Разговоръ о невидимо-видимомъ обществ.
Сочиненіе Гердера.
(Съ Нмецкаго.)
‘Встникъ Европы’, 1802,No 22
Разговор о невидимо-видимом обществе, Гердер Иоган Готфрид, Год: 1773
Время на прочтение: 6 минут(ы)
На сихъ дняхъ одинъ изъ моихъ пріятелей разсказывалъ удивительныя вещи о нкоторомъ обществ. ‘Истинныя дла его, говорилъ онъ, такъ велики, такъ необозримы, что цлые вки отдляютъ иногда начало отъ конца ихъ. Но все, что есть въ свт хорошаго, сдлано участниками сего важнаго союза, они безпрестанно трудятся для свта, для истинной пользы людей, для потомства, и главный предметъ ихъ благодяній есть тотъ, чтобы — сдлать ненужными обыкновенныя благодянія’. — Эта загадка возбудила мое любопытство. Вотъ разговоръ нашъ:
Онъ. Что думаешь ты о гражданскомъ обществ?
Я. То, что оно есть прекрасная выдумка.
Онъ. Безъ сомннія, но какъ считаетъ его: цлію или средствомъ? Люди ли, по твоему мннію, созданы для государствъ или государства для людей?
Я. Нкоторые утверждаютъ первое, но второе сходне съ правдою.
Онъ. Такъ и мн кажется. Государства соединяютъ людей, чтобы каждый изъ нихъ тмъ лучше и безопасне могъ наслаждаться добромъ. Сложность частныхъ благъ есть благоденствіе государства, другова нтъ и быть не можетъ.
Я. Очень хорошо. И такъ гражданская жизнь есть средство ко щастію людей. Что дале?
Онъ. Одно средство, и при томъ изобртенное человкомъ, хотя и соглашаюсь, что Натура всячески помогла ему изобрсти его. Теперь спрашиваю: могутъ-ли государственныя учрежденія, будучи выдумкою человка, не имть судьбы человческихъ средствъ?
Я. Что называешь ты судьбою человческихъ средствъ?
Онъ. То, что обыкновенно соединено съ ними, недостатокъ — то, что они въ нкоторыхъ случаяхъ производятъ дйствія, несообразныя съ своею цлію.
Я. Угадываю твои мысли, но мы знаемъ, отъ чего многіе люди не пользуются благодяніемъ гражданскихъ обществъ. Государственныя учрежденія различны, одно лучше другова, нкоторыя совсмъ противны цли своей, а совершеннаго надобно еще подождать нсколько вковъ!
Онъ. Вообразивъ даже, что оно существуетъ, вообразимъ, что вс люди на Земл приняли это лучшее государственное учрежденіе: не уже ли не предвидишь разныхъ его слдствій, которыя вредны для блага человческаго, и которыя въ состояніи Натуры остались бы намъ неизвстными?
Я. Теб не легко будетъ наименовать хотя одно изъ нихъ.
Онъ. Десять, естьли угодно,
Я. На примръ —
Онъ. Мы вообразили, что вс люди на земл приняли самое лучшее, государственное учрежденіе: желаю знать, могутъ ли они составить одно государство?
Я. Не думаю, огромность его мшала бы дйствію правленія. Кажется, что ему надлежало бы раздлиться на разныя области, управляемыя одними законами.
Онъ. Въ такомъ случа каждая область не будетъ ли имть особенной пользы?
Я. Безъ сомннія.
Онъ. Особенныя или частныя пользы должны быть иногда несогласными и граждане двухъ разныхъ областей, не смотря на единство политическихъ уставовъ, имли бы такое же пристрастіе къ своей земл, какое имютъ нын Англичане, Французы, Нмцы.
Я. Вроятно.
Онъ. Когда Нмецъ встрчается съ Французомъ, или Французъ съ Англичаниномъ, тогда говоритъ въ нихъ не человчество, а гражданство, всякой думаетъ о своей особенной политик, и длается противъ другова холоденъ, остороженъ, недоврчивъ, хотя они еще не имютъ между собою никакого личнаго дла.
Я. Къ сожалнію, это правда.
Онъ. Слдственно и то правда, что гражданская жизнь, соединяя людей для врнйшаго общаго благоденствія, въ то же самое время и раздляетъ ихъ. Ступимъ еще шагъ впередъ. Многія изъ областей имли бы разный климатъ, слдственно и разныя потребности, разные обычаи и нравы, разныя моральныя системы и Религіи.
Я. Этотъ шагъ великъ.
Онъ. Не смотря на ихъ имена, они другъ съ другомъ стали бы такъ обходиться, какъ Христіяне обходятся съ Жидами или Турки съ Христіянами: то есть, забывая связь человчества, думали бы только о несогласіи ихъ мыслей и Вры.
Я. Но для чего не вообразить, что народы, имя одно государственное учрежденіе, имютъ также и одну Религію? Я даже не понимаю, какъ могутъ быть одинакіе гражданскіе уставы безъ одинакой вры.
Онъ. Ни я, а предположилъ это единственно съ намреніемъ отнять у тебя способъ къ возраженію. Одно столь же невозможно, какъ и другое. Разныя государства, разные и законы политическіе, разные законы, разныя и Религіи. Теперь видишь второе зло гражданскаго общества. Оно не можетъ соединять людей, не раздляя ихъ глубокими рвами и высокою стною. Еще и того мало: гражданское общество длитъ не только народы, но и жителей одного государства до безконечности.
Я. По чему?
Онъ. Можетъ ли быть государство безъ различныхъ состояній? Нигд члены его не имютъ одинакаго участія въ законодательств? по крайней мр равно непосредственнаго, слдственно одни бываютъ сильне другихъ. — Положимъ, что граждане раздлили бы все государственное имніе на равныя части: это равенство не продолжится ни двадцати лтъ, скоро будутъ зажиточные и бдные
Я. Разумется.
Онъ. Представь же себ, сколько зла и непріятностей выходитъ изъ того!
Я. Къ нещастію, мн должно съ тобою согласиться. Но чего ты хочешь? того ли, чтобы я возненавидлъ гражданское общество, и пожелалъ, чтобы людямъ никогда не приходило на мысль соединяться подъ властію законовъ?
Онъ. Сохрани меня Богъ! Естьли бы гражданское общество не имло въ себ ничего добраго, кром просвщенія ума, и тогда бы я искренно благословилъ его, не смотря ни на какое зло.
Я. Кто хочетъ наслаждаться огнемъ, долженъ сносить дымъ.
Онъ. Конечно. Но тотъ, кто выдумалъ трубу, сдлалъ хорошее дло и безъ сомннія не былъ врагомъ огня. Ты понимаешь меня?
Я. Ни мало.
Онъ. А сравненіе, кажется, ясно. — Хотя люди и не могли соединиться въ гражданской жизни безъ такихъ раздленій, но можно ли назвать ихъ добромъ?
Я. Конечно нтъ.
Онъ. Такъ ли они святы, чтобы не льзя было до нихъ дотронуться?
Я. Съ какимъ намреніемъ и въ какомъ смысл?
Онъ. Чтобы не давать имъ распространяться дале предловъ необходимости, и сдлать ихъ слдствія по возможности невредными.
Я. Это безъ сомннія везд дозволено.
Онъ. Дозволено, но не повелвается гражданскими законами, которые не могутъ дйствовать вн границъ государства, а такое дло есть общее для всхъ государствъ. Остается желать, чтобы люди мудрые и добрые во всякой земл добровольно взяли на себя эту великую должность.
Я. Дай Богъ.
Онъ. Остается желать, чтобы въ каждомъ государств хотя философы не имли народныхъ предразсужденій, и знали, гд патріотизмъ не есть уже добродтель…
Я. Дай Богъ!
Опъ. Желать, чтобы везд были мудрые люди, которые, искренно слдуя уставамъ своей Религіи, не осуждали бы другихъ на вчную гибель…
Я. Дай Богъ!
Онъ. Желать, чтобы въ Республикахъ и Монархіяхъ хотя нкоторые не ослплялись блескомъ гражданскаго величія, и не стыдились гражданской низости, чтобы въ ихъ обществ знаменитый снисходилъ охотно и бдный возвышался духомъ.
Я. Дай Богъ!
Онъ. А естьли это желаніе исполнено? естьли везд найдемъ такихъ людей? естьли и впредь они никогда не переведутся?
Я. Тмъ лучше!
Онъ. Естьли они не дремлютъ въ свт, а длаютъ добро, по врнымъ правиламъ и лучшему плану?
Я. Прекрасная мечта!
Онъ. Однимъ словомъ, естьли они называются *.*.*?…
Пріятель мой сказалъ мн имя одного извстнаго общества, однакожь не думалъ звать меня въ его члены, и признавался искренно, что оно не заключаетъ въ себ особенныхъ таинствъ, что всякой собственнымъ размышленіемъ можетъ дойти до всхъ важнйшихъ истинъ, что обряды, слова и знаки не важны, и проч. — Посл того начался между нами другой разговоръ.
Я. Что, естьли кром твоего общества могу наименовать другое, слдующее такой же благодтельной систем, не тайное, не сокрытое отъ свта, но работающее явно, не обрядами и символами, но ясными словами и длами, не среди двухъ или трехъ народовъ, но везд, гд есть просвщеніе? Надюсь, что тогда уволишь меня отъ вступленія въ ваше собратство.
Онъ. Съ радостію. Селитра должна быть въ воздух прежде, нежели она можетъ отссть на стнахъ темнаго погреба.
Я. Я давно живу въ этомъ безсмертномъ обществ, и нахожу въ немъ мое любезное отечество, любезнйшихъ друзей моихъ.
Онъ. Тмъ лучше.
Я. И не боюсь обмановъ, не вижу педантства, дыма, загадокъ, какъ въ твоемъ…
Онъ. Все это очень хорошо, прошу только назвать…
Я. Общество всхъ мыслящихъ людей на земномъ шар.
Онъ. Оно конечно не мало, но, къ сожалнію, разсяно и подобно невидимой церкви.
Я. Оно въ собраніи — и видимо Фаустъ или Гуттенбергъ {Которые изобрли книгопечатаніе.},— какъ сказать по-вашему? — есть его Мастеръ Ложи или первый служащій братъ. Я нахожу въ этомъ обществ все, что ставитъ меня выше гражданскихъ раздленій и соединяетъ, такъ сказать, съ духомъ человческаго роду, уничтожая преграды народныя и личныя.
Онъ. Разумю. Ты хочешь сказать, что книгопечатаніе, посылая во вс земли слова и знаки свои, длаетъ ненужными другія тайныя слова и знаки. Но согласись, что оно образуетъ только мнимое общество.
Я. Какому точно быть надобно. Одни умы ршатъ правила, въ личномъ знакомств нтъ нужды, оно же иметъ свои опасности: разсяніе, пристрастіе, лесть. Только въ знакомств съ умами на доскахъ Фаустовыхъ душа моя сохраняетъ независимость и свободу, тамъ сужу смло и разбираю строго.
Онъ. И ты находишь, что Авторы возносятъ тебя выше народныхъ пристрастій, выше всхъ гражданскихъ состояній и другихъ предразсудковъ?
Я. Безъ сомннія. Въ бесд съ Гомеромъ, Платономъ., Ксенофонтомъ, Тацитомъ, Бакономъ, Фенелономъ, я не думаю, къ какому государству они принадлежали, какого состоянія были ивъ какихъ храмахъ молились.
Онъ. Это правда.
Я. Знаю и то, что ихъ правила, мысли и чувства соединяютъ меня со всми благородными душами въ свт.
Онъ. Ты и самъ можешь говорить съ ними, открывая имъ, посредствомъ книгопечатанія, сокровища ума своего.
Я. Естьлибы у меня было такое дарованіе! Еще прежде нашего личнаго знакомства я бесдовалъ съ твоимъ духомъ, и не будучи членомъ вашего тайнаго братства, зналъ тебя по слову, осязанію и знаку. Дла Авторовъ, теб подобныхъ, давно открыли мн глаза и доказали красоту истины, добродтели, мудрости, дйствіе, котораго не могутъ произвести таинственные обряды, по крайней мр такъ скоро и надежно!..
Онъ. Ты говоришь а длахъ?
Я. Да: о Поэзіи, Философіи, Исторіи — вотъ по моему мннію священный треугольникъ! вотъ лучезарныя свтила народовъ, сектъ и поколній! Поэзія волшебною живописью предметовъ заставляетъ меня любить добро, Философія даетъ правила, Исторія утверждаетъ ихъ опытомъ.
Онъ. Но довольно ли того для исправленія людей? не служитъ ли общество новымъ побужденіемъ къ добру?
Я. Одно побужденіе, усиленное чувствомъ и разумомъ, лучше многихъ слабыхъ… Число ихъ подобно числу колесъ въ машин, чмъ боле колесъ, тмъ непрочне.
Онъ. Что же должно быть твоимъ единственнымъ побужденіемъ?
Я. Человчество. Изображайте только святость его, трогайте сердца, доказывайте, что оно есть первая должность человка — и тогда вс предразсудки, которые раздляютъ народы, состоянія, вры…
Онъ. Исчезнутъ? Какъ ты ошибаешься!!
Я. Не исчезнутъ, а сдлаются безвредными: все, чего только можетъ желать ваше славное братство! Не общество, но образъ мыслей составляетъ характеръ души, гд согласны мысли, тамъ и союзъ. Два человка однихъ правилъ, сошедшись вмст, узнаютъ другъ друга безъ таинственныхъ знаковъ. Всякой по своимъ обстоятельствамъ и возможности долженъ брать участіе въ великолпномъ зданіи человческаго блага, работать и веселишься работою другихъ: ибо то безконечное, необозримое зданіе можетъ быть совершено только всми руками. Тутъ не требуется личныхъ связей, клятвъ и символовъ, не требуется никакихъ именъ, кром имени человка.
Онъ. Мы можемъ обняться съ тобою какъ братья одного Ордена. Такъ конечно: нельзя сокрыть свта истиннаго, и не въ темныхъ пещерахъ должно искать его.
Я. Вс такіе символы могли быть нкогда хороши и полезны, но они не для нашего времени. Теперь мы имемъ нужду въ метод совершенно имъ противной: теперь нужна чистая, ясная и явная истина.