Размышленія объ Од
Размышленія объ Од
——
‘Встникъ Европы’. Часть LXI, No 2, 1812
Размышления об Оде, Лебрен Понс Дени Экошар, Год: 1811
Время на прочтение: 15 минут(ы)
Сіи Лебрюновы размышленія въ вид письма явились въ первой разъ во Франціи вмст съ извстною его Одою на разрушеніе Лиссабона, и хотя для того чтобъ пользоваться ими надлежало бы чувствовать красоты Греческаго, Латинскаго и Французскаго языковъ, однакожъ и для тхъ, кои не знаютъ ни одного изъ нихъ, размышленія сіи {По сей-то причинъ и здсь приведенные на сихъ трехъ языкахъ примры оставлены безъ перевода, ибо надлежало бы въ ономъ удержать вс красоты подлинника, ето почти невозможно: а въ такомъ случа на что и переводить? Перевод.} могутъ быть весьма полезны. Кром приятности слога: въ нихъ есть довольно общихъ, очень важныхъ и любопытныхъ правилъ Лирической Поезіи, которыми всякому молодому стихотворцу нужно руководствоваться, и которымъ еще боле придаетъ цны то, что сочинитель ихъ былъ самъ лирическій пснопвецъ. (Прим. переводчика)
И такъ вы, въ самомъ дл, требуете отъ меня нкоторыхъ размышленій объ Од, даже хотите, чтобъ они служили отвтомъ на т похвалы, которыми дружество ваше меня осыпаетъ. Но что мн сказать вамъ о сочиненіи, котораго творцемъ должно быть одно дарованіе, а судіею вкусъ, и для опредленія котораго самой острой умъ часто ищетъ словъ, и не находитъ.
Наши оракулы, а мои образцы, Пиндаръ, Горацій и Руссо были бы приведены въ немалое затрудненіе, еслибъ вздумали написать правила для собственныхъ своихъ лучшихъ произведеній. И потому мы видимъ, что сіи великіе люди погребли съ собою тайну своего искусства, будучи уврены, что простолюдины, между которыми есть однакожъ много людей умныхъ, не поймутъ ихъ.
Какъ же можно, чтобъ послдній ихъ ученикъ, котораго все достоинство состоитъ въ томъ, что онъ непритворно восхищается ими, вздумалъ быть умне великихъ своихъ учителей, открылъ бы намъ пружины ихъ дарованія, и, такъ сказать, показалъ бы механизмъ ихъ славы?
И такъ не думайте, чтобъ во мн была безразсудная страсть опредлять то, что можно только чувствовать. Сіе особливo касается до Оды. Ни одинъ родъ поезіи не подходитъ мене подъ правила, ни одинъ необязанъ боле угождать симъ счастливымъ прихотямъ дарованія, которыхъ искусство не въ силахъ предвидть, сему неукротимому стремленію, приводящему вдругъ дарованіе къ его цли, такъ что оно само не знаетъ своего пути.
Смшно видть Ламота (сего великаго мужа опредленій), какъ онъ съ своею коротенькою линеечкою и съ маленькимъ съ своимъ циркулемъ хочетъ вымрять смлые шаги нашихъ лирическихъ исполиновъ, которые распростерши вдругъ крылья своего воображенія, скрываются отъ взоровъ наблюдателя-остроумца, мечтавшаго не выпускать ихъ изъ глазъ, и оставляютъ далеко позади себя хладнокровнаго геометра, измрявшаго ихъ теченіе. Тогда-то они стремятся
Loin des borries de l’art, faisir ces heureuse traits,
Que de vulgaires veux n’apperurent jamais.
Ламоттъ, которой ихъ уже не видитъ, думаетъ, что они заблудились, и даже слабость своего зрнія вмняетъ имъ въ порокъ. Прочтите правила, которыя онъ предписываетъ, чтобъ не впасть въ сію мнимую крайность. Онъ скажетъ вамъ:
Pourquoi, du hardi Pindare,
S’exposer l’exemple bizarre
Sans la mme ncessite,
Et fe faire dans l’abondance
Une regle de la licence
Permite а la strilit?
Choisissez des matiè,res neuves… etc.
Смотрите, съ какою точностію снимаетъ онъ свой геометрической планъ Парнасса. Онъ говоритъ самъ себ:
Je sais tous les chemins par o je dois passer.
Но не обольщайте себя пустою надеждою. Измряемые имъ пути не суть т по которымъ великіе люди шествуютъ къ слав, они протекаютъ ихъ, а никогда измряютъ.
Отъ чего сіи писатели, которые мене всхъ успли въ своемъ искусств, спорятъ объ немъ всхъ боле? Предисловія ихъ кажутся мн великолпными входами, ведущими къ развалившимся хижинамъ.
Такъ, одни истинные оракулы поезіи почти ничего не говорятъ объ Од, или позволяютъ себ сказать только нсколько словъ, но иногда языкъ ихъ для многихъ людей бываетъ теменъ, или совсмъ непонятенъ.
Спросите Боало, у котораго изъ всхъ нашихъ писателей взоръ дальновидне и проницательне, которой разбираетъ и объясняетъ все, что ни есть темнаго и неопредленнаго въ искусствахъ, что говоритъ онъ объ Од? Какъ нарочно употребляетъ онъ выраженія двусмысленныя, и для большей части читателей непонятныя. На примръ: онъ скажетъ вамъ, что стихотворецъ, когда бываетъ вн себя отъ вдохновенія, прерываетъ нить мыслей своихъ, и чтобъ удобне войти въ предлы разсудка, выходитъ, такъ сказать изъ оныхъ, тщательно избгая сего правильнаго порядка и сей тсной связи въ мысляхъ, отъ которой потухъ бы жаръ Лирической Поезіи. Вотъ что дарованіе внушило Боало, и что нашелъ темнымъ неискусной его толкователь.
Славная Руссова Ода къ Графу Дю-Люку, не естьли самое лучшее опредленіе, какое только можно сдлать вообще Од?
Не въ томъ дло, чтобъ не льзя было разобрать механизмъ Оды, но какая польза въ этомъ безплодномъ ученіи?..
Слдуя маловажнымъ правиламъ искусства безъ сомннія можно на самое короткое время подражать поступи и замашкамъ дарованія, можно прокаркать лирически нсколько стиховъ, съ помощію нкоторыхъ фигуръ можно блеснуть на одну минуту, но свтомъ ложнымъ и мгновенно исчезающимъ отъ истиннаго сіянія.
Такимъ образомъ въ школахъ учатъ по правиламъ Риторики сочинять прекрасныя рчи, но изъ всей этой кучи фигуръ и троповъ, безъ всякаго выбора и вкуса затасканой семинарскимъ риторомъ, выйдетъ ли какая нибудь рчь Боссюетова? Скоре поврю я, что буквы, которыми печатаютъ, будучи брошены на удачу, составили Аталію или Генріаду.
Savoir la marche est chose trè,s-unie,
Jouer le jeu, c’est le fruit du gnie. R.
Чтожъ слдуетъ изъ сихъ размышленій? То, что гораздо легче опредлить что не есть Ода, нежели утвердительно сказать, что такое она есть.
И такъ я готовъ сказать молодому человку, которой сталъ бы со мною совтоваться: если вы не чувствуете въ себ сего огня, сего стихотворнаго жара, сихъ электрическихъ потрясеній въ душ вашей, быстро переходящихъ въ другую, если вы не осмлитесь сказать:
Est Deus in nobis, agitante calescimus il’o,
если безъ восхищенія читаете Qualem ministrum, или Оду къ Герцогу Бретанскому, то не пишите одъ.
Если можете безъ скуки читать оды Ламотта, если есть надежда, что Бавій вамъ понравится, или что вы останетесь довольны Мевіемъ, то не пишите одъ.
Если вашъ робкой и нершительной умъ съ трепетомъ придерживается великихъ образцовъ, если однимъ безошибочнымъ взглядомъ не обнимаете вы предловъ искусства, которые невжество, мода и своенравіе безпрестанно переносятъ съ мста на мсто, если плняетесь симъ пустымъ наборомъ словъ, въ которомъ едва есть здравой смыслъ, сими бездлками, непереживающими дня, если стараетесь угождать вкусу тхъ изъ вашихъ читателей, которые всякое сочиненіе, написанное вчера, безъ милости осуждаютъ на вчное забвеніе, какъ давно состарившееся, если подозрваете, что Муза ваша любитъ млочныя украшенія, что она подобна тмъ продажнымъ прелестницамъ, которыя не жалютъ румяны если она не иметъ духа въ тихой бесд съ учеными мужами древности приобрсти сію твердость, которой не ослабили бы въ ней ни хорошій тонъ, ни хорошее общество: если вы ищете Лонгиновъ и Аристарховъ посреди сихъ распудренныхъ головъ, напрысканныхъ духами и набитыхъ аріями: то сочиняйт романы, даже кропайте оперы или драмы, и не пишите Одъ, повторяю вамъ — он не будутъ дщери дарованія, не будутъ усыновлены вкусомъ.
Никогда въ Од не должно блистать игрою словъ, остроуміемъ, загадками, мишурою, искусственнымъ или принужденнымъ слогомъ, и всмъ этимъ чопорнымъ нарядомъ моднаго краснорчія. Къ Од непристали.
L’aeadmique enluminure,
Et le vernis des nouveaux tours.
Поврите ли вы, что у насъ есть два прозаика съ истиннымъ лирическимъ дарованіемъ? Боссюетъ могъ быть Пиндаромъ, онъ исполненъ духомъ его. Сколько превосходныхъ мстъ въ Похвальныхъ его словахъ! Стоитъ только переложить ихъ въ стихи, и он будутъ прекраснйшими одами.
Монтескье (такъ назовемъ его потомство, ибо пустыя титла выдуманы только для тхъ, которыхъ имена поглотитъ забвеніе), Монтескье превзошелъ и его въ семъ род. Какое глубокомысліе и пареніе! На каждой строн примтно дарованіе, не терпящее ига. Онъ сбрасываетъ съ себя оковы правилъ, прерываетъ смыслъ, перескакиваетъ разстояніе мыслей, стремится въ толпу оныхъ, но въ самомъ его безпорядк видно истинное вдохновеніе. И что всего удивительне: будучи посредственной охотникъ до одъ, онъ писалъ прозу свою Слогомъ, приличнымъ одному диирамбу.
Но ни краснорчивый Флешье, ни чувствительный и нжный Фенелонъ не успли въ семъ родъ. Какъ далеко были они отъ сей силы и возвышенности, которыхъ онъ требуетъ! Нсколько стиховъ, написанныхъ тмъ и другимъ, служатъ яснымъ тому доказательствомъ.
Источникъ необозримый, потокъ, съ крутизны поръ свергающій ярыя свои воды, рка, наводненная проливнымъ дождемъ и въ стремительномъ теченіи своемъ потопляющая и увлекающая каменистые берега, и наконецъ по обширнымъ лугамъ катящая величественныя и быстрыя волны — вотъ Пиндаръ!
Никто лучше его не постигъ свойства Оды, никто не оставилъ лучшихъ образцовъ вдохновенія, въ этомъ можно поврить Горацію, у котораго я заимствовалъ эти картины. Говоря его же словами: ето есть лебедь, котораго быстрый полетъ и бурные втры возносятъ до облаковъ. Стоитъ развернутъ его, чтобъ увриться въ томъ) что похвалы сіи нимало не увеличены: высокость мыслей, живость изображеній, смлость фигуръ, быстрота слога, благородство, новость, великолпіе, блескъ и жаръ выраженій — таковы суть отличительныя черты его поезіи. Вс сіи красоты толпяся въ смлыхъ его диирамбахъ, изъ устъ его течетъ глубокая рка сладкогласія, восторгъ есть его душа: и если правда, что поезія есть языкъ боговъ, то въ устахъ Пиндара вы знаете остроумныя шутки Анакреона, знаете, какими цвтами живое ето воображеніе разглаживало морщины угрюмой старости.
Nec, si quid olim lusit Аnacreon,
Delevit аetаs.
Какая свжесть красокъ! какая легкость кисти! Часто проводилъ онъ не больше одной черты, но ета черта есть картина, достопамятное изрченіе. Игры и пиры — вотъ его забота. Лира есть его забава, увеселеніе. Пусть другой прославляетъ героевъ, Анакреону ли пть ихъ? онъ любитъ, и лира его звенитъ одну любовь:
.
.
Сія легкость, сія простота, сія нжность въ выраженіяхъ, суть розы, свжестію и благоуханіемъ своимъ привлекавшія къ себ многихъ, чтобъ сорвать ихъ. Но что долженъ ты былъ почувствовать, богъ вкуса? какая разница! какая дерзская рука коснулась сихъ Едемскихъ цвтовъ!
C’est dployer sur la naissante Aurore
Du soir d’ un jour obscur les nuages epais,
C’est donner a la jeune
Flore Une couronne de cyprè,s,
Нжная недотрога медленне свертываетъ листочки свои подъ рукою, отъ прикосновенія которой она блекнетъ.
О imitatores, fervum pecus!
Froids traducteurs, imbecile’ troupeau!
Respectez ces roses legres,
Dvorez les in folio,
Et paissez sourdement leurs pavots somnisè,res.
Оставьте сіи злачные лута, представляющіе взорамъ вашимъ одн сухія пажити. Я даже думаю, что Анакреонъ, подобно Лафонтену, котораго достоинство состоитъ больше въ неподражаемой красот языка, нежели въ мысляхъ, никогда не будетъ удачно переведенъ.
Есть прекрасныя лица, которыхъ черты, будучи гораздо правильны и совершенны, могутъ быть весьма похоже списаны искусною кистію, но есть приятности такого рода, которыхъ никакое искусство не въ силахъ изобразить. Если кого-либо изъ стихотворцовъ можно съ успхомъ перевесть, то ето Боало.
Что мн еще сказать вамъ объ Анакреон? Горацій ему подражалъ, можетъ ли быть похвала лестне етой?
Горацій, сей просвщенный почитатель Пиндара, не столь великъ и высокъ, но столь же чистъ и плодовитъ какъ онъ, и притомъ гораздо разнообразне и плнительне. Онъ умлъ быть вмст веселымъ философомъ, учтивымъ царедворцемъ и первымъ стихотворцемъ въ своемъ народ.
Будучи врагъ сочиненіи длинныхъ, и не родясь, можетъ быть, для нихъ, а получивъ отъ природы дарованіе легкое и блестящее, все, до чего онъ касается, превращаетъ, въ чистое золото и схватываетъ одну поверхность. Пчела не столь легка, какъ Горацій, онъ летаетъ съ цвтка на цвтокъ, садится, останавливается по вол влекущаго его восторга. Отъ того большая часть его одъ суть не что иное какъ острыя и счастливыя черты ума, какимъ образомъ онъ самъ себя изображаетъ:
….Ego apis matinae
More modoque
Grata carpentпs thyma per laborem
Plurimum, circa nemus, uvidiqae
Tiburis ripas, operola paryus
Carmina fingo.
Какое множество превосходнйшихъ, произведеній написалъ онъ въ семъ родъ, легкомъ и приятномъ! Какая нжность дышетъ въ Intermissa Venus, въ Donec gratus eram, въ его O nata mecum, въ Nox erat, и проч.
То съ любимымъ лебедемъ Венеры и съ Играми летаетъ онъ вокругъ ея колесницы, то съ отважнымъ орломъ простираетъ онъ къ небесамъ гордый полетъ свой, носитъ Юпитеровы перуны, и взоры громовержца не устрашаютъ его. Влечетъ ли его нкій богъ на вершину горъ, или въ уединенные лса, чтобъ обдумать похвалы Августу, описываетъ ли онъ сраженія и героевъ, юнаго Друза, побдителя Альпъ и Юнону въ совт боговъ, изображаетъ ли онъ черныя брови Юпитера, блестящій егидъ Паллады, низверженныхъ Гигантовъ, возмущенныя въ теченіи своемъ рки Ереба, представляетъ ли онъ юнаго Линцея, укрытаго нжною супругою отъ убійственнаго меча Данаидъ, или непоколебимаго Регула, неустрашимо идущаго на смерть? и не внемлющаго воплямъ отчаяннаго семейства и цлаго Рима? или праведника, безъ трепета погибающаго подъ развалинами міра, противополагаетъ ли онъ порочную изнженность юныхъ Римлянъ суровымъ добродтелямъ ихъ предковъ, дарованіе одушевляетъ струны лиры его, Онъ подражатель и соперникъ Пиндара, онъ плняетъ и восхищаетъ васъ.
Говоритъ ли онъ самъ о себ, о любви о пирахъ, о своихъ любовницахъ, хочетъ ли преклонить на жалость суровую Гликерію, мирится ли съ непостоянною Хлоею, упрекаетъ ли Нееру за ея вроломныя клятвы, видятъ ли на устахъ Лидіи напечатлнный поцлуй счастливаго соперника, хвалитъ ли улыбку Лалаги, или поцлуи кокетки Лицимніи, шутитъ ли надъ новичкомъ въ любовныхъ длахъ, которой некстати краснетъ, или надъ ласками обветшалой Лицеи, описываетъ ли берега Тибура, сельскія удовольствія, наводимый шептаніемъ Зефира сонъ, прохлажденное студеными, водами Фалернское вино и переплетшіяся между собой втвями древеса, онъ везд живописецъ природы и удовольствій, сами Граціи подбираютъ ему краски.
Поврите ли вы, что Ронсаръ написалъ прекраснйшую оду, равняющуюся (не говоря, о слог) съ лучшими произведеніями сихъ двухъ великихъ стихотворцевъ, а именно къ Канцлеру Опиталю? Я не боюсь, что знатоки не согласятся со мною. Надобно, чтобъ Пассера имлъ объ ней высокое мнніе, когда предпочиталъ ее Миланскому Герцогству.
Нашъ Малербъ былъ увренне въ своихъ восторгахъ, можетъ быть онъ гораздо лучше постигъ свойство своего языка, нежели Оды. Онъ очистилъ его и предписалъ ему законы. Не столь богатый мыслями, сколько стихотворными выраженіями и оборотами, онъ написалъ много превосходнйшихъ стансовъ и мало одъ. Ежели искусство можетъ замнить дарованіе, то Малербъ былъ стихотворецъ. Бдностъ сего послдняго видна иногда сквозь счастливыя паденія и звучные обороты стиховъ. Наконецъ:
Malherbe dans ses furies
Marche a pas trop concerts,
Ода Лудовику XIII на осаду Рошели: есть, по мннію моему, одна, въ которой онъ чувствовалъ восторгъ непритворной, везд видно смлое пареніе дарованія, Ничего не можетъ быть прекрасне внезапнаго отступленія о Титанахъ, съ которыми онъ сравниваетъ мятежниковъ. Еслибъ такихъ одъ написалъ онъ побольше, то критика Боалова показалась бы несправедливою.
Вы, безъ сомннія, не почитаете въ числ нашихъ лириковъ Пиндара игръ, установленныхъ въ честь богини Флоры. Онъ хотлъ быть стихотворцемъ, и былъ онымъ. Чегожъ боле надобно, чтобъ исключить его изъ числа стихотворцевъ? Однакожъ Фонтенель думалъ чрезъ то похвалить своего друга, посл етого что оставалось говорить критику? Я право не знаю, да и что мн сказать вамъ о сихъ ученическихъ и растянутыхъ стихахъ, въ которыхъ нтъ ни чувства, ни жара.
De ces dixains rdigs en chapisres.
О сихъ мнимо лирическихъ письмахъ, которыя вс, какъ забавно сказалъ одинъ, великій человкъ, начинаются обыкновенно: милостивый государь, а оканчиваются почтительно: вашъ покорнйшій слуга. Что до меня, то оды сіи кажутся весьма полезны, до крайней мръ он служатъ доказательствомъ, что остроумецъ никогда не напишетъ путной оды, и это девизъ безсмертія {Девизъ Французской Академіи. Оды сіи, которыхъ больше не читаютъ, признаны были отъ разныхъ академій достойными награды. Кто бы поврилъ етому, что славная Руссова Ода на счастіе не удостоилась получить оную отъ Тулузской Академіи. Перев.} есть худая защита отъ забвенія.
Сколько неправды, сколько заблужденій въ системахъ Ламотта! Сей порицатель древнихъ, немогущій служить примромъ новйшимъ, куда не былъ увлеченъ страстію къ новостямъ, какихъ расколовъ не хотлось ему ввести въ поезію? Скажите, не безуміе ли утверждать, что и прозою можно писать оды? Какая нелпая мысль! и кто вселилъ ему оную? Безъ сомннія сіи самыя оды, которыя онъ вздумалъ перекладывать въ стихи? въ самомъ дл не служатъ ли доказательствомъ не того чтобъ оды, писанныя прозою, имли успхъ, а того что есть возможность писать оныя?
Древніе превзошли насъ въ семъ род, Руссо родится, восхищается ими, подражаетъ имъ, настигаетъ, иногда выпереживаетъ ихъ, борется съ ними, побда склоняется то, на ту, то на другую сторону, по крайней мр остается нершенною,
Въ Руссо видите вы дарованіе, очищенное вкусомъ. Онъ везд почти соединяетъ сладкогласіе Малерба съ выспренностію Пиндара. Ни одинъ стихотворецъ не умлъ лучше воспользоваться баснословіемъ, ни у одного нтъ такихъ счастливыхъ намканій: онъ всегда украшаетъ заимствованную имъ мысль. Хочетъ ли онъ изобразить безпрестанный приливъ и отливъ счастія и несчастія? вотъ, что говоритъ онъ:
Jupiter fit l’homme semblable
А ces deux jumeaux que la fable
Plaa jadis au rang des dieux,
Couple des dits bizarres,
Tantt habitans du Tnare,
Et tantt citoyens des cieux.
Читайте прекрасную Руссову Оду на смерть великаго Конти, читайте оду сію, послушайте, съ какою благородною смлостію совтуетъ онъ государямъ удалять отъ себя лесть:
Srpent contagieux, qui des sources publique
Empoisonne les eaux.
И въ другомъ мстъ:
Craignez que de sa voix les trompeuses dlice!
N’assoupissent enfin votre faible raison,
De cette enchanteresse osez, nouveaux Ulysses,
Renverser les poisons.
Что можетъ быть прекрасне сего намканія? Онъ не говоритъ о вещи, а показываетъ ее. Вотъ еще одно мсто, гд оно живыми красками описываетъ опасности, грозящія государямъ при слышаніи пнія, сей Сирены:
Ecoutez et tremblez, idoles de la terre,
D’in encens usurp Jupiter est jaloux,
Vos flatteurs dans ses mains allument le tonnere,
Qui s’leve sur vous.
Вотъ языкъ боговъ и какъ славно поучать на немъ царей!
Горацій иногда, играетъ Одою, какъ Римскими красотками, три или четыре острыя шутки утомляютъ его, онъ съ жаромъ берется за лиру, и съ жаромъ бросаетъ ее, Руссо обходится съ Одою, какъ съ царицею. Ведетъ ли онъ ее? походка ея благородная, не медлительная, но важная, еслижъ иногда она и улыбается, то величественно какъ богиня: въ самыхъ шуткахъ ея познается Минерва.
Можетъ быть Горацій боле склоненъ былъ къ философіи, подъ симъ именемъ я не разумю сухихъ и скучныхъ наставленій жить въ свт, которымъ однакожъ сами наставники не слдуютъ. Горацій былъ философъ на дл, а не на словахъ, и поступалъ точно по тмъ правиламъ, которыя заключаются въ его философическихъ одахъ. У Руссо въ нравоученіи найдете вы боле сухости, но за то кисть его мужественне, планы его правильне и обширне, отдлка совершенне, краски его столько же новы и приличны, не столь разнообразны, но гораздо ярче. Присовокупите къ сему великолпіе языка, богатство рифмъ, огонь изображеній, выборъ почти всегда счастливой смлыхъ эпитетовъ, и вы будете имть полное понятіе о красотахъ Руссовой Музы.
Pindarici fontis qui non expalluit haustus.
У него есть особенное искусство придавать словамъ силу, которой въ нихъ совсмъ не подозрваетъ, и, если смю сказать, нкоторой цвтъ новости. На примръ: что можетъ быть обыкновенное слово pasteur? а какую силу, какой блескъ иметъ оно въ сей прекрасной строф:
Sous leur pas cependant s’ouvrent les noires abоmes,
Ou la cruelle mort les prenant pour victimes
Frappe ces vils troupeau, dont elle est le pasteur
Сей послдній стихъ, можетъ быть прекраснйшій изъ всхъ его стиховъ, достоинъ всякой похвалы.
Говорится втви дерева, какъ вы думаете: можно ли сказать втви Гомера? Однакожъ онъ сказалъ, и сказалъ прекрасно.
А la source d’Hippocrè,n
Homè,re ouvrant ses rameaux,
S’lè,ve comme im vieux chne
Entre des jeunes ormeaux.
Употреблять такія смлыя и счастливыя выраженія есть тоже, что украшать или творить свой языкъ, никогда искусство не достигнетъ до сей послдней степени дарованія. Въ Руссо найдете вы везд сіи неподражаемыя красоты языка, раздражающія зависть и торжествующія надъ временемъ.
Обвиняютъ, но весьма несправедливо, сего великаго стихотворца, будто бы въ немъ мало чувства, безъ сомннія потому что у него каждое выраженіе есть картина. Обвиненіе важное, которому въ свой время подверглись сочиненія Бонловы, но которыхъ шестьдесятъ или восемьдесятъ изданій, кажется, доказываютъ несправедливость онаго, по крайней мръ, произноситъ свой судъ о писател великомъ, надобно быть весьма осторожнымъ.
Въ самомъ длъ я замтилъ, что многіе называютъ чувствомъ въ поезіи вс сіи млкія стихотворенія, не показывающія ни искусства, ни дарованія, и въ которыхъ едва найдешь дв или три самыя обыкновенныя мысли, выраженныя довольно гладко. Такія произведенія не стоятъ ни труда, ни времени, ихъ читаютъ безъ удовольствія, и забываютъ навсегда. Сіи люди не знаютъ, что видъ легкости, примчаемой въ сочиненіяхъ великихъ писателей, есть часто плодъ прилжной работы, и что стихи, кажущіеся легкими, почти всегда суть т, кои написаны съ большимъ трудомъ.
Я знаю, что инымъ самое нарядное платье не пристало, между тмъ какъ Грація мила и въ простомъ убор, но, самая сія простота или небрежность есть плодъ умнья одваться. Всякая поправка, сдланная дарованіемъ, скрываетъ трудъ Искусства. Руссо былъ чуждъ сей изнженности, сего пустаго набора словъ, сихъ ненужныхъ рифмъ, которыхъ чуждаться позволено всякому великому стихотворцу! Ни уже ли потомство будетъ мене ему удивляться, по той причин что онъ не кропалъ ни экспромтовъ, ни стиховъ на заданныя рифмы?
Нкоторые коварно порицали его и за то, что онъ писалъ только прекрасные стихи. Долго я былъ одного съ ними мннія, но сколь велико было мое заблужденіе! — Не въ томъ слава и достоинство, чтобъ написать длинное или многотомное сочиненіе. Не будучи поетомъ, можно быть творцемъ елической поемы въ томъ смысл, въ какомъ сказалъ Горацій:
Ingenium cui sit, cui mens divinior, atqtie os
Magna sonaturum.
Одна кантата Вакхъ приноситъ сочинителю своему боле славы, нежели Мальтіада и Кловисъ.
Другіе (кто бы подумалъ ето?) сомнваются даже и въ томъ, чтобъ въ Руссо былъ восторгъ непритворной, я не знаю, что отвчать етимъ людямъ.
Но что всего удивительне: дв особы, не стыдившіяся при знатномъ своемъ происхожденій быть знатоками въ изящныхъ искусствахъ и почитателями дарованій, подкрпляли сіи пустые слухи. Восхищаясь нашимъ Гораціемъ, они желали однакожъ, чтобъ Муза его была не столь важна и строга, чтобъ она была нжне и чувствительне, и чтобъ Граціи разглаживали иногда морщины чела ея.
Они никакъ не подозрвали, что сіи оды, въ которыхъ дышетъ восторгъ, и которымъ едва ли приличенъ слогъ шутливе того, какимъ онъ писаны, и сіи мужественныя красоты препятствовали имъ замтить красоты другаго рода, встрчающіяся во многихъ его сочиненіяхъ. Уже ли они забыли сей образецъ поезіи, сіе произведеніе сердца и страсти:
J’ai vu mes tristes journes
Decliner vers leurs penchant, etc.?
уже ли они также забыли Оду въ Цинциндорфу, къ Королю Польскому, въ Графу Дю-Люку, въ которыхъ чувствительность водила перомъ дарованія, и сію Еклогу, исполненную нжности и приятностей, прекраснйшую можетъ быть на Французскомъ языкъ?
Есть ли что нибудь нжне, легче, совершенне большей части его кантатъ? Положимъ, что Руссо извстенъ былъ бы одними ими, не превзошелъ ли бы онъ въ приятномъ род нашихъ новыхъ Анакреоновъ, сихъ Шолье и сихъ Лафаровъ, которые не по достоинству были славны. Дыханіе зефира можетъ ли быть прятне, амврозія — слаще, теченіе ручейка — тише стиховъ въ Адонис, въ Діан и въ Амимон? Ето полунагія Нимфы, коихъ легкое одяніе и дорогія украшенія не только не затмваютъ прелестей, но еще боле придаютъ имъ блеска.
Прочитайте сіи два превосходныя произведенія въ противномъ между собою родъ, сіи образцы приятнаго и страшнаго. Если неистовства Цирцеи производятъ въ душе нашей какой-то ужасъ, то стихи въ Цефал не возвращаютъ ли ей прежняго спокойствія? Какія прекрасныя и естественныя картины! какой выборъ въ выраженіяхъ! сколько искусства и изящной природы! Не сама ли Гармонія отверзаетъ вамъ чертогъ удовольствія?
‘Diane clairait l’univers,
Quand, de la rive orientale
L’Aurore, dont l’amour avance lе rveil,
Vint trouver le jeune Cphal
Qui rposait encore dans les bras dti sommeil.
Какими чертами изображаетъ онъ изумленіе, любовь и досаду Авроры! какая нжность дышетъ въ стихахъ:
Elle approche, elle hsite, elle craint, elle admire.
Vous, qui parcourez cette pilaine,
Ruisseaux, coulez plus lentement,
Respectez un jeune chasseur! Las d’une course violente….
Какой жаръ въ семъ размышленіи Авроры!
Mais que dis-je? ou m’emporte une aveugle tendresse?
Est-ce dans les bras de Morphe
Oue l’on doit d’une аmаnte attendre le rtour?
Утро является, и она пропадаетъ! Сколь велико сожалніе Цефалово при его пробужденіи:
Il s’veille, il regarde, il la voit, il l’appelle,
Mais, cris, pleurs superflus!
Elle fuit, et ne laisse sa douleur mortelle
Que l’image d’un bien qu’il ne possede plus.
Куда двалась теперь сія бдность и негибкость дарованія, умющаго быть только выспреннимъ, сей усильной трудъ, сіи недостатки коими упрекаютъ Руссо? Въ какомъ произведеніи у самаго Горація или Анакреона найдете вы боле разнообразія, вкуса, нжности и простоты? Соединить въ себ вс сіи качества, столь же различныя между собою, не то же ли что объять оба полюса ума, или что быть вмст Микель-Анджеломъ и Альбаномъ въ поезіи?
Можетъ быть изображеніе сіе, какъ написанное самыми блестящими красками, покажется намъ неврнымъ, однакожъ не подумайте, чтобъ безразсудное пристрастіе къ Руссо повергло меня въ слпое удивленіе всему, что онъ ни написалъ. Разв я переводчикъ или толкователь? Только етимъ господамъ предоставляется вровать въ писателей, которыхъ часто они не переводятъ, а перевозятъ. Пусть они окуриваютъ ихъ дымомъ похвалъ, пусть безъ памяти восхищаются каждымъ выраженіемъ, каждымъ словомъ, и наконецъ каждымъ слогомъ, я не намренъ открывать имъ глаза. Я не сдлалъ изъ Руссо Бога, а поставилъ его на ряду съ великими людьми: для меня довольно и етаго.
И такъ признаюсь вамъ чистосердечно, что въ сочиненіяхъ его есть нкоторые недостатки, но въ комъ ихъ и нтъ? Я не почитаю лучшими его произведеніями ни Посланія его къ графу Бонневалю, ни стихотворныхъ его боговъ и богинь, ни Оды къ потомству (хотя сія врно дойдетъ до него). Я даже осмлюсь вамъ сказать истину, которая покажется странною, а именно: не смотря на славу, приобртенную священными его одами, и на преимущество, которое обыкновенно имъ отдаютъ предъ прочими его стихотвореніями, я не думаю чтобъ онъ были лучше (выключая пяти или шести) торжественныхъ его одъ, на примръ четвертая, въ которой первая строфа, прекраснйшая, длается вдругъ слабою и вялою (trainant). Можетъ быть успхомъ своимъ он отчасти одолжены симъ острымъ чертамъ вольнодумства, встрчающимся въ его епиграммахъ, вышедшихъ въ свтъ въ одно съ ними время. Для публики любопытно было видть стекающія съ одного пера колкія шутки Марота и священную важность Давида. При томъ же я думаю, что неприятели его охотне уступали ему славу, которую онъ раздлилъ со псалмопвцемъ, или, чтобъ покрыть его безславіемъ, превозносили похвалами сіи постыдные и площадные стихи, по злоб ему приписываемые. Таковы суть гнусныя средства, употребляемыя завистію для погубленія невинности и дарованія.
Я бы не сталъ говорить такъ пространно о свойствахъ Руссовой поезіи, еслибъ не думалъ, что въ то же время скажу и о свойствахъ Оды, ибо ихъ слава и участь отнын нераздльны.
И кто дерзнетъ порицать меня за то, что я заплатилъ дань удивленія одному изъ величайшихъ мужей, прославившихъ дарованіями своими мое отечество. Кто дерзнетъ укорять меня за то, что неправедливыми похвалами его памяти отмстилъ сей злобной и низкой зависти, гнавшей его до самаго гроба и тревожущей самой прахъ его?
Еслибъ не поставилъ я долгомъ ни слова не говорить о себ, то, подражая Ламотту, извлекъ бы правила изъ своихъ сочиненій, и изящность послднихъ доказалъ бы первыми, но какъ я руководствовался одними древними, а правила витійства, едва переживающаго день, совсмъ несходны съ ихъ правилами, что я и довольствовался однимъ простымъ напоминаніемъ о сихъ великихъ образцахъ вкуса, желая только того, чтобъ и меня по нимъ же судили.
Изъ соч. Лебрюна. — Грамматинъ.
1811, Декаб. 26.
С. Петербургъ.