ВЛ. ЖАБОТИНСКІЙ
ВЛ. ЖАБОТИНСКІЙ
ФЕЛЬЕТОНЫ
ФЕЛЬЕТОНЫ
С-ПЕТЕРБУРГЪ
1913
РЧЬ ВЪ ОБЩЕСТВ РАСПРОСТРАНЕНІЯ ПРОСВЩЕНІЯ МЕЖДУ ЕВРЕЯМИ, ВЪ ОДЕСС
РЧЬ ВЪ ОБЩЕСТВ РАСПРОСТРАНЕНІЯ ПРОСВЩЕНІЯ МЕЖДУ ЕВРЕЯМИ, ВЪ ОДЕСС
Речь в обществе распространения просвещения между евреями, в Одессе, Жаботинский Владимир Евгеньевич, Год: 1910
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Какъ относиться къ иде ассимиляціи еврейства? Все зависитъ отъ обстоятельствъ, отъ эпохи и потребностей, выдвигаемыхъ эпохой. Есть моменты, когда ассимиляція представляется безусловно желательной, когда она есть необходимый этапъ прогресса. Это можно видть, даже на примр отдльнаго человка. Представьте себ ребенка съ задатками живописца. Въ будущемъ, конечно, желательно, чтобы живописецъ былъ вполн индивидуаленъ, вполн самобытенъ въ своемъ творчеств. Но начинать съ самобытнаго творчества нельзя: воспитаніе художника по необходимости начинается съ усвоенія чужого опыта, съ подражанія чужимъ образцамъ — словомъ, съ ‘ассимиляціи’. Только по завершеніи этого этапа возможно здоровое развитіе своеобразныхъ началъ, заложенныхъ въ натур художника.— Это самое примнимо и къ цлому народу въ тотъ моментъ, когда онъ впервые (или посл большого перерыва) выступаетъ на поприще гражданской самодятельности. Какъ ни сильны, даже какъ ни цнны были бы его специфическія, индивидуальныя, ‘національныя’ отличія, какъ бы пышно ни предстояло имъ развиться въ будущемъ, — начать онъ долженъ все-таки съ подражанія готовымъ образцамъ, съ копированія, съ ‘ассимиляціи’. Эту стадію прошелъ и такой огромный, самостоятельный народъ, какъ русскіе: было время, когда даже дворянскія барышни, врод пушкинской Татьяны, умли писать только по-французски.
Съ евреями въ Россіи повторилось то же самое. Когда измнившіяся условія жизни вызвали распадъ патріархальнаго гетто, и дтямъ его пришлось вмшаться, волей неволей, въ окружающую сутолоку, имъ прежде всего необходимо было овладть тмъ орудіемъ борьбы за существованіе, которое называется современной культурой. Это естественнымъ образомъ заставило нарождавшуюся еврейскую интеллигенцію съ жадностью наброситься на языки окружающей среды. При этомъ ею руководило далеко не стремленіе порвать съ еврействомъ, а напротивъ — въ основ тогдашняго ‘ассимиляціоннаго’ теченія лежали ясныя и опредленныя побужденія національнаго интереса. Яркій памятникъ того настроенія нарисованъ Левандой въ роман ‘Горячее время’. Герой этого романа — ‘просвтитель’, дйствующій въ Вильн, въ эпоху непосредственно передъ 1863 годомъ, когда на Литв начиналась борьба двухъ культуръ — русской и польской. Свой выборъ онъ останавливаетъ на первой, не изъ внутреннихъ симпатій (об ему чужды), а изъ холоднаго расчета: этотъ шагъ, по его мннію, боле соотвтствуетъ интересамъ еврейства, какъ третьей націи, очутившейся между двухъ становъ. Правильно ли ршилъ герой Леванды этотъ вопросъ или нтъ — дло не въ томъ, но важно установить, что ассимиляція въ ту эпоху была и объективно, и въ глазахъ ея дятелей не отреченіемъ отъ еврейскаго народа, а напротивъ — первымъ шагомъ еврейской національной самодятельности, первой ступенью къ обновленію и возрожденію націи.
Въ эту эпоху возникло о-во распространенія просвщенія. Заслуги его предъ еврействомъ огромны — именно потому, что создатели его поняли основную нужду эпохи и пришли ей на помощь. Основною нуждой эпохи было — открыть еврею доступъ къ европейской культур, внушить ему любовь и интересъ къ этой культур. Это и стало задачей общества. Никакой другой задачи у него^ тогда и быть не могло. Смшно было бы въ то время (общество учреждено было въ 60-тыхъ годахъ) потребовать, чтобы оно ‘насаждало’ еврейскую культуру: еврейская культура тогда и безъ того насаждалась, хотя нераціонально, хотя наперекоръ всмъ правиламъ педагогіи и даже гигіены, но въ такомъ обильномъ количеств, что не нуждалась ни въ какихъ поощреніяхъ извн. Наоборотъ, къ европейской культур и ея ближайшему проводнику — русскому языку — су ществовало еще пренебрежительное и враждебное отношеніе, и приходилось съ великимъ трудомъ добиваться, чтобы рядомъ съ національными элементами воспитанія удлялось хоть какое-нибудь мсто общеобразовательнымъ предметамъ. Такова была эпоха, такова была ея нужда и такова должна была быть ея основная идея, воплотившаяся въ ‘обществ просвщенія’.
Но съ тхъ поръ прошло полвка, и многое, слишкомъ многое рзко измнилось какъ вн, такъ и внутри еврейства. Главнымъ образомъ внутри. Если взять верхній и даже среднеій слой теперешняго россійскаго еврейства и сравнить его съ поколніемъ шестидесятыхъ годовъ, намъ представится картина совершенно обратная. Смшно теперь ‘насаждать’ жажду къ просвщенію: она у евреевъ такъ сильна, напоръ въ гимназію, въ университетъ, въ институты такъ ретивъ, что въ этомъ отношеніи никакія ‘общества’ ничего прибавить не могутъ. Русскій языкъ распространенъ такъ основательно, что черта осдлости считается однимъ изъ лучшихъ районовъ русскаго книжнаго сбыта. Публичныя библіотеки, лекціи, театры посщаются евреями съ безпримрнымъ рвеніемъ. При этихъ условіяхъ длать и дальше изъ идеи ‘просвщенія’ боевой лозунгъ значило бы ломиться въ открытую дверь. Если что теперь нуждается въ заботливомъ ‘насажденіи’, to это, въ силу діалектической игры судебъ, еврейская культура, еврейскія начала въ воспитаніи подрастающихъ поколній. Ибо отъ этихъ началъ остались одни лохмотья.
Доказывать, что это правда, что національный элементъ воспитанія у высшихъ и среднихъ классовъ еврейства давно уже въ загон, — значило бы тоже ломиться въ открытую дверь. Кто не знаетъ, кто не видитъ? И не со вчерашняго дня это началось. Поэтъ Гордонъ, одинъ изъ лучшихъ дятелей просвтительной эпохи, еще въ 1862 г. воспвавшій — на язык библіи — преимущества русскаго языка, уже въ начал 70-хъ гг. съ горестнымъ разочарованіемъ замтилъ, что его послдователи и ученики въ своемъ усердіи забжали слишкомъ далеко. ‘Братья мои, просвтители, стали пренебрегать старой матерью’, написалъ онъ тогда въ стихотвореніи ‘Для кого я тружусь?’,— ‘они провозглашаютъ: покиньте этотъ дряхлый языкъ, и пусть каждый сольется съ нарчіемъ своей страны… А сыновья наши? Они съ дтства становятся намъ чужды. Вотъ они подвигаются впередъ, съ каждымъ годомъ, и кто знаетъ предлъ? и кто знаетъ докол? Быть можетъ, до черты, откуда нтъ возврата’… Такъ на глазахъ еще у первыхъ поколній ‘просвтителей’ совершилась метаморфоза: первоначальная идея — усвоить чужое, чтобы затмъ съ новой силою развивать свое — выродилась въ стремленіе ликвидировать свое и безслдно раствориться въ чужомъ, ассимиляція изъ фактора національнаго прогресса стала факторомъ національнаго распада. А вдь со дня, когда вождь того поколнія ‘просвтителей’ написалъ эти горькія слова разочарованія, прошло 40 лтъ, и процессъ распада проникъ еще гораздо глубже. И должно же, наконецъ, еврейство дать себ отчетъ, желаетъ или не желаетъ оно продолжать линію распада?
‘Сыновья наши съ каждымъ днемъ уходятъ — быть можетъ, къ той черт, откуда нтъ возврата’… Горькое пророчество давно стало правдой. На еврейской нив почти не осталось интеллигентныхъ работниковъ: наша интеллигенція въ громадномъ большинств ушла. Можно различнымъ образомъ понимать нужду еврейскаго народа, различнымъ образомъ представлять себ идеалъ его будущности, начиная съ сіонизма и кончая полной денаціонализаціей, но и для первой, и для послдней цли надо, прежде всего, работать съ народомъ и для народа. Прежде такъ (понимали свою задачу и ассимиляторы: они жили съ народомъ, волновались его заботами, трудились для него и, проповдуя свой идеалъ, все же стояли обими ногами на реальной почв еврейства. А теперешніе — просто уходятъ въ сторону, просто бросаютъ на произволъ судьбы: пропадайте, молъ, сами, какъ знаете. И масса, покинутая въ своемъ тупик, въ лабиринт своего бдствія, бьется, мечется и не видитъ исхода, ей нужны просвщенные вожди, такъ нужны, такъ необходимы, какъ никакому другому народу на свт,— а между тмъ ея просвщенныя дти служатъ всмъ народамъ на свт, только не ей. Нтъ работниковъ ни для какого еврейскаго дла, отъ большого до самаго малаго, старые устаютъ и сходятъ со сцены, а новыхъ не видно. И мы знаемъ стариковъ, посдвшихъ на служб ассимиляціи, которые со скорбнымъ недоумніемъ смотрятъ на эту надвигающуюся пустоту и горько спрашиваютъ себя: — Для этого мы работали? Для того, чтобы изъ ассимиляціи родился индифферентизмъ?!
Думаю, что на этотъ горькій вопросъ правда жизни откликается горькимъ отвтомъ: да, вы для. этого работали. Ибо для того, чтобы изъ подростающихъ поколній выходили работники для еврейства, надо преданность еврейству положить въ центръ и основу ихъ воспитанія. Окружающій міръ слишкомъ прекрасенъ, приволенъ и богатъ по сравненію съ неприглядностью и бдностью еврейскаго существованія, и для того, чтобы эта красота не сманила человка, не соблазнила его отвернуться отъ родной лачуги, нужне развить въ его душ прочныя, нерасторжимыя идеалъ ныя связи. Этихъ связей не создать одними словесами. Чтобы сковать такія связи, надо распахнуть предъ подрастающимъ поколніемъ все то великое и красивое, что есть въ еврейской сокровищниц, ввести въ нее, провести по всмъ ея угламъ, растолковать цнность каждой жемчужины, нау чить дорожить и гордиться. Красот, манящей извн, надо противопоставить собственную красоту, чтобы не выпускать на житейскую улицу санкюлотовъ, убжденныхъ въ нищет и никчемности своего народа и спасающихся, куда глаза глядятъ. Углубленіе въ національныя цнности еврейства должно стать главнымъ, основнымъ, преобладающимъ элементомъ еврейскаго воспитанія. Это необходимо не для того, чтобы потшить націоналистовъ. Это необходимо для того, чтобы удержать на еврейской нив ея разбгающихся пахарей, чтобы еврейская масса не осталась безъ руководителей, еврейское дло безъ работниковъ, ‘народъ книги’ — страшная иронія судьбы — безъ интеллигенціи!
‘Уходятъ за черту, откуда нтъ возврата’… Почему уходятъ? Почему уходятъ, особенно въ послднее время, такими густыми массами, съ такой циничной легкостью, безъ намека на колебанія, на сожалнія, выбрасывая балластъ еврейства, словно ненужный песокъ, по первому требованію невзгоды? Почему? Кто виноватъ? Кто довелъ до этой черты?.. Мн пришлось недавно писать объ этомъ новомъ ‘бытовомъ явленіи’ еврейской современности, и посл того я получилъ нсколько писемъ отъ молодыхъ людей, перешагнувшихъ туда, ‘откуда нтъ возврата’. Письма были разныя, были и грубыя, и циничныя, и грустныя, но во всхъ, безъ исключенія, на первомъ план стоялъ одинъ и тотъ же доводъ: что намъ еврейство? Мы о немъ ничего не знаемъ, насъ никто не училъ понимать и любить его, ничего удивительнаго, если мы ушли.— И они совершенно правы. Ничего удивительнаго. Что мы посяли, то и пожали…
1910.