РШИТЕЛЬНЫЙ АНГЛИЧАНИНЪ.
РШИТЕЛЬНЫЙ АНГЛИЧАНИНЪ.
——
Съ Франц.
‘Благонамренный’, No XXXV и XXXVI, 1825
Решительный англичанин, Английская_литература, Год: 1825
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Въ страстяхъ вс люди сходны другъ съ другомъ: эта истина извстна всмъ, особенно влюбленные имютъ, кажется, вс одну физіогномію: между темъ нтъ изъ нихъ ни одного, который бы не имлъ въ себ чего нибудь отличительнаго отъ другихъ. Вотъ одинъ примръ оригинальности, который многихъ удивитъ, но врно, не многихъ найдетъ себ подражателей.
Англичанинъ, Сиръ Томасъ Долцей, вступилъ уже въ сороковый годъ своей жизни, хвастаясь, что ни разу еще не былъ влюбленъ, и общаясь хранишь свою твердость до самаго гроба. Тщетно славнйшія Лондонскія красавицы старались поколебать его нечувствительность: онъ возставалъ противъ нихъ всегда съ новою твердостію.
Однажды Сиръ Долцей отправился въ свою деревню, что бы въ полной мр предашься удовольствію звриной ловли. Случай (поэтъ сказалъ бы: любовь) приводитъ новаго Ипполита къ одной мыз. Онъ входитъ въ сельскій домикъ, котораго приятная и простая наружность уже предубждала въ пользу его обитателей — входитъ — и вдругъ новое чувство поражаетъ его сердце: онъ видитъ Миссъ Люци — онъ очарованъ ея прелестями. Эта молодая двица оправдывала въ полной мр внезапную страсть Англичанина. Трудно было сыскать прекрасне ее. Миссъ Люци жила въ деревн со своею матерью: потеря процесса заставила ихъ удалишься изъ Лондона.
И вотъ Сиръ Долцей ни о чемъ боле не думаетъ, какъ только о прелестяхъ Люци. Невольникъ любви, съ каждымъ днемъ боле и боле опутываетъ себя цпями, вмсто того, что бы стараться разрывать ихъ. Не было любовника нжне, почтительне Долцея. Наконецъ онъ осмлился изъясниться. Ему отвчаютъ — съ учтивостію, но и съ твердостію — что бы онъ не имлъ ни малйшей надежды, хотя намренія его были честны. Онъ обращается къ матери: она отвчаетъ ему со вздохомъ, что предоставила дочери полное право располагать своею рукою.
Сиръ Томасъ не уклоняется, онъ проливаетъ слезы, по крайней мр хочетъ онъ знать причину столь жестокаго отказа.
‘Не могу сказать вамъ ничего боле? отвчаетъ ему Люци, но не скрою отъ васъ того, что вы имли бы преимущество предъ всми, если бы мн позволено было избрать супруга.’
— Если бы вамъ было позволено! Но ваша матушка уврила меня, что вамъ дана отъ нея полная власть располагать своею рукою.—
‘Матушка… Ахъ! она знаетъ… почему не сказала она вамъ причину моего отказа?..^ не хочу — и не должна быть замужемъ!,
— Не уже ли, Миссъ, ваше разстроенное состояніе можетъ препятствовать нашему союзу! Нтъ, Миссъ, чувство любви незнакомо вашему сердцу! Въ любви не требуется богатства! Но мое состояніе будетъ достаточно для насъ обоихъ.
Все, что ни говорилъ Долцей, не поколебало ршительности Люци. Наконецъ, исполненный горестію, оставляетъ онъ ее, и, по возвращеніи къ себ въ домъ, предается глубокимъ размышленіямъ: какая бы могла быть причина ея отказа? Почему мать не хотла открыть мн тайны, столь упорно скрываемой дочерью?… не ужели?… нтъ, прекрасная Люци! твои добродтели уничтожаютъ это подозрніе!— Но если обольщеніе и успло уловишь ее въ свои сти, то минута слабости должна ли сдлать ее несчастною на всю жизнь? Нтъ! Любовь моя примиритъ ее съ людьми, съ самой собою и поставитъ въ обществ на мст приличнйшемъ…
Онъ летитъ къ нечувствительной, и въ нжныхъ, скромныхъ выраженіяхъ сообщаетъ ей свои мыслхъ
‘Какія оскорбительныя подозрнія!— Благодарю Бога, никогда не имла я причины краснть предъ глазами свта! Я должна только жаловаться на судьбу свою…. Слезы прервали ея голосъ.
Долцей упадаетъ на колни, плачетъ, самыми живыми красками описываетъ ей любовь свою, свои страданія — и наконецъ растроганная Люци вскричала: ‘Вы побдили!… Такъ, вы узнаете… но чего стоитъ мн это признаніе?.. Ваше предложеніе для меня очень лестно, и рука моя готова повиноваться сердцу…но одно препятствіе, непреодолимое препятствіе повелваетъ намъ разстаться навсегда!.. Вы хотите знать? Итакъ слушайте!… Нсколько лтъ тому назадъ, я упала и…’ — И что же дале, Миссъ? Вы смущаетесь!—
‘Увы! мое смущеніе весьма натурально! Но я должна сказать вамъ все: мн отрзали ногу — и — приставили деревянную.,
— Деревянную ногу, Миссъ!…Да, это правда: приключеніе весьма неприятное! Но это не помшаетъ мн отдавать должную справедливость вашимъ добродтелямъ, вашей красот, вашимъ талантамъ! Не сохранили ли вы сердца, которое будетъ любить меня, если нжная, страстная любовь моя иметъ какую либо цну въ глазахъ вашихъ?—
Люци остается непреклонною.— Женщина съ деревянною ногою, говоритъ она, можетъ ли нравиться? А что супружество безъ любви?—
Сиръ Томасъ истощилъ вс убжденія, онъ готовъ уже былъ оставить навсегда нечувствительную красавицу — какъ вдругъ одна мысль блеснула въ голов его.
— Миссъ, я ду въ Лондонъ, мы скоро увидимся — и тогда надюсь получить ваше согласіе!—
Не внимая Люци, бжитъ онъ домой и въ то же время узжаетъ въ столицу. По призд туда, Долцей тотчасъ посылаетъ за операторомъ, въ ожиданіи его, кладетъ онъ на столъ съ одной стороны 300 гиней, а съ другой пару заряженныхъ пистолетовъ.
Операторъ является.
«Здравствуйте, сударь! Хороши ли ваши инструменты? ‘
— Прекрасные, Милостивый Государь! но для чего?—
‘Вамъ надобно сдлать небольшую, но довольно трудную операцію. Видите ли эту ногу? Вы должны отнять ее — и сей же часъ!,—
— Эту ногу, Милостивый Государь! но мн кажется она совершенно здорова.
‘Объ этомъ у васъ не спрашиваютъ, здорова ли нога моя, или нтъ — я хочу, я требую, что бы вы ее отрзали!,
Операторъ думаетъ, что Сиръ Томасъ въ припадк сумасшествія, и хочетъ удалишься.
‘Вы не уйдете сударь, отсюда, не уйдете прежде, пока не отнимите мою ногу!’— Но, Милостивый І’осударь, могу ли Исполнить я такое необыкновенное требованіе?— Позвольте сказать вамъ…
‘Не хочу слушать вашихъ разсужденій! Въ послдній разъ говорю вамъ: соглашайтесь! Вы видите здсь 300 гиней и заряженные пистолеты: выбирайте!’ Бдный Операторъ принужденъ былъ согласиться. Еслибъ имлъ онъ дло съ французомъ, то постарался бы убдить его, но онъ зналъ очень хорошо твердость характера своихъ соотечественниковъ — и отнялъ ногу Долцея съ большимъ искусствомъ.
‘Очень благодаренъ вамъ! сказалъ ему герой любви, у васъ легкая рука! Вотъ вамъ еще 100 гиней, прикажите сдлать для меня хорошую деревянную ногу. Посщайте меня до моего выздоровленія и надйтесь на мою благодарность.’
Сиръ Томасъ выздоровлъ и съ деревянною ногою, сокрытою подъ сюртукомъ въ чулк, возвратился къ Люци.
‘Итакъ, Миссъ, вы не перемнили своихъ мыслей? Говорите правду: одна ли эта несчастная нога препятствуетъ нашему соединенію?
— Я уже сказала вамъ, Сиръ Томасъ!.. Не довольно ли этаго, что бы сдлаться несносною даже въ собственныхъ своихъ глазахъ?—
‘Послушайте, Миссъ, это право бездлица! и если точно нтъ другихъ причинъ вашего отказа, то я увренъ, что буду вашимъ мужемъ. (Онъ открываетъ свою ногу.) Посмотрите, Миссъ: у меня также деревянная нога!,—
— Что я вижу!—
‘Слабый знакъ моей любви!’
Сиръ Томасъ разсказалъ ей все происшествіе съ хладнокровіемъ, истинно Британскимъ.
— Ахъ, что вы сдлали!— говоритъ ему плачущая Люци.
‘То, что повелвала мн любовь. Но что значатъ эт слезы?— Не долженъ ли я ожидать новаго отказа? ‘
Побжденная Люци упадаетъ въ его объятія.
‘Откажусь ли я отъ такого супруга!’
Они живутъ еще и нын, и деревянныя ихъ ноги не мшаютъ имъ наслаждаться удовольствіями согласнаго и счастливаго супружества,