Н. А. Бердяев
Н. А. Бердяев
Разум и здравый смысл
(послесловие)
Разум и здравый смысл
(послесловие)
Разум и здравый смысл, Бердяев Николай Александрович, Год: 1906
Время на прочтение: 10 минут(ы)
Интересно вникнуть в психологию критиков новых религиозно-философских и религиозно-общественных течений, врагов мистических исканий. Ведь нельзя не признать, что всеми этими критиками, самыми, казалось бы, разнообразными, не было сказано ни одного слова по существу, не было сделано ни одной попытки войти в глубь вопросов, опровергнуть наши основные принципы и обосновать свои.
Критики свято, детски наивно убеждены, что где-то, когда-то и кем-то раз навсегда была доказана, доказана (!), нелепость и призрачность всякой религии, мистики, метафизики и пр. и пр. и раз навсегда укреплена твердыня здравой позитивности. Умоляю вас, господа, в интересах вне нас лежащей, объективной истины хоть раз признаться, кем именно, когда и где все это было доказано и опровергнуто? Что дает вам право считать ваши посылки, исходные принципы несомненными, не нуждающимися уже в оправдании и развитии, а наши посылки, наши исходные принципы заведомо безумными и навеки уже отвергнутыми? Ведь мы слишком хорошо знаем, что ваша единственная твердыня это — здравый смысл и единственное ваше доказательство — фанатическая вера в самодержавность, окончательность и божественность здравого смысла. И я зову вас во имя разума и тысячелетних его традиций к проверке компетенций здравого смысла, к критическому отвержению его непомерных и наглых притязаний. Вы смешали, господа, разум, большой, объективный разум с здравым смыслом, малым, субъективным рассудком, человеческим бесенком, и потому так самодовольны, так ни в чем не сомневаетесь, так презираете все для вас непонятное. Разум имеет свое священное писание, свои великие книги и великие имена. Но где священное писание здравого смысла, где великие книги, укрепившие эту твердыню, где гении здравого смысла? Вы всегда делаете вид, что за вами стоит священное писание, что титаны вынесли вас на своих плечах, и потому считаете себя свободными от всякого обоснования и опровержения по существу. Но за вами стоит только одна сила — гипноз обыденности, бессмысленной фактичности, сгусток повседневных, мелких впечатлений, здравость, которая разглядела то, что поближе, понавязчивее, и поражена увиденным, но слепа к тому, что дальше и глубже.
Вы считаете себя скептиками и потому отвергаете все божественные вещи, все, что относите к мирам иным. Но будьте же скептиками до конца, скептиками последовательными и честными, не доверяйтесь так слепо всем здравомысленным вещам, всему, что вы относите к земной эмпирике. Вам незнаком тот последовательный, смелый скепсис, который есть слуга разума и подвергает равно сомнению все земное, как и небесное, материю, как и Бога, реальность палки, которой вас ударили по голове, как и реальность бессмертной души. Я могу усомниться в реальности Бога и бессмертия и даже должен был пройти через эти сомнения, но я также усомнился в реальности мира, материального, в реальности мировой необходимости и закономерности, в реальности человеческого благополучия, в реальности человеческого прогресса, служить которому вы меня призываете. Для радикализма моего сомнения мир посюсторонний не имеет никаких преимуществ перед миром потусторонним. Вы же абсолютно верите во все позитивное, на вере этой строите свою жизнь, и абсолютно сомневаетесь во всем мистическом и даже не сомневаетесь, а опять-таки верите, что все это призрак и нелепость. Почему, кто дал вам это право, на текстах какого писания вы основываете такое распределение веры и сомнения? Вы можете апеллировать только к здравому смыслу, но за этим здравым смыслом скрывается ваш умопостигаемый характер, ваше желание верить во все позитивное, земное, эмпирически-рациональное, и ваше желание отвергнуть все мистическое, небесное, потустороннее. В этом характере вашей воли нет ничего объективного и ничего обязательного, и здравый смысл, мелкая рациональность ваша есть лишь очень субъективное состояние вашего сердца, не более того.
Я знаю, что у вас принято говорить, будто позитивная наука опровергла религию, мистику, метафизику и пр., признала их суеверием и пережитком времен первобытных, будто наука навеки укрепила торжество здравого смысла, будто рациональность, рассудочность — ее завет. Побойтесь, не скажу, Бога, Бога вы и так боитесь, именно боитесь, побойтесь науки и разума. Позвольте узнать, какая именно наука опровергла верования религии, переживания мистики, знания метафизики? Астрономия ли это, физика или химия, физиология или нарождающаяся, но все еще не народившаяся социология? Ни одна из наук, из позитивных наук не занимается этими вопросами и не компетентно решать, есть ли Бог, бессмертна ли душа, возможно ли чудо и откровение. Очевидно речь у вас идет не о позитивной науке, которая не есть ведь ваша монополия и которую в этом деле следует оставить в покое, а о позитивной философии и о вашей позитивной лжерелигиозной вере. Никакая наука не может доказать, что в мире невозможно чудо, что Христос не воскрес, что природа Божества не раскрывается в мистическом опыте, — все это просто вне науки, у науки нет слов, которые выразили бы не только что-либо положительное в этой области, но и хоть что-либо отрицательное. Положительная наука может только сказать: по законам природы, открываемым физикой, химией, физиологией и прочими дисциплинами. Христос не мог воскреснуть, но в этом она только сходится с религией, которая тоже говорит, что Христос воскрес не по законам природы, а преодолев необходимость, победив закон тления, что воскресение Его есть таинственный мистический акт, к которому мы приобщаемся только в религиозной жизни. Что могут поделать законы физики и химии с тем, что вне их и выше их, что не физическими и не химическими силами порождено? Наука тут бессильна и научная физика или химия нисколько от этого не страдают, так как устанавливают закономерности лишь в известных пределах и при наличности определенных условий. Я бы даже сказал, что само понятие чуда может быть философски установлено только тогда, когда установлено понятие закона, закономерности, открываемой наукой. Для первобытного сознания все одинаково чудесно, все порождено таинственными силами и потому чуда в строгом смысле нет. Истинная религия может только выиграть в своей ясности и строгости от развития науки и не только не боится, но даже нуждается в свободном философствовании разума.
О, я знаю, господа позитивисты, вы хотите, чтобы чудес не было, чтобы не было ничего расшатывающего вашу земную крепость, подкапывающегося под ваши позитивные твердыни, хотите верить, что ничего такого нет, и иногда наивно верите, что все, даст Бог, обойдется. И чудес нет, потому что не захотели чуда, только потому {В эпоху критическую, аналитическую, отвлеченно-рационалистическую прекратились чудеса в истории, чудеса же индивидуальные, для мира незримые, были всегда и есть.}.
Я подслушал, как вы молитесь тайно и подпольно: Господи, сделай так, чтобы Тебя не было, сделай, чтобы чудес не было, чтобы все было по закону, иначе все погибло, все провалится, все наши земные расчеты суетны и ни к чему. Психология этой парадоксальной молитвы близка верующим позитивистам, это их подпольное переживание. Вы хотите верить в одно только чудо, в чудо закономерности природы, в малый разум земли, с ним связываете свои упования устроить землю на благо себе и сердце ваше полно отвращения и ненависти ко всем помехам на пути вашем. Ваша позитивная философия здравого смысла и позитивная лжерелигия никогда и нигде не была обоснована, кроме как в пожеланиях вашего сердца. Вы хотите и верите, совсем подобно нам грешным, а на чьей стороне объективный разум, разум, а не здравый смысл — это еще посмотрим и поспорим, если изменятся приемы вашей критики. Пора признать, что в своих исходных точках вы не имеете никаких преимуществ перед нами и столь же нуждаетесь в оправдании, обосновании и развитии своих верований как и мы.
Вы не должны предъявлять нам невозможных требований, несоответствующих тому, что вы предъявляете представителям всех других, более по вашему ‘здравомысленных’ направлений. Если какой-нибудь писатель, например позитивист, марксист или из направления ‘Русского Богатства’, оказывается умным, талантливым, образованным и искренним, то это считается достаточным и все его за эти качества хвалят, — но писатель направления мистического, религиозно-метафизического должен быть минимум гений и святой, иначе ему не придадут никакого значения и не признают за ним даже права защищать свои идеи. Если писатель ‘позитивного’ направления пишет статью на определенную тему, то никто не требует от него, чтобы в статье этой он обосновал и развил все свои основные принципы, статью подвергают частной критике, а о голословности и нелепости таких посылок, как напр. чисто эмпирическое происхождение всего познания или признание человеческого благополучия и счастья конечной целью жизни, никто не станет спорить и прекословить. Если же писатель ‘мистического’ направления пишет статью на определенную тему, то этой статьи даже и критиковать не будут и все обрушаться на него за то, что его исходные принципы в статье не обоснованы и потому голословны и нелепы. Если писатель ‘позитивного’ направления написал литературное произведение, то его и будут критиковать, как литературное произведение. Но пусть писатель ‘мистического’ направления напишет какое-нибудь литературное произведение и все станут нападать на него и будут предъявлять требования, невыполнимые в пределах литературы, будут кричать, что религия для него — литература, воспользуются случаем, чтобы обнаружить свое моральное самодовольство. Вам кажутся испошлившимися, истасканными все наши слова: Бог, абсолютное, вечность, любовь и пр., но знаете ли вы сами такие слова, которые не испошлились и не истаскались? Неужели свежее слова: благо человечества, прогресс, ‘свобода, равенство и братство’, или ‘жаргон социал-демократический?’ Увы! Все слова износились, истрепались и есть одно только спасение: полюбить вечный смысл, скрытый за условными знаками, больше и сильнее и любовью этой преодолеть отвращение к испошлившимся звукам слов.
Почему такое несоответствие требований, такая несправедливость? Это психологически понятно. Господствующее, ‘интеллигентным’ массам присущее состояние сознания таково, что всякое ‘мистическое’ направление считается a priori, заведомо безумным, нелепым, вздорным, а направление ‘позитивное’ представляется истиной самоочевидной для всякого здравомыслящего человека. Защищать заведомое безумие и нелепость можно еще позволить гению или святому, глубина и искренность должны особенно проверяться, морально-сыскная часть должна быть особенно хорошо поставлена относительно таких людей. Предполагается, что ‘позитивист’ имеет естественное право на существование, коренящееся в заведомой здравости его идей. ‘Мистик’ же должен доказать свое право на существование, должен завоевать его какими то нечеловеческими усилиями. За ‘мистиком’ просто отрицается естественное право и обязанность защищать то, что он считает истиной, он на особом подозрении, искренность его ежесекундно проверяется, чего не делают относительно, напр. марксиста (тоже в своем роде ‘мистика’), ‘мистик’ как бы пария в современном обществе. Такова справедливость в царстве здравого смысла, так обидчивы и мелочны там критики, так легко принимают все на свой счет. Господа здравомысленные позитивисты, всеми своими приемами вы сами признаете, что ваши идеи посредственны и банальны, что для них не требуется особых даров свыше. А ведь в сущности мы скромнее вас, мы не мним себя богами, подобно ‘позитивистам’, обоготворившим человеков, не собираемся создать бога под названием грядущего счастливого человечества, совершенного человеческого общества и пр., не выдаем сухую фантазию последнего рационалистического века за абсолютную истину. Мы хотим соединиться с вечносущим Богом, хотим продолжить тысячелетнее дело Его раскрытия. Странным образом соединились в царстве здравого смысла прогрессисты и радикалы с реакционерами и консерваторами, государственниками и церковниками, с этой зоологической разновидностью, верящей лишь в здравость насильственного земного устройства, лишь в палку, которая больно бьет, и бесстыдно прикрывающей мертвыми quasi-религиозными формулами свое абсолютное неверие в мощь таинственного и потустороннего. Средний тип нашего консерватора, здраво подчиняющегося церковному авторитету, также боится мистики и ненавидит ее, как и средний тип радикала, оба — рабы здравого смысла.
Я сказал уже, что вы безнадежно смешали разум со здравым смыслом и на этом воздвигли свое здание ограниченного рационализма. Вы не знаете истории человеческого сознания, забыли историю философии и религии, ничтожные десятилетия заслонили от вас столетия и тысячелетия человеческой мысли, великие усилия постигнуть смысл мироздания. Если вы хотите знать, что такое разум, в чем его титаническая работа и завещанные нам плоды, обратитесь к Платону и неоплатоникам, к Оригену и христианским гностикам, к Спинозе и Лейбницу, к Гегелю и Шеллингу, наконец к русской философии с Вл. Соловьевым во главе, которой никто из вас не знает и которой каждый из нас должен был бы гордиться {Только что вышедшая замечательная книга Н. Лосского ‘Об интуитивном познании’ еще раз подтверждает, что русская философия оригинальна и полна творческих задатков.}. С благоговением вникайте в историю разума и постыдный гипноз здравого смысла рассеется, настанет конец преклонению перед рассудком, поймете разницу между большим, сверхчеловеческим разумом и разумом малым, только человеческим. История философии не есть случайная история человеческих заблуждений и фикций, а полное смысла, постепенное откровение абсолютного разума, подобно тому как история религии была откровением на разных стадиях того же в мистической чувственности, ряды эти сплетаются и сливаются в идее Логоса, в религиозном гнозисе. Учение о Троичности Божества признается рационалистами, героями здравого смысла, безумием и нелепостью, но истина эта была откровением разума у великих философов, зарождалась уже в греческой философии, развивалась у крупнейших мистиков и нашла себе выражение у Гегеля, Шеллинга, Вл. Соловьева, Эвклидову уму, малому человеческому разуму слишком многие истины кажутся непонятными и потому нелепыми и не в этой ли ограниченности рационализма корень всех недоразумений богоборчества! {Ив. Карамазов свой эвклидов ум, — здравый смысл, противопоставил Богу, Мировому Разуму.
} Почему предвзято думают, что Миллю или Спенсеру нужно верить больше, чем Гегелю или Шеллингу? Кто доказал, что разум говорил устами первых, а безумие устами вторых? Почему разум Вл. Соловьева, менее авторитетен, чем разум Н. Михайловского, неужели у Чичерина меньше разума, чем у Бельтова? И не ссылайтесь на Канта, которого некоторые из вас уважают, — старик презирал ваш здравый смысл и идеи разума были для него сверчеловеческими. Власть неразумных традиционных чувств и верований заставляет вас отдать предпочтение Миллю или Бельтову, раздувать Авенариуса, детское неведение внушает вам уважение к quasi-разумности позитивного духа. Ведь позитивисты и материалисты не признают разума, отрицают его величие и могущество, даже незыблемость логики, которой они так гордятся, не может быть ими защищаема. Они хвастают своим ‘опытом’, единственным своим пристанищем, но и опыт их ограниченно-условен, опыт слишком рационален, подобно тому как разум их слишком эмпиричен. Мистики всех времен черпали свои прозрения из опыта, но опыта полного и глубокого, живого, первичного, сближающего с самыми недрами бытия, а не производного и рационализированного. На стороне мистической философии и преимущества разума и преимущества опыта. И нет противоположности между разумом и опытом, так как разум не есть начало ‘отвлеченное’, отсеченная часть, не есть интеллектуализм и рационализм, а центральная, светящаяся точка полного, цельного организма, разум ограничен и неотделим от того, что в психологии называют волей и чувством. Все психологические теории, выводящие душевную жизнь из ощущений, интеллектуалистические и волюнтаристические, одинаково остаются на поверхности, так как не углубляются до того первоисточника, в котором органически слиты элементы чувственные, волевые и интеллектуальные и где царит большой разум. Первооснова и сущность души не может быть характеризована, как ‘отвлеченно’ ощущаемая, чувствующая, волящая или познающая. Даже самое значительное психологическое направление — волюнтаризм берет отвлеченно начало волевое, тогда как воля в первооснове неотделима от разума. Метафизика волюнтаризма связана с пессимистическим иррационализмом Шопенгауэра. Истина же не в рационализме и не в иррационализме, а в сверхрационализме. Разум сверхрационален и мировая воля в нем не слепа, а зряча и целесообразна. Разум — не человеческий интеллект, а сверхчеловеческий организм, и разумное познание есть самопознание Божества, к которому приобщаемся и мы в интуитивно-мистическом познавательном акте. Потому только возможно метафизическое и религиозное знание, что разум в нас не индивидуальный и не человеческий, что идеи разума божественные и сверхчеловеческие, что в разуме субъект и объект слиты, что разум познающий тождествен с познаваемым разумом мира, что Логос разбивает. ограниченность человеческой логики. Считают победоносным, тот аргумент позитивизма и критицизма, что человеку, как существу относительному, не дано познать абсолютное, но разум познает абсолютное, потому что сам абсолютен. Раскрывающийся в человеке разум не применяется к абсолютному бытию рациональных категорий и верных лишь для относительного бытия логических законов торжества, противоречия и др., так как интимно связан с Разумом, раскрывающимся в мире. Быть может логические законы, которые держат нас в тисках — это лишь болезнь бытия, дефект самого бытия, как бы результат грехопадения. Недоразумение эмпирического мира есть заболевание бытия и эту коросту, покрывшую лицо мира, наука вполне реально познает. Но не в болезни (явление материи) сущность лица и кроме патологии (науки) есть еще физиология (метафизика и религия), которая познает здоровое тело мира. Рассудку мы противопоставляем разум, эмпирике — опыт в его мистической полноте.
Религия для нас не на внешнем авторитете покоится, не на насильственной фактической действительности. Религия — свободное откровение разума во мне. Сверхрациональные истины религии это истины разума, которые могут быть философски обосновываемы и защищаемы {Таков был взгляд Иоанна Скота Эригены, очень смелый для IX века, ослепленного авторитетом. Мне бесконечно близок гнозис Оригена, мне кажутся родными такие восточные богословы-философы как св. Дионисий Ареопаг или св. Максим Исповедник.}. Религия — продукт мистического опыта, осмысленного разумом, это мистика, в которой засветился Логос. Говорят: Евангелие — историческая книга, Христос — исторический факт. Я никогда мистически не почувствую и разумно не осмыслю, кто был Христос и что Он для меня, если внутренно, в разуме не открылась для меня истина о богосыновстве, о Троичности Божества, об Искуплении, если эти истины разума не соединились с моими мистическими переживаниями. Я никогда не мог понять слепого подчинения авторитету писания или предания, авторитету внешней, навязанной фактичности. Я могу расшифровать слова Христа и преклониться перед ними, когда разум раскроет смысл их и мой свободный мистический опыт заставит почувствовать всю глубину их. Иначе и Христос и Евангелие останутся для меня историческим фактом, подобным всякому другому. Поклонение внешнему авторитету какой бы то ни было исторической церкви {Само поклонение авторитету церкви внутренно противоречиво, так как сущность церкви в мистическом присутствии св. Духа в человечестве, в свободных дарах Его, с помощью которых свободно идет человечество к верховной цели. Свое понимание церкви я бы лучше всего характеризовал словами: мистический протестантизм.}, традиционный догматизм, отрицающий свободное движение и новые пророчества есть измена верховному достоинству Вечного Разума. Нет и быть не может другого авторитета в мире, кроме авторитета свободного Разума во мне. Но истины разума будут отвлеченными и мертвыми, если не соединятся с живым конкретным воплощением мирового смысла в истории.
Поклонение же здравому смыслу как внешней, навязанной фактичности есть рабство и идолопоклонство.
Философское обоснование и защита религии и мистики — важная задача нашей эпохи, и в защите этой мы должны быть не апологетами, а свободными исследователями и искателями. Мои опыты философской публицистики, попытки рассмотреть временное sub specie aeternitatis — посильный вклад в философскую защиту религиозно-культурных и религиозно-общественных идей. Нас винят, что в такое горячее и трудное время мы заняты вечностью, интересуемся Богом, но это самое странное и недопустимое из всех возражений. Говорите, что вечности нет и Бога нет, это понятно и это будет возражение по существу. Но допустите на одну секунду реальность Бога — и вы обязаны будете признать, что во все времена о Нем должно думать и искать путей соединения с Ним, а особенно в момент бури, землетрясения и пожара. Да здравствует Разум и да скроется здравый смысл, царство тьмы, царство трезвого, рассудочного безумия!
Бобаки, Харьков, губер.
5 июня 1906 г.