В.В. Розанов
В.В. Розанов
Расслабленная мысль
Расслабленная мысль
Расслабленная мысль, Розанов Василий Васильевич, Год: 1908
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Издавна повелось, что в нашем отечестве, недостаточно благопоспешном и недовольно счастливом, emploi [должность, роль (фр.)] взрослых людей занято юношеством, но зато старички выполняют emploi молодых людей и даже иногда совершенных отроков. От этого история наша получает некоторый невместительный вид, т.е. невместительный ни в какую разумную голову, и по части событий мы удивляем не только иностранцев, но даже и самих себя. Юноши наши, чем моложе, тем старше берут себе темы. В молодых годах, когда они недавно начали службу, они только критикуют ближайшее начальство, на старших курсах спокойно недовольны университетом, на средних курсах поддерживают забастовки и обструкцию, на первом курсе устраивают их и закрывают университет, в последних классах гимназии сжимают кулаки на все объединенное правительство, в средних классах бывают социалистами и решаются изменить весь экономический и социальный строй и, наконец, в четвертом и третьем классе гимназии потрясают небо и землю, низвергают Бога и смеются над адом, ‘а райских наград им не надо’. Так распределены этажи русского демонизма: вершина спокойна, но зато фундамент трещит. Обратно этому, начиная с пятидесяти лет, русский обыватель, или, по-новому, гражданин, все молодеет, и к старости лет у него появляются почти молочные зубки. Резвость движений и мысли необыкновенны, и он старается в отрицаниях не отстать даже от ужасных третьеклассников! К сожалению, к литературному сожалению, сила годов берет свое, — и мы находим в разных ‘хрониках’ и ‘обозрениях’ довольно пожилых журналов, хотя очень свежий тон, но в этом тоне излагаются совершенно слабые и иногда даже кажущиеся слабоумными мысли. Говорим это по пословице ‘Amicus Plato, sed magis arnica Veritas’ [‘Платон — друг, но истина — больший друг’ (лат.)].
Уже 43 года почиет уважение всех русских высокоинтеллигентных кругов на ‘Вестнике Европы’, и что за нужда журналу, столь почтенного возраста, безукоризненной репутации и положительно заваленному лаврами, хлопотать и суетиться около такого маркого, грязного, ужасного события, как разграбление почтового поезда у ст. Безданы и обнаружение склада бомб, динамита и оружия в Петербурге. Хотя, кажется, это всеми было ‘замечено’, но внутренний обозреватель ‘Вестника Европы’ называет эти события ‘малозамеченными’ и поправляет общественную рассеянность, говоря, что они ‘заслуживают самого серьезного внимания’. Но ‘внимающий’ читатель приходит в крайнее недоумение от последующих рассуждений, каковые мы не можем не назвать младенческими. Как известно, ограбление поезда сопровождалось таким ужасом, что некоторые пассивные его участники, связанные разбойниками-экспроприаторами, поседели от душевного потрясения. Но это не потрясает ни души, ни слога обозревателя, и он пишет с тем спокойствием, с каким сортировщики на почте сортируют пакеты, одни — в Калугу, другие — в Москву и т.д. ‘Не доказывают ли эти факты всю ошибочность системы, которой так долго и так упорно держится правительство? Не ясно ли, что ни к чему не ведут беспрестанно постановляемые и исполняемые смертные приговоры?’ Не правда ли, как логично: вчера грабили, сегодня грабят, завтра будут грабить: то зачем же ловить воров? Не знаем, слишком ли это старческая или слишком младенческая логика. Но не прочесть здесь симптомы слабоумия мы не можем. ’19-го числа была холера, 21-го числа будет холера. То для чего же 20-го числа принимать санитарные меры и заболевших отвозить в бараки?’ Но не в этом силлогизме мы видим признак старческого слабоумия, а в том, если позволительно выразиться, императорском слоге, в той блаженной самоуверенности, с какими автор пишет и журнал помещает все эти тирады. ‘Если в самой столице, на глазах многочисленной и бдительной полиции, производятся обширные приготовления, раскрытие которых, вероятное, почти неизбежное, грозит участникам неминуемой гибелью, то можно ли сомневаться в том, что все попытки устрашения бьют мимо цели?’ Итак, разбойники неустрашимы: для чего же устрашать их? В самом деле, для чего стараться? ‘Если до сих пор возможны экспроприации вроде безданской, — мудрствует хроникер, — то не пора ли признать, что никаким обострением репрессий нельзя обеспечить общественную безопасность?’ Значит, не следовало и арестовывать бомб и динамита. Но куда же бы они в таком случае пошли? Может быть, на фейерверки для увеселения великодушных старцев? Во всем событии, судя по аргументации ‘Вестн. Евр.’, остаются несчастными совершители экспроприации, которые, вероятно, чрезвычайно боятся и высчитывают разницу между ‘вероятно, будем найдены’ и ‘неизбежно будем найдены’. Можно быть совершенно уверенным, что число преступлений чрезвычайно бы сократилось, если бы над каждым преступлением висело это ‘неизбежно будем найдены’. Государство всеми силами старается обезопасить жителей страны, и усиливается, и тратится на то, чтобы довести дело до этого ‘неизбежно’. Только в России преступление, злодеяние, и в том числе даже убийство, не представляется в своих страшных, потрясающих чертах, от которых содрогается душа, а люди даже в близости к этому седеют, — а кажутся какими-то невинно-молодыми забавами, за которые что же и наказывать, всех бы надо простить. Этот не криминалистический, а романический взгляд на вещи, где события нашего теперешнего быта рисуются чем-то вроде занимательных картин из жизни Фра-Диаволо, не обращал бы на себя внимания, если бы он не был так распространен. Но нельзя не подумать, что этот благодушно романический взгляд влияет на гимназистов 6-го и 5-го класса, еще почитывающих Купера, Майн Рида и Густава Эмара и в то же время подумывающих о будущем всеобщем катаклизме состояний, положений, сословий, классов и царств. 17-летнему Прометею не представляются, по неопытности, чем-то жестоким раны и самая смерть. Ведь сам он ничего еще не испытал. А взрывы бомб на темной глухой станции ночью — красивее и потрясательнее любой сцены из Майн Рида. И вот русский Фра-Диаволо, наименовав себя Комурою, как называли разбойники своего молоденького начальника при ограблении поезда, бросается в романтическое приключение, от которого седеют взрослые люди. К сожалению, уже не могут более поседеть 80-летние старички, которые своим расслабленным тоном изложения и рассуждения создают в обществе тот гнилой воздух, где развиваются подобные миазмы.
Впервые опубликовано: Новое Время. 1908. 3 окт. No 11696.