Время на прочтение: 10 минут(ы)
Мольер. Полное собрание сочинений в одном томе. / Пер. с фр.— М.: ‘Издательство АЛЬФА-КНИГА’, 2009. (Полное собрание в одном томе).
Перевод В. Лихачева
Барбулье — муж Анжелики.
Доктор.
Анжелика — дочь Горжибюса.
Валер — возлюбленный Анжелики.
Като — горничная Анжелики.
Горжибюс — отец Анжелики.
Вильбрекен.
Лавалле.
Барбулье. Надо сознаться, что я несчастнейший в мире человек. У меня жена, от которой я на стену лезу: вместо того чтобы служить мне утехой и исполнять мои желания, она двадцать раз на день посылает меня к черту, вместо того чтобы сидеть дома, она, из любви к прогулкам и хорошему столу, неведомо где пропадает. Ах бедняга Барбулье, до чего ты жалок! Надо, однако, ее наказать. Убить, например… Плохая выдумка: самого повесят. В тюрьму запрятать… Выйдет оттуда шлюха со своим паспортом. Какого же черта сделать? Вот доктор идет — спрошу у него совета, как мне быть.
Барбулье. Я искал вас, чтобы попросить об одной важной для меня вещи.
Доктор. Видно, любезный друг, что плохо ты благоучен, изрядный грубиян и плохо благовоспитан, когда подходишь ко мне, не снимая шляпы, не соблюдая rationem loci, temporis et personae. Как! Начинать с какой-то нескладицы, вместо того чтобы сказать: ‘Salve’ vel ‘Sabus sis, doctor doctorum eruditissime’. Xe! за кого же ты меня, друг любезный, принимаешь?
Барбулье. Простите, ей-богу, у меня голова что котел, и я не помню, что делаю, но мне хорошо известно, что вы человек галантный.
Доктор. А известно ли тебе, откуда происходит выражение галантный человек?
Барбулье. Из Villejuifа или d’Aubervillers — так, что ли?
Доктор. Знай, что галантный человек происходит от элегантный: из предпоследнего слога берут г и а — получается га, потом берут л, приставляют а и остальные буквы — вот тебе и галантный, а если прибавить человек, выйдет галантный человек. Еще кто я такой, по-твоему?
Барбулье. По-моему, вы доктор. Но лучше поговорим о деле. Надо вам знать…
Доктор. Прежде всего знай ты, что я не просто доктор, а единожды, дважды, трижды, четырежды, пять, шесть, семь, восемь, девять и десять раз доктор. Во-первых, как единица есть опора, основа и первое из всех чисел, так и я — первый из всех докторов, ученый из ученых. Во-вторых, существуют две способности, необходимые для совершенного познавания вещей: ум и разум, а так как я олицетворенный ум и олицетворенный разум, то я дважды доктор.
Барбулье. Согласен. Выходит…
Доктор. В-третьих, так как число три, по Аристотелю, есть число совершенства, а я и мои произведения совершенны, то я трижды доктор.
Барбулье. Ну так вот, господин доктор…
Доктор. В-четвертых, философия состоит из четырех частей: логики, морали, физики и математики, а так как я изучил все четыре, можно сказать, сыт оными по горло, то я четырежды доктор.
Барбулье. Черт… я не сомневаюсь… Выслушайте же меня.
Доктор. В-пятых, так как существует пять универсалов: род, вид, различие, свойство и случай, без знания которых никакое правильное рассуждение невозможно и так как я ими вполне владею и искусно пользуюсь, то я пять раз доктор.
Барбулье. Большое терпение нужно…
Доктор. В-шестых, так как число шесть есть число труда, а я ради своей славы тружусь неустанно, то я шесть раз доктор.
Барбулье. О, валяй вовсю.
Доктор. В-седьмых, так как число семь есть число благополучия, а я в совершенстве познал все, что может сделать счастливым, и сам благодаря всем талантам достиг счастья, то я считаю своим долгом сказать про себя: о ter quaterque beatum! В-восьмых, так как число восемь есть число справедливости по причине заключающегося в нем равенства, то справедливость и благоразумие, с которыми я измеряю и взвешиваю все свои поступки, делают меня восемь раз доктором. В-девятых, существует девять муз, и я всем им одинаково любезен. В-десятых, так как нельзя миновать числа десять, не повторив других чисел, и так как это число универсальное, то, стало быть, стало быть, когда дошли до меня, дошли до универсального доктора: я заключаю в себе всех прочих докторов. Таковы вероятные, правильные, наглядные и убедительные доказательства того, что я единожды, дважды, трижды, четырежды, пять, шесть, семь, восемь, девять и десять раз доктор.
Барбулье. Черта ли мне в этом! Я ищу человека достаточно ученого, от которого желаю получить добрый совет, и нахожу какого-то трубочиста, который, вместо того чтобы говорить, забавляется пальцами. Единожды, дважды, трижды, четырежды — ха, ха, ха! Совсем не то! Я вас прошу выслушать меня — и поверьте, я не из таких, чтобы заставить вас даром трудиться, если вы меня как следует ублаготворите, я вам заплачу по вашему требованию: деньгами, если угодно.
Доктор. Хе, деньгами!
Барбулье. Да, деньгами, а то и другим чем, — только скажите.
Доктор (подбирая свою одежду сзади). Итак, ты считаешь меня человеком, готовым все сделать за деньги, человеком, преданным интересу, корыстолюбивой душой? Знай, любезный друг, что если бы ты мне дал кошелек, наполненный пистолями, и этот кошелек был бы в богатой шкатулке, а шкатулка в драгоценном чехле, а чехол в изумительном сундучке, а сундучок в редкостном шкапу, а шкап в великолепной комнате, а комната в прелестной квартире, а квартира в пышном замке, а замок в чудной цитадели, а цитадель в знаменитом городе, а город на плодоносном острове, а остров в изобильной провинции, а провинция в цветущем государстве, а государство во всем свете, и дал бы ты мне этот свет, в котором было бы цветущее государство, а в государстве изобильная провинция, а в провинции плодоносный остров, а на острове знаменитый город, а в городе чудная цитадель, а в цитадели пышный замок, а в замке прелестная квартира, а в квартире великолепная комната, а в комнате роскошный шкап, а в шкапу изумительный сундучок, а в сундучке драгоценный чехол, а в чехле богатая шкатулка, в которой помещался бы кошелек, наполненный пистолями, — я так же мало обратил бы внимания на твои деньги и на тебя самого, как вот на это.
Барбулье. Как есть влопался: по его докторской одежде я полагал, что с ним надо говорить о деньгах, но так как он и слышать не хочет, то, для того чтобы ублаготворить его, есть очень простое средство. Побегу за ним.
Анжелика. Сударь, уверяю вас, что вы очень меня обяжете, если побудете со мной некоторое время. Мой муж такой урод, такой развратник, такой пьяница, что быть с ним — чистое наказание, — и я предоставляю вам судить, какое удовлетворение могу иметь я от такого мужлана.
Валер. Вы оказываете мне слишком много чести вашей снисходительностью — и я всеми силами буду стараться развлечь вас, а так как, по вашим словам, мое общество для вас не неприятно, то я на деле докажу вам, насколько меня это признание обрадовало.
Анжелика. Ах, перемените разговор! Видите, идет мое мученье.
Анжелика, Валер, Като, Барбулье.
Валер. Сударыня, я в отчаянье, что мне пришлось явиться к вам с такими печальными вестями, но все равно вы узнали бы от кого-нибудь другого — и так как ваш брат очень болен…
Анжелика. Сударь, ни слова более об этом, я в долгу перед вами и благодарю вас за труд, который вы на себя взяли.
Барбулье. Ей-богу, и к нотариусу идти не надо: улика налицо. Ха! ха! Госпожа потаскушка, я встречаю вас с мужчиной после всех моих запретов — ясно, что вы хотите меня отправить из Жемини в Каприкорн.
Анжелика. Ну из-за чего вы ворчите? Этот господин принес мне известие, что брат очень болен: есть тут к чему придираться для ссоры.
Като. Пришел-таки! А я-то удивлялась, что у нас все тихо и мирно.
Барбулье. Не к добру ваше поведение, обе госпожи потаскушки, и это ты, Като, совращаешь мне жену с пути истинного, с тех пор как ты ей служишь, она не стоит и половины того, что стоила раньше.
Като. Ну да! скажете тоже.
Анжелика. Оставь этого пьяницу, разве ты не видишь, в каком он состоянии — не помнит, что говорит.
Анжелика, Като, Барбулье, Горжибюс, Вильбрекен.
Горжибюс. Кажется, мой окаянный зятек опять с женой ссорится?
Вильбрекен. Надо узнать, в чем дело.
Горжибюс. Ну что, все ссоритесь? Никогда в вашем доме мира не будет?
Барбулье. Эта негодяйка зовет меня пьяницей. И уж как мне хочется проучить ее, чтобы родные видели!
Горжибюс. Черта вы получите в приданое, если сделаете это.
Анжелика. Он первый всегда начинает…
Като. Выбрали же вы себе голоштанника — радуйтесь.
Вильбрекен. Довольно! молчать! смирно!
Анжелика, Като, Барбулье, Горжибюс, Вильбрекен, доктор.
Доктор. Что здесь у вас? Что за беспорядок? что за свара? что за распря? что за стычка? что за шум? что за раздор? что за смута? Что такое, господа? что такое? что такое? Вот, вот, посмотрим, нет ли средства привести вас к согласию, не могу ли я быть вашим миротворцем, водворить между вами единение.
Горжибюс. Это мой затек и моя дочка сообща нашумели.
Доктор. А в чем суть? Скажите мне причину свары.
Горжибюс. Сударь…
Доктор. Но в коротких словах.
Горжибюс. Да-да. Тем временем наденьте-ка ваш берет.
Доктор. Знаете вы, откуда происходит слово ‘берет’?
Горжибюс. Ни боже мой.
Доктор. Происходит от слияния слов беречь и брать: вы его берете, надеваете — и он бережет вас от катаров и флюсов.
Горжибюс. Ей-богу, не знал.
Доктор. Так из-за чего же у вас ссора?
Горжибюс. Вот что случилось…
Доктор. Я надеюсь, что вижу в вас человека, неспособного задержать меня, если я об этом попрошу. У меня в городе кое-какие неотложные дела, но чтобы внести мир в вашу семью, я готов остановиться на минуту.
Горжибюс. Более минуты вас и не задержу.
Доктор. Будьте же кратки.
Горжибюс. Чья бы корова мычала…
Доктор. Должен вам сказать, господин Горжибюс, что изъяснять в немногих словах — прекрасное качество — и что неумеренные говоруны, вместо того чтобы заставить себя слушать, часто надоедают до того, что их не слушают вовсе: Virtute primant esse puta compescere linguam! Да, прекраснейшее качество порядочного человека — это говорить мало.
Горжибюс. Так узнайте же…
Доктор. Сократ настоятельно рекомендовал своим ученикам три вещи: осторожность в поступках, воздержность в еде и немногословие в беседе. Начинайте, господин Горжибюс.
Горжибюс. Я вот все и порываюсь.
Доктор. В коротких словах, попросту, не увлекаясь красноречием, валяйте прямо с апофегмы. Живо, живо, господин Горжибюс, не мешкайте, не размазывайте.
Горжибюс. Дайте же мне говорить.
Доктор. Господин Горжибюс, готово: вы слишком пространно говорите, пусть кто-нибудь другой расскажет мне, отчего произошел беспорядок.
Вильбрекен. Дело в том, господин доктор…
Доктор. Вы невежа, неуч, человек, не имеющий понятия о самых простых вещах, — осел, не говоря худого слова. Как, вы приступаете к рассказу, не произнеся ни одного слова вступления? Пусть кто-нибудь другой расскажет мне о распре. Сударыня, изложите мне подробности происшедшей смуты.
Анжелика. Видите вы этого толстого бездельника, этого пропойцу моего муженька?
Доктор. Потише, будьте добры: выражайтесь почтительно о вашем супруге, так как вы находитесь перед лицом доктора.
Анжелика. Ах, доктор, скажите на милость! Плевать мне и на вас, и на ваше докторство, захочу — и сама доктором буду.
Доктор. Ты будешь доктором, когда захочешь, но доктором на потеху. Что тебе по вкусу, в том ты и доктор — по глазам твоим вижу: из частей речи ты любишь только союз, из родов — только мужеский, из падежей — только родительный, из синтаксиса — mobile cumfixo, наконец, из размеров ты любишь только дактиль, quia constat ex una longa et duabus brevibus. Ну-ка, вы, подите сюда — расскажите, в чем у вас раздор.
Барбулье. Господин доктор…
Доктор. Вот хорошее начало: ‘господин доктор’! Слово ‘доктор’ заключает в себе нечто приятное для слуха, нечто этакое величественное: ‘господин доктор’!
Барбулье. По моей воле…
Доктор. Тоже хорошо: ‘по моей воле’! Воля предполагает желание, желание предполагает способы достижения желаемого, а желаемое предполагает предмет, потому-то и хорошо: ‘по моей воле’!
Барбулье. Я в бешенстве.
Доктор. Избавьте меня от слова ‘бешенство’, это выражение низменное, простонародное.
Барбулье. Э, господин доктор, выслушайте меня, ради бога.
Доктор. Audi, quaeso, сказал бы Цицерон.
Барбулье. О! пусть я что-нибудь сломаю, разобью, разнесу в дребезги — мне все равно, но клянусь, что ты меня выслушаешь, иначе твоя докторская харя будет в кровь разбита. Что еще такое?
Барбулье, Анжелика, Горжибюс, Като и Вильбрекен говорят все разом, желая объяснить доктору причину ссоры: одновременно с ними доктор говорит о том, какая прекрасная вещь — мир: все голоса сливаются в общий крик. Под шумок Барбулье привязывает веревку к ноге доктора, заставляя его упасть на спину, и тащит его вон, доктор продолжает говорить, не замечая, что лежит на земле, и по пальцам высчитывая доводы, пока остается на сцене.
Горжибюс. Ступай-ка, дочка, домой и живи в ладу с мужем.
Вильбрекен. Прощайте, поклон, добрый вечер.
Валер. Я вам очень обязан, сударь, за ваши хлопоты и даю вам слово отправиться по вашему приказанию не позже как через час.
Лавалле. Дело не шутит, бал сейчас окончится, и вы не увидите вашей возлюбленной, если опоздаете хоть на четверть часа: надо отправиться немедленно.
Валер. Тогда идемте.
Анжелика. Пока мужа нет, я слетаю на бал к соседке. Вернуться успею раньше его: он засидится в кабаке и моего отсутствия не заметит. Это животное оставляет меня дома одну, словно я его собака.
Барбулье (один). Так я и знал, что ничего не добьюсь от этого доктора и от всей его дурацкой учености. К черту невежду. Могу сказать, что я поверг в прах всю науку. Пойти взглянуть, приготовила ли милая хозяюшка мне поужинать.
Анжелика (одна). Вот несчастье! я опоздала, бал кончился, попала прямо к разъезду, нечего делать, отложим до другого раза. Пойду домой как ни в чем не бывало. Однако дверь заперта. Като! Като!
Анжелика, Барбулье (в окне).
Барбулье. Като! Като! Ну на что тебе Като? И откуда, госпожа потаскушка, вы возвращаетесь в такой час и в такую погоду?
Анжелика. Откуда возвращаюсь? Отопри — скажу.
Барбулье. Да? Нет уж, можешь идти спать туда, откуда пришла, ночуй на улице: для такой шленды, как ты, я дверь не отопру. На улице, ночью, одна, — за каким чертом, спрашивается? Может быть, это воображение, не знаю, но я чувствую уже некоторое затвердение во лбу.
Анжелика. Ну я одна, что же из этого? Ты меня бранишь, когда я в обществе, как же мне вести себя?
Барбулье. Быть дома, распоряжаться ужином, позаботиться о хозяйстве, о детях… Но нечего зря разговаривать — прощай, спокойной ночи, убирайся к черту и оставь меня в покое.
Анжелика. Не отопрешь?
Барбулье. Не отопру.
Анжелика. Ну миленький муженек, прошу тебя, отопри, сердечко мое!
Барбулье. А, гадина! а, змея подколодная! Теперь ластишься, а потом ужалишь.
Анжелика. Отопри же, отопри.
Барбулье. Прощай! Vade retro, Satanas.
Анжелика. Так-таки и не отопрешь?
Барбулье. Нет.
Анжелика. Не сжалишься над женой, которая тебя так любит?
Барбулье. Нет, я непреклонен: ты меня оскорбила, а я мстителен, как все черти вместе, значит — очень мстителен, я неумолим.
Анжелика. Так знай же, что если ты доведешь меня до крайности и рассердишь, то я такое сделаю, что придется тебе каяться.
Барбулье. А что ты сделаешь, собачье отродье?
Анжелика. Если ты мне не отопрешь, я зарежусь на пороге, придут мои родные: прежде чем лечь спать, они, конечно, захотят посмотреть, ладим ли мы между собою, — найдут меня мертвой, и ты будешь повешен.
Барбулье. Ха, ха, ха, ха! вот выдумала-то! Кто же из нас останется в большем проигрыше! Ступай, ступай, ты не так глупа, чтобы выкинуть такую штуку.
Анжелика. Ты не веришь мне? Так вот тебе, вот нож, видишь? Если не отопрешь, сейчас его прямо в сердце.
Барбулье. Осторожно, он хорошо наточен.
Анжелика. Не отопрешь?
Барбулье. Я уж двадцать раз тебе говорил, что не отопру, режься, черт тебя возьми, это меня не касается.
Анжелика (делая вид, что зарезалась). Прощай же… Ах, я умираю!..
Барбулье. Неужто она такая дура, что и вправду себя хватила? Пойти со свечкой взглянуть.
Анжелика. Надо наклеить тебе нос. Если мне удастся проскользнуть в дом, пока ты меня будешь искать, — мы поквитаемся.
Барбулье. Ну вот! Не говорил я разве, что она не дура? Мертвая лупит прытче лошади Паколе. А ведь и вправду напугала меня. Счастье ее, что убежала, после этого страха, найди я ее живой, наставил бы я ей ногой в задницу клистиров, чтоб не разыгрывала комедий. Пойти лечь, однако. Ого! дверь-то, кажется, ветром захлопнуло. Като! Като! отопри.
Анжелика. ‘Като’! ‘Като’! Ну на что тебе Като? И откуда вы пожаловали, господин пьянчужка? Ах наконец-то мои родные, которых я жду с минуты на минуту, узнают твою правду. Гнусный пропойца, ты не вылезаешь из кабака и на целые дни бросаешь жену и детей, не зная, что с ними и не нужно ли им чего.
Барбулье. Сию минуту отопри, чертовка, или я тебе голову размозжу.
Анжелика, Барбулье, Горжибюс, Вильбрекен.
Горжибюс. Что такое? Опять споры, ссоры да раздоры?
Вильбрекен. Никогда, значит, между вами согласия не будет?
Анжелика. Поглядите, до чего он пьян: вот когда домой возвращается — да еще буянит и грозит.
Горжибюс. Поздновато. Не пристойнее ли было бы вам, как доброму отцу семейства, возвращаться вовремя и жить с женой по-хорошему?
Барбулье. Провались я в преисподнюю, если я выходил из дому, спросите у господ, что сидят в партере: это она только что вернулась. Вот как угнетается невинность.
Вильбрекен. Так, так. Помиритесь же, попросите у нее прощения.
Барбулье. Мне просить прощения? Да пусть ее черти возьмут. Я до того взбешен, что себя не помню.
Горжибюс. Ну, дочка, поцелуй мужа — и будьте друзьями.
СЦЕНА ТРИНАДЦАТАЯ И ПОСЛЕДНЯЯ
Анжелика, Барбулье, Горжибюс, Вильбрекен, доктор (в ночном колпаке и камзоле).
Доктор. Как, не будет, значит, у вас конца шуму, беспорядку, смуте, ссорам, спорам, раздорам, стычкам, схваткам? Что еще? что такое? Спать людям не даете.
Вильбрекен. Ничего, господин доктор. Все в добром согласии.
Доктор. Кстати о согласии. Хотите, я вам прочту главу из Аристотеля, где он доказывает, что все части вселенной существуют только взаимным согласием?
Вильбрекен. А длинно это очень?
Доктор. Нет, не очень: страниц шестьдесят — восемьдесят.
Вильбрекен. Прощайте, спокойной ночи! Премного благодарны.
Горжибюс. Нам не нужно.
Доктор. Не хотите?
Горжибюс. Нет.
Доктор. Коли так, прощайте! Доброй ночи, по-латыни: bona nox.
Вильбрекен. А мы все — ужинать…
Прочитали? Поделиться с друзьями:
