Рец.: В. Розанов, ‘Когда начальство ушло…’, 1905-1906 гг., Белый Андрей, Год: 1910

Критика
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Скачать в PDF

Андрей Белый

Рец.: В. Розанов, ‘Когда начальство ушло…’, 1905-1906 гг.
С. VIII + 429, СПб., 1910 г., ц. 2 р.

Серия ‘РУССКИЙ ПУТЬ’
В. В. РОЗАНОВ: PRO ET CONTRA
Личность и творчество Василия Розанова в оценке русских мыслителей и исследователей. Антология. Книга II
Издательство Русского Христианского гуманитарного института
Санкт-Петербург 1995
Странная, неожиданная книга, как странен, неожиданен сам Розанов, он странен по выбору своих стратем, начнет описывать черные полосы еврейского таллеса, и от описания одежды перескочит к всемирно-историческому вопросу о судьбах еврейства и христианства, или обратно: начнет углублять непонятные тексты ‘Апокалипсиса’, а кончит тончайшими психологическими черточками, характеризующими быт супружеских отношений. От описания костюма — к концу всемирной истории, от конца всемирной истории — к Афанасию Ивановичу и Пульхерии Ивановне. В углублении любой житейской мелочи до ее вечного символического смысла видит он свою миссию: таблица из ‘Изумрудной скрижали’ 1 — ‘все, что вверху, то и внизу’ — превращается у Розанова в парадокс: в мельчайшем крупнейшее, в конкретнейшем абстрактнейшее, и он весь рассыпается в конкретнейшее, поверхность его писания — просто собрание слов, черточек лица, предметов, жестов, цитат, и может показаться, что у него нет мыслей, но у него есть во всяком случае одна мысль, мысль Тота-Гермеса, мысль ‘Изумрудной скрижали’: ‘Все, что вверху, то и внизу’. Эта мысль есть мысль практического оккультизма всех времен и народов, из мужского семени строится мир, история, судьбы народов, деторождение равно мирозданию, половой акт равен творческому слову, быт вытекает из семьи, история — из быта. Розанов — наиболее бытийственный писатель нашего времени, философские, социальные и эстетические задачи нашего времени ставит он в зависимость от быта, быт — от семьи, как условия деторождения, а семью — от пола, вот почему в мелких черточках, характеризующих супружескую жизнь, видит он магию религиозного, бытового и исторического творчества, у него одна мысль, он ее многократно, многообразно доказывал, а последние годы он уже только показывает на фактах справедливость своей мысли, вот почему не словами, не мыслями, не идеологией он входит нам в душу, он опрокидывает на нас поток мелких бытовых черточек, так или иначе подобранных, его мысль тонет в потоке черточек, сверкает миллионами живых проявлений, как бесплотный солнечный луч, она сверкает в тысячах живых капельках росы, в этом умении бесконечно варьировать свою тему — все богатство Розанова-публициста.
В последней книге Розанова ‘Когда начальство ушло’ — еще одна вариация на старую тему оправдания революции, но какая новая вариация! Мы привыкли оправдывать освободительное движение наше отвлеченно: этическими, религиозными, политическими и социально-экономическими принципами, мы привыкли видеть правду освободительного движения, высказанную в отвлеченных принципах, наоборот, условия быта казались нам часто элементами консервативными по отношению к отвлеченным лозунгам наших стремлений, и певец быта, Розанов, в силу одной своей темы нам казался певцом отживающего прошлого, не мог не казаться им, да и сам заявлял многократно, многообразно о своем равнодушии к отвлеченным принципам общественности. Мистика Розанова часто казалась мистикой традиции, как чудился подозрительный, недобрый взор Розанова, брошенный в сторону отвлеченных утопий.
И вот сказал Розанов свое слово о том, что мы все пережили, он сказал это слово так, как никто, кроме него, не мог его сказать, но сказал он то, чего многие от него не могли вовсе и ожидать. Ласково улыбнулся Розанов там, где ждали от него угрюмого взора непонимания, в реально происходивших событиях прошлого он прочел жизнь и правду, в тысячах людей, с его точки зрения оторванных от быта, он увидел кровь и плоть этого быта, в ‘безбожниках’ увидел ‘ангелов’. ‘Явились как будто ‘безбожники’, а работают как ангелы, посланные Богом’ (с. 14).
‘Явились как будто безбожники, а работают как ангелы, посланные Богом’, — удивляется Розанов и, как всегда, не доказывает отвлеченно правоты своего удивления, а зарисовывает недавнее прошлое в художественных картинах: вот митинг, Дума, Родичев, вот — кадеты, а вот — трудовики, — ряд великолепно исполненных фотографий с натуры, лишь слегка ретушированных лейтмотивом всей книги: ‘Явились как будто безбожники, а работают как ангелы’. И этот ретушь превращает живые фотографии в художественные образы.
Книга Розанова — живая запись истории, это — документ, и вместе с тем это — характеристика событий 1905-1906 года с исключительно редкой точки зрения. Недоставало лишь этой точки зрения на события недавнего прошлого, и Розанов пополнил пробел: сделал то, что только он один мог сделать.
Но наиболее ценен мягкий пафос гуманизма, дышащий с каждой страницы и редкий у Розанова, писателя скорее жестокого, чем мягкого.
‘Были ли они религиозны? Нет. Но, может быть, они были не-религиозны? Опять нет. Международны, интернациональны? Снова — нет и нет. И как сестра милосердия на вопрос об этом ответила бы только: ‘Я стесняюсь ответом. Я училась перевязывать раны» (с. 32).
В событиях недавнего прошлого Розанову открылся прежде неведомый религиозный пафос неведомой прежде религии. И как изображенная им интеллигентка, стесняющаяся ответить на религиозные темы Розанова, сам Розанов лишь зарисовывает поразившие его вопреки ожиданию картины, как бы говоря нам: ‘Я стесняюсь ответить’. И далее: ‘Я согласен, что ‘кадеты’ почти революционеры: но — с культурой, за которую держатся… Вот вещь, которую нужно держать в уме раньше, чем осудить за что-нибудь кадетов’ (с. 273). ‘Эстетика, эта проклятая эстетика, которой отравились русские… — я видел, что она одна управляет суждениями и этих милых (консервативно настроенных) и так глубоко мною чтимых девушек…’ (с. 303). И далее важное признание певца быта: ‘Сгорели в пожаре Феникса отечества религия, быт, социальные связи, сословия, философия, поэзия. Человек наг опять. Но чего мы не можем оспорить, что бессильны оспорить все стороны, это — что он добр, благ, прекрасен’. Это ли не оправдание революции?

ПРИМЕЧАНИЯ

Впервые: Рус. мысль. 1910. No 11. С. 374-376.
1 ‘Изумрудная скрижаль’ — древнее произведение эзотерического содержания, приписываемое легендарному Гермесу Трисмегисту.
Белый Андрей
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Каменная исповедь, Белый Андрей, Год: 1908
  2. Предисловия к сборникам стихотворений, Белый Андрей, Год: 1931
  3. Луг зеленый, Белый Андрей, Год: 1905
  4. Будем искать мелодии, Белый Андрей, Год: 1922
  5. Дорогой памяти Ю.А. Сидорова, Белый Андрей, Год: 1910
  6. Поэзия Блока, Белый Андрей, Год: 1917
  7. Разъяснение В. Иванову, Белый Андрей, Год: 1905
  8. Сирин ученого варварства, Белый Андрей, Год: 1918
Электронная библиотека