Редакция ‘Дурной славы’, Уоллес Эдгар, Год: 1917

Время на прочтение: 152 минут(ы)

Эдгар Уоллес

Редакция ‘Дурной славы’
(Таинственный Дом)

У подъезда большого дома, в котором помещалось множество контор, нерешительно стоял бедно одетый человек. Его скромная внешность, поношенный костюм и стоптанная обувь свидетельствовали о том, что он нуждался в деньгах. Он производил впечатление иностранца: лицо было худощаво и выразительно, а над подернутыми дымкой грусти глазами чернели прямые и тонкие брови.
Он внимательно знакомился с табличками, на которых были перечислены все фирмы, помещавшиеся в этом доме, и вскоре нашел то, что искал. Взгляд его упал на табличку, на которой значилось в числе прочих конторских помещений пятого этажа и следующее:

‘Дурная слава’.

Пришелец вынул из кармана газетную вырезку и сличил ее содержание с надписью, красовавшейся на табличке, затем, приняв определенное решение, поднялся по нескольким ступенькам и прошел в вестибюль. Пальто его было наглухо застегнуто, ибо воротник и сорочка были далеко не первой свежести — он не менял их более недели. При внимательном рассмотрении можно было обнаружить следы пятен на его котелке, а также то, что находящиеся у него в руках перчатки были обе с левой руки.
Войдя в лифт, он сказал лифт-бою с резко выраженным иностранным акцентом:
— На пятый этаж!
Лифт-бой доставил его на пятый этаж и движением руки указал на дверь, за которой помещалась ‘Дурная слава’. Пришелец нерешительно подошел к двери и прочел на ней:

‘Дурная слава’. Редакция.
Просят стучать’.

Он постучал в матовое стекло двери, и мгновение спустя дверь отворилась. Хоть в механическом приспособлении, отпиравшем дверь, не было ничего удивительного, но пришелец почувствовал себя не совсем ловко.
Переступив порог, он очутился в скудно убранной комнате. У окна стоял письменный стол, на котором лежала пачка газет. На стене висела потрепанная географическая карта Англии. Пришелец направился к двери, находившейся в противоположной стене, и снова постучал.
— Войдите, — прозвучало в ответ.
Осторожно отворив дверь, он прошел в следующую комнату.
Эта комната была просторнее и наряднее. На массивном дубовом письменном столе высились две электрические лампы с красивыми шелковыми абажурами. У одной стены стоял большой книжный шкаф. Царивший на столе беспорядок свидетельствовал о том, что в этой комнате и помещалась редакция газеты.
Самым примечательным во всем этом был человек, сидевший у стола. Он был широкоплеч, коренаст и, судя по голосу, находился в расцвете сил. Лица его посетителю не удалось разглядеть, так как оно было скрыто за кружевной черной вуалью. Вуаль эта, словно капюшон, была накинута на голову и под подбородком стягивалась шнурком.
Заметив изумление пришельца, сидевший у стола человек расхохотался.
— Прошу вас присесть, — сказал он по-французски. — Пусть вас не пугает мой вид.
— Смею вас заверить, что меня ваш вид не пугает, — ответил пришелец, — меня может испугать лишь перспектива умереть в нищете.
Незнакомец под вуалью мгновение помолчал, а затем произнес:
— Вы пришли ко мне по моему объявлению?
Пришелец утвердительно кивнул головой.
— Вы нуждаетесь в секретаре, скромном и не болтливом, владеющем иностранными языками и нуждающемся в заработке. Я удовлетворяю всем перечисленным требованиям. Если бы вы при этом еще потребовали, чтобы за кандидатом было бурное и обильное приключениями прошлое, то и тогда я бы удовлетворял вашим требованиям.
Пришелец чувствовал, что владелец этого странного бюро внимательно наблюдает за ним, хотя и не мог разглядеть его глаз. По-видимому, шеф внимательно изучал своего будущего служащего.
— Мне кажется, что вы отвечаете моим требованиям.
— Несомненно, — поспешил его заверить посетитель. — А теперь я попрошу вас изложить свои условия, дабы я мог решить, соответствует ли моим желаниям ваше предложение. Вам как деловому человеку известно, что для заключения договора требуется обоюдное согласие обеих сторон. Поэтому прежде всего прошу вас сообщить мне, какие вы полагаете возложить на меня обязанности?
Человек под вуалью откинулся на спинку кресла и засунул руки в карманы.
— Я издаю небольшую газетку, читаемую главным образом прислугой состоятельных людей. Время от времени ко мне поступают не лишенные интереса сообщения о жизни господ, написанные истерическими француженками-горничными или чем-либо оскорбленными и затаившими месть итальянцами-лакеями. Я, к сожалению, не владею в достаточной степени этими языками, чтобы мог непосредственно ознакомиться с такими письмами, а между тем желал бы, чтобы эта информация не проходила мимо меня. Поэтому я нуждаюсь в скромном человеке, который переводил бы мне содержание этих писем. Вам, я полагаю, известно, что у прислуги обычно имеются в запасе истории, рисующие их господ в не совсем лестном свете. Кстати, как вас зовут?
Пришелец мгновение колебался в нерешительности.
— Полтаво, — сказал он после минутного молчания.
— Вы итальянец или поляк?
— Поляк.
— Я вам уже сообщил, что моя газета заинтересована в широком осведомлении обо всем, что происходит в обществе. Меня особенно интересует закулисная сторона жизни нашего света. Если какие-нибудь сообщения пригодны для печати, то мы их опубликовываем. В тех случаях, когда эти сообщения не пригодны для печати… — редактор многозначительно помолчал, — тогда мы их не печатаем. Но, — он предостерегающе поднял палец, — не вздумайте эти, не подлежащие опубликованию сообщения бросать в корзину для бумаг. Мы сохраняем их в нашем архиве ради нашего собственного удовольствия и забавы.
Снова наступило продолжительное молчание. Казалось, что завуалированный редактор о чем-то задумался.
— Где вы живете? — спросил он наконец.
— На четвертом этаже в маленьком доме на Блумсберри.
— Когда вы прибыли в Англию?
— Шесть месяцев тому назад.
— Почему вы прибыли в Англию?
Полтаво пожал плечами.
— Почему вы прибыли сюда? — вторично и на это’ раз настойчиво спросил редактор.
— Я разошелся во мнениях с начальником полиции в Сан-Себастьяно, — равнодушно ответил Полтаво.
— Если бы вы вздумали рассказать мне что-либо иное, то я бы не принял вас на службу, — заметил редактор.
— Почему? — изумился Полтаво.
— Потому что мне известно, что вы не солгали. Ваше столкновение с полицией в Сан-Себастьяно произошло не без причин. В отеле, в котором вы жили, исчезла изрядная сумма денег. Пропажа произошла в соседнем с вашим номере, к тому же в этот номер вела дверь из вашего номера. Для человека, умевшего при помощи отмычки отпереть эту дверь, все дело не представляло никаких трудностей. Ваш отъезд также связан с тем, что вы не располагали средствами для оплаты счета гостиницы.
— Я вижу, вы толковый человек, — по-прежнему не смущаясь, заметил Полтаво.
— Род моих занятий требует, чтобы я был осведомлен обо всем… Кстати, вы можете меня называть мистер Броун… Если я иногда не буду откликаться на это имя, то вы не смущайтесь: я могу и забыть его, потому что на самом деле я ношу иное. Я беру вас на службу.
— Весьма вам признателен. Кстати, эта вырезка из газеты, — и Полтаво предъявил ее, — была мне прислана каким-то неизвестным доброжелателем.
— Этот неизвестный доброжелатель не кто иной, как я. Теперь вам, надеюсь, все понятно.
— Теперь все понятно. Но самое важное для меня выяснить, сколько я буду получать жалованья.
Мистер Броун назвал сумму, значившую для Полтаво очень много. Издатель газеты внимательно следил за ним и, казалось, был удовлетворен произведенным впечатлением.
— Вы не часто будете видеть меня здесь. Если вы будете хорошо работать и не злоупотребите оказанным доверием, то я вам удвою содержание. Но если вы вздумаете разочаровать меня, то берегитесь. Это все, что я имел вам сказать. Завтра утром вы сами отопрете контору. Вот вам ключ, а вот и ключ от несгораемого шкафа, в котором я сохраняю свою корреспонденцию. Вы найдете в нем уйму писем, рисующих лучших представителей нашего общества с весьма нелестной стороны, но вряд ли вы там обнаружите хотя бы одну строчку, которая могла бы пойти мне во вред. Я надеюсь, что вы не заставите меня сожалеть о том, что мой выбор пал на вас, — внушительно закончил мистер Броун.
— Вы можете положиться на меня… — начал было Полтаво.
— Не перебивайте меня, я еще не кончил. Когда я говорю, что мне не придется сожалеть о том, что мой выбор пал на вас, это значит, что вы не будете пытаться наводить какие-либо справки обо мне и выяснять мое подлинное имя. При помощи специального приспособления, посвящать в устройство которого я не вижу надобности, я в состоянии покидать этот дом так, чтобы кому-нибудь не пришло в голову, что я являюсь издателем этого любопытного листка. После того как вы просмотрите переписку на иностранных языках, вы переведете ее на английский и передадите рассыльному, который будет приходить к вам ежедневно в пять часов дня. Ваше жалованье вы будете получать регулярно в установленные сроки. Об остальных делах редакции вам нечего заботиться, выпуск газеты тоже не касается вас. Я попрошу вас пройти на пять минут в соседнюю комнату, а затем вы можете вернуться сюда и заняться сегодняшней почтой.
Полтаво отвесил почтительный поклон и старательно закрыл за собой дверь. Он услышал металлический звон, и автоматическое приспособление, отпершее входную дверь, на этот раз заперло внутреннюю.
Прошло пять минут. Полтаво прикоснулся к дверной ручке — она поддалась, и он прошел в соседнюю комнату. Комната была пуста. Из этой комнаты еще одна дверь вела в коридор, но Полтаво был убежден, что его начальник не прибег к такому простому способу исчезновения. Тщательно осмотрев комнату, новоиспеченный секретарь не обнаружил никакого иного выхода из помещения. За стулом, на котором сидел завуалированный издатель, стоял большой шкаф. Полтаво заглянул в него, надеясь найти в нем разгадку исчезновения своего патрона, но шкаф оказался забитым папками, толстыми книгами и связками документов.
Тогда Полтаво принялся систематически знакомиться с помещением. Прежде всего его внимание привлекли ящики письменного стола, но после того, как он убедился в том, что они заперты, его интерес к их содержимому упал.
Он отлично понимал, что мистер Броун не станет хранить в запертых ящиках сколько-нибудь значительных документов.
Пожав плечами, он свернул себе папиросу и принялся за работу.

* * *

В течение шести недель Полтаво прилежно работал на своей новой должности. Каждую пятницу он находил у себя на письменном столе, помимо очередной почты, конверт, адресованный на его имя, в котором лежала пара тщательно сложенных банкнот. Ежедневно в пять часов вечера в конторе появлялся молчаливый и нерасположенный к откровенности рассыльный и забирал почту.
Полтаво еженедельно покупал ‘Дурную славу’ и внимательно прочитывал ее. Он установил, что лишь незначительная часть его переводов попадала на страницы печати и что, по-видимому, мистер Броун, издавая эту газетку, преследовал какие-то иные цели. В один из следующих дней завеса, окутывавшая эту тайну, слегка приподнялась.
Кто-то постучал в контору, и Полтаво нажал на кнопку механического затвора, находившуюся под доской письменного стола. Дверь отворилась, и в комнату вошла молодая дама.
— Не угодно ли вам присесть? — предложил, поднявшись с места, Полтаво.
— Вы издатель этого листка? — спросила женщина.
Полтаво молча отвесил поклон. Он всегда был готов принять на свой счет любое лестное предположение! Если бы она осведомилась у него, не является ли он мистером Броуном, то и тогда он ответил бы молчаливым согласием.
— Я получила от вас письмо, — продолжала дама и, приблизившись к столу, поглядела на него сверху вниз. Во взгляде ее сквозило презрение, смешанное со страхом.
Полтаво снова поклонился. Хотя он никому, кроме своего шефа, не писал, но не испытывал угрызений совести, вводя в заблуждение эту молодую особу.
— Я пишу немало писем, — равнодушно заметил он, — и я, право, не помню, писал ли я вам или нет. Разрешите мне взглянуть на письмо?
Дама раскрыла сумочку и, вынув конверт, подала его Полтаво. ‘Дурная слава’ — значилось на заголовке конверта и бланка письма, но адрес был тщательно зачеркнут. Письмо гласило:

‘Милостивая Государыня!

Я располагаю рядом весьма важных сведений относительно характера Ваших отношений с капитаном Броклеем. Я уверен в том, что Вы не потерпите, чтобы Ваше имя было упомянуто в связи с именем этого должностного лица. В качестве дочери и наследницы покойного сэра Джорджа Биллка Вы, быть может, и склонны предполагать, что Ваше положение в обществе позволяет Вам быть выше людских суждений и пересудов, но смею Вас заверить, что сведения, которыми я располагаю, могут для Вас иметь тяжелые последствия, если бы я вздумал их сообщить Вашему супругу. Наше информационное бюро готово прийти Вам на помощь и принудить к молчанию тех, кто хочет использовать против Вас эту информацию. Это будет связано с расходами в сумме десяти тысяч фунтов, каковая сумма должна быть передана мне в английских банкнотах. В случае согласия на мое предложение прошу поместить о том объявление в ‘Мегафоне’, в отделе публикаций об утратах и находках, после чего я назначу Вам час и место встречи. Но не вздумайте пытаться писать мне или лично повидать меня в моей конторе.
С совершенным почтением.

Д. Броун’.

Полтаво прочел письмо, и ему стало ясно, какую цель в сущности преследовал издатель газеты. Тщательно сложив письмо, он протянул его молодой женщине.
— Быть может, я поступаю опрометчиво, — сказала она, — но я должна вам заявить, что мне отлично известно, что такое вымогательство и каково отношение к нему закона.
Полтаво на мгновение растерялся, но затем принял определенное решение.
— Я не писал этого письма, — любезно заметил он, — оно было послано без моего ведома. Если я ранее и не опроверг вашего мнения о том, что я являюсь издателем этой газеты, то этим самым я хотел лишь признать, что являюсь помощником редактора. Мистер Броун ведет свои дела совершенно независимо от конторы, хотя я и осведомлен обо всем, что происходит в редакции, — поспешил он добавить, жаждя дальнейших разоблачений. — Я могу лишь посочувствовать вам, ибо мне понятно, что это письмо должно было вызвать ваше беспокойство.
На его губах заиграла улыбка. Полтаво был проницательным человеком и тут же уловил, что женщина эта напугана в гораздо меньшей степени, чем можно было предположить в первую минуту встречи с нею.
— Я могу поручить урегулирование этой истории моему мужу и капитану Броклею, — сказала она. — Это письмо я передам адвокату и ознакомлю с ним обоих мужчин, о которых в нем упоминается.
Полтаво заметил, что письмо было отправлено четыре дня тому назад, и сказал себе, что господам, о которых в нем упоминается, никогда не суждено увидеть этого письма, потому что оно не было предъявлено им в первую минуту, когда раздражение и волнение дамы было сильнее всего.
— Я думаю, что вы достаточно умны, — продолжал он примирительно, — чтобы понять, что эта маленькая неприятность не может быть сопряжена для вас с какими-либо осложнениями. В самом деле, что значит опубликование каких-то жалких писем?
— У него действительно имеются мои письма? — осведомилась изменившимся тоном молодая женщина.
Полтаво поклонился.
— И мне будут возвращены эти письма, если я уплачу требуемую сумму?
Полтаво снова кивнул головой и задумчиво закусил губу.
— Я понимаю.
Не проронив больше ни одного слова, она поспешила удалиться.
Полтаво проводил ее до лестницы.
— Это шантаж, — сказала молодая женщина без особого волнения. — Теперь мне остается лишь решить, что предпринять.
Полтаво возвратился в свой кабинет и в изумлении остановился на пороге. В кресле, в котором он минуту тому назад сидел, ныне расположился завуалированный шеф.
Изумление Полтаво позабавило его, но он явился сюда не для того, чтобы забавляться.
— Браво! Вы прекрасно выпутались из своего положения, — заметил он.
— Разве вы были свидетелем моего разговора с дамой? — осведомился Полтаво.
— Да. Я слышал каждое слово. Итак, каково ваше мнение обо всем этом?
Полтаво пододвинул к столу стул и присел.
— Я нахожу, что вся эта история очень хитро задумана, — почтительно заметил он. — Но в то же время я не могу отказаться от мысли, что жалованье, которое я получаю, слишком незначительно.
Мистер Броун кивнул головой.
— Пожалуй, вы правы, — сказал он. — Я позабочусь о том, чтобы оно было увеличено. Но как нелепо было со стороны этой особы явиться сюда в контору.
— Одно из двух: или она глупа, или она скверная актриса.
— Что вы хотите этим сказать? — поспешил осведомиться Броун.
Полтаво пожал плечами.
— Я не сомневаюсь в том, что все происшедшее сейчас было хитро задуманной комедией. И она имела успех, ибо достигла того, чего предполагала достичь.
— А чего предполагала она достичь? — полюбопытствовал редактор.
— Вы хотели открыть мне подлинный характер вашего дела, — заметил Полтаво. — И я прихожу к этому выводу на основании следующих данных. Во-первых, судя по адресу на конверте, эта дама называлась леди Крусберри, но ее настоящее имя начинается на В, потому что эта буква красуется на ее сумочке. Из этого следует, что или не ей лично было адресовано письмо, или вся история с письмом была блефом. В таком щекотливом деле леди Крусберри обошлась бы без посредниц и лично явилась бы ко мне. Я думаю, что леди Крусберри, так же как и это письмо, существует лишь в чьем-то воображении и что все это имело целью проверить мою скромность. Вы следили за мною из своего тайника. К тому же, благодаря этой комедии, вам удалось открыть мне подлинный характер вашего предприятия.
Мистер Броун тихонько рассмеялся.
— Вы не глупый парень, Полтаво, — Сказал он, — вы заслужили прибавку. Я готов признать, что ваше предположение соответствует действительности. Теперь вы знаете все, и я спрошу вас: согласны ли вы при таком стечении обстоятельств продолжать работать у меня?
— При одном условии.
— Скажите, в чем оно заключается.
— Я бедный искатель приключений, — начал было Полтаво. — Моя жизнь…
— Прекратите болтать, — оборвал его Броун. — Я вовсе не думаю подарить вам состояние. Я буду платить вам ровно столько, сколько надо для того, чтобы вы могли существовать, и ровно еще столько, чтобы вы могли существовать прилично и жить в комфорте.
Полтаво подошел к окну и задумчиво поглядел на улицу. Неожиданно, повернувшись лицом к своему шефу, он сказал:
— Для того, чтобы я мог безбедно существовать, мне необходимо иметь квартиру на Сент-Джеймс-стрит, автомобиль, ложу в опере…
— Всего этого вы не получите. Будьте же рассудительны.
Полтаво улыбнулся.
— Я стою целого состояния, потому что у меня есть фантазия. Взгляните на это письмо, — и он вынул из пачки утренней корреспонденции одно письмо. Почерк письма был неровен, но в то же время в нем были все типические особенности латинского начертания букв. — Это письмо написано итальянцем, и большинство людей не обратило бы на него внимания, но для меня в нем заключено многое. — И глаза его заблестели от возбуждения. — Очень возможно, что это письмо даст мне целое состояние. Это письмо от человека, который желал бы наладить связь с английскими газетами и установить образ жизни некоего мистера Феллока.
— Феллока? — переспросил удивленный Броун.
Полтаво кивнул головой.
— Наш друг Феллок выстроил себе чудесный дом, — так гласит письмо нашего корреспондента. В этом доме в тайнике хранятся миллионы итальянских лир. Неужели это не воспламеняет вашей фантазии?
— Он выстроил большой дом?
— Это письмо… Я вам, кажется, еще не сказал, что оно написано двумя различными лицами? Наши корреспонденты сообщают, что на совести Феллока ряд преступлений, но они не располагают соответствующими доказательствами.
Броун задумчиво постукивал пальцами по письменному столу, опустив голову, словно решал сложную задачу.
— Все это детская болтовня, — решительно произнес он. — Эти рассуждения о спрятанных кладах не стоят и ломаного гроша. Авторы письма — южане с пылкой фантазией. Должно быть, они запрашивают, не могли бы вы выслать им деньги на проезд?
— Совершенно верно.
Броун резко расхохотался и поднялся со своего места.
— Это старый трюк, практикующийся в испанских тюрьмах. Надеюсь, что вас не обманут столь наивной выдумкой?
Полтаво пожал плечами.
— Я сам сидел в Испании в тюрьме, — заговорил он, — и мне также приходилось посылать в Англию на адрес состоятельных людей подобные письма с просьбой о вспомоществовании, чтобы я мог выйти из тюрьмы. Мне этот трюк известен, но вы ошибаетесь, если воображаете, что испанские преступники пишут подобные письма на своем родном языке, — они пишут хотя бы на ломаном, но английском. Мы не станем писать на ломаном итальянском языке, потому что отлично отдаем себе отчет в том, что получатель не станет трудиться над переводом письма. Нет, мистер Броун, это письмо совсем иного свойства. То, что значится в этом письме, правда.
— Разрешите взглянуть на письмо.
Полтаво протянул ему письмо, и Броун на мгновение отвернулся от своего секретаря и, приподняв вуаль, ознакомился с письмом. Затем, тщательно сложив, спрятал письмо в карман.
— Мы еще поговорим об этом, — резко сказал он. — Мне следует поразмыслить на этот счет.
— Я хочу вас попросить еще об одном, кроме прибавки.
— О чем именно?
— Быть может, это и признак слабости с моей стороны, — начал поляк, — но мне бы хотелось снова вращаться в хорошем обществе. Вы понимаете, я жажду общества прекрасных дам и элегантных мужчин. Я тоскую по свету. Это нелепо, но мне хотелось бы встречаться с богатыми людьми, играющими на бирже, с политиками, с промышленными магнатами. Я хочу жить на широкую ногу — я люблю музыку, люблю тонкое вино…
— А какое отношение ко всему этому имею я? — осведомился Броун.
— Вы предоставите мне возможность бывать в этом обществе, — любезно ответил Полтаво. — Особенно мне хотелось бы познакомиться с этим богатым промышленником, о котором так часто упоминают газеты, с мистером Фаррингтоном…
Мистер Броун погрузился в раздумье. Затем поднялся со своего места и направился к шкафу. Нажал какой-то потайной затвор, раздался металлический звон, и шкаф вместе со всем своим содержимым опрокинулся назад, открыв за собой проход в соседнее конторское помещение, также заарендованное Броувом. Не проронив ни слова, завуалированный издатель удалился в проход.
Подняв голову, он сказал:
— Вы в самом деле неглупый парень, Полтаво, — и с этими словами он исчез.
Шкаф снова занял прежнее свое положение, и проход закрылся.

Глава 1
ДВОЙНОЕ УБИЙСТВО

— Убийца!
Этот крик прозвучал на пустынном Бреклей-сквер и нарушил ночной покой одного из обитателей соседнего дома. Возглас услышал страдавший бессонницей мистер Грегори Фаррингтон и, отложив книгу, поспешил к окну. Жалюзи были опущены, но, просунув палец, между двумя планками, он ухитрился разглядеть происходящее на улице.
В неясном мерцающем свете уличного фонаря он увидел две фигуры о чем-то взволнованно спорящих мужчин. До слуха Фаррингтона доносились их возбужденные голоса. Оживленные жесты свидетельствовали о южном происхождении спорщиков.
Один из них поднял руку, словно собираясь нанести другому удар, и Фаррингтон заметил, как в беглом фонарном свете блеснуло дуло револьвера.
— Гм! — промычал Фаррингтон.
Он был один в своем прекрасном доме на Бреклей-сквер. Дворецкий, кухарка, горничная и даже шофер ушли из дому на бал прислуги. Голоса на улице звучали все громче.
— Вор? — прогремело неожиданно на французском языке. — Неужели я позволю себя обокрасть… — остаток фразы Фаррингтону не удалось разобрать.
На другом конце площади показался полицейский. Фаррингтон тщательно протер оконное стекло и боязливо взглянул на полицейского. Затем спустился вниз по лестнице и отодвинул крышку ящика для писем. С этого наблюдательного поста он без труда мог разобрать все, что говорилось на улице. Спорщики находились в непосредственной близости от его дома — стояли на ступеньках подъезда.
— Чего ты собственно хочешь? — осведомился один из них по-французски. — Ведь назначено определенное вознаграждение — можно было бы заработать много денег. Но если бы нам удалось его лично схватить, то денег хватило бы и на двадцатерых. К несчастью, наши намерения совпали, но клянусь тебе, что я не собираюсь обмануть тебя… — и он понизил голос до шепота.
Мистер Фаррингтон продолжал стоять в неосвещенном вестибюле и силился постичь обрывки донесшихся до него фраз. Спорщики, по всей вероятности, были оба участниками или пособниками Монтегю, небезызвестного Монтегю Феллока.
Речь шла о Монтегю, об этом вымогателе, за которым тщетно охотились лучшие полицейские Европы. И столь же несомненным было то, что у обоих собеседников, стоявших на улице, одновременно зародился план пошантажировать Феллока или предать его.
Мистер Т. Б. Смит также жил на Бреклей-сквер. Он был одним из высших чиновников Скотленд-Ярда и жаждал накрыть Монтегю Феллока. Фаррингтон был в достаточной степени осведомлен об этом, и ему было ясно, что служило предметом горячей беседы, происходившей у его дома.
— Я тебе говорю, — снова подал голос один из стоявших около дома, — что я все выяснил и принял все меры для того, чтобы повидать месье…
— В таком случае пойдем вместе, — возразил второй, — я никому не доверяю и менее всего склонен доверять неаполитанцу…

* * *

Полицейский Хеббит, как выяснилось в дальнейшем — во время следствия, не слышал спора. Он категорически заявил:
— Я не слышал ничего особенного.
Неожиданно прогремели два выстрела.
Несомненно было, что выстрелы эти были произведены из одного или двух браунингов, и затем прозвучал резкий полицейский свисток. Полицейский Хеббит поспешил по направлению, откуда доносились выстрелы, на ходу подымая тревогу.
Прибежав к месту происшествия, он увидел перед собой трех человек. Двое были распростерты на мостовой, а рядом с ними стоял третий — мистер Фаррингтон, в испуге взиравший на происшедшее. В зубах он держал свисток, а пронизывающий ветер трепал полы его серого халата.
Через десять минут на месте происшествия появился Смит. Ко времени его появления возле дома Фаррингтона собралась большая толпа народа, из окон выглядывали любопытные.
— Они мертвы, — доложил полицейский.
Смит осмотрел распростертые тела — не было никаких сомнений в том, что это были иностранцы. Одни из них был хорошо одет, в то время как на другом был потрепанный фрак официанта, скрытый длиннополым дорожным, наглухо застегнутым пальто.
Оба тела лежали рядом. Один из убитых рухнул на спину, другой упал лицом вниз. Полицейский, убедившись в том, что незнакомец мертв, оставил его в таком положении.
Полицейский кордон удерживал любопытных в почтительном отдалении, в то время как начальник тайной полиции Смит принялся знакомиться с обстановкой, в которой произошло преступление. Когда трупы были перенесены в вызванную карету ‘скорой помощи’, Смит подошел к дрожавшему от холода Фаррингтону.
— Разрешите просить вас последовать за мною наверх, — обратился к шефу полиции смущенный миллионер. — Я хотел бы вам рассказать о том, что мне известно по этому делу.
Войдя в помещение, Смит, у которого обоняние было необычайно развито, обратил внимание на легкий аромат, несколько необычный для вестибюля, но и виду не подал, что его что-то смутило. Он был сдержанным и корректным джентльменом.
Мистера Фаррингтона он знал, да и кто не знал Фаррингтона, этого непомерно богатого человека.
— Ваша дочь… — начал он.
— Вы хотели сказать — приемная дочь, — внес поправку Фаррингтон, включая свет в комнатах. — Ее нет дома. Она осталась на ночь у своей подруги, леди Констанции Дэкс. Вы знаете эту даму?
Смит кивнул головой.
— К сожалению, я могу вам сообщить очень немного, — заметил Фаррингтон. Он был бледен и продолжал дрожать.
Состояние его как нельзя более соответствовало состоянию добропорядочного гражданина, уважающего закон и по воле судьбы ставшего свидетелем убийства.
— Я услышал голоса, — сказал он, — и направился к дверям. У меня было намерение позвать полицейского, но прежде чем я это сделал, раздались два выстрела, я отворил дверь и увидел, что оба человека рухнули на мостовую. В таком положении их и обнаружил полицейский.
— О чем они беседовали у вашей двери?
Фаррингтон заколебался.
— Я надеюсь, что мне не придется предстать в роли свидетеля перед судом? — осведомился он.
После того, как Смит обнадежил его, что ему удастся избегнуть этой участи, миллионер заговорил.
— Они говорили о небезызвестном Монтегю Феллоке… Один из них угрожал выдать его полиции.
— Да, — заметил Смит. И это ‘да’ прозвучало так, словно он подозревал это обстоятельство и в том, что сообщил ему миллионер, не было для него ничего нового.
— А кто был третий? — неожиданно спросил он.
Фаррингтон слегка покраснел.
— Третий? — спросил он.
— Да, я осведомляюсь о третьем, о том, кто застрелил этих двух людей. Несмотря на то, что я обнаружил около трупов два револьвера, из этих револьверов не было произведено выстрелов. Поэтому я убежден в том, что в этом происшествии замешан третий. Вы не будете возражать против того, чтобы я обыскал ваш дом?
Легкая улыбка показалась на лице миллионера.
— Разумеется, у меня нет никаких возражений против этого. С чего вы желали бы начать осмотр дома?
— Я начну его с подвального помещения — с кухни.
Фаррингтон отвел сыщика в нижний этаж по черной лестнице и включил свет.
В кухне не было никаких следов присутствия постороннего лица.
— Вот дверь в погреб, — сказал Фаррингтон. — Здесь находится кладовая, а вот и дверь в сени. Дверь заперта.
Смит нажал на ручку двери, и дверь поддалась под его нажимом.
— Вы видите, что она не заперта, — заметил он и прошел в темные сени.
— Это погрешность дворецкого, — ответил изумленный миллионер. — Я отдал строжайший приказ запирать все двери. Если вы продолжите осмотр, то увидите, что дверь на двор заперта и взята на цепочку.
Сыщик осветил дверь карманным фонариком.
— Мне кажется, что это не так. Дверь лишь затворена.
Мистер Фаррингтон был вне себя.
— Она не заперта? — воскликнул он.
Смит вышел на маленький дворик. Небольшая, в несколько ступенек лестница вела на улицу. Он осветил ее фонарем и неожиданно заметил на одной из ступеней что-то блестящее. Подняв блестящий предмет, он увидел, что это небольшой золотой флакончик, выпавший, очевидно, из дамской сумки. Сыщик поднес его к носу.
— Да, это он и есть, — пробормотал он.
— Что вы сказали? — подозрительно осведомился миллионер.
— Я имею в виду аромат, который я уловил, войдя в вестибюль. Это совсем особенный аромат. — Он снова понюхал флакон. — Скажите, эта безделушка принадлежит вашему приемышу?
Фаррингтон решительно закачал головой.
— Дорис никогда в жизни не была здесь, — сказал он, — к тому же она ненавидит духи.
Смит спокойно опустил флакон в карман и продолжал осмотр. Однако все его попытки установить что-либо оказались тщетными, и он последовал за миллионером в его кабинет.
— Какого вы мнения обо всем происшедшем, — спросил сыщика миллионер.
Смит не сразу ответил на этот вопрос. Прежде он подошел к окну и выглянул на улицу. Толпа, привлеченная происшествием, постепенно рассеялась. Туман, нависший над городом, сгустился и окутал фонари, казавшиеся большими желтыми смутно мерцавшими шарами.
— Мне кажется, что наконец-то мне удалось напасть на след Монтегю Феллока.
Фаррингтон с изумлением взглянул на него.
— Вы это говорите серьезно? — спросил он.
Сыщик кивнул головой.
— Что вы скажете о двери, оказавшейся отпертой? Там, должно быть, был кто-то из посторонних, — воскликнул Фаррингтон. — Неужели вы предполагаете, что Монтегю Феллок сегодня находился в этом доме?
Смит снова кивнул головой.
Наступило короткое молчание.
— Он пытался меня шантажировать, — задумчиво сказал Фаррингтон, — но я не думаю…
Сыщик застегнул пальто.
— Мне предстоит еще одна неприятная задача: я должен осмотреть тела убитых.
Фаррингтон содрогнулся.
— Это ужасно, — прохрипел он.
Смит оглядел роскошно обставленный кабинет. С потолка свисала серебряная люстра, и свет многочисленных электрических лампочек мерцал и дробился в хрустальных подвесках. Стены были отделаны панелью, а в массивном чугунном камине весело потрескивали дрова. Пол был устлан персидским ковром. На стенах висело несколько картин, и каждая из них стоила состояния.
На письменном столе стояла фотография — то был портрет молодой женщины во всем расцвете ее красоты и молодости.
— Прошу прощения, — сказал Смит и направился к письменному столу. — Это?..
— Это, — поспешил ответить миллионер, — леди Констанция Дэкс. Она очень дружна с моей приемной дочерью.
— Она находится в настоящее время в городе?
— Она в данное время гостит в Грет-Бредли. Ее брат там священником.
— В Грет-Бредли? — переспросил Смит и нахмурился, словно пытаясь что-то вспомнить. — Не находится ли в этих краях и Таинственный Дом?
— Да, я что-то слышал о нем, — сказал Фаррингтон, чуть заметно улыбаясь.
— К. Д., — пробормотал, направляясь к двери, Смит.
— Что вы сказали?
— К. Д. — это начальные буквы леди Констанции Дэкс.
— Совершенно верно, но какое это имеет отношение к делу?
— Те же буквы выгравированы на золотом флаконе. Покойной ночи!
Фаррингтон застыл в недоумении, размышляя над последними словами гостя.

Глава 2
ГРАБЕЖ В СКОТЛЕНД-ЯРДЕ

Мистер Т. Б. Смит в одиночестве сидел в своем кабинете в Скотленд-Ярде.
Густой туман окутывал Темзу и здание парламента. Вот уже в течение двух дней Лондон тонул в тумане и, если верить метеорологическим предсказаниям, то в ближайшие дни нельзя было ожидать изменения погоды.
Кабинет Смита был обставлен с изысканной простотой и мог удовлетворить самого взыскательного человека. На камине мелодически позванивали серебряные часы, а за решеткой весело потрескивал огонь. Перед Смитом красовался изящно сервированный столик с чайным прибором. Салфетки сияли снежной белизной.
Взглянув на часы, он увидел, что стрелки показывают половину второго. Он нажал кнопку звонка, и тут же в дверь постучали, на зов вошел полицейский.
— Ступайте в регистратуру, — сказал ему Смит, — и принесите мне… — он взглянул на лист бумаги, лежавший перед ним на столе, и продолжил: — Дело номер Г 7941.
Дежурный бесшумно удалился, а Смит принялся за чаепитие.
На лбу его залегли морщины задумчивости, придавшие его правильному красивому лицу, загоревшему под солнцем Южной Франции, выражение печали и озабоченности.
Ему пришлось совершенно неожиданно прервать свой отпуск и возвратиться для решения задачи, которая была лишь под силу человеку его склада и способностей. Он должен был выследить величайшего мошенника современности — Монтегю Феллока. Ныне эта задача становилась еще более значительной, ибо на Монтегю или его соучастников ложилась ответственность за смерть двух людей, убитых на Бреклей-сквер.
Никто никогда не видел Монтегю, не существовало и его фотографических снимков, которые облегчили бы сыщикам поиски этого человека. Порой попадались кое-какие его соучастники, но и они после самых строгих допросов не могли ничего сказать о нем: они были всего лишь соучастниками его соучастников.
Монтегю продолжал оставаться невидимым. Скрытый за завесой банков, адвокатов, анонимных лиц, он продолжал оставаться и недосягаемым для рук полиции.
Дежурный полицейский снова вошел в кабинет Смита, неся в руках небольшой черный портфель, который и вручил Смиту. Затем он покинул комнату и возвратился на свой пост.
Смит открыл портфель и вынул из него три небольших пакетика, перевязанных красным шнурком.
Раскрыв один, он вынул из него три карточки. Это были фотографические увеличения дактилоскопических оттисков. Даже неопытный глаз сразу установил бы, что эти оттиски сделаны одним и тем же пальцем, несмотря на то, что были сняты при различных обстоятельствах.
Сыщик сличил их с небольшим снимком, который извлек из своего жилетного кармана, — не было никакого сомнения в том, что и он совпадал с остальными оттисками. Этот оттиск был обнаружен на письме, которое было прислано вымогателем Феллоком леди Констанции Дэкс.
Снова раздался звонок, и в кабинет к Смиту вошел дежурный.
— Что, мистер Эла находится у себя в кабинете?
— Да. Он работает над делом таможни.
— Да, да, я припоминаю: в таможне застали двух человек за попыткой похитить что-то из грузов. Они бежали, застрелили одного из таможенных полицейских.
— Действительно, им обоим посчастливилось удрать, но один из них был ранен. Удалось обнаружить следы крови, ведшие до стоянки автомобиля.
Смит кивнул головой.
— Попросите мистера Элу пройти ко мне после того, как он закончит свою работу.
Полицейский инспектор скоро завершил свою работу, поэтому не заставил себя долго ждать и появился в кабинете Смита. Эла производил впечатление несколько меланхолически настроенного человека.
— Прошу вас, садитесь, — улыбаясь, приветствовал его Смит. — Расскажите мне обо всех ваших заботах.
Эла опустился в кресло и сказал:
— Основная моя забота заключается в том, что мне не удается найти очевидцев, которые могли бы установить личность грабителей. Разумеется, номер автомобиля оказался фальшивым. Удалось проследить машину до Лимхоуза. Все это затрудняет дело. Мне известно лишь, что один из преступников был ранен и что соучастник дотащил его до автомобиля. Возможно, что он убит, в этом случае вполне вероятно, что рано или поздно мы обнаружим его труп и тогда сможем продолжить наши розыски.
— Если бы в этой истории оказался замешанным мой друг Монтегю Феллок, — добродушно заметил Смит, — то я был бы очень счастлив. Чего они хотели в таможне? Что рассчитывали там найти?
— Этого я не знаю. Они взломали два совершенно ничем не замечательных чемодана, прибывших накануне на пароходе ‘Мандавия’ из Южной Африки. Эти чемоданы были сданы в таможню, как это обычно случается с багажом пассажиров, рассчитывающих пробыть в отлучке всего несколько дней. Чемоданы принадлежат секретарю губернатора одной из провинций в Конго. Это некая дама — имя ее я, к сожалению, забыл. Часть багажа принадлежала некоему доктору Голдуорти, также возвратившемуся из Конго, где он занимался исследованием сонной болезни.
— Все это не вносит никакой ясности и звучит не особенно утешительно, — заметил Смит, — Мне непонятно, почему такие современные и изысканные грабители, подъехавшие к таможне на автомобиле, уделяют внимание незначительному и малоценному грузу. И почему они были вооружены и в масках? Насколько мне помнится, это было именно так?
Эла подтвердил правильность сказанного Смитом.
— Чего ради эти люди занялись такими пустяками?
— Это и любопытно узнать… А теперь я попрошу вас рассказать мне и о вашем деле, — попросил инспектор.
— Вы хотите, чтобы я вам рассказал о деле Монтегю Феллока? — осведомился Смит. — Снова этот таинственный Монтегю Феллок! Он был настолько скромен, что потребовал от леди Констанции Дэкс, сестры известного и почтенного священника Иеремии Бенгли в Грет-Бредли всего лишь десять тысяч фунтов. Это обычное шантажное послание: если она не уплатит требуемой суммы, то он выступит с разоблачением какой-то ее давнишней любовной истории. Бенгли — очень добродушный и приветливый человек, целиком находящийся под влиянием своей сестры. Она в летах, но все еще красивая женщина. Это дело в известной степени утратило свое значение, потому что человек, который имеется в виду в этой переписке, недавно умер в Африке. Вот как будто бы и все. Ее брат в достаточной степени информирован обо всем, но Монтегю пригрозил, что он предаст это дело всеобщей гласности. При этом он грозит леди смертью, если она вздумает обратиться за содействием к полиции. Это не впервые он прибегает к подобным угрозам. В последний раз он пытался шантажировать Фаррингтона, по случайности, хорошего приятеля леди Дэкс.
— Довольно запутанная история, — заметил Эла. — Вам не удалось напасть на какой-нибудь след при осмотре трупов, обнаруженных на Бреклей-сквер?
Смит, засунув руки в карманы, расхаживал по кабинету и, услышав вопрос Элы, задумчиво покачал головой.
— Один из убитых был Ферейра де Коста, а второго звали Генри Санс. Несомненно, оба были причастны к делам Монтегю. Первый из них был образованным человеком и, по-видимому, выступал у него в роли посредника — он был по профессии архитектором, запутавшимся в Париже в каких-то темных делах. Санс, очевидно, был осведомлен в большей или меньшей степени в делах. Но ни у того, ни у другого мне не удалось ничего обнаружить, что привело бы меня на след Монтегю. Мне удалось обнаружить лишь вот это.
И, выдвинув один из ящиков письменного стола, он показал инспектору маленький серебряный медальон, на котором красовалась полустершаяся монограмма.
Смит нажал на пружину, и медальон раскрылся. В нем находился маленький круглый клочок белой бумаги.
— Покрытая клеем этикетка, — пояснил Смит. — Но надпись не лишена интереса.
Он приблизил маленький медальон к лампе и прочел:
‘Мор. Кот.
Боже хрони кароля’.
— Очень патриотично, но совершенно невероятное правописание, — заметил Смит и положил медальон в карман.
Затем он запер портфель и засунул его в ящик письменного стола. Эла зевнул.
— Прошу прощения, но я очень устал. Кстати, не в Грет-Бредли, о котором мы только что говорили, находится романтическое строение?
Смит кивнул головой.
— Да, там находится строение, называемое Таинственным Домом, — сказал он. — Но до эксцентричности сумасбродных американцев, забавляющихся тем, что возводят причудливые постройки, полиции нет никакого дела. До Челси я вас подвезу на своей машине. — С этими словами он взялся за пальто и натянул на руки перчатки. — Возможно, что судьба будет милостива к нам, и мы в тумане наскочим на Монтегю.
— Я вижу, вы сегодня готовы поверить даже в чудеса, — заметил Эла, следуя за Смитом.
— Я сегодня способен лишь на одно — поскорее лечь в постель, — честно признался Смит.
Выйдя на улицу, они в нерешительности остановились. Туман был очень густой и окутывал город непроницаемой пеленой. Шофер Смита был благоразумным полицейским чиновником и откровенно сознался, что попытка при таком тумане добраться до Челси заранее обречена на неудачу.
Смит кивком головы согласился с ним.
— В таком случае я заночую в полицейском управлении. А вам советую заночевать в одной из комнат дежурных, — посоветовал он шоферу. — А что вы собираетесь предпринять, Эла?
— Я пойду погулять в парк, — иронически заметил Эла.
Смит возвратился в свой кабинет, и Эла последовал за ним.
Включив свет, Смит в изумлении застыл на месте. За время его десятиминутного отсутствия кто-то успел побывать в кабинете. Некоторые из ящиков письменного стола были взломаны, на полу валялись в беспорядке документы и письменные принадлежности.
Смит бросился к столу и обнаружил, что черный портфель исчез.
Одно окно кабинета было распахнуто настежь.
— Вот… следы крови… — воскликнул Эла и указал на промокательную бумагу, разостланную на письменном столе.
— Он порезал себе руку стеклом, — пояснил Смит, указывая на высаженное стекло, и поспешно выглянул в окно. Туман был настолько густой, что его попытки что-либо разглядеть кончились неудачей. На подоконнике он обнаружил легкую пожарную лестницу американского образца. Полицейские втащили ее в комнату и увидели, что лестница сделана из бамбуковых прутьев, скрепленных металлическими скрепами.
— И здесь имеются следы крови, — сказал Эла.
Смит вызвал полицейского и отдал ему приказ: дежурному инспектору со всеми имеющимися в его распоряжении людьми оцепить здание полицейского управления. Протелефонировать в соседний участок и вызвать всех дежурных. Сообщить всем участкам — в случае появления человека, поранившего руку, задержать его.
— У нас не особенно много шансов подобным образом изловить нашего приятеля, — заметил Смит и, взяв лупу, занялся исследованием пятна крови.
— Кто бы это мог быть? — осведомился Эла.
Смит указал на кровавый оттиск пальца.
— Это был Монтегю Феллок. И теперь ему станет известно то, о чем я менее всего хотел бы оповещать его.
— А именно?
Смит не сразу ответил на этот вопрос. Еще раз оглядев комнату, он мрачно заметил:
— Ему станет известно ровно столько же, сколько я знаю о нем. Но, быть может, на основании этого ему придет в голову, что мне известно о нем нечто большее. Впрочем, все покажет будущее.

Глава 3
СТРАННОЕ ПОВЕДЕНИЕ МИЛЛИОНЕРА

Лондонцам выпала тяжелая ночь. Густой туман окутал город, словно покрывало, скрывающее лица мусульман. Он заволок улицы, лишил возможности передвижения, превратил переулки и боковые улицы в лабиринт. Особенно трудно было ориентироваться на площадях — туман не позволял видеть далее чем на метр, люди брели, медленно озираясь, словно очутились в каком-то причудливом призрачном мире.
Временами туман несколько рассеивался, чтобы затем снова сгустить свой покров. У Джолли-театра горело много сильных огней, рассеивающих туман. Сюда стремился тесный поток автомобилей. Машины казались исполинскими блестящими жуками, вынырнувшими откуда-то из мрака и снова исчезавшим под покровом тумана. К этому освещенному центру стремилось и множество пешеходов.
Среди этой толпы скользил проворный подросток с плутоватым живым лицом. Это был продавец газет, внимательно следивший за пассажирами подкатывавших к театру автомобилей.
Вдруг он стремительно бросился к мостовой и остановился около элегантной машины. Из нее вылез грузный мужчина и помог выйти молодой изящной женщине.
Лишь на одно мгновение привлекла внимание мальчика эта молодая женщина. Она была закутана в элегантное кремовое пальто, подчеркивавшее ее стройный стан. Большие голубые глаза были обрамлены пышными длинными ресницами.
Женщина звонко расхохоталась.
— Будь осторожна, тетя, — сказала она, помогая выйти из машины чопорной даме. — Эти лондонские туманы опасны.
Мальчуган оторвал взгляд от красавицы и вспомнил о поручении, возложенном на него. Он протиснулся к спутнику этих дам и обратился к нему.
— Не угодно ли газету, сэр?
Тот, к кому он обратился, сперва хотел было отказаться от газеты, но что-то в облике мальчика привлекло его внимание.
Пока он рылся в жилетном кармане в поисках мелочи, газетчик внимательно приглядывался к нему. Под широкополой шляпой виднелось энергичное, решительное лицо. Губы были плотно стиснуты, резкие морщины пролегли от носа к подбородку.
‘Это он’, — сказал самому себе мальчуган.
Молодая женщина расхохоталась, обратив внимание на интерес, проявленный ее спутником к газетам в этой необычной обстановке, и обратилась к молодому человеку, в это мгновение также покинувшему машину.
Улучив мгновение, когда внимание всех отвлеклось от пожилого господина, газетчик приблизился к нему и шепнул:
— Т. Б. С.
Мужчина побледнел и выронил монету, которую приготовил для мальчика.
Газетчик оглянулся по сторонам и, ловко подхватив монету, прошептал вторично:
— Т. Б. С.
— Здесь? — губы господина задрожали.
— Он установил наблюдение за театром. В театре находится большое количество сыщиков, — сообщил газетчик, радуясь тому, что ему удалось точно выполнить поручение.
И, возвращая господину уроненную им монету, он незаметно сунул ему записку.
Проделав все это, газетчик повернулся к молодой девушке, окинул ее взглядом, в котором сквозило хвастливое удовлетворение, и убежал.
Все это длилось не долее минуты. Прибывшее в театр общество направилось в одну из лож и вскоре внимало чудесным звукам увертюры.
— Я желала бы быть лондонским уличным мальчишкой, — задумчиво произнесла молодая девушка. — А вы не мечтаете о приключениях, Франк?
Франк Доутон многозначительно улыбнулся ей, и девушка зарделась румянцем.
— Нет, Дорис, я не мечтаю об этом, — ответил он.
Девушка рассмеялась и повела своими прекрасными плечами.
— Вы слишком откровенны и доверчивы для молодого журналиста, — сказала она, обращаясь к Франку. — Я готова сказать еще больше: вы слишком неискушенны и неопытны. Вам следовало бы быть более скрытным и более дипломатичным… Берите пример с нашего общего приятеля, графа Полтаво.
Услышав это имя, Франк нахмурился.
— Надеюсь, сегодня он не придет к нам? — спросил он, неприятно пораженный.
Дорис улыбнулась и ответила ему кивком головы.
— Право, не понимаю, что вы в нем нашли, — продолжал Франк, и в голосе его зазвучал упрек. — Я готов поспорить с вами, что этот парень — продувная штучка. Он очень ловок и увертлив, но я убежден в том, что он нехороший человек. Леди Динсмор, — обратился он к пожилой даме, — неужели и вам он также симпатичен?
— Лучше не спрашивайте об этом тетю Патрицию, — перебила его девушка. — Она полагает, что граф Полтаво — самый любезный и изысканный человек во всем Лондоне… Не отпирайся, тетя.
— Я и не собираюсь отпираться, потому что все это соответствует действительности. Граф Полтаво… — леди Динсмор замолчала, занявшись разглядыванием зрителей в лорнет. Напротив в ложе она увидела мерцание жемчужно-серого платья и женскую ручку в белой перчатке. Ложа была погружена во мрак, и она не смогла разглядеть, кто именно сидел против нее. — Граф Полтаво единственный интересный мужчина в Лондоне. Он — гений. — И она опустила лорнет. — Я всегда рада случаю побеседовать с ним. Он забавно рассказывает анекдоты, цитирует старика Талейрана и Лукулла, и при этом он так проницателен, так быстро определяет людей. Кажется, что для каждого человека у него имеется отдельная дощечка, на которую он наносит его особенности. И суждения его всегда в полном порядке, словно склянки со снадобьями в аптеке.
Дорис задумчиво кивнула головой.
— Я была бы не прочь однажды откупорить одну из этих склянок. Возможно, когда-нибудь я это и сделаю.
— Берегитесь, — насмешливо заметил Франк. — Я предполагаю, что каждая из этих склянок украшена тремя крестами и надписью ‘Яд’.
Франк испытывал недовольство. За последнее время отношение к нему Дорис резко изменилось. Ранее она была его подругой, доверявшейся ему во всем, теперь он был свидетелем того, как она превратилась в чужого для него человека, едва ли не испытывавшего страх перед ним. Она посмеивалась над ним, подшучивала и, казалось, испытывала дьявольское удовлетворение от того, что ей удалось задеть его. Она смеялась над его откровенностью, искренностью и доверчивостью. Больнее всего задевали ее насмешки, когда он пытался в какой-нибудь форме выразить ей свое внимание. И как охотно признался бы он ей в охватившей его страсти.
Порой он погружался в мрачные мысли. Он думал об этом вкрадчивом графе, льстеце и притворщике, неожиданно оказавшимся его соперником, ослеплявшим окружающих изяществом своих манер и суждениями об искусстве и литературе.
Разве мог он, ничем не примечательный британец, рассчитывать на успех рядом с великолепным иностранцем? Оставалось только мечтать о том, что в одно прекрасное мгновение откроется подлинная, преступная сущность этого человека. Он хотел услышать мнение об иностранце опекуна Дорис.
— Мистер Фаррингтон, — обратился он к нему, — какого вы мнения… — но Франк неожиданно оборвал свою речь и вскочил оказать помощь собеседнику.
Фаррингтон поднялся со своего стула и покачнулся, словно испытал большую боль. Он побледнел, и на лице его выразилась мука.
— Дорис, — спросил он, — когда ты рассталась с леди Констанцией?
Девушка изумленно взглянула на него.
— Я сегодня не видела ее, она вчера поехала в Грет-Бредли, не так ли, тетя?
— Да, и, по-моему, это было весьма странно и не совсем вежливо по отношению к нам, — обиженно сказала тетка. — Она оставила своих гостей на произвол судьбы и в тумане умчалась на своей машине. Порой мне кажется, что леди Констанция слишком экстравагантна.
— Я был бы не прочь быть того же мнения, — мрачно заметил Фаррингтон. Затем он обратился к Доутону: — Попрошу вас уделить внимание Дорис, я совсем забыл о том, что условился кое-кого повидать.
И поманив Франка чуть заметным движением руки, он покинул вместе с ним ложу.
— Вам удалось что-либо обнаружить? — спросил Фаррингтон, оставшись наедине с журналистом.
— В каком отношении? — спросил невинно Франк.
На губах Фаррингтона заиграла ироническая улыбка.
— Пожалуй, вы недостаточно наблюдательны для молодого человека, занявшегося столь важными изысканиями.
— Ах, вы говорите о деле Толлингтона! Нет, до сих пор мне не удалось что-либо выяснить, и я полагаю, что не в моих возможностях разыгрывать из себя сыщика и выслеживать людей. Я могу писать неплохие новеллы, но не гожусь для роли сыщика. С вашей стороны очень любезно, что вы поручили мне…
— Не говорите глупостей, — перебил его Фаррингтон. — Это не любезность, я действовал в своих собственных интересах. Где-то в стране находится наследник миллионов Толлингтона. Я являюсь одним из кураторов по этому наследству и заинтересован в том, чтобы поскорее избавиться от возложенной на меня ответственности и разыскать наследника. Вы знаете, что я выплачу тому, кто доставит мне наследника, несколько тысяч фунтов. — Он взглянул на часы. — Но я хочу переговорить с вами о следующем: речь идет о Дорис.
Они находились в небольшом коридорчике, примыкающем к ложе, и Франк подивился тому, что Фаррингтон выбрал столь неудобное время и место для разговора с ним на такую интимную тему. Он был очень благодарен миллионеру за оказанное ему доверие, несмотря на то, что задача отыскания наследников толлингтонского богатства была не менее трудна, чем попытка отыскать иголку в стоге сена. Но он принял это поручение, так как оно давало возможность чаще видеться с Дорис.
— Вам известна моя точка зрения, — продолжал мистер Фаррингтон, поглядывая на часы. — Мне бы хотелось, чтобы Дорис вышла за вас замуж. Она очень хорошая девушка, единственная в мире, которой я симпатизирую. — Голос его задрожал, в искренности его не приходилось сомневаться. — Я чувствую некоторое беспокойство, эта ночная стрельба, невольным свидетелем которой я стал, настроила меня на нервный лад. А теперь ступайте и попытайтесь завоевать расположение Дорис.
Он протянул Франку руку. Молодой журналист коснулся ее и почувствовал, как холодны были пальцы. Фаррингтон кивнул ему на прощанье головой и сказал:
— Я не долго пробуду в отсутствии.
И он исчез, направившись к вестибюлю, ведшему на улицу. Пронзительный свисток остановил такси, неожиданно вынырнувшее из густого тумана.
— В Савой-отель, — приказал Фаррингтон, садясь в машину, и такси рванулось с места.
Но тут же Фаррингтон опустил оконце и сказал:
— Остановитесь, я хочу выйти и прогуляться пешком. — И он щедро расплатился с шофером.
— Я бы не советовал вам идти пешком в такой туман, — вежливо заметил шофер. — Лучше было бы, если бы вы все же разрешили мне довезти вас до отеля.
Но силуэт Фаррингтона растаял в тумане.
Он крепче запахнул пальто, надвинул шляпу на лоб и поспешил по улице, словно направляясь к определенной цели.
Неожиданно он остановился и, подозвав другое такси, сел в него, сказав шоферу, куда его везти.

Глава 4
В ДАЛЕКОМ ЗАКОУЛКЕ

Туман был по-прежнему непроницаем. Фонари струили слабый желтоватый свет, и маленький газетчик, выполнивший лишь первую половину возложенного на него поручения, поспешил к реке. Быстрым движением освободился он от груза газет, швырнув их в мусорный ящик, и ловко вскочил на ходу в проезжавший автобус. Через полчаса он достиг цели своего пути и скрылся в узеньких улочках, прилегавших к Воро. Здесь горели одиночные редкие фонари и улицы были еще мрачнее, еще темнее, чем в центре города.
Мальчуган быстро шел по улицам, временами оглядываясь, словно опасался, что за ним следят.
В этих окутанных туманом улицах, в этих тесно сгрудившихся домах, утративших в тумане ясность очертаний, было что-то таинственное и страшное. Временами из мрака выплывали фигуры одиноких прохожих или силуэт запоздалого гуляки.
Но мальчуган не впервые находился в этих местах и хорошо ориентировался в туманном лабиринте. Насвистывая песенку, он быстро пробирался вперед, сторонясь одиноких прохожих и избегая столкновений с ними.
Порой он улавливал за собой в тумане шум чьих-то шагов, словно кто-то следовал за ним. Зайдя за угол, он притаился, а потом пошел назад и столкнулся лицом к лицу с каким-то мужчиной, схватившим его в грубые объятия. Не колеблясь и не теряя времени, мальчуган нагнулся и впился острыми зубами в волосатую руку.
Мужчина хрипло выругался, а мальчуган, воспользовавшись тем, что руки сто преследователя разжались, убежал. Мужчина попытался преследовать его, но попытка эта в густом тумане была обречена на неудачу.
Неожиданно отворилась одна из дверей, мимо которой пробегал мальчуган. Яркий свет хлынул в дверь и осветил забрызганного грязью газетчика. Мальчуган остановился и заглянул в дверь.
Он увидел перед собой мужчину.
— Входи, — коротко сказал тот, обращаясь к мальчику.
Мальчуган послушался. Он вытер горячей рукой вспотевший лоб и попытался отдышаться. Затем прошел в неприглядную комнату, из которой струился свет.
Пол комнаты был истоптан, а стены оклеены выцветшими обоями. Стол и пара колченогих стульев завершали убранство комнаты. В ней было душно и накурено.
Мальчуган в изнеможении опустился на стул и взглянул на своего хозяина, неоднократно дававшего ему различные таинственные поручения. Но хозяин, не обращая на него внимания, смотрел на закутанную в плащ фигуру, лежавшую на полу. Лицо этого человека было обращено к стене.
— Ну? — произнес он, и голос его странно прозвучал в этой обстановке, так как принадлежал образованному и воспитанному человеку. Шеф мальчугана говорил с легким иностранным акцентом. Он был высокого роста, смугл и носил темную бороду, обрамлявшую тонкие правильные черты лица.
Но лицо его было непроницаемо и сурово, как лицо сфинкса. В стороне лежали накидка и цилиндр, а на мужчине был фрак. Петлица была украшена бутоньеркой из пармских фиалок.
Мальчуган знал, что его хозяин иностранец, ведущий несколько экстравагантный образ жизни, он порой пользовался его услугами и щедро оплачивал его труды. Жил он в роскошном доме на Портленд-Плас.
О том, что этот роскошный дом был отелем, в котором Полтаво (ибо это был он) приходилось оплачивать весьма крупный счет за занимаемое помещение, мальчуган, разумеется, не знал.
Газетчик добросовестно рассказал ему обо всем, что произошло в этот вечер, и Полтаво невозмутимо выслушал его отчет. Он закрыл лицо руками. На пальце поблескивал кровавый рубин, вделанный в кольцо в форме змеи. Неожиданно он поднялся с места и обратился к газетчику:
— Это все. Сегодня вечером ты мне больше не понадобишься, — сказал он и, вынув бумажник, сунул мальчугану фунтовую банкноту.
— А вот тебе и второй фунт. Это за молчание, — многозначительно добавил он. — Ты меня понял?
Мальчуган испуганно поглядел на лежавшую на полу фигуру и, вполголоса пообещав хранить молчание, удалился. Очутившись снова на улице, он облегченно вздохнул.
После того, как маленький агент ушел, отворилась дверь, ведшая во внутреннее помещение, и появился Фаррингтон. Он прибыл сюда за пять минут до мальчугана… Безукоризненно одетый Полтаво откинулся на спинку стула и мрачно улыбнулся взиравшему на него Фаррингтону.
— Наконец-то дело на мази, — сказал он приветливо миллионеру.
Фаррингтон молча взглянул на покоившееся на полу тело.
— Как бы там ни было, но с делом надо поспешить, — многозначительно сказал он. — Мне нечего говорить о том, что нам следует быть очень осторожными. Одна оплошность, малейшая неосторожность — и все наше начинание рухнет как карточный домик.
— В этом вы несомненно правы, — заметил столь же любезно Полтаво, продолжая вдыхать аромат фиалок. — Но вы упускаете из виду одно обстоятельство. Большое здание, о котором вы таинственно говорите, — и он многозначительно улыбнулся, — мне совершенно доселе неизвестно. Вы, при вашей осторожности, ухитрились держать меня в полном неведении относительно него.
Он замолчал и, выжидая, взглянул на Фаррингтона. Легкая ироническая улыбка заиграла на его губах. Голос его звучал так же вкрадчиво и любезно.
— Разве я не прав? — спросил он. — Я не осведомлен даже о ваших ближайших планах и намерениях.
Полтаво по-прежнему сохранял облик светского человека, но его ускоренное дыхание свидетельствовало о том, насколько он был взволнован темой беседы.
Фаррингтон беспокойно задвигался на своем месте.
— Мне предстоит уладить несколько дел материального свойства, — заговорил он.
— Насколько мне известно, вам следует уладить несколько спешных дел и иного свойства, — перебил его Полтаво. — Например, я замечаю, что на вашей правой руке надета перчатка несколько большая, чем перчатка с левой руки. Я предполагаю, что под лайковой перчаткой мы обнаружим тонкую шелковую перевязку. Надо заметить, что для миллионера вы ведете себя несколько странно и, пожалуй, даже… подозрительно. Я хочу вам дать добрый совет: доверьтесь мне. Я говорю это, не питая никаких личных интересов к этому делу. Для вас было бы лучше всего довериться мне, потому что мне кажется, что в настоящее время вы более чем когда-либо нуждаетесь в помощи. Я вам доказал на опыте свои способности. Сегодня, побывав у вас на Брекли-стрит, я сказал вам, что человек моих достоинств мог бы быть вам очень полезен. Это вас удивило, а затем вызвало подозрения. Когда я вам сообщил о том, что мне стало известно об одной маленькой газетке, вы разозлились. Я совершенно откровенен с вами, — сказал доверительно Полтаво. — Я авантюрист, лишенный средств, я называю себя графом Полтаво, но у моей фамилии вряд ли имеются какие-нибудь основания претендовать на этот титул. Я живу за счет моего ума и способностей, до сих пор мне помогали сводить концы с концами мои способности и навыки в карточной игре. У меня на совести едва ли не убийство. Как видите, я совершенно откровенен с вами. Я нуждаюсь в поддержке богатого человека, и мне кажется, что этим человеком будете вы.
Он нагнулся к столу и продолжал информировать собеседника:
— Вы сказали мне, чтобы я доказал вам на деле свою пригодность, и я принял ваш вызов. Когда вы сегодня направлялись в театр, я сообщил вам через моего гонца о том, что Т. Б. Смит — он на самом деле очень почтенный человек — следит за вами и что театр переполнен переодетыми сыщиками. Я намеренно избрал для этого поручения мальчугана, неоднократно оказывавшего вам различные услуги. Тем самым я доказал вам, что я не только знаю то, какие шаги предпринимают ваши противники, но и то, что я достаточно осведомлен и о ваших мероприятиях.
Полтаво перевел взгляд на лежащую на полу фигуру.
— Вы любопытный тип, — мрачно заметил Фаррингтон. — Пойдемте со мной в Джолли-театр, по дороге мы потолкуем обо всем, — И улыбаясь, он добавил: — Я потерял хорошего друга, — он взглянул на фигуру на полу, — и вы могли бы занять его место. Правда ли, что вы кое-что смыслите в механике?
— Я сдал экзамены на звание инженера при Падуанском университете и обладаю соответствующим дипломом, — ответил Полтаво.

Глава 5
СЕКРЕТАРЬ ‘ДУРНОЙ СЛАВЫ’ В НОВОЙ РОЛИ

Ровно в десять часов, когда упал занавес первого действия, леди Динсмор обернулась и приветствовала появившихся в ложе мужчин.
— Дорогой граф, я очень зла на вас. Вы заставили себя ждать, и я в ожидании вашего появления расхвалила вас молодежи…
— Очень сожалею, что заставил себя ждать.
Граф Полтаво обладал свойством, разговаривая с кем-либо, делать вид, что все его внимание устремлено к собеседнику. Он умел прекрасно слушать, что в сочетании с природной веселостью его характера и живой речью составило ему в обществе репутацию приятного и занимательного собеседника.
— Прошу вас принять мои извинения.
Леди Динсмор покачала головой и взглянула на Фаррингтона, но Фаррингтон опустился в свое кресло и внимательно разглядывал зрителей партера.
— Вы неисправимы, граф. А теперь садитесь и спокойно изложите, что заставило вас опоздать. Вы ведь знакомы с моей племянницей и с мистером Доутоном? Он восходящая звезда нашей журналистики.
Граф отвесил поклон и сел рядом с леди Динсмор.
Франк холодно ответил на поклон графа кивком головы и снова углубился в беседу с Дорис.
— Что вы можете сказать в свое оправдание? — сказала леди, обращаясь к своему соседу. — Неточность во времени — это большое зло, и в наказание вы должны сообщить мне, что заставило вас опоздать.
Граф Полтаво любезно улыбнулся.
— Мне предстояло весьма неприятное деловое свидание, от которого я не мог отказаться и которое потребовало моего личного присутствия. К сожалению, та же причина заставила отлучиться и мистера Фаррингтона.
— Не будем говорить о делах, — заметила леди Динсмор. — Мистер Фаррингтон не может говорить ни о чем другом, кроме как о делах. Когда он жил у меня, он непрестанно отсылал в Америку телеграммы, получал письма — ни днем, ни ночью я не знала покоя. И наконец я сказала: Грегори, я не потерплю, чтобы ты и дальше развращал мою прислугу своими чаевыми и превращал мое жилище в маклерскую контору, будет лучше, если ты продолжишь свои дела в Савой-отеле и оставишь мне Дорис. И он послушался меня, — удовлетворенно закончила леди Динсмор.
Граф Полтаво огляделся по сторонам и притворился, словно лишь сейчас заметил, что Фаррингтону не по себе.
— Скажите, он себя нехорошо чувствует? Ему нездоровится?
Леди пожала плечами.
— Откровенно говоря, мне кажется, что ему нездоровится, но он делает вид, что его недомогание сильнее, для того, чтобы иметь возможность не принимать участия в нашей беседе. К тому же он терпеть не может музыки. Дорис очень озабочена его нездоровием, и с той поры, как заметила его состояние, она более не может следить за оперой. Она обожает своего дядю.
Полтаво взглянул на Дорис. Во время антракта она равнодушно разглядывала публику, словно ее мысли были заняты совсем иным. Она была молчалива, ее обычная беззаботность и жизнерадостность оставили ее.
— Она дивно хороша, — прошептал Полтаво.
В его голосе зазвучало нечто, что заставило леди Динсмор внимательнее присмотреться к нему.
Граф уловил ее взгляд.
— Разрешите задать вам один вопрос, — сказал он. — Она помолвлена со своим молодым другом? Поверьте мне, что я спрашиваю об этом не из одного любопытства. Я сам… заинтересован… — он говорил это спокойно, как обычно.
Леди Динсмор сразу же поняла, о чем речь, и ответила:
— К сожалению, я не могу похвастать ее доверием, Она разумная молодая девушка и ни у кого не спрашивает совета. Она недолюбливает вас — простите мне мою откровенность, но то, что я говорю, соответствует действительности.
Полтаво кивнул головой.
— Я это знаю. Не согласитесь ли вы мне оказать услугу и поведать, чем именно я вызвал ее нерасположение?
Леди Динсмор улыбнулась.
— Более того, я готова даже представить вам возможность осведомиться об этом у нее лично. Франк! — обратилась она к юноше. — Не угодно ли вам сказать мне, чего ради ваш редактор распространяет столь ужасные сведения о военных приготовлениях в Германии? Ведь это отражается на сезоне в Баден-Бадене.
Граф молча поднялся со своего места и подсел к девушке. Наступило томительное молчание. Первым заговорил Полтаво.
— Мисс Грей, — сказал он серьезным тоном, — ваша тетя была столь любезна и предоставила мне возможность задать вам один вопрос. Разрешите мне задать вам его?
Дорис удивленно взглянула на графа и заметила:
— Вопрос, на который не смогла дать ответа тетя Патриция, вряд ли может быть разрешен мною.
Граф Полтаво не обратил внимания на иронию, прозвучавшую в ее голосе.
— Этот вопрос касается вас лично.
— Ах! — глаза Дорис засверкали, и она нетерпеливо постукивала каблучками о пол. Потом она рассмеялась. — Я слышала, что вы никогда не говорите того, что думаете, и никогда не думаете о том, что говорите.
— Прошу простить меня, мисс Грей, но это не так. Когда я обращаюсь к вам, мои слова соответствуют моим помыслам. Я не склонен откровенничать со всеми — к чему раскрывать свою душу, обнажать свои чувства и мысли перед окружающими? Это не соответствует моим взглядам, — и Полтаво сделал выразительный жест. — Но с вами я буду откровенен, я чувствую, что чем-то задел вас, мисс Грей, что я позволил себе по отношению к вам какое-то упущение, или же моя незначительная персона просто не вызывает в вас симпатии. Это так?
Нельзя было отказать в откровенности графу Полтаво, но девушка не была расположена в данную минуту беседовать об этом. Глаза ее смотрели вдаль, и черты лица приобрели неожиданно большое сходство с чертами лица ее дяди.
— Это и есть вопрос, который вы хотели мне задать? — спросила она.
Граф молча наклонил голову.
— В таком случае я отвечу на него, — прошептала она, и в ее голосе послышалось волнение. — Я отвечу на вашу откровенность откровенностью и положу конец этому неопределенному состоянию.
— Это мое сокровенное желание.
Дорис продолжала говорить, не обратив внимания на его замечание.
— Вы правы, и я рада возможности открыто сказать вам об этом. Вы не вызываете во мне симпатии. Быть, может, мне следовало бы избрать другое выражение, но это так. Мне не симпатичен ваш таинственный образ жизни — в нем кроется что-то темное. Я боюсь вашего влияния на моего дядю. Я познакомилась с вами всего две недели тому назад, мистер Фаррингтон знаком с вами лишь неделю, и все же вы осмелились сделать мне предложение. Я могу подобный образ действий назвать бесстыдным. Сегодня вы пробыли у моего дяди в течение трех часов. Я могу предполагать, какой характер носило ваше посещение.
— Боюсь, что вы подозреваете нечто, не совпадающее с истиной.
Фаррингтон подозрительно взглянул на беседовавших. Полтаво продолжал:
— Я хотел бы лишь быть вашим другом в тот день, когда вам понадобилась бы моя помощь, — тихо прошептал он. — И поверьте, этот день скоро наступит.
— Вы это говорите серьезно? — озабоченно осведомилась Дорис.
Он кивнул головой.
— Если бы я могла довериться вам! Да, я нуждаюсь в поддержке друга. Если бы вы знали, как томят меня сомнения! Какой я испытываю порой страх! — Голос девушки задрожал. — Что-то совершается совсем не так, как следовало бы, но я не могу вам всего объяснить… Если бы вы согласились помочь мне. Разрешите задать вам вопрос?
— Спрашивайте меня о чем угодно.
— И вы мне ответите откровенно и честно? — Дорис походила в волнении на ребенка.
Полтаво улыбнулся.
— Если я вообще буду в состоянии ответить на ваш вопрос, то будьте уверены, что я скажу вам правду.
— В таком случае скажите мне, доктор Фолл — ваш друг?
— Да, он мой близкий друг, — ответил Полтаво, хотя не имел никакого понятия о том, кто такой этот врач. Он полагал, что создавшееся положение оправдывает любую ложь, лишь бы она дала возможность выяснить что-либо новое. Лгал Полтаво легко и непринужденно.
— Может быть, вы знаете мистера Горза?
Он энергично покачал головой, и девушка облегченно вздохнула.
— А в каких вы отношениях с моим дядей? Вы его друг? — Дорис чуть слышно произнесла эти слова и жадно ожидала ответа, словно от этого ответа зависело все дальнейшее.
Полтаво колебался.
— На этот вопрос нелегко ответить, — сказал он. — Если бы ваш дядя не находился под влиянием доктора Фолла, то я несомненно мог бы отнести его к числу друзей. — Полтаво импровизировал свои ответы с необычайной легкостью.
Дорис с интересом взглянула на него.
— Вы разрешите спросить вас, при каких обстоятельствах ваш дядя познакомился с этим доктором? — спросил он, придав своему тону уверенность, позволявшую предположить, что ему известно все, нужна лишь информация по этому частному вопросу.
Девушка колебалась.
— Это мне точно неизвестно. Мы с давних пор знакомы с доктором Фоллом. Он живет за городом, и мы видимся с ним очень редко. Он… — она запнулась, — мне кажется, у него ужасная специальность — он психиатр и уделяет все свое внимание сумасшедшим.
Полтаво очень заинтересовало сообщение девушки.
— Прошу вас, расскажите мне обо всем этом подробнее.
Она улыбнулась.
— Я боюсь, что вы склонны посплетничать, — несколько иронически заметила она, но затем ее тон снова стал серьезным. — Я терпеть не могу этого доктора, хоть отец и говорит, что я ошибаюсь в нем. Он, по-видимому, очень неглупый и сдержанный человек. Когда я нахожусь в его обществе, то чувствую себя так, словно мне приходится танцевать танго перед сфинксом.
Полтаво громко расхохотался, обнажив ослепительна белые зубы.
— Мне трудно представить себе такое состояние.
— Я надеюсь, что в ближайшем будущем вы встретитесь с доктором Фоллом и тогда вам станет ясно, что я хотела выразить этим сравнением.
Об этом пророчестве Полтаво вспомнил позднее, когда он, беспомощный, очутился во власти доктора.
— А мистер Горз?
И снова девушка нерешительно повела плечами.
— Он сравнительно заурядный человек и ничем не привлекает внимания. По внешности он походит на преступника, но, надо думать, долгие годы верно служил моему дяде.
— В каких отношениях находится ваш дядя с доктором Фоллом? — продолжал спрашивать Полтаво. — Доктор занимает какое-нибудь положение в обществе?
— Разумеется! Он джентльмен и, если не ошибаюсь, располагает значительными средствами.
— А каково отношение вашего дяди к Горзу?
Полтаво не на шутку был заинтересован ответами девушки, ибо ему предстояло занять место человека, труп которого лежал на полу в доме на невзрачной, окутанной туманом улочке.
— Мне нелегко будет ответить на этот вопрос, — смущенно заметила девушка. — Раньше мой дядя держался с ним, как с равным. Но порой бывал очень зол на него. Он ужасный человек. Быть может, вы знаете газетку ‘Дурная слава’? — осведомилась девушка.
Полтаво ответил, что ему приходилось видеть эту газету и что порой он не без удовольствия читает Помещенные в ней скандальные новости.
— Эта газета — излюбленный род чтения мистера Горза. Мой дядя никогда не прикасается к этому листку, а мистер Горз любит его читать. Он забавлялся, читая все гнусности, опубликованные в этой газетке. Должно быть, мистер Горз находился в каких-то отношениях с издателем этого листка, но, когда я заикнулась об этом дяде, он очень рассердился.
Полтаво казалось, что Фаррингтон не спускает с него глаз. Он искоса взглянул на него и заметил, что миллионер не особенно одобрительно поглядывает на него и недоволен его беседой с девушкой. Поэтому он счел нужным прервать разговор и обратился к Фаррингтону:
— Какое великолепное зрелище — эта блестящая лондонская публика.
— Вы правы, — сухо ответил миллионер.
— В театре множество известных людей. Например, Монтегю Феллок тоже здесь!
Фаррингтон кивнул головой.
— А вот этот молодой человек с умным проницательным лицом, что сидит в четвертом ряду у прохода…
— Это мистер Смит, — заметил Фаррингтон. — Я уже имел удовольствие его видеть. Я узнал всех, за исключением…
— Дамы, сидящей против нас в литерной ложе. Она все время сидит в глубине ложи и не показывается у барьера. Надеюсь, это не какая-нибудь сыщица?
Франк Доутон, Дорис и леди Динсмор о чем-то оживленно беседовали между собой.
— Полтаво, — сказал приглушенным голосом Фаррингтон, — я должен знать, кто эта дама. У меня имеются к этому веские основания.
Оркестр заиграл интермеццо, огни в зрительном зале погасли, начался второй акт.
Наступила тишина, на сцене, спускаясь с декоративных скал, появился хор.
Неожиданно в литерной ложе блеснул ослепительный огонек и прогремел выстрел.
— Боже! — пролепетал Фаррингтон и отпрянул назад.
В зале поднялось смятение, но чей-то властный голос потребовал:
— Скорее включите свет в зрительном зале!
Занавес опустился, и театр озарился множеством огней.

Глава 6
ИСЧЕЗНОВЕНИЕ МИЛЛИОНЕРА

Смит заметил вспышку выстрела и вскочил со своего места. Он стремительно бросился к литерной ложе, но ложа оказалась пустой. Он выбежал в вестибюль, но и там никого не оказалось. Тогда сыщик сбежал по боковой лестничке, ведшей из литерной ложи на улицу, но на улице ему также не удалось никого обнаружить. Густой туман обволакивал дома и лишал возможности разглядеть хоть что-либо.
Смит достал свисток и пронзительно засвистел. На его свист поспешил постовой полисмен, которому тоже не было суждено заметить что-либо подозрительное. Смит, опросив полисмена, возвратился в театр и бросился к ложе, занятой Фаррингтоном.
— Где Фаррингтон? — обратился он к Полтаво.
— Он только что ушел, — ответил, пожав плечами, граф. — Во время выстрела, несомненно направленного в эту ложу, он еще находился здесь. Пуля ударила сюда. — И Полтаво указал на обшивку ложи. — Когда снова зажгли свет, Фаррингтона в ложе не оказалось, — вот все, что мне известно.
— Он не мог уйти, — коротко ответил Смит. — Театр оцеплен, у меня в кармане имеется приказ об аресте Фаррингтона.
Дорис испустила отчаянный вопль. Она побледнела и задрожала.
— Вы хотите арестовать его? — прошептала перепуганная девушка. — Почему?
— По обвинению в попытке вместе с неким Горзом ограбить таможню. И по обвинению в убийстве.
— Боже! — вскричала Дорис. — Если кто-нибудь и виновен, то только Горз… этот ужасный Горз…
— Не говорите подобным образом о покойнике, — заметил Смит. — Насколько мне известно, при происшествии Горз был тяжело ранен и скончался. Может быть, вы, Полтаво, могли бы мне сообщить об этом что-нибудь определенное?
Но граф пожал плечами.
Смит снова вышел в вестибюль. Оттуда запасной выход вел на улицу. Дверь была заперта, при более внимательном осмотре он нашел перчатку, а на двери обнаружил кровавый отпечаток пальца.
Но Фаррингтона в театре не было.
* * *
Прошло два дня. Ровно в десять часов утра Франц. Доутон подъехал на своем автомобиле к редакций ‘Ивнинг таймс’. На мгновение он остановился у подъезда и вдохнул свежий воздух. Туман, в течение нескольких дней окутывавший Лондон, рассеялся. Из соседнего магазина струился нежный аромат сирени. Франк быстро помчался в редакцию, перескакивая через несколько ступенек.
— Редактор у себя? — спросил он заведующего хроникой, изумленно взглянувшего сперва на вбежавшего Франка, а затем на часы.
— Нет. Он еще не приходил. Сегодня вы превзошли самого себя.
Франк швырнул шляпу на письменный стол и занялся просмотром корреспонденции. Но его мысли были целиком заняты загадкой исчезновения миллионера. С вечера памятного посещения театра он больше не встречался с Дорис. Первое, что ему попалось под руку, было утреннее издание конкурирующей газеты. Он быстро пробежал заголовки и, испуганно вскрикнув, вскочил. Лицо его побледнело, а рука разжалась и выронила газету.
— Боже!
Заведующий хроникой повернулся к нему на своем вращающемся табурете.
— Что с вами случилось?
— Фаррингтон, — хрипло воскликнул Франк. — Подумайте… он покончил с собой.
— Да, я знаю, я также дал об этом заметку, — самодовольно заметил Джемсон. — Это не лишенное интереса сообщение. Вы разве знали его? — спросил он юношу.
Франк Доутон взглянул на своего коллегу, лицо его было бледно как полотно.
— Да, я знал его. Я был с ним в вечер его исчезновения в театре.
Джемсон тихонько свистнул.
— Я должен поскорее пойти к ним, может, я смогу что-либо сделать для Дорис, — сказал Франк и схватился за шляпу.
Джемсон сочувственно поглядел на него.
— На вашем месте я бы пошел на Брекли-сквер, — сказал он юноше. — Возможно, что-либо выяснилось за это время, быть может, все это лишь досадное недоразумение — вы ведь читали о том, что труп до сего времени не обнаружен?
Выбежав на улицу, Франк подозвал такси и прежде всего поехал в городскую контору Фаррингтона и переговорил с его секретарем, многое сообщившим ему. Фаррингтон оставил краткое письмо, в котором извещал, что устал жить и уходит из жизни.
— Но какие причины побудили его на это? — недоумевающе спросил огорченный юноша.
— Мистер Доутон, по-видимому, вы не отдаете себе отчета в значении происшедшего. Мистер Фаррингтон был многократным миллионером, финансовым магнатом. По крайней мере до сегодняшнего дня его считали таким. Мы просмотрели его частные записи и выяснили, что в течение последней недели он понес большие потери на бирже. Он потерял не только свое собственное состояние. Вчера в припадке меланхолии и отчаяния он лишил себя жизни, до последней минуты не посвятив нас в постигшие его потери.
Франк смущенно поглядел на секретаря.
Неужели этот секретарь говорил о Фаррингтоне, который лишь на прошлой неделе сообщил ему, что увеличил состояние своей приемной дочери на миллион? Два дня тому назад он таинственно намекнул на подготовляемую им финансовую операцию грандиозных размеров. А теперь это большое состояние пошло прахом, а сам Фаррингтон, недавний его обладатель, покоился на дне Темзы.
— Мне кажется, что я схожу с ума, — простонал молодой журналист. — Мистер Фаррингтон не из тех людей, которые кончают жизнь самоубийством.
— Так как вы были другом покойного мистера Фаррингтона, то я могу вам сообщить то, что еще не предано гласности. Расследование этого дела поручено Т. Б. Смиту. Он, должно быть, осведомится и о вас. И если вам угодно будет что-либо узнать…
— То я вам дам знать о себе. Смит очень талантливый сыщик.
Доутон оставил свой адрес и поспешил удалиться. Он был рад, что секретарь Фаррингтона не стал расспрашивать о подробностях его отношений с покойным.
Сев в машину, он подумал: ‘Теперь к Дорис!’
Но молодая девушка не вышла к нему. Его приняла леди Динсмор и молча пожала ему руку.
— Очень мило с вашей стороны, что вы пришли к нам. Вы уже слышали о том, что произошло?
Франк молча кивнул головой.
— Как поживает Дорис?
Пожилая леди опустилась в кресло и печально покачала головой.
— Бедное дитя приняло это очень близко к сердцу. Она не плачет, но кажется, будто ее черты окаменели. Она не хотела поверить, пока не увидела собственноручного письма Фаррингтона. И затем упала без сознания.
Леди Динсмор поднесла к глазам кружевной платочек.
— Дорис послала за графом Полтаво, — сказала она.
Франк изумленно поглядел на нее.
— Зачем она это сделала?
— Этого я не знаю, — вздыхая, ответила дама. — Она ничего не сказала мне об этом, очевидно, предполагает, что граф что-то знает. Она считает, что Грегори стал жертвой какого-нибудь обмана.
Франк наклонился к говорившей.
— Таково и мое мнение, — сказал он.
Леди Динсмор подозрительно поглядела на него.
— Вы не знаете Грегори, — сказала она.
— Если это не убийство, то это самоубийство. Но чего ради пошел бы мистер Фаррингтон на этот шаг?
— Я уверена, что он никогда бы не сделал этого, — сказала леди Динсмор.
— В таком случае, что же вы предполагаете?
— Откуда у вас уверенность, что он действительно мертв? — прошептала леди.
Франк изумленно взглянул на нее.
— Что вы хотите этим сказать? Неужели вы полагаете, что несчастный случай лишил его памяти?
— Просто я думаю, что он так же мертв, как и мы, — холодно возразила леди. — Какие имеются доказательства его смерти? Только письмо, написанное им, в котором он сообщает о том, что решил уйти из жизни. Я убеждена, что он не сделал бы этого. И когда вообще Грегори говорил правду о своих отлучках? Нет, я убеждена, что он жив. По каким-то ему одному известным причинам, он предпочитает, чтобы его считали мертвым, и хочет жить вдали от всех.
— Но почему? — допытывался юноша. Менее всего он склонен был допустить это невероятное предположение. Голова его кипела самыми разнообразными и противоречивыми мыслями.
Дверь в гостиную отворилась, и вошла Дорис.
На мгновение она в нерешительности остановилась на пороге и рассеянно оглядела присутствующих. В утреннем платьице, с перевязанными лентой волосами, она производила впечатление подростка. Утреннее солнце озаряло ее фигурку, и при ярком свете на лице ее было заметно, что девушка провела бессонную ночь. Под глазами залегла глубокая синева, а лицо было бледнее, чем обычно.
Франк поспешил к ней навстречу, прикоснулся к ее рукам. Она почувствовала теплоту его прикосновения.
Девушка вопросительно взглянула на молодого журналиста, тубы ее дрогнули, и, разразившись рыданиями, она бросилась ему в объятия. Франк нежно обнял ее.
— Не плачьте, Дорис, — прошептал он.
Он чувствовал, как дорога и близка ему была эта девушка в минуту охватившего ее горя.
Наклонившись к ней, он нежно прикоснулся к ее волосам. Струившийся от них аромат пьянил его — он чувствовал, что никогда это мгновение не изгладится из его памяти.
— Дорогая! — прошептал он.
Девушка подняла побледневшее лицо, и он заметил, что на ее ресницах повисли слезы.
— Вы… вы были всегда так добры ко мне… — прошептала она. Щеки ее покрылись легким румянцем, и она стыдливым движением освободилась из его объятий.
Леди Динсмор приблизилась к Дорис и обняла ее.
— Итак, Франк, — приветливо заговорила она, — присядьте. Прежде всего я желала бы, — и она пожала холодную руку девушки, — высказать мое твердое убеждение в том, что Грегори жив. Что-то мне подсказывает, что он жив и невредим.
Дорис задумчиво взглянула на Франка.
— Вам ничего не удалось установить?
— Скотленд-Ярд занялся этим делом, и оно ведется мистером Смитом.
Девушка содрогнулась при упоминании о полиции и снова закрыла лицо руками.
— Он ведь сказал вчера в театре, что собирается арестовать его. — Как все это странно и страшно! — боязливо прошептала она. — Когда я думаю о темных водах реки… о моем бедном дяде… мне кажется, что я его вижу перед собою… — Рыдания поглотили конец фразы.
Леди Динсмор беспомощно взглянула на Франка.
В это мгновение слуга внес письмо.
Леди Динсмор удивленно подняла брови.
— От Полтаво, — произнесла она вполголоса.
Дорис вскочила и схватила с подноса письмо. Поспешно распечатав конверт, она ознакомилась с содержанием послания. С ее губ сорвался легкий радостный возглас, лицо загорелось, и она поспешила вторично прочитать письмо. Все в ней выражало надежду и веру. Сложив письмо и не проронив ни слова, она удалилась из комнаты.
Франк побледнел. Ревность и негодование томили его. В ужасе смотрел он вслед девушке.
Леди Динсмор поспешила извиниться и последовала за своей племянницей.
В ожидании их возвращения Франк рассеянно расхаживал по гостиной. Несколько минут тому назад, когда Дорис опустила свою головку на его плечо, он пережил глубокое удовлетворение и радость. Теперь это чувство сменилось отчаянием. Что могло быть написано в этом кратком письме, наполнившем Дорис радостью и надеждой?
Рассеянно шагая по комнате, Франк не видел того, что его окружало. Наткнувшись на стул, он тихонько выругался. Незаметно вошедший в гостиную слуга кашлянул и приблизился к нему.
— Леди Динсмор просит ее извинить и просит сообщить вам, что она известит вас обо всем письменно.
Франк направился к выходу. На ступеньках подъезда он остановился и выпрямился, увидев перед собой Полтаво. Граф сдержанно поклонился ему.
— Какое печальное событие, — сказал он. — Вы уже видели наших дам? Как восприняла все происшедшее мисс Грей?
Франк мрачно оглядел его.
— Ваше послание очень благотворно повлияло на нее, — процедил он.
— Мое письмо? — изумился Полтаво. — Но я ей вовсе не писал — вы видите, что я лично направляюсь к ним.
Волнение Франка ясно говорило о том, что он не верит словам Полтаво. Нахлобучив шляпу на лоб, он спустился на улицу.
На тротуаре он чуть не столкнулся с каким-то прохожим.
— Мистер Смит, — взволнованно обратился он к нему, — вы располагаете какими-нибудь новыми сведениями?
Детектив с интересом взглянул на юношу.
— Речная полиция нашла в реке труп, в карманах которого оказалось много предметов, принадлежащих Фаррингтону.
— В таком случае он действительно покончил с собой?
— Если кто-либо в состоянии, прежде чем прыгнуть в реку, отрезать себе голову, — сказал сыщик, — то это действительно самоубийство. Голова была найдена Отдельно от туловища. Но мне никогда не приходилось сталкиваться со столь странным самоубийством, и поэтому я не особенно верю в него.
* * *
Поезд подходил к станции Ватерлоо. На этой станции из поезда высадился высокий стройный человек. При более внимательном рассмотрении можно было заметить, что он далеко не так молод, как это казалось на первый взгляд.
На лице пролегли морщины, а виски серебрились сединою. Лицо было покрыто загаром, по-видимому, он недавно возвратился из тропических стран.
Остановившись у вокзала, приезжий раздумывал над тем, взять ли ему такси сейчас или пойти пешком. Ночь была холодная и сырая.
Пока он раздумывал, к нему бесшумно подкатило такси, и шофер, прикоснувшись к фуражке, отворил дверцу.
— Благодарю вас, — улыбнулся приезжий. — Можете отвезти меня в ‘Метрополь’.
В то мгновение, когда он собирался сесть в машину, его остановила чья-то рука. Обернувшись, он увидел смотрящие на него серые улыбающиеся глаза.
— Мне кажется, что вам следовало бы поехать в другой машине, доктор Голдуорти, — обратился к нему остановивший его человек.
— Право, сожалею… — начал было приезжий доктор.
Шофер, заметивший неожиданное вмешательство третьего лица, поспешил уехать, но подскочивший к нему человек, по-видимому переодетый сыщик, заставил его остановиться.
— Очень сожалею, что помешал вам, — продолжал остановивший доктора Смит, — по дороге я дам вам все необходимые объяснения. Не обращайте внимания на шофера — мои люди доставят его куда следует. Вам счастливо удалось избегнуть похищения.
И он отвез смущенного врача в Скотленд-Ярд, где они уединились, оживленно беседуя. Прибывший в Англию доктор поведал детективу историю Джорджа Доутона, умершего у него на руках, а также рассказал о чемодане с документами, которые он обещал доставить леди Констанции Дэкс. Детективу также стало известно и о том, при каких обстоятельствах эта женщина узнала о смерти бывшего своего возлюбленного.
— Благодарю вас, доктор Голдуорти, — сказал Смит после того, как врач закончил свой рассказ. — Мне кажется, что теперь все ясно.

Глава 7
ДЕЛОВЫЕ СНОШЕНИЯ ЛЕДИ КОНСТАНЦИИ

На следующее после обнаружения трупа Фаррингтона утро Смит сидел в своем уютном кабинете и заканчивал завтрак, после завтрака он принялся за разбор дел, но ему помешал слуга, доложивший о появлении леди Констанции Дэкс.
Смит равнодушно взглянул на визитную карточку и сказал:
— Попросите ее войти, Джордж.
Он поднялся с места и направился навстречу посетительнице.
Леди Констанция на первый взгляд производила впечатление очень красивой женщины. Несмотря на некоторую жестокость, сквозившую в ее чертах, и некоторые особенности ее характера, о которых ему приходилось слышать уже ранее, она была симпатична. У нее был изумительно нежный цвет кожи, миндалевидной формы разрез глаз и размеренные плавные движения. Возраст ее он определил примерно в тридцать лет, в чем и не ошибся: леди Констанции было двадцать семь лет.
Она была элегантно и просто одета, движения ее отличались изяществом и благородной непринужденностью.
— Прошу вас, присядьте, — обратился к ней сыщик.
— Боюсь, что вы сочтете меня навязчивой особой, перебившей вам работу, особенно в столь ранний час. Но я хотела переговорить с вами о происшествиях последних дней.
— Мистер Фаррингтон был вашим другом?
— Мы были дружны в течение ряда лет, — спокойно ответила леди. — Он замечательный человек и обладает совершенно незаурядными способностями.
— Если я не ошибаюсь, его племянница гостила у вас несколько дней тому назад?
— Да, она посетила мой бал и осталась у меня ночевать. Затем я уехала на своей машине в Грет-Бредли и более не видела ее. — Леди Констанция хорошо владела собой, и голос не выдавал охватившего ее волнения.
— Мистер Смит, — сказала она неожиданно, — мне стало известно, что у вас находится маленький флакон, принадлежащий мне. Об этом мне сообщил мистер Фаррингтон.
— Да, я нашел его во дворе дома мистера Фаррингтона в ночь убийства итальянцев.
— И какой вы из этого делаете вывод?
— Что вы в ту ночь находились в доме Фаррингтона, — откровенно заявил Смит. — Леди Констанция, я считаю, нам следует быть друг с другом совершенно откровенными. Я полагаю, что вы находились поблизости в то мгновение, когда раздались выстрелы. Когда вы их услышали, вы возвратились в дом и покинули его, пройдя через кухню.
Он заметил, что она стиснула губы, но равнодушно продолжал:
— Вам ясно, что я не удовлетворился теми обстоятельствами, которые мне удалось установить в ту памятную ночь. На рассвете, когда туман несколько рассеялся, я занялся дальнейшими изысканиями и напал на ваш след. Я обнаружил, что в соседнем гараже находились четыре машины, но ни одна из них не выезжала в ту ночь, и ни у одной из этих машин не было шин, рисунок которых соответствовал бы обнаруженному мною следу. Таким образом мне удалось установить следующее: вы услышали происходившую возле дома беседу и прокрались, чтобы подслушать ее. Удовлетворив свое любопытство, вы поспешили удалиться: вскочив в свою машину, уехали.
— Право, вы способный сыщик, — несколько насмешливо заметила леди. — И это все, что вы можете мне сообщить?
— Я могу также сообщить, что вы сами управляли вашей спортивной машиной.
Леди Констанция расхохоталась.
— Мне очень жаль, что вам для выяснения этого обстоятельства пришлось отправиться в Грет-Бредли. Там каждому ребенку известно о том, что я привыкла сама управлять автомобилем. Вы напрасно затратили для выяснения этого обстоятельства столько усилий.
— Мне не пришлось затрачивать для этого много усилий, — заметил смеясь Смит. — Но я жажду от вас услышать о том, что вас привело в ту ночь в дом Фаррингтона. Я никогда не предполагал, что вы повинны в смерти этих людей. У меня имеется достаточно данных для того, чтобы утверждать, что выстрелы не были произведены из дома Фаррингтона.
— А что, если я скажу вам, что в эту ночь у меня были гости и я не покидала своего дома?
— Вы бы противоречили этим утверждением самой себе. Вы сами сообщили мне, что покинули ваш дом и выехали на автомобиле. Насколько я могу судить, эта поездка была совершенно особого значения.
Леди Констанция отвернулась и взглянула в окно. Лицо ее стало серьезным — она приняла определенное решение.
— Я могла бы вам рассказать многое, что продолжает оставаться неизвестным для вас, — сказала она. — Мое возвращение в Грет-Бредли можно объяснить без особого труда. Один из моих друзей, или, вернее, друг моего друга, неожиданно возвратился из Западной Африки, и мне сообщили, что он прибыл в Грет-Бредли и что у него имеется ко мне поручение от человека, который был мне очень близок.
Смит уловил дрожь в ее голосе — он не сомневался в правдивости ее слов.
— Я должна была повидать этого человека во что бы то ни стало, — пояснила леди Констанция, — хоть я и не желала, чтобы это стало известным.
— Мне придется снова прервать вас. Человек, о котором вы упомянули, не кто иной, как доктор Томас Голдуорти, недавно вернувшийся из экспедиции в тропики, куда он ездил по поручению ‘Общества борьбы с тропическими болезнями’. Но ваш рассказ несколько не соответствует действительности. Доктор Голдуорти прибыл в Грет-Бредли накануне того дня, когда у вас состоялся вечер. И вы тогда же повидали его. Он привез с собой деревянный ящик, который получил на таможне. Двое людей сделали попытку похитить ящик. Я был очень заинтересован выяснением содержимого ящика, так как один из моих друзей посвятил меня в некоторые подробности этого происшествия. Но это несколько запутывает положение вещей. Доктор Голдуорти доставил ящик в Грет-Бредли после того, как известил вас по телеграфу о своем приезде. Вы повидали его и лишь после этого возвратились в Лондон, чтобы принять своих гостей. Право, ваша память, леди Констанция, иногда грешит.
Она вызывающе взглянула на сыщика.
— Что вы собираетесь предпринять? Вы обвиняете меня в убийстве одного или обоих мужчин? Вы даже не можете доказать моей причастности к покушению на Фаррингтона, и в то же время, вы осведомлены о многом из моего прошлого. Несколько лет тому назад я была помолвлена с человеком, который был для меня дороже всего в мире. Это был Джордж Доутон.
— Да, я знаю об этом. Он был естествоиспытателем.
— Совершенно неожиданно он покинул страну и по неизвестным мне причинам расторг помолвку. Все мои письма и телеграммы остались без ответа, как я ни пыталась установить с ним связь во время его пребывания в Африке. В течение четырех лет я не получила от него ни одной строчки, ни одного слова, ничего, что могло бы объяснить мне внезапно происшедшую перемену. Потом пришло известие о его смерти. Сперва я предположила, что он стал жертвой тропической малярии, но доктор Голдуорти заверил меня в том, что он стал жертвой преступления: его отравил человек, заинтересованный в его гибели.
Голос ее задрожал, но она снова овладела собою.
— Я не забыла о нем. В течение всех долгих лет перед моими глазами всегда стоял его портрет, я ждала его возвращения. Любовь не легко умирает у женщин моего возраста, а неудовлетворенная любовь пробудила во мне инстинкты хищного животного, просыпающиеся в каждой оскорбленной женщине. Теперь я впервые узнала о том, что послужило причиной ухода Джорджа Доутона, и о том, как он умер. Мне говорили, что при охоте на львов следует сперва убить львицу, потому что, пока она будет жива, она попытается отомстить за гибель своего спутника. Придет день — и кое для кого наступит страшная пора мести, — многозначительно сказала леди Констанция.
— Для кого?
Она улыбнулась.
— Вы и так знаете больше, чем вам следует знать, мистер Смит. Остальное вам придется выяснить без моей помощи… Не препятствуйте мне выполнить свою месть. Это звучит несколько театрально, но это горькая истина. У меня отняли Джорджа Доутона, у него отняли жизнь, и за это я отомщу. Человек, совершивший это, был не кто иной, как Монтегю Феллок.
Она не дала больше никаких объяснений, и Смит был слишком осторожен, чтобы настаивать. Он проводил ее до выхода, и леди Констанция заняла свое место за рулем роскошного лимузина.
— Надеюсь вскоре снова встретиться с вами, леди Констанция.
— Без приказа о моем аресте? — улыбнулась она в ответ.
— Надеюсь, что да, — спокойно ответил Смит. — Если кому и предстоит ознакомиться с тем, как выглядит приказ об аресте, то это вашему другу Монтегю Феллоку.
Леди Констанция нажала педаль, и машина тронулась в путь. Смит поглядел вслед автомобилю и заметил, что как только он завернул за угол, из боковой улочки выехал мотоциклист и помчался за ним вдогонку. Смит удовлетворенно кивнул головой. Он не мог упускать никакой возможности к разрешению загадки. Отныне леди Констанция денно и нощно должна была находиться под наблюдением.
В девять часов вечера спортивная машина леди Констанции выехала по направлению к Грет-Бредли. За рулем сидела по обыкновению владелица машины. С шоссе она завернула на одну из боковых дорог и вскоре очутилась перед домом, занимаемым ее братом-священником.
Шум машины привлек внимание одного из слуг. Не сказав ему ни слова, леди Констанция поспешила в дом, тщательно заперла за собой двери и лишь после этой предварительной меры предосторожности включила свет. Электрическое освещение являлось в этом маленьком городке небывалым комфортом, и если она располагала этим удобством, то только благодаря любезности странного человека, обитавшего в Таинственном Доме.
Таинственный Дом высился в лощине на расстоянии трех миль от дома, в котором находилась леди Констанция. Окрестные жители поговаривали о том, что строитель этого здания был несчастен в любви и это повлияло на его решение жить, совершенно отгородившись от света. Лощина, в которой находился Таинственный Дом, носила название ‘Лощины убийцы’. Это был живописный уголок, в котором много лет тому назад совершилось ужасное преступление. Дом соответствовал прозвищу, тяготевшему над этим уголком. Никто никогда не встречал обитателя Таинственного Дома. Его секретарь и слуги-итальянцы частенько появлялись в городке за покупками, время от времени по улицам проносилась закрытая машина, и любопытным жителям оставалось лишь надеяться на то, что в один прекрасный день произойдет автомобильная катастрофа, благодаря которой им будет суждено увидеть обитателей Таинственного Дома.
Но в общем обитатели этого дома не нарушали покоя местных жителей, а жители местечка благодарили господа, что он создал их обыкновенными людьми, ни в какой степени не похожими по своим привычкам и повадкам на обитателей Таинственного Дома. Мысль эта утешала обывателей и примиряла с таинственным зданием.
У этого загадочного человека были довольно странные привычки. Он возвел собственную электрическую станцию, на которой находились динамо-машины большой мощности. Электрическая энергия освещала и отапливала Таинственный Дом. В Грет-Бредли жило много добросовестных английских рабочих, которые были возмущены тем обстоятельством, что строитель Таинственного Дома не привлек их к работе, а предпочел привезти персонал электрической станции из-за границы. Рабочие электрической станции жили в отдалении от городка и не проявляли желания сблизиться с местным населением. То были скромные итальянцы, мечтавшие о возвращении на родину и жившие на чужбине в надежде, что им удастся скопить маленький капиталец. Их молчание щедро оплачивалось, и они никогда не злоупотребляли оказанным им доверием.
Домик леди Констанции также освещался путем подачи энергии с электрической станции Таинственного Дома. К ее домику был проведен подземный кабель, и она была единственной особой, которой был открыт доступ в это здание.
Леди Констанция переоделась после ужина и направилась к письменному столику, достала из одного из ящиков миниатюрный револьвер. Она тщательно осмотрела изящное оружие и вложила новую обойму. Опустив револьвер в карман своего пальто, она спустилась вниз. У подъезда ее ожидал автомобиль.
— Поставьте автомобиль в гараж, — сказала она шоферу, — я хочу навестить мистера Джексона.
— Слушаюсь, миледи.

Глава 8
ПЕРВОЕ ПОСЕЩЕНИЕ ТАИНСТВЕННОГО ДОМА

Смит прибыл в Грет-Бредли с определенным намерением. Он знал, что в этом маленьком городке ему скорее удастся напасть на след исчезнувшего Фаррингтона, а также разрешить вопрос о таинственном и никому не известном Монтегю Феллоке.
Раскрытие этих тайн стало вопросом чести для Скотленд-Ярда. В течение последней недели произошли два таинственных убийства, загадочная стрельба в опере, самоубийство, весьма смахивавшее на мистификацию.
Полиция не была в состоянии удовлетворить жаждавшее разгадки общественное мнение и представить хоть какое-нибудь правдоподобное объяснение всех этих событий.
Далее последовало нападение на таможню и наконец вторжение в Скотленд-Ярд, которое перевело полицию из разряда преследователей в обороняющуюся силу.
— Множество слухов ходит о нас, — сказал Смиту начальник Скотленд-Ярда. И он протянул детективу одну из утренних газет. Смит улыбаясь ознакомился с насмешливой статьей и жирными заголовками, берущими под сомнение работоспособность полиции. Возвратив газету своему начальнику, он сказал:
— Мне кажется, что мы сможем все эти преступления раскрыть одновременно. Сегодня я осмотрю Таинственный Дом. Разгадку всему следует искать именно там.
Начальник полиции с интересом взглянул на него.
— Как странно, что вы заговорили об этом. Как раз сегодня я получил донесение об этом доме от местной полиции.
— И что вам сообщают?
— Ничего интересного. Как обычно, рапорт местной полиции очень бледен и бессодержателен. Владелец Таинственного Дома, по-видимому, богатый американец, он болен и подвержен различным эксцентрическим идеям. Более того — вы будете изумлены, — авторитетные медицинские силы объявили его душевнобольным.
— Душевнобольным? — на сей раз пришла очередь Смита удивиться.
— Да. Он не дееспособен и пользуется всеми преимуществами, которые предоставляются законом людям, находящимся в его состоянии.
Смит задумчиво молчал.
— У меня имеется смутное предчувствие, что обитатель Таинственного Дома близко знает Монтегю Феллока.
— В таком случае мои слова явились для вас горьким разочарованием, — сказал начальник полиции. — Но в этом не приходится сомневаться. Я ознакомился со всеми прилагаемыми документами. Этот человек действительно подвергся осмотру двух выдающихся психиатров. Он находится на попечении своего секретаря, одновременно являющегося и его домашним врачом. Таким образом, загадка Таинственного Дома разрешается как нельзя проще — это всего лишь лечебница для душевнобольного миллионера…
Смит по-прежнему не нарушал молчания.
— Во всяком случае ничего дурного не случится, если я все же навещу этот дом и познакомлюсь с его владельцем, — проронил Смит.
Ранним утром он выехал в Грет-Бредли. Шофер остановил машину на некотором расстоянии от Таинственного Дома, и Смит прежде чем приступить к действиям, внимательно ознакомился с окрестностями.
В самом деле Таинственный Дом производил своеобразное впечатление. Ни в какой степени он не мог претендовать на красоту линий. Отдельные части здания были несоразмерны, все время после обеда у детектива ушло на измерение отдельных его частей и разметку выходов и входов.
Он ознакомился с окружавшей дом растительностью, сделал небольшую топографическую съемку, занеся на нее все, что могло служить в случае необходимости прикрытием. Потом он занялся электрической станцией, расположенной примерно в ста метрах от Таинственного Дома среди густой поросли.
На следующее утро Смит приступил к тому, что собственно и было целью его приезда.
Он подъехал к Таинственному Дому и остановил машину у ворот. Покинув автомобиль, медленными шагами направился к подъезду. Взгляд его задержался на высокой трубе электрической станции. Смит покачал головой.
Что-то таилось во всем этом. Станция по своей мощности не соответствовала потребностям дома, который обслуживала.
‘Динамо-машины настолько сильны, что станция могла бы обслуживать небольшую электрическую дорогу’, — подумал Смит. При тайном осмотре станции ему удалось увидеть и ее руководителя — одноглазого итальянца с суровым изуродованным шрамом лицом.
Смит продолжил бы свои поиски, но неожиданно он услышал, как что-то щелкнуло под его ногами. Он стоял у окна и пытался заглянуть в него. В то же мгновение из дома донесся удар гонга и за окном бесшумно спустилась штора. Попытка Смита заглянуть в окно окончилась неудачей.
Он поспешил отойти в сторону и успел миновать ворота, прежде чем они захлопнулись. Несомненно, что ворота приводились в движение и запирались при помощи электрического тока.
Затем Смит в сопровождении двух полицейских направился в Таинственный Дом. Не желая подвергаться излишней опасности, Смит поставил полицейских у ворот, а сам поднялся по широким мраморным ступенькам к входной двери.
При этом он обратил внимание на то, что вместо обыкновенного половика для ног у входа лежала металлическая циновка. Входная дверь была занавешена шторой, напоминавшей те, которые часто встречаются в загородных домах. Отличие этой шторы от обычных заключалось в том, что нити ее были металлическими и вместо бисера или соломинок на них были нанизаны мелкие стальные шарики. Таким образом, эта штора была своего рода подвижным стальным занавесом. В то мгновение, когда дверь отворилась, штора бесшумно отдернулась вбок. Казалось, она приводится в действие одним и тем же механизмом, что и дверь.
В дверях перед Смитом стоял стройный худощавый человек. Лицо его было бледно, а глаза лишены выразительности. На нем был хорошо сшитый темный костюм, и держался он так, как держатся — почтительно и одновременно с сознанием собственного достоинства — облеченные доверием служащие.
— Смит из Скотленд-Ярда, — назвал себя полицейский, — Я хотел бы повидать мистера Молла.
Незнакомец бросил на Смита подозрительный взгляд.
— Не угодно ли вам войти в дом, — сказал он после минутного молчания и провел гостя в хорошо обставленную гостиную. — Я боюсь, что мистер Молл не сможет принять вас. Как вам должно быть известно, он болен. Но если я чем-либо могу быть полезен вам, то…
— Единственное, чем вы можете быть мне полезны, это отвести меня к мистеру Моллу, — ответил улыбаясь Смит.
— Если вы на этом настаиваете… — собеседник Смита явно был в нерешительности.
Сыщик кивнул головой.
— Я его секретарь и домашний врач — доктор Фолл. Мне предстоит затем ряд осложнений — быть может, вы будете столь любезны и сообщите мне, по какому делу вы явились?
— Это я сообщу мистеру Моллу лично.
Врач молча поклонился в знак согласия.
— В таком случае попрошу вас следовать за мною.
И он повел Смита через вестибюль к лифту. Отступив в сторону, он предложил гостю занять место в кабине. Но Смит любезно отверг его предложение и сказал:
— Попрошу вас пройти вперед.
Доктор насмешливо улыбнулся и вошел в кабину. Смит последовал за ним.
Лифт быстро доставил их на третий этаж.
‘Этот дом по своему устройству напоминает отель’, — подумал Смит.
И действительно, длинные коридоры были устланы коврами, а по сторонам виднелся ряд дверей. Доктор Фолл повел сыщика налево и подвел его к большой двери из розового дерева. Когда врач отворил ее, Смит увидел, что за этой дверью скрывается вторая дверь. Врач отворил и ее. Смит вместе с Фоллом очутились в просторной комнате, в которой находилось совсем немного мебели, но все, что в ней было, отличалось роскошью. Стены были обшиты деревянной панелью, на полу красовался большой персидский ковер, а посредине комнаты возвышалась просторная посеребренная кровать. Но не кровать, не пестро разукрашенный ночной столик возле нее, не пышная люстра, свисавшая с потолка, привлекли внимание Смита.
Самым примечательным для него в этой комнате был человек, лежавший на постели.
Он был необыкновенно желт, и глаза его были лишены какой бы то ни было осмысленности. Издали его можно было принять за восковую фигуру. Лишь равномерное дыхание и подергивание губ свидетельствовали о том, что это не кукла, а живой человек. Сыщик определил возраст лежавшего в постели человека в семьдесят лет.
— Это мистер Молл, — сказал врач. — Боюсь, что вам не удастся переговорить с ним. Он не особенно разговорчив.
Смит приблизился к постели и поздоровался со стариком, но тот не реагировал на его поклон.
— Как поживаете, мистер Молл? — спросил он старика. — Я приехал из Лондона, чтобы навестить вас.
И снова старик ничем не реагировал на обращение сыщика.
— Как вас зовут? — спросил Смит после минутного молчания.
На мгновение в глазах старика засветилась жизнь, в них блеснула тень сознания, голова приподнялась. Его губы задрожали, и он ответил:
— Джим Молл… — прохрипел он слабым голосом, — меня зовут Джим Молл. Бедный старый Молл никогда никому не причинил вреда…
И, бросив испуганный взгляд на врача, он тяжело опустился на подушки. Все дальнейшие попытки Смита заставить его заговорить не привели ни к чему.
Смит покинул комнату.
— Вы согласитесь со мною, — сказал врач, — что мистер Молл не в состоянии вести длительную беседу.
— В этом вы правы, — любезно согласился сыщик. — Мистер Молл — американский миллионер?
Фолл внимательно следил за сыщиком и не спускал с него глаз.
— Совершенно верно, мистер Молл — американский миллионер.
— А между тем он говорит не как американец. Даже если принять во внимание его болезненное состояние, то и тогда приходится констатировать, что это странное обстоятельство не поддается никакому объяснению.
— О каком странном обстоятельстве вы говорите? — быстро спросил врач.
— Вы утверждаете что он американец и, как приходится предположить, человек известного развития и образования. Это не могло не отразиться на его манере говорить. А между тем, сколь это ни странно, он говорит, как простолюдин из Сомерсета.
— Что вы хотите этим сказать? — переспросил врач.
— То, что я сказал. Он говорит на сомерсетском наречии. Мистер Молл обладает очень слабым развитием, и я сомневаюсь в том, что он действительно американский миллионер.
— По-видимому, вам не часто случалось видеть душевнобольных. В противном случае вам было бы известно, что эти несчастные утрачивают все приобретенные ими навыки как в манерах, так и в речи.
Врач снова подвел Смита к лифту, но сыщик отклонил его предложение спуститься в лифте, выразив желание пройти по лестнице.
Смит хотел тщательнее ознакомиться с устройством Таинственного Дома. Фолл не нашел возражений против высказанного им пожелания и повел Смита по лестнице, устланной широкой дорожкой.
— Я достаточно осведомлен в душевных заболеваниях, — продолжал Смит, — и особенно в заболеваниях, встречающихся в низших классах и в преступной среде.
— Я вижу, вы сомневаетесь в правдивости моих слов, — сказал, нахмурясь, врач. — Я вынужден обратить ваше внимание на то, что являюсь не только секретарем мистера Молла, но и его врачом.
— Это для меня не новость, — рассмеялся Смит. — Вы американский врач и в тысяча восемьсот девяносто шестом году получили диплом в Пенсильвании. На борту ‘Лукании’ вы прибыли в Англию. Вам пришлось в спешном порядке покинуть Америку, потому что вы оказались замешанным в скандальную историю. Ваше прошлое в Америке гораздо легче было установить, чем выяснить хоть что-либо о мистере Молле. Он, кстати сказать, совершенно неизвестен и американскому посольству.
Фолл густо покраснел.
— Вы переступаете границы ваших полномочий, — злобно бросил он, — если считаете возможным упомянуть о драме, в которой я оказался невинной жертвой преступников.
— Очень возможно, что это так, — согласился с ним Смит.
И, кивнув головой врачу, он спустился по мраморным ступенькам в сад. У ворот к нему подошли его спутники. Один из них был инспектор Эла.
— Что вам удалось выяснить? — спросил он.
— Мне удалось выяснить многое, что нам в дальнейшем несомненно пригодится, — ответил Смит и, обратившись ко второму спутнику, добавил:
— Останьтесь здесь и следите за всеми входящими в дом, и за всеми, кто попытается из него выйти. Я вернусь сюда через несколько часов.
Полисмен поднес руку к козырьку, и Смит объяснил:
— Мне надлежит нанести еще один визит, и будет лучше, если вы не будете меня сопровождать. Шофер высадит меня поблизости от дома священника.
Леди Констанция Дэкс ожидала появления сыщика.
Она сидела у окна и видела, как он проехал по направлению к Таинственному Дому.
Смита она приняла в гостиной.
— Я навестил лицо, с которым вы находитесь в дружеских отношениях, — сказал Смит.
— Вы имеете в виду мистера Молла?
— Да, — подтвердил Смит.
Леди Констанция не сразу ответила на реплику Смита. Она раздумывала над тем, что ему сказать.
— Я полагаю, вам известно все переплетение обстоятельств, — заговорила она после паузы. — Если вам угодно, я дам кое-какие дополнительные сведения, которые восполнят имеющиеся у вас пробелы.
Смит опустился в кресло и приготовился слушать.
— Вы правы, я бываю в Таинственном Доме, — сказала она, не глядя на сыщика. — Я вам ранее уже рассказала о моей любви к Джорджу Доутону. Он был вдовцом. Вы, должно быть, знаете его сына?
Смит кивнул головой.
— То была большая любовь, любовь с первого взгляда. Джордж Доутон был совершенством — храбр, правдив, искренен и весел. Его известность как естествоиспытателя распространилась далеко за пределы Англии. Я познакомилась с ним в Лондоне. Он познакомил меня со своим другом, ныне покойным Фаррингтоном. В то время, когда Фаррингтон летом жил в Грет-Бредли, Доутон гостил у него, и я узнала его лучше, чем кого бы то ни было из людей.
Она замолчала.
— Наша любовь была безгранична, — продолжала леди Констанция, решив рассказать сыщику обо всем. — Зачем мне таить это? Чего мне стыдиться того, чем я должна была бы гордиться? Свадьба наша должна была состояться в назначенный день, но он неожиданно отплыл в Африку. Джордж Доутон был джентльменом с головы до пят. Все скандальное было ему противно, он с трудом примирялся с современной распущенностью нравов и в этом отношении был, возможно, несколько старомодным. У него были особые воззрения на честь женщины, и он никогда не отступился бы от них. Так он полагал, что мужья и жены, принявшие на себя вину в разводе, не вправе вторично вступать в брак.
Леди Констанция с трудом подбирала слова. Ее тяготила необходимость говорить обо всем этом.
— Я была разведенной женой, — сказала она нерешительно и, собравшись с мужеством, продолжала: — В своей опрометчивости, по молодости лет я приняла на себя вину. Это было безумием с моей стороны. Я вышла замуж за человека, расчетливого и холодного, не любившего меня, за человека с отвратительным характером, способного на любую гнусность, — я была так молода тогда… И я убежала с другим, который освободил меня от жизни с нелюбимым человеком. Я не любила его, наши отношения были чисто дружескими, — я доверилась ему, и он оправдал мое доверие.
То был человек с рыцарской самоотверженной натурой, которому также пришлось тяжело поплатиться за это приключение. Доказательства моей вины были налицо, и мой муж без особых трудностей добился развода. Эта тягостная история со временем забылась, но когда я полюбила Джорджа Доутона, я опасалась, что она снова выплывет и омрачит наше счастье. Мои опасения не были лишены оснований. Настал день свадьбы, но за два дня до этого Джордж покинул Англию и уехал в Африку, даже не сочтя нужным предупредить меня об этом. И более я ничего о нем не слышала. — Голос ее понизился до шепота, и последние слова она произнесла чуть слышно.
Смит проникся сочувствием к несчастной женщине и не нарушал молчания. Невозможно было сомневаться в правдивости ее слов, и он не хотел усиливать ее муку, задавая какие-либо вопросы.
— Мистер Фаррингтон был очень любезен ко мне, — продолжала леди Констанция. — Он же познакомил меня с доктором Фоллом.
— Чего ради? — осведомился Смит.
— Эти обстоятельства выяснились лишь впоследствии. Тогда мне стало известно, что доктор Фолл поддерживает связь с Африкой и что при его содействии мне удастся наладить связь с Доутоном. Как утопающая, я хваталась за любую соломинку. И тогда я стала частой посетительницей Таинственного Дома. Я единственный посторонний человек, проникавший в это здание. Старания мои увенчались успехом, и мне удалось выяснить местопребывание моего бывшего возлюбленного. Я писала ему в надежде, что письма эти дойдут до цели своего назначения. Теперь я начинаю понимать, что мистер Фаррингтон руководствовался совершенно иными мотивами, знакомя меня с доктором Фоллом. Он хотел иметь возможность следить за каждым моим шагом и таким образом лишить меня возможности без его ведома вступить в переписку с Джорджем Доутоном. Такова моя история, связанная с Таинственным Домом. Мистера Молла мне было суждено видеть всего лишь один раз.
— А мистера Фаррингтона?
— Я никогда не встречала его там.
— А Монтегю Феллока?
Она удивленно вскинула ресницы.
— Монтегю Феллока я тоже никогда не встречала, — медленно ответила она, — хоть и приходилось слышать о нем. Он также знал о моем прошлом и пытался в дни моей помолвки шантажировать меня.
— Об этом вы ничего мне не рассказывали.
— Об этом нечего рассказывать, — возразила леди Констанция, сделав усталое движение рукой. — Я очень боялась этого таинственного вымогателя и приписываю ему разрыв Доутона со мной. Ныне мне стало известно, что именно Монтегю сообщил обо всем Джорджу. Он потребовал у меня баснословно крупную сумму, и я ему отдала все, что было в моих средствах, осталась на грани разорения в надежде, что он не нарушит молчания, но это не помогло.
Женщина поднялась с кресла и взволнованно зашагала по комнате.
— И я еще не свела счеты с Монтегю.
Детектив взглянул на нее и увидел, что черты ее приобрели отпечаток жесткой решимости.
— Я могла бы рассказать о многом, мистер Смит, что дало бы вам возможность предать в руки правосудия этого негоднейшего из людей, но я предпочитаю сама отомстить ему.
— Разрешите все же просить вас сообщить мне обо всем, — вежливо заметил Смит.
Но она покачала головой.
— Я сохраню возможность отомстить для себя, — решительно возразила леди Констанция. — Если Монтегю Феллоку суждено умереть, то он умрет от моей руки.

Глава 9
ЗАВЕЩАНИЕ

Граф Полтаво поднялся по лестнице в свою скромную квартирку. Он был весел и жизнерадостен, доволен собой и сложившимися обстоятельствами.
Несколько месяцев тому назад он прибыл в Лондон, как потерпевший неудачу авантюрист, без средств и без крова.
Теперь у него были все основания быть довольным своей судьбой, — он проник в высшее общество, познакомился с рядом влиятельных лиц, в свою очередь расширявших круг его знакомств. Высокопоставленные лица удостоили его своего доверия, прекраснейшие женщины обращали на него внимание. Ревнивое озлобление соперника — молодого журналиста не могло беспокоить его, и он не придавал особого значения чувствам, которые питал к нему Франк.
Судьбе было угодно, чтобы он проник в тайну покойного Фаррингтона. По счастливой случайности он оказался осведомленным о подлинном финансовом положении миллионера и выяснил, что тот всего-навсего лишь мошенник, связанный с Монтегю Феллоком. Его блестящее положение, созданное Феллоком, было карточным домиком. Полтаво оставалось выяснить, не распорядился ли Фаррингтон и состоянием своей племянницы, так как в привычки мнимого миллионера входило обирать своих ближних.
Отпирая дверь своей квартиры, Полтаво был убежден в том, что является хозяином положения. У него в руках были все козыри, и он мог надеяться, что выиграет ставку — прелестную Дорис Грей.
Это наполняло его удовлетворением, ибо Полтаво был одновременно и сентиментальным, склонным к любви человеком, и бессердечным, бессовестным эгоистом.
Пройдя в спальню, он на мгновение застыл перед зеркалом. Старая привычка — рассматривать себя в зеркале и одновременно вести с собой беседы. Он утверждал, что ни с кем не мог говорить так откровенно, как со своим собственным отражением в зеркале, ибо это был единственный собеседник, в котором он мог быть уверенным, что тот не использует ему во вред эту откровенность.
Каждый день приносил все новые и новые радости, и он чувствовал удовлетворение, видя, что Дорис подчиняется его влиянию.
Полтаво жил один в квартире, в услужении у него находилась лишь старуха-уборщица, приходившая каждое утро убирать квартиру.
Неожиданно зазвенел звонок и вывел Полтаво из его созерцательного состояния. Машинально, не подумав о том, кто бы это мог быть, он направился к дверям. Вообще он был не прочь лично поторговаться с молочницей или с кем-либо из поставщиков провизии, поскольку, в ожидании больших капиталов, ему приходилось экономить на всем.
Отворив дверь, он испуганно отпрянул назад, а затем, овладев собою, низко поклонился.
— Прошу вас войдите, мистер Доутон! — обратился Полтаво к своему гостю.
Франк вошел в переднюю и выждал, пока граф запер дверь. Затем последовал за ним в комнату.
— Чему я обязан чести вашего посещения? — вежливо осведомился у него Полтаво.
— Я желал бы переговорить с вами по делу, равно касающемуся и вас, и меня.
Полтаво кивнул головой в знак согласия. Он уловил, что Франк был враждебно настроен по отношению к нему, но это обстоятельство не могло испугать его. Ведь ему не раз случалось оказываться в весьма запутанных положениях и выходить из них с честью.
— Мне очень жаль, что я могу вам уделить лишь четверть часа. Мне надо отправиться на Брекли-сквер, дабы присутствовать при вскрытии завещания нашего покойного друга…
— Это мне известно, — сказал Франк, — вы не единственный, кто получил приглашение присутствовать при этой церемонии.
— И вы также будете там? — спросил удивленный граф. Он в данном случае считал свое присутствие в порядке вещей, на правах друга и советника осиротевшей Дорис Грей. Это положение ему даровало письмо, которое было получено Дорис. В нем в кратких словах сообщалось, что она при любых обстоятельствах может обратиться за советом и поддержкой к графу Полтаво. И это письмо явилось причиной неожиданного посещения Дорис.
— Граф Полтаво, на следующий день после исчезновения мистера Фаррингтона посыльный принес мисс Грей письмо.
— Это мне известно, — ответил Полтаво.
— В этом письме речь шла о вас. В нем сообщалось Дорис, что она может довериться вам, и одновременно это письмо подало ей надежду, что труп, найденный в Темзе, не принадлежит мистеру Фаррингтону.
Полтаво нахмурил лоб.
— Но власти иного мнения, — поспешил сказать он. — Они нисколько не сомневаются в том, что мистера Фаррингтона более нет в живых.
— То, что было установлено при медицинском осмотре трупа, и то, что по этому поводу думает Скотленд-Ярд, может и не совпадать, — сухо заметил Франк. — Следствием получения этого письма явилось то, что Дорис воспылала к вам доверием и мне с каждым днем становится все труднее и труднее защищать ее интересы. Я откровенный человек и говорю открыто то, что думаю. — И он хлопнул рукою по столу. — Вы отравляете душу Дорис и восстанавливаете ее против меня, хотя единственное мое желание сводится к тому, чтобы честно и без всяких сокровенных целей охранять ее от всего злого.
Граф Полтаво насмешливо пожал плечами.
— Дорогой друг, я не могу допустить, чтобы вы явились ко мне с просьбой выступить в качестве ходатая за вас перед мисс Дорис. Если к этому действительно сводилась ваша цель, то позвольте сообщить, что я ничем не могу быть вам полезен. На английском языке имеется пословица, смысл которой сводится к тому, что в любви и на войне все дозволено.
— В любви? — переспросил Франк.
— Да, в любви. Никто не вправе рассматривать любовь, как дарованное свыше преимущество, выпавшее только на его долю. Никто не вправе сказаться люблю эту женщину и не позволю никому другому любить ее. Все то, что восхищает вас в мисс Грей, представляется мне не менее привлекательным, чем вам. Я охотно бы уклонился от соревнования с вами, но что делать, если судьбе угодно было, чтобы мы оказались соперниками? Мне известно, что покойный мистер Фаррингтон собирался определенным образом распорядиться судьбою своей племянницы, и я надеюсь, что его намерения соответствовали моим желаниям.
— Что вы хотите этим сказать? — удивился Франк.
— Я беседовал с мистером Фаррингтоном, и он сказал мне, что будет совершенно спокоен за участь Дорис, зная, что она находится в моих руках.
Франк побледнел.
— Это наглая ложь! Мне доподлинно известны намерения мистера Фаррингтона, гораздо лучше, чем вы предполагаете, — вскричал возмущенный юноша.
— Может, вы более подробно сообщите мне о них?
— Я уклоняюсь от дальнейшего обсуждения этого вопроса с вами и ограничусь лишь тем, что скажу вам: если я обнаружу, что вы работаете против меня, то вам придется пожалеть о том, что мы вообще повстречались с вами.
— Разрешите вам указать на дверь, — невозмутимо ответил Полтаво. — Людям моего положения и моего происхождения нельзя безнаказанно говорить подобные вещи.
— Ваше положение мне известно, а что касается вашего происхождения, то оно покрыто мраком неизвестности. Во всяком случае, если бы я вздумал навести более подробные сведения об этом, то знал бы, к кому мне следует обратиться.
— К кому именно? — насмешливо осведомился Полтаво, отпирая дверь.
— К начальнику Александровской тюрьмы.
Граф захлопнул за своим посетителем дверь и на несколько мгновений застыл, погруженный в свои мысли.
* * *
Общество, собравшееся через несколько часов на Брекли-сквер, было погружено в печаль. К вящему неудовольствию Полтаво Франк также присутствовал при вскрытии завещания. Он сидел рядом с молодой девушкой, и ему удалось вовлечь ее в беседу. Граф Полтаво счел нецелесообразным именно в это мгновение попытаться отвлечь ее внимание от молодого журналиста. Он мог и подождать.
Присутствовал и мистер Смит. Он непосредственно обратился к нотариусу с просьбой разрешить ему присутствовать при вскрытии завещания. Одновременно он заявил, что предполагает присутствовать в порядке исполнения своего служебного долга, а не в качестве лица, поддерживавшего знакомство с покойным. Это заявление предопределило исход его просьбы.
Шеф адвокатской конторы Дебенхем сидел в обществе своего секретаря за письменным столом, на котором лежало множество документов. В их числе находился и запечатанный сургучом конверт, с которого секретарь не спускал глаз.
Для большинства собравшихся момент вскрытия завещания был очень важен. У Фаррингтона не было долгов, и личное его состояние не было отягчено никакими обязательствами.
Справки, наведенные Смитом, к его удивлению, подтвердили, что состояние молодой девушки было помещено сравнительно удачно, и Смит, уловив минуту, когда Дорис направилась к адвокату, воспользовался этим, чтобы подойти к Франку.
— Вы были дружны с мистером Фаррингтоном? — спросил он юношу.
Франк кивнул головой.
— Вы его хорошо знали?
— Я не смею утверждать, что находился с ним в тесных дружеских отношениях, но он был всегда очень внимателен ко мне.
— В чем выражалось его отношение к вам? Простите, что затрудняю вас подобными вопросами, но вы знаете, что у меня имеются для этого основания и что я осведомляюсь об этом не из праздного любопытства.
Франк улыбнулся.
— Мне кажется, вы не особенно благоволили к покойному мистеру Фаррингтону. Я очень удивлен, что после всего случившегося в театре вы пришли сюда.
— Вы намекаете на то, что я собирался арестовать его? — спросил Смит. — Это не должно удивлять вас. Даже миллионерам случается иногда оказываться в несколько запутанном положении и вступать в конфликт с велениями закона. Но мне бы хотелось знать, почему мистер Фаррингтон был особенно внимателен к вам?
Франк колебался. Если мистер Фаррингтон и совершил на своем веку кое-какие оплошности и не был свободен от недостатков, то все же и после его смерти ему не хотелось сказать ничего такого, что в глазах властей говорило бы не в пользу покойного.
— Он сделал мне очень лестное и выгодное предложение, которое могло принести много денег.
Сыщик с нарастающим интересом прислушивался к словам юноши.
— Какое же поручение дал он вам?
Франк вкратце рассказал о поисках наследника миллионов Толлингтона.
— Но я оказался неподходящим лицом для подобного поручения, — признался он, смущенно улыбаясь. — Гораздо лучше было бы, если бы он обратился к вам. Боюсь, что у меня нет способностей, необходимых для сыщика. Но он все же настоял, чтобы я взялся за это дело.
Смит задумался.
— Я также кое-что слышал о миллионном наследстве Толлингтона. Речь идет о наследстве американского лесопромышленного короля, который умер, не оставив завещания. Предполагают, что его наследники живут в Англии. У нас также были кое-какие сообщения об этом.
И, нахмурившись, Смит попытался вникнуть в детали этого случая.
— Разумеется! Мистер Фаррингтон был одним из душеприказчиков. Он был дружен с покойным Толлингтоном, но не имел возможности распорядиться деньгами покойного, потому что остальные душеприказчики, люди безукоризненной репутации, занимают в Америке видное положение. Я очень благодарен вам за сообщение. Я займусь этим делом и, если смогу быть вам полезным в выполнении поручения мистера Фаррингтона, то несомненно сделаю все, что будет в моих силах.
Адвокат поднялся со своего места и легким покашливаньем призвал окружающих к молчанию. Затем взял в руки запечатанный конверт.
— Милостивые государыни и милостивые государи, — торжественно заговорил он. — На меня возложена обязанность вскрыть завещание покойного мистера Фаррингтона. Так как здесь присутствует большое количество лиц, заинтересованных в его содержании, я попрошу вас не нарушать тишины и выслушать завещание в полном спокойствии.
И он приступил к оглашению завещания. Сперва, как это бывает обычно, шло перечисление мелких сумм, ассигнованных на различные благотворительные нужды.
Адвокат продолжал:
— Вряд ли мне нужно сообщать вам о том, что выполнение этих пунктов находится в зависимости от того, оставил ли покойный достаточное состояние, чтобы можно было выполнить его волю, но я опасаюсь, что при существующем положении вещей мы будем лишены возможности выполнить это пожелание. Далее завещание гласит следующее: ‘Так как мне известно, что моя приемная дочь и племянница в достаточной степени обеспечена своим личным состоянием, то я позволю себе здесь выразить свою последнюю волю и просьбу к ней о том, чтобы она при первой возможности вышла замуж за человека, которого я желал бы видеть в роли ее супруга и хранителя’.
Двое мужчин из присутствующих в комнате страстно выжидали, что будет сказано далее в завещании и оправдаются ли их надежды.
— ‘И этот человек, — торжественно продолжал адвокат, — мой друг Франк Доутон’.
Франк с трудом перевел дыхание, Дорис едва удержалась от восклицания. Полтаво же переменился в лице, и глаза его загорелись ненавистью.
Смиту ранее был известен этот пункт завещания, поэтому он смог целиком сосредоточить свое внимание на наблюдении за заинтересованными лицами. Он уловил смущение молодой девушки, гнев Полтаво, изумление Франка. Адвокат продолжал:
— ‘Так как мне известна неустойчивость современной конъюнктуры и связанный с этим риск утраты капиталов, то я предпочел положить все состояние Дорис Грей, в размере восьмисот тысяч фунтов стерлингов, в сейф Депозитного банка. На основании данных мне ее покойным отцом полномочий я поручаю моим душеприказчикам передать ей ключ от сейфа и ввести ее во владение этой суммой в тот день, когда она выйдет замуж за Франка Доутона. Если она почему-либо сочтет невозможным выполнить мою просьбу, то передача ей наследства откладывается на пять лет со дня моей смерти.
Наступило глубокое молчание. Смит заметил, как исказилось лицо Полтаво. Вначале оно выражало ненависть, затем изумление, сменившееся недоверием. Смит дал бы многое, чтобы проникнуть в сокровенные мысли и намерения этого авантюриста.
И снова зазвучал голос адвоката:
— ‘Франку Доутону я завещаю тысячу фунтов, дабы помочь ему в его поисках наследника миллионов Толлингтона. Мистеру Смиту, известному деятелю Скотленд-Ярда, я завещаю в знак моего глубокого к нему уважения тысячу фунтов с тем, чтобы в день поимки им Монтегю ему была выплачена вторая тысяча фунтов’.
Адвокат прервал чтение.
— И выполнение этого пункта также находится в зависимости от вышеприведенных условий, — заметил он.
Сыщик улыбнулся.
— Это мне ясно, — сказал он спокойно, — хоть вас это, быть может, и изумит, — добавил он вполголоса.
Далее следовало еще несколько менее важных пунктов: мистер Фаррингтон завещал на память о себе графу Полтаво несколько ценных безделушек, и на этом чтение завещания было исчерпано.
— Я должен добавить, — сказал адвокат, — что в банке на счету мистера Фаррингтона имеется кое-какая сумма денег, но будет ли она предоставлена в распоряжение его наследников целиком, зависит от усмотрения суда. Суд, быть может, сочтет нужным предоставить ее в распоряжение кредиторов акционерного общества, которым руководил покойный.
Присутствующие оживленно обсуждали содержание завещания. Полтаво быстрыми шагами направился к адвокату и о чем-то заговорил с ним вполголоса. Затем он резко повернулся и столь же стремительно удалился. Сыщик наблюдал за его действиями и поспешил последовать за ним.
— Разрешите мне переговорить с вами, любезный граф, — сказал он, обращаясь к Полтаво. Они вместе спустились по лестнице и вышли на улицу. — Вас удивило содержание завещания?
Граф Полтаво снова овладел своими чувствами.
Глядя на его спокойное лицо и внимая его любезной манере говорить, нельзя было себе представить, что содержание завещания глубоко задело этого человека.
— Действительно, я несколько изумлен содержанием завещания, — признался граф. — Мне не совсем ясно, почему наш покойный друг Фаррингтон обусловил вступление в права наследства Дорис некоторыми требованиями относительно… — и он запнулся.
Смит за него закончил фразу:
— Вы имеете в виду брачное условие? — любезно осведомился он.
Полтаво снова утратил самообладание, и хоть его гнев был направлен не против детектива, но, обернувшись к нему, он с искаженным лицом прошептал:
— Этот негодный пес — как смел он это сделать! Это немыслимо… немыслимо!.. Я говорю вам — эта женщина означает для меня гораздо больше, чем вы предполагаете. Разрешите мне переговорить с вами частным образом.
— Я предполагал, что у вас явится подобное желание.
Смит поднял руку и подал едва заметный знак. Тотчас подкатил автомобиль, все время медленно следовавший за ними. Смит попросил Полтаво занять место в машине. Детектив не счел нужным дать какие-либо указания шоферу, и машина поехала в Скотленд-Ярд.
В кабинете Смита Полтаво снова собрался с силами и к нему вернулось его обычное самообладание.
— Итак, что вы хотели мне сказать? — осведомился у него Смит.
— У меня имеется очень многое, что я мог бы сказать вам, — спокойно ответил Полтаво. — И я сейчас размышляю над тем, насколько в моих интересах рассказать вам обо всем или же продолжать хранить молчание.
— Очевидно, ваше молчание распространилось бы и на то, что вам известно о мистере Фаррингтоне? — невозмутимо осведомился Смит. — Возможно, я мог бы вам чем-либо помочь?
— Навряд ли. Я не думаю, чтобы вы знали об этом человеке столько же, сколько знаю о нем я. Но я предпочту выждать еще пару дней и предоставить возможность заинтересованным в моем молчании людям исправить причиненное мне зло. Я должен немедленно выехать в Париж.
Смит ничего не возразил графу. Не было никакого смысла настаивать на том, чтобы тот заговорил. Он был убежден в том, что Полтаво, снова обретя равновесие и успокоившись, не нарушит молчания.
— Так вот, значит, каков Скотленд-Ярд, — заметил Полтаво, оглядывая кабинет. — Полицейское управление, которого боятся все преступники и слава о котором проникла даже в преступный мир Польши.
— Да, вы действительно находитесь в очень своеобразном месте. Не хотите ли, чтобы я вам продемонстрировал кое-какие наши достопримечательности?
— Я был бы вам очень благодарен.
Смит повел его по коридору, нажал на кнопку лифта и поднялся со своим гостем на третий этаж. Там в конце длинного коридора помещалась просторная комната, в которой стояло множество шкафов.
— Это наша регистратура, — пояснил Смит. — Самое интересное, что имеется у нас. Вас она несомненно заинтересует.
— Почему же она должна заинтересовать меня? — осведомился мнимый граф.
— Потому что я полагаю, что вы интересуетесь раскрытием преступлений, — равнодушно ответил Смит.
И словно без определенной цели он прошелся мимо шкафов, потом внезапно остановился около одного из отделений.
— Здесь, например, вы найдете регистрационную карточку и документы одного примечательного во всех отношениях человека, — сказал он и вынул ящик с карточками. Отобрал одну, и, поманив графа к столу, стоящему у окна, предложил ему присесть. — Прошу вас, сядьте, я познакомлю вас сейчас с одним преступником.
И он предъявил Полтаво регистрационный листок с наклеенной на него фотографией преступника.
— Это — убийца, но, к сожалению, следует заметить, что этим сообщением не исчерпывается список тяготеющих на нем преступлений. Если бы вы ознакомились с содержанием этого листка, то вам стало бы ясно, что этого молодого человека от виселицы отделяет очень немногое.
— Здесь так душно, — прошептал, задыхаясь, Полтаво, с ужасом глядя на сыщика и лежащую перед ним фотографию.
Смит продолжал демонстрировать документы, относящиеся к деятельности молодого человека, изображенного на карточке.
— А вот портрет княгини Лидии Боянской — она также была его жертвой. Вот подробности ограбления банка, совершенного в Варшаве пять лет тому назад. Преступник не был пойман. Но я вижу, что вас все это не интересует.
И Смит захлопнул ящик, не удостоив взглядом мертвенно бледного графа.
— Это очень интересно, — пролепетал дрожащим голосом Полтаво и нетвердыми шагами вышел в коридор.
— Осторожней, граф, — любезно заметил ему Смит, — не споткнитесь на лестнице. Моя обязанность сообщить полиции вашей страны, что вы в настоящее время находитесь в Лондоне. Предпримет ли ваша полиция незамедлительные меры для того, чтобы добиться вашей выдачи, или нет, мне, разумеется, неизвестно. Но я предупреждаю вас, — и он предостерегающе поднял палец, — что если вы вздумаете встать мне поперек пути, то вам придется посчитаться со мной, а тогда вам предстоит пережить нечто очень неприятное. Я не люблю шуток.
Полтаво вышел из Скотленд-Ярда шатаясь, словно пьяный. С трудом сел в такси и прямо поехал домой. Дома он пробыл не более десяти минут и покинул квартиру, захватив с собой ручной чемодан.
Инспектор Эла, следовавший за ним из Скотленд-Ярда, не выпускал его из виду и видел, как он приехал в отель. В нескольких шагах от отеля он вылез из машины и прошел в отель следом за Полтаво. Не увидев здесь последнего, Эла прошелся по холлу и по коридорам. Не обнаружив присутствия Полтаво, он обратился за справкой к швейцару. Швейцар подтвердил, что видел разыскиваемого им человека, но прибавил, что этот господин через несколько минут после своего прибытия снова покинул отель.
Эла мысленно выругал себя и поспешил по телефону оповестить Смита о своей неудаче.
Смит был очень недоволен оплошностью своего подчиненного.
— Все же я полагаю, что мне известно, где следует нам искать его, — сдержанно заметил он. — Ждите меня на станции Ватерлоо, мы поедем с шестичасовым поездом в Грет-Бредли.

Глава 10
ГРАФ ПОЛТАВО В ЛОВУШКЕ

— Вы хотите говорить с мистером Моллом? — осведомился доктор Фолл.
— Да, — ответил Полтаво, стоявший перед входом в Таинственный Дом.
Бросив на пришельца быстрый испытывающий взгляд, доктор впустил его и захлопнул за ним дверь.
— Скажите мне, что вам угодно? — спросил врач. Он заметил мимолетное движение руки Полтаво, условный знак, дававший ему доступ к многим своеобразным людям.
— Я хочу повидать Фаррингтона, — сказал он.
— Фаррингтона? — удивился врач.
— Да. Не разыгрывайте напрасно комедий. Мне необходимо переговорить с ним. Я — Полтаво.
— Это мне известно, — спокойно заметил доктор Фолл. — Но чего ради вы явились сюда и какие у вас имеются основания утверждать, что покойный мистер Фаррингтон обитает в этом доме? Вы находитесь в психиатрической лечебнице, а не в мертвецкой, — мрачно сострил врач.
Но все же он попросил Полтаво следовать за ним.
— В чем дело? — осведомился он у Полтаво, проведя его к себе в кабинет и заперев за собой дверь.
Полтаво счел целесообразным рассказать о своей встрече со Смитом, умолчав о подлинной причине, приведшей его сюда.
Фолл молча выслушал его.
— Я сомневаюсь в том, что он пожелает вас принять. Он в очень скверном настроении, но я все же осведомлюсь у него.
Десять минут спустя он возвратился и кивком головы подозвал Полтаво, предложив ему пройти в комнату, в которой лежал больной мистер Молл.
Здесь Полтаво ожидал Фаррингтон. То был действительно он — тот самый Фаррингтон, который исчез при столь таинственных обстоятельствах из Джолли-театра.
— Почему вы пришли сюда и навлекли на меня внимание всех сыщиков Лондона? — резко осведомился он у Полтаво.
— Я не думаю, что у вас есть основания беспокоиться по поводу лондонских сыщиков, — возразил Полтаво, искоса поглядывая на врача. — Я желал бы переговорить с вами с глазу на глаз.
Фаррингтон внял его просьбе и попросил Фолла удалиться.
Оставшись наедине с исчезнувшим миллионером, Полтаво стремительно приблизился к нему и спросил:
— Я бы желал знать… что собственно означает ваше гнусное завещание. Вы — предатель!
— Если хотите, можете присесть, — спокойно ответил Фаррингтон. — Вам пора понять, что я не из числа тех людей, у которых можно требовать отчета в их поступках. Я никому никогда не разрешал разговаривать со мной в таком тоне.
— Вам известно, что вы находитесь у меня в руках, — самодовольно заявил Полтаво. — Стоит мне пошевельнуть мизинцем — и все возведенное вами великолепие рухнет.
— Если бы вы были умнее, то держали бы язык за зубами. Что вам собственно угодно? Сядьте…
— Чего ради вы вставили в ваше завещание условие относительно этого негодного Доутона?
— У меня имелись для этого достаточно веские основания.
— В таком случае потрудитесь мне сообщить, в чем дело.
— Даже и не подумаю, — Фаррингтон злобно расхохотался. — Достаточно будет, если я скажу, что при этом думал о счастье девушки. Неужели вы не поняли, — со злорадством продолжал он, — что единственное, что есть у меня в жизни святого, это моя любовь к племяннице? Я хочу, чтобы она была счастлива в жизни, и твердо знаю — Доутон сможет дать ей счастье.
— Вы с ума сошли! — воскликнул Полтаво. — Она, если бы не ваше сумасбродное желание, влюбилась бы в меня.
— В вас? — переспросил Фаррингтон. — Это совершенно немыслимо.
— Почему это немыслимо? — вскричал Полтаво и раздраженно стукнул по столу.
— По многим причинам. Вы недостойны быть даже ее слугой, а не только мужем. Вы… — простите мне мою откровенность — всего лишь мелкий вымогатель, вор, убийца, вы… — и он презрительно улыбнулся. — Я достаточно осведомлен о вашем прошлом и скажу вам, что скорее согласился бы пожертвовать жизнью, нежели выдать за вас Дорис. Впрочем, это не мешает мне позволять вам зарабатывать большие деньги в качестве моего соучастника, пока вы храните мне верность.
Судорожная улыбка исказила лицо Полтаво.
— Это ваше последнее слово?
— Да. И если вы хотите получить добрый совет, то удовлетворитесь этим. Не впутывайтесь в дела, которые вас не касаются, Полтаво. Вы воображаете, что вам удастся заполучить в свои руки большое состояние, но помните, все, что вы собираетесь предпринять, может целиком спутать ваши карты.
— Вы не хотите мне разрешить жениться на Дорис?
— Разумеется, не хочу.
— Но предположите на мгновение… — и Полтаво самодовольно погладил свои черные усики, — что я мог бы вас заставить согласиться на это.
Фаррингтон нахмурился.
— Каким образом, предполагаете вы, вам удалось бы достичь этого? — спросил он.
— Допустите на мгновение, что Дорис на самом деле испытывает ко мне симпатию и что я при наличии подобных чувств с ее стороны реализовал бы свои намерения.
— Вам пришлось бы за это жестоко поплатиться, — злобно ответил Фаррингтон. — Более того, вам придется пожалеть, что вы осмелились угрожать мне.
— Я не только угрожаю вам, но я и не остановлюсь перед тем, чтобы выполнить свою угрозу, — вскричал Полтаво.
Фаррингтон оглядел его тяжелым взглядом, словно пытаясь проникнуть в подлинные намерения Полтаво.
— Я предпочел бы, чтобы вы этого не говорили, — сказал он. — Я надеялся сделать из вас преданного человека, Полтаво, но вижу, что мне приходится разочароваться. Я вообразил, что чувства в наших взаимоотношениях не будут играть никакой роли. Или вы хотите жениться на Дорис, надеясь заполучить ее состояние? — неожиданно спросил он.
Полтаво покачал головой и воскликнул:
— К черту ваши проклятые деньги. Я хочу иметь ее! С каждым днем она мне кажется желаннее и дороже.
— Я полагаю, что и другие женщины казались вам желанными и дорогими, — ответил раздраженно Фаррингтон. — И как долго вы одаривали их благосклонным вниманием? Столько времени, сколько вам это было угодно. А затем, когда вы чувствовали пресыщение, вы их бросали, словно они были чем-то ничего не значащим! Я знаю ваше прошлое. Но теперь я хочу выяснить одно: всерьез ли вы говорили, что в случае, если я… — и он замолчал.
— Что же случится в этом случае? — вызывающе спросил Полтаво.
— В этом случае вы не выйдете живым из этого дома.
Фаррингтон произнес эти слова самым обыкновенным деловым тоном, и Полтаво не сразу уловил весь их ужасный смысл.
Он улыбнулся в ответ, но затем глаза его застыли. Резким движением он опустил руку в карман и выхватил револьвер.
— Не пытайтесь что-либо предпринять против меня, — вскричал он. — Я готов на все, Фаррингтон! Вы допустили ошибку, вздумав грозить мне.
— Я не сделал ошибки, подобно той, которую допустили вы, — возразил, улыбаясь, Фаррингтон. — Попробуйте выстрелить, если можете. У меня такое впечатление, словно в вашем револьвере нет обоймы.
Полтаво быстро оглядел револьвер и убедился в том, что собеседник его был совершенно прав. Он побледнел как полотно.
— Прекратим напрасные споры, — вежливо и предупредительно заметил Полтаво, пытаясь примириться с Фаррингтоном. — Ведь я прибыл сюда лишь для того, чтобы выяснить, не могу ли я быть чем-нибудь полезным вам.
— Вы пришли сюда, чтобы выудить у меня согласие на ваш брак с Дорис, но ваша попытка особенно удачной не оказалась.
Фаррингтон позвонил, и на его зов вошел доктор Фолл.
— Дайте графу закусить — ему предстоит обратный путь. Он уезжает в Лондон.
Эти слова рассеяли страх Полтаво, ибо в таинственной тишине этого дома таилось что-то ужасное. Постепенно он овладел собой и к нему вернулось самообладание.
— Вы решили относительно судьбы Дорис? — спросил он, стоя в дверях.
— Я полагал, что вам это ясно, — ответил Фаррингтон.
— Вот и отлично.
Полтаво последовал за врачом. Тот отвел его к маленькой кабинке лифта. Полтаво вошел в нее, и дверь автоматически захлопнулась за ним.
— Как привести лифт в движение? — осведомился он через решетку.
— Я сам позабочусь об этом, — ответил врач, стоя на площадке.
Лифт пришел в движение и заскользил вниз. Полтаво проехал мимо первого этажа и партера — лифт продолжал скользить вниз. Затем он остановился, и Полтаво отворил дверцу кабинки. Необычная обстановка дома заставила его насторожиться — он, бывший воплощением коварства и предательства, на сей раз оказался обманутым. Прежде чем покинуть кабинку лифта, он решил подготовиться к худшему и, найдя у себя в кармане карандаш, нацарапал на деревянной обшивке лифта несколько слов.
Затем он вышел в полумрак и очутился в комнате, вся обстановка которой сводилась к кровати и паре стульев. Над большим столом горела лампа, скудно струившая свет. На противоположной стене виднелись несколько электрических выключателей. Надежды на то, что удастся спастись, поднявшись на лифте наверх, не было. Полтаво лихорадочно осмотрел карманы. Обыкновенно он носил при себе про запас пару патронов, и действительно, в жилетном кармане ему удалось отыскать два патрона. Он зарядил ими револьвер и подумал о том, каким образом был он разряжен. Не оставалось никакого сомнения в том, что его уборщица незаметно, по поручению Фаррингтона, оплачивавшего ее услуги, разрядила револьвер, а также предупредила обитателей Таинственного Дома о его спешном отъезде.
Это было в порядке вещей — умный Фаррингтон ни в чем не хотел доверяться воле случая, и Полтаво оставалось лишь досадовать на самого себя за то, что он так легко дал себя одурачить. В комнате стоял полумрак, и Полтаво, приблизившись к противоположной стене, включил выключатели. Комната озарилась ярким светом.
Стены этого подвального помещения были выкрашены в ярко-красный цвет. В углу стояла металлическая кровать, а в стенах, на равных расстояниях друг от друга, виднелись отверстия вентиляторов.
Эта подземная тюрьма была сравнительно приемлема и ничем не напоминала о том, что она является подвалом Таинственного Дома. Но в то мгновение, когда он собрался более тщательно ознакомиться с устройством этой подземной комнаты, его внимание привлек шорох за его спиной. Повернувшись, он увидел, что стальная дверь кабины захлопнулась и кабинка лифта поднялась наверх. По-видимому, Таинственный Дом таил еще целый ряд секретов.
Он подумал о том, что мог бы поставить около дверцы лифта стул и тем самым помешать ей захлопнуться, но, возможно, и эта мера предосторожности оказалась бы невыполнимой, ибо стулья могли быть прочно приделанными к полу. Но его подозрения оказались необоснованными. Стулья не были привинчены к полу, за исключением большого кресла, которое было прикреплено к полу металлическими скобами.
В углу он обнаружил заделанную решеткой дверь и предположил, что за нею помещался лифт, по которому в подвал могли опускать для заключенных пищу.
Предположение его подтвердилось, так как вскоре механизм пришел в движение, решетка отодвинулась и в опустившейся кабинке он увидел поднос с разнообразно сервированным завтраком. Он вынул поднос и поставил его на стол. Среди блюд Полтаво обнаружил небольшой клочок бумаги, на котором было написано:
‘Вы можете без опасений отведать от посылаемых Вам блюд. Доктор Фолл, если Вам угодно, навестит Вар и разделит с вами вашу трапезу. Если Вам что-либо понадобится, позвоните в колокольчик, прикрепленный под доской стола’.
Полтаво, который испытывал отчаянный голод, оглядел сервированные блюда. Ему приходилось считаться с возможностью отравления, но в то же время он сознавал, что находится во власти этих людей и что они в любой момент могут умертвить его, не прибегая к яду. Поэтому он решил все же подкрепиться и утолить голод.
Покончив с едой, он потянулся к звонку. Прошло несколько минут. Затем послышался шорох приведенного в движение лифта. Зажав в руке револьвер, он притаился у дверцы лифта. Но неожиданно услышал, как кто-то окликнул его по имени.
Изумленный, он повернулся и увидел перед собой доктора Фолла. Как он очутился у него в комнате — оставалось загадкой.
— Надеюсь, я не испугал вас, — сказал врач, насмешливо улыбаясь. — Я предпочел избрать иной путь. В это помещение ведут три хода, и все три они в равной степени недоступны.
— Разрешите вас спросить, что означает это насилие?
Доктор Фолл небрежно опустился на один из стульев у стола и, вытащив сигару, предложил закурить и своему пленнику.
— Вы не курите? Очень жаль.
— Благодарю вас, у меня имеются папиросы.
Доктор методично отрезал кончик сигары и выждал, пока ему удалось раскурить ее.
— Я удивляюсь вашему хладнокровию. Слово ‘насилие’ в ваших устах звучит по меньшей мере несколько смешно. По поручению мистера Фаррингтона я вынужден вам объяснить ваше положение. Вы очень рассердили нашего общего друга, и теперь он решил обойтись с вами построже и обречь вас на ту же судьбу, на которую он обрек двух других людей, вздумавших пригрозить ему тем, что предадут его.
— Об этом мне ничего не известно.
— В таком случае вы одно из немногочисленных исключений в Лондоне, — заметил улыбаясь доктор. — Один из этих людей был архитектором, а другой просто полезным человеком, которые время от времени все еще попадаются на континенте. Они прибыли в числе прочих рабочих из Италии, но остались недовольными блестящими условиями оплаты их труда и пожелали получить нечто более значительное. И в результате обрели на Брекли-сквер преждевременную смерть.
— Их убил Фаррингтон? — спросил пораженный Полтаво.
— Этого я не берусь утверждать, — ответил врач, — но я смею вас заверить, что им пришлось распроститься с жизнью раньше, чем они предполагали. Они вздумали поспорить у дома весьма достойного миллионера, предполагая, что он и является строителем и владельцем Таинственного Дома.
— Так вот что было причиной их смерти, — прошептал пораженный Полтаво.
— Я ничего не утверждаю, — повторил осторожный врач. — Я предупредил вас лишь о том, что вы рискнули подвергнуть себя опасности и разделить участь этих людей.
— Мне случалось бывать и в более опасных положениях, — попробовал уверить врача Полтаво, но ему стало не по себе.
— Не хвастайте, — спокойно возразил врач. — Готов поспорить, что никогда еще вам не случалось быть в столь неприятном положении. У нас, собственно, имеется намерение убить вас. Я откровенно говорю вам об этом, потому что мистер Фаррингтон все же решил предоставить вам одну возможность к спасению. Но вы должны твердо поверить в то, что он всегда может настигнуть вас. Мы не хотим от вас брать никаких клятв и обещаний — это было бы совершенно ни к чему. Мистер Фаррингтон готов вас освободить на одном условии — вы должны продолжать ему верно служить, и за это будете щедро вознаграждены. Но если вы вздумаете изменить нам, то будете жестоко наказаны. Надеюсь, вы меня поняли?
— Понял, — прошептал Полтаво, и рука его, поднесшая ко рту папиросу, задрожала.
— Я хочу лишь добавить, что… — продолжал врач, но его прервал звонок. Доктор поднялся с места, подошел к стене, приложил к определенному месту ухо. Полтаво заметил, что это место ничем не отличалось от остальной части стены. По-видимому, в стене был устроен телефон, очень тщательно замаскированный.
— Слушаю… — сказал доктор и затем добавил: — Отлично.
Обернувшись к Полтаво, он серьезно объявил ему:
— Вас, должно быть, заинтересует то обстоятельство, что дом оцеплен. Очевидно, вас выследили полицейские.
Радость блеснула в глазах поляка.
— И это очень скверно для вас, — расхохотался Полтаво.
— Для вас это еще хуже, — спокойно ответил Фолл и направился к дверям.
— Стой! — вскричал Полтаво.
Доктор повернулся на каблуках и увидел, что на него наведен револьвер.
— Смею вас заверить, что револьвер теперь заряжен двумя патронами, — торжествующе сказал мнимый граф. — Этого будет достаточно…
Он не успел договорить, как помещение погрузилось во мрак. Все лампы погасли, и из темноты до несчастного авантюриста донесся насмешливый голос доктора:
— Прошу вас, стреляйте…
Но Полтаво снова овладел собой и сообразил, что было бы слишком жаль растрачивать столь ценные для него патроны. Он решил выжидать. Прошло несколько мгновений. До его слуха донеслось звяканье двери, потом комната снова осветилась, но теперь она была пуста.
Полтаво пожал плечами и решил покориться своей участи. Он был бессилен что-либо предпринять.
Если Смит последовал за ним и действительно оцепил дом, расставив повсюду полицейских, то он мог надеяться, что рано или поздно они проникнут в середину и разыщут его.
А если бы этого даже и не случилось, то у него имелось предложение Фаррингтона отпустить его на известных условиях.
Снова раздался шорох. То опускалась кабинка лифта. Кабинка остановилась на уровне его комнаты, и дверца распахнулась. Полтаво решил, что он не должен упустить этой возможности, даже неизвестность была лучше дальнейшего заточения в подземной комнате.
Он вошел в лифт, закрыл за собой дверь и, к изумлению своему, почувствовал, как кабинка начала подыматься. В потолке лифта горели две электрические лампочки. Это показалось Полтаво небезопасным, потому что он оказывался в полосе наблюдения, поэтому он разбил их рукоятью револьвера.
Потом он забился в угол кабинки, держа наготове револьвер, готовый спустить курок при первом признаке опасности.
Смит находился наверху, за его спиной стояли три готовых ко всему полисмена. Фолл стоял перед сыщиком, невозмутимый и спокойный, как обычно.
— Разумеется, если вам угодно, вы можете осмотреть весь дом, — сказал он. — В посещении графом Полтаво этого дома нет ничего необычного или тайного. Граф принадлежит к числу тех людей, которых их собственное любопытство заводит слишком далеко. В настоящее время он знакомится с чудесным оборудованием нашего дома.
Смит не особенно был доволен ироническим тоном доктора.
— Не угодно ли вам показать мне, где находится граф Полтаво?
В это мгновение отворилась дверца лифта и Полтаво вышел из кабины, по-прежнему держа в руках револьвер.
Он оглядел присутствующих и сразу понял положение вещей. Ему следовало не раздумывая решить, на чью сторону желает он встать. Впрочем, выбор особого труда не представлял. Он знал, что среди полиции у него друзей нет и лишь союз с Фаррингтоном и его приспешником может оказаться для него выгодным.
— У вас в руках занятная вещь, граф, — многозначительно сказал Смит. — Очевидно, вам пришлось знакомиться с диковинками этого дома с риском для собственной жизни?
— О нет, — ответил Полтаво и поспешил спрятать револьвер в карман. — Я просто решил поупражняться в стрельбе из револьвера. Здесь внизу имеется чудесный тир для стрельбы, вам следовало бы при случае ознакомиться с ним.
Фолл взглянул на своего недавнего пленника, и Полтаво прочел в глазах врача одобрение.
— При обычных обстоятельствах я не стал бы утруждать себя ознакомлением с вашим тиром, — ответил смеясь Смит, — потому что мне известно, что вы лжете, граф. Более того, я убежден, что вы нам очень благодарны за наш неожиданный приход. И поэтому я последую вашему совету и съезжу вниз.
Фолл пожал плечами.
— Вы правы, там никакого тира не имеется, но так как эта часть здания очень отдалена от обитаемых частей дома, то там можно беспрепятственно заниматься стрельбой. И, разумеется, у меня нет никаких возражений против того, чтобы вы осмотрели нижний этаж.
Смит вошел в лифт и объявил,
— Я желаю сам спуститься вниз.
Доктор наклонил в знак согласия голову и привел в движение механизм. Лифт, лишенный света, поскольку Полтаво разбил лампочки, заскользил вниз.
Некоторое время оставшиеся наверху выжидали. Потом кабинка лифта снова поднялась наверх, и Смит присоединился к остальным.
— Благодарю вас, я осмотрел все, что меня интересовало, — сказал он многозначительно и поглядел на Полтаво. — В самом деле ваш дом очень любопытен, доктор Фолл.
— Он в любое время к вашим услугам. Вы можете его осматривать сколько вам угодно.
Смит продолжал поигрывать карманным фонариком, который держал в руках. Кивнув присутствующим головой, он направился к выходу. Но внезапно обернувшись, бросил Полтаво:
— Когда вы попались в ловушку и решили, что вам нелегко будет выбраться отсюда, вы были настолько предусмотрительны, что подали весть вашим освободителям, — сказал Смит, смеясь над смущением Полтаво. — Я посоветовал бы вам ее уничтожить.
С этими словами он удалился. Полисмены последовали за ним.
— Что имел в виду Смит? — спросил Фолл.
— Я… я… — пролепетал Полтаво, — я написал несколько строк на стене кабинки — ничего особенного, дорогой доктор. Надпись указывала, что я нахожусь внизу.
Доктор с проклятиями поспешил в лифт. Он зажег спичку и при ее свете прочел надпись, сделанную Полтаво. К счастью, в ней не было ничего, что могло бы выдать тайну Таинственного Дома.
— Вы нас поставили в очень неудобное положение, — строго заявил он Полтаво. — Берегитесь, не вздумайте в дальнейшем нас компрометировать. На первый раз мы вас простили, но в будущем вам не отделаться так легко.

Глава 11
НЕУДАЧА СМИТА

На башенных часах Бредли пробило час. Смит вышел из кустов, в которых он прятался, и медленно пошел по дороге, ведшей к Таинственному Дому. Двое мужчин, также притаившихся здесь, встали и последовали за ним.
— Я обнаружил, что к изгороди приделаны тонкие электрические провода. Такие же проволочные нити перетянуты через все газоны и дорожки. Но, соблюдая осторожность, можно пробраться сквозь эти провода, не приведя в действие сигнализацию. Вот взгляните, — указал он своим спутникам на тончайшую проволоку, натянутую над землей.
Осветив проволоку карманным фонарем, один из полицейских сказал:
— Я могу в этом месте отвести ток, — и вынув из кармана провод, он заземлил его.
Спустя несколько минут Смит со своими спутниками без особых трудностей перебрались через забор.
— Мы должны соблюдать величайшую осторожность, иначе наткнемся на сторожа, — предупредил Смит. — Он в данную минуту пошел с обходом. И берегитесь задеть провода сигнализации. Каждый вечер после захода Солнца они натягивают через газоны провода. Я видел, как они работали… Ложись! — неожиданно прошептал сыщик.
И все трое легли на землю.
Эла в первое мгновение не понял, что вызвало необходимость такой предосторожности, но затем, привыкнув к темноте, разглядел медленно передвигавшуюся фигуру — то был сторож, обходящий дом. Эла заметил, что на плече у него было ружье. Затаив дыхание, они выждали, пока сторож не скрылся за поворотом, и затем, вскочив, поспешили к дому. Смит нес небольшой походный мешок. Опустив в него руку, он вытащил кролика, отчаянно забившегося у него в руках.
— Мой дружок, — прошептал он, — ты должен быть принесен в жертву науке раскрытия преступлений. Твоя жизнь поможет нам передать преступника правосудию.
И, поднявшись на ступеньки, он приблизился к странному стальному занавесу, состоявшему из отдельных нитей, на которые были нанизаны стальные бусы. Нити свисали почти до самого металлического половика, прикрепленного к последней ступеньке. Он поставил на ступеньку кролика и отпустил его. Испуганное животное прыгнуло по ступенькам и коснулось половика. В то же мгновение проволока вспыхнула ослепительным синим огнем, и несчастное животное, пораженное сильным током, замертво свалилось на землю.
— Я был прав, — прошептал сыщик, осмотрев кролика. — Они устроили электрическую завесу. Каждый, кто рискнет прикоснуться к этому половику или занавесу, поплатится жизнью. Теперь ваша очередь, Джонсон.
Полицейский, к которому он обратился, вынул из кармана пару резиновых галош и надел их. На руках у него были резиновые изоляционные перчатки. Осторожно собрав все металлические нити занавеса, Джонсон оттянул их в сторону. При этом он внимательно следил, чтобы ни одна из нитей не коснулась его незащищенных частей тела.
Затем он связал занавес и прикрепил к стене при помощи резиновых завязок. Смит также надел резиновые галоши и резиновые перчатки. После принятия этой меры предосторожности он приблизился к двери. При первом своем посещении дома он обратил внимание на то, что замок двери был сравнительно простой конструкции. Его попытка проникнуть в дом могла потерпеть неудачу при условии, что помимо замка дверь была заперта на дополнительные запоры. Но надо полагать, что владелец Таинственного Дома считал электрическую завесу достаточно надежной защитой. После нескольких тщетных попыток сыщику удалось при помощи отмычек отпереть дверь. Он прошел в переднюю и прислушался. Ничто не нарушало тишины. Эла и Джонсон последовали за ним.
— Было бы лучше, если бы вы остались здесь, — сказал Смит, обращаясь к своим спутникам. — Нам приходится рассчитывать на счастливую случайность, что сторож не заметит того, что занавес оттянут в сторону.
Они поспешно осмотрели переднюю, но нигде не нашли следов тревожной сигнализации. Оба полицейских остались внизу, а Смит прокрался на второй этаж. Без особых трудностей ему удалось добраться до третьего этажа.
Включив фонарик, он увидел, что находится в том самом коридоре, в котором был при первом своем посещении дома. Здесь же находился лифт, поддерживавший сообщение с подвальным этажом.
Не колеблясь, он поспешил к двери, последней в коридоре, за которой находилась спальня мистера Молла. Осторожно нажав дверную ручку — она поддалась под его нажимом, — он проскользнул в спальню. Комната была скудно освещена. Смит огляделся по сторонам и застыл в изумлении: он очутился совсем в иной комнате — то не была комната мистера Молла, в которой он побывал во время первого посещения Таинственного Дома.
Смит заметил, что лицо находящегося здесь человека было скрыто за черной маской, свисавшей до подбородка. Еще мгновение, и незнакомец коснулся выключателя — комната погрузилась во мрак, дверь с силой захлопнулась, и Смит, стоявший на пороге, был вытеснен в коридор. Теперь коридор был освещен ярким светом. Смит повернулся и увидел перед собой улыбающегося Фолла.
Фолл был несколько бледнее чем обычно, но даже в столь поздний час он был одет.
— Какому счастливому обстоятельству я обязан чести вашего ночного посещения? — осведомился он у детектива.
— Мне хотелось вторично повидать мистера Молла, — холодно ответил Смит.
— И вам удалось повидать его? — со слабым смешком спросил доктор.
— К несчастью, я сбился в счете этажей и вместо того, чтобы попасть в комнату вашего пациента, против своего желания побеспокоил какого-то другого господина. Этот господин по причинам, известным лишь ему, предпочитает скрывать свое лицо от взоров посторонних.
Фолл нахмурился.
— Я не совсем понимаю вас, — заметил он.
— Может, мы пройдем в комнату, тогда все станет понятным и вам.
Послышался какой-то приглушенный шорох, пол задрожал под ногами, словно мимо дома проехал тяжелый грузовик.
— Что это такое?
— Это одно из неприятных свойств дома, с которым приходится считаться, потому что он выстроен над старой шахтой, — ответил врач. — Но что касается вашего необычайного рассказа, то я целиком отношу его за счет вашей разгоряченной фантазии. Вы галлюцинируете, мой друг.
И доктор медленно направился к дверям комнаты, в которую только что проник Смит. Он отворил дверь, но комната была погружена во мрак. Повернув выключатель, Фолл предложил Смиту:
— Прошу вас, войдите.
Смит последовал за ним. То была снова комната, в которой он побывал при первом своем посещении. На полу красовался персидский ковер, и снова перед ним была широкая кровать, на которой лежал старик с мертвенно желтым невыразительным лицом.
Смит тщетно пытался постичь происходящее.
— Вы видите, что стали жертвой своего слишком пылкого воображения, — продолжал любезно врач.
— Я хочу осмотреть комнаты, расположенные над этой комнатой, а также пройти в нижний этаж.
— Как вам будет угодно, — по-прежнему невозмутимо ответил Фолл. — Прошу вас, следуйте за мной.
И он повел детектива на следующий этаж. Комната, помещавшаяся над загадочной спальней мнимого миллионера, оказалась простой, скверно обставленной.
— Мне кажется, у вас эта комната нежилая, — высказал предположение Смит.
— Что не препятствует нам следить за тем, чтобы она содержалась в чистоте и порядке, — ответил доктор.
— А теперь пойдемте вниз.
На лестнице до слуха Смита снова донесся своеобразный шум, однажды уже привлекший его внимание. Стены задрожали.
В нижнем этаже, под комнатой мистера Молла, находилась изящно обставленная спальня. Смит осмотрел ее, но ничего подозрительного в ней не обнаружил.
— Я надеюсь, что ваше любопытство удовлетворено полностью и что ваши спутники не очень скучали без вас, — сказал врач после того, как Смит закончил осмотр комнаты.
— Вы их видите?
— Разумеется. Вы убедились, мистер Смит, что мы пользуемся не только такими простыми приспособлениями, как сигнальные звонки. Стоит отвориться входной двери, как над моей постелью вспыхивает сигнальная лампа. В момент вашего прибытия, по случайности, я находился в соседней комнате и не видел, как вспыхнула лампа… Потом я прошел к себе в спальню и заметил сигнал. Несмотря на то, что тем самым я упустил момент вашего появления, мне не составило труда наблюдать за вашими действиями. Я вам охотно все это продемонстрирую у себя в комнате.
— Я с большим удовольствием ознакомлюсь с вашими приспособлениями.
Комната Фолла помещалась в первом этаже. То был просто обставленный кабинет, из которого вторая дверь вела в значительно более нарядную спальню. Рядом с кроватью стояла круглая подставка, похожая на те, на которые в гостиных ставят вазы с цветами.
— Прошу вас взглянуть, — сказал врач.
Сыщик наклонился и увидел, что в подставке для цветочных горшков вместо дна виднелась матовая стеклянная поверхность. При более внимательном рассмотрении сыщику удалось разглядеть на ней два движущихся силуэта — то были фигуры обоих полицейских, отображенные на этом своеобразном экране.
— Это мое изобретение, — горделиво произнес Фолл, — Мне следовало бы запатентовать его. При помощи сложной системы зеркал лучи попадают на этот экран, обладающий большой светочувствительностью, благодаря чему я имею возможность разглядеть даже то, что творится в слабо освещенном помещении.
— Благодарю вас, это очень интересно, — заметил Смит.
Ему не оставалось ничего другого, как признаться в неудаче своего предприятия.
— Вам будет нелегко отпереть дверь, — продолжал издеваться врач.
— В этом вы ошибаетесь, — ответил Смит, не теряя самообладания.
Доктор включил свет, и вестибюль, к большому удивлению дежуривших полицейских, осветился…
— Мы оставили дверь незапертой.
— Не угодно ли вам попробовать ее отворить, — предложил доктор.
Эла попытался отворить дверь, но все его усилия оказались тщетными.
— Она заперта. Мы применяем систему электрических запоров, — пояснил Фолл. — Мне следовало бы и их запатентовать.
Он вынул из кармана ключ и всунул его в чуть приметное отверстие в стене. В то же мгновение дверь отворилась.
— Желаю вам спокойной ночи, — любезно пожелал полицейским Фолл. — Я надеюсь, что мы скоро снова встретимся.
— В этом вы можете быть уверены, — поспешил заверить его Смит. — Мы встретимся.

Глава 12
ПИСЬМО МНИМОУМЕРШЕГО

Дорис Грей находилась в большом затруднении. Положение ее было трагичным — она не была уверена в смерти своего опекуна. Но независимо от того, был ли он жив или мертв, он задал ей неразрешимую задачу.
Франк Доутон был очень симпатичен ей, но она была еще слишком молода и не искушена жизнью, чтобы разобраться в своих чувствах. К тому же скользкий, как угорь, вкрадчивый и любезный граф Полтаво приобрел большое влияние на нее. Ее занимали его рассказы о пережитом, о городах и странах, его ловкость и остроумие произвели на нее глубокое впечатление. Поэтому ей трудно было дать себе ответ, кого она предпочитает, молодого ли журналиста, или светского иностранца.
После некоторого раздумья она пришла к выводу, что Франк таит в себе меньше привлекательного, чем Полтаво. Что касается условия, изложенного в завещании, то оно противоречило независимому складу ее характера и явилось как бы покушением на ее свободу.
На самом деле она не испытывала желания выйти замуж и готова была примириться с тем, что в течение пяти лет ей не будет выдано ее состояние. Этот срок был бы достаточен для того, чтобы она смогла разобраться в своих чувствах и определить свое отношение к Франку Доутону.
Она любила бывать в его обществе, его присутствие наполняло ее счастьем и радостью. Он был всегда рыцарски вежлив и внимателен к ней. И в то же время она чувствовала, что испытываемое к нему влечение не есть любовь, что она не может решиться сделать его своим избранником.
В одно чудесное весеннее утро Дорис вышла погулять в парк. Она была в прекрасном настроении и наслаждалась солнцем, ароматом цветов, безоблачным небом. Вдруг она увидела перед собой приближавшегося к ней Франка. Ей показалось, что он настроен особенно радостно, и его энтузиазм передался и ей.
— У меня имеется для вас хорошее известие, — приветливо сказал он ей.
— Давайте присядем немного, — ответила девушка и, опустившись на скамью, указала ему на место рядом с собой. — Что вы хотели мне сообщить?
— Вы помните, что Фаррингтон поручил мне разыскать наследника состояния Толлингтона?
Она кивнула головой.
— И мне удалось найти его, — сказал торжественно Франк. — Это невероятно, что мне так повезло, потому что я не гожусь в сыщики. Я всегда говорил мистеру Фаррингтону, что совершенно бесполезно поручать мне такое дело, потому что я ничем не смогу быть ему полезен. К тому же мистер Фаррингтон не смог мне дать, никаких указаний. У старого Толлингтона был племянник, сын его покойной сестры, и он должен унаследовать все состояние. Сестра Толлингтона была помолвлена с банкиром из Чикаго, но в день своей свадьбы она исчезла, бежав с каким-то англичанином. Ее семья подозревала, что то был авантюрист, прибывший в Америку для того, чтобы поправить свои денежные дела. Но, по-видимому, он был незаурядным человеком, потому что не только отказался вступить в сношения с родителями девушки, обладавшими огромным состоянием, но даже не позволил ей сообщить о своей новой фамилии и месте пребывания. Со времени исчезновения из Америки о них более ничего не было слышно. Временами ходили слухи, что ему удалось в Англии добиться положения в обществе и в последствии, когда его жена вступила в переписку со своими родителями, это известие подтвердилось. Но она никогда не сообщала им своего адреса, и родители были вынуждены отвечать ей при посредстве объявлений, помещаемых в ‘Таймсе’. После того как умерли родители, ее брат снова сделал попытку отыскать ее, но и это ни к чему не привело. Вот видите, — продолжал взволнованно Франк, — совершенно невозможно разыскать человека, если не знаешь его имени.
— Это мне понятно, — ответила улыбаясь девушка. — И вам все же удалось добиться успеха там, где остальные потерпели поражение?
— Не совсем, — ответил Франк, — но кое-что мне удалось установить. Человек, семьдесят лет тому назад покинувший Соединенные Штаты, в течение одного года жил в Грет-Бредли.
— В том самом городке, где живет леди Констанция Дэкс? — удивилась Дорис.
Франк кивнул головой.
— В этом местечке живет много народу, — сказал он, — даже наш друг в настоящее время проживает там.
— Кто?
— Полтаво. Он гостит у доктора Фолла. Разве вы ничего не слышали о Таинственном Доме?
— Нет. Но прошу вас, продолжайте ваш рассказ. Как вам удалось выяснить, что это лицо когда-то жило в Грет-Бредли?
— О, по чистой случайности. Я жил там в течение ряда лет. Там же я познакомился с вашим дядей. Я был в ту пору маленьким мальчиком. Знакомство с Грет-Бредли помогло мне. Разве вы не читали в газетах о том, что при сносе обветшавшего почтового отделения была обнаружена целая связка писем, провалившихся в щель и оставшихся недоставленными адресатам?
— Да, я что-то читала об этом. Эти письма были полувековой давности?
Он кивнул головой.
— Совершенно верно. Одно из них было адресовано Толлингтону и было за подписью его сестры. Наш корреспондент в Грет-Бредли прислал нам обо всем этом сообщение в редакцию, приложив и список писем. Узнав об этом обстоятельстве, я сразу же приехал в Грет-Бредли, где ознакомился с содержанием письма. Вот как оно звучит:
‘Дорогой Джордж!
Я хотела тебе сообщить, что мы живы и здоровы и что нам живется хорошо. Я читала твое сообщение в ‘Таймс’. Генри тебе кланяется.
Любящая тебя сестра Анни’.
Разумеется, это не особенно значительное открытие, должно быть, в Грет-Бредли жило множество женщин, которых звали Анни, но все-таки оно облегчает поиски.
— В этом вы правы.
— Для меня все это имеет особое значение, потому что я заключил с вашим дядей соглашение, заверенное другими душеприказчиками.
Девушка быстро взглянула на журналиста.
— Вы имеете в виду деньги? — спросила она.
— Нет, — прошептал он, — нечто иное. Дорис, до сих пор у меня не было возможности сказать вам, как мне жалко, что завещание вашего дяди содержит в себе это ужасное условие. Я содрогаюсь при мысли, что воля вашего дяди может принудить вас на шаг, противоречащий вашим желаниям.
Она покраснела и отвернулась.
— Я… я бы не хотел извлекать из этого условия каких-либо преимуществ для себя, — продолжал Франк. — Я желаю лишь одного — чтобы вы были счастливы. Вы должны прийти ко мне лишь в том случае, если действительно питаете ко мне чувство.
Дорис ничего не ответила, лишь тяжело вздохнула.
— Я надеюсь, что настанет день и я смогу вам предложить все те жизненные блага, которые должен предоставить любимой женщине мужчина.
— Вы думаете, что это могло бы повлиять на мое решение? — поспешила спросить Дорис.
— Тогда по крайней мере вы были бы убеждены в том, что я люблю вас, а не ваше состояние.
Глаза Дорис наполнились слезами.
— Франк, я не могу постичь моих желаний, — сказала сна. — Вы мне дороги, но все же мое влечение к вам не так велико, как вы бы того желали.
— Разве нет другого мужчины, которому вы были бы рады подарить свое сердце? — спросил он после минутного молчания.
Дорис опустила глаза и после некоторого колебания ответила:
— Нет, такого мужчины нет.
— Вы не питаете даже мимолетного влечения к кому-либо? — продолжал допытываться Франк.
— Нет, Франк, — ответила девушка и поднялась с места.
Журналист проводил Дорис до ворот парка, где ее ожидал автомобиль. Он задумчиво посмотрел вслед удаляющейся машине.
Дорис Грей не могла решить, каким путем следовало ей идти. Полтаво против ее воли приобрел на нее сильное влияние. Его лицо, его голос, его манеры заставляли ее реагировать на его присутствие, влекли к нему ее мысли.
Возвратясь домой, девушка хотела подняться к себе в комнату, но ее остановил швейцар, торжественно заявив:
— У меня имеется письмо для вас, мисс Грей. Оно очень спешное. Податель сказал, чтобы я вам вручил его при первой возможности.
Девушка взяла конверт и взглянула на адрес — он был напечатан на пишущей машинке. Вскрыв конверт, она обнаружила в нем второй, на котором, также написанная на машинке, красовалась следующая надпись:
‘Прочтите это письмо, когда останетесь наедине с собою. Удостоверьтесь предварительно в том, что никого нет поблизости, и заприте дверь’.
Дорис удивленно подняла брови. Что могло содержать в себе таинственное письмо? Но она все же сделала то, что от нее требовали. Пройдя к себе в комнату, она заперла дверь и вскрыла загадочный конверт. Взглянув на почерк, Дорис побледнела: не было никаких сомнений, то был почерк ее дяди.
‘Я желаю, чтобы ты в течение недели вышла замуж за Франка Доутона. Мое состояние и, быть может, моя жизнь находятся в зависимости от этого.
Грегори Фаррингтон’.
А внизу была приписка:
‘Сразу же после прочтения сожги это письмо, если ты дорожишь своею безопасностью’.
* * *
Смит решительными шагами вошел в кабинет своего шефа.
— Есть что-нибудь новенькое? — осведомился сэр Джордж и внимательно взглянул на своего подчиненного.
— Я могу вам сообщить все, что мне известно. И еще больше, что я лишь предполагаю.
— Сперва ознакомьте меня с документальными данными, а затем с вашими предположениями.
— Во-первых, — начал детектив, усаживаясь на стул, — Грегори Фаррингтон жив. В Темзе нашли труп человека, подстреленного во время попытки ограбления таможни. Из этого вытекает второе: соучастник этого человека во время нападения был не кто иной, как Фаррингтон. План похитить чемодан почтеннейшего доктора Голдуорти был задуман для того, чтобы Фаррингтон мог овладеть хранившимися в чемодане записями, изъяв которые, он мог бы обезвредить женщину, ставшую для него слишком опасной.
— Вы имеете в виду леди Констанцию Дэкс? — спросил заинтересованный шеф.
— Да. Речь идет именно о ней. Фаррингтон ответственен за смерть ее возлюбленного. Это он разбил ее жизнь. Он сообщил Джорджу Доутону о ее прошлом. Доутон, ставивший к себе и другим большие нравственные требования, почувствовал себя глубоко задетым и поспешил в Африку, даже не попытавшись выяснить, в чем именно состояла вина этой женщины. Дневник его раскрыл бы леди Констанции подлинную причину исчезновения Доутона, но Фаррингтон решил не допустить, чтобы в руки этой женщины попал уличающий его документ.
— И это можно доказать? — осведомился сэр Джордж.
— Да, — ответил Смит и вынул из кармана исписанный лист бумаги. — У меня имеется копия письма, посланного Доутоном леди Констанции. Я воздержусь от сообщения о том, каким образом это письмо попало ко мне в руки. Мои люди иногда бывают не совсем разборчивыми в своих методах.
— Это мне известно, — улыбнулся шеф. — Два дня тому назад кто-то ночью вломился в дом священника, брата леди Констанции, и я предполагаю, что громила — не кто иной, как ваш личный секретарь Сейкс.
— Вы правы, — согласился с ним Смит. — Далее я должен вам сообщить: Фаррингтон и международный вымогатель Монтегю Феллок — одно и то же лицо.
Сэр Джордж взглянул на него:
— Вы уверены в этом?
— Да. И странное примечание в завещании Фаррингтона только подтверждает мое суждение. Завещание было составлено для того, чтобы навести на ложный след. Недавно снова появились письма Монтегю Феллока, адресованные весьма известным лицам, в которых он требует с них большие суммы денег.
— А где находится в настоящее время Монтегю Феллок?
— Он обитает в Таинственном Доме.
— В таком случае его можно взять без особых трудностей, — заметил шеф. — Надеюсь, вы все, что следует, предприняли?
Смит покачал головой.
— Это не так просто, как вы полагаете. Таинственный Дом содержит в себе загадку, которую я не в состоянии разрешить. Это здание построено очень талантливым архитектором, и, находясь там, Фаррингтон имеет возможность прятаться от правосудия сколько ему будет угодно. Я убежден в том, что всякая попытка насильственным путем проникнуть в его гнездо сведется к тому, что птичка улетит навсегда. Нам следует терпеливо выжидать.
— Но мне остается непонятным, почему он исчез при столь драматических обстоятельствах, — продолжал допытываться сэр Джордж.
— Он знал, что я его заподозрил, что я склонен думать, что он и есть Монтегю Феллок. К тому же он мог оказаться замешанным в убийстве обоих доносчиков на Брекли-сквер. Все вместе взятое заставило его принять безотлагательные меры. В свое время он привез из разных стран континента рабочих, которые и построили его дом. Я выяснил, что убитые на Брекли-сквер были доставлены в Англию для того, чтобы установить в доме кое-какие секретные приспособления и механизмы. Фаррингтон слышал, как оба этих человека, подойдя к его Дому, заспорили. Спор их грозил ему неприятными Последствиями. Стоя у двери, он видел, как они вытащили свои револьверы. Он счел этот момент наиболее благоприятным для ликвидации опасности. Он застрелил их и снова положил свой револьвер на место. Все это он проделал настолько ловко и быстро, что успел сойти вниз к моменту появления полиции и притвориться испуганным. Я тут же, войдя в дом, почуял запах пороха. Но кроме пороха, я почувствовал и аромат духов. Леди Констанция успела побывать в доме и была свидетельницей происшедшего.
— Но как она попала туда?
— Для того чтобы покарать Фаррингтона за его преступления, или для того, чтобы потребовать у него объяснений по поводу последнего письма Доутона.
— Но почему Фаррингтон не предпочел исчезнуть самым обычным способом? И к чему ему исчезать? — спросил сэр Джордж. — Ведь он располагал большим кредитом, к тому же он управлял состоянием своей племянницы. Неужели он готов был из-за столь шатких причин впасть в панику.
— Вот это-то и остается мне не совсем понятным. Его исчезновение действительно не гармонирует с его манерой действовать.
— Так что же вы собираетесь предпринять?
— Я продолжаю охранять Таинственный Дом и принял все меры предосторожности, чтобы Фаррингтон не мог скрыться. Более того, я постараюсь, чтобы Фаррингтон не чувствовал угрожающей ему опасности, и даже попытаюсь выманить его из убежища. Надеюсь, что за пределами Таинственного Дома он не ускользнет от меня.
— А Полтаво?
— Он находится в настоящее время в городе, — пояснил Смит. — Мне кажется, что с ним справиться будет гораздо легче. Он состоит на положении агента Фаррингтона и очень гордится этим.

Глава 13
ПОХИЩЕНИЕ ФРАНКА ДОУТОНА

Все было именно так, как сказал Смит. Полтаво, возвратившись из поездки в Таинственный Дом, снова зажил на широкую ногу, стал бывать в обществе и преуспевал в своих начинаниях.
Осторожные люди не особенно доверяли ему, подозревая, что положение его несколько двусмысленно. Никто наверняка не знал, действительно ли этот иностранец имеет право на графский титул. В ‘Готском альманахе’ значилось с полдюжины родов Полтаво, и граф Эрнесто мог с равным успехом принадлежать к каждой из этих линий. Польская аристократия был! Многочисленна, поэтому установить с точностью происхождение Полтаво не представлялось возможным.
Сам он на все вопросы, обращенные к нему по этому поводу, отвечал с многозначительной улыбкой, позволявшей предполагать что угодно.
Но теперь, после поездки, более не было причин исключать его из целого ряда общественных мероприятий, что удавалось ранее за отсутствием у Полтаво денег. В день своего возвращения он снял для себя домик на Бурлингтон-Гарден, купил два автомобиля, расплатившись за них наличными.
Квартиру свою он меблировал очень роскошно и со вкусом, так что все должны были признать, что граф привык жить с комфортом и понимает в этом толк.
Полтаво получил жестокий урок и сделал из него соответствующие выводы. То, что ему пришлось заглянуть смерти в глаза, вывело его из состояния равновесия.
‘Они принуждены доверять мне, — сказал он себе, думая о Фаррингтоне и Фолле. — И они будут доверять мне. Но я никогда не рискну снова отправиться к ним в Таинственный Дом’.
Он возвратился из Таинственного Дома с большой суммой денег и с целым рядом поручений, данных ему Фаррингтоном.
По всей стране были рассеяны несколько десятков агентов, ныне поступивших в ведение Полтаво. Некоторые из них не знали, какой цели они служат, некоторые были полностью осведомлены о подлинных намерениях Феллока. Они занимали различное положение в обществе, от видных деятелей до слуг. Не могло быть никаких сомнений в том, что ‘Дурная слава’ была сильной и рационально устроенной организацией.
Фаррингтон не извлекал прибыли из продажи газет, более того, порой случалось, что он заканчивал год с дефицитом по своей издательской деятельности, но это не препятствовало ему самым щедрым образом оплачивать поступавший в редакцию материал.
Люди, желавшие отомстить своему ближнему, посылали ему статьи и заметки, затем попадавшие на страницы газеты, если только тот, о ком в них шла речь, не предпочитал откупиться и заплатить за молчание.
Порой поступали к нему статьи и заметки, которые невозможно было печатать, но тем не менее отправители получали свой гонорар. Большинство из этих статей содержали сообщения о грехах молодости тех или иных занимавших видное положение в обществе людей.
В этих случаях отправителям статей приходилось тщетно ожидать появления их произведений на страницах печати. Но те, о ком упоминалось в этих сообщениях, получили по прошествии нескольких дней внушительное письмо от Монтегю Феллока и с ужасом прочитали о том, что им казалось давно забытым и изгладившимся даже из их собственной памяти. Им и в голову не приходило, что между маленькой газеткой, порой попадавшейся им на глаза в руках прислуги, и внушительными суммами вознаграждения, проставленными в письме Феллока, существует какая-то связь.
Обычно письма Феллока достигали своей цели, и требуемая им сумма выплачивалась сполна.
Но не только прислуга и домашние осведомители поставляли материал для ‘Дурной славы’. Опустившиеся субъекты пользовались случаем рассчитаться с людьми, чем-либо задевшими их. Случалось, что в редакцию поступали и анонимные сообщения.
В тех случаях, когда сообщение казалось заманчивым и сулило доходы, Феллок посылал одного из своих агентов проверить его и установить подлинное положение вещей. И если оказывалось, что материал соответствовал истине, то следовало любезное, но настойчивое письмо, и жертва должна была нести свою дань.
Этот жестокий и беспощадный человек похищал у людей не только их средства, не только брал у них деньги, но порой разрушал и их счастье. В Скотленд-Ярде было зарегистрировано несколько случаев самоубийств, вызванных письмами Феллока.
Контора и редакция этой маленькой газетки помещалась в одном из верхних этажей здания на Флит-стрит. Весь персонал сводился к одному человеку, на обязанности которого лежал прием корреспонденции. Потом корреспонденция следовала на хранение на одном из лондонских вокзалов, а час спустя за ней являлся посыльный для того, чтобы взять ее и снова сдать на хранение на другом вокзале. Лишь после этих предосторожностей попадала она в руки человека, издававшего газету.
Обычно каждая почта приносила с собой несколько писем, открывавших возможность шантажировать. Феллок неизменно печатал в одной из газет анонс, обещая всем своим корреспондентам вознаграждение в размере пяти гиней за сообщение. И действительно он выплачивал еженедельно до тысячи фунтов гонорара своим осведомителям, что в достаточной степени характеризовало человеческую природу.
Фаррингтон не ошибся в своем выборе. Полтаво оказался способным учеником — он был хитер и ловок: сидя за запертой дверью, он мастерски справлялся с разбором корреспонденции.
Полтаво же полагал, что если он искусно сыграет свою роль, то будущее его обеспечено. Угрызений совести он не испытывал и был доволен своим положением и своей деятельностью. В дальнейшем его деятельность сулила еще большие барыши. Фаррингтон, во время его пребывания в Таинственном Доме, указал ему на необходимость не упускать из виду ни одной мелочи.
— Если вы имеете возможность выжать из простолюдина хотя бы пять шиллингов, то и в этом случае вы не вправе упустить этот шанс. Мы не можем пренебрегать ни одной возможностью заработка.
Поэтому Полтаво разбирал почту с равным ко всем письмам интересом, систематизируя каждое сообщение. При этом он их сортировал, откладывая в левое отделение стола письма, предназначавшиеся для опубликования в газете, а вправо клал письма, которые будут использованы для дальнейшей ‘обработки’ упомянутых в них лиц.
Неожиданно он прервал работу и, возведя глаза к потолку, прошептал:
— Так значит, она должна в течение недели выйти замуж за Франка Доутона.
Фаррингтон настаивал на проведении своего плана, и Полтаво должен был покориться его воле.
— Я, видно, утратил самообладание. Неужели я соглашусь отказаться от этой чудесной девушки, к тому же Обладающей большим состоянием? — И он улыбнулся. — Нет, мой друг, я полагаю, что вы зашли в своих намерениях слишком далеко. Эрнесто, ты должен принять быстрое решение, тебе нельзя терять времени.
Зазвучал телефон. Полтаво поднес к уху слуховую трубку.
— Алло! — воскликнул он и, узнав голос, заговорил вежливо и предупредительно.
— Не могли бы вы завтра прийти ко мне? — спросила Дорис.
— Если вам угодно, я могу явиться к вам и сейчас.
Девушка в нерешительности колебалась.
— Я была бы очень рада, если бы вы навестили меня. Я в большом волнении.
— Надеюсь, ничего серьезного не произошло? — осторожно осведомился Полтаво.
— Я получила письмо, — многозначительно сказала Дорис.
— Понимаю. Кто-то хочет, чтобы вы решились на шаг, противоречащий вашим желаниям.
— Этого я не могу вам сказать, — ответила девушка. — Я совершенно растерялась, не могу разобраться во всем происходящем. Вы знаете содержание письма?
— Да. Я сам был несчастным подателем сего послания.
— Что вы скажете об этом? — спросила она после некоторой паузы.
— Вам ведь известно мое мнение, — ответил Полтаво. — Неужели вы ожидаете, что я присоединяюсь к этому пожеланию?
Решительность его тона напугала девушку, и она с трудом овладела собой.
— Приходите ко мне завтра, — сказала она. — Я хочу посоветоваться с вами.
— Я сейчас приду к вам.
— Не лучше ли будет, если вы…
— Нет, нет, я сейчас буду у вас. — И Полтаво повесил трубку.
В нем снова вспыхнуло возмущение против его властелина, и он позабыл о том, что пришлось ему пережить в Таинственном Доме. Проснулся инстинкт дикого зверя, почувствовавшего, что добыча ускользает от него.
Вскоре он находился в обществе Дорис Грей. Она была бледна и взволнованна, темные тени легли у нее под глазами. Все говорило о том, что ей на долю выпали бессонные ночи.
— Право, я не знаю, что мне предпринять, — сказала девушка. — Я очень симпатизирую Франку. Я полагаю, что с вами я могу быть вполне откровенной, граф Полтаво?
— Вы можете во всем довериться мне, — ответил Полтаво.
— И все же я не могу сказать, что люблю его и готова за него выйти замуж.
— А чего ради вы хотите сделать его своим избранником?
— Как я могу ослушаться, — ответила девушка и протянула Полтаво письмо.
Улыбаясь, он взял письмо и направился с ним к камину. Бросив письмо в огонь, он пошутил:
— Мне кажется, вы нарушаете предписанные вам меры предосторожности.
Что-то неуловимое в его манере говорить и во всем его поведении отталкивало девушку.
— Послушайте, — продолжал Полтаво со своей обычной улыбкой: — Пусть это вас не заботит. Поступайте так, как вам хочется, и позвольте мне урегулировать это дело с Фаррингтоном. Он очень упрямый и честолюбивый человек. Возможно, что у него имеются какие-нибудь скрытые причины, заставляющие его желать этого брака. Я постараюсь подробно все выяснить. А вы больше не думайте о том, что тяготит вас.
— Боюсь, что это выше моих сил. Если бы я не получила второго письма от моего опекуна! Я боюсь, что своим непослушанием я могу повредить ему. — Дорис в отчаянии заломила руки. — Чем я могу помочь ему, выйдя замуж за Франка Доутона? Как я могу его спасти? Не можете ли вы мне объяснить это?
Полтаво покачал головой.
— Вы уже поставили обо всем в известность мистера Доутона?
— Да, я написала ему, — ответила девушка. — Не хотите ли прочесть копию моего письма? — добавила она после некоторых колебаний.
— Я охотно прочту ваше письмо, — ответил Полтаво.
Она протянула ему листок бумаги.
‘Дорогой Франк, — прочел он, — некоторые причины, которые я не вправе разглашать, требуют, чтобы наша свадьба, на которой настаивает мой дядя, состоялась в течение ближайшей недели. Вы знаете мое отношение к вам. Вы знаете, что я не люблю вас и что по своей воле я бы не вышла за вас замуж. Но я принуждена поступить против моего желания. Мне очень тяжело писать вам об этом, но я знаю, что вы великодушны и добры, я знаю, что вы поймете, что меня побудило откровенно написать вам обо всем’.
Полтаво положил письмо на стол. Не говоря ни слова, он зашагал по комнате и внезапно остановился перед девушкой.
— Мадонна! — произнес он с мягким акцентом южанина (свою молодость Полтаво провел в Италии). — Если бы я был на месте Франка Доутона, вы бы также колебались?
Дорис удивленно взглянула на него, и он понял, что совершил ошибку. Он спутал ее доверие с более сильным и значительным чувством. В это мгновение он прочел в ее взгляде, что скорее она отдала бы предпочтение Франку.
Он поднял руку, желая, чтобы она не продолжала разговор.
— Вы не должны мне ничего отвечать, — сказал он. — Быть может, впоследствии вы поймете, что в любви графа Полтаво было безграничное обожание, потому что вы мне дороже всего на свете. Моя любовь свободна от каких бы то ни было низменных мотивов и побуждений.
Голос его задрожал, возможно, он в действительности поверил в искренность своих слов. Не раз случалось ему произносить эти слова, обращаясь к женщинам, впоследствии выветрившимся из его памяти.
— Нам следует подождать, что ответит мистер Доутон, — коротко добавил он.
— Я уже получила от него ответ — он позвонил мне по телефону, — сказала девушка.
Полтаво улыбнулся.
— Типичный англичанин, почти американец по своей манере спешить. Так когда же состоится счастливое событие? — спросил он.
— Не спрашивайте меня об этом. — Я не знаю, хватит ли у меня сил выполнить желание моего дяди.
— Когда? — вторично осведомился Полтаво.
— Через три дня. Мы… — Дорис заколебалась. — Мы уедем в Париж, — добавила она и покраснела. — Но Франк хочет, чтобы мы… чтобы мы продолжали жить порознь.
— Я понимаю. Мистер Доутон поступает как благородный человек.
И снова девушка почувствовала неприязнь к этому самодовольному и ловкому иностранцу. Его отечески покровительственный тон задевал ее, даже похвала по адресу Франка прозвучала в его устах насмешкой.
— Вы не задумывались над тем, что случится, если вы ослушаетесь воли дяди и не выйдете замуж за мистера Доутона? Знаете ли вы, что тогда произойдет?
— Нет, этого я не знаю, — ответила нерешительно девушка. — Я начинаю подозревать, что я ошибалась в нем. Я всегда считала, что он приветливый и добрый человек. А теперь мне стало известно, что… — она замолчала, и Полтаво за нее закончил фразу.
— Что он преступник, в течение многих лет использовавший легковерие своих ближних. Для вас это должно было быть ужасным открытием, мисс Грей. Но в конце концов вы все же простите ему, что он похитил ваше состояние.
— Это все так ужасно, — прошептала девушка. — С каждым днем трагичность моего положения становится мне яснее. Моя тетка, леди Динсмор, права.
— Леди Динсмор всегда права, — с легкой усмешкой заметил Полтаво. — Таково свойство ее возраста и ее положения. Так в чем же она, по-вашему, права?
— Я не знаю, хорошо ли я делаю, посвящая вас в это, но она полагает, что мой дядя запутан в каких-то темных делах. Она меня не раз предостерегала на этот счет.
— В высшей степени примечательная особа, — продолжал иронизировать Полтаво. — Но в течение трех дней может произойти еще многое. Я бы очень хотел знать, что произойдет, если свадьба не состоится?
И не дожидаясь ответа, Полтаво покинул комнату.
— Три дня, — повторил он, возвратившись домой. — Почему Фаррингтон так спешит с замужеством Дорис? И почему наметил он ей в мужья бедняка-журналиста?
Решить эту загадку было не просто.
* * *
В течение ближайших дней Франк Доутон ходил как во сне. Он не мог поверить, что наконец-то сбывается его счастье. Однако к радости примешивалось чувство горечи — он сознавал, что вступает в брак с девушкой, чье желание не сходится с его желанием.
Но веря в счастливый исход своей помолвки, он пытался убедить себя, что девушка еще полюбит его. Все эти дни он работал не покладая рук не только для газеты, но также и над расследованием данных, полученных при ознакомлении с письмом Толлингтонов. Он просмотрел все церковные книги, пытаясь отыскать всех женщин, носивших имя Анна и живших в ту пору в Грет-Бредли. Его поиски были затруднены тем обстоятельством, что имя это носило множество женщин.
Помимо этого, у него имелись еще некоторые данные, которые могли навести его на правильный след. Но ему пришлось прервать эту работу, потому что надо было переключить внимание на предстоящую женитьбу.
За два дня перед свадьбой он сдал в одну из больших газет, размещавшихся на набережной Темзы, статью и принял поздравления от главного редактора.
— Я подозреваю, что нам придется в течение долгого времени ожидать следующей вашей статьи? — сказал ему на прощание редактор.
— Моя жена будет очень богата, но это нисколько не отразится на роде моей деятельности. Я не собираюсь взять от нее хотя бы пенс.
Редактор похлопал его по плечу.
— В этом вы правы, — согласился он с журналистом, — Человек, живущий на средства своей жены, перестает жить.
— Это звучит как надгробная надпись, — заметил Франк.
В девять часов вечера он спустился вниз и вышел на улицу. Он еще не ужинал и собрался пойти в ресторан. День выдался очень хлопотным, и впереди предстояло еще больше работы.
Перед зданием редакции стоял элегантный закрытый автомобиль. Когда Франк поравнялся с машиной, шофер приподнял фуражку и обратился к нему:
— Прошу извинить меня, сэр, не вы ли мистер Доутон?
— Да, это я, — ответил изумленный Франк.
— Мне поручено заехать за вами, — пояснил шофер.
— Кто поручил вам это и куда должны отвезти меня?
— К сэру Джорджу Фредерику, — почтительно ответил шофер.
Франк слышал о сэре Джордже, члене парламента, и силился вспомнить, где и когда ему случалось встречаться с ним.
— Но чего ради я поеду к сэру Фредерику?
— Он хочет побеседовать с вами.
У Франка не было никаких оснований уклониться от исполнения этой просьбы. Поэтому молодой журналист отворил дверцу машины и вскочил в нее. Захлопнув за собой дверцу, он заметил, что был не один в машине.
— Что это… — попытался воскликнуть он, но прежде чем успел договорить, чья-то сильная рука зажала ему рот и отбросила его на сиденье.
Автомобиль помчался с головокружительной быстротой…

Глава 14
КУЧЕР БРАУН ЧИТАЕТ ГАЗЕТУ

Леди Констанция Дэкс провела в доме своего брата бессонную ночь. За завтраком она встретилась со своим братом. Почтенный Иеремия Бенглей был сильно поражен, увидев ее. Это был невысокий, полный, довольный собой и окружающим человек. Одно из его свойств заключалось в том, что он даже самые необыкновенные события, случавшиеся на свете, склонен был принимать как нечто весьма обычное. Случись в Грет-Бредли землетрясение, то и тогда он бы остался таким же равнодушным и спокойным, словно это событие ничем не отличалось от любого незначительного явления. Но на сей раз этот почтенный человек был изумлен:
— Ты вышла к завтраку, Констанция? Мне не приходилось тебя встречать за завтраком уже много лет.
— Я не могла заснуть, — ответила сестра, — я хочу пройти с моей папкой в Мор-коттедж.
— Я всегда полагал, что мистер Фаррингтон не очень удачно поступил, подарив тебе Мор-коттедж, — и, помолчав мгновение, он добавил: — Он стоит в таком пустынном месте, там никогда не видно ни одного живого человека, и я всегда опасаюсь, как бы ты не стала жертвой какого-нибудь бродяги или висельника.
В его словах было много истинного. Мор-коттедж был славным домиком, построенным владельцем Таинственного Дома одновременно с возведением основного строения. Он рассчитывал превратить этот коттедж в место своего летнего отдыха. Домик расположен в стороне от дороги, и с тех пор, как шахты Бредли закрыли, там было безлюдно.
Когда-то Мор-коттедж стоял в центре очень оживленного района, но после того, как попытки вести здесь разработки свинцовой руды не привели к желанному результату, местность опустела. Примерно в пятистах метрах от коттеджа высилась труба электрической станции, обслуживавшей Таинственный Дом.
Не раз случалось, что леди Констанция принимала от Фаррингтона подарки. Было время, когда он не знал, как выразить ей свое внимание. Он засыпал ее различными подношениями, и Мор-коттедж был, пожалуй, самым ценным его подарком. Навещая этот уединенный коттедж, она могла предаваться мечтам о своих прежних счастливых годах, проведенных в Грет-Бредли.
— Действительно, коттедж расположен несколько в стороне, — сказала она. — Но тебе нечего беспокоиться за меня, я справлюсь со всем. К тому же там поблизости будет Броун, который всегда придет мне на помощь.
Брат кивнул головой и снова погрузился в чтение газеты.
— Больше возражений у меня не имеется, — сказал он, не отрывая глаз от ‘Таймса’. И затем неожиданно добавил — Кто такой, собственно, этот Смит?
Леди Констанция насторожилась:
— О каком Смите ты говоришь?
— Насколько мне известно, это какой-то сыщик. Он за последнее время неоднократно показывался в Бредли. Может, что-нибудь неладно в Таинственном Доме?
— А что могло бы там произойти? За последний десяток лет в этих краях ничего не случалось.
И она пожала плечами.
— Я никогда не мог понять, зачем понадобилось возводить это здание?
Кончив завтракать, леди Констанция поднялась с места и подошла к окну. У подъезда стояла вызванная ею коляска. Броун невозмутимо восседал на козлах.
— К обеду я вернусь, — сказала она на прощание брату.
Иеремия Бенглей посмотрел вслед сестре и заметил, что она захватила с собою портфель. В этом портфеле хранились дневники и письма, привезенные доктором Голдуорти из Конго, но ему ничего об этом не было известно.
Уединенность Мор-коттеджа благотворно действовала на измученную душу леди Констанции. Здесь она могла отдаться воспоминаниям, прочесть то, что было ей дороже всего, могла задуматься о своем будущем.
В этом доме не было слуг. Обычно, приезжая в Грет-Бредли, она посылала кого-либо из прислуги брата привести домик в порядок и подготовить все к ее приезду.
Прежде чем пройти в домик, она сказала Броуну:
— Вы можете распрячь лошадь, я останусь здесь не менее двух часов, — и направилась в дом.
Кучер почтительно приложил руку к козырьку. Подобно своим собратьям по профессии, он был терпеливым. Отведя лошадь в сарай, он распряг ее, подсыпал в кормушку овса и углубился в чтение своей любимой газеты, сообщавшей последние новости светской жизни.
Он был не особенно силен в чтении, поэтому газета давала достаточно пищи для его ума в течение двух-трех часов. Прошел час, и ему почудилось, что он слышит голос своей госпожи, зовущей его. Он вскочил на йоги, поспешил к дому и прислушался.
Поскольку крик не повторился, он решил, что ему почудилось, и, возвратившись на свое место, снова погрузился в чтение. За чтением он провел четыре часа и наконец почувствовал, что голоден и его терпению приходит конец.
Кучер поднялся, запряг лошадь в коляску и, вывез из оарая, поставил ее под окно комнаты, в которой имела обыкновение сидеть леди Констанция. Прошло еще полчаса. Видя, что леди не появляется, кучер слез с козел и прошел в дом. У дверей в комнату, в которой должна была находиться леди Констанция, он кашлянул и постучал.
Никто не откликнулся на его стук.
Он вторично постучал, и снова никто не ответил ему.
Это обеспокоило кучера. Подкравшись к окну, он заглянул в комнату и увидел, что на полу в беспорядке валяются бумаги, документы и переписка. Один из стульев был опрокинут, чернильница валялась на полу. Все это свидетельствовало о том, что здесь произошло из ряда вон выходящее событие.
Его беспокойство стало еще сильнее, когда он попытался отворить дверь и убедился в том, что она заперта.
Попытка высадить дверь оказалась неудачной. Кучер поспешил к окну и убедился, что и оно заперто.
Прежде чем он решился что-либо предпринять, он увидел, что по направлению к коттеджу быстро несется автомобиль. Машина остановилась, и из нее выскочил Смит.
Броун, знавший сыщика в лицо, бросился к нему, словно к ангелу-избавителю.
— Где леди Констанция? — спросил Смит, не дав ему раскрыть рта.
Броун, дрожа, указал на дом.
— Она должна быть где-то там, — сказал он, — но она не отвечает… и… комната в беспорядке…
И кучер повел сыщика к окну.
Смит заглянул в комнату — его предположения оправдались.
— Отойдите в сторону.
Подняв с земли полено, он разнес в дребезги стекло, затем, не теряя времени, отодвинул засов. Еще секунда — и он уже был в комнате. Смит обошел весь дом, но леди Констанции нигде не было. На полу в ее комнате он обнаружил обрывок кружева. Это свидетельствовало о том, что здесь происходила борьба.
— Алло, — сказал Эла, последовавший за Смитом. Он прибыл вместе с ним. Эла указал на обрывок бумаги на столе, на нем виднелся кровавый отпечаток пальца!
— Фаррингтон был здесь, — коротко заметил Смит. — Но каким путем выбрались они из дома?
Он вторично опросил кучера, но Броун мог лишь подтвердить свое первое показание.
— Совершенно невозможно, что кто-нибудь вышел без того, чтобы я этого не заметил. Я с моего места мог видеть не только дом, но и всю окрестность.
— И нет никакого другого помещения, в котором леди Констанция могла бы находиться? — спросил Смит.
— Здесь имеется только одна пристройка, — ответил, поразмыслив, Броун.
Пристройка состояла из хлева и каретного сарая: дверь в него была незаперта, и Смит без особого труда проник вовнутрь. В углу он обнаружил связку соломы.
Неожиданно Смит громко воскликнул и нагнулся. Схватив какую-то фигуру, он потряс ее и поставил на ноги.
— Не угодно ли вам объяснить, что вы здесь делаете? — спросил он.
Но тот, к кому он обратился, молчал и растерянно поглядывал на окружающих.
То был не кто иной, как Франк Доутон.
* * *
— То, что вы мне рассказали, очень странно, — заметил Смит.
— С этим я готов согласиться, — ответил улыбаясь Франк и добавил: — Но я так устал, что даже не в состоянии отдать себе отчет в том, что именно я вам рассказал и о чем мне еще следует вам сообщить.
— Вы мне рассказали о том, что вас вчера похитили на автомобиле, что сперва вас повезли в неизвестном направлении через Лондон, а затем за город. Вам под утро удалось бежать, вы выпрыгнули из замедлившего ход автомобиля.
— Совершенно верно. Я не имею ни малейшего понятия о том, где я нахожусь. Может быть, вы мне скажете, где мы?
— Вы находитесь поблизости от Грет-Бредли, — ответил Смит. — Я удивляюсь, что вы не узнаете вашу родину. Насколько мне известно, вы провели здесь ваше детство.
Франк удивленно огляделся по сторонам.
— Чего ради привезли меня сюда?
— А вот это придется уже вам самому выяснить. Я полагаю…
Не думаете ли вы, что меня хотели доставить в Таинственный Дом? — перебил его юноша.
Смит покачал головой.
— Это маловероятно. Скорее я готов предположить, что наш общий приятель Полтаво предпринял этот маневр на собственный страх и риск. Он привез вас сюда для того, чтобы навлечь подозрение на обитателей Таинственного Дома. Но теперь объясните мне, как вы попали в этот сарай?
— После того, как я выпрыгнул из машины, мне удалось ускользнуть от преследователей. Бег утомил меня, я добрался до этого дома, и так как все мои попытки разбудить его обитателей или найти кого-нибудь оказались тщетными, я улегся спать в сарае.
Появление Франка лишь усложнило и без того запутанное положение.
— И вы не слышали никакого крика?
— Нет.
— Вы не слышали, чтобы в доме кто-нибудь спорил или ссорился?
Смит рассказал Франку о таинственном исчезновении леди Констанции.
После этого они вместе направились в коттедж и продолжили поиски. В верхнем этаже помещались ванная комната и спальня. В нижнем этаже находился кабинет и примыкавшая к нему маленькая комната, в которой стоял рояль.
Леди Констанции нигде не было, она исчезла бесследно. Можно было предположить, что земля разверзлась под ее ногами и она провалилась в нее. Но никаких люков в доме не было обнаружено, и Смит почувствовал, что он бессилен решить эту загадку.
— Несомненно, что все существующее на свете занимает определенную часть пространства, — сказал Эла. — Где-нибудь должна же она находиться. Не могла же она раствориться в воздухе, растаять бесследно.
— Я не покину этот дом, пока не выясню, куда она исчезла, — ответил Смит.
Эла обратил внимание на беспорядок на письменном столе и, словно вспомнив о чем-то, нахмурился.
— Вы помните маленький медальон, обнаруженный на одном из трупов на Брекли-сквер? — спросил он своего шефа.
Смит кивнул головой и вынул из жилетного кармана медальон. С той памятной ночи он носил этот медальон постоянно при себе.
— Нам следовало бы еще раз тщательно ознакомиться с его содержимым, — заметил Эла.
Подсев к окну, они занялись рассматриванием медальона. В нем находился круглый листок бумаги, на котором значилось:
‘Мор. Кот.
Боже хрони кароля’.
Эла беспомощно покачал головой.
— Я убежден, что мы продвинемся в наших поисках, если нам удастся расшифровать эту надпись. Обратите внимание на первую строку: ‘Мор. Котт’. Это несомненно означает Мор-коттедж.
— Честное слово, вы правы! Об этом я и не подумал. Несомненно этот человек разгадал тайну Мор-коттеджа и пытался, благодаря этому, шантажировать своего соучастника. Но следующая строчка такого патриотического содержания мне остается совершенно непонятной.
— Она также таит в себе определенный смысл. Она что-нибудь да означает, хоть и написана с ошибками.
Полицейские остались в коттедже, Броун же отправился в дом священника, а оттуда поехал в город.
Вскоре прибыл и достопочтенный Иеремия Бенглей. Он был спокоен, известие об исчезновении сестры, казалось, не поразило его.
— Я всегда предупреждал Констанцию не бывать здесь без надежных спутников. Теперь я простить не могу себе, что отпустил ее одну.
— Вам приходит в голову какое-нибудь объяснение?
Пастор покачал головой. Он впервые был в этом доме, и ему не приходилось что-либо слышать о нем. Он не был любопытен и действительно в малой степени интересовался тем, что происходило вокруг него.
Через полчаса пришли представители местной полиции.
— Я полагаю, что мне следует задержать этого молодого человека, — сказал инспектор, указывая на Франка.
— Чего ради? — спокойно возразил Смит. — Какая будет вам польза от того, что вы его задержите? Против мистера Доутона нет никаких улик, и я лично готов поручиться в том, что он совершенно непричастен ко всему происшедшему здесь. — И, обратившись к Франку, он добавил: — Лучше всего будет, если вы поспешите уехать в город. Прежде всего вам следует выспаться. Приключение, которое вам пришлось пережить, не особенно приятная подготовка к свадьбе. Если не ошибаюсь, ваша свадьба состоится завтра?
Франк кивнул головой.
— Я хотел бы лишь задать вам один вопрос — не имеет ли ваше похищение какое-нибудь отношение к завтрашнему событию? Нет ли кого-нибудь, кто хотел бы помешать вашей свадьбе?
Франк колебался.
— Я затрудняюсь заподозрить кого-нибудь, но Полтаво…
— Полтаво? — повторил Смит.
— Он питает кое-какие намерения относительно мисс Грей.
Франку стало не по себе, что он упомянул о Дорис в такой обстановке.
— Да, я знаю, у Полтаво имеются основания не быть в восторге от вашей предстоящей свадьбы. Но я прошу вас вторично сообщить мне обо всем, что произошло в автомобиле, — предложил Смит.
Франк вкратце рассказал о том, при каких обстоятельствах он был похищен.
— Очутившись в их руках, я на некоторое время притворился потерявшим сознание. Машина неслась с невероятной быстротой. Попытка к бегству на такой скорости потерпела бы неудачу, потому что при падении я бы разбился насмерть. Сидевшие со мной в машине люди были замаскированы. По-видимому, то были иностранцы. Один из них сидел напротив меня. В течение всей ночи он держал на коленях револьвер и дал мне понять, что при малейшей попытке к сопротивлению или побегу он пустит в ход оружие.
Я не могу сообразить, в каком направлении мы мчались, но неожиданно мы очутились за городом. Они опустили стекла окон, но не подняли занавесок. О том, что мы выехали за пределы города, я сообразил, почувствовав свежее дыхание полей. Несомненно было одно — мы далеко отъехали от Лондона.
Затем я задремал, а когда очнулся, уже было светло — наступило утро.
Мои спутники также задремали. Я осторожно огляделся по сторонам — автомобиль замедлил ход. Очевидно, мои похитители предписали шоферу беречь топливо. Тогда я и принял решение бежать. Улучив минуту, резким движением распахнул дверцу и выбросился из автомобиля. У меня неплохая практика по части прыгания на ходу из автобуса, и моя попытка оказалась удачной.
Придя в себя, я увидел, что нахожусь на небольшом лугу, а в отдалении виднелась поросль, в которой я мог укрыться от моих похитителей. К счастью, мне удалось достичь ее, прежде чем мои преследователи сообразили, что собственно произошло. Потом, когда я выбежал из поросли, они заметили меня и один из них послал мне вдогонку пулю, но промахнулся. Вот и все.
Иеремия Бенглей пригласил юношу поехать к нему в дом. Молодой человек попрощался со Смитом, оставшимся продолжать поиски, и отправился со священником.
Но и вторичный осмотр комнат не дал никаких результатов.
— Единственное, что остается предположить, — сказал обескураженный Смит, — что леди Констанция покинула дом в то время, когда кучер читал газету. Может быть, она пошла прогуляться и ожидает нас в доме своего брата.
Но он понимал, что высказанное им предположение лишено логики. Запертая дверь и следы происходившей борьбы ясно говорили, что это было не так, а кровавый отпечаток пальца свидетельствовал о том, что здесь было совершено преступление.
— Во всяком случае леди Констанция продолжает находиться в этой местности, примерно на расстоянии не больше восьми километров, — мрачно заметил Смит, — и я ее разыщу, если бы даже мне потребовалось камня на камне не оставить от Таинственного Дома.

Глава 15
СВАДЬБА

Наступил день свадьбы Дорис Грей.
Взошло солнце, день выдался ясным. Дорис сидела у окна и глядела в сад. Настроение ее не соответствовало сияющему дню — она была мрачна и подавлена. К счастью, свадьба была связана с таким большим количеством разных мелочей, что она не успевала думать о предстоящей церемонии. От Франка она получила телеграмму, к ее удивлению, поданную им в Грет-Бредли, и почувствовала, что факт его отлучки из Лондона накануне дня их свадьбы огорчает ее.
Девушка подозревала, что его отъезд был вызван продолжением розысков толлингтоновского наследника и что именно это заставило его покинуть Лондон. Хотя последний день накануне свадьбы он мог бы провести с нею, помочь ей советом. Мысль эта сочеталась с другой мыслью о том, что он слишком рано начинает чувствовать себя мужем, с которым приходится считаться. Полтаво же был по отношению к ней очень внимателен и предупредителен.
Накануне она пила чай в его обществе, и он был настолько деликатен и осторожен, что не упоминал о предстоящей свадьбе. Также не говорил он и о себе, но зато его глаза были красноречивее его молчания. Глядя на него, она почувствовала к нему сожаление, потому что не сомневалась в его чувствах.
Вошедшая в комнату горничная отвлекла Дорис от мыслей и вернула ее к действительности.
— Прибыл мистер Дебенхем, и я его провела в гостиную, — доложила горничная.
— Ах, пришел адвокат дяди… Я сейчас выйду к нему, — ответила Дорис.
Мистер Дебенхем задумчиво расхаживал по комнате. Увидев девушку, он обратился к ней со словами:
— Я полагаю, вам известно, что я обязан присутствовать при вашем венчании, — сказал адвокат. — Я должен передать вам ключ от вашего сейфа. Здесь имеется точный перечень ценностей и сумм, которые вы там найдете.
С этими словами он передал ей соответствующие документы.
— Вы можете в свободную минуту ознакомиться с этим документом. В общем состояние, оставленное вам, — выражается примерно в восьмистах тысячах фунтов. Оно вложено в солидные бумаги, и по ним вам придется еще получить весьма крупную сумму дивидендов. Я могу вам сообщить, что шесть лет тому назад ваш дядя осведомился у меня, как ему поступить с вашим состоянием. Я был тогда против подобного способа помещения денег, но последовавшие затем события показали мне, что я был неправ. На бирже произошли большие колебания, и ваш дядя так же, как и многие другие, потерял большие суммы денег. Я не хочу навлечь на мистера Фаррингтона и тень подозрения, но при подобных обстоятельствах легко было впасть в соблазн и использовать состояние на покрытие дефицита по биржевым операциям. Кроме того, я хочу сегодня узнать у вас о том, не сообщил ли вам ваш дядя что-либо о большом наследстве Толлингтона. Он был одним из душеприказчиков, хотя состояние и не находилось в его личном распоряжении.
Девушка удивленно взглянула на адвоката.
— Я понимаю, почему вы спрашиваете меня об этом. Мистер Доутон в настоящее время занят поисками наследника.
— Это мне известно. Я спрашиваю об этом потому, что получил известие от опекунов, находящихся в Америке. Я буду очень сожалеть, если старания вашего супруга не увенчаются успехом в течение ближайших сорока восьми часов.
— Почему именно в этот срок?
— Завещание содержит весьма своеобразный пункт, — пояснил адвокат.
— Мне ничего об этом не известно, — перебила его Дорис.
— В таком случае я посвящу вас в детали, — сказал он улыбаясь. — Состояние это должно быть разделено в равных долях между наследником и его супругой.
— А что если он не женат? — спросила Дорис, смеясь над странным условием. Снова в ней проснулась свойственная ей жизнерадостность.
— В этом случае деньги автоматически переходят к той женщине, на которой впоследствии женится наследник состояния. Но в том же завещании имеется другой пункт: наследник должен быть найден не позже чем через двадцать лет после смерти миллионера. И этот срок истекает через двое суток.
— Бедный Франк! — воскликнула Дорис. — Он так много энергии затратил, чтобы разыскать этого наследника. Значит, если он в положенный срок не найдет наследника, то теряет право на вознаграждение?
— В таком случае у него очень мало шансов на вознаграждение. Вознаграждение будет выплачено только в случае успешного окончания его поисков. Я поэтому и пришел к вам, потому что знал, что мистер Доутон заинтересован в исходе этого дела и… — адвокат запнулся, — потому что предполагал, что вам обо всем этом известно от вашего дяди.
— Вы полагаете, что он мне сообщил, кто именно является наследником Толлингтона? Неужели вы предполагаете, что он сам был осведомлен об этом и что у него были основания скрывать это?
— Я прошу вас не сердиться на меня, — ответил адвокат, — я не хочу сказать о мистере Фаррингтоне ничего дурного, но я знаю, что он был очень умный и толковый человек. Я предположил, что он мог кое-что сказать вам, что облегчило бы вашему мужу его поиски.
Но Дорис отрицательно покачала головой.
— Мне ничего обо всем этом неизвестно. Мой дядя мне ничего не рассказывал. Он был очень замкнутая натура и никогда не говорил о своих делах, что в то же время не заставляло меня сомневаться в его чувствах ко мне.
— Вот и все, что я хотел вам сообщить, — пояснил мистер Дебенхем. — Мы увидимся с вами во время церемонии.
Дорис в знак согласия кивнула головой.
— Позвольте мне высказать предположение, что вы будете в браке очень счастливы и все ваши ожидания сбудутся? — спросил он.
— Я, право, не знаю, что меня ожидает, — ответила она усталым голосом и попрощалась с адвокатом.
Адвокат вышел и по дороге к себе в контору о чем-то раздумывал, печально покачивая при этом головой.
* * *
Существовали ли когда-либо более прозаические и безрадостные браки, чем брак, в который она собиралась вступить? Этот вопрос не раз задавала себе Дорис, размышляя о том, что ее ожидает. И с этой мыслью она села в автомобиль, чтобы отправиться на церемонию.
Так же, как ее сверстницы, она представляла себе этот день и все то, что он принесет с собой, в самых радужных красках. Она мечтала о том, как под торжественные звуки органа ее поведет под венец ее опекун Грегори Фаррингтон. Мечтала и о том, что будет счастлива, что вступит в брак с любимым человеком. А теперь ее мечты развеялись как сон. Она, одна из богатейших и красивейших девушек Лондона, отправлялась к венчанию в одиночестве в наемном такси.
Франк ожидал ее у подъезда мрачного здания, в котором регистрировались браки. Кроме него, здесь же находился мистер Дебенхем со своими помощниками. И прежде чем Дорис смогла себе отдать отчет в происходившем, она стала миссис Доутон.
— Теперь нам остается еще сделать следующее, — сказал адвокат, когда они снова очутились на улице, и взглянул на часы. — Я предложил бы отправиться в Депозитный банк, и если вы мне позволите, то в течение пяти минут я выполню все формальности по вводу вас в права наследства.
Дорис не возражала против его предложения.
Франк был по пути в банк молчалив и ограничился парой незначительных замечаний о том, как регулируется уличное движение.
Дорис была мысленно благодарна ему за его сдержанность. Все ее чувства были в смятении. Она была замужем — замужем за человеком, который хоть и был ей симпатичен, но которого она все же не могла назвать любимым. Она вышла замуж за человека, на которого пал выбор другого человека, она вышла замуж против своей воли. Дорис взглянула на Франка и заметила, что и он был в подавленном, мрачном настроении. Многообещающее начало! Какие радости и невзгоды сулила им их дальнейшая брачная жизнь? Чем все это кончится?
Машина остановилась у подъезда банка, и молодые в сопровождении Дебенхема прошли в банк.
Здесь произошла небольшая заминка, пока Дебенхем объяснялся со служащими и персонал занялся выполнением формальностей. К этому времени в банк поспел и Полтаво.
Он наклонился к руке Дорис и, как ей показалось, задержал ее ладонь в своей чуть дольше, что не могло понравиться Франку. Полтаво произнес несколько пожеланий самого общего свойства и поздоровался с остальными.
— Граф Полтаво присутствует здесь по желанию вашего покойного дяди, — поспешил пояснить адвокат. — Я получил за несколько дней до исчезновения мистера Фаррннгтона соответствующее о том указание.
Франк недовольно кивнул головой, но он был слишком деликатен, чтобы чем-либо выразить свое недовольство, и дал себе слово по возможности быть более приветливым с этим иностранцем.
Один из банковских служащих повел их по длинному сводчатому коридору, в конце которого виднелась тяжелая стальная дверь с решеткой. Служащий отпер дверь, и посетители прошли в кладовую.
Вся обстановка этой комнаты сводилась к несгораемому шкафу, стоявшему в углу кладовой. Адвокат привел в движение запиравший его механизм, и дверца шкафа с тихим металлическим звоном отворилась. Дебенхем стоял вплотную возле шкафа, заслоняя от окружающих его содержимое. Вдруг он отпрянул в сторону и испуганно воскликнул:
— Шкаф пуст!
— Пуст? — прошептала Дорис.
— Только это находилось в шкафу, — сказал адвокат и подал молодой женщине конверт.
Дорис вскрыла его и прочла следующее:
‘К несчастью, я оказался вынужденным употребить твое состояние на проведение своих планов. Ты могла бы меня осудить за это, но прошу тебя простить меня, потому что я даровал тебе значительно большее сокровище, чем то, которое я у тебя похитил… Я даровал тебе супруга…’
Дорис с трудом подняла глаза от письма.
— Что все это значит? — спросила она.
Франк взял у нее письмо и дочитал его до конца.
‘Супруга в лице Франка Доутона… — буквы поплыли перед его глазами. — А Франк Доутон и есть наследник состояния Толлингтона, потому что он его внук. Все документы, подтверждающие его происхождение и право на наследство, хранятся в запечатанном конверте у моего поверенного. На этом конверте красуется заглавное ‘С’.
Далее шла подпись: Грегори Фаррингтон.
Первым пришел в себя мистер Дебенхем. Его практический ум тут же охватил создавшееся положение.
— Я могу подтвердить, что действительно подобный конверт у меня имеется и хранится в конторе, — пояснил он. — Мистер Фаррингтон вручил мне его со строгим указанием не передавать этот конверт, прежде чем я не получу от него дополнительных указаний. Позвольте принести вам мои поздравления, мистер Доутон.
И он пожал удивленному юноше руку. Франк внимал его словам точно во сне. Так значит, наследником толлингтоновских миллионов был не кто иной, как он — сын Джорджа Доутона! И в течение всего времени, пока он разыскивал сестру Толлингтона, он разыскивал свою собственную бабушку?
Он мог бы избавить себя от бесплодных поисков, если бы ему стало известно ее имя.
Он с трудом припоминал образ этой добродушной пожилой женщины. Она умерла, когда он еще был ребенком. Никогда ему не приходило в голову, что эта степенная женщина, давно ушедшая в иной мир вслед за ее любимым мужем, могла быть сестрой Толлингтона. Франк тяжело вздохнул, подумав о том, что его материальное благосостояние улучшилось одновременно с женитьбой на разоренной девушке.
Удар этот был для Дорис слишком чувствителен, чтобы она могла тут же оправиться от него.
Франк нежно прикоснулся к ней и попытался ее утешить. Полтаво, нервно покручивая усики, исподлобья наблюдал за ними. На губах его зазмеилась уродливая улыбка.
— Но, моя дорогая, все будет хорошо, — сказал Франк. — Твое состояние цело, он лишь на время принужден был позаимствовать его у тебя.
— Я не о том, — прошептала девушка, сдерживая рыдания. — Мне тяжело сознавать, что дядя вынудил меня на этот брак при помощи хитрости. То, что он взял мое состояние, меня не беспокоит. Деньги никогда не имели для меня большого значения. Но он поймал тебя при помощи хитрости, и я послужила приманкой.
Дорис в отчаянии закрыла лицо руками. Но через несколько мгновений она пришла в себя. Франк повел ее к автомобилю.
Полтаво поглядел им вслед и, нагло улыбнувшись, обратился к адвокату:
— Мистер Фаррингтон хитрая голова, — сказал он. Даже против своей воли он должен был воздать должное Фаррингтону и преклониться перед его ловкостью.
Адвокат пристально взглянул на иностранного графа.
— Английские тюрьмы кишат людьми, специализировавшимися на подобных хитростях, — сухо заметил он и оставил Полтаво наедине со своими мыслями.

Глава 16
ПОСЛЕДСТВИЯ НА КОРК-СТРИТ

О последних событиях Смиту сообщил инспектор Эла.
— Теперь понятно и исчезновение Фаррингтона, — заметил Смит, выслушав его рассказ.
— Мне все еще не ясна зависимость между всеми этими событиями, — заметил Эла, обедавший в обществе Смита во Фриц-отеле.
— В таком случае я позволю себе разъяснить вам это в нескольких словах, — заметил Смит, продолжая закусывать. — Фаррингтону давно было известно, что Доутон является наследником толлингтоновских миллионов. И это было одной из причин, почему он обосновался в Грет-Бредли, где жили наследники Толлингтона. Старшие из рода Доутонов уже умерли, и семью возглавлял Джордж Доутон, непрактичный, на романтический лад настроенный естествоиспытатель.
Джордж влюбился в леди Констанцию Дэкс, а Фаррингтон, которому было об этом известно, попытался войти в расположение леди Констанции. Он знал, что состояние будет разделено на равные части между наследником и его супругой. Джордж Доутон овдовел, и у него был сын. Очень возможно, что Фаррингтон вначале не знал о существовании этого мальчика, приезжавшего в Грет-Бредли только на каникулы.
Наличие сына у Доутона внесло некоторые изменения в планы Фаррингтона. Тогда же ему было поручено воспитание его племянницы Дорис Грей. Он полюбил эту девочку и решил использовать ее в целях овладения наследством Толлингтона. Любовь к Дорис была одной из немногих симпатичных черт Фаррингтона.
С дьявольской хитростью, граничащей с гениальностью, заставляющей вспомнить о зловещих деяниях Борджиа, он замыслил лишить Джорджа Доутона жизни, а затем женить его сына на своей приемной дочери.
Он дал молодым людям возможность познакомиться и надеялся, что они сблизятся настолько, что желание его сбудется.
Но события развивались медленнее, чем он предполагал. К тому же ему стало известно, что наследник после определенного срока лишается прав. Он попытался повлиять на девушку, но встретил с ее стороны сопротивление. Более того, он решился на смелый шаг — поручил непосредственно Франку Доутону поиски наследника толлингтоновского состояния. Этим он достигал сразу двух целей: во-первых, молодой человек должен был поддерживать с ним постоянное общение, а во-вторых, он удовлетворял этим желания прочих душеприказчиков, поручивших ему, то есть Фарингтону, розыски наследника.
Но все его попытки склонить Дорис на брак с Франком потерпели неудачу. Приближался решающий срок, а цель все еще не была достигнута, и Фаррингтон решился на крайнее средство. Он исчез. Но к этому его побудили и иные мотивы.
Он знал, что я подозревал о подлинной его роли и что леди Констанция мне предаст его, как только станет ясным, что ответственность за смерть ее возлюбленного падает на него. Это обстоятельство в сочетании с завещанием, которое должно было быть вскрыто после его исчезновения, решили все.
В завещании он настоятельно требовал от Дорис, чтобы она вышла замуж за Доутона. Возможно, она подозревает, что ее дядя продолжает жить.
Смит бросил взгляд в окно и оглядел оживленную толпу на Пикадилли. На его лице отразились печаль и огорчение.
— При желании я мог бы завтра же арестовать Фаррингтона, — сказал он, — но я хочу поймать не только его, но и всю организацию.
— Какого вы мнения об исчезновении леди Констанции Дэкс? — спросил Эла. — Ведь пока мы здесь теряем время, она продолжает находиться в опасности.
Смит покачал головой.
— Если они ее не убили в первое же мгновение, то не приходится опасаться за ее жизнь. Если Фаррингтон — нет никаких сомнений в том, что именно он похитил леди Констанцию, — ее не убил, то он этого не сделает и впредь. Он мог лишить ее жизни непосредственно в коттедже, и никто не смог бы раскрыть тайну ее смерти. Леди Констанция подождет. Прежде чем мы попытаемся освободить ее, нам надо изловить всю эту шайку вымогателей, осмелившуюся действовать под носом у полиции. И пока мне это не удастся, я не буду иметь ни минуты покоя.
— А Полтаво?
— Полтаво подождет, — улыбнулся Смит.
После этих слов они покинули отель. Какой-то человек, внимательно разглядывавший витрины магазинов, бросил взгляд на сыщиков и последовал за ними. За этим человеком последовал другой человек, на ходу просматривавший газету.
Смит и его спутник вышли на Корк-стрит, безлюдную в этот час. Кое-где появлялись одинокие спешащие прохожие. Первый из преследователей ускорил шаг и вытащил из кармана какой-то предмет, блеснувший металлом. Но прежде чем он успел что-либо предпринять, человек, следовавший за ним, бросив газету, искусным движением обхватил рукой шею нападавшего, а коленом уперся ему в спину, пытаясь обезоружить преступника.
Шум борьбы привлек внимание Смита, и он обернулся. При его помощи сыщику удалось обезоружить и обезвредить схваченного. То был небольшой человек, смуглый, с резкими чертами лица, по-видимому, итальянец.
Схвативший нападавшего полицейский обыскал его и надел ему на руки наручники. Прежде чем на происшествие собралась группа зевак, он втолкнул его в автомобиль и повез в полицейское управление.
Здесь его подвергли допросу, но итальянец молчал, не желая отвечать. Не было никаких сомнений в том, что он пытался коварно убить Смита. Помимо револьвера, при нем обнаружили кинжал. Но самое важное, что было найдено у него и что вызвало особый интерес Смита, был клочок бумаги, на котором на итальянском языке были написаны три строчки.
Текст был тут же переведен на английский язык, и выяснилось, что этот человек получил точные инструкции о месте нахождения Смита.
— Отведите его в камеру, нам еще придется заняться им. Я полагаю, что этот человек подослан Полтаво.
Заключенный ни слова не ответил на это предположение. Все дальнейшие попытки Смита что-либо выжать из него не привели ни к чему.
На следующее утро заключенного разбудили и предложили ему одеться. Два полицейских вывели его на улицу, посадили в автомобиль, который его тут же доставил в Дувр. Сыщики отвели заключенного на пароход и поехали с ним до Кале. Там они расстались с ним, выдали ему на прощанье сто франков и объявили на его родном языке, что, согласно постановлению министра, он высылается за пределы Англии.
Парень был рад, что так легко отделался, и истратил большую часть полученной им суммы на составление длиннейшей телеграммы Полтаво.
Смит был уверен, что подобная телеграмма прибудет на имя Полтаво, и ожидал ее на главном лондонском почтамте. Ознакомившись с врученной ему копией телеграммы, он сказал, обращаясь к чиновнику:
— Благодарю вас, теперь можете доставить ее по назначению. Все, что меня интересовало, я выяснил.
Часом спустя телеграмма была вручена Полтаво, и последний сильно разозлился на своего неудачливого сообщника, допустившего такую неосторожность. Телеграмма была написана на итальянском языке, незашифрована, и каждый при желании мог ознакомиться с ее содержанием.
В течение всего дня Полтаво ожидал прихода полиции, и когда вечером его навестил Смит, он был готов к тому, чтобы дать объяснения по поводу случившегося и по возможности загладить свою вину.
Но, к его удивлению, Смит сделал вид, словно ничего не произошло, — он навестил его совсем по другому поводу. Смит осведомился у него о самочувствии миссис Доутон и поинтересовался ее исчезнувшим состоянием.
— Я пользовался доверием мистера Фаррингтона, — сказал Полтаво, обрадовавшийся, что визит сыщика не сопряжен с последствиями, которых он опасался. — Но тем не менее я был очень изумлен, когда увидел пустой шкаф. То был тяжелый удар для девушки. Она выехала со своим супругом в Париж.
Смит кивнул головой.
— Не будете ли вы столь любезны снабдить меня их адресом?
— С удовольствием.
Полтаво достал из ящика письменного стола записную книжку.
— Очень возможно, что я завтра выеду в Париж, — продолжал Смит. — У меня имеется намерение разыскать их. Хоть и неприятно мешать молодоженам в их свадебном путешествии, но у полиции есть свои обязанности.
Оба улыбнулись, и Полтаво почувствовал значительное облегчение. Сыщик, по-видимому, не испытывал особого интереса к его персоне.
Полтаво не напрасно питал почтение к этому выдающемуся деятелю Скотленд-Ярда, и не без обоснований чувство почтения сочеталось в нем со страхом. Быть может, он и приписывал Смиту гениальные способности, которыми последний не обладал, но в то же время он недооценивал его хитрости. Кто бы мог предположить, что Смит посетил его в этот вечер только для того, чтобы успокоить Полтаво и заглушить вспыхнувшие в нем подозрения?
После обычного обмена любезностями они расстались.
Полтаво, оставшись один, облегченно вздохнул и занялся разработкой плана, который помог бы ему осуществить шантаж в грандиозных размерах. Поглядев в окно и убедившись, что сыщик действительно сел в машину и уехал, он тщательно запер дверь, а затем выдвинул ящик письменного стола и нажал скрытую пружину. Отворилось потайное отделение, из которого он вынул небольшую связку писем.
Письма, которые он вытянул из этой связки, были украшены гербом герцога Амбюри. Герцог в ранней молодости, когда его полк стоял в Гибралтаре, женился на молодой девушке. В то время никто всерьез не принимал возможности унаследования им титула, потому что помимо него было множество наследников.
Женщина, на которой он женился, как свидетельствовали лежащие перед Полтаво письма, носила имя миссис Вильсон, была испанкой изумительной красоты, но простого происхождения.
Впоследствии герцог, по-видимому, сожалел об этом шаге, потому что, унаследовав титул, он снова женился, на сей раз на третьей дочери герцога Уичестера. При этом, как явствовало из имевшихся в распоряжении Полтаво документов, он не потрудился развестись со своей первой женой.
Более подходящих данных для шантажа трудно было желать. Герцог Амбюри был одним из богатейших людей Островного Королевства, ему принадлежала половина Лондона, и он владел несколькими имениями в различных графствах. Если когда-либо и существовала жертва, с которой можно было сорвать изрядный куш, то это был герцог.
Испанка умерла, но после нее остался сын. Это обстоятельство должно было существенным образом повлиять на репутацию герцога. Опубликование документов неминуемо вызвало бы большой скандал. Все доказательства правдивости этих сведений находились в руках Полтаво. Предатель-слуга позаботился не только заполучить свидетельство о браке, но и метрические выписки и свидетельство о смерти. Полтаво приступил к действиям, и результат его попыток оказался самым благоприятным.
На свое письмо он получил ответ, опубликованный в отделе объявлений ‘Таймса’. Жертва согласна была вступить с ним в переговоры, даже не упоминая о вмешательстве властей.
Герцог согласен, был заплатить за молчание, он готов был во имя сохранения чести своего дома на любые жертвы.
Теперь предстояло лишь договориться о деталях. Полтаво потребовал за документы и за молчание пятьдесят тысяч фунтов. Эта сумма давала ему возможность навсегда покинуть Англию и зажить жизнью, о которой он давно мечтал, не впутываясь ни в какие рискованные предприятия. Он считал, что деньги эти у него уже в кармане. Несмотря на то, что он заключил с Фаррингтоном соглашение, по которому две трети суммы от всех операций должны были отчисляться в пользу последнего и его сообщников, в данном случае Полтаво не собирался считаться с соглашением.
Он уверил себя, что Фаррингтон находится у него в руках. Человек, который не мог рискнуть выйти из своего убежища, был беспомощен, не мог ничего предпринять против него. Таким образом все козыри, считал Полтаво, были у него на руках. Доктор Фолл бомбардировал его письмами, настоятельно требующими передачи доли, принадлежавшей ‘Дому’, но Полтаво даже не счел нужным ответить на них. Он чувствовал себя хозяином положения и все скопившиеся у него суммы поспешил перевести в один из парижских банков. Перед ним открывались блестящие возможности, и последний его удар должен быть самым доходным. Получив деньги от герцога Амбюри, он мог позволить себе роскошь прожить остаток дней своих честно, не пускаясь ни в какие аферы.
Раздался звонок. Пришел отталкивающего вида итальянец — то был один из агентов, к услугам которого Полтаво прибегал в тех случаях, когда предстояло совершить что-либо, казавшееся ему слишком опасным или неприятным.
— Федериго, — обратился к пришельцу на итальянском языке Полтаво. — Полиция схватила Антонио и высадила его в Кале.
— Я знаю это, синьор. Ему повезло. Я опасался, что они упрячут его за решетку.
Полтаво улыбнулся.
— Иногда поведение английской полиции бывает совершенно необъяснимо. Антонио пытался убить начальника розыска, и они выпустили его на волю! Разве это не безумие? Но Антонио ни под каким видом не возвратится сюда. Потому что, если они раз и совершили подобную оплошность, то это не значит, что они вторично отпустят его. Я протелеграфировал ему, чтобы он поехал в Париж и там ожидал меня. Если вам когда-либо суждено будет очутиться в таком же положении, в каком очутился несчастный Антонио, то я предупреждаю вас, чтобы вы не вздумали ни под каким видом посылать мне телеграммы.
— Об этом не беспокойтесь, синьор, — ухмыльнулся итальянец. — Я вам не пошлю телеграммы уже потому, что не умею писать.
— Чудесный пробел в вашем воспитании.
Полтаво взял со стола конверт.
— Это письмо вы передадите человеку, которого встретите на Бренсон-сквер. Я вам уже говорил, где именно вы сможете его встретить.
Итальянец кивнул головой.
— Этот человек даст вам взамен другое письмо. С ним вы пройдете к дому вашего брата на Сеффон-стрит. У ворот вас будет ожидать человек в длиннополом пальто. Вы пройдете мимо него и сунете ему в карман конверт. Вы меня поняли?
— Да. Я все запомнил.
— А теперь ступайте, и да хранит вас господь, — лицемерно сказал Полтаво и вручил посланцу письмо, которое должно было ввергнуть в смятение и беспокойство несчастного герцога Амбюри.
Был поздний вечер, когда Федериго Фрегетти пришел на названную Полтаво улицу. У дома своего брата он заметил поджидавшего его человека. Быстро окинув его взглядом и убедившись, что никого поблизости нет и никто за ним не следит, Федериго опустил в карман незнакомца письмо.
На улице царил полумрак, и никто не смог бы заметить передачи письма. Полтаво — то был он — после того, как письмо оказалось у него в кармане, поспешил домой. По пути он неоднократно пересаживался из такси в такси и направился к себе лишь после того, как убедился, что за ним нет никакой слежки.
Сгорая от нетерпения, он распечатал у себя дома письмо и ознакомился с ответом герцога. Согласится ли герцог уплатить ему требуемую сумму? А в случае если он не будет на то согласен, то сколько он предложит ему за молчание? Но уже прочтя первые строки письма, он облегченно вздохнул.
‘Я готов уплатить сумму, которую вы от меня требуете, несмотря на то, что убежден, что тем самым вы совершаете тяжкое преступление, — гласило письмо. — А так как вы опасаетесь, что я попытаюсь уклониться от выполнения принятого на себя обязательства, то я сообщаю, что деньги передаст вам старик-рабочий из моего ланкаширского имения, которого я, разумеется, не сочту нужным посвятить в то, что собственно должно произойти. Он вам выдаст конверт с деньгами после того, как вы вручите пакет с документами, на которые вы ссылаетесь. Укажите время и место, которое вам представляется наиболее удобным, и я по вашему указанию направлю моего человека’.
Торжествующая улыбка заиграла на лице Полтаво. Он был у цели своих действий.
— Теперь нам пора расстаться, дружище Фаррингтон, — прошептал он. — Вы мне больше не нужны. Все, что мог, я взял от вас. Пятьдесят тысяч фунтов… — повторил он, и в голосе его зазвучала нескрываемая радость. — Эрнесто, тебе повезло! Вся Европа к твоим услугам, теперь ты можешь покинуть эту негостеприимную страну! Поздравляю тебя, мой друг.
Вопрос о том, где встретиться с посланцем графа Амбюри, был очень важен. Несмотря на то, что письмо явно свидетельствовало о том, что его жертва хотела избежать скандала, Полтаво целиком не хотел довериться герцогу. Идея его о посылке старого рабочего была очень хороша, но где назначить место встречи?
Похитив Франка Доутона, он намеревался поместить его в маленьком, заарендованном им в восточной части Лондона домике. Поездка к Таинственному Дому была лишь маневром, чтобы направить полицию на ложный след и навлечь ее подозрения на Фаррингтона. Потом автомобиль с пленником должен был возвратиться в Лондон, Франка Доутона предполагалось усыпить и доставить в маленький домик, где бы он и пробыл в плену, пока не истек бы срок, установленный Фаррингтоном для свадьбы.
Но передача столь большой суммы в этом доме была делом совсем иного рода. Очень возможно, что полиция со своей стороны приняла бы меры и оцепила бы дом. Для того, чтобы не подвергнуться этому риску, он должен избрать какое-нибудь открытое место, откуда имел бы возможность наблюдать за всем окружающим.
Не следовало ли ему вторично остановить свой выбор на Грет-Бредли?
Это было бы целесообразно одновременно в двояком отношении. Снова все подозрения были бы направлены на обитателей Таинственного Дома, а если бы дело обернулось не так, как ему хотелось бы, то у него бы оказались под боком союзники в лице прежних его соучастников.
В крайнем случае он мог бы сказать, что деньги им были инкассированы для Фаррингтона.
Да, Грет-Бредли — пустынное место к югу от этого городка было наиболее приемлемым для встречи с гонцом герцога Амбюри.

Глава 17
ПОСЛЕДНЯЯ СТАВКА ПОЛТАВО

Прошло три дня.
Граф Полтаво, переодевшись в скромный костюм сельского рабочего, шагал по южной дороге. Он шел из Грет-Бредли и направлялся к высокому холму, с которого ему открывался во все стороны широкий вид.
Небо было покрыто тучами, и холодный ветер трепал полы его одеяния. Маловероятно, чтобы кто-нибудь вздумал выйти погулять в такую погоду.
Слева от дороги виднелся окутанный туманом городок. Справа высился массивный уродливый фасад Таинственного Дома, наполовину скрытый деревьями.
Несколько дальше в стороне высилась труба силовой станции и виднелся уютный домик, из которого так таинственно исчезла леди Констанция.
После этого происшествия домик привлек внимание всех окрестных жителей.
Со дня исчезновения леди Констанции прошло более недели. Ее отсутствие истолковывалось на самые различные лады. Полиция Грет-Бредли тщательнейшим образом обыскала все окрестности, но нигде не обнаружила следа исчезнувшей леди. Только немногие люди, в том числе и Смит, были убеждены, что леди продолжала находиться в этих краях.
Граф Полтаво запасся хорошим полевым биноклем и тщательно наблюдал за дорогой. Вдали показался автомобиль, он несся по дороге, окутанный клубами пыли, и вскоре исчез в направлении на Лондон.
Потом, при более внимательном осмотре местности, он обнаружил присутствие того человека, ради которого он прибыл сюда. По полю шел рабочий, время от времени останавливавшийся в раздумье, словно не зная, в каком направлении ему идти. Полтаво лег на землю и навел на путника бинокль.
Он разглядел, что то был пожилой человек с большой седой бородой и седыми волосами. Одет он был в костюм из домотканой материи, в руках держал широкополую шляпу. Рубаха была расстегнута у ворота, шея повязана платком. Все эти детали Полтаво удалось уловить при рассматривании незнакомца в бинокль, и они успокоили его, устранив сомнения.
Посланец не походил на человека, который мог бы перехитрить его. Полтаво принял тщательные меры предосторожности. На трех дорогах, ведших от холма, он заготовил для себя три автомобиля на случай, если дело примет неблагоприятный оборот. Если бы ему пришлось бежать, то он мог избрать любое направление, зная, что там его подберет автомобиль, который умчит его от преследователей.
Старик приближался. Полтаво подпустил его на более близкое расстояние и пошел ему навстречу.
— У вас имеется для меня письмо? — спросил он его.
Старик подозрительно оглянул Полтаво.
— Ваше имя? — спросил он резко.
— Меня зовут Полтаво, — добродушно ответил мнимый граф.
Старик медленно опустил руку в карман и вытащил объемистый сверток.
— Но сперва вы должны мне кое-что передать, — потребовал он у Полтаво.
Полтаво вручил ему запечатанный конверт и получил в обмен сверток.
И снова он поглядел на старика. Старик, если бы не борода и седые волосы, производил сравнительно моложавое впечатление.
— Это историческая минута, — радостно заявил Полтаво. Он был в самом радужном настроении. Снова перед ним предстали все надежды и мечты, связанные с ценным содержанием пакета, перешедшего в его карманы.
— Я попрошу вас назвать мне свое имя для того, чтобы я при первой возможности мог выпить за ваше здоровье.
— Меня зовут Т. Б. Смит, — медленно и четко произнес старик, — и я арестую вас по обвинению в вымогательстве.
Полтаво отскочил в сторону. Его лицо стало пепельно-серым. Он схватился за карман, пытаясь вытащить револьвер, но сыщик опередил его. Руки, словно стальные, обхватили его и опрокинули на землю. Смит опустился рядом на колени, и прежде чем Полтаво смог опомниться, он почувствовал у себя на руках прикосновение холодного металла. Потом та же сильная рука встряхнула его и заставила подняться. Сыщик, потерявший свою бороду, производил смешное и нелепое впечатление, но Полтаво было не до смеха.
— Так все же я поймал вас, дружок? — удовлетворенно заметил Смит, стирая с лица грим.
— Вам нелегко будет что-либо доказать, — запротестовал Полтаво. — Мы наедине… вы и я… и мои слова будут иметь столько же значения, сколько и ваши. А что касается герцога Амбюри…
Смит звонко расхохотался.
— Бедный парень, герцога Амбюри не существует вовсе на свете. Я предполагал, что вы не особенно разбираетесь в английской знати. Но я никак не мог подумать, что вы так легко попадетесь в ловушку. Род герцогов Амбюри вымер двести лет тому назад, и письма были вам посланы из Амбюри Кестля — так называется маленькая загородная вилла близ Болтона, которую можно снять на год за сорок фунтов арендной платы. У нас, англичан, больше фантазии, чем вы предполагаете, — продолжал сыщик, — и мы склонны наши скромные жилища украшать очень пышными наименованиями.
И взяв своего пленника под руку, он повел его на дорогу.
— Что вы хотите со мной сделать? — спросил Полтаво.
— Прежде всего я вас доставлю в полицейский участок Грет-Бредли. Оттуда вас переправят в Лондон. У меня имеются три приказа о вашем аресте, в том числе один из приказов выдан на основании требования вашего правительства, но мне кажется, что вашей стране придется несколько повременить, прежде чем вы предстанете перед лицом ее суда. Вам надлежит сперва ответить перед нашим судом за кое-какие ваши делишки.
Они проходили мимо Мор-коттеджа. Смит велел прибыть сюда через четверть часа отряду полицейских, поэтому он направился к дому. Отперев дверь, он предложил своему пленнику войти вовнутрь.
— Мы не пройдем в кабинет, — сказал он улыбаясь. — Быть может, вам известно, что наша общая приятельница леди Констанция Амбюри Дэкс исчезла из этой комнаты при очень необычных обстоятельствах. А так как я хочу вас во что бы то ни стало сохранить в своем распоряжении, то предложу вам расположиться в соседней комнате.
Он отворил дверь в маленькую гостиную, в которой стоял рояль, и указал Полтаво на кресло.
— Прошу вас, располагайтесь. Нам представляется возможность столковаться. Я не хочу скрывать от вас, что вам грозит суровое наказание. Мне известно, что вы являетесь агентом, действующим по поручению других людей, но в этом случае вы действовали на свой собственный страх и риск. Вы подготовили все для того, чтобы покинуть Англию.
Полтаво улыбнулся.
— В этом вы правы, — сказал он.
— Я видел ваши чемоданы — они совершенно новые, и я успел их подвергнуть осмотру.
— И нет никакого способа выйти мне сухим из воды?
— Вы могли бы облегчить свою участь, — спокойно ответил сыщик.
— Каким образом?
— Если вы мне скажете все, что знаете о Фаррингтоне, а также все то, что знаете о Таинственном Доме. Где находится леди Констанция?
Полтаво пожал плечами.
— Она жива, в этом я могу вас заверить. Я получил от доктора Фолла письмо, в котором он мне намекал на это обстоятельство. Я не могу вам сказать, каким путем им удалось завладеть ею. Но она жива. Фаррингтон должен был ее обезвредить — однажды она уже стреляла в него, это ускорило его исчезновение. Он знал, что она не остановится перед тем, чтобы предпринять дальнейшие шаги против него. О внутреннем устройстве Таинственного Дома мне почти ничего не известно. Фаррингтон, разумеется…
— Не кто иной как Монтегю Феллок, — закончил за него Смит. — Об этом я знаю.
— Что же вы хотите еще узнать от меня? — изумился Полтаво. — Конечно, я готов вам рассказать обо всем, что могло бы облегчить мою участь. Человек, живущий там под именем мистера Молла, выживший из ума простолюдин, который даже не знает о том, какую роль его заставляет играть Фаррингтон. Все организовано таким образом, чтобы рассеять подозрение, которое неминуемо упало бы на Таинственный Дом и его обитателей. Благодаря присутствию в доме мнимого больного миллионера, остальные обитатели чувствуют себя спокойнее и безопаснее в своих действиях.
— Это мне ясно, — сказал Смит. — И это неплохая идея. Что вам известно о Фолле?
Полтаво пожал плечами.
— Вы знаете о нем ровно столько же, сколько и я. Но есть многое другое, о чем вы не знаете, — медленно сказал Полтаво. — Например, вы не знаете о том, что вам никогда не удастся схватить Фаррингтона.
— Почему? — спросил заинтересованный Смит.
— Это — тайна, — ответил поляк, — и я готов продать вам ее.
— И какая ваша цена? — спросил детектив.
— Моя свобода. Я открою вам ее лишь при условии, что вы отпустите меня, — решительно потребовал Полтаво. — я знаю, что вы пользуетесь у полиции большим влиянием и смогли бы это сделать, особенно принимая во внимание, что против меня пока не возбуждено никакого обвинения. Вы можете меня обвинить лишь в попытке обманным путем получить сумму денег — да и это было бы нелегко доказуемо. Как видите, и я осведомлен в английских законах. Я знаю, что за это преступление мне не грозит особенно тяжкое наказание, но я бы не желал оказаться выданным правительству моей родины. И поэтому я решился предложить вам эту сделку. Уладьте мои дела, и я раскрою вам планы Фаррингтона и снабжу вас полным перечнем его агентов, рассеянных по всей стране. За время моего пребывания в Таинственном Доме я главным образом занимался тем, что заучивал наизусть список их имен и их адреса.
Смит задумался.
— Ваше предложение должно быть взвешено, — сказал он.
Смит прислушался к шуму на дороге и, отдернув занавеску, выглянул в окно.
К домику подъехал полицейский автомобиль, из него вышли несколько полицейских, в том числе инспектор Эла.
— Я вам вскоре дам ответ, предварительно посоветовавшись с моими товарищами, — сказал Смит и вышел из комнаты, заперев за собой дверь. Ключ он вынул из замка и положил в карман.
К нему приблизился Эла.
— Вы поймали его?
— Да. Я поймал его. И надеюсь, что теперь вся шайка у меня в руках.
— А Таинственный Дом?
— И с ним я справлюсь. Теперь все зависит от того, как мы поступим с Полтаво. Если бы нам удалось избегнуть необходимости представить его суду, то нам бы удалось одним ударом ликвидировать всю организацию. Я знаю, что это противозаконно. Но это вместе с тем в интересах закона и общественного порядка. Сколько человек находится в настоящее время в вашем распоряжении?
— В настоящую минуту в Грет-Бредли находится сто пятьдесят полицейских. Половина из этого количества прислана из Лондона.
— Распорядитесь, чтобы отряд окружил Таинственный Дом. Никто не смеет покинуть это здание. Все автомобили, направляющиеся в Дом или выезжающие оттуда, должны задерживаться. Что это такое?! — вскричал Смит и прислушался.
Подавленный вопль достиг его ушей. Сыщик прервал разговор со своим помощником.
— Скорей! — воскликнул Смит.
С этими словами он бросился к комнате, в которой оставил Полтаво. Быстрым движением он отпер дверь и распахнул ее.
Комната была пуста!

Глава 18
ТАЙНА МОР-КОТТЕДЖА

Фаррингтон заперся с доктором Фоллом в кабинете последнего. Произошло нечто, что повлияло на настроение даже всегда спокойного и невозмутимого врача.
Лицо Фаррингтона было искажено от злобы.
— Вы в этом уверены? — спросил он своего помощника.
— В этом не может быть никаких сомнений, — ответил Фолл. — Он сделал все приготовления, чтобы срочно покинуть Лондон. Его багаж отослан в Париж. Квартиру свою он сдал и арендную плату получил вперед… Это свидетельствует о том, что он обманул нас.
— Он осмелился обмануть нас?! — вскричал вне себя Фаррингтон. Жилы на лбу у него вздулись, и лишь большим усилием подавил он кипевшую в нем злобу. — Я подобрал этого парня на улице, я дал этой изголодавшейся собаке возможность беззаботного существования… Я ему дал возможность спасти свою жизнь тогда, когда он заслуживал смерти… Я не могу поверить, что у него хватило дерзости решиться на это.
— Эта порода преступников идет на все, — сказал Фолл. — Вы видите, что он один из отвратительнейших типов в своем роде. Он увертлив, коварен и не останавливается ни перед чем. Он пошел бы на то, чтобы предать вас, он продал бы родного брата. Разве он не убил своего приемного отца? Разве на его совести не значится отвратительнейшее преступление? Я просил вас не доверять ему, Фаррингтон. Если бы вы поступили так, как я того желал, то он бы никогда более не очутился на свободе.
— Я его отпустил ради Дорис. Да, да… — подтвердил Фаррингтон, прочтя удивление в глазах доктора.
— Вы поступили несколько сентиментально, если мне позволено будет высказать свое мнение.
— Я не хочу слушать вашего мнения, — продолжал Фаррингтон. — Вы никогда не поймете моего отношения к этой девушке. Я удочерил ее после смерти ее отца, вывшего моим лучшим другом. Я признаюсь, что первым Моим побуждением было овладеть ее состоянием. Но Годы шли, и я искренне привязался к ребенку. Она внесла в мою жизнь что-то новое и прекрасное. Я никогда не испытывал за всю мою бурную жизнь что-либо подобное. Я любил Дорис, я любил ее сильнее, чем люблю власть, деньги, могущество над людьми. А это означает в моих устах многое. Я хотел обогатить ее, и когда мои спекуляции привели к плачевному концу и поглотили ее состояние, я понял, — Фаррингтон понизил голос до шепота, — что я обрек единственное дорогое мне существо на бедность. И я решился на шаг, о котором сожалею по сию пору. Я убрал с дороги Джорджа Доутона для того, чтобы получить возможность женить наследника толлингтоновских миллионов на Дорис. Я убил Доутона, — упрямо заявил Фаррингтон, — ради будущей жены его сына. Такова ирония судьбы! — И он принужденно расхохотался.
— Полтаво я отпустил, потому что он должен был помочь осуществить мой план относительно Дорис. Позже я увидел, что он не годится для намеченной для него роли, но это не имеет теперь никакого значения. Дорис счастлива, она замужем, — удовлетворенно продолжал Фаррингтон. — Если она еще не поняла, что любит своего мужа, то в дальнейшем она поймет, что чувство, которое она питает к нему, и есть любовь. С каждым днем ее чувство к Франку Доутону растет. Я знаю Дорис, знаю ее помыслы, — и голос его задрожал. — Обо мне она забудет. И дай Бог, чтобы она забыла обо мне поскорее.
Сказав это, Фаррингтон переменил тему разговора.
— Вы получили сегодня известие от Полтаво?
— Ничего особенного он не сообщает. Он вступил в связь с некоторыми из наших агентов и занимается рассылкой писем обычного содержания. Наш человек, который следит за ним, говорит, что он затеял большое дело, о котором нам не сообщил.
— Если он в самом деле вздумал обмануть нас…
— То что бы вы могли с ним сделать? — спокойно спросил Фолл. — Он теперь вне нашей власти.
Из угла донеслось легкое жужжание.
Доктор удивленно поглядел на Фаррингтона.
— Что это такое?
— Уж не с сигнальной ли башни?
Высоко над домом вздымалась башня, в которой круглые сутки дежурил часовой. Фолл подошел к телефону и поднес трубку к уху. Переговорив с наблюдателем, он сказал Фаррингтону:
— Полтаво находится в Грет-Бредли. Один из наших людей видел его и сообщил об этом сюда.
— В Грет-Бредли? — удивился Фаррингтон. — Чего ради он явился сюда?
— А чего ради повез он сюда Франка Доутона? — ответил вопросом на вопрос Фолл. — Он хотел тем самым навлечь на нас подозрение полиции. Это ясно.
И снова раздалось жужжание. Снова Фолл переговорил по телефону с наблюдателем.
— Полтаво находится в настоящее время на холме южнее Грет-Бредли, — сказал Фолл. — Он прибыл сюда для того, чтобы встретиться с кем-то. Дежурный говорит, что он ясно разглядел его в бинокль. Потом ему удалось разглядеть какого-то человека, направившегося к Полтаво.
— Мы сами пойдем на наблюдательную вышку, — бросил Фаррингтон.
Покинув комнату, Фаррингтон отворил дверцы мнимого шкафа, который на самом деле оказался одним из многочисленных потайных лифтов, имевшихся в этом доме и приводившихся в движение так же, как и все остальное оборудование этого дома, силовой станцией.
На лифте они поднялись на вышку, оборудованную по последнему слову техники и снабженную всеми необходимыми для наблюдения за окрестностью аппаратами. Там дежурил один из рабочих-иностранцев, в задачу которого входило регулярное наблюдение за окрестностью в подзорную трубу, установленную на треножнике.
— Видите, вот он, — сказал рабочий, обращаясь к Фаррингтону.
Фаррингтон навел на указанный предмет подзорную трубу и опознал Полтаво. Но кто мог быть этот старик с седой бородой, направлявшийся к польскому графу?
Фолл осмотрел окрестности и высказал предположение, что, очевидно, это человек, которому поручено что-либо передать Полтаво.
С вышки они продолжали следить за тем, как встретившиеся обменялись письмами. Фаррингтон взволнованно выругался. Но неожиданно он увидел, что незнакомец бросился на Полтаво и опрокинул его на землю. Заметив, как блеснули наручники, он обернулся к побледневшему Фоллу и прошептал:
— Боже, Полтаво попался в ловушку.
В течение нескольких мгновений они молча глядели друг на друга.
— Он предаст нас? — спросил Фаррингтон, поняв, что доктор думает о том же.
— Он сделает все возможное, чтобы спастись. Мы должны подумать о том, что нам следует предпринять. Если они увезут его в город, то мы пропали.
— Не видно ли поблизости полиции? — спросил Фаррингтон.
Они осмотрели горизонт, но не обнаружили полицейских. Потом они обратили внимание на Смита, который вел своего пленника по направлению к дороге.
— Они направляются в коттедж, — сказал Фолл.
— Прекрасно! — взволнованно вскричал Фаррингтон, и в глазах его засветилась надежда.
— В самом деле, они идут в Мор-коттедж, — подтвердил Фолл. — Мы должны действовать.
В следующее мгновение оба сообщника уже находились в лифте и спускались в подвальный этаж.
— Вы взяли с собой револьвер? — спросил Фаррингтон.
Фолл кивнул головой.
Покинув лифт, они поспешили по низкому сводчатому коридору. На определенных расстояниях одна от другой горели лампы. Проходя мимо окованной железом двери, Фаррингтон сказал:
— Нам следовало бы вывести ее отсюда. До сих пор с нею не было затруднений?
Фолл покачал головой.
— Она ведет себя спокойно. Очень спокойная пленница.
В конце коридора виднелась вторая большая дверь. Фолл отпер ее, и сообщники оказались в темном помещении. Фолл повернул выключатель. В этом помещении не было окон, лишь серая металлическая дверь напротив. Фолл отодвинул ее в сторону, и сообщники очутились перед кабинкой лифта. Войдя в кабинку, они привели приспособление в движение и стали опускаться все ниже и ниже. Казалось, спуску не будет конца.
Но наконец лифт остановился, и Фаррингтон с Фоллом, покинув лифт, очутились в подземном, проложенном сквозь горную породу, коридоре.
То был один из подземных ходов ранее разрабатывавшихся здесь шахт. Ныне шахты были заброшены, и над одной из них и был выстроен Таинственный Дом. Фолл повернул выключатель, и электрические лампы осветили ход.
По длинному коридору были проложены рельсы, и в небольшом отдалении от них стояла каретка, приводимая в действие электричеством.
Фаррингтон с Фоллом сели в каретку. На средней рельсе, по которой шел ток, забегали синеватые искорки, и своеобразный подземный трамвай тронулся в путь.
На поворотах Фаррингтон замедлял ход, а когда ехали по прямой дороге, увеличивал скорость до предела. Так ехали в течение пяти минут. Затормозив, они покинули трамвай и очутились в помещении, схожем с тем, от которого отъехали.
И здесь имелся лифт, быстро доставивший их наверх.
— Поедем медленно, — прошептал Фолл Фаррингтону. — Мы должны избегать лишнего шума и не возбуждать подозрений. Не забывайте, что на сей раз мы имеем дело со Смитом.
Фаррингтон кивнул головой. Неожиданно лифт остановился. Они покинули кабинку, так как до их слуха доносились голоса. То беседовали Смит и Полтаво. Последний изъявлял согласие предать своих соучастников.
Потом они услышали, как прибыл автомобиль с полицейскими и Смит покинул комнату.
Хлопнула дверь, и донеслось слабое звякание замка: то Смит запер за собой дверь. Фолл сделал шаг вперед, нажал потайную пружину, и деревянная обшивка комнаты бесшумно сдвинулась в сторону, открыв проход в комнату.
Полтаво не заметил всего этого, пока перед ним не оказались оба бывших его соучастника. Взглянув на их искаженные гневом лица, он понял, что его ожидает.
— Что вы хотите? — прошептал он.
— Сохраняйте тишину, — прошептал в ответ Фаррингтон. — Или мы убьем вас.
И он поднес к его горлу нож.
— Куда вы меня ведете? — продолжал спрашивать побледневший Полтаво, чувствуя, что его игра проиграна.
— Туда, где у вас не будет возможности предать нас, — ответил Фолл.
На лице его заиграла зловещая улыбка.
Полтаво, понимая, что его ожидает по ту сторону тоннеля, забыл об угрожавшем ему ноже и громко крикнул.
Сильные руки схватили его и зажали ему рот, Потом ему нанесли сильный удар, и, потеряв сознание, он свалился на пол. Очнулся лишь в каретке, быстро мчавшейся по тоннелю.
Полтаво не пытался бежать, он понимал, что над ним витает смерть. Никто не проронил ни одного слова — безмолвно его перенесли в лифт и подняли наверх. Похитители миновали несколько коридоров и, отперев одну из дверей, втолкнули пленника в темную комнату. Когда комната осветилась, Полтаво увидел, что он находится в той же камере, в которой ему было уже суждено однажды пребывать.
Но теперь он хоть не находился во власти полиции — такова была первая его мысль, несколько успокоившая его. Здесь он целиком находился в зависимости от намерений Фаррингтона. Что он собирался сделать с ним? Как мог бы Полтаво объяснить Фаррингтону свое поведение и что мог он сказать в свое оправдание? Он не сомневался в том, что они подслушали его разговор с сыщиком. Полтаво мысленно ругал себя за свою доверчивость. Ему не следовало идти в Мор-коттедж. Но Смит должен был сам об этом подумать и не приводить его сюда после того, что здесь уже произошло. И чего ради Смит оставил его одного в комнате?
Все эти вопросы быстро сменялись в его мозгу. На сей раз здесь не спешили позаботиться о том, чтобы накормить его. Полтаво не знал, который сейчас час. Он утратил чувство времени. Не все ли равно, был ли день или была ночь? Они даже не сняли с него наручники. Освободят ли они ему руки? Что собирались они предпринять? Полтаво провел руками вдоль своих карманов. Смит тщательно обыскал его и отобрал у него оружие. Впервые за многие годы Полтаво был совершенно беспомощен и безоружен.
Неописуемый ужас обуял его. Сердце забилось сильнее, и он тяжело задышал. Он бросился к стене, пытаясь найти дверь, через которую его доставили в камеру, но, к своему удивлению, он не смог найти ее. Перед ним была сплошная каменная стена.
Не было никакой возможности спастись бегством, он был обречен на терпеливое выжидание. Полтаво не сомневался в том, что ничего хорошего нельзя ожидать от Фаррингтона: он не впервые обманывал его и злоупотреблял его доверием.
Как-то он похвалился доктору Фоллу, что ему приходилось бывать в очень тяжелых положениях, смотреть смерти в глаза и все же уходить живым и невредимым, Теперь он понимал, что никогда еще не находился в таком безнадежном положении, никогда его участь не висела на волоске, как сейчас. Он был отрезан от всего мира, находился в подвале Таинственного Дома, лишенный возможности бежать, охраняемый незримыми стражами.
Единственное, на что он мог надеяться, что Смит нападет на его след и выяснит, каким образом его похитили из коттеджа. А выяснив это, он несомненно последует сюда и попытается овладеть им.
По-видимому, обитатели Таинственного Дома опасались того же, время от времени до слуха Полтаво доносился своеобразный шорох. Казалось, какие-то незримые силы меняют расположение комнат Таинственного Дома, приводят в действие механизмы, изменяющие конструкцию дома.
Долго Полтаво не пришлось ждать. Опустилась кабинка лифта, и в камеру вошел доктор Фолл.
— Смит находится в Таинственном Доме, — сказал он. — Он собирается обыскать дом. Через несколько мгновений он будет здесь внизу. При этих обстоятельствах я принужден выдать вам один из секретов нашего дома.
И, сжав руку Полтаво, он повел его в угол комнаты Полтаво, скованный наручниками, не смог оказать ему никакого сопротивления.
Должно быть, Фолл нащупал рукой потайную пружину в стене или же наступил на нее ногой, потому что часть каменной стены отошла в сторону, и перед Полтаво раскрылась черная ниша.
Через несколько мгновений в подвальную комнату вошел Смит в сопровождении трех полицейских, но ничто не указывало на то, что Полтаво несколько мгновений тому назад находился в этой комнате.
Полтаво принужден был ожидать во мраке своей участи. Он находился в маленькой нише, с трудом дышал и при всем желании не мог обнаружить какой-нибудь выход, кроме того, через который его сюда доставили.
Двадцать минут, которые он провел в этом тайнике, показались ему вечностью. Наконец дверь снова растворилась, и его окликнул Фаррингтон.
Он спустился вниз в сопровождении своего верного помощника Фолла и одноглазого итальянца.
Полтаво вспомнил, что он видел этого человека на силовой станции, которую он как-то осматривал.
Комната несколько изменилась за время его отсутствия, и насторожившийся Полтаво сразу подметил происшедшую перемену. Стол был отодвинут в сторону и открыл доступ к приделанному к полу массивному стулу.
При первом своем посещении этой комнаты Полтаво обратил внимание на своеобразное кресло и на то, что оно было плотно прикреплено к полу.
Фолл и итальянец подхватили пленника и, грубо волоча за собой, подтащили к стулу.
— Что вы собираетесь делать? — вскричал Полтаво и мертвенно побледнел.
— Это вы сейчас узнаете.
Они сняли с него наручники и крепко привязали ремнями к стулу.
Полтаво видел перед собой мрачно улыбавшегося Фаррингтона. Лицо его казалось окаменевшей маской. Ни один мускул не двинулся на нем, глаза мрачно смотрели на предателя. Доктор Фолл опустился рядом с ним на колени, и Полтаво уловил треск разрываемой ткани. Это Фолл разорвал его штанину.
— Что все это значит? Что за шутки?! — вскричал Полтаво, пытаясь подавить обуявший его страх.
Но его никто не удостоил ответа.
Со все возрастающим ужасом следил Полтаво за действиями своих мучителей. К чему были все эти приготовления? Не обращая внимания на его вопросы, оба сообщника продолжали прикреплять к его рукам какие-то странные аппараты. Полтаво почувствовал прикосновение холодного металла, но ему все еще было неясно, что хотели с ним сделать. Он и не подозревал, какое жестокое решение приняли его бывшие сообщники.
— Мистер Фаррингтон, — взмолился Полтаво, — я признаю, что игра моя проиграна.
— Это верно, — подтвердил Фаррингтон.
То были первые произнесенные им слова.
— Дайте мне немного денег, чтобы я смог покинуть страну, и клянусь, что я никогда больше не встану на вашем пути.
— Мой друг, я слишком долго доверял вам. Вы впутывались в мои дела при каждом удобном случае. Вы обманывали меня постоянно. И теперь я твердо решил обезвредить вас и лишить вас возможности в дальнейшем мешать мне.
— Что означают эти приготовления? — спросил Полтаво, и безграничный страх засветился в его глазах.
Лишь теперь он заметил, что от металлических пластинок, прикрепленных к его рукам и ногам, шли толстые провода в зеленой обмотке. Они уходили в контакт прикрепленный к стене. Полтаво испустил отчаянный вопль — он понял, что ему предстояло.
— Боже! Неужели вы меня убьете?
Фаррингтон медленно кивнул головой.
— Мы безболезненно лишим вас жизни, Полтаво. Для того, чтобы мы могли продолжать жить, вы должны умереть, но мы избавим вас от излишних мучений.
— Неужели вы убьете меня электрическим током? — простонал, корчась, Полтаво. Его голос утратил свою звонкость, он едва хрипел. — Скажите, что это шутка, Что это неправда… скажите, что вы не убьете меня, Фаррингтон. Это ужасно! Это невозможно! Дайте мне возможность жить… дайте мне револьвер или нож — дайте мне возможность сразиться с вами, защищать свою жизнь. Сделайте со мной все, что вам угодно. Передайте меня полиции. Но только не это! Бога ради, не убивайте меня!
Доктор нагнулся к полу, поднял кожаный шлем и бережно надел его на Полтаво, который обезумел от страха.
— Не делайте этого, Фаррингтон! — молил он. — Не делайте этого! Клянусь вам, я не предам вас!
Фаррингтон кивнул Фоллу, доктор подошел к стене и положил руку на выключатель.
— Я не предам вас… — звучал голос Полтаво из-под шлема. — Дайте мне возможность… я клянусь… клян…
И Полтаво внезапно замолк. Фолл повернул черный выключатель, и мгновенная смерть прервала мучения несчастного Полтаво, который окончил свой жизненный путь. Они освободили его тело, которое безжизненно поникло на стуле.
Так погиб Полтаво — авантюрист и негодяй умер в полном расцвете своих сил!
Фаррингтон мрачно поглядел на труп. Он хотел что-то сказать, но в это мгновение резкий голос за его спиной повелительно скомандовал:
— Руки вверх!
Каменная дверь, через которую Полтаво был доставлен в Таинственный Дом, распахнулась, и на пороге стоял с наведенным на преступников револьвером Смит. За его спиной виднелся Эла.

Глава 19
ТАЙНА МЕДАЛЬОНА

Осмотр Таинственного Дома не удовлетворил Смита. Впрочем, он и не надеялся обнаружить что-либо значительное. Он был подготовлен к тому, что эти смелые и умные преступники примут все меры к сокрытию следов своих преступлений.
— Что же мы предпримем теперь? — спросил Эла, когда они снова покинули Таинственный Дом.
— Мы вернемся в Мор-коттедж, — сказал Смит. — Я убежден, что ключ к тайне мы найдем там. Несомненно, что из коттеджа в Таинственный Дом ведет подземный ход. Этим путем были похищены и леди Констанция и Полтаво. Если нужно будет, я разнесу в щепы деревянную обшивку всего первого этажа. Я должен отыскать потайной ход в дом Фаррингтона.
Полчаса спустя детективы внимательно осматривали комнату, из которой исчез Полтаво. Они просверлили в разных местах деревянную обшивку и ознакомились с каждой стеной и перегородкой.
— Это безнадежная затея, — сказал Смит, обнаружив, что деревянная обшивка комнат была прикреплена на металлических пластинах. — Мы должны вызвать из города специальных рабочих, которые помогли бы нам разобрать обшивку.
И он задумчиво вытащил из кармана маленький медальон и снова раскрыл его.
— Это совершеннейший абсурд, — сказал он и беспомощно расхохотался. — В этих несложных словах заключена разгадка тайны, и самые мудрые умы Скотленд-Ярда бессильны проникнуть в их смысл.
— Боже, храни короля! — печально прошептал Эла. — Хотел бы я знать, что это означает.
Неожиданно Смита осенила мысль, и он указал на рояль. Поспешив к инструменту, он взял аккорд. В тишине дома гулко прозвучали звуки рояля. По-видимому, рояль давно не настраивали.
— Я попытаюсь сыграть гимн. ‘Боже, храни короля’, — сказал Смит, и глаза его заблестели от возбуждения. — Мне кажется, что разгадка тайны кроется в этом.
Он медленно сыграл гимн и оглянулся по сторонам.
Его ожидало разочарование. Ничто не свидетельствовало о том, что он напал на разгадку.
— Попробуйте сыграть его вторично в другой тональности, — предложил Эла.
И снова Смит заиграл английский национальный гимн.
Одновременно с последними аккордами раздался легкий треск в стене. Смит вскочил. Она из планок деревянной обшивки отодвинулась. На мгновение оба сыщика застыли, удивленно глядя друг на друга. Они были одни в доме, остальные полицейские расположились вокруг Таинственного Дома.
Смит достал из кармана фонарик и направился в темную нишу, открывшуюся за планкой.
— Я пройду туда один и посмотрю, в чем там дело, — сказал он.
— Мне кажется, было бы лучше, если бы мы отправились туда вдвоем, — мрачно заметил Эла.
— Вот электрический выключатель.
Смит включил свет и потушил фонарик.
При электрическом свете он рассмотрел, что находится в небольшой кабинке лифта.
— Здесь, должно быть, имеются рычаги управления. Попытаемся повернуть этот выключатель.
Он повернул выключатель, и кабинка начала опускаться вниз. Прошло еще мгновение — и лифт остановился. Оба полицейские покинули кабинку и огляделись по сторонам.
— Мы находимся в заброшенной шахте, — пояснил Смит. — В самом деле гениальная идея.
Он провел фонариком вдоль стен и обнаружил выключатели. Прикоснувшись к ним, он включил фонари.
— Черт побери! У них имеется даже подземный трамвай! Ловко все устроено! — в восхищении воскликнул Эла.
И словно ожидая полицейских, в конце рельс стояла небольшая каретка. Прошло пара минут, и Смит со своим помощником подъехали к противоположному концу галереи. Затем они прошли во второй лифт.
— Все это приводится в движение при помощи электрической энергии. Я неоднократно задумывался над тем, зачем Фаррингтон выстроил такую могучую станцию. Теперь все понятно. Следите за тем, какой путь мы избираем. Я предполагаю, что мы находимся на тридцать метров ниже поверхности земли.
С этими словами Смит привел лифт в движение. Наверху они очутились в маленькой комнате, из которой прошли в длинный коридор.
Поровнявшись с дверью в конце коридора, Смит сказал:
— Похоже на то, что за этой дверью находится большая комната или какое-нибудь просторное помещение.
Он пытался отворить дверь, но она не поддалась под его усилиями. Внимательно осмотрев дверь, они, однако, не нашли секретного замка.
— От меня не укроется секретная пружина, если только она имеется здесь, — сказал Эла и стал обшаривать дверь. Его чувствительная рука неожиданно замерла, и, проведя несколько раз по одному и тому же месту, он воскликнул:
— Здесь! Здесь находится замочная скважина, она чуть больше игольного ушка. — И вынув из кармана перочинный ножик с множеством лезвий и инструментов, он достал из него острую иглу. — Порой шило для прочистки трубки может пригодиться и для других целей, — сказал он и всадил иглу в отверстие. Дверь бесшумно отворилась.
Первым бросился вперед Смит, предусмотрительно держа револьвер наготове. Он очутился в комнате, нисколько не напоминавшей собой камеру, если даже они и предназначалась для того, чтобы в ней держать кого-нибудь в заключении.
Комната была обставлена с большим вкусом, а стены были оббиты тканью, заглушавшей звуки.
— Леди Констанция? — изумленно воскликнул Смит.
У столика за книгой сидела дама, она удивленно поднялась и взглянула на сыщика.
— Мистер Смит! — воскликнула она. — Великий Боже, какое счастье, что вам удалось проникнуть сюда.
Леди Констанция схватила его руки и готова была заплакать от радости. Она несвязно рассказала о том, как ее захватили в плен, о своих страхах и радости, которая их сменила с появлением Смита.
— Присядьте, леди Констанция, — сказал Смит, — попробуйте собраться с мыслями. Вы не видели Полтаво?
— Полтаво? — удивленно переспросила она, — Нет. Разве он находится здесь?
— Он должен находиться где-то здесь. Я пытался разыскать его. Вы хотите здесь остаться или последуете за нами?
— Я предпочла бы пойти с вами, — ответила она, содрогаясь от страха.
И они вместе покинули комнату.
— Все двери, расположенные в этом коридоре, отворяются тем же способом, что и эта? — осведомился Смит.
— Мне кажется, что за этими дверьми находится ряд подземных камер, — шепнула в ответ леди. — Но самая большая из камер находится здесь поблизости.
И она указала на выкрашенную в красный цвет дверь. Эла внимательно осмотрел ее.
Дверь эта, так же как и все остальные, открывалась своеобразным способом, путем введения в скважину иглы. Способ этот был в средние века очень распространен в Италии, и, должно быть, итальянцы привезли с собой в Англию этот секрет, столь популярный в стране Медичи и Борджиа.
— Останьтесь здесь, — прошептал Смит, и леди Констанция прислонилась к стене.
Эла ввел иглу в скважину, и дверь медленно подалась. Первым переступил порог Смит.
На мгновение он застыл, силясь осознать представшую перед ним картину. На полу лежал труп, а двое мужчин с каменными жестокими лицами стояли рядом с ним. Фаррингтон, скрестив руки на груди, мрачно смотрел на мертвеца. Фолл возился у распределительной доски.
Смит медленно поднял руку, вооруженную револьвером.
— Руки вверх! — скомандовал он.
Едва он успел произнести эти слова, как помещение погрузилось во мрак. Эла почувствовал сильный толчок — приведенная в движение дверь захлопнулась с непреодолимой силой. Он попытался помешать этому, но усилия его оказались тщетными. Столь же тщетными были его попытки отпереть дверь иглой.
Эла побледнел.
— Боже! Они взяли в плен Смита.
Мгновение он простоял в нерешительности. Он был свидетелем разыгравшейся в комнате сцены и понял, какая опасность угрожала Смиту.
— Скорее назад! — крикнул Эла и бросился, увлекая за собой леди Констанцию, к лифту. — Скорее в лифт…
Без труда он нашел выключатель, приводящий лифт в движение… нажал его… лифт полетел вниз… затем быстрая езда в каретке подземного трамвая… снова лифт… На этот раз он нес их наверх… И наконец они очутились в Мор-коттедже.
У домика их ожидал автомобиль Смита.
— Вы поедете со мной, — продолжал бросать распоряжения Эла, и леди Констанция, поддавшись его решительности, поспешила последовать за ним в автомобиль.
— В Таинственный Дом! — крикнул Эла шоферу. — Потом я отвезу вас домой, — сказал он леди Констанции, — но сейчас я не смею терять ни одной секунды…
— Что они будут делать?
— Я подозреваю их планы, — сказал мрачно Эла. — Фаррингтон пустит в ход последний свой козырь и принесет в жертву Смита.
* * *
Смит очутился в темноте в обществе своих смертельных врагов. Палец его лежал на гашетке револьвера, а глаза тщетно впивались в темноту, силясь разглядеть окутывавший его мрак.
— Не трогайтесь с места! — спокойно приказал он. — Иначе я буду стрелять.
— Это было бы совершенно излишне, — донесся в ответ голос Фолла. — Свет случайно погас. Смею вас заверить, что ни вам, ни вашим друзьям ничего не угрожает.
Смит, по-прежнему держа перед собой револьвер, двинулся вдоль стены. Он видел или, вернее, чувствовал перед собой темное очертание фигуры врача и осторожно вытянул руку.
Рука его прикоснулась к металлической поверхности, и сильный заряд отбросил его к противоположной стене. Смит рухнул на пол.
— Скорее… посадить его на стул, — крикнул Фаррингтон. — Славно придумано Фолл.
— Вы заполучили себе отличного союзника, остановив свой выбор на электричестве, — заметил одобрительно Фолл.
И снова вспыхнули лампы. Смита опутали ремнями и привязали к стулу. Он пришел в себя, оправившись от удара, но было слишком поздно. За то время, пока он находился без памяти, тело Полтаво убрали. Фаррингтон и Фолл приступили к приготовлениям, которые они предприняли, расправляясь с поляком. Смит почувствовал прикосновение холодного металла к кистям рук и стиснул зубы. Он отдавал себе отчет, в каком положении находится.
— Мистер Смит, — вежливо заговорил Фаррингтон, — я боюсь, что вы сами поставили себя в весьма неудобное положение. Где второй полицейский? — спросил он, взглянув на Фолла.
— Я забыл о нем, должно быть, он остался по ту сторону двери, — и Фолл направился в коридор.
Через пару минут доктор вернулся — лицо его посерело и осунулось.
— Он исчез… а вместе с ним и женщина…
Фаррингтон заметил:
— Это значения не имеет. Они слишком слабо осведомлены обо всем. Включите ток в двери.
Фолл повернул один из выключателей на распределительной доске и затем обратился к Смиту:
— Вам известно, в каком положении вы находитесь. Я скажу вам, каким способом вы можете купить себе жизнь.
— Я очень заинтересован услышанным, — холодно заметил сыщик, — Но предупреждаю вас, чтобы вы не вздумали сказать мне, что мое спасение зависит от того, что я дам вам возможность бежать. В этом случае я принужден буду признать, что я мертв.
— Ваше предположение правильно. Я ставлю вам условием дать возможность мне и моему другу беспрепятственно покинуть Англию. Я знаю, что вы собираетесь мне возразить. Вы скажете, что это выходит за пределы ваших полномочий. Но мне достаточно хорошо известны права, которыми располагает ваше отделение в Скотленд-Ярде. Я знаю, что при вашем содействии я смог бы еще сегодня покинуть Таинственный Дом и высадиться в Калэ, никто во всей Англии не мог бы вам помешать оказать мне в этом содействие. Я готов вам сохранить жизнь, если вы примете мое условие. В противном случае…
— Что?
— Я вас убью, — коротко ответил Фаррингтон, — так же, как я убил Полтаво. Вы самый опасный из моих врагов, вы самый страшный противник. И я лишу вас жизни без угрызений совести. Ведь вы виновны в том, что мне приходится вот уже несколько месяцев вести такую собачью жизнь. Вам небезынтересно будет слышать, что вы раз чуть не поймали меня. Вся часть дома, в которой лежит мистер Фолл, легко передвигается. Она построена таким образом, что каждая комната образует собой своего рода исполинский лифт. Мой кабинет, в который вам удалось вторгнуться, может находиться в первом этаже, но я могу также поднять его и на четвертый этаж. И это стоит мне меньших усилий, чем перенести стул из комнаты в комнату.
— Я это подозревал. Вы могли бы в качестве инженера-электрика заработать состояние.
— Это сомнительно, — холодно возразил Фаррингтон. — Но ушедшие возможности меня интересуют в очень слабой степени. Я гораздо в большей степени заинтересован вашим будущим. Итак, вы решили?
Смит улыбнулся.
— Я не приму вашего условия, — твердо сказал он. — Я готов умереть. Ничего на свете, ни угроза мне или моим ближним не заставила бы меня предоставить возможность бежать столь опасным преступникам, как вы. Вам пришел конец, Фаррингтон. Ничто не изменится от того, что я умру, — ваши дни сочтены вне зависимости, что вы сделаете со мной.
— Вы смелый человек, раз решились откровенно сказать мне об этом, — прошипел Фаррингтон.
Смит взглянул на преступников и понял, что слова его задели их.
— Если вы воображаете, что у вас еще есть время бежать, — продолжал невозмутимо Смит, — то вы ошибаетесь и понапрасну растрачиваете время. Каждая минута приближает вас к виселице.
— Мой друг, вы ускоряете свою собственную смерть, — сказал Фолл.
— Что касается вас, — продолжал, пожав плечами, Смит, — то я не собираюсь предсказать вам ваш конец. Я готов умереть, исполняя свой долг, так, как умирает солдат на поле брани. Впрочем, враги, подобные вам, опаснее для общества, чем враг, с которым сражаешься на поле чести. Неприятельские солдаты наши враги лишь пока длится война, а вы будете врагами общества всегда.
Фолл обменялся взглядом со своим товарищем, и Фаррингтон ответил ему кивком головы.
Доктор наклонился и, подняв кожаный шлем, надел его на голову Смита.
— Я предоставляю вам на размышление три минуты.
— Эти три минуты вы напрасно растрачиваете, — ответил сыщик.
Несмотря на эти слова, Фаррингтон вынул часы и положил их перед собой. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Он стоял, вытянувшись во весь рост перед своей несчастной жертвой. В течение ста восьмидесяти секунд царила гробовая, ничем не нарушаемая тишина.
Слышалось лишь биение часов.
Когда срок истек, Фаррингтон опустил часы в карман и спросил:
— Вы согласны на мое предложение?
— Нет, — решительно прозвучало в ответ.
— Включите ток! — в ярости вскричал Фаррингтон.
Фолл положил руку на выключатель. В то же мгновение электрические лампы замигали и свет их постепенно начал меркнуть.
— Скорей! — приказал Фаррингтон, не помня себя от бешенства.
И в то мгновение, когда свет потух, доктор повернул выключатель. Смит почувствовал острую жгучую боль, пронизавшую все его тело, и потерял сознание.

Глава 20
АРЕСТ ДОКТОРА ФОЛЛА

Автомобиль инспектора Элы стремительно подлетел к Таинственному Дому. У входа в дом стояла группа полицейских и сыщиков.
Эла на ходу выскочил из автомобиля и крикнул:
— Они захватили в плен Смита! Оцепите дом! Все, кто имеет при себе оружие, следуют за мной!
И он бросился в сад, окружавший дом. Но вместо того, чтобы пойти по направлению к Таинственному Дому, он свернул к силовой станции.
У входа в здание станции стоял какой-то человек о угрюмым лицом. Он попытался захлопнуть дверь, но его опередил Эла. Схватив за ворот, он оттолкнул его в сторону и вошел в здание.
Его окружили злые лица. Старший, прилично одетый человек, по-видимому, заведующий станцией, бросился к незванному пришельцу. Он держал в руке большой американский ключ и замахнулся им на инспектора.
Но Эла, наведя на него револьвер, принудил его опустить руку.
— Назад! — крикнул Эла, перейдя на итальянскую речь. — Вы распоряжаетесь здесь?
— Что все это значит, синьор? — спросил заведующий.
— Даю вам минуту времени, чтобы остановить динамо-машину.
— Это невозможно! Я не смею этого сделать — это противоречит правилам.
— Вы будете повиноваться или нет? — проскрежетал Эла. — Если вы ослушаетесь, я пристрелю вас на месте.
Итальянец мгновение поколебался, а затем направился к распредительной доске.
— Я не стану этого делать. Вот рычаг. Если хотите, поверните его сами, — мрачно проворчал он.
Неожиданно на распределительной доске вспыхнула красная сигнальная лампочка.
— Что это? — спросил Эла.
— Этот сигнал подан из подвального помещения. Он означает, что они просят усилить подачу энергии, — ответил итальянец.
Эла стремительно бросился к итальянцу и приставил к его груди револьвер. Дикая решимость светилась в глазах инспектора.
— Пощадите! — взмолился итальянец и повернул рычаг.
В то же мгновение начали меркнуть все лампы, колеса машины замедлили свой бег и застыли. Лишь дневной свет, проникая в окна, освещал внутренность электростанции. Эла, тяжело дыша, вытер пот со лба. Он дрожал, словно его лихорадило.
— Надеюсь, я не опоздал, — с трудом проговорил он.
Станция наполнилась полицейскими.
— Взять этих людей, — приказал Эла. — И следить, чтобы ни один из них не прикоснулся к аппаратуре. Машиниста арестовать и отделить от остальных. А теперь, — и он обратился к заведующему станцией, — я предоставляю вам возможность избегнуть неприятностей. Вас не только не арестуют, но вы даже получите награду, если последуете моим указаниям. Я полицейский инспектор и явился сюда для того, чтобы обыскать дом. Вы только что упомянули о подвальных помещениях. Вы знаете, как туда проникнуть?
Итальянец колебался.
— Лифт больше не действует, — сказал он, пожав плечами.
— Разве туда нет другого хода?
И снова итальянец содрогнулся.
— Туда можно попасть по лестнице, — сказал он, — Если там произошло какое-нибудь преступление, то смею вас заверить, что мне ничего об этом неизвестно. Я честный человек родом из Падуи.
— Готов вам поверить в этом, — спокойно ответил Эла. — Я даю вам возможность загладить все ваши грехи. Укажите мне путь в подвал.
— Я готов сделать все, что вы потребуете, — беспомощно ответил итальянец. — Я призываю всех в свидетели, что я всегда старался как можно лучше выполнять то, что мне приказывали.
И он повел Элу к дому.
Пройдя к погребу, он отпер дверь при помощи ключа, подвешенного к поясу. Они беспрепятственно миновали две двери и очутились у винтовой лестницы, ведшей вниз. К своему удивлению, Эла увидел, что лестница была освещена электрическими лампами, и он испугался, что вопреки его запрету динамо-машина снова пущена в действие.
Но итальянец успокоил его.
— Эти лампы питаются током из резервных батарей, — пояснил он. — Но их тока хватает лишь для освещения дома.
Они спустились вниз. Казалось, что лестнице не будет конца. Эла насчитал восемьдесят семь ступеней, прежде чем они очутились у окованной металлом двери. Сыщик заметил, что итальянец отпер ее тем же способом, который им был применен при предыдущем посещении дома.
После того как дверь отворилась, Эла в сопровождении еще одного полицейского поспешил к выкрашенной в красный цвет двери, которая на сей раз отворилась без особого труда.
В комнате слабо мерцали две электрические лампочки. Эла увидел склоненную в кресле фигуру, и мужество оставило его. Он бросился вперед. Первым заметил его присутствие Фаррингтон.
Он грузно повернулся к Эле… Прогремели три выстрела подряд. Эла стоял по-прежнему невредим, а Фаррингтон вздрогнул и тяжело свалился на пол.
— Арестуйте этого человека! — вскричал Эла.
И в следующее мгновение доктор Фолл почувствовал холодное прикосновение наручников.

——————————————————

Источник текста: Эдгар Уоллес. Редакция ‘Дурной славы’. (Таинственный дом). Роман. — Рига: Грамату драугс, 1930. — 199 с., 20 см.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека