямъ. Крестьяне попробовали ограбить одинъ монастырь. Предпріятіе не удалось, зачинщики были схвачены, приведены въ ратушу, но на рынк собрались представители гильдій и виновныхъ пришлось отпустить. Въ ма 1525 года ремесленники представили городу рядъ статей, требовавшихъ ограниченія правъ и имущества духовенства. Городской совтъ принялъ статьи, но епископъ Фридрихъ фонъ-Видъ, рыцарство и капитулъ отвергли ихъ. Въ тоже время эти представители городскаго блеска, роскоши и разгула оставили городъ. Настала безработица, совпавшая съ подавленіемъ крестьянъ въ другихъ мстахъ. Это доставило перевсъ защитникамъ стараго порядка въ Мюнстер и въ март 1526 года все старое, повидимому, вошло снова въ силу. Оптимисты радовались и прославляли городскіе порядки, видя, что кругомъ идетъ пропаганда перекрещенцевъ и льется кровь возстающихъ, тогда какъ въ Мюнстер царятъ тишина и порядокъ. Гроза же была близка. Въ это время въ капелл св. Морица, за стнами города, началась горячая проповдь реформаціонныхъ идей Беритомъ или Беригардомъ Ротманомъ, изучавшимъ въ Майнц гуманистическія ученія. Власти, вызвавшія его сюда и давшія ему мсто, дали ему средства для дальнйшаго образованія въ Кельн. Хотли ли его просто удалить, или надялись на благотворное вліяніе Кельна,— трудно ршить. Тмъ не мене, онъ ухалъ, и весной 1531 года мы видимъ его въ Виттенберг. Къ празднику Вознесенія онъ былъ въ Шпейер, потомъ направился въ Страсбургъ. Въ іюл онъ появился снова въ Мюнстер и съ этой поры все бюргерство города стало стекаться по пятницамъ въ капеллу св. Морица, для слушанія проповдей Ротмана. Къ Ротману присоединились еще нкоторые прибывшіе изъ Гессена и Нидерландовъ проповдники и такимъ образомъ усилили проповдь новыхъ идей. Эти идеи угрожали не одной стародавней вр, но и господству духовныхъ князей надъ городомъ. Князь-епископъ запретилъ эти проповди. Ротманъ издалъ свое profession de foi, въ довольно общихъ чертахъ излагая реформаціонные взгляды на возможность найти спасеніе только во Христ. При этомъ отвергалось уже служеніе образамъ и статуямъ, хотя искусство живописи и ваянія признавалось за божественный даръ. Признавалось покуда и повиновеніе властямъ, даже предписывалось выносить тираннію ради христіанской любви, ‘если только власть не шла противъ Бога’. Ротманъ нашелъ откликъ на свою проповдь и его повела цлая толпа въ церковь св. Ламберта. Такъ какъ церковь была заперта, то ему устроили каедру на кладбищ, и здсь онъ сталъ проповдывать о евангельской свобод и противъ идолопоклонства. Толпа ворвалась въ церковь и началось истребленіе иконъ. Католическія процессіи стали осмиваться въ каррикатурныхъ подражаніяхъ этимъ процессіямъ. Волей-неволей совтъ, подъ давленіемъ гильдій, назначилъ евангелическихъ проповдниковъ въ приходскія церкви, а Ротмана утвердилъ въ церкви Ламберта. Въ это время произошло очень важное событіе: новый князь-епископъ графъ Францъ фонъ-Вальдекъ ршился принять крутыя мры, если городъ не выгонитъ новаторовъ. Онъ задержалъ быковъ, пригоняемыхъ въ городъ. Горожане заявили, что они скоре перенесутъ голодъ, скоре съдятъ своихъ дтей, чмъ выдадутъ новыхъ проповдниковъ. Въ то же время они наняли триста ландскнехтовъ для обороны и вооружили изъ своей среды шестьсотъ человкъ. Покуда князь-епископъ совщался въ своемъ увеселительномъ замк Тельгте, покуда онъ посылалъ съ кроткими увщаніями угрожающее посольство въ городъ, вооруженные граждане напали ночью на Тельгте и въ день св. Стефана въ Мюнстеръ възжали три воза съ барабанщикомъ впереди, при крикахъ: ‘Быковъ веземъ, быковъ! слышите, какъ они ревутъ?’ Быками были господа каноники, совтники князя-епископа, ухавшаго наканун изъ своего замка. Князь-епископъ хотлъ наказать городъ, но у города были теперь въ рукахъ важные заложники. Пришлось заключить миръ, и протестанты получили право свободнаго вроисповданія. Это было 14 февраля 1533 г. Въ то же время на выборахъ въ совтъ подъ вліяніемъ Ротмана одержала верхъ бюргерская партія. Немудрено, что городъ ликовалъ и былъ три дня иллюминованъ {Hase, 43—49.}. Это была побда, но не побда лютеранъ. Можетъ быть, въ начал своей реформаторской дятельности Ротманъ и былъ искреннимъ лютераниномъ, а не открытымъ поклонникомъ Цвингли. Но во время своего путешествія лтомъ 1531 года онъ только мелькомъ постилъ Виттенбергъ, гд едва ли видлъ Лютера и гд Меланхтонъ, удивляясь его дарованіямъ, не безъ сомннія отнесся къ стойкости его характера. Изъ Виттенберга его тянуло въ Страсбургъ, который онъ считалъ ‘первымъ изъ евангелическихъ городовъ’. Здсь Ротманъ увидалъ весь вншній блескъ цвингліанcкой церкви и, повидимому, понялъ все ея внутреннее безсиліе. Трудно сказать, къ какимъ выводамъ пришелъ онъ, но достоврно то, что онъ уже не былъ въ душ лютераниномъ {Cornelius. II, 143—144.}. Тмъ не мене, онъ еще въ 1532 году переписывался и съ Меланхтономъ, и съ Лютеромъ, а также съ представителемъ цвингліанцевъ въ Страсбург. Въ этихъ, письмахъ его предостерегали отъ перекрещенцевъ, онъ же писалъ, что ‘перекрещенцы, благодаря Бога, ушли изъ города’. Но религіозныя воззрнія въ то время развивались быстро въ живыхъ и воспріимчивыхъ умахъ, ведя ихъ къ радикализму. Уже въ 1533 году Ротманъ жалуется: ‘Лютеране все намъ угрожаютъ’. Угрожать, можетъ быть, было за что, такъ какъ онъ уже публично, съ рзкостью, несвойственной даже цвингліанцу, выступалъ противъ основныхъ догматовъ христіанства. До Меланхтона, до Лютера, до членовъ шмалькальденскаго союза стали доходить слухи, что мюнстерская церковь уклоняется отъ лютеранства. Но именно тутъ высказались вполн дипломатическія способности Ротмана, его умнье успокаивать противниковъ, располагать въ свою пользу сильныхъ міра. Онъ былъ изъ тхъ натуръ, которыя могутъ своею мягкостью довести человка до того, что тотъ станетъ оттачивать топоръ на свою собственную голову. Вдь, послали же на свой счетъ Ротмана католическія власти Мюнстера изучать богословіе? Вдь, переписывался же Лютеръ съ Ротманомъ, какъ съ опорой лютеранства въ Мюнстер? Никто и никогда не могъ опредлить, когда и какъ переходилъ Ротманъ отъ католичества къ лютеранству, отъ лютеранства къ Цвингли, отъ Цвингли къ перекрещенству: переходя къ новымъ идеямъ, онъ еще носилъ маску старыхъ идей. Въ этомъ отношеніи онъ являлся противуположностъю и Гюбмейера, и Каржитадта, которые откровенно и рзко мняли взгляды. И теперь, уклончиво скользя въ объясненіяхъ своихъ убжденій, отдлываясь общими растяжимыми фразами, Готманъ, въ сущности, былъ оставленъ шмалькальденцами хозяиномъ церковныхъ ддъ въ Мюнстер. Онъ принялся за это дло горячо и ввелъ церковное устройство, напоминавшее страсбургскіе и оберландскіе церковные порядки, то-есть цвингліанскіе. Выборъ проповдниковъ предоставлялся кирхшпилямъ, т. е. приходамъ. Выбирались два человка изъ которыхъ одинъ и утверждался назначенными для этого совтомъ властями, экзаменаторами. Совтъ заботился о школ, ставя во глав ея ученаго, набожнаго и честнаго человка, для дальнйшаго богословскаго образованія, совтъ нанималъ двухъ преподавателей для чтенія и объясненія Втхаго и Новаго Завтовъ. Для помощи бднымъ въ приход учреждались денежныя кружки и выбирались дьяконы, собиравшіе деньги во время проповдей и управлявшіе вмст съ епископомъ распредленіемъ помощи между бдными изъ особыхъ церковныхъ доходовъ. Господа благотворители, назначенные совтомъ, имли надзоръ за нищими и представляли достойныхъ помощи. Кром того, тотъ же совтъ опредлялъ господъ исправителей, имвшихъ, между прочимъ, обязанность разбирать супружескія несогласія. Въ этомъ законодательномъ акт, между прочимъ, говорилось, что избранные проповдники должны будутъ разработать уставъ церковныхъ порядковъ, учитель и экзаменаторъ — школьный уставъ, а кром того, долженъ составиться исправительный кодексъ для поддержанія религіи и добрыхъ нравовъ {Cornelius, II. 147—148.}. Это былъ проектъ, еще не осуществившійся на дл, но, тмъ не мене, онъ давалъ надежду на прочные новые порядки. Ротманъ въ это время былъ главою мюнстерской церкви, ея правителемъ и законодателемъ. Гильдіи признавали въ немъ своего вожака, совтъ былъ обязанъ ему своимъ существованіемъ, евангелическое бюргерство видло въ немъ освободителя отъ папства. Отъ него ждали спасенія въ будущемъ, его осыпали почестями, вс праздновали его женитьбу на вдов городскаго синдика, хотя и ходили слухи, что она отравила мужа, чтобы выйти за Ротмана {Hase, 52.}. Никакой праздникъ не обходился безъ Ротмана. Но если при помощи хитрой и ловкой уклончивости и изворотливости Ротману удалось провести всхъ своихъ недоброжелателей и устроить свою церковь по своему, то этихъ качествъ было очень мало, чтобы отстаивать и утверждать созданное, чтобы противустоять такимъ прямолинейнымъ радикаламъ, какъ перекрещенцы. Для борьбы съ ними, нужны были де уклончивость и ловкость, а твердыя убжденія, которыхъ до этой поры не замчалось у Ротмана. Перекрещенцы же были уже на порог Мюнстера. Ротманъ быстро началъ измняться: велъ боле скромную жизнь, уклонялся отъ пировъ, сталъ блденъ. Онъ готовился къ самому ршительному шагу въ жизни: какъ отнесутся теперь къ нему люди, еще недавно носившіе его на рукахъ? Уже въ іюл 1533 года Мюнстеръ постили гонимые вожаки голландскаго перекрещенства {Ibid.}. Годъ тому назадъ Ротманъ возставалъ противъ перекрещенцевъ, теперь у него въ душ было немало точекъ соприкосновенія съ ними: онъ отвергалъ крещеніе дтей, онъ врилъ въ оправданіе длами, онъ также смотрлъ на таинства, онъ заботился объ улучшеніи внутренней и вншней жизни. Надо прибавить еще, что, по совту Гофмана, перекрещенцы теперь не крестили взрослыхъ: Гофманъ совтовалъ воздержаться отъ этого на два года {Ibid., 57.}. Ротманъ сошелся теперь съ этими людьми. Тщетно епископъ предостерегалъ совтъ отъ этихъ проповдниковъ: совтъ привыкъ повиноваться боле всего Ротману, да и перекрещенцы, выгнанные въ одни ворота, возвращались въ другія. Собранія этихъ людей происходили тайно, какъ собранія заговорщиковъ, вс ждали какихъ-то необычайныхъ событій.

14-го января 1534 года въ Мюнстер появились поди въ странной одежд, принесшіе всть, что не слдуетъ боле проповдывать съ каедры и что слдуетъ воздерживаться отъ посщенія церквей. Это были два апостола, высланные изъ Голландіи Матисеномъ, и одинъ изъ нихъ былъ Іоаннъ Бокельзонъ, самая трагическая личность изъ всхъ перекрещенцевъ.

Событія, наступившія теперь въ Мюнстер, были похожи на странный, невроятный сонъ, на какую-то небывалую, волшебную сказку. Удивительно тутъ было все: и быстрая смна положеній, и возвышеніе людей, и сцены царской роскоши, и сцены жестокихъ кровопролитій. Все, что происходило здсь, было возможно только какъ результатъ сильнаго эпидемическаго возбужденія умовъ, повальной экзальтаціи цлыхъ массъ людей, совершенно исключительнаго положенія, въ которое были поставлены дйствующія лица. Вотъ почему, разсказывая событія и описывая дятелей этого времени, приходится не вдаваться въ строгую критическую оцнку ихъ дйствій, какъ нельзя требовать граціи отъ находящагося въ конвульсіяхъ человка или соблюденія всхъ правилъ фехтовальнаго искусства въ самомъ разгар кровопролитнаго боя. Прежде всего, надо остановиться на выдающейся личности Іоанна Лейденскаго.

Іоаннъ Бокельзонъ или Бекельцоонъ, то-есть сынъ Бокеля или Бекеля, прозванный уже потомъ Іоанномъ Лейденскимъ, родился въ 1509 или въ 1510 году въ Гааг {Сообщая подробности жизни Іоанна Бокедя, я пользовался, главнымъ образомъ, біографіей его, составленной Б. Резе въ энциклопедіи Эрша и Грубера (21 томъ, стр. 438—467, изд. 1843 г.). На другія книги ссылки помчены въ примчаніяхъ. Вс, писавшіе объ Іоанн Лейденскомъ, пользовались, главнымъ образомъ, тремя сочиненіями: Дорпа или Дорпеуса, прибывшаго въ Мюнстеръ, когда развалины города были еще свжи, Гресбека, мюнстерскаго бюргера, свидтеля осады, пробывшаго во время ея въ Мюнстер, и Керсепбройка, бывшаго ребенкомъ при начал осады побжавшаго изъ города. Кром этихъ трехъ главныхъ современныхъ свидтелей, есть еще множество современныхъ-же, но не имющихъ важнаго значенія, летучихъ листковъ, полемическихъ брошюръ и т. н. Вс эти сочиненія написаны противниками перекрещенцевъ, такъ что на видъ выставляются въ этихъ сочиненіяхъ, главнымъ образомъ, темныя стороны описываемыхъ дятелей.}. Его отецъ, деревенскій староста изъ Графенгагена или Севенгагена, его мать — служанка изъ окрестностей Мюнстера, изъ мстечка Додорфа. Аделаида, такъ звали мать Іоанна Бокеля, оставила родителей и пошла на заработки, она поступила въ услуженіе къ Бокелю-отцу, женатому на старух, и Бокель влюбился въ нее. Плодомъ ихъ интимныхъ отношеній былъ Іоаннъ. Лтъ черезъ семь Бокель овдовлъ и женился на Алелаид. Дальнйшая судьба родителей Іоанна почти неизвстна: вроятно, отецъ умеръ очень рано, такъ какъ Іоанна пришлось отдать на воспитаніе къ роднымъ въ Лейденъ. Мать умерла позже. Эти родные отдали мальчика обучаться портняжному ремеслу. Мальчикъ посщалъ, кром того, и школу, учился читать и писать, а, можетъ быть, и латыни. Блестящій по способностямъ, унаслдованнымъ отъ матери {Hast, 324.}, онъ учился прилежно и посл нердко убгалъ отъ работы ради чтенія книгъ. Возмужавъ, онъ совершилъ въ качеств подмастерья портнаго путешествіе въ Англію, гд пробылъ четыре года, побывалъ въ Лиссабон, попалъ во Фландрію, дошелъ до Любека, занимаясь портняжнымъ дломъ и торговлею. Потомъ онъ поселился въ Лейден близь воротъ, откуда дорога вела въ Гаагу. Здсь въ форшадт Іоаннъ открылъ пивную ‘Трехъ селедокъ’ {Hase, 76.}. Бокель женился въ это время на вдов матроса и имлъ двухъ дтей. Среди веселаго кружка молодежи, собиравшагося въ пивной, Іоаннъ игралъ если не первую, то первенствующую роль. Красавецъ собой, высокій, стройный, ловкій молодой {Портретъ его, исполненный Христофомъ фонъ-Сихемомъ, не даетъ никакого понятія о его красот, о которой говорятъ вс его біографы.}, онъ отличался какъ поэтъ, какъ драматургъ, какъ исполнитель своихъ пьесъ, въ которыхъ онъ любилъ особенно роли королей. Вмст со своими друзьями онъ образовалъ поэтическое общество, какихъ тогда было не мало въ Голландіи, члены такихъ обществъ назывались ‘риториками’, собранія ихъ являлись оппозиціею церкви, на представленія ихъ стекались массы народа. Нечего и говорить, что пивная и народные спектакли привлекали не одну порядочную молодежь, но и распущенную сволочь, что и дало потомъ, когда Бокелю приписывалось все дурное, поводъ говорить, что Іоаннъ содержалъ когда-то ‘кабакъ’ и домъ ‘терпимости’. Но это одна изъ той массы клеветъ, которыя впослдствіи обрушились на Іоанна, онъ палъ, а ‘падшимъ кулаки’, какъ говоритъ киргизская пословица. Въ то время, о которомъ мы говоримъ теперь, этотъ двадцатичетырехлтній юноша не только принадлежалъ къ протестующему противъ церкви кружку молодежи, занимаясь свтской литературой, театральнымъ искусствомъ, актерскою дятельностью, но и слдилъ, какъ видно, за религіозными движеніями. Это видно изъ того, что, еще не будучи перекрещенцемъ, онъ въ іюл 1533 года, здилъ въ Мюнстеръ, чтобы послушать ‘храбраго проповдника — dappere Predicanten’, т.-е. Ротмана. Съ ученикомъ и преемникомъ Мельхіора Гофмана, гарлемскимъ булочникомъ, страстнымъ и суровымъ фанатикомъ, Іоганномъ Матисеномъ, онъ познакомился только осенью {Hast, 325, ‘R. Enc.von Herzog’.В. II, S. 510, Hase, 77.}. Постивъ въ это путешествіе и другіе попутные города, Іоаннъ Бокель останавливался у лицъ, игравшихъ потомъ роль въ послднемъ перекрещенскомъ движеніи. Вернувшись въ Лейденъ и сойдясь съ Матисепомъ, онъ принялъ отъ послдняго крещеніе, обошелъ нкоторые города, крестя народъ, въ томъ числ окрестивъ и свою жену, и 13 января 1534 года мы уже видимъ его въ Мюнстер. Перекрещенство переживало именно въ это время критическій моментъ: Гофманъ былъ въ тюрьм, его намстникомъ въ Нидерландахъ былъ Іоаннъ Матисенъ, 1533 годъ приходилъ къ концу, а свтопреставленія не было, это могло дать поводъ сомнваться въ пророчеств Гофмана, съ другой стороны, страшно жестокія гоненія въ Нидерландахъ противъ перекрещенцевъ грозили задушить секту, Матисенъ крайне ловко воспользовался этимъ моментомъ и заявилъ, что Страсбургъ прогнвилъ Бога, что новымъ Сіономъ избирается Мюнстеръ, а свтопреставленіе откладывается на два года. Здсь, въ Мюнстер, почва была вполн подготовлена и уже шла невообразимая сумятица. Ротманъ уже въ конц 1533 года открыто перешелъ на сторону перекрещенцевъ, а 5 января 1534 года заявилъ громогласно требованіе, чтобы вс перекрещивались. Особенно сильно волновались въ это время женщины и по преимуществу оставившія монастырь монахини. Он, казалось, были охвачены какимъ-то безуміемъ и производили наибольшую агитацію. Городскія власти чувствовали себя безпомощными и медлили предпринять какія-нибудь крупныя мры. Когда он вздумали взяться за умъ, было уже поздно, такъ какъ городъ былъ, въ сущности, въ рукахъ перекрещенцевъ. Сначала перекрещенцы только ночью ршались призывать безбожныхъ къ обращенію, теперь, 7 февраля, уже днемъ раздались по городу жалобные голоса: ‘Кайтесь и креститесь, чтобы избжать мщенія Господа, такъ какъ день близокъ!’ Одинъ портной, длая странные жесты, кричалъ, что онъ видитъ на вышин небеснаго отца со знаменемъ побды въ правой рук, со многими тысячами угрожающихъ ангеловъ. ‘Кайтесь, кайтесь! Вчныя муки ждутъ васъ. Богъ хочетъ очистить гумно свое и сжечь солому въ неугасимомъ огн. Кайтесь и если хотите избжать божественнаго мщенія, то примите знакъ нашего союза’ {Hase, 59.}. На слдующій день 500 вооруженныхъ перекрещенцевъ собрались на рыночной площади и овладли ратушей и оружейнымъ складомъ. Къ ночи городъ раздлился на два вооруженныхъ лагеря, между которыми протекала рчка Аге, перескающая Мюнстеръ. Перекрещенцы пли ночью псалмы, ихъ женщины лежали на земл въ молитвахъ. Люди видли различныя виднія: образъ человка съ руками, полными крови, человка въ золотой корон, съ мечомъ въ одной рук, съ розгой въ другой, огненное облако, окутавшее городъ, и т. п. Въ это время выступилъ впередъ торговецъ сукнами изъ старинной и почтенной семьи, выгодно женившійся на богатой двушк Беритъ Книппердолинкъ, молодой и красивый сорви-голова, насмшникъ, кутила, афферистъ, промотавшій на половину свое и женино состояніе. Не разъ онъ принималъ уже участіе въ уличныхъ безпорядкахъ противъ епископа, посидлъ въ тюрьм, видался еще въ 1524 году въ Стокгольм съ Мельхіоромъ Гофманомъ, принималъ участіе въ истребленіи иконъ, поддерживалъ Ротмана въ его реформаціонной дятельности, принималъ у себя Матисена и Бокеля. Вся эта агитаторская дятельность велась какъ-то легкомысленно, съ юмористическимъ оттнкомъ, съ извстною безшабашностью. Вообще это былъ одинъ изъ самыхъ легкомысленныхъ, но опытныхъ и довольно смлыхъ агитаторовъ и бойцовъ. По утру на слдующій день посл захвата ратуши, Книппердолинкъ бгалъ по улицамъ съ перекрещенскимъ евангеліемъ и ворвался даже въ непріятельскій лагерь съ крикомъ: ‘Кайтесь, безбожные, гнвъ Божій надъ глазами вашими! О, Отецъ, Отецъ, истреби ихъ!’ Раненый однимъ изъ его родственниковъ, онъ былъ запертъ въ башню, но и оттуда слышался его хриплый голосъ {Hase, 61.}. Члены совта овладли двумя воротами и послали за помощью. Уже былъ составленъ планъ аттаки, уже на помощь городу шли родные канониковъ, отъ епископа приближалось посольство, когда разнеслась неожиданная всть о заключеніи мира между противниками. Власти города постыдно струсили передъ заносчивостью перекрещенцевъ, побоялись братоубійственной рзни, съ сомнніемъ отнеслись къ своимъ собственнымъ силамъ, гд были и лютеране, и католики, и, вчно нершительные, погубили сами свое собственное дло въ самую выгодную, можетъ быть, единственно выгодную минуту. Миръ былъ заключенъ на томъ основаніи, что каждый можетъ врить, какъ хочетъ, лишь-бы не было насилій и власть оставалась въ поко. Радость перекрещенцевъ трудно описать: ‘женщины прыгхли такъ, точно хотли вознестись на небо, семилтнія дти пророчествовали, лица мужчинъ прояснялись и стали снова прекраснаго цвта’. Это была ихъ первая побда. Стремившіеся на помощь городу люди съ негодованіемъ вернулись обратно, предвидя плохой конецъ этого мира. Этотъ-же конецъ предвидли многіе зажиточные граждане, узжавшіе теперь изъ города, увозя свое имущество кром оружія и състныхъ припасовъ, на которые было наложено запрещеніе. Запрещеніе уносить състные припасы было такъ строго, что когда при обыск двухъ школьниковъ, уходившихъ изъ города, нашли у нихъ хлбъ, то ихъ задержали, дти, впрочемъ, нашлись и съли тутъ-же свой хлбъ, тогда ихъ отпустили. Ротманъ-же въ это время призывалъ перекрещенцевъ изъ сосднихъ городовъ, говоря, что ‘въ городъ прибыли два пророка,— Бокель и Матисенъ,— и что они, отличаясь набожностью и святостью жизни, съ невроятною мягкостью проповдуютъ слово Божіе въ чистот и безъ человческихъ прибавокъ’. Оставивъ земныя сокровища, перекрещенцы должны были, по словамъ Ротмана, съ женами и дтьми стремиться въ новый Іерусалимъ, въ храмъ Соломона, чтобы установить истинное богослуженіе посл истребленія идолопоклонства. Въ Мюнстер, говоритъ Ротманъ, перекрещенцы должны были найти и небесныя сокровища, и земныя блага. Подобный призывъ не могъ остаться безъ отвта, когда повсюду перекрещенцы встрчали только гоненія, когда ихъ жгли и топили массами. Начался наплывъ перекрещенцевъ, услышавшихъ это приглашеніе. Одни шли для наживы, другіе спасались отъ преслдованій. Приходили и бдняки съ сумой, приходили и богачи, тащившіе свои богатства. Несчастные люди, гонимые всюду, обрли теперь свой Іерусалимъ. Легко понять, къ какимъ результатамъ должны были привести эти два явленія — удаленіе изъ города однихъ, прибытіе въ него другихъ. Власть ежеминутно теряла главныхъ своихъ союзниковъ, перекрещенцы ежеминутно пріобртали новыя подкрпленія. Время было такое, что событія смнялись не по днямъ, а по часамъ, уже 23, февраля передъ выборами въ совтъ перекрещенцы предвидли свое торжество и не ошиблись: бургомистромъ явился Книппердолинкъ. Успхъ сразу точно опьянилъ эту массу, о которой уже ходили самые невроятные слухи, говорившіе о страшномъ возбужденіи людей на ея ночныхъ собраніяхъ, гд дло доходило до конвульсій, до грязныхъ оргій во имя желанія ‘расплодиться’, теперь эта масса какъ безумная, бросилась разрушать мста ‘идолопоклонства’ и въ нсколько часовъ уничтожила памятники вковой культуры. Главный монастырь и другіе монастыри были разрушены и опустошены, произведенія искусства разбиты и поломаны, картины изрзаны, знаменитая библіотека Рудольфа фонъ-Ланге предана огню. Гербы знатныхъ фамилій, памятники, расписныя окна, органы, драгоцнные башенные часы,— все это уничтожалось. Книппердолинкъ приказалъ даже сбить шпили башенъ, такъ какъ ‘высокое должно быть уничтожено’. На платформахъ башенъ поставили пушки, а ограбленный монастырь св. Морица сожгли {Hast, 338, Hase, 64.}. Это была минута дикой расправы, совершившейся подъ вліяніемъ страстнаго чувства, за вка дикихъ притсненій, совершавшихся съ холоднымъ расчетомъ. Люди едва-ли сознавали то, что они длали. Но когда наступило отрезвленіе, они тотчасъ сознали, что все, совершенное ими, не пройдетъ даромъ: мстители найдутся и нужно оградить себя отъ внезапнаго нападенія. Его ждали съ минуты на минуту. 26 февраля шли совщанія ‘объ очищеніи’ новаго Іерусалима отъ враговъ, т. е. отъ папистовъ и лютеранъ. Матисенъ со свойственною ему мрачною ршительностью предложилъ коротко: ‘убить ихъ всхъ’. Книнпердолинкъ съ большимъ благоразуміемъ возразилъ: ‘Это вооружитъ всхъ противъ насъ, лучше изгнать ихъ изъ города, если не перекрестятся’. На слдующій день совершилось изгнаніе ‘нечестивыхъ’. ‘Посл багровой утренней зари,— разсказываетъ историкъ мюнстерскаго царства Керсенбройкъ, одинъ изъ тхъ двухъ школьниковъ, которыхъ задержали въ воротахъ Мюнстера за кусокъ найденнаго при нихъ хлба,— сверный втеръ поднялъ снжную вьюгу. Матисенъ крикнулъ по городу: ‘Вы, неврующіе, обратитесь, сама природа ужасается вашимъ постыднымъ дламъ, мечъ Господень носится надъ глазами вашими! Идите принять знакъ союза, чтобы васъ не исключили изъ народа Божія!’ Потомъ онъ объявилъ въ ратуш: ‘Кто не окрестится, долженъ уйти изъ города. Отъ сношеній съ безбожными загрязнится народъ Божій. Прочь, сыны Исава, наслдіе принадлежитъ сынамъ Іакова!’ Тысячеустнымъ эхо повторили эти слова вооруженные перекрещенцы на всхъ улицахъ: ‘Вонъ, безбожные, Богъ, наконецъ, ршился наказать васъ! Кто не обратится, долженъ оставить городъ, иначе Богъ убьетъ его’. Многіе позволили крестить себя, на рыночной площади стояли проповдники и передъ каждымъ ведро воды, откуда они поливали руками головы преклонившихъ передъ ними колна, крестя, увщевая бросить зло и творить добро. Многіе уходили изъ города, замкнутыя двери выбивались и жители выталкивались изъ домовъ. По дорог уходившихъ обыскивали, нтъ ли у нихъ чего нибудь цннаго, и если что находили, то отнимали съ глумленіями и бранью. ‘Были изгнаны люди всякаго состоянія и возраста. Беременныя женщины рожали на снгу за городомъ. Матери съ полуодтыми дтьми, маленькіе мальчики съ своими родителями шли по снгу босикомъ, точно также и старики съ посохами въ рукахъ проходили по городу, а въ воротахъ у нихъ отнимали послдній грошъ, припрятанный ими’. Но если въ город происходили эти страшныя сцены, производимыя опьянвшею отъ фанатизма толпой, то за городомъ совершались не лучшіе поступки. Къ городу уже приближался непріятель. Онъ встртилъ доврчиво шедшихъ къ нему на встрчу бглецовъ, среди этихъ несчастныхъ были многіе, содйствовавшіе годъ тому назадъ длу реформаціи, совтники епископа совтовали казнить этихъ несчастныхъ, беззащитныхъ людей, и казни совершались. Это было одно изъ новыхъ пятенъ, которыми покрывала себя тогдашняя власть. Слухъ объ этомъ долетлъ до Мюнстера и нкоторые изъ гражданъ, еще не успвшіе уйти, видя, что казнь ихъ ждетъ и въ город, и вн города, шли креститься {Hase, 68.}.

Непріятель уже приближался къ городу и располагался вокругъ него. Надо было готовиться къ защит. Приготовленія длались съ изумительными энергіей и разсудительностью. Все способное къ ношенію оружія населеніе раздлилось на отряды и роты, даже женщины были привлечены къ военной служб въ качеств стражи, дти обучались управлять лукомъ и стрлами. Противъ пьянства солдатъ и стражей былъ изданъ строжайшій указъ, угрожавшій за пьянство даже смертною казнью, такъ что трезвость защитниковъ Мюнстера сильно отличала ихъ отъ ландскнехтовъ епископа, пьянствовавшахъ по тогдашнему обычаю при каждомъ удобномъ случа. Въ то же время, главный соборъ превратился въ пороховой заводъ, колокола стали переливать въ пушки, долетавшія до города ядра собирались, чтобы быть посланными обратно. Покуда было возможно, изъ города длались вылазки, съ цлью запастись състными припасами на все время осады. Въ это время началась проповдь объ общности имуществъ. ‘Никто не можетъ принимать участія въ союз и разсчитывать на вчное блаженство, если онъ не откажется отъ міра и не отброситъ всякихъ украшеній,— проповдывалъ Ротманъ.— Горе высокомрному Мюнстеру! Горе вамъ, украшающимъ себя золотомъ, драгоцнными камнями и дорогими платьями! Васъ отвергнутъ за то, что вы цните выше украшенія тла, чмъ украшеніе души. Совлеките же съ себя ветхаго человка и его вожделнія и облекитесь въ новые панцыри’. Призывъ покуда касался раздачи излишняго. Онъ не остался гласомъ вопіющаго въ пустын. Богачи безъ всякихъ насильственныхъ мръ приносили деньги къ ногамъ Ротмана, разрывали векселя, нкоторые даже возвращали полученные по этимъ векселямъ проценты, какъ, напримръ, теща Книппердолинка, очень богатая женщина. Подъемъ духа въ этотъ моментъ былъ очень великъ.

Эта мра была крайне необходима, такъ какъ въ город было не мало бдняковъ, особенно среди пришлаго населенія. Вс эти люди были размщены по просторнымъ монастырскимъ зданіямъ. Но ихъ надо было содержать, кормить. Посл первой проповди Ротмана была произнесена проповдь Матисеномъ. Онъ заявилъ, что Отецъ небесный желаетъ, чтобы вс имущества были общими между христіанами, чтобы ими пользовались не по произволу, а по насущнымъ нуждамъ. На третій день онъ назначилъ молитвенное собраніе, чтобы Господь избралъ но своей вол семь мужей, которые будутъ раздлять между братьями имущество. Въ назначенный день были избраны семь діаконовъ и посвящены на служеніе. Они должны были, прежде всего, удобно размстить бдняковъ. Въ это же время приказано было сносить въ одно мсто все золото, серебро и драгоцнные камни, подъ страхомъ казни за ослушаніе. Лишнія одежды слдовало отдавать неимущимъ. Волей-неволей должны были повиноваться и т, кто не отдалъ всего добровольно раньше. Въ город ходили слухи, что дв двушки-пророчицы узнаютъ, кто не исполнилъ приказа. Къ казнохранилищу были приставлены три управителя, подати и проценты были отмнены, двери домовъ должны были оставаться открытыми днемъ и ночью, защищать ихъ отъ свиней, бродившихъ по городу, можно было только ршетками. Душою всхъ распоряженій были Матисенъ, Бокель и потомъ Книппердолинкъ, Ротману волей-неволей пришлось теперь стоять на второмъ план. Но правленіе Матвеева было кратковременнымъ. Страстный фанатикъ, горячо и слпо врившій въ свое призваніе, онъ уже усплъ сдлать удачное нападеніе на враговъ. Въ день Свтлаго Воскресенія онъ присутствовалъ среди друзей на свадебномъ пиру и ‘радовался о Господ’. Тогда его охватилъ духъ пророчества, онъ склонилъ голову и сдлался похожимъ на мертвеца. Вс смолкли и смотрли на него. Когда онъ снова пришелъ въ себя, онъ сказалъ со вздохомъ: ‘О, возлюбленпыи Отецъ, не такъ, какъ я хочу, но такъ, какъ Ты хочешь’. Онъ всталъ, подалъ руку каждому изъ присутствующихъ, поцловалъ каждаго въ губы и, проговоривъ: ‘Миръ со всми вами’, удалился съ женою изъ собранія. На слдующій день онъ заявилъ, что ему, новому Гедеону, велно отбить врага и освободить городъ. Онъ взялъ длинное копье и вышелъ черезъ Андгерскія ворота съ двадцатью избранными тлохранителями, точно въ сопровожденіи войска. Съ замираніемъ сердца смотрли на удаляющагося пророка жители Мюнстера. Вотъ пророка окружили враги, вотъ блеснуло оружіе и черезъ минуту отъ этого высокаго, чернобородаго предводителя народныхъ массъ остались только куски мяса. На высокой палк поднялась его голова и раздались насмшки враговъ {Hase, 74, 75.}. Паническій страхъ охватилъ городъ, и нужны были сила и вліяніе Бокеля, чтобы успокоить умы. Теперь этотъ человкъ, умвшій властвовать сердцами мужчинъ при помощи своего краснорчія и мужества, умвшій побждать сердца женщинъ при помощи своей выдающейся красоты и поэтической страстности, выдвинулся на первый планъ {Keller, 138.}. До этой поры оставалась въ Мюнстер старая форма управленія при помощи совта. Этотъ совтъ былъ избранъ подъ вліяніемъ перекрещенцевъ, тмъ не мене, въ немъ были дв партіи, были разногласія. Посл Духова дня покончили и съ этимъ неудобствомъ. Пророкъ проявлялъ необычайное воодушевленіе и на народномъ собраніи Іоаннъ Лейденскій заявилъ: ‘Отецъ открылъ мн, что новый Израиль получитъ новое законодательство. Существующій совтъ поставленъ людьми, теперь выборы должны совершаться по божескому внушенію’. Затмъ было сказано, что двнадцать человкъ въ качеств старйшинъ будутъ управлять свтскими и духовными длами двнадцати колнъ Израиля. Ротманъ прочелъ имена избранныхъ. Совту пришлось безмолвно покориться и уступить власть новымъ избранникамъ. Вс избранные члены старыхъ фамилій и пришлецы были преданными слугами пророка. Они представились собранію и получили отъ пророка мечъ со словами: ‘Прими право меча, ввреннаго теб черезъ меня Богомъ Отцомъ, и суди но повелнію Божію’. Потомъ все собраніе посл молитвы пророка запло: ‘Слава въ вышнихъ Богу’. Вскор посл этого Бокель объявилъ, что отнын Книппердолинкъ будетъ носителемъ меча, т. е. палачемъ для истребленія злодевъ {Hase, 77, 78.}. Сознаніе необходимости крутыхъ мръ въ новомъ положеніи, въ виду окружающихъ городъ враговъ, въ виду поддержанія военной дисциплины, стояло на первомъ план. Уже въ первые дни власти Матисену и Бокелю пришлось казнить одного мюнстерца, волновавшаго народъ толками о томъ, что въ город хозяйничаютъ иноземцы. Виновнаго призвали и Бокель публично поразилъ его алебардою, а Матисенъ прикончилъ выстрломъ.

Старйшинамъ предстояло не легкое дло устройства общества на новыхъ основаніяхъ. Трудно набросать боле или мене подробную картину этого устройства, но все же любопытно ознакомиться хотя съ нкоторыми его сторонами. Мы видли, что въ Мюнстер была введена общность имущества, хотя при этомъ извстно, что не было уничтожено право наслдства, что въ одномъ изъ послднихъ постановленій мюнстерскаго царства говорилось: ‘Кто возьметъ что-нибудь у другаго хотя бы въ стоимость япца, тотъ долженъ умереть’. Такимъ образомъ, полной общности имуществъ на дл не существовало: практическія развитіе и разработка этого принципа во всхъ отношеніяхъ были дломъ будущаго. Въ это горячее время было не до созданія законченныхъ законодательныхъ кодексовъ. Матисенъ требовалъ просто, чтобы ‘никто не имлъ собственности и полагался во всемъ на Бога’. Деньги и драгоцнности, взятыя въ казну, служили для торговыхъ сношеній вн города и для закупки всякихъ продовольственныхъ припасовъ, причемъ разсчитывалось на два года осады. Для трети способнаго носить оружіе населенія, находившагося постоянно на валахъ, пища приготовлялась въ кухняхъ, которыя были внизу. Дале говорится: ‘Что касается пищи и одежды, то каждымъ, нуждавшимся въ этомъ, а равно и его домашними, все получалось достаточно’. Въ постановленіи старйшинъ значилось: ‘У воротъ находятся шесть домовъ, гд четыре раза въ день кормятъ общину, братья садятся отдльно, сестры также, сидя за столомъ, нельзя говорить дурнаго. Передъ дою вс молятся, потомъ, пообдавъ, поютъ псаломъ, во время ды читается глаза изъ Ветхаго Завта. Они должны сть и пить то, что подается, безъ ропота. Кто хочетъ имть ложку, долженъ приносить ее съ собою. Кто отржетъ боле хлба, чмъ състъ, того призываютъ къ старйшинамъ’. Вино давалось исключительно больнымъ по необходимости и старйшинамъ въ извстныхъ случаяхъ. На ремесленниковъ и мастеровъ возлагалось производство предметовъ первой необходимости, причемъ выдавались работающимъ сырые матеріалы. Портные должны были наблюдать, чтобы никто не носилъ платьевъ по мод и по иноземнымъ образцамъ. Всмъ предписывалось: ‘Для праведныхъ земля и вс вещи общія, но каждый долженъ работать, чтобы быть полезнымъ’. Обмнная торговля была дозволена. Злоупотребленіе -трудомъ ближняго въ свою пользу прекратилось. Приготовлялось раздленіе между жителями домовъ по жеребью. Люди ршились довольствоваться самымъ необходимымъ: музыкальные инструменты были истреблены, нкоторыя женщины разбили свои зеркала, всякія книги, а, вмст съ тмъ, и документы, привиллегіи, манускрипты были уничтожены, за исключеніемъ того, что спасъ Ротманъ, и вмсто всего этого, свтскаго, осталась единственнымъ утшеніемъ, единственною руководительницей Библія, на соборномъ двор сожгли вс векселя и росписки, а въ страстную пятницу въ непріятельскій лагерь выгнали старую клячу съ соломенною куклой въ епископской шапк, съ папскими указами въ вид украшеній, съ договоромъ о свобод евангелическаго вроисповданія на хвост {Hase, 70—74.}. Такимъ образомъ, со старымъ порывались вс связующія нити. Эти люди жгли за собой мосты и корабли, какъ бы для того, чтобы не имть даже искушенія къ возврату на прежній путь. Извстный строгій порядокъ сохранялся при помощи старйшинъ. Они твердо держали бразды правленія, грозя смертною казнью ослушникамъ законовъ. Эти законы въ форм заповдей касались всхъ мелочей общественнаго строя и свидтельствуютъ ясно, что правители не сидли сложа руки. Почитаніе Бога, послушаніе власти старйшинъ, повиновеніе женъ мужьямъ, домашнихъ отцу семьи, обязанности отца семьи къ домашнимъ, преслдованіе разврата, скупости, грабежа, обмана, лжи и клеветы,— все это не было забыто, все это предписывалось подъ страхомъ Дамоклова меча — меча Книппердолинка {Пункты, въ отношеніи которыхъ была опредлена смертная казнь, слдующіе: 1) Чтить Бога и Его св. имя. 2) Почтеніе къ власти и родителямъ. 3) Главенство мужа и подчиненность жены. ‘Вы, мужи, любите своихъ женъ’. Жены должны быть подчинены своимъ мужьямъ, какъ Господу. Поэтому: ‘Жена да боится мужа’. 4) Послушаніе домочадцевъ господину и обязанность послдняго въ отношеніи первыхъ. 5) Грхи противъ брака. ‘Ты не долженъ любодйствовать (Исх. XXX, 14). Кто преступаетъ противъ брака съ женою кого-либо, тотъ смертью да умретъ, оба — любодй и любодйца (Левитъ 3, 20, 10). Кто взглянетъ на жену съ пожеланіемъ, тотъ въ своемъ сердц уже преступилъ съ ней противъ брака (Мат. V, 28). 6) О блуд и нечистот всякаго рода (Исх. 22. Втор. 12). Если кто найдетъ двушку и схватитъ ее, равно о безстыдныхъ и блудящихъ съ мужескимъ поломъ, или кто кровосмшничаетъ съ своими сестрами или близкими по крови — то, что воспрещаетъ писаніе (Лев. 18) и подобное (Лев. 20). Кто лежалъ съ женою во время регулъ и совершалъ то, что воспрещаетъ писаніе, тотъ совершаетъ мерзость и долженъ умереть смертною казнью (1 Кор. VI, 18, Гал. V, 19, Еф. V, 3, 1 есс. IV, 4 и 5), да не будутъ именуемы у васъ блудъ и всякая нечистота, какъ прилично святымъ. 7) Скупость и хищеніе.

Воровство. 9) Обманъ и наживаніе прибыли. 10) Ложь и клевета. 11) Постыдныя рчи и гадкія слова. 12) Клевета, тайная злоба и нестроеніе въ народ Божіемъ. Былъ составленъ чинъ также и для мірскаго правленія, онъ былъ обнародованъ въ 31 . Здсь трактовалось объ управленіи общимъ имуществомъ о разслдованіи и наказаніи происходящихъ проступковъ, о защит города и общественномъ продовольствіи мужчинъ и женщинъ, занятыхъ работами въ крпостныхъ укрпленіяхъ, причемъ названы поименно отдльныя личности, нуждавшіяся въ хлб и мяс, вин и пив, одежд, обуви, лошади и др. Между прочимъ, въ 7 говорится: ‘О всемъ, что заблагоразсудятъ старйшины въ этомъ новомъ Израил, долженъ возвщать пророкъ Іоаннъ Лейденскій, какъ врный слуга всесвятйшаго и священнаго городскаго совта, Христовой общины и всего собранія Израиля’. Hast, 353—355.}. Постановленія были совершенно въ дух того времени и отличались крайнею строгостью. Но сначала въ Мюнстер не было еще нужды цною крови покупать спокойствіе и соблюденіе порядка. Казни были покуда исключительными явленіями. Кровавый періодъ насталъ посл провозглашенія царемъ Іоанна Лейденскаго и именно съ этого времени мы видимъ массу поступковъ, которымъ нтъ оправданія.

Іоаннъ Лейденскій, какъ мы знаемъ, былъ красавецъ, поэтъ, страстный двадцатипятилтній юноша. Онъ вчно былъ окруженъ женщинами, поклонявшимися ему, онъ самъ сладострастно смотрлъ на этихъ поклонницъ. Не разъ уже въ эти времена всякихъ ‘вопросовъ’ поднимался вопросъ объ отношеніяхъ мужчинъ и женщинъ. Мы уже упоминали, что въ нкоторыхъ кружкахъ перекрещенцевъ слова ‘дай просящему ‘переводились словами ‘отдайся просящему’. Даже въ евангелическихъ кружкахъ возникали тогда вопросы, точно-ли божественное учрежденіе — ‘единоженство’, и сомннія насчетъ этого высказывались въ печати, а ландграфъ Гессенскій прямо повнчался со второй женой при жизни первой, и Лютеръ далъ на это нчто врод разршенія, не видя тутъ большой бды. Немудрено, что этотъ вопросъ явился на первомъ план у Іоанна Лейденскаго. Пророкъ поднялъ его публично уже въ іюл мсяц, и начались пренія. Ротманъ и его друзья возстали, но, несмотря на ихъ протесты, ршено было въ пользу мннія Іоанна Лейденскаго, стоявшаго за многоженство. Въ минуты такого напряженнаго и возбужденнаго состоянія духа, въ какомъ находились мюнстерцы, стремленіе къ многоженству, къ чувственнымъ наслажденіямъ, къ забвенію всего окружающаго въ объятіяхъ женщинъ было очень понятно. Прибавьте къ этому, что переселеніе въ Мюнстеръ иноземцевъ дало особенный Перевсъ численности женщинъ надъ численностью мужчинъ, и эти ‘лишнія’ женщины радостно откликнулись на проповдь пророка. Пророкъ основывалъ свое ученіе, во-первыхъ, ‘на откровеніи’ Божіемъ, къ которому прибгалъ онъ и ему подобные въ затруднительныхъ случаяхъ, а во-вторыхъ, на сказаніяхъ Библіи объ Авраам, Іаков, Давид и Соломон, имвшихъ по нсколько женъ. Онъ первый подалъ примръ другимъ и тотчасъ-же женился на беременной вдов Матисена, Дивар, уже будучи женатъ на служанк Книппердолинка {Hase, 81. Келлеръ говоритъ: ‘на дочери Книнпердолинка’ (Keller. 138). Резе говоритъ, что ‘Іоаннъ женился, вроятно, въ это время на дочери Книппердолника, живя съ его служанкой’.}. Не обошлось безъ протеста со стороны женъ, нкоторыхъ заключили за это въ тюрьмы, какъ жену Книппердолинка, другихъ даже казнили, были и такія, которыя сами наложили на себя руки. Шагъ, сдланный Іоанномъ, былъ рискованнымъ шагомъ: до этой минуты народъ видлъ въ немъ строгаго по жизни пророка, въ минуты возбужденія пророкъ то являлся на улицахъ въ темную ночь съ призывами къ покаянію, то вдругъ длался нмымъ ‘по вол Господа’ и, получивъ способность говорить, передавалъ народу волю Божію {Hast, 350.}. Теперь многіе жители Мюнстера въ проповди многоженства увидли проповдь простаго разврата, и начался ропотъ. Посл того, какъ одинъ гражданинъ, порицавшій во всеуслышаніе этотъ законъ, былъ преданъ смертной казни, недовольные собрались около кузнеца Молленгека и совщались о томъ, чтобъ захватить преступнаго пророка и его народныхъ учителей, предать ихъ епископу, возстановить старое управленіе и вернуть изгнанниковъ. Заговорщикамъ удалось въ количеств 200 человкъ во время ночнаго нападенія 30 іюля захватить пророка и всхъ его проповдниковъ вмст съ Книппердолинкомъ и посадить ихъ въ тюрьму, но сами заговорщики чувствовали себя слишкомъ слабыми въ сравненіи съ новаторами для окончательнаго исполненія своего намренія. Послдователи пророка при помощи женщинъ освободили плнныхъ. Заговорщики, спасаясь въ ратуш, бросали изъ оконъ свои шляпы, когда противъ нихъ были направлены пушки, просили пощады и предавались въ руки враговъ, не давая себ отчета подъ впечатлніемъ перваго страха, какой участи они подвергнутся. Двадцать пять заговорщиковъ были привязаны къ деревьямъ и на слдующій день разстрляны, а шестьдесятъ шесть человкъ, ‘чтобы не тратить пороха’, на третій день были обезглавлены. ‘Кто сдлаетъ первый выстрлъ,— взывалъ Бокель, по словамъ Дорна,— тотъ этимъ окажетъ услугу Богу’. Обезглавливаніе совершилъ Книппердолинкъ съ величайшимъ удовольствіемъ, причемъ по временамъ не скупился на пророчества для возбужденія духа. Большая часть плнныхъ не обошлась безъ ударовъ и ругательствъ. Самъ Іоаннъ Лейденскій казнилъ нкоторыхъ, ‘чтобы набить руку’.

Напряженное состояніе чрезмрно строгаго и суроваго воздержанія сразу разршилось теперь въ излишествахъ сладострастія. Люди брали по четыре, по шести женъ, не довольствовались взрослыми женщинами и сходились съ четырнадцати и двнадцатилтними двочками. Эти несчастныя, не достигнувшія половой зрлости, умирали или болли. Начинались тяжелыя времена для города. Тмъ не мене, городъ еще мужественно защищался. Въ непріятельскій лагерь посылались летучіе листки, имвшіе цлью поселить смуту въ враждебныхъ войскахъ и достигавшіе нердко цли. Почти вс ландскнехты хотли бжать въ Мюнстеръ и только казни привели ихъ въ ненадежное повиновеніе. Первый приступъ враговъ 26 мая былъ блистательно отбитъ. Жизнь епископа едва не подверглась опасности. Нкто Гилла Фейкенъ ршилась явиться второю Юдифью. Ее благословили на подвигъ Іоаннъ и Книппердолинкъ, но перебжчики предупредили епископа и бдную Фейкенъ казнили. Второй приступъ былъ назначенъ на 31 августа. Іоаннъ Лейденскій предвидлъ близость штурма, заставилъ всхъ молиться и поститься и, въ то же время, сдлалъ вс приготовленія къ отпору. Осаждающихъ допустили къ самымъ валамъ и потомъ поразили внезапною пальбой, женщины обливали ихъ кипящею известью и горящею смолой, мальчики посылали въ нихъ мткія стрлы. На рынк были разставлены люди, чтобы тушить горящія мста. Самъ пророкъ разъзжалъ всюду, возстановляя порядокъ и ободряя людей. Приступъ возобновлялся нсколько разъ въ этотъ день и, наконецъ, послдовало отступленіе съ страшною потерей со стороны осаждавшихъ. ‘Любезные братья,— говорилъ Іоаннъ, обращаясь къ своему торжествующему народу,— нашъ Господь могущественъ и Онъ помогъ намъ. Нашей сил не сдлали ничего. Будемъ-же веселы и возблагодаримъ Отца!’ Вс опустились на колна и запли:

‘Не будь съ нами въ это время Господь,

Пришлось-бы въ отчаяньи пасть намъ’ {Hase, 87, 88.}.

XI.

На рыночной площади Мюнстера толпился народъ. Его призвалъ сюда новый пророкъ Іоаннъ Дузентшуръ, хромоногій золотыхъ длъ мастеръ изъ Варендорфа. Онъ объявилъ, что ‘Іоаннъ Лейденскій, святый мужъ и пророкъ Божій, долженъ быть царемъ всей вселенной, надъ всми императорами, королями, князьями, господами и властелинами. Одинъ онъ долженъ господствовать надъ всми и никто надъ нимъ. Онъ долженъ царствовать и возссть на престолъ Давида, отца своего, пока Богъ Отецъ не потребуетъ отъ него царства’. Потомъ Дузентшуръ потребовалъ мечъ отъ присутствовавшихъ здсь двнадцати старйшинъ и передалъ его новому королю со словами: ‘Пріими мечъ правосудія и вмст съ нимъ всякую власть, но употребляй его такъ, чтобы ты могъ дать отчетъ Христу, когда Онъ явится на судъ’. Помазавъ короля, онъ сказалъ: ‘Я помазую тебя въ короля новаго храма и народа Божія и въ присутствіи народа называю тебя королемъ новаго Сіона’. При этихъ словахъ Іоаннъ Лейденскій поклонился до земли и, подобно Соломону, слезно просилъ у Бога разума и мудрости. Потомъ онъ громко произнесъ, что еще задолго до этого небесный Отецъ открылъ ему о такомъ его возвышеніи, но онъ умалчивалъ во избжаніе того, чтобы не навлечь на себя не подобающихъ подозрній въ стремленіи къ присвоенію излишняго.

Идея учредить королевство не была новостью среди перекрещенцевъ. Объ этомъ мечтали и Гофманъ, и Веберъ изъ Аугсбурга, и многіе другіе. Объ этомъ мечтали многіе и въ Мюнстер, но, конечно, только Іоаннъ Лейденскій, очень высоко стоявшій въ мнніи народа, могъ рискнуть на этотъ шагъ. Народъ остался доволенъ его избраніемъ, и если кое-гд не тотчасъ освободились отъ сомнній и изумленія, то сомнвающихся должны были успокоить общественныя проповди, въ которыхъ предсказанія пророковъ объ ожидаемомъ счастливомъ времени подъ управленіемъ счастливаго короля были отнесены къ новому царству и новому королю Мюнстера. Нечего и говорить о томъ, что все это было подготовлено Іоанномъ Лейденскимъ заране и Дузентшуръ явился только орудіемъ честолюбиваго мечтателя.

Новопоставленный король покинулъ свое помщеніе у Книппер до пинка и занялъ курію выбывшаго каноника на соборной площади, приказавъ убрать домъ по княжески. Двнадцать старйшинъ должны были теперь оставить свои прежнія мста и получили новыя должности при новоустроенномъ двор. Своимъ намстникомъ король поставилъ своего бывшаго хозяина Книппердолинка, проповдникомъ Ротмана, гофмаршаломъ Тильбека, канцлеромъ Гейнриха Крехтинга, тайными совтниками бывшаго пастора въ Гильдсгауз, Бернарда Крехтинга, голландца Гергардатомъ Клостеръ, скорняка Редекеръ и торговца Рейнинкъ. Предсдателемъ ихъ былъ патрицій Керкеринкъ. Кром того, было учреждено много другихъ должностей и другихъ служебныхъ высшихъ и низшихъ мстъ, напримръ, оберъ-кухмистеръ, виночерпій, сервировщикъ стола, камердинеръ и камеръ-лакей, придворный пекарь, портной, шорникъ и проч. Герлахъ фонъВюлленъ и Ламбертъ изъ Лютиха, оба дворяне, были сдланы главнокомандующими. Самъ монархъ надлъ на себя королевскія одежды и королевскія украшенія. Были приготовлены дв золотыя, унизанныя алмазами, короны, драгоцнная цпь, къ которой былъ прикрпленъ пронзенный двумя мечами земной шаръ съ надписью: ‘Одинъ надъ всми король правосудія’. Съ груди и плечъ спускались золотыя цпи на платье, мечъ былъ въ золотыхъ ножнахъ, въ правой рук король держалъ великолпный царскій скипетръ, на его пальцахъ нанизаны были золотыя кольца, на одномъ изъ которыхъ съ печатью была надпись: ‘Король въ новомъ храм приводитъ теб примръ’ (de Kцnig in deu nyen Tempel iorret dit vor ein Exempel). Великолпны были сдло и поводья его лошадей, шпоры его были золотыя. Придворные чины, по различію ихъ должностей, носили различныя одежды, 28 королевскихъ тлохранителей носили красныя и свтло-голубыя куртки, на одномъ рукав коихъ находился королевскій гербъ — земной шаръ, пронзенный двумя мечами. Матеріаломъ для одеждъ служили преимущественно взятыя изъ церквей и монастырей одежды и украшенія. Король не удовольствовался этимъ штатомъ, но завелъ гаремъ, для котораго онъ избралъ пятнадцать или, по другимъ источникамъ, семнадцать красивйшихъ двушекъ города, высшее мсто, въ качеств королевы, заняла юная Дивара, вдова убитаго непріятелями пророка Матисена. Она имла свой особый придворный штатъ. Прежнее жилище канониковъ было отдано подъ помщеніе для королевскихъ женъ, посредствомъ прохода оно было соединено съ королевскимъ дворцомъ. Въ этомъ восточномъ великолпіи сказалась вся своеобразная и страстная художественная натура этого юноши. Сколько разъ мечталъ, быть можетъ, онъ въ прежніе годы объ этомъ великолпіи, создавая свои пьесы и играя въ нихъ роли королей? На это великолпіе насмотрлся онъ въ своихъ странствованіяхъ въ Лондонъ, въ Лиссабонъ, объ этомъ великолпіи онъ читалъ въ Бетономъ Завт. Воображеніе художника дополняло эти картины, создавало новыя и новыя, еще боле блестящія, чмъ виднныя или прочитанныя имъ. Вы, можетъ быть, помните, какъ Константинъ Аксаковъ объяснялъ многіе поступки Ивана Грознаго художественностью его натуры? Не примнимо-ли и здсь въ еще большей степени это объясненіе?

Экзальтированный, мистически настроенный Іоаннъ Лейденскій даже не могъ задуматься надъ тмъ, что онъ гршитъ. Онъ находилъ себ оправданіе въ жизни.Давида и Соломона. Вдь, и они утопали среди восточной роскоши, вдь, и про нихъ говорится, что они окружали себя женщинами. Они рисуются, какъ избранники Божіи. Почему-же онъ не можетъ послдовать примру этихъ великихъ царей, оставившихъ по себ память въ исторіи? Ему едва-ли когда-нибудь приходило даже въ голову сомнніе въ правильности своихъ дйствій. Потомъ объ его дятельности говорили съ ужасомъ и называли его: гнуснымъ лжецомъ, грязнымъ развратникомъ, кровожаднымъ злодемъ. Это только эпитеты, но не объясненіе натуры, и объяснять дло такимъ образомъ уже слишкомъ легко. Дятельность Іоанна Лейденскаго часто была страшна, но въ ней была извстная логика, та же ужасающая логика, какъ и въ дятельности его двухъ грозныхъ современниковъ — Генриха VIII и Ивана IV, съ которыми въ его характер, въ его вкусахъ, въ его поступкахъ было такое множество точекъ соприкосновенія, точно онъ былъ не лейденскій кабатчикъ, а родной братъ этихъ двухъ коронованныхъ сластолюбцевъ и мучителей. Такъ, какъ онъ, могла дйствовать только подобная натура, натура художественная, воспитанная среди многолтнихъ путешествій, среди страстнаго чтенія извстныхъ эпизодовъ Ветхаго Завта, проникнутая экзальтаціей и представленіемъ себя въ роли ветхозавтнаго пророка и ветхозавтнаго царя. Каждый шагъ этого человка былъ исполненіемъ какой-нибудь роли, и непремнно роли съ поражающею сценическою обстановкой. Артистъ, въ сущности, никогда не былъ лжецомъ или притворщикомъ, онъ настолько входилъ въ свою роль, что вполн врилъ самъ въ то, что онъ разыгрывалъ, и заставлялъ въ это врить другихъ. Отсюда вытекаютъ извстное неотразимое обаяніе, окружавшее его, стремленіе найти ему оправданіе, попытки реабилитировать его. Во всякомъ случа это былъ не дюжинный человкъ, это была своеобразная личность. Трагикомедія его царствованія не продлилась-бы и нсколькихъ дней, еслибы новый король былъ простымъ мечтателемъ, а не былъ-бы, въ то же время, умнымъ и энергичнымъ человкомъ. ‘Онъ,— говоритъ Келлеръ,— зналъ средства, которыя могли помочь ему удержать за собой опасный постъ. Съ мудрымъ расчетомъ онъ втянулъ въ свои интересы всхъ вліятельныхъ людей города. Среди его придворныхъ совтниковъ были вс его прежніе сотоварищи по управленію, а среди его вооруженной стражи, напротивъ того, мы видимъ иноземную чернь, обязанную всмъ одному ему, и она во имя своихъ интересовъ охраняла короля, какъ самою себя {Edler, 219.}. Не безъ расчета онъ завелъ и блестящую конницу: народъ, видя короля, ежедневно обучающаго своихъ всадниковъ, твердо врилъ въ силу этого короля, а король очень хорошо сознавалъ, что эта конница нужна ему не столько для отпора вншнимъ врагамъ, сколько для подавленія внутреннихъ мятежей. Несмотря на свою восточно-сластолюбивую жизнь, король не забывалъ и о длахъ правленія, длая и изъ него ‘обстановочную’ пьесу, уличное зрлище. На рыночной площади, противъ всовъ, былъ устроенъ великолпный, съ тремя ступеньками, тронъ. Трижды въ недлю публично засдалъ здсь на суд король. Тогда на тронъ надвались золотые и пурпуровые покровы и клались шелковыя подушки. Король торжественно, въ сопровожденіи придворныхъ, являлся на судъ. Впереди него играли въ рожки и флейты, затмъ слдовали два главнокомандующихъ: Герлахъ фонъ-Вюлленъ и Ламбертъ изъ Лютиха, скорнякъ Іоганъ Курзенеръ, ритмейстеръ и начальникъ всадниковъ, и Конрадъ Крузе, полковникъ пхоты, они отличались между собою султанами. За ними слдовали тайные совтники, идя попарно въ пурпуровомъ одяніи и съ золотыми цпями, затмъ маршалъ Тидьбекъ съ блою палкой въ рук, за нимъ слдовали двнадцать красивыхъ и элегантно одтыхъ мальчиковъ, и одинъ изъ нихъ — на правой сторон — держалъ Библію, другой — на лвой сторон — несъ обнаженный мечъ, какъ символы духовной и свтской власти. За ними слдовалъ король на добромъ кон, въ царскомъ наряд и золотой корон. Непосредственно за королемъ слдовали его намстникъ Книнпердолинкъ, и проповдникъ Ротманъ, за ними слдовали Христіанъ Керкеринкъ, предсдатель тайнаго совта, и Гейнрихъ Крехтингъ, канцлеръ, затмъ меченосецъ Ниландъ со своими помощниками. Въ конц процессіи находились остальные чины и вельможи, 28 тлохранителей находились по сторонамъ и расталкивали стекавшійся народъ. Достигнувъ площади, король отдавалъ свою лошадь скороходу и садился на королевскій тронъ. Затмъ онъ преклонялъ свой скипетръ, посл чего ему докладывались гражданскія дла новаго Сіона. Всякій, имвшій о чемъ-либо заявить, долженъ былъ дважды поклониться и пасть на землю, посл чего онъ могъ говорить. Большею частью дла касались брачной жизни и всхъ ея неурядицъ. Король изркалъ свои ршенія, иногда смертные приговоры… Иногда король для слушанія проповди являлся на площадь въ сопровожденіи всего народа. Въ этомъ случа и королева прізжала на своей смирной лошади, которую велъ скороходъ, впереди нея хали ея гофмейстеръ Генрихъ Роде и нсколько другихъ придворныхъ, за ней слдовали приближенныя женщины и четыре тлохранителя. Въ одномъ изъ ближайшихъ домовъ, противъ трона короля, занимала мсто королева со своею свитой и тамъ слушала проповдь, которая произносилась съ устроенной близь трона каедры. Если проповдь произносилась пополудни, то она заканчивалась веселою пляской, которую открывалъ король. Въ этомъ случа участникомъ могъ быть всякій, у кого являлась охота плясать {Hast, 363 и 364.}. Вообще, танцы теперь были ежедневно, тотчасъ посл обда они начинались въ покояхъ короля подъ звуки музыки. Нисколько не удивительно, что сладострастный и жадно осушавшій чашу юноша, жившій точно въ волшебномъ сн, вводилъ у себя эти развлеченія. Но было странно слушать проповди несчастнаго Ротмана, еще недавняго защитника и проповдника суроваго перекрещенскаго воздержанія. Въ этихъ проповдяхъ теперь говорилось, что Богъ далъ всему свободу, что всякія пляски, прыганья и другія у веселенія, если въ нихъ нтъ злаго умысла, пріятны Богу, что все, чмъ наслаждаются безбожные, доступно и праведнымъ, только первые тшатъ дьявола, а послдніе Бога {Hase, 97 и 98.}. Нравственное паденіе ‘дипломата’ шло все ниже и ниже: теперь въ рчахъ были уже не ‘страстныя убжденія’, не ‘парадоксы’ даже, а просто выдумки и ложь, принаровленныя къ требованіямъ господствующей партіи. Онъ сознавалъ, что его дло проиграно, что въ Мюнстер дла идутъ не такъ, какъ слдуетъ. Тмъ не мене, Ротманъ велъ дятельную агитацію, стараясь распространить за предлами Мюнстера господствовавшія въ новомъ царств идеи. Онъ издавалъ брошюры и книги. Интересно указать на нкоторыя стороны этихъ произведеній. Въ книг Возстановленіе правой и здоровой вры, изданной въ начал октября 1534 года, между прочимъ, оспариваются положенія объ оправданіи одною врой и о несвободной вол, утверждаются идеи объ уничтоженіи безбожныхъ, о поднятіи меча, объ общности имуществъ. Въ конц-же книги описывается положеніе длъ въ город: ‘здсь люди отреклись отъ эксплуатаціи ближнихъ, здсь никто не жиретъ, отъ чужаго пота, здсь нтъ ни ростовщиковъ, ни притснителей, здсь все имущество стало общимъ’. ‘И такъ, мы скоре примемъ смерть, чмъ вернемся къ старому,— говоритъ авторъ.— Мы знаемъ, что эта жертва угодна Богу. И никакой христіанинъ не можетъ быть угоднымъ Богу, если онъ не стоитъ въ подобномъ положеніи общности или, по крайней мр, не стремится къ этому отъ всего сердца {Keller, 149 и 151.}’. Въ декабр 1534 года появилась Книжка о мести. Это трактатъ о томъ, что царство Божіе приближается и что надо употреблять вс средства для отмщенія безбожныхъ {Ibid., 152.}. Въ феврал 1535 года вышла книга О сокровеніи писанія царства Христова и о дн Господнемъ, гд священное писаніе сравнивается съ ящикомъ, въ которомъ скрыто сокровище познанія Христа. Опять здсь говорится, что царство Божіе не въ мнніяхъ, словахъ и доброжеланіяхъ, а въ добродтеляхъ и подражаніи Христу {Hase, 101 и 102.}. Въ этихъ сочиненіяхъ вы найдете только чистое одушевленіе во имя извстныхъ гуманныхъ идей, все то, что было лучшаго и прогрессивнаго въ перекрещенств…

До враговъ доходили самые странные слухи о господствующемъ въ Мюнстер образ жизни, и они хотли узнать хотя что-нибудь врное о ней отъ очевидца. Для этой цли былъ избранъ Фабрицій, какъ человкъ, еще имвшій связи въ город. Враги предложили черезъ него: король долженъ отказаться отъ своего званія, должно прекратить многоженство, должно вернуть изгнанниковъ. Іоаннъ Лейденскій отвчалъ съ достоинствомъ: королемъ его избралъ самъ Богъ, многоженство отмняетъ, если въ писаніи найдется лучшая форма жизни, изгнанниковъ примутъ, если они перейдутъ въ перекрещенство. Фабрицій былъ окруженъ почетною стражей и этимъ ему очень ловко помшали снестись съ его старыми знакомыми въ город и увидать здсь хотя что-нибудь. А, между тмъ, любопытнаго было не мало {Ibid., 98.}. Всматриваясь въ мелочи жизни Мюнстера, мы видимъ извстный строгій порядокъ. Дузентшуръ, хромоногій пророкъ, опредлилъ, сколько кто долженъ имть того или другаго платья. Согласно съ этимъ дьяконы разъзжали по городу съ повозкой и спрашивали: ‘Кто иметъ боле, отдай лишнее, кто иметъ мене, заяви, что ему надо. Такъ шелъ пріемъ, такъ шла раздача вещей {Ibid., 111.}. Въ сношеніяхъ между собою вс назывались братьями и сестрами,— такъ называлъ всхъ король. Желавшіе пожениться, должны были молиться три дня, испрашивая воли Божіей, чтобы они плодились и множились во имя Его. Заявленія согласія на бракъ и подача другъ другу рукъ при двухъ свидтеляхъ были достаточны для брака. Каждый долженъ быть женатымъ, такъ какъ бракъ есть божеское учрежденіе. Престарлыя вдовы избирали себ защитника {Ibid., 110.}. Мальчики и двочки обучались въ шести школахъ чтенію, письму, закону Божію и пнію псалмовъ, которыми начинались и кончались классныя занятія. Разъ въ недлю учащіеся попарно отправлялись въ соборъ и тамъ имъ читали проповдь. Обыкновенно для народа проповди говорились на улиц и народъ даже въ холодъ и снгъ выстаивалъ на площади, говоря, что эта ничтожная жертва для Бога {Ibid., 112.}. Прибавьте ко всему сказанному, что осада выносилась съ изумительною стойкостью, что вра въ близость спасенія одушевляла людей, что въ город покуда не было перебжчиковъ и предателей, и вы поймете, какъ преувеличены были разсказы послдующихъ писателей объ ужасахъ, творившихся въ Мюнстер въ эту эпоху. Извстная распущенность нравовъ при тогдашней нравственности вообще и при введенномъ въ Мюнстер многоженств въ особенности, должна была существовать неизбжно, сама религіозная экзальтація, доводившая до конвульсій, галлюцинацій и пророческихъ видній, способствовала тоже извстнымъ излишествамъ, какъ это бывало и во времена бичующихся, крестоносцевъ и т. п. Мы знаемъ, какъ кончаются у насъ разныя раднія хлыстовъ и голубчиковъ, ведущихъ вн этихъ моментовъ иногда очень строгую жизнь. Эти же явленія были и среди мюнстерскихъ перекрещенцевъ, горвшихъ страстнымъ желаніемъ ‘плодиться и множиться’, видвшихъ въ Библіи прямое ‘приказаніе’ стремиться къ этому. Тмъ не мене, преувеличенія всякихъ нравственныхъ безобразій въ Мюнстер со стороны враждебныхъ писателей несомннны. Деморализація и предательства явились, но явились потому, что и святые не вынесли бы, не погибнувъ, многомсячной осады, кончившейся страшными сценами голода, при сознаніи, что, кром этого клочка земли, у осажденныхъ нтъ ни пристанища, ни защиты во всемъ мір.

XII.

Изъ всхъ личностей, игравшихъ видную роль въ перекрещенств, Книппердолинкъ является самою непонятной. Описывая ту или другую личность изъ перекрещенцевъ, всегда можно даже по немногимъ уцлвшимъ о ней свдніямъ сказать, подъ вліяніемъ какихъ обстоятельствъ и психическихъ процессовъ она дйствовала. Говоря о Книппердолинк, этого никогда нельзя сказать, если не желаешь отдлываться голословными эпитетами: ‘шутникъ’, ‘сорви-голова’, ‘сумасшедшій сумасбродъ’ и т. п. Во всякомъ случа врно то, что этотъ человкъ не врилъ ни во что, относился ко всему съ легкомысленнымъ юморомъ, иногда выкидывалъ полусумасшедшія штуки, представляясь одержимымъ ‘духомъ’. Едва-ли когда-нибудь Кишшердолинкъ особенно сильно заботился о религіи. Онъ боле думалъ о политик. Тмъ не мене, въ послднее время онъ высказывалъ взгляды на религію, которые нужно признать послднею степенью перекрещенскихъ отрицаній. Онъ говорилъ, что люди будутъ жить но вол Отца только тогда, когда они отбросятъ Ветхій и Новый завты и будутъ руководствоваться только своимъ ‘духомъ’. Въ сущности, это было полное отрицаніе религіи. Іоаннъ Лейденскій, какъ онъ говорилъ посл, сильно оспаривалъ это мнніе Книппердолинка. Впрочемъ, Книппердолинкъ высказывался и въ данномъ случа, какъ всегда, въ шутливой форм. Боле серьезно задумывался онъ о власти Іоанна Лейденскаго, при избраніи котораго въ короли онъ хранилъ гробовое молчаніе. Именно на его долю выпала роль перваго серьезнаго бунтовщика въ этомъ царств. Были и до него многіе недовольные, но съ ними кончали короткою расправой. Такъ покончить съ нимъ было-бы невозможно. Книппердолинкъ очутился посл восшествія на престолъ Іоанна въ положеніи Ротмаяа: оба они помогли пророку овладть властью, оба остались на второмъ план. Честолюбецъ по натур, Книппердолинкъ не могъ не затаить въ себ враждебнаго чувства къ королю. И дйствительно, мы видимъ, что онъ проявляетъ желаніе свергнуть короля. На нкоторое время онъ удалился отъ общественныхъ длъ и заперся дома. Люди стали толковать, что на него сошелъ духъ и онъ получилъ откровенія. Появившись посл нкотораго времени въ город, онъ пошелъ къ воротамъ, гд былъ лагерь солдатъ, созвалъ послднихъ и объявилъ имъ, что Господь удостоилъ его откровеній, которыя принесутъ народу великую радость. Что это были за откровенія — неизвстно, но извстно, что народъ благодарилъ Бога и плъ {Keller, 221.}. Въ другой разъ, 12 ноября, Книппердолинкъ впалъ въ священное безуміе, бгалъ по городу, крича: ‘покайтесь, обратитесь и будьте благочестивы!’ Казалось, онъ хотлъ этимъ выразить то, что при существующемъ корол люди еще не достигли истиннаго благочестія. Въ народ разнесся слухъ, что будетъ чудо. Вс бжали на рыночную площадь. Здсь Книппердолинкъ упалъ на землю, быстро поднялся и закричалъ окружавшей его толп: ‘Тебя освятилъ небесный Отецъ, пріими Духа Святаго’. Затмъ онъ помазалъ слюною глаза одного слпца и сказалъ: ‘Возьми опять зрніе твое’. Сверхъ того, онъ сказалъ, чтобъ тотъ, же день онъ умретъ и вскор опять воскреснетъ. Танцуя, прыгая, становясь на голову, онъ подступилъ къ королевскому трону и воскликнулъ: ‘Я танцовалъ съ двами, а теперь мой небесный Отецъ хочетъ, чтобъ я исполнилъ эти танцы предъ глазами моего короля’. Казалось, онъ сказалъ это презрительно по отношенію къ королю. Послдній, замтивъ уловку Книппердолинка, оставилъ тронъ: ‘Любезные сестры и братья, восхвалимъ Господа и разойдемся по домамъ’,— сказалъ Іоаннъ, прекращая эту сцену. Книппердолинкъ, однако, не унялся и воскликнулъ: ‘Господинъ король, ты говоришь неправильно: такъ я тебя не училъ, ты долженъ назвать сперва братьевъ, потомъ сестеръ’. На слдующій день Книппердолинкъ садится на тронъ и взываетъ: ‘Меня побуждаетъ духъ: Іоаннъ Лейденскій — король по плоти, я же хочу быть духовнымъ королемъ… Библія, Ветхій и Новый Завты должны быть отвергнуты, человкъ долженъ жить не по свтскимъ законамъ, но только по предписанію природы и духа’. Городъ былъ на шагъ отъ новой революціи, и нужно было имть мужество и находчивость Іоанна Лейденскаго, чтобы разомъ пресчь волненіе. Король низвергъ Книшгердолинка и приказалъ своимъ тлохранителямъ досадить его въ тюрьму. Не даромъ онъ окружилъ себя врною стражей. Въ продолженіе трехъ дней находился Книппердолинкъ въ тюрьм, связанный и въ оковахъ, и признался, что его обманулъ злой духъ, въ прошедшую ночь онъ узналъ, по внушенію небеснаго Отца, какъ высоко надо чтить короля, и онъ боле не сомнвается, что тотъ есть повелитель всего міра. Интересно письмо Іоанна къ Книппердолинку: ‘Я увщеваю тебя вспомнить прежнюю любовь,— пишетъ Іоаннъ.— Не удаляйся отъ меня. Я не забылъ оказанныя мн тобой и твоею женой благодянія, хотя я наказалъ въ теб злое. Останься твердымъ въ вр спасенія’. Отъ этихъ строкъ ветъ теплотой. Вообще Іоаннъ Лейденскій велъ себя съ достоинствомъ въ отношеніи Книппердолинка, несмотря на вс выходки послдняго. Однажды послдній въ припадк неистовства, потребовалъ, чтобы король отрубилъ ему голову, такъ какъ онъ чрезъ три дня воскреснетъ,— король отстранилъ его и не воспользовался возможностью такъ легко отдлаться отъ опаснаго соперника {Hase, 113 и 114.}. Теперь король освободилъ его {Hast, 367, Keller, 222.}.

Пророкъ Дузентгауръ возгласилъ, что настало время, когда исполнилось писаніе, и Богъ захотлъ послать въ міръ апостоловъ своего слова. По предложенію пророка, предварительно была созвана на общій обдъ на гор Сіон,— такъ назывался соборный дворъ,— христіанская община, состоявшая изъ 1.600 способныхъ къ оружію мужей, 400 старцевъ и дтей и почти 5,000 женщинъ, не считая стражи. По окончаніи трапезы, король взялъ прсныя печенья и раздавалъ каждому сословію: ‘Пріимите и ядите, и возвщайте смерть Господню’. А королева держала чашу съ виномъ, приглашала всхъ и говорила: ‘Пейте изъ нея вс и возвщайте смерть Господню’. Затмъ король поставилъ всхъ въ кругъ и спросилъ, хотятъ-ли они повиноваться слову Божію. Толпа закричала: ‘Не только повиноваться, но, въ случа надобности, пожертвовать жизнію’. Трапеза была примирительною вечерью: такъ хотлъ король {Ibid., 368.}. Посл этого событія, завершившаго мрачное облако внутренней распри, Іоаннъ Лейденскій сдлалъ новый ршительный шагъ: онъ видлъ, что въ Мюнстер истощаются състные припасы, что населеніе среди бездйствія осады сидитъ праздно и начинаетъ томиться и тяготиться невыносимымъ положеніемъ. Чтобы перемнить положеніе длъ, нужно было пріобрсти союзниковъ и отвлечь силы непріятеля отъ города. По вол короля, передъ собраніемъ народа началъ говорить пророкъ Дузентгауръ: ‘Небесный Отецъ открылъ мн 27 апостоловъ, которые, охраняемые сенью Его крылъ, должны распространить наше ученіе по четыремъ странамъ свта, такъ что у нихъ не упадетъ даже ни одинъ волосъ подъ такою охраной. Если-же гд власть не захочетъ принять Евангеліе, тамъ они должны оставить золотой гульденъ отрясти прахъ отъ ногъ своихъ и идти дале’. Затмъ онъ перечислилъ поименно апостоловъ и закончилъ: ‘Идите въ міръ и возвщайте слово Божіе’. Еще во время ночи они были выпущены изъ четырехъ воротъ. Во глав восьми, шедшихъ въ Зазстъ, стоялъ самъ пророкъ Дузентшуръ. Въ Оснабрюкъ пошли шесть, между ними бывшій пасторъ въ Местрих, Діонисій Винненъ. Въ Цесфельдъ отправились Фризій съ пятью другими, между которыми находился бывшій при новой церкви Варендорфа пасторъ Регевартъ. Въ послдній городъ пошли Клопрейсъ и Штралленъ съ четырьмя другими. Это посольство апостоловъ было соломенной, за которую хватается утопающій. Оно не могло принести пользы въ это время всеобщаго возбужденія противъ перекрещенцевъ. Силы борящихся были слишкомъ неравны. Благополучно достигнувъ мстъ своего назначенія, апостолы тотчасъ начали возглашать по улицамъ о покаяніи. Посланные въ Варенсдорфъ пришли къ члену ратуши Эрно, и пожелали мира всему его дому. Черезъ него они задобрили совтъ и подъ его защитой распространяли свое ученіе. Напрасно писалъ епископъ: они надмнно говорили о союз съ Мюнстеромъ. Тогда епископъ двинулся впередъ и городъ сдался 21 ноября. Перекрещенные граждане были отправлены подъ арестъ въ Засендбергъ, трое изъ нихъ казнены, прочіе поплатились тяжелымъ штрафомъ или продолжительнымъ арестомъ. Изъ апостоловъ Штралленъ умеръ въ тюрьм, Клопрейсъ былъ сожженъ въ Кельн, будучи препровожденъ къ кельнскому курфюрсту, какъ своему господину, остальные казнены въ Варендорф. Самый Варендорфъ потерялъ права и привиллегіи. Посланные въ Зозстъ казнены тамъ 23 октября. Посланные въ Оснабрюкъ также были схвачены: связанные, они были отправлены въ Ибургъ, гд находился епископъ. Гейнрихъ Гресъ, бывшій учитель въ Боркен, увидя епископа, воскликнулъ: ‘Неужели начальникъ не иметъ власти отпустить связаннаго?’ — и получилъ прощеніе за то, что выдалъ всхъ своихъ. Этой гнусной личности пришлось сыграть крупную роль. Его спутники потерпли смертную казнь. Посланные въ Десфельдъ были казнены: четверо около города, пятый — въ Горстмар, шестой — въ Боркен, седьмой — въ Бохольд, восьмой — въ Вреден, для того, чтобы въ различныхъ мстахъ показать примры строгаго правосудія. Посл гибели всхъ апостоловъ, ночью у стнъ Мюнстера появился Гресъ, въ оковахъ на рукахъ… Его узнали и доставили въ городъ. Здсь онъ разсказалъ о смерти своихъ собратій и о томъ, какъ ангелъ Господень спасъ его, какъ апостола Петра, изъ тюрьмы Ибурга. Ему поврили, его сочли за великаго пророка. Король, несмотря на подозрнія нкоторыхъ изъ придворныхъ, послалъ его въ Безель, Лейденъ и Амстердамъ. Гресъ долженъ былъ сформировать _въ этихъ городахъ войско для помощи Мюнстеру. Король снабдилъ его 2-го января 1535 года полномочіями и далъ ему на дорогу 300 гульденовъ {Hase, 119.}. Еще-бы! Кто-же, какъ не чудесно спасенный Богомъ человкъ, могъ исполнить трудную миссію? А посолъ отправился въ Ибургъ и разсказалъ епископу обо всемъ томъ, что онъ развдалъ въ Мюнстер, въ особенности о томъ, гд пребывали приверженцы перекрещенцевъ, и объ ихъ планахъ {Hast, 369.}.

Въ Мюнстер, между тмъ, усиливался недостатокъ провіанта. Стали сть конину, немного оставшихся коровъ и быковъ сохранилось для королевскаго двора. Начались сцены казней голодныхъ воровъ. Одна женщина, уличенная въ томъ, что при раздач конины дважды требовала себ мяса, въ наказаніе должна была держать мечъ въ теченіе многихъ часовъ и потомъ посл публичнаго позора, потерпть смертную казнь. Точно также одинъ десятилтній мальчикъ, вырвавшій для утоленія своего голода нсколько какихъ-то овощей и рпъ, сначала былъ высченъ до крови, а когда голодъ снова принудилъ его къ тому-же, былъ повшенъ. Вообще казней было не мало. Впрочемъ, не однми казнями обуздывали голодныхъ. Король старался развлечь ихъ шутовскими представленіями: одинъ изъ шутовъ, изъ старыхъ канониковъ, былъ наряженъ въ священническія одежды и говорилъ въ собор шутовскую проповдь, причемъ пли Gaudeamus. Проповдники съ своей стороны призывали народъ къ посту, увщевали не служить мамон {Hase, 124.}. Надежда на спасеніе основывалась только на прибытіи иноземцевъ. Во вс стороны были разосланы гонцы и союзъ перекрещенцевъ распространился черезъ Безель, Девентеръ, Амстердамъ, Голландію, Брабантъ до Страсбурга. Они распространяли книги въ окрестностяхъ Мюнстера, чтобы возбудить простой народъ къ возстанію. Этотъ народъ и нердко ландскнехты шли въ Мюнстеръ. Каждый день осажденные ожидали провіанта изъ отдаленныхъ мстностей, и еслибъ онъ пришелъ къ Мюнстеру, тогда они захватили-бы его, сдлавъ для этого вылазку. Усилія не остались безъ извстныхъ послдствій. Повсюду въ городахъ происходили возмущенія и за ними слдовали казни. Такъ, на Рождество — въ Девентр, въ январ 1535 г.— въ западной Фрисландіи, одновременно — въ Лейден, Амстердам и Безел. Въ Лейден, гд перекрещенцы пытались сжечь городъ, 15 человкъ казнено, кром того 5 женщинъ и между ними первая жена Іоанна Бокеля были утоплены.

Въ конц марта 300 перекрещенцевъ захватили Альтмюнстерскіи монастырь на Шнек и назначили его сборнымъ мстомъ для остальныхъ, но намстникъ Шенкъ осадилъ монастырь и посл отчаяннаго сопротивленія взялъ его штурмомъ 7 апрля. Противъ перекрещенцевъ, находившихся въ Безел, отправился герцогъ фонъ-Юлихъ и приказалъ казнить шестерыхъ 13 апрля. Но никто не рисковалъ такъ, какъ Іоаннъ вамъ-Геель, посланный изъ Мюнстера въ Страсбургъ, онъ бжалъ при штурм Альтмюнстерскаго монастыря и удалился въ Амстердамъ къ тамошнимъ перекрещенцамъ. Отсюда онъ обратился къ Маріи, сестр императора, намстниц нидерландской. Онъ предлагалъ передать Мюнстеръ императору и для взятія его получилъ даже позволеніе вербовать войска. Этимъ онъ воспользовался для того, чтобы произвести переворотъ въ Амстердам. Въ ночь на 13 мая начался штурмъ и посл долгой и упорной битвы, въ которой палъ Іоаннъ вамъ-Геель, возставшіе были побждены. Пойманныхъ казнили {Hast, 370.}. Въ Мюнстер-же все росло неудовольствіе вслдствіе голода. Теперь роптали на королевскую пышность, на число его женъ, къ числу недовольныхъ принадлежали т, которые всегда чувствовали раскаяніе въ томъ, что принимали участіе въ заблужденіяхъ и опасныхъ дйствіяхъ Іоанна. Но отъ короля не ускользали эти обстоятельства, онъ надялся продлить свое господство рядомъ новыхъ законовъ и, вмст съ тмъ, смягчить эти законы, сдлавъ уступки неединомышленникамъ для привлеченія ихъ на свою сторону. ‘Во второй день января 1535 года посл P. X.’ онъ издалъ распоряженіе изъ 27 статей, гд онъ объявляетъ, что завщанное Христомъ государство чистоты и святости заключается именно въ немъ, и что онъ сидитъ на трон Давида. Въ этомъ царств онъ отказывалъ въ убжищ всмъ язычникамъ, желающимъ искать защиту въ обществ Христовомъ Мюнстера для избжанія кары за совершенное преступленіе. Король, его судьи и вс его чиновники, говорилось дале, исполняютъ свою обязанность, не давая никому преимущества, по слову Божію и милосердію Его, всякое пристрастіе служебныхъ, лицъ и противозаконія изслдуются самимъ королемъ или намстникомъ и строго наказываются. Священное писаніе никто не сметъ толковать произвольно,— оно должно толковаться буквально по требованію времени, пророкъ, проповдующій несогласно со словомъ Божіимъ, долженъ быть удаленъ отъ народа и умерщвленъ. Пьянство и корыстолюбіе наказываются, какъ источники развращающихъ пороковъ. Принужденіе къ браку запрещается, запрещеніе особенно касалось тхъ, которые были поражены отвратительными болзнями. Женщины безъ постоянныхъ мужей получаютъ благонамренныхъ опекуновъ. Предательство наказывается соразмрно преступленію. Тотъ, кому порученъ постъ для охраны города отъ непріятеля, не сметъ отлучаться безъ позволенія начальника. Пріобртенная добыча должна доставляться начальству, и что доставившій ее получитъ изъ этой добычи обратно, тмъ онъ можетъ безпрепятственно пользоваться. Цль этихъ предписаніи и дополненій къ прежнимъ постановленіямъ, несмотря на все это, не была достигнута вслдствіе усиливавшагося недостатка въ състныхъ припасахъ и неудовольствія раскаявшихся, такъ что ропотъ послднихъ перешелъ затмъ въ заговоръ противъ короля. Для предупрежденія возмущенія онъ общалъ народу, согласно божественному откровенію, къ Пасх освободить городъ отъ осады. Одновременно онъ назначилъ изъ своихъ врнйшихъ и преданнйшихъ приверженцевъ двнадцать герцоговъ и поручилъ имъ надзоръ за отдльными частями города. Каждому изъ этихъ господъ было дано по три совтника и 24 драбанта. Чтобы тмъ врне привязать къ себ этихъ шпіоновъ, король общалъ по освобожденіи города дать имъ значительныя помстья въ Германіи и Нидерландахъ. Впрочемъ, вс земли онъ уже заране раздлилъ между своими, только Гессенъ онъ хотлъ пощадить, такъ какъ онъ все еще думалъ привлечь на свою сторону ландграфа гессенскаго Филиппа. Народъ долженъ былъ уже употреблять, какъ мы сказали, конину. Когда же не оказалось ни конины, ни хлба, то охотились за собаками, кошками, крысами, мышами и всякою другою тварью, ли всякую траву, дерево, подметки, бумагу, кожу, сушеный навозъ и т, п. Дло, наконецъ, дошло до того, что пожирали свжіе трупы, убивали дтей и чего нельзя было тотчасъ употребить въ пищу, то солили или приготовляли изъ этого колбасу. Это было найдено при взятіи города. Нужда породила страшныя болзни. Ежедневно ловили много несчастныхъ, желавшихъ убжать изъ города, и кому удавалось это, тотъ находилъ смерть подъ выстрлами изъ блокгаузовъ. При такихъ обстоятельствахъ наступила Пасха 28 марта 1535 г., а общанное избавленіе отъ печалей не исполнилось вслдствіе неудачъ перекрещенцевъ въ нижнемъ Рейн и въ Нидерландахъ. Іоаннъ, которому плачъ и стонъ голодающихъ напоминаетъ объ общаніи, съумлъ удачно вывернуться: въ продолженіи шести дней онъ избгалъ народа, сказавшись больнымъ, а затмъ явился веселымъ передъ народомъ: онъ сидлъ на слпомъ осл и принялъ на себя грхи всей общины, которые сдлали его слабымъ и согбеннымъ, и такъ, теперь народъ, благодаря этому, былъ свободенъ отъ всякихъ грховъ, что собственно и есть общанное избавленіе отъ всякихъ нуждъ. Это внутреннее избавленіе должно предшествовать вншней свобод, которая, наврное, также наступитъ, ибо Богъ хотлъ сначала испытать твердость своего избраннаго народа. Кто, однако, не хочетъ перенести этого испытанія, тому дается позволеніе оставить городъ, и если даже вс его покинутъ, то онъ, король, одинъ при помощи ангеловъ будетъ защищаться противъ врага. Только благодаря тому, что нетвердо пребывавшимъ въ вр онъ позволилъ выйти изъ города, внутреннее междоусобіе было предупреждено. Боле 900 человкъ еще въ апрл оставили городъ бдствій. Мужчины были истреблены войскомъ осаждавшихъ, старцы, женщины и дти были прогнаны силою назадъ къ городу по полю, разстилавшемуся между городомъ и лагеремъ. Но несчастные не хотли вернуться въ городъ и поэтому въ теченіе четырехъ недль бродили, подобно скотин, между городомъ и непріятельскимъ лагеремъ, подобно скоту питаясь разными травами. 28 мая, посл долгихъ и ужасныхъ страданій, когда напрасно плачущій ребенокъ припадалъ къ материнской груди, надъ несчастными сжалился епископъ, невинныхъ онъ приказалъ взять въ плнъ, виновныхъ — казнить. Хорошо состраданіе! Между тмъ, король пытался силою подавить начинающееся разложеніе во внутреннихъ длахъ. Многіе пали за свои попытки. Такъ Николай Нортгорнъ хотлъ бжать изъ города и написалъ объ этомъ епископу, прося себ охраны, вроятно, за предательскія сообщенія. Письмо попалось Іоанну, и Нортгорна схватили и привели въ королю, любившему рубить головы собственноручно. Пойманный, видя неминуемую смерть, крикнулъ: ‘Проклятый злодй, кто тебя выбиралъ въ короли? Самъ дьяволъ! За мою кровь и за кровь другихъ ты дашь отчетъ за страшномъ суд’. Іоаннъ насмшливо улыбнулся. ‘Можешь ждать этого суда, а покуда я буду твоимъ судьею’ {Hase, 125.}. Казнили и женщинъ. Ихъ особенно много погубилъ Іоаннъ. Между ними казнилъ онъ и королеву Елизавету Вангееръ, когда-то хвалившуюся, что ее не покоритъ никакой мужчина. Король былъ ея третьимъ мужемъ. Она поплатилась жизнью за сомнніе въ высокомъ положеніи короля и за просьбу, вынужденную общимъ бдствіемъ о томъ, чтобъ ей позволено было оставить городъ. При всемъ народ и ея сожительницахъ король обезглавилъ ее на площади, попралъ ногами ея трупъ и сказалъ: ‘Она была развратница и во всякое время готова была къ возмущенію. Поэтому мн повеллъ небесный Отецъ лишить ее жизни’. ‘Слава въ вышнихъ Богу’,— запли королевскія жены, а король танцовалъ, Въ этомъ отношеніи онъ не уступалъ ни Генриху VIII, ни Іоанну IV. Это происходило въ такое время, когда отъ чрезмрнаго голода матери подали своихъ дтей. И, все-таки, къ такому времени относится посланный 2 іюня врагамъ дерзкій отвтъ на требованіе сдачи города. И, все-таки, на послднее требованіе враговъ 22 іюня осажденные дали устный отвтъ, что они не сдадутъ города, прежде чмъ не получатъ небесное откровеніе. Любопытенъ тонъ отвта отъ 2 іюня. Князь-епископъ писалъ, что онъ казнитъ высланныхъ изъ города, если городъ не сдастся. На это отвтили ‘назначенные регенты и граждане города’ безъ обозначенія именъ, по съ обычною городской печатью: ‘Мы вамъ таковыхъ не посылали, кто добровольно хочетъ бжать отъ насъ, тмъ мы не мшаемъ, хотя мы знаемъ, что они не сдлаютъ намъ ничего хорошаго, а, напротивъ, будутъ усердно помогать вамъ во всякомъ зл. Длайте съ ними, что хотите, мы никому не отказываемъ, кто приходитъ къ намъ, какъ другъ, и не мшаемъ точно также никому, кто хочетъ уйти отъ насъ, разв только если онъ взятъ нами въ плнъ, какъ врагъ. И если мы не удостоимся справедливаго вниманія и если Богу угодно, чтобы мы также были раздавлены подъ ногами зврей (сравненіе со сновидніемъ у Даніила 7, 7), то мы со всею святостью покоримся, пока маленькій камень не разобьетъ ногъ статуи (Даніилъ 2, 34) и не передастъ царства своему народу. Это мы хотли вамъ возразить и, вдобавокъ, просить васъ, чтобы вы разъ навсегда этимъ довольствовались?. Упорство осаждаемыхъ было поразительно, но, можетъ быть, еще поразительне было безсиліе осаждавшихъ.

Вчно несогласные между собою нмецкіе князья и властители поняли, наконецъ, что имъ угрожаетъ не шуточная опасность, что дло касается не одного Мюнстера. Но чтобы понять это, для нихъ потребовались цлые мсяцы, прошедшіе въ постыдномъ бездйствіи. Они не только давали мюнстерцамъ возможность укрпляться, переманивать къ себ ландскнехтовъ, разсылать гонцовъ и посольства, но довели дло до того, что возстанія стали вспыхивать повсюду. Только 13 декабря 1534 года на собравшемся въ Кобленц ‘крейстаг’ князю-епископу была общана ежемсячная субсидія въ 15,000 рейнскихъ флориновъ въ продолженіе полугода. Собраніе послало письмо осажденнымъ въ Мюнстеръ, требуя сдачи города съ угрозой, что если городъ будетъ медлить, то король и государство поступятъ съ нимъ, какъ съ враждебнымъ городомъ. Посылать угрожающія письма въ Мюнстеръ, въ сущности, значило сознаваться въ своемъ безсиліи и вызывать новыя глумленія осажденныхъ надъ княземъ-епископомъ, имвшимъ мало силъ и боявшимся за извстную часть этихъ силъ. Затмъ на крейстаг было также постановлено относительно способа осады и поручено пригласить князя-епископа на имющій собраться въ Вормс въ апрл слдующаго года сеймъ. Иначе говоря, князь-епископъ обрекался на нсколько мсяцевъ бездйствія. Въ эти мсяцы могло произойти не мало случайностей, такъ какъ Мюнстеръ пускалъ въ ходъ вс средства пропаганды. Іоаннъ Лейденскій писалъ даже къ Филиппу Гессенскому: ‘Нашему любезному, достоуважаемому ландграфу и пр. Несомннно, ты знаешь, что Христосъ и пророки говорили о св. писаніи, что въ немъ нтъ излишней даже маленькой буквы. Теперь, Петръ говоритъ, что во время зарожденія, а оно началось съ того времени, какъ свтомъ Евангелія открылось вавилонское плненіе, исполнится то, о чемъ Богъ возвстилъ устами своихъ пророковъ. Поэтому раскрой писанія пророковъ и ищи того, что содержатъ они о вавилонскомъ плненіи, о конц этого міра, равно какъ и Христосъ, писанія апостольскія и откровеніе Іоанна, какое возмездіе получитъ вавилонская блудница и приверженцы ея, и, напротивъ, къ какому царству или къ какому господству будетъ возвышенъ народъ Божій, который соберется отъ всхъ концовъ земли. Если ты хорошенько сообразишь все это, обстоятельно вглядишься въ писаніе, какъ говоритъ апостолъ Павелъ Тимоею, и уразумешь истинный смыслъ его, то ты легко поймешь, самовольно-ли мы избрали своего короля, или по указанію Промысла’. Къ этому письму онъ приложилъ другое — о возрожденіи (т. е. обновленіи міра. Мат. 19, Дян. Ап. 3, 2 Петр. 3). На Филиппа Гессенскаго въ Мюнстер возлагали особенныя надежды. Ожидаемый сеймъ въ Вормс состоялся 4-го апрля. Посл горячихъ дебатовъ для продолженія мюнстерской войны было ассигновано 100,000 золотыхъ гульденовъ, на пять мсяцевъ, въ два срока. Относительно дальнйшихъ мропріятій противъ перекрещенцевъ, будетъ или не будетъ взятъ городъ, долженъ былъ ршить другой рейхстагъ 13 іюля въ Вормс же. Но городъ былъ взятъ ране. Требованія сдаться, посланныя главнокомандующимъ, графомъ Вейрихъ фонъ-Даунъ, который былъ назначенъ на этотъ постъ на кобленцскомъ совщаніи, какъ мы знаемъ, не повели и къ чему {Ibid., 394.}. Войско, не привыкшее къ бездйственной осад, готово было разбжаться.

Вы можетъ, еще долго пришлось бы осаждать городъ, если бы не случайность, ршившая дло. Ночью, въ воскресенье посл Духова дня, 24 мая, изъ города бжали четыре ландскнехта и мюнстерскій бюргеръ Гейнрихъ Гресбекъ, описавшій потомъ возстаніе. Онъ и одинъ изъ ландскнехтовъ были пойманы. Гресбекъ былъ помилованъ и сообщилъ врагамъ, что городъ легко взять, проникнувъ черезъ Крестовыя ворота. Приведенный въ военный совтъ, онъ набросалъ планъ города и указалъ, гд можно безопасно перейти черезъ валы. Чтобъ убдиться въ истин его словъ, его заставили черезъ нсколько дней перелзть въ городъ. Опытъ удался. Явился и другой предатель: бжавшій ландскнехтъ Гансъ Экъ фонъ-Лангенштратенъ. Въ начал осады онъ былъ танцмейстеромъ у князя-епископа, потомъ онъ бжалъ въ Мюнстеръ, затмъ снова составилъ планъ войти въ милость прежняго господина, предать мюнстерцевъ {Keller, 283.}. Онъ заявилъ, что ему нужно триста человкъ, чтобы взять городъ, гд люди истощены и обезсилены. Князь-епископъ далъ ему и Гресбеку четыреста человкъ подъ предводительствомъ Вилькенъ-Штединка. Это происходило вечеромъ въ Ивановъ день. Надъ Мюнстеромъ разыгралась страшная гроза. Подъ раскаты грома и шума проливнаго дождя Штединкъ незамтно подступилъ къ городу, къ Крестовымъ воротамъ. Миновавъ городскіе рвы, подступающіе поднялись на высоту окоповъ, выше вншнихъ воротъ, и изрубили уснувшую стражу. Одинъ изъ дежурныхъ случайно произнесъ пароль ‘земля’, это дало возможность заставить открыть входы и опустить мосты. Тогда Лангенгатратенъ и Гресбекъ провели войско по Крестовой улиц, перешли мостъ, подошли къ собору. Только тутъ раздался барабанный бой и началась свалка. Проснувшіеся перекрещенцы опрокинулись всей силой на солдатъ. Послднимъ пришлось отступить къ часовн Маргариты. Отрзанные отъ отступленія, они чуть не растерялись отъ суматохи. Но Штединкъ нашелъ путь черезъ сосднія жилища канониковъ. Половину отряда онъ повелъ въ тылъ перекрещенцамъ, послдніе думали, что непріятель получилъ подкрпленіе, и потому отступили къ площади, епископскія войска слдовали за ними. Дворъ канониковъ былъ усянъ трупами. Между тмъ, перекрещенцы снова затворили т ворота, которыми вошло епископское войско, и на валъ отправились посланные Книппердолинкомъ женщины, гд он ругались надъ осаждавшими, похваляясь побдой. Въ лагер произошелъ ужасъ, всякую минуту тамъ ожидали знака къ отступленію отъ города. Трусость епископскихъ войскъ, утомленныхъ осадой, и неудачами, была поразительна. Отрядъ Штединка былъ предоставленъ самому себ и въ безвыходномъ положеніи обнаружилъ такую храбрость, что въ 2 часа ночи король сдлалъ страшную ошибку, пославъ уполномоченныхъ къ Штединку съ просьбою о короткомъ перемиріи и словесныхъ переговорахъ. Согласіе было дано. Король великодушно общалъ солдатамъ помилованіе, если они передадутся ему. Когда они на это не согласились, тогда онъ позволилъ имъ свободное отступленіе безъ оружія и воинскихъ почестей. Во время переговоровъ солдаты воспользовались обстоятельствами и съ разсвтомъ тайно отправили прапорщика фонъ-Твикеля на валъ съ тремя другими. Они поставили тамъ свое знамя и, такимъ образомъ, равно и другими знаками, призывали своихъ, все еще медлившихъ въ лагер. Теперь, въ ожиданіи скораго подкрпленія, Штединкъ опять началъ сражаться, перекрещенцы отчаянно защищались. Когда-же отовсюду солдаты вступили въ городъ, утомленный отрядъ Штединка получилъ подкрпленіе. Началась страшная рзня. Многіе перекрещенцы находятъ свою смерть въ бою, другіе укрываются въ погребахъ, въ отдльныхъ монастыряхъ и другихъ потаенныхъ мстахъ. Только 200 человкъ держатся еще въ редутахъ на площади и отважно отбиваютъ приступы, убиваютъ многихъ солдатъ. Но и они, наконецъ, сдались. Военный совтъ предложилъ имъ сдаться, предоставивъ имъ безопасный выходъ изъ города. Они, наконецъ, положили оружіе. Это были настоящіе герои и, къ счастью, именно имъ, казалось, не суждено было испытать позора цпей, тюремъ, казней. Но не такъ случилось на дл со многими изъ нихъ. Въ 6 часовъ утра возвстили о побд князю-епископу, находившемуся въ Вольбек. Солдаты принялись тотчасъ-же обыскивать вс дома и уголки города и избили многихъ, укрывавшихся тамъ, перекрещенцевъ. Началась страшная расправа со стороны людей, явившихся, въ сущности, неожиданно въ роли побдителей, еще наканун готовыхъ отступить и потомъ оставить на жертву своихъ лучшихъ смльчаковъ, вошедшихъ въ городъ. ‘Ярость ландскнехтовъ,— говоритъ Келлеръ,— не знала границъ, и въ дикомъ гнв они уничтожали все, что могли. Они не отличали тхъ, кому только что былъ общанъ безопасный выходъ отъ тхъ, которые прятались гд попало. Ворвавшись въ ратушу, ландскнехты выбрасывали людей изъ оконъ на улицу, гд копья другихъ ландскнехтовъ уже сторожили несчастныхъ. Офицеры дали полную свободу кровожадности ландскнехтовъ, и въ домахъ, и на улицахъ было страшное кровопролитіе. Едва успла прекратиться эта рзня, какъ настали казни многочисленныхъ плнныхъ. Въ первыя недли посл штурма городъ представлялъ обширное поле, усянное трупами: не доставало рукъ, чтобы зарывать тла {Keller, 286 и 287.}. Расправы того времени извстны: смертныя казни безъ пощады, безъ счету. Въ теченіе первыхъ восьми дней ежедневно казнили перекрещенцевъ, или голодомъ вынужденныхъ покинуть мста своего убжища, или-же найденныхъ солдатами. Король, Іоаннъ Лейденскій, видя несчастный исходъ борьбы, бжалъ къ Эгидіевымъ воротамъ, вроятно, съ цлью скрыться оттуда при благопріятныхъ обстоятельствахъ. Но, благодаря измн одного мальчика, онъ попался въ руки непріятелей. Когда солдаты хотли схватить его, онъ закричалъ: ‘Не осмливайтесь прикасаться къ помазаннику Божію, къ Божьему пророку, королю Сіона. Если вы сдлаете это, то падете въ преисподнюю’. Но солдаты, не обративъ вниманія на эти слова, напали на него и насмхались надъ нимъ: ‘Если ты въ силахъ, соломенный король, то вырвись изъ нашихъ рукъ’. Они сорвали съ его шеи массивную золотую цпь и, связаннаго, повели въ его домъ. Черезъ три дня посл взятія города нашли и Книппердолинка, скрывавшагося у Екатерины Гоббельсъ, у Новыхъ воротъ, на Нейбрюккенской улиц. Его предала эта женщина, такъ какъ его голова была оцнена. Для поимки его было послано пятьдесятъ человкъ. Отыскали въ Эгидіевомъ монастыр и Бернарда Крехтинга. Попались въ руки епископскихъ солдатъ Дивара и другія жены важныхъ лицъ. Женщинъ казнили быстро. Не то ждало Іоанна Лейденскаго, Книппердолинка и Крехтинга. Для нихъ сдлали желзные ошейники и прикрпили ихъ къ лошадямъ ландскнехтовъ. Такъ повели ихъ въ Ибургъ, гд была надежная тюрьма. Отсюда князь-епископъ вызвалъ къ себ Іоанна Лейденскаго въ Дюльменъ для объясненій. Съ ненавистью и презрніемъ епископъ спросилъ его: ‘Злодй, какъ погубилъ ты меня и мою землю?’ Іоаннъ съ обычнымъ высокомріемъ и достоинствомъ отвтилъ: ‘Попъ, это ложь!’ Епископъ приказалъ поскорй удалить его отъ себя {Ibid., 228.}. Вообще, Іоаннъ, какъ видно, держался все время твердо. На вопросъ: ‘По какому праву онъ простеръ такую власть на городъ и его жителей?’ — онъ возразилъ: ‘Кто-же далъ право и силу епископу надъ Мюнстеромъ?’ Когда ему отвтили, что епископъ получилъ это право по свободному выбору соборнаго капитула и затмъ былъ утвержденъ въ этомъ сан папой и королемъ, то Іоаннъ сказалъ: ‘А я призванъ къ владычеству Богомъ черезъ его пророковъ’. ‘Самые лучшіе источники,— говоритъ Резе,— подтверждаютъ, что князь-епископъ веллъ посадить своего высокомрнаго соперника въ желзную клтку и возилъ его долгое время на потху князьямъ и городамъ’. Въ Билефельд видли его герцогъ Іоаннъ фонъ-Клеве-Юлихъ и его придворные. Іоаннъ Лейденскій былъ поставленъ передъ ними на открытомъ мст. Иногда надъ нимъ пробовали нагло подшучивать, пробуждая его страстность. Но Іоаннъ Лейденскій отъ такого позора, не упалъ духомъ,— напротивъ, онъ рзко отпарировалъ насмшки народа. Сколько бы ни было тутъ выдумокъ и прибавленій, характерно то, что вс эти разсказы подтверждаютъ твердость и мужество юнаго пророка. Ландграфъ Филиппъ Гессенскій одинъ стоялъ за Іоанна Лейденскаго въ вопрос о его казни. Для близкаго ознакомленія съ ученіемъ Іоанна Лейденскаго въ январ 1536 года ландграфъ Филиппъ, съ согласія мюнстерскаго епископа, призвалъ къ тремъ узникамъ ученыхъ теологовъ. Окруженные епископскими канониками, богословы повели бесду съ королемъ, приведеннымъ изъ его сырой темницы. Проповдники дружески его привтствовали и пригласили его ссть рядомъ съ собою у камина. Затмъ они начали съ нимъ говорить о тысячелтнемъ земномъ Христовомъ царств и тотчасъ же коснулись мюнстерскаго царства, причемъ спросили его, по какому именно откровенію онъ посаженъ на королевскій тронъ? Іоаннъ безъ всякаго смущенія отвтилъ: ‘Откровеній по этому поводу мн вовсе не было, но мн пришло въ голову, что въ Мюнстер именно долженъ быть избранъ король, и что я для этого назначенъ. Это меня безпокоило и я просилъ Бога возвести меня въ этотъ санъ, если же нтъ, то пусть Онъ призоветъ меня къ этому черезъ праведнаго пророка. Четырнадцать дней спустя, выступилъ пророкъ Дузентшуръ и, увряя меня, что это длается по вол Божіей, призналъ меня королемъ, съ чмъ были вс согласны’. На вопросъ: какъ онъ могъ поврить такому пророку?— онъ отвтилъ: ‘Къ своимъ предположеніямъ я во всякомъ случа относился съ недовріемъ, но зову пророка я врилъ безъ всякихъ чудесныхъ знаменій, такъ какъ писаніе запрещаетъ требовать этого, если онъ меня обманулъ, то пусть за это отвчаетъ’. Къ этому пункту онъ прибавилъ, что не его и его приближенныхъ намреніемъ было посл одержанной побды надъ осаждающимъ войскомъ уничтожить все, что не принадлежало къ перекрещенству, но что мечъ былъ направленъ противъ осаждающихъ только для того, чтобы добыть отъ сосдей провіантъ: его пришлось брать силой. Точно также онъ остался вренъ своимъ основамъ при указаніи ему на статью о власти, при этомъ онъ опирался на изреченіе апостола Петра: Бога слдуетъ больше слушаться, чмъ людей, поэтому онъ бралъ подъ защиту вс несправедливости, которыя испытали прежнія власти изъ-за перекрещенцевъ. Гораздо уступчиве оказался онъ въ ученіи объ исправленіи, хотя здсь былъ выставленъ противниками суровый взглядъ Лютера, который Іоанну Лейденскому былъ ненавистне папы. Напротивъ, онъ остался непоколебима въ убжденіи о крещеніи. Когда коснулись вопроса о вочеловченіи Христа, богословы вышли изъ себя и назвали Іоанна Лейденскаго ослиной головой. Въ бесд о брак онъ упорно признавалъ многоженство и, въ конц-концовъ обнаружилъ свое упорство словами, что ‘гораздо лучше имть много женъ, чмъ много непотребныхъ женщинъ’. Отъ Іоанна священники отправились въ тюрьму Книппердолинка и Крехтинга. Но здсь они не встртили ни того краснорчія, ни того знанія Библіи, ни той ловкости, и того ума, что у Іоанна Лейденскаго. Плнники совсмъ присмирли, говорить они не могли отъ безпокойства, а потому давали свои показанія письменно. Отсюда Николай фонъ-Мюнхгаузенъ привелъ пророковъ въ Бевергернъ, гд съ нетерпніемъ ждалъ ихъ падшій король, и обратился къ нимъ съ горячею рчью, изъ которой они поняли, что онъ отказался отъ своихъ убжденій: мюнстерское государство ни въ какомъ случа не есть тысячелтнее царство Христово, но только суетно-мертвый образъ его, что хотя онъ съ Ротманомъ и врилъ, что оно продлится до пришествія Христа, однако, теперь онъ долженъ сознаться въ своемъ заблужденіи, точно также и занятіе имъ трона произошло не по его своеволію и охот, а по велнію Дузентшура. Интересно, что онъ, отказываясь теперь отъ многихъ своихъ взглядовъ посл бесды съ богословами, сказалъ, что онъ готовъ просить на колнахъ о помилованіи, чтобы вмст съ Мельхіоромъ Гофманомъ склонить къ повиновенію перекрещенцевъ въ Нидерландахъ и въ Англіи: пусть они крестятъ своихъ дтей, пока не ршится этотъ религіозный вопросъ. По окончаніи переговоровъ 12 января 1536 года, трое преступниковъ были отправлены для казни въ Мюнстеръ, гд, кром князя-епископа Франца, свидтелями этого были приглашенные послы курфюрста кельнскаго и герцога фонъ-Клеве-Юлихъ. За день до своей казни Іоаннъ Лейденскій просилъ прислать ему священника, къ нему пришелъ духовникъ епископа, Іоаннъ фонъ-Зибергъ, который провелъ у него всю ночь, Іоаннъ Лейденскій сильно раскаявался и сознавался, что онъ десять разъ заслужилъ смерть. 22 января, въ восемь часовъ утра, были выведены изъ тюрьмы на эшафотъ король и его два товарища, посл того какъ вс городскія ворота были заперты. Эшафотъ стоялъ почти на томъ же самомъ мст, гд былъ воздвигнутъ тронъ Іоанна Лейденскаго. Какъ только приговоренные взошли на позорную площадку, они съ распростертыми руками пали ницъ и призывали на помощь небеснаго Отца, затмъ, поднявшись, окинули взоромъ зрителей, выслушали отъ судей смертный приговоръ, который гласилъ, что они перекрещены, бунтовщики, не повинуются власти. Они, однако, громко воскликнули: ‘Можетъ быть, мы сопротивлялись князю, но передъ Богомъ мы невинны’. Когда короля, надъ которымъ приговоръ долженъ былъ быть совершенъ раньше, привязали къ столбу, онъ склонилъ колна, сложилъ руки и сказалъ: ‘Отецъ, въ твои руки ‘я передаю свою душу’. Цлый часъ терзали его палачи накаленными щипцами и затмъ только они проткнули наваленнымъ копьемъ его горло и сердце, Онъ умеръ съ удивительною стойкостью. Точно также умерли Книппердоликъ и Крехтингъ, подвергшіеся тмъ же жестокимъ пыткамъ. Ихъ трупы были положены въ желзныя клтки и въ такомъ вид повшены на южной сторон башни Ламберта, король по середин и нсколько выше другихъ. ‘До нашихъ дней,— говоритъ Келлеръ,— висятъ эти желзные свидтели давно прошедшихъ дней и передаютъ въ теченіе трехъ съ половиной столтій тысячамъ поколній исторію этихъ страшныхъ событій’ {Ibid, 289.}. По смерти Іоанна появилась большая монета съ его бюстомъ въ королевскомъ наряд и такая же медаль величиною съ талеръ. О судьб Ротмана извстія противорчатъ другъ другу. Керзенбройкъ и другіе разсказываютъ, будто еще въ самомъ начал боя онъ замшался въ ряды сражавшихся и палъ со многими другими. Ламбертъ Гортензіусъ, совтникъ герцога ІОлиха, находившійся при епископскомъ войск, говоритъ, что трупа Ротмана не было найдено. По другому извстію, Ротманъ бжалъ и потомъ много лтъ жилъ у одного фрисландскаго дворянина. Это извстіе основывается на двухъ сохранившихся письмахъ любекскаго совта къ мюнстерскому городскому совту отъ 8 іюля и 13 декабря 1537 года. Въ первомъ изъ нихъ жители Любека изъявляютъ свою готовность слдить за Бернардомъ Ботманомъ, который, по показанію мюнстерцевъ, жилъ въ Ростов и сосднихъ городахъ, въ другомъ они сообщаютъ, что они устраивали поимку въ Висмар, предполагая, что нападутъ на Ботмана, на самомъ же дл это оказался невинный медикъ изъ Артема. Они требуютъ вознагражденія за расходы отъ мюнстерскаго городскаго совта въ размр 65 марокъ и 14 шиллинговъ. Этому мннію о бгств Ботмана,— говоритъ Келлеръ,— нельзя придавать никакого значенія {Ibid, 287.}. Во всякомъ случа, его конецъ,— говоритъ Газе,— окутанъ благотворною тьмой {Hase, 135.} и, прибавимъ отъ себя не сопровождался зврскими истязаніями и всенароднымъ позоромъ.

——

Посл этой кровавой расправы перекращенцы уже не могли явиться прежнею сектой: ихъ добивали гд только было возможно, они притихли, разсялись, скрывались отъ дальнйшихъ преслдованій и только постепенно изъ ихъ остатковъ образовалась чисто-религіозная секта менонитовъ, уже никогда не рисковавшая играть соціальной и политической роли. Воинствующіе перекрещенцы исчезли безслдно, не оставивъ по себ никакихъ видныхъ слдовъ, и память о ихъ дятельности заняла только страницы въ исторіи, говоря о томъ, что они не добились ничего. Тмъ не мене, это поучительныя страницы въ исторіи вообще и въ исторіи коммунизма въ особенности.

Исторія коммунизма — это исторія мирной проповди любви, братства и равенства,— проповди мечтателей, вс теоретическіе проекты коммунистовъ, начиная съ Государства Платона и кончая Икаріею Кабе, не подстрекаютъ къ насилію, по крайней мр, не возбуждаютъ страстей, являясь простыми философскими, иногда, надо признаться, очень скучными, трактатами, вс практическія попытки коммунистовъ, начиная съ ессеевъ и кончая какими-нибудь американскими перфекціонистами, полны самоотреченія, но никогда — насилія. Вообще, читая исторію этихъ попытокъ коммунистовъ, только удивляешься, на какія жертвы способенъ человкъ ради идеи, какую энергію онъ можетъ проявлять, достигая завтной цли: вс эти люди — ессеи, гармонисты, перфекціонисты, послдователи Фурье и Оуэна, икарійцы, инспараціонисты — настоящіе герои и подвижники, піонеры, взявшіеся доказать врность извстныхъ теоретическихъ взглядовъ. Какъ бы ни были ничтожны результаты ихъ усилій, скажемъ даже боле, какъ бы ни были несостоятельны ихъ усилія, все же эти люди заслуживаютъ полнйшей благодарности и уваженія. Они на свой собственный рискъ и счетъ длаютъ извстные соціальные опыты, не требуя ни у кого поддержки, не требуя ни у кого жертвъ. Такіе опыты уже потому нужны, что, не бросившись въ воду, нельзя научиться плавать, и тотъ, кто первый бросается въ воду, для наученія плаванію другихъ, рискуя потонуть за нихъ, совершаетъ извстный подвигъ. Среди этихъ-то по преимуществу мирныхъ людей такія кровавыя попытки, какъ попытка перекрещенцевъ или попытка бабефистовъ во время первой французской революціи, являются если не единственными, то единичными явленіями, и именно эти-то явленія мене всего оставили практическихъ результатовъ. Мирные коммунисты добивались хоть чего-нибудь на извстное время,— воинствующіе не добились ни до чего. Это былъ своего рода урокъ. Неудача перекрещенцевъ заключалась, конечно, не въ недостатк одаренныхъ людей, не въ недостатк энергіи. Передъ нами прошелъ здсь цлый рядъ самыхъ разнообразныхъ вожаковъ. Тутъ были и такія чистыя и одаренныя личности, какъ Мюнцеръ и Гансъ Денкъ, и такіе серьезные ученые, какъ Каржитадтъ и Гюбмейеръ, и такіе неудачные честолюбцы, какъ Гребель и Ротманъ, наконецъ, и такіе страстные фанатики, какъ Гофманъ, Матизенъ, Іоаннъ Бокель. А какой массы лицъ намъ еще не пришлось коснуться! Если-бы мы вздумали касаться всхъ вожаковъ анабаптизма, намъ не пришлось бы ограничиться этимъ небольшимъ очеркомъ, а пришлось бы написать цлый томъ. Энергія, съ которою дйствовали многіе изъ этихъ вожаковъ движенія, была тоже изумительна: достаточно вспомнить неустанную дятельность и нечеловческую выносливость Мюнцера, умнье Ганса Денка привлечь на свою сторону сердца и умы людей самыхъ разнообразныхъ классовъ общества, или неутомимыя путешествія Мельхіора Гофмана изъ Дерпта въ Виттенбергъ, отсюда въ Стокгольмъ, изъ Стокгольма въ Голландію, дале въ Страсбургъ, и все это безъ посторонней помощи, почти безъ хлба. Мы уже говорили, что сами враги анабаптистовъ завидовали этой неутомимой энергіи въ дл пропаганды. Но, вс эти люди, несмотря на всю свою энергію, погибли и должны были неизбжно погибнуть. Они стремились силою пересоздать моментально все общество, весь его строй, всхъ людей, въ своемъ прямолинейномъ радикализм они съ лихорадочною поспшностью шли отъ отрицанія къ отрицанію, въ неудержимой экзальтаціи, стирая съ земли вс существовавшія религіозныя традиціи, науку, искусство, правительство,— и ихъ горсть сразу очутилась лицомъ къ лицу съ цлымъ полчищемъ враговъ, изъ которыхъ каждый отстаивалъ что-нибудь дорогое для него. На ихъ жестокія крайности общество отвтило не мене жестокими крайностями: оно было сильне и побдило ихъ, не разбирая, кто изъ нихъ правъ, кто виноватъ, смшивая въ одну кучу и такихъ высоко-гуманныхъ мыслителей, какъ Гансъ Денкъ, и такихъ безумцевъ, какъ Іоаннъ Лейденскій.

Дорого обходятся человчеству подобные уроки, но, къ несчастно, оно вообще дорого платитъ за каждый свой шагъ впередъ, иногда даже за простую попытку сдлать этотъ шагъ прежде, чмъ настало для него время.

А. Михайловъ.

Революціонный анабаптизмъ.

ПРЕДИСЛОВІЕ.

Книги, на которыя есть указанія.

РЕВОЛЮЦІОННЫЙ АНАБАПТИЗМЪ.

I.

Читайте также: