Б. Я. Бухштаб
Некрасов в стихах ‘Нового поэта’
Ревность, Некрасов Николай Алексеевич, Год: 1845
Время на прочтение: 12 минут(ы)
Некрасовский сборник.
Издательство Академии Наук СССР, М.-Л., 1956
Широко известно, что пародии, фельетоны, очерки, обзоры, критические заметки, подписанные псевдонимом ‘Новый поэт’, принадлежат И. И. Панаеву. Новый поэт всегда безоговорочно отождествляется с Панаевым, без учета того факта, что под псевдонимом Нового поэта печатались и стихотворения Некрасова. На эти публикации смотрят едва ли не как на случайный результат недоразумения. Даже в специальной статье И. Г. Ямпольского ‘Литературная деятельность И. И. Панаева’ лишь в сноске упоминается о двух пародиях Нового поэта, принадлежащих Некрасову. ‘Возможно, — пишет И. Г. Ямпольский, — что со временем обнаружатся и еще какие-нибудь пародии Нового поэта, автором которых является не Панаев’. {В книге: И. И. Панаев. Литературные воспоминания. Л., 1950, стр. XXII.}
К. И. Чуковский во всех редактированных им собраниях сочинений Некрасова указывает, что стихотворения Некрасова ‘Они молчали оба’, ‘В один трактир они оба ходили прилежно…’ и ‘Мое разочарование’ долгое время приписывались И. И. Панаеву и печатались в пятом томе ‘Полного собрания сочинений’ Панаева, изданном в 1889 году. {Н. Н. Некрасов, Полное собрание стихотворений, т. I, изд. ‘Academia’. M.—Л., 1934, стр. 627, 638, 653, H. A. Hекрасов, Полное собрание сочинений и писем, т. I, Гослитиздат, М., 1948, стр. 585, 609 и другие издания.}
В 1889 году, когда вышел пятый том ‘Полного собрания сочинений’ И. И. Панаева, ни самого Панаева, ни Некрасова давно уже не было в живых. Поэтому комментарий К. И. Чуковского создает впечатление, что произошла путаница, нередкая в посмертных собраниях сочинений, где произведения одного автора по ошибке приписываются другому. Но комментатор умалчивает о том, что и ‘Мое разочарование’, и ‘Они молчали оба’ перешли в ‘Полное собрание сочинений’ Панаева из книги ‘Собрание стихотворений Нового поэта’, изданной в 1855 году, т. е. в ту пору, когда Панаев и Некрасов были оба живы и тесно связаны между собой как соиздатели ‘Современника’. Трудно себе представить, чтобы Панаев мог без разрешения Некрасова включить в собрание своих стихотворений стихи Некрасова. Если же это было сделано по взаимному согласию, — вопрос о псевдониме Нового поэта приобретает иной характер.
Умолчание о публикации некрасовских стихов в сборнике Нового поэта 1855 года тем более странно, что комментатор упоминает об этом сборнике в ином контексте, но в том же самом примечании к ‘Моему разочарованию’, в котором атрибуция стихотворения Панаеву возведена прямо к изданию 1889 года. {Н. А. Некрасов, Полное собрание стихотворений, т. I, стр. 653, H. A. Heкрасов, Полное собрание сочинений и писем, т. I, стр. 585.}
Нечетко говорится и о том, что ряд стихотворений Некрасова, не вошедших в ‘Собрание стихотворений Нового поэта’, был напечатан в ‘Современнике’ под маркой Нового поэта. В комментариях указывается, что то или другое произведение Некрасова появилось в фельетоне Нового поэта ‘без подписи’, ‘с предисловием Нового поэта’ и т. п. Значит ли это, что все эти произведения даны хотя и анонимно, но не от лица Нового поэта и лишь включены в его фельетон, или они прямо приписаны Новому поэту? Из комментариев установить это бывает трудно или совсем невозможно.
Поэтому следует рассмотреть с данной точки зрения все известные нам произведения Некрасова, опубликованные под псевдонимом Нового поэтам в составе произведений Нового поэта или вошедшие в ‘Собрание стихотворений Нового поэта’. Мы перечислим их в порядке хронологической последовательности публикаций.
1. В No 4 ‘Современника’ за 1847 год опубликовано семь стихотворений Нового поэта. Последнее из них — ‘В один трактир они оба ходили прилежно…’. Введено оно следующими словами:
‘Как-то я долго читал Гейне и вдруг написал престранную, пренепонятную для меня самого вещь… Вот она’. {‘Современник’, 1847, т. II, No 4, отд. IV, стр. 159.}
Таким образом, стихотворение безоговорочно приписано Новому поэту и на этом основании включено в посмертное собрание сочинений Панаева. Что оно некрасовское, стало известно из подписанного автографа, найденного в бумагах Н. П. Огарева и опубликованного в 1902 году.
2. В No 5 ‘Современника’ за 1851 год опубликована неподписанная рецензия на литературный сборник ‘Раут’, изданный Н. В. Сушковым. В эту рецензию включено большое стихотворение ‘Мое разочарование’, в качестве произведения Нового поэта, ‘вступившего в соперничество’ с Каролиной Павловой. С подзаголовком ‘поэма’ ‘Мое разочарование’ вошло в ‘Собрание стихотворений Нового поэта’ 1855 года. О том, что оно написано Некрасовым, стало известно в 1874 году, когда вышла последняя, шестая часть последнего прижизненного издания стихотворений Некрасова. В качестве ‘приложения’ к этой части Некрасов поместил двенадцать стихотворений под названием ‘Юмористические стихотворения разных годов’. В их число вошло и ‘Мое разочарование’.
3. В No 8 ‘Современника’ за 1851 год опубликована ‘Беседа журналиста с подписчиком’. Она вошла в состав ‘Заметок Нового поэта о русской журналистике’, ей предшествует следующая тирада:
‘Публика! журналы! журналисты! соперничество! подписчики! Взявшись писать о русской журналистике, в последнее время я так много думал обо всем этом, что в голове моей образовалась целая поэма, в которой должен отразиться характер современной нашей журналистики. Я дал моей поэме драматическую форму и теперь деятельно пишу ее. Вот первая ‘Беседа’ или первая часть моей драматической поэмы, надеюсь публика прочтет ее с любопытством и благодарностью: я думаю, еще ни один литератор так горячо не хлопотал об интересах публики, как хлопочу я в моей поэме. И дай бог, чтоб усилия мои принесли плод!’. {‘Современник’, 1851, т. XXVIII, No 8, отд. VI, стр. 10.}
Таким образом, и это произведение приписано перу Нового поэта. Как и ‘Мое разочарование’, оно включено Некрасовым в приложение к шестой части издания 1874 года (‘Юмористические стихотворения разных годов’), в сокращенном виде, под заглавием ‘Деловой разговор’.
4—6. В том же цикле ‘Заметки Нового поэта о русской журналистике’ в ‘Современнике’ 1851 года, No 11, помещены три стихотворения Некрасова: ‘Родился я в губернии’, ‘К ней’ и ‘Великий человек’. Они включены в довольно пространный рассказ о том, как к Новому поэту явился какой-то небритый господин в поношенном сюртуке, с умным, добрым и печальным лицом, и предложил ему купить несколько своих стихотворений, из которых Новый поэт усмотрел, что имеет дело с замечательным поэтом. Эти стихотворения Новый поэт и сообщает читателям. Перу Нового поэта они, таким образом, не приписываются.
Впоследствии Некрасов включил все три произведения в собрания своих стихотворений. ‘К ней’ было напечатано в ‘Стихотворениях’ Некрасова 1856 года под заглавием ‘Из Ларры’ (‘В неведомой глуши, в деревне полудикой…’), отрывок ‘Великий человек’ вошел в ‘Секрет’, также напечатанный в издании 1856 года, ‘Родился я в губернии’ под заглавием ‘Отрывок’ включено в упомянутое выше приложение к изданию 1874 года (‘Юмористические стихотворения разных годов’).
7. В фельетон ‘Литературный маскарад накануне Нового (1852) года (Заметки Нового поэта)’, напечатанный в январском номере ‘Современника’ 1852 года, включено стихотворение ‘Новый год’, вошедшее затем в ‘Стихотворения’ Некрасова 1856 года. Никакой оговорки о том, что стихотворение не принадлежит автору фельетона, в фельетоне нет. Оно введено следующими словами:
‘Затем Новый год начал раскланиваться публике. Все присутствующие приветствовали его восторженными рукоплесканиями и криками. Когда же эти крики смолкли, раздался невидимый хор:
Что новый год, то новых дум…’ и т. д.1
1 ‘Современник’, 1852, т. XXXI, No 1, отд. VI, стр. 172—173.
8. В январском номере ‘Современника’ 1855 года, в фельетоне Нового поэта вновь помещено новогоднее стихотворение ‘Пробил час!.. Не скажу, чтоб с охотой…’. Оно введено следующими словами:
‘Теперь я обращаюсь ко всем, даже к моим литературным противникам, с следующим искренним словом:
‘Произнесемте торжественно Pereat! всякой личной полемике в минуту нового года… Поднимемте наши бокалы за процветание русской литературы вообще и за процветание в ней честной, здравой и умной критики, в особенности! Вместе с этим новым годом
Да здравствует солнце! да здравствует разум! ..
‘Новый год перед вами и говорит вам:
Пробил час!.. Не скажу, чтоб с охотой…’ и т. д.1
1 ‘Современник’, 1855, т. XLIX, No 1, отд. V, стр. 66.
Это стихотворение Некрасов не включал в собрания своих стихов. Принадлежность его Некрасову установил К. И. Чуковский, обнаруживший карандашный набросок одной его строфы среди черновых набросков к ‘Саше’, на утраченном ныне листке, принадлежавшем А. Ф. Кони.
9. В ‘Собрание стихотворений Нового поэта’ (1855) включено стихотворение ‘Они молчали оба… Грустно, грустно…’. Стихотворение это извлечено из произведения под заглавием ‘Как опасно предаваться честолюбивым снам. Фарс совершенно неправдоподобный, в стихах, с примесью прозы. Соч. гг. Пружинина, Зубоскалова, Белопяткина и Ко‘. ‘Фарс’ этот был напечатан в изданном Некрасовым в 1846 году сборнике ‘Первое апреля. Комический иллюстрированный альманах, составленный из рассказов в стихах и прозе, достопримечательных писем, куплетов, пародий, анекдотов и пуфов’. Как установил К. И. Чуковский, ‘Как опасно предаваться честолюбивым снам’ написано Некрасовым, Григоровичем и Достоевским. Попытки разграничить авторство Григоровича и Достоевского в прозаических частях ‘фарса’ сделаны К. И. Чуковским {К. Чуковский. Неизвестное произведение Ф. М. Достоевского. ‘Жизнь искусства’, 1922, No 2, 10 января, стр. 5.} и мною, {Н. А. Некрасов, Полное собрание сочинений и писем, т. V, 1949, стр. 639.} в принадлежности же всей стиховой части Некрасову (псевдонимы которого — Пружинин и Белопяткин — даны в подзаголовке произведения) вряд ли могут быть какие-нибудь сомнения.
Итак, мы видим, что стихотворения Некрасова публиковались в качестве стихотворений Нового поэта (может быть, и специально писались для его фельетонов, как два новогодних стихотворения) и включались в ‘Собрание стихотворений Нового поэта’. При этом принадлежность Некрасову тех стихотворений Нового поэта, которые Некрасов не включил впоследствии в собрание своих стихотворений, обнаружена в значительной мере случайно: по автографам Некрасова, по наличию других публикаций под псевдонимами Некрасова и т. п. Из этого естественно сделать два вывода:
1) что Панаев и Некрасов рассматривали псевдоним ‘Новый поэт’ в какой-то степени как совместный, хотя Панаев всегда оставался распорядителем псевдонима, привлекавшим Некрасова к соавторству,
2) что вряд ли уже все произведения Некрасова выделены из наследия Нового поэта.
В частности, я хочу высказать предположение о принадлежности Некрасову еще одного стихотворения Нового поэта. Это стихотворение ‘Ревность’. Оно, как и ‘Они молчали оба… Грустно, грустно…’, первоначально было напечатано в альманахе ‘Первое апреля’ и затем вошло в ‘Собрание стихотворений Нового поэта’ 1855 года.
Из переписки, мемуаров и других материалов известно, что Некрасов привлек к участию в ‘Первом апреля’ Григоровича, Достоевского, Кульчицкого, есть сомнительное сведение, что одна эпиграмма, помещенная в ‘Первом апреля’, принадлежит Кронебергу. Но на то, чтобы в ‘Первом апреля’ принимал участие Панаев, никаких указаний нет. Такой близости, при которой Панаеву было бы естественно принимать участие в любом издании Некрасова, в ту пору еще не было, она возникла после решения совместно издавать журнал. Сам Панаев в ‘Литературных воспоминаниях’, говоря об издании Некрасовым ‘разных мелких литературных сборников, которые постоянно приносили ему небольшой барыш’, пренебрежительно упоминает и о данном ‘мелком издании’ и утверждает, что он ‘подшучивал над этим изданием’ в разговоре с Некрасовым. {И. И. Панаев. Литературные воспоминания, стр. 248—249.} Панаев не оговаривается, и по тону его трудно предположить, чтобы он сам был сотрудником этого издания.
Тон Панаева понятен. ‘Первое апреля’ было последним дешевеньким изданием Некрасова. Сомнительные анекдоты и остроты придавали ему вид несколько вульгарный. Характерно, что все произведения, вошедшие в этот альманах, напечатаны анонимно или под заведомыми комическими псевдонимами. В таком издании естественно было участвовать начинающим или бедным литераторам, но не богатому барину Панаеву, уже в течение десятилетия сотрудничавшему в лучших журналах и находившемуся в зените своей славы, автору ‘Актеона’, от которого в таком восторге были Огарев и Кольцов, который Герцен называл ‘шедевром’ и ‘мастерской повестью’, автору ‘Литературной тли’, которую Белинский считал лучшим современным сатирическим произведением, за исключением гоголевских. {О значении и положении Панаева как беллетриста 30—40-х годов см. в упомянутой вступительной статье И. Г. Ямпольского к ‘Литературным воспоминаниям’ И. И. Панаева, стр. XI—XIX.} Другое дело — участие в ‘Физиологии Петербурга’, в ‘Петербургском сборнике’. Эти издания Некрасова входили в ‘большую’ литературу.
Весьма вероятно, что стихотворная часть ‘Первого апреля’ вся заполнена одним Некрасовым, не имевшим необходимости привлекать в альманах других поэтов. Вспомним, что в этом карманном альманахе напечатаны (анонимно) некрасовские стихи ‘Перед дождем’, ‘И скучно, и грустно!’, ‘Ростовщик’, ‘Пощечина’, ‘Женщина, каких много’. Из всех стихотворений альманаха Некрасов счел ‘Ревность’ наиболее удачным, по крайней мере наиболее эффектным, так как именно этим стихотворением альманах открывается (после прозаического ‘Вступления’, написанного Григоровичем).
С этой оценкой согласился и Белинский. В рецензии на ‘Первое апреля’, шутливо причисляя ‘Ревность’ к ‘серьезным стихотворениям’, он заявил: ‘Лучшее из них называется ‘Ревность’. Выписываем его для восторга и удивления наших читателей’. Белинский приводит стихотворение целиком и в заключение пишет: ‘Прочтя это стихотворение, кто не согласится, что сам г. Бенедиктов едва ли в состоянии возвыситься до такой образности и силы в выражении неистово-клокочущей и бешено-раздирающей грудь страсти’. {В. Г. Белинский, Полное собрание сочинений, т. X, СПб., 1914, стр. 308, 309.}
Именно на предположении, что все — по крайней мере все сколько-нибудь значительные — стихи из ‘Первого апреля’ принадлежат Некрасову, основывается атрибуция Некрасову другого стихотворного выпада против романтизма в ‘Первом апреля’ — стихотворения ‘Женщина, каких много’, впоследствии не перепечатывавшегося. Без сомнения, и ‘Ревность’ давно вошла бы в собрания сочинений Некрасова, если бы она не была включена в ‘Собрание стихотворений Нового поэта’, только на этом основании она не приписывается Некрасову, хотя заведомо известно, что в ‘Собрание стихотворений Нового поэта’ входят стихи Некрасова, что единственная вещь, кроме ‘Ревности’, вошедшая туда из ‘Первого апреля’, несомненно, некрасовская, а между тем нет никаких данных и малоправдоподобно, чтобы в ‘Первом апреля’ участвовал Панаев.
Художественные качества, вообще говоря, шаткое основание для атрибуции, но в данном случае надо учесть, что речь идет о двух поэтах, несоизмеримых по художественному уровню. Правда, среди произведений Нового поэта есть и слабые вещи Некрасова (как ‘В один трактир они оба ходили прилежно…’), но с подлинными творческими достижениями Некрасова-пародиста Панаев никак не мог соревноваться. Хотя по своим установкам, по кругу объектов своих пародий Панаев близок Некрасову и является предшественником замечательных пародистов, создателей ‘Козьмы Пруткова’, {См. об этом в моей статье ‘Козьма Прутков’ в книге: Полное собрание сочинений Козьмы Пруткова. Изд. ‘Советский писатель’, Л., 1949, стр. XXXI—XXXII и в упоминавшейся статье И. Г. Ямпольского, стр. XXX.} тем не менее в пародиях самого Панаева мало остроты и соли, недаром они иногда и не воспринимаются как пародии, принимаются ‘всерьез’. На один такой случай (пародия на Каролину Павлову, принятая за стихи самой Павловой) указывает И. Г. Ямпольский, {В той же статье, стр. XXV.} на другой случай указал еще сам Новый поэт в предисловии к собранию своих стихотворений:
‘Эти пародии, печатавшиеся в периодических изданиях, были принимаемы впрочем некоторыми за серьезные произведения. На одну из таких пародий, начинающуюся стихом:
Густолиственных кленов аллея…
написана даже в Москве г. Дмитриевым прекрасная музыка…’.1
1 Собрание стихотворений Нового поэта. СПб., 1855, стр. IX. Отмечу, что этот романс до сих пор бытует в репертуаре наших радиопередач.
Панаев пародирует темы, часто ‘перепевает’ конкретные стихотворения, но не обладает даром показать в сатирическом виде творческий метод пародируемого автора, его манеру конструировать стихотворение, его лексику, интонации и даже его ритмику. Панаев — плохой версификатор. В его пародиях поражает несоблюдение строфики, внезапные, ничем не мотивированные смены и перебои ритмов, прямые неправильности в размерах (вроде семистопных ямбов и бесцезурных шестистопных, ср. стихотворение ‘Вчера, в пустом и длинном переулке…’), в чередовании рифм. Так, даже в стихотворениях, написанных александрийским стихом, требовавшим особой ритмической точности, безукоризненной ‘гармонии’, Новый поэт, как правило, сбивается в чередовании мужских и женских двустиший (‘Сельская тишина’, ‘Far-niente’, ‘Воспоминания детства’), в то время как пародируемые им авторы строго соблюдали эти правила.
В предисловии к ‘Собранию стихотворений’ Новый поэт уверяет, что ‘собрал все свои пародии… единственно для того, чтобы… подтвердить мысль…, что можно, не имея ни малейшего поэтического таланта, писать гладкие, звучные и громкие стихи…’ (стр. IX). Но на самом деле его пародии по большей части негладки и незвучны. Вероятно, это связано с тем, что Панаев был прозаиком, а не поэтом, в качестве же поэта выступал лишь как пародист.
На фоне пародий Нового поэта ‘Ревность’ резко выделяется блестящим умением схватывать слабые стороны пародируемого автора и давать в пародии сатирическую критику его творчества.
‘Ревность’, напечатанная в ‘Первом апреля’ под псевдонимом ‘Владимир Бурнооков’, является пародией на Владимира Бенедиктова и бьет по вычурности его поэзии, по гипертрофированной страстности и форсированному экстазу, по ложной сложности мысли и разветвленности фразы, по языку ‘исхищренному и кудреватому до неимоверности’, метафорам ‘неправдоподобно смелым и бесчисленным’. {Н. Г. Чернышевский. Собрание стихотворений В. Бенедиктова. Полное собрание сочинений, т. III, Гослитиздат, М., 1947, стр. 597.}
Приведем стихотворение, так как оно никогда не цитировалось в некрасовской литературе:
РЕВНОСТЬ
Есть мгновенья дум упорных,
Разрушительно-тлетворных,
Мрачных, буйных, адски-черных,
Сих — опасных как чума —
Расточительниц несчастья,
Вестниц зла, воровок счастья
И гасительниц ума!
Вот в неистовстве разбоя
В грудь вломились, яро воя —
Всё вверх дном! И целый ад
Там, где час тому назад
Ярким, радужным алмазом
Пламенел твой светоч — разум!
Где добро, любовь и мир
Пировали честный пир!
Ад сей… В ком из земнородных
От степей и нив бесплодных,
Сих отчаянных краев,
Полных хлада и снегов —
От Камчатки льдяно-реброй
До брегов отчизны доброй, —
В ком он бурно не кипел?
Кто его — страстей изъятый,
Бессердечием богатый —
Не восчествовать посмел?..
Ад сей… ревностью он кинут
В душу смертного. Раздвинут
Для него широкий путь
В человеческую грудь…
Он грядет с огнем и треском,
Он ласкательно язвит,
Всё иным кровавым блеском
Обольет — и превратит
Мир — в темницу, радость — в муку,
Счастье — в скорбь, веселье — в скуку,
Жизнь — в кладбище, слезы — в кровь,
В яд и ненависть — любовь!
Полон чувств огнепалящих,
Вопиющих и томящих,
Проживает человек
В страшный миг тот целый век!
Венчан тернием, не миртом
Молит смерти — смерть бы рай!
Но отчаяния спиртом
Налит череп через край…
Рай душе его смятенной —
Разрушать и проклинать,
И кинжалов всей вселенной
Мало ярость напитать!!
Л. Я. Гинзбург правильно отмечает в комментарии к стихотворению Бенедиктова ‘Тост’, что именно это стихотворение использовано в ‘Ревности’, автор которой ‘берет интонации и фразеологию ‘Тоста’, а тему подменяет любовной’. {В. Г. Бенедиктов. Стихотворения. Изд. ‘Советский писатель’, Л., 1939, стр. 315.} Действительно, тема и конкретный ход мыслей совсем иные, но тонко пародируются синтаксические обороты, интонации, лексический колорит, метафоры стихотворения Бенедиктова. Ср., например, интонации конца четвертого раздела стихотворения Некрасова со стихами из ‘Тоста’:
За присяжников искусства —
Вещих мучеников чувства,
Показавших на земле
Свет небес в юдольной мгле,
Бронзу в неге, мрамор в муках,
Ум в аккордах, сердце в звуках,
Бога в красках, мир в огне,
Жизнь и смерть — на полотне.
Конкретных словесных совпадений с ‘Тостом’ в ‘Ревности’ мало, и почти все они связаны с отзывом Белинского о ‘Тосте’, — отзывом, которым, надо думать, и порождена пародия.
Стихотворение Бенедиктова ‘Тост’ появилось в альманахе ‘Метеор’, изданном в 1845 году. В пятом номере ‘Отечественных записок’ 1845 года была напечатана рецензия Белинского на этот альманах, в основном посвященная ‘Тосту’. Очевидно, и ‘Ревность’ датируется 1845 годом, вспомним, что осенью 1845 года Некрасов уже интенсивно собирал материал для юмористического альманаха.
Выписывая из стихотворения Бенедиктова ‘лучшее’, Белинский цитирует строфу:
Жизнь — сияй! Твой светоч — разум.
Да не меркнет под тобой
Свет сей, вставленный алмазом
В перстень вечности самой!
и комментирует: ‘Удивительно! Разум сперва является светочем жизни, потом уходит под жизнь и наконец делается алмазом и попадает в перстень вечности! Какая глубокая мысль — ничего не поймешь в ней!’.
В ‘Ревности’:
…И целый ад
Там, где час тому назад
Ярким, радужным алмазом
Пламенел твой светоч — разум!
Далее Белинский приводит строфу:
Венчан лавром или миртом —
На подобие сих чаш
Буди налит череп наш
Соком дум и мысли спиртом!
и восклицает: ‘Браво, брависсимо! На подобие чаш налить черепа живых (физически) людей соком дум и спиртом мысли: какая счастливая, оригинальная мысль! Жаль только, что она будет в подрыв откупам и погребам’.
К этой метафоре Белинский возвращается несколько раз и заканчивает рецензию словами:
‘Жалеем, что не могли выписать этого дивного дифирамба вполне: в нем еще осталось столько соку дум и спирту мысли!.. Прав, тысячу раз прав г. Шевырев, доказавший, что до г. Бенедиктова в русской поэзии не было мысли, и что Державин, Крылов, Жуковский, Батюшков, Пушкин — поэты без мысли. Да, только с появления книжки стихотворений г. Бенедиктова русская поэзия преисполнилась не только мыслию, но и соком дум и спиртом мысли’. {В. Г. Белинский, Полное собрание сочинений, т. IX, СПб., 1910, стр. 356—353.}
В ‘Ревности’ метафора заострена, нелепость ее подчеркнута:
Но отчаяния спиртом
Налит череп через край…
Белинский подчеркивает у Бенедиктова слова ‘адски-черных’ (о глазах), ‘восчествовать’ (‘юных дев и добрых жен’), — они переходят в пародию. Кажется, кроме не отмеченной Белинским ‘Камчатки льдяно-реброй’, больше совпадений с ‘Тостом’ в ‘Ревности’ нет.
Далекая от пародийной манеры Нового поэта, ‘Ревность’ по смелости и свободе создания в духе пародируемого поэта, по остроте критики и мастерству имитации, по сознательности поставленной художественной задачи и точности исполнения напоминает пародию Некрасова на Языкова ‘Послание к другу (Из-за границы)’, того же 1845 года и так же тесно связанную и с общими оценками и с конкретными наблюдениями Белинского. {Анализ этой пародии см. в моей статье ‘Некрасов в борьбе со славянофильством. К истории стихотворения Некрасова ‘Послание к другу (Из-за границы)» (‘Доклады и сообщения Филологического института Ленинградского Государственного университета’, вып. 3, Л., 1951, стр. 55—69).}
Если правильно мое предположение об авторстве ‘Ревности’, это стихотворение лишний раз подтверждает, как тесно было связано — не только в общеидеологическом плане, но и в плане конкретной литературной работы — сатирическое творчество Некрасова с литературно-критической деятельностью Белинского.