Размышления по поводу некоторых явлений в иностранной журналистике, Белинский Виссарион Григорьевич, Год: 1845

Время на прочтение: 5 минут(ы)

В. Г. Белинский

Размышления по поводу некоторых явлений в иностранной журналистике

Белинский В. Г. Собрание сочинений. В 9-ти томах.
Т. 7. Статьи, рецензии и заметки, декабрь 1843 — август 1845.
Редактор тома Г. А. Соловьев. Подготовка текста В. Э. Бограда. Статья и примечания Ю. С. Сорокина.
М., ‘Художественная литература’, 1981.
В литературном, или, лучше сказать, журнальном, мире Западной Европы часто случаются презабавные истории. Как известно, там журнал может существовать и держаться только мнением, и потому там стараются иметь литературное или политическое мнение даже такие люди, которые способны иметь только кухонное или туалетное мнение. Многие с умыслом хватаются за какую-нибудь явную нелепость и всеми силами поддерживают ее, вопреки приличию, нравственности и здравому смыслу, чтоб только казаться людьми с мнением. О таких людях нечего и говорить: ясно, что это бессовестные промышленники. Но между ними есть и невинные люди, которые по внешности легко могут быть смешаны с торгашами мнения, но которых, ради истины и справедливости, должно отличать от продавцов лжи. Это люди очень неглупые, иногда даже умные, с познаниями и не без дарований, но которые, при большом честолюбии, не имеют довольно силы, чтоб вырваться из-под уровня посредственности. Если б их самолюбие не превосходило их интеллектуальных средств, они ограничились бы второстепенною ролью — развивать мнение, основанное человеком выше их, и эту роль они выполнили бы прекрасно и отличились бы в ней от толпы, как люди с умом и талантом,— потому что на свете гораздо больше генералов, которые весьма способны помочь полководцу одержать блистательную победу, а сами могут одержать верх разве только в стычке, где нужна личная храбрость, а не искусство стратига. И благо им, если они, не претендуя на предводительство армиями, скромно остаются не предводителями, а участниками битвы! Но жизнь — комедия, люди — актеры1, и редкие из них так благоразумны, что честь — с умом и талантом выполнить маленькую или незначительную роль в пьесе предпочитают бесчестию — нелепо и бездарно выполнить в ней первую роль… Обратимся к литературным актерам, о которых заговорили. Им хочется во что бы ни стало быть основателями доктрины, но она не рождается свободно из их головы, подобно Палладе, вышедшей во всеоружии из головы Зевса, хотя голова у них болит не меньше Зевсовой, и они стучат по ней не легче Гефестова молота2. Тогда они хватаются за первую нелепость, которая может иметь вид или призрак истины. Если они не в состоянии изобрести новой нелепости, то дают особенный оттенок чужой и силятся основать особую, отдельную секту в сфере этой нелепости. Разумеется, все это происходит в пределах приятельского кружка, и за эту роль берется главное лицо в кружке, первенствующее в нем своим нравственным или умственным превосходством или характером. Кружок рад, что у него есть свой гений, который должен прославить его в веках и преобразовать современную действительность. Надо издавать журнал, без которого пропаганда невозможна. Для журнала нужны деньги. Такие истории случаются только в Германии, где денег, как известно, не только куры не клюют, но и люди мало видят. Во Франции и Англии журналы издаются на акциях, капиталистами, и характер журналов — по большей части политический. В Германии для торговли капиталы бывают, но на журналы, которые, особенно теперь, имеют характер теологический, капиталов там не тратят. И потому гению-реформатору обещают денежное содействие два или три члена кружка, если в него замешаются и богатые люди. Гений принимается за дело, вся работа взваливается на него, особенно черновая, приятели его пишут. больше стишки (в Германии до сих пор свирепствует ярость виршеплетства) и только изредка разражаются тощими статейками в прозе. Выходит книжка, две, три, иногда и больше, журнал отличается ультрасвирепостью: все разделяющие его мнение — гении, всякое дрянное стихотворение, перелагающее это мнение на вирши, есть гениальное произведение, зато противников этого мнения журнал объявляет людьми бездарными, глупыми, низкими, спекулянтами, торгашами, всякое произведение, как бы ни было прекрасно и чуждо всякой котерии, беспощадно разругивается уже не за то, что оно противного мнения, а за то только, что оно держится не его (журнала) мнения. А мнение? A force de forger {С помощью воображения (фр.). Ред.} гений-реформатор больше и больше в нем убеждается, потому что в нем действительно есть жажда убеждения и способность к нему,— словом, есть душа, есть сердце, и со дня на день он приходит в большее и большее свирепство, глубже и глубже впадая в нелепость, которую выдает за мнение, наконец, это мнение делается его idee fixe {навязчивой мыслью (фр.). — Ред.}, и сам он становится решительным мономаном. Искренно, добросовестно, бескорыстно, чисто, свято убежден он, что спасение мира только в его мысли и что все, кто не разделяет его доктрины,— погибшие люди, а все, кто отвергает, оспаривает ее или смеется над нею,— враги общественного спокойствия, враги человеческого рода, изверги и злодеи… И bonhomme {добряк (фр.).- Ред.} не замечает, что основа его верования, столь искреннего, столь бескорыстного, заключается в его самолюбии, а не в любви к истине, и что сила и энергия его убеждения выходят из болезненно-страстного желания прославиться реформатором… Человек добрый и любящий по натуре, он делается теперь, по своим чувствам, настоящим инквизитором и готов бы был доносить на своих противников, жечь их на кострах… да, к счастию, век инквизиций прошел, да и бодливой корове бог рог не дает… Но публика остается равнодушною к ‘мнению’, пожимает плечами и посмеивается над гением-реформатором, подписчиков так мало, что третьей книжки журнала не на что выкупить из типографии… Гений-реформатор обращается к богатым друзьям, которые, если верить их стишкам и статейкам, готовы за ‘мнение’ пожертвовать женою и детьми, жизнию и честью, не только всем своим имением. Но, увы! какое разочарование! Вместо денег ему дают — стихи! Мало этого: на него сыплются упреки, что он дурно повел дело, ошибся там, не то сказал здесь и т. д. Бедняку остается с горя и отчаяния или удавиться, или — что еще хуже — начать писать стихи… Журнал падает, переходит в другие руки и с четвертой книжки начинает толковать уже совсем о другом мнении, а иногда и умирает медленною смертию просто без всякого ‘мнения’. Публика смеется, а враги ‘мнения’ лукаво повторяют:
Наделала синица славы,
А моря не зажгла!3
Вот какие забавные истории случаются в иностранных литературах. Как счастливы мы, что наша литература совершенно чужда таких уродливых явлений!

Примечания

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ

В тексте примечаний приняты следующие сокращения:
Анненков — П. В. Анненков. Литературные воспоминания. Гослитиздат, 1960.
БАН — Библиотека Академии наук СССР в Ленинграде.
Белинский, АН СССР — В. Г. Белинский. Полн. собр. соч., т. I—XIII. М., Изд-во АН СССР, 1953—1959.
Герцен — А. И. Герцен. Собр. соч. в 30-ти томах. М., Изд-во АН СССР, 1954—1966.
ГПБ — Государственная публичная библиотека имени М. Е. Салтыкова-Щедрина.
Добролюбов — Н. А. Добролюбов. Собр. соч., т. 1—9. М.—Л., 1961—1964.
Киреевский — Полн. собр. соч. И. В. Киреевского в двух томах под редакцией М. Гершензона. М., 1911.
КСсБ — В. Г. Белинский. Соч., ч. I—XII. М., Изд-во К. Солдатенкова и Н. Щепкина, 1859—1862 (составление и редактирование издания осуществлено Н. X. Кетчером).
КСсБ, Список I, II… — Приложенный к каждой из первых десяти частей список рецензий Белинского, не вошедших в данное издание ‘по незначительности своей’.
ЛН — ‘Литературное наследство’. М., Изд-во АН СССР.
Ломоносов — М. В. Ломоносов. Полн. собр. соч., т. 1—10. М.—Л., Изд-во АН СССР, 1950—1959.
Панаев — И. И. Панаев. Литературные воспоминания. М., Гослитиздат, 1950.
ПссБ — Полн. собр. соч. В. Г. Белинского под редакцией С. А. Венгерова (т. I—XI) и В. С. Спиридонова (т. XII—XIII), 1900—1948.
Пушкин — Пушкин. Полн. собр. соч., т. I—XVI. М., Изд-во АН СССР, 1937-1949.
Чернышевский — Н. Г. Чернышевский. Полн. собр. соч. в 15-ти томах. М., Гослитиздат, 1939—1953.
Размышления по поводу некоторых явлений в иностранной журналистике (с. 583—585). Впервые — ‘Отечественные записки’ 1845, т. XL, No 6, отд. VIII ‘Смесь’, с. 113—114 (ц. р. 31 мая, вып. в свет 1 июня). Без подписи. Вошло в КСсБ, ч. X, с. 225-228.
Эта и следующая статьи входят в состав ‘Литературных и журнальных заметок’ данного номера журнала как разделы III и IV.
Под видом иностранного журналиста выведен Н. В. Кукольник. Приятельские кружки выдавали его за гения. Во второй половине 1830—1840-х гг. он предпринимал ряд изданий, не имевших большого успеха (‘Художественная газета’ (1836—1841), ‘Дагерротип’ (1842), сборники ‘Сказка за сказкой’ (1841—1844) и др.). Одним из таких изданий был и журнал ‘Иллюстрация. Еженедельное издание всего полезного и изящного’, начатое в 1845 г. Позднее, в статье ‘Русская литература в 1845 году’ (см. наст. изд., т. 8), Белинский дал в целом отрицательный отзыв как о художественной, так и о литературной стороне издания. О полемике ‘Иллюстрации’ с ‘Северной пчелой’ там говорилось: ‘Даже ссоры ‘Иллюстрации’ с одною газеткою были так неловки и тяжелы, что не стоило труда и начинать их’.
1 Ср. латинскую надпись на фронтоне театра, в котором играл Шекспир: ‘Totus mundus agit histrionem’ (‘Весь мир актерствует’).
2 По одному из древнегреческих мифов, Афина Паллада вышла в полном вооружении из головы Зевса, которую расколол Гефест ударом молота.
3 Из басни Крылова ‘Синица’.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека