В. Я. Брюсов
В. Я. Брюсов
Разносторонность Пушкина
Разносторонность Пушкина
———————————————————————————
Разносторонность Пушкина, Брюсов Валерий Яковлевич, Год: 1922
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Что поражает в Пушкине и на что, кажется, все еще недостаточно обращали внимание, это — изумительная разносторонность его интересов, энциклопедичность тех вопросов, которые занимали его.
Достаточна бегло пересмотреть сочинения Пушкина, чтобы отметить, что в его стихах, повестях, драмах отразились едва ли не все страны и эпохи, по крайней мере, связанные с современной культурой.
Античный мир восстает в переводах из поэтов древнегреческих (Сафо, Анакреонт, Ион, Афеней, Ксенофан) и римских (Катулл, Гораций), в подражании Ювеналу ‘К Лициниго’, в образе Овидия из ‘Цыган’, в таком замысле, как ‘Египетские ночи’. Древний Восток звучит в подражаниях ‘Песни песней’, в отрывке ‘Юдифь’, в ‘Гаврилиаде’. Мир ислама жив в ‘Подражаниях Корану’, в подражаниях арабскому, Гафизу, турецкому, мусульманский Крым, мусульманский Кавказ — в поэмах, посвященных им (‘Бахчисарайский фонтан’, ‘Кавказский пленник’, ‘Галуб’), во многих лирических стихотворениях. Европейское средневековье ярко изображено в ‘Скупом рыцаре’, в ‘Сценах из рыцарских времен’, намечено в программах неоконченных произведений.
Почти все страны и народы новой Европы представлены в образах их поэзии или в самостоятельных созданиях: Испания — в трех испанских ‘романсах’, в ‘Каменном тосте’, в отрывках ‘Родриг’, ‘Альфонс’, Италия — в переводах из Ариосто, Пиндемонте, Альфиери и др., в ‘Подражаниях Данту’, в ‘Анджело’, в стихах о Венеции и др., Франция — в стихах ряда ее поэтов, Кл. Маро, Вольтера, Парни, А. Шенье и др., в 1-й главе ‘Арапа Петра Великого’, Англия, не говоря уже о ‘байронизме’ и ‘шекспиризме’ у Пушкина, — в подражаниях Барри Корнуэлю, Т. Муру, Вордсворту, Соути, в ‘Пире во время чумы’, Германия, казалось бы, чуждая Пушкину, — в ‘Сцене из Фауста’, в ‘Моцарте и Сальери’, в набросках ‘Мария Шонинг’, Шотландия — в ‘Шотландской песне’, Португалия — в песне Гонзаго, Литва и Польша — в переводах из Мицкевича, западное славянство — в его ‘Песнях’, и т.д. Вникая подробнее, можно было бы присоединить к перечню и Финляндию (‘Вадим’), и Американские Соединенные Штаты (‘Дж. Теннер’), и дикие страны (‘Анчар’), и многие другие.
Естественно, что с еще большей полнотой захвачена в творчестве Пушкина его родина. В поэзии Пушкина проходят картины всех областей России, не только ее центральной части, которую он особенно хорошо знал (длинный ряд лирических стихотворений, ‘Евгений Онегин’, ‘Граф Нулин’, повести и пр., и пр.), но и всех ее окраин, от берегов Финского залива (‘Медный Всадник’) и от Немана (из Мицкевича) до Черного моря, Крыма, Кавказа и Закавказья (Грузия, Арзрум), через Малороссию (‘Полтава’), через Бессарабию (‘Цыгане’), по Дону, по Уралу, по Волге, сливаясь иногда в одной роскошной панораме (‘Путешествие Онегина’).
Так же полно представлена вся русская история. Мы видим древнейшую, былинную Русь — в ‘Песне о вещем Олеге’, в сказках, отчасти в ‘Вадиме’ (Новгород), Русь московскую — в ‘Русалке’, в ‘Борисе Годунове’, восстание Разина — в песнях о нем, революцию Петра — в ‘Медном Всаднике’, в ‘Полтаве’, в ‘Арапе’ и др., пугачевщину — в ‘Истории Пугачева’, в ‘Капитанской дочке’, 1812 год к затем годы Александра I и Аракчеева — в ряде стихотворений и эпиграмм, в наброске ‘Рославлев’, в том же ‘Всаднике’, общий обзор русской истории — в ‘Родословной моего героя’, наконец — Россию современную Пушкину.
Эту Россию 20-х и 30-х годов Пушкин сумел изобразить, за краткое, в сущности, время своего творчества (20 лет), со всех сторон. Один ‘Евгений Онегин’ может служить энциклопедией всей русской жизни 1817 — 1825 годов. Быт дворовых и крестьян (образ няни Татьяны, ‘песня девушек’ с объяснением к ней, попытка Онегина облегчить барщину и многое другое), помещичья жизнь, старая ‘грибоедовская’ Москва (гл.VII), купечество (‘Путешествие’), придворный круг (гл. VIII — IX), освободительное движение, приведшее к 14 декабря (сожженная X гл.), и еще многое иное вместилось в рамки ‘свободного романа’. Рядом мы находим мелкое чиновничество в ‘Медном Всаднике’ и в ‘Домике в Коломне’, находим нравы военного класса в ‘Выстреле’, в ‘Пиковой даме’, — новую вольницу в ‘Дубровском’, типы духовных, актеров, литераторов, разных ‘простолюдинов’ и др., рассеянные там и здесь, — замысел изобразить все вообще классы общества, сверху донизу (‘Русский Пелам’), наконец, несчетное число черт для характеристики русской жизни, — в балладах и лирических стихотворениях (например, ‘Утопленник’, ‘Гусар’, ‘Осень’, ‘Каприз’ и т.д.).
При этом Пушкин-художник как бы намеренно спешит испробовать на русском языке все формы, все виды поэтического творчества. Не только он пишет и чисто лирические стихотворения, и поэмы, и эпиграммы, и сатиры, и повести, и романы, и трагедии, и драмы, и комедии, и т.д., но он как бы ревниво хочет усвоить себе все встречаемые им образцы. То он подражает арабской песне, то испанскому романсу, воспроизводит то терцины Данте, то октавы Байрона, то сонеты Вордсворта, рядом со складом народных русских и сербских стихов пробует сложные строфы Б. Корнуэля, подражает речи раешника (‘Сказка о Балде’), перенимает манеру португальской частушки (‘Из Гонзаго’), пробует писать комедию стихом лжеклассиков (‘Отрывки из комедии’), начинает переводить то ‘Девственницу’ Вольтера, то монолог из трагедии Альфиери, сам, наряду со стихами, мастерство которых в безыскусственности (‘Птичка Божия’, ‘Кто при звездах’), строит изысканнейшие строфы, где, например, рифмы чередуются через две (‘Не розу пафосскую’), и т.д.
Все это — в пределах художественного творчества Пушкина. Но почти половина (по объему) всего написанного Пушкиным принадлежит его ‘прозе’, работам историческим, критике, журнальным статьям, заметкам, письмам. Если обратиться к этому материалу, мы найдем все ту же ‘всеобъемлемость’ пушкинского гения.
Можно утверждать, что по заметкам и письмам Пушкина, по суждениям, оброненным им в стихах и в прозе, легко восстановить всю историю литературы от ее истоков до начала XIX века, от Гомера до В. Гюго и А. де-Мюссе. Мало найдется значительных писателей, о которых Пушкин, там и здесь, не высказал своего мнения. Тем более это верно для русской литературы, современной Пушкину: над всеми писателями своих дней, так или иначе, он произнес свой суд, строгий, но оправданный историей. Вспомним, что Пушкин перед всеми отстаивал поэзию Боратынского, открыл Тютчеву свой ‘Современник’, приглашал в него Белинского, приветствовал дарование Гоголя, всячески старался напомнить русскому обществу о Радищеве, напротив, не захотел обратить внимания на Бенедиктова, и т.п.
Но Пушкина привлекала не только история литературы (напомним его исследования о ‘Слове о полку Игореве’) и критика, в равной мере он интересовался вопросами языка и грамматики (ряд заметок) и вопросами поэтики (например, его глубокие замечания о драме). В то же время Пушкина вообще увлекала журнальная деятельность: работая в ‘Литературной газете’, составляя план ‘Вестника’ (предполагавшейся им политической газеты), создавая ‘Современник’, он показал, как понимал значение прессы и как надеялся через нее поднять культурный уровень русского общества.
Всего этого мало: не забудем, что Пушкин был также историк, состав его библиотеки доказывает, как широко и как внимательно он ее изучал. Многие месяцы, вернее годы, своей краткой жизни отдал Пушкин работе в архивах и иным историческим изысканиям. Нетрудно критиковать ‘Историю Пугачева’, но должно помнить, что перед автором стоял призрак цензора — Николая I (запретившего, например, пушкинское заглавие). Во всяком случае, в своем труде Пушкин собрал материал огромный, так же, как позднее для первых глав ‘Истории Петра’. В то же время он мечтал писать историю Малороссии, историю Камчатки, усердно собирал черты из быта нашего прошлого (‘Анекдоты’, ‘Table Talk’), набрасывал очерк западного феодализма, записывал сведения о ходе греческого восстания, и т.д.
Пришлось бы говорить слишком долго, если бы захотеть перечислить все вопросы, которых касался Пушкин в своих трудах, заметках, письмах. Много места отведено в них политике. Революционер в своей юности, не отказавшийся до конца жизни от ‘вольнолюбивых’ идей, как то показывают и новейшие исследования (X глава ‘Евгения Онегина’ и др.), Пушкин живо и метко судил, — поскольку то было возможно в пределах цензуры и перлюстрации писем, — о всех политических событиях своего времени. Но рядом мы встречаем заметки полугеографические и полуэтнографические (‘Путешествие в Арзрум’, ‘Джон Теннер’), по вопросам изобразительных искусств, по психологии, даже по медицине (о холере), по математике (форма цифр) и т.д.
В этом беглом обзоре мы рассматривали сочинения Пушкина только с их внешней стороны. Но не меньшее, вернее — большее, богатство представилось бы нам, если бы мы попытались вскрыть их идейное содержание. Пушкин за свою жизнь пережил как бы три литературных школы: в юности еще платил дань лжеклассицизму, в 20-х годах был борцом за романтизм, во вторую половину деятельности положил начало русскому реализму. Но Пушкин как бы предугадывал дальнейшее развитие литературы, у него уже есть создания, по духу, по настроениям близкие к поэзии символистов конца XIX века (‘В начале жизни’, ‘Гимн чуме’, ‘Не дай мне Бог’ и др.), более того — в одной заметке он как бы предупреждает доводы современнейших ‘левых’ течений (‘Есть два рода бессмыслицы…’ и т.д.).
Очень многие, замечательнейшие создания позднейшей русской литературы — лишь развитие идей Пушкина. Сами того не подозревая, литературные борцы за эмансипацию женщины 60-х годов — подхватывали призыв Пушкина: он наметил эту тему в ‘Рославлеве’, в отрывке ‘Гости съезжались’, в ‘Египетских ночах’, особенно в программе драмы ‘Папесса Иоанна’. Зависимость от Пушкина Гоголя — очевидна (‘Ревизор’, петербургские повести). Основная идея ‘Преступления и наказания’ и ‘Братьев Карамазовых’ Достоевского — та же, что ‘Медного Всадника’, основная идея ‘Анны Карениной’ Толстого — та же, что ‘Цыган’, так называемые ‘богоборцы’ начала XX века — сами признавали свое родство с Пушкиным, и т.п. Пушкин словно сознавал, что ему суждена жизнь недолгая, словно торопился исследовать все пути, по которым могла пойти литература после него. У него не было времени пройти эти пути до конца, он оставлял наброски, заметки, краткие указания, он включал сложнейшие вопросы, для разработки которых потом требовались многотомные романы, в рамку краткой поэмы или даже — в сухой план произведения, написать которое не имел досуга. И до сих нор наша литература еще не изжила Пушкина, до сих пор по всем направлениям, куда она порывается, встречаются вехи, поставленные Пушкиным, в знак того, что он знал и видел эту тропу.
1922
Впервые опубликовано: ‘Известия ВЦИК’, 1922, No 34, 12 февраля.
Оригинал здесь: http://dugward.ru/library/brusov/brusov_raznostoronnost_pushkina.html