Оригинал здесь — http://www.evkol.nm.ru/n_karabchevsky.htm
Н.П. Карабчевский
Речь в защиту потерпевших от погрома в еврейской колонии Нагартов
Речь в защиту потерпевших от погрома в еврейской колонии Нагартов
Речь в защиту потерпевших от погрома в еврейской колонии Нагартов, Карабчевский Николай Платонович, Год: 1900
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Дело о погромах в еврейской колонии Нагартове и в посаде Березнеговатом Введение в дело: Тридцать девять человек мещан и крестьян в возрасте большей частью 17 — 30-ти лет (три человека 50 — 60-ти) были преданы суду по обвинению в том, что, из побуждении экономического и национального характера, согласились и учинили скопом в еврейской колонии Нагартове и посаде Березнеговатом нападение на дома евреев, причем произвели повреждение, уничтожение и расхищение различного имущества, учинив в то же время и насилие над некоторыми евреями. Деяние это предусмотрено ч. I ст. 269 Уложения о наказаниях. Дело это слушалось в г. Николаеве 29 марта 1900 года. Особым присутствием Одесской судебной палаты. Председательствовал старший председатель Одесской палаты Б. Ю. Витте, обвинение поддерживал Н. Ф. Джибели. Защищали подсудимых местные присяжные поверенные господа Варшавер, Венский, Штейн и Маурер.
Господа судьи! Выступая перед вами представителем евреев землевладельцев колонии Нагартов, где разорено и разграблено сто сорок четыре дома и где, тем не менее, сумма всех убытков по официальному исчислению простирается лишь до двадцати восьми тысяч рублей, мне не приходится выдвигать на первый план интерес материальный и экономический. Наоборот, являясь представителем вконец разоренной деревенской бедноты, мне хотелось бы выдвинуть на первый план интерес бытовой и нравственный. Каждый раз, когда заходит речь об еврейских погромах , выдвигается обычный укор евреям в экономической эксплуатации окрестного русского населения, племенная и религиозная рознь и вражда пристегиваются затем в виде архитектурных украшений, и построение обвинения считается законченным. Никаких оснований для подобного освещения следственного материала данного процесса как раз не имеется. Наоборот, здесь имеется нечто совершенно иное.
С 1802 года, т. е. с начала столетия, на земле, принадлежащей ведомству государственных имуществ, поселена мирная еврейская земледельческая колония. По отзыву попечителя этой колонии господина Маковецкого, который одновременно является контрагентом казны в качестве сборщика аренды и лицом, надзирающим за правильным пользованием землей и общей организацией деревенского быта этой оригинальной колонии, — евреи-землевладельцы вполне укоренились в своем оригинальном бытовом укладе и представляются настоящими землевладельцами-тружениками, добывающими по завету Иеговы, данному первому человеку, ‘хлеб свой в поте лица своего’.
Их обидчики — жители соседнего посада Березнеговатого , в свою очередь, по крайней мере в большей своей части, также землевладельцы или лучше сказать, дети патриархальных землевладельцев. Вспомните Бойко, Ткаченко и других почтенных старожилов посада Березнеговатого , которые прошли здесь в качестве безукоризненных и беспристрастных свидетелей. Никакой терпкости или замешательства, по их словам, в отношениях соседей-земледельцев до сих пор не было. Старики не знают и не запомнят ни одного случая столкновения с евреями на почве аграрных или экономических интересов. В течение почти целого столетия царило полное единение при самых добрых и мирных отношениях! Общие условия быта и окружающей природы невольно сплачивали соседей. Когда местность постигал голод, они голодали вместе, когда Бог давал урожай — радовались сообща. Коровы и быки их ходили в одном общем стаде, на одном и том же поле, и когда были тощи коровы одних, не тучнел скот других. Не было ни зависти, ни конкуренции, ни обид. У евреев-колонистов земли не больше, чем у посадских мещан, и совершенно тождественные условия трудовой крестьянской жизни делали их равноправными пред лицом суровой матери-кормилицы земли. Мы не слыхали здесь ни жалобы, ни намека на тот характерный признак экономической вражды, который введен законодателем в число необходимых признаков 269-й статьи Уложения о наказаниях.
Правда, здесь были показания свидетелей, говоривших нам о подсудимом Лазаре Веремееве, лавочнике из посада Березнеговатого . Утверждают, что, подбадривая громителей еврейских лавок в посаде, он преследовал известную экономическую цель. Он имел в виду отстранить конкурентов-евреев. Но это ужо особый способ экономической борьбы, Веремеев — довольно типичный экземпляр своеобразной деревенской интеллигенции, которой по воле судьбы суждено стать первым вожаком и просветителем темной крестьянской массы. Экономическая теория Веремеева, во всяком случае, не лишена смелого полета мысли и воображения. Он желал бы, по-видимому, немногого: он желал бы только одного: чтобы на всем земном шаре была одна лавка и чтобы лавка эта была Лазаря Веремеева. Сообразно этому взгляду на занимающий нас предмет и преследование, в сущности, мирных целей ‘упразднения конкуренции’, и самое поведение Веремеева было не лишено некоторых ‘культурных’ приемов. Утром он подбадривал парней словами: ‘Бейте жидов! Что вы говеете? В Николаеве давно разговелись’, днем подпаивал их водкой, а к ночи, когда толпа уже вошла во вкус и совершенно разнуздалась, он ищет свидетелей и лицемерно-смиренно вздыхает перед ними: ‘Ax, ox, что только делают! Жаль, старосты нет, а то бы нарядить обход, живо бы все прекратилось!’
Еврейские лавки тогда уже были разграблены, и Веремеев без ущерба для своих интересов мог искренно желать прекращения беспорядков. Но ни старосты, ни обхода не случилось, и всю ночь по посаду Березнеговатому и по колонии Нагартов громыхали телеги, увозя разбросанные товары и жалкое еврейское добро. По выражению одного из свидетелей, после битвы и победы всю ночь продолжалось мародерство. По обвинению в разбое и грабеже подсудимые суду не преданы, а это, кажется, единственный ‘экономический признак’, присущий данному делу. По силе 269-й статьи Уложения о наказаниях приходится искать еще племенной и в особенности религиозной розни, как мотивов преступления. Это старая идея, и пора бы ее давно бросить. Земледельцы-евреи в особенности не носят на себе никаких типичных черт городской еврейской голытьбы. Они и одеты по человечески, как одеваются соседи, немцы-колонисты, и сами обыватели посада Березнеговатого , и руки у них такие же шершавые, мозолистые, рабочие.
О религиозной розни соседей тоже что-то не было слышно. Об этом свидетельствовал нам здесь священник посада Березнеговатого о. Михаил Иваницкий. Евреи-колонисты называют местного священника не иначе как батюшкой, попадью матушкой, и отзываются о них с величайшим уважением. В свою очередь сами виновники разгрома проявили полную религиозную терпимость. Религиозную святыню евреев — синагогу — толпа не тронула, разгромив беспощадно частные дома. Но если это так, если верно мое утверждение, что ни материальный гнет еврейского населения, ни племенная вражда, ни религиозная рознь не были причинами бесчеловечного разгрома, которому подверглась мирная ни в чем неповинная земледельческая колония, то где же, в чем искать причины и объяснения печального события?
Из Николаева шел свет… Вы помните показания некоторых свидетелей, не из евреев, господ Маковецкого, Михеева и других. Ходил по посаду толк, что из Николаева пришла телеграмма — ‘бить жидов’. Официальное разрешение на это было якобы дано каким-то генералом Сомовым. Наивная версия, не лишенная своей ужасной поучительности. Мне самому в дни первой молодости здесь же, в Николаеве, случилось слышать о ‘невинных шутках’, проделывавшихся так называемыми господами над беззащитными евреями. Старикам-евреям припечатывали к столу бороды, предварительно скрутив им назад руки и накормив их рвотным порошком. Конечно, нравы несколько смягчились. Боюсь, не приняли ли они лишь более мягкие формы, оставаясь по существу столь же возмутительными. Начиная с восьмидесятых годов общий упадок наших нравственных и общественных идеалов отразился и на еврейском вопросе. В этом, и ни в чем ином, без сомнения, следует искать причины той развязной беззастенчивости, с которой пренебрежительное отношение к евреям и слово ‘жид’ пестрят и на страницах газет известного сорта, слышатся и на улицах и даже в общественных собраниях публично. Явление совершенно невозможное в лучшие годы расцвета общественной мысли и человеческого духа… Оно возможно теперь! Мы, по-видимому, забываем, что, составляя собой верхний слой общественной среды, мы пропускаем в подпочву, т. е. в среду этих безграмотных людей, всю умственную муть, все нравственные миазмы нашей среды. Им одним за наш же первородный грех приходится тяжко расплачиваться.
Весь контингент подсудимых являет собой характерные черты новейшей деревенской молодежи, которая, отстав от заветов и верований своих стариков, уже кое-что читает, кое-что слушает и перетолковывает, разумеется, по-своему. Умы уже начали работать, но работают беспорядочно и смутно. Нравственные заветы, не выработавшись сознательно, все еще ждут своего пророка, своего учителя. Когда священник, облаченный в епитрахиль и с крестом в руках, вышел к толпе, у него не нашлось в запасе ни аргументов, ни божественного слова вдохновения. Он только и мог пригрозить толпе: ‘начальство’, ‘розги’, ‘наказание’. Вот и тут, и на этой скамье подсудимых ждут только наказания. Если бы были оправданны заветы законодателя и надежды общества при введении новых Судебных уставов, что суд — школа нравственности, а не место казни, я бы сказал всем этим несчастным: ‘Не ждите нового слова и нового еще какого-то завета, не ждите и иного пророка. Пророк был, и слово Его уже сказано, а завет один: ‘Любите ближнего, как самого себя!’.
Приговором Особого присутствия Одесской судебной палаты одиннадцати человек из числа обвиняемых были оправданы, остальные обвинены, в том числе и Лазарь Веремеев, признанный виновным в подстрекательстве. Веремеев был приговорен к заключению в арестантское отделение сроком на один год и шесть месяцев, остальные — к меньшим наказаниям. Гражданский иск — вследствие заявления о том поверенным истцов, — оставлен без рассмотрения.