РАЗСМОТРНІЕ НОВОЙ ДРАМЫ Г. ГАНИНА: ВАЛЕРІАНЪ.
РАЗСМОТРНІЕ НОВОЙ ДРАМЫ Г. ГАНИНА: ВАЛЕРІАНЪ.
Софія.
Любимова.
Софія.
Любимова.
Софія.
Любимова.
Ни—ос—ъ.
‘Благонамренный’, No 7, 1820
Рассмотрение новой драмы Г. Ганина ‘Валериан’, Ни—ос—ъ, Год: 1820
Время на прочтение: 11 минут(ы)
Признаюсь, что прочитавъ IV нумеръ журнала Благонамренный, въ которомъ достойно и справедливо прославлена Драма Г. Ганина: Любимъ, я досадовалъ на сего несравненнаго писателя за его лность!— Какъ, говорилъ я самъ себ, съ такими дарованіями такъ мало писать! Да я бы пера изъ рукъ не выпустилъ!— Но досада моя продолжалась не дале, какъ до прошедшей Святой недли. Едва усплъ я придти въ перьвый день отъ обдни, какъ приносятъ мн отъ пріятеля моего пакетъ, на которомъ написано было вмсто краснаго яичка … Съ нетерпніемъ распечатываю и нахожу книжку подъ заглавіемъ: Валеріанъ, или мужъ двухъ женъ. Драма въ пяти дйствіяхъ Егора Ганина. 1820 года.— Я такъ обрадовался, что заперъ двери и цлые два дни самъ никуда не ходилъ и къ себ никого не пускалъ: все читалъ да перечитывалъ моего любезнйшаго Автора — и подлинно не попусту провелъ время. Драма Валеріанъ есть такое произведеніе, которое, ежели не совершенно затмитъ славу всхъ иностранныхъ и нашихъ Драматическихъ писателей, то по крайней мр весьма порядочно ее помрачитъ.— Не подумайте, почтеннйшіе читатели, чтобъ я отъ пристрастія хотлъ польстить Г. Ганину! Нтъ, я привыкъ говоришь правду и въ доказательство словъ моихъ разберу оригинальнаго Валеріана сколь возможно подробне. Начнемъ съ того, что Г. Ганинъ, руководимый необыкновеннымъ, единственнымъ своимъ Геніемъ, не захотлъ быть слпымъ подражателемъ ни древнихъ, ни новыхъ Драматическихъ писателей: онъ съ неустрашимостію отвергъ столь долгое время мучившія насъ правила единства.— И почему же не такъ? Не уже ли вчно мы должны быть подъ указомъ у Еврипида и Софокла, у Расина и Озерова?— Описываемое Г. Ганинымъ происшествіе начинается въ город, завязка длается на дач въ двадцати верстахъ, окончаніе, или развязка происходитъ въ дальней деревн гд-то около Казани, и еще маленькая частичка этой развязки принадлежитъ находящемуся неподалеку монастырю. Дйствіе продолжается около полугода… Но приступимъ скоре къ постепенному разсмотрнію содержанія и хода сего драгоцннаго творенія!
Валеріан, прежде еще начала Драмы, женился на Зинаид и иметъ отъ нея сына Митюшу. Театръ открывается темъ, что отецъ и мать любуются своимъ дитятею, играютъ съ нимъ и увряютъ другъ друга во взаимной любви и врности. Въ этомъ явленіи находятся прекрасныя философическія изрченія. Валеріанъ говоритъ Зинаид: ‘я ничего никогда отъ тебя не требовалъ по должности, но по любви.’ — А Зинаида отвчаетъ: ‘принужденіе и любовь не могутъ быть вмст, забавы не любятъ власти.’ (стр. 6) — Это совершенныя Пиагоровы Апоегмы!
Вотъ призжаетъ Втрогонъ, или, какъ везд напечатано Ветрогонъ {Вс выписываемыя слова и выраженія сохраняютъ самое то правописаніе, которое употребилъ Г. Ганинъ. Прим. Соч.} — упрашиваетъ Валеріана хать на дачу, гд будетъ музыка, гулянье и фейерверкъ.— И при семъ то случа Зинаида произноситъ слова, долженствующія быть начертаны златыми буквами: ‘перемнное утшеніе могутъ только имть Ветрогоны, т кои свободны ничемъ не занятыя, т кои обращаютъ алчно свои взоры на блестящіе металлы, до котораго когда коснется пробной камень увидятъ медь.’ (стр. 99.).
Однакожь Зинаида, хотя и, почувствовала при вход Втрогона потрясеніе всего ея тла (с. 10), но отпускаетъ Валеріана, прощается со всею чувствительностію нжной супруги, остается съ своимъ малюткою, уходитъ и симъ оканчиваетъ явленіе четвертое.
Итакъ мы разстались съ Валеріаномъ на цлую ночь? Кажется и нельзя быть иначе, ибо сверьхъ времени, потребнаго на гулянье, онъ долженъ проскакать съ обратнымъ путемъ сорокъ верстъ. Ничего не бывало. Онъ дйствительно здилъ на дачу, гулялъ тамъ цлую ночь, возвратился домой въ четыре часа поутру, а появился на сцену черезъ минуту и началъ пятое явленіе. Вотъ какъ должно очаровывать зрителей! Въ семъ случа Г. Ганинъ съ прозаическою Драмою своею умлъ неподражаемо соединить беспорядокъ, отступленія и такъ называемые перескоки, свойственные одной только Поэзіи Лирической! Должной полагать, что сочиняя эту разительную сцену, онъ былъ въ ужасномъ энтузіасм.
Съ возвращеніемъ Валеріана съ дачи начинается завязка. Онъ тамъ влюбился въ Софію, Зинаида примчаетъ его равнодушіе, открываетъ горесть подруг своей Олимпіад — и об не знаютъ еще, къ чему приписать такую перемну. Можетъ быть онъ считаетъ себя чемъ нибудь отъ тебя оскорбленнымъ, а ты того и не примтила? говоритъ ей Олимпіада.— Нтъ, отвчаетъ Зинаида, разв погасла его любовь отъ того, что владетъ онъ тмъ чего желалъ онъ столъ много, или обратился къ другому предмту… (стр. 21.) — Такимъ образомъ поговоривъ между собою подружески, он простились и разошлись, мсто ихъ заступили Втрогонъ, и Валеріанъ.— Валеріанъ открывается своему другу въ страсти къ Софіи Длаемое имъ описаніе прелестей сей новой Армиды превосходитъ все выдуманное Торкватомъ. Я никогда не видывалъ (такъ разсказываетъ онъ Втрогону) красоты подъ чертами столъ привлекательными (22) — и нсколько подале: въ ней быстрота Французская, простота Англинская и красота всхъ земель (26).
Остановимся на послднемъ выраженіи т. е. на красот всхъ земель! Какъ — скажутъ наши умники, наши ученые критики — какъ можетъ въ одномъ человк быть совокуплена красота универсальная, красота всхъ земель, красота, плняющая и Китайца, и Рускаго, Италіанца и Татарина? Это не возможно!— Нтъ, Милостивые Государи, это возможно и очень возможно. Вопервыхъ это значитъ, что Г. Ганинъ подражалъ изящной Природ, а во вторыхъ разв не можете вы вообразить, что у Софіи глаза Китайскіе, носъ Римской, или, ежели вамъ угодно, Татарской, зубы чорные, какъ у Руской купчихи, или даже блые, какъ у Цыганки, и пр и пр.— всего понемногу изъ красоты каждаго народа? Вообразимъ такую красавицу, вы согласитесь, что каждый народъ найдетъ въ ней свои прелести, слдовательно она понравится каждому народу, то есть, каждой земл, слдовательно въ ней красота всхъ земель.— Я люблю всегда доказывать логически.
Для чего ты Ветрогонъ, говоритъ Валеріанъ (стр. 22.), не видалъ сего новаго дива, этого мало, чтобъ ее видть, надобно ее слушать, а я ее слушалъ и самъ говорилъ съ нею о любви — и вотъ какъ слово въ слово: Ахъ, сударыня помните ли вы тотъ день въ которой я съ вами, повстречался въ саду у Богачева. Сія встрча и любовь провели меня до васъ, горю огнемъ, вы его зажгли и не въ вашей уже власти угасить его… (стр. 23.)
Сей разсказъ, сверхъ неизъяснимыхъ прелестей слога, показываетъ, что уже нсколько дней прошло, какъ началось дйствіе Драмы — но послушаемъ чемъ кончилось его объясненіе? Софія, узнавши, что онъ женатъ, закричала и въ мгновеніе ока она вскочила въ ужасномъ вид, побранила его злодемъ и сама убжала (26), а онъ съ сердцовъ прихавши домой, побранился немного съ женою, чемъ и кончилось перьвое дйствіе,
Начала втораго дйствія не возможно ни читать, ни слушать безъ ужаса и состраданія. Валеріанъ объявилъ уже Зинаид, что имъ должно разойтися. Зинаида въ отчаяніи, становится на колни. Ахъ! слезы градомъ лились у меня, когда читалъ я слдующія слова ея: Ежели я теб перестала нравиться и здлалась ничемъ, но не лишай меня твоего взора, терпи меня… (31.) … видно дни моей славы прошли уже, гордость не приличествуетъ толикому нещастію, никакое употребленіе не будетъ мн казаться презрительнымъ ... (32.)
Неумолимый Валеріанъ не хочетъ длать изъ нея никакого употребленія: онъ приказываетъ ей садиться въ карету и хать въ деревню за пять верстъ. Зинаида прощается съ сыномъ и опуская его съ рукъ длается понемногу сумасшедшею, оглядывается во вс стороны, вскоча съ креселъ кричитъ и уходитъ опираясь о стну (стр. 35).— Втрогонъ, хотя и Втрогонъ, однакожь пораженный симъ происшествіемъ, такъ упрекаетъ Валеріану: ты ни одной добродтели неиметъ меньше какъ я, а сдлаешь въ годъ всегда сто глупостей боле (37) … Но ничто не помогаетъ! между тмъ посланный съ Зинаидою и возвратившійся служитель Давыдъ доноситъ Валеріану, что госпожа его чрезвычайно занемогла. Валеріанъ отправляетъ его обратно и проситъ Зинаиду употребитъ усиліе представитъ себя умершею и удалиться въ дальнюю деревню подъ другимъ имянел и хранитъ сію тайну, не желая однакожъ ей смерти (42.)
Можно сказать, что все сіе дйствіе написано мастерски: содержаніе потрясаетъ душу, слогъ плняетъ, зрители въ недоумніи: Валеріанъ выгналъ Зинаиду для Софіи, Софія выгнала Валеріана… Чемъ же все это кончится? Вотъ высочайшая степень драматическаго искуства! Всегда должно держать зрителей въ такомъ безпокойномъ любопытств.
Третіе дйствіе начинается маленькою, но весьма замысловатою побранкой Софіи съ Валеріаномъ. Софія называетъ его подлымъ прелестиникомъ, наглымъ обманщикомъ. За то и Валеріанъ на страниц 46 отплатилъ ей прекраснымъ каламбуромъ: ‘что я слышу, говоритъ онъ, твои ли уста адскія слова произносятъ?’ Безъ всякаго сомннія почтеннйшій Авторъ нашъ съ умысломъ поставилъ здсь прилагательное: адскія между двумя существительными: чего хочешь, того просишь! но прелестная Софія, кажется, не догадалась, она сердится единственно за то, что Валеріанъ не свободный. Посл сего они оба уходятъ и немедлнно опять возвращаются. Однакожъ и за кулисами не помирились, ссора все еще продолжается. Валеріанъ прибгаетъ къ послднему средству: онъ объявляетъ, что жена его умерла. Софія говоритъ ему: вы теперь свободны, вы теперь можете проситъ меня въ супружество, но знайте то, что вы должны, были предвидть, что не хочу больше, что я недолжна больше на то согласиться. Свободою вашею преступленіе любви вашей заглаждено, но незаглаждено воспоминовеніе вашей обиды … А притомъ знай, что я узжаю, оставляя сіи мста навсегда, (стр. 50 и сл.)
Валеріанъ: что я слышу? ты дешь отсюда? дешь на всегда. Софія, вы оставляете здшнія мста … вы хотите оставить меня на расхищеніе всхъ ужасностей (стран. 51).
Замтьте, съ какимъ удивительнымъ искуствомъ соединяетъ Авторъ два личныя мстоименія: дружественное ты и политичное вы, эту фигуру употребилъ и Княжнинъ въ стихахъ, начинающихся такъ: О прежня Лиза ты, вы барыня ужъ нын…. Однакожъ она здсь гораздо приличне.
Валеріанъ упрашиваетъ наконецъ тетку Софіи Любимову помочь ему. Сударыня, говоритъ онъ (54), удостоитъ вспомоществованіемъ меня упросить ее, придите, соединитесь со мною, соедините прозбы ваши съ моими, упадемъ вмст къ ногамъ ея — какое безподобное изступленіе!— Но Любимова не соглашается стать на колни. Безжалостная! Она очень хладнокровно приказываетъ лакею заложить лошадей въ четверть часа, и прощается съ Валеріаномъ навсегда.
За симъ то слдуетъ та превосходнйшая Перипетія, которая между прочими красотами сей Драмы обращаетъ на себя особенное вниманіе.
Софія въ то время, какъ Любимова прощается съ Валеріаномъ, мятется, блднетъ и хочетъ упасть. Валеріанъ поддерживаетъ оную и говоритъ: Ахъ, сударыня, посмотриme на Софію! вы сами видите… сердце ея… скорй помогите ей. Любимова, за минуту предъ симъ видвшая ненависть Софіи къ Валеріану и желавшая освободить ее отъ его любви и мучительства, отъ его упорственнаго гоненія, вдругъ начинаетъ уговаривать ее такимъ образомъ: дочь моя, простимъ преступленіе столь давно учиненное! Естли бы ты посмотрла на Валеріана одно мгновеніе… его уже больше на немъ не видно. Дай руку, взгляни Софія… не далеко отъ твоей руки до его, немного бодрости и ваши руки будутъ вмст (55). Кратко сказать, на другой день назначена свадьба.
Четвертое дйствіе начинается изображеніемъ всеобщей радости. Любимова поздравляетъ Софію и Валеріана съ совершеніемъ давно желаемаго брака, и будучи, такъ сказать, вн себя отъ удовольствія, безпрестанно уходитъ и возвращается. Въ 3 явленіи, начавшемся ея приходомъ, спрашиваетъ она соединенныхъ любовниковъ, что мои любезные, не помшала ли я вашимъ разговорамъ? Нтъ, сударыня, отвчаютъ вмст Валеріанъ и Софія, и уходятъ. Тутъ, кажется, опамятовалась она, что попустому расходилась, и сказавъ сама про себя съ приличною прекрасному полу скромностію: не надо мшать новобрачнымъ, они много теперь имютъ у себя дла (стр. 65), удаляется, а Валеріанъ и Софія возвращаются, и только что разговорились о взаимной своей нжности, какъ вдругъ опять входитъ Любимова, держа письмо распечатанное’
Да позволено мн будетъ спросить теперь моихъ читателей: сколько, полагаютъ они, прошло времени посл бракосочетанія Софіи съ Валеріаномъ? Постарайтесь, Милостивые Государи, для собственнаго вашего удовольствія сдлать вычисленіе со всею математическою точностію!— Слышу, слышу отвты ваши: ‘три, четыре часа, но, не боле пяти, судя по обыкновенному теченію времени, пріютомъ же, если бы сей бракъ давно уже совершился, зачемъ бы Любимовой поздравлять блаженную чешу въ начал сего акта? Посл же ея поздравленія до того мста, гд вы остановились, прошло не боле пяти минутъ, слдовательно…’ — Нтъ, Милостивые Государи, никакое слдовательно здсь ничего не докажетъ. Въ вашемъ вычисленіи нтъ не только истины, ниже правдоподобія. Г. Ганинъ умлъ разрушить вс правила Математики, подобно какъ одинъ изъ нашихъ ученыхъ разрушилъ недавно систему Коперника. Я скажу вамъ откровенно, что посл свадьбы Валеріана и Софіи прошло по крайней мр пять недль. Извольте выслушать: Любимова въ пятомъ явленіи приходитъ, какъ сказано выше, держа письмо распечатанное, это письмо отъ двоюроднаго ея брата, оно заключаетъ въ себ отвтъ на ея увдомленіе о брак племянницы, и хотя прислано съ нарочнымъ, но изъ дальняго разстоянія (64), и сверьхъ того, этотъ нарочный халъ не на почтовыхъ, а на своихъ (65), его задерживали рки и особенно въ одномъ мст (65), халъ же онъ не порожнякомъ, а везъ ящикъ, въ которомъ для новобрачныхъ, присланы
Сибирскіе соболи на шубы. Высчитавъ все это, увидите, едва ли не мало недль я назначилъ…
Такую-то магическую власть употребляетъ Г. Ганинъ надъ временемъ! черкнетъ волшебнымъ перомъ своимъ — и цлые мсяцы пролетаютъ непривтно! Одно только обстоятельство показалось мн заслуживающимъ нкотораго объясненія: въ Драм не сказано, перемняютъ ли дйствующія лица платье. Въ продолженіи всего дйствія Драмы не могутъ они, кажется, обойтися безъ такой перемны: иное зачернится, иное поизносится… Но и въ семъ опущеніи заключается немалое достоинство сего творенія! Оно приближаетъ его къ Поэмамъ Эпическимъ, въ которыхъ еще боле проходитъ времени, чемъ въ Драм Г. Ганина, однакожь никогда не говорится о перемн платья.
Обратимся къ нашему главному предмету!— Сибирскіе соболи дорого стоятъ бдному Валеріану! Нарочный разсказываетъ, что въ томъ мст, гд остановила его рка, живетъ какая-то несчастная госпожа, молодая, пригожая, тихая, милостивая, за которою всегда присматриваетъ управитель, примчаетъ разговоры ея, съ кемъ бы то ни было. Да и сама она говоритъ остерегаясь. По сей причин надо думать, что есть тутъ какая нибудь тайна, которую притсняютъ и которую даже держатъ въ заперти. (67.) — Валеріанъ догадывается, что дло идетъ о его прежней жен: встаетъ скоропостижно съ креселъ и уходитъ, а за нимъ и вс ушли, и кончили явленіе шестое, между которымъ и началомъ 7 го прошла цлая ночь!—
Отъ разсказа нарочнаго Валеріанъ сдлался ужасно беспокоенъ, чемъ беспокоитъ и Софію. Но желая доставить читателямъ полное удовольствіе видть прекраснйшее описаніе рождающагося въ Любимовой и Софіи сомннія — описаніе, преисполненное мыслей совершенно піитическихъ, выписываю здсь собственныя ихъ слова:
Сегодняшную ночь Валеріанъ мой худо спалъ, онъ нсколько разъ пробуждалъ меня, иногда я слышала тяжкіе его вздохи, а иногда разговаривалъ онъ невнятно съ собою.
Кажется вчерашній день онъ былъ веселъ, не сказала ли ты ему чего противнаго, или, не показала ли ты ему прежней твоей суровости?
Нтъ. Онъ меня любитъ, я то вижу, можетъ быть, что онъ никогда столько не имлъ ко мн, любви. Онъ только что удвоиваетъ старанія и снисхожденіе для меня, онъ безпрестанно любитъ меня, и я буду довольно виновною, естьли одно мгновеніе усумнюсь въ томъ.
Не примтила ли ты какой нибудь въ немъ болзни?
Я его, спрашивала о томъ, но онъ мн сказалъ: болзни я никакой не имю, но при всемъ томъ когда возбуждала его къ разговору, уста его остаются безмолвствующими.
Другъ мой Софія, не сострадай о томъ много, можетъ быть онъ иметъ какіе предразсудки, дай время изчезнуть имъ (уходитъ.)
Въ послдующихъ четырехъ явленіяхъ беспокойство Валеріана часъ отъ часу усиливается, жена и тетка не знаютъ что длать, Любимова наконецъ уговариваетъ его създить въ деревню: ‘желаніе наше, говоритъ она (стр. 76) видть въ цлости ваше здоровье, соединяется съ прозбами дружбы, сверхъ того вы тамъ увидите гульбища, тихія воды, сады, огороды и крестьянское хлбопашество. {Какая я описательная поэзія! какъ будто читаешь Виргиліевы Георгики, экзаметромъ переведенные.} — Можетъ быть вояжъ, перемна мста подйствуютъ и на перемну мыслей вашихъ и на сложеніе вашего тла.’
Валеріанъ соглашается.— При семъ случа, быть можетъ, спросятъ меня: уже ли не зналъ Валеріанъ, что везутъ его въ ту деревню, отъ которой недалеко живетъ Зинаида? Зналъ, или не зналъ, это тайна: я не осмливаюсь проникать въ т мысли, которыя не изложены на бумагу.— Впрочемъ, что же было длать Автору? Уже время подумать о развязк, онъ подумалъ и выдумалъ самое лучшее: отправилъ всхъ за нею въ деревню.
Дйствіе V. Театръ представляетъ, господскій домъ и большое зало, а изъ залы сквозь очки виденъ въ далек лсъ и большая прямая дорога къ дому, Валеріанъ и Софья разсматриваютъ залу, потомъ пошли прогуляться, но душевное беспокойство Валеріана не проходитъ. Софія въ 4 явленіи, оставшись одна, говоритъ: ‘я лишаюся надежды привести его въ первое состояніе. Я думала изцлить его вояжемъ, перемннымъ воздухомъ, природою натуры, восхитить разогнать мрачныя мысли деревенскою жизнію, но все бесполезно.’
Замтимъ мимоходомъ какое новое, смлое, стихотворческое выраженіе: природа натуры! Очевидно, что природа не поскупилась одарить натуру Г. Автора естествомъ такихъ и подобныхъ изобртеній!
Входитъ Валеріанъ. Софія спрашиваетъ у него: (стр. 82), а каковы показались теб хлбопашсцы которые въ поту съ растегнутымъ на рубашк воротомъ пахали брозды на поляхъ своимъ плугомъ, поворачивая онымъ по своему произволу идущую безъ узды лошадь?— Работники хороши, отвчаетъ Валеріанъ, но я пойду отдыхать.’ — Такимъ образомъ прошла въ деревн цлая недля (82)! Наконецъ и развязка начинается. ‘Слышится громкой крикъ многихъ голосовъ вотъ она, вотъ она! держите ее смотри, она убгаетъ. Выстрелъ вверхъ изъ пистолета и умолкаетъ…. Вбгаетъ женщина, бросается къ ногамъ Софіи, проситъ защиты и Софія, узнавъ, что она несчастлива, невинна и что ее кто-то хотлъ похитить, бросается въ объятія этой незнакомки и говоритъ: вы невинны, несомнваюсь я о вашей добродтели, останьтесь у меня если вы находите меня достойную имть васъ (85)’. Незнакомка остается и можетъ быть долго бы не узнали ея тайны, какъ вдругъ откуда не возмись Митюша, онъ узналъ Зинаиду и закричалъ: маминька, маминька! Зинаида закричала: Митюша, сынъ мой Митюша!— и отворотилась, Валеріанъ, вошедшій вмст съ Митюшей, вопіетъ страшнымъ голосомъ: что я вижу Зинаида! и упадаетъ, какъ громомъ пораженный въ кресла Зинаида бжитъ къ нему, бросается къ ногамъ его и простирая руки, говоритъ между прочимъ: я не заслуживаю твоей ненависти, умираю у ногъ твоихъ…. Однакожъ не умерла, а Валеріанъ поднимаетъ прискорбна руки свои опуская ихъ на нее закрывая глаза и безмолиствуя (87)….’
Вотъ совершенно Шекспировская сцена! Одно только, кажется, нсколько не ясно: кому Валеріанъ закрылъ глаза, себ, или Зинаид?— Я утверждаю, что Зинаид, вопервыхъ потому что опуская руки на нее нечемъ ему было закрывать своихъ глазъ, а во вторыхъ такой поступокъ его, неожидаемый, необычайный, единственный, придаетъ боле эффекта всей сцен, которая, смло можно сказать, безъ жалости раздираетъ души зрителей.
Потомъ Валеріанъ, пришедъ въ себя (должно полагать, что онъ былъ въ безпамятств) встаетъ и поднимаетъ Зинаиду, разкаявается, проситъ прощенія у обихъ несчастныхъ жертвъ. Ахъ, говоритъ онъ на стр. 88: почто небо даровало мн пылкое сердце, которое нечувствовало иначе любви какъ съ бшенствомъ — и уходитъ, неизвстно куда. Вдругъ является монастырской привратникъ и разсказываетъ, что Валеріанъ затворилъ себя въ темной кель на весь вкъ (92). Софія и Зинаида заплакали, закричали, обнялись и опустили руки, мало по малу приходя въ себя.— Ужасное, трагическое зрлище!— Наконецъ отдохнули, Софія уговорила Зинаиду остаться съ нею и жить вмст, чемъ и заключается конецъ V и послдняго дйствія.
Чемъ же мн кончить мой разборъ? Какую мн сдлать развязку?— Не могу ничего лучше придумать, какъ попросить читателей моихъ не почитать меня слишкомъ пристрастнымъ къ произведенію Г. Ганина: истинно говорю, что я не нашелъ въ его Валеріан такихъ мстъ, изъ которыхъ бы одно было хуже другаго, везд одинакая сила, везд слогъ одинакой! Вотъ одно только замчаніе осмливаюсь я сдлать моему почтеннйшему автору: напрасно не помстилъ он въ нкоторыхъ мстахъ своего сочиненія приличныхъ хоровъ, по образцу Греческихъ Драматическихъ писателей, или по крайней мр небольшихъ балетцовъ по примру нкоторыхъ нашихъ писателей! Такая разнообразность придала бы Драм его еще боле пріятности. Впрочемъ у всякаго свой вкусъ.— Пожелаемъ отъ искренняго сердца, что бы Г. Ганинъ чаще дарилъ насъ подобными произведеніями!!
10 Апр. 1820. Бугорки