Рассказы и Воспоминания Охотника о разных охотах. С. Аксакова, Аксаков Сергей Тимофеевич, Год: 1855

Время на прочтение: 9 минут(ы)

Разсказы и Воспоминанія Охотника о разныхъ охотахъ. С. Аксакова. Съ прибавленіемъ статьи о Соловьяхъ, И. С. Тургенева. Москва. Въ тип. Степановой. 1855. Въ 8 д, л. 225 стр.

Г. Аксаковъ говоритъ, что издаваемая имъ книжка вызвана двумя предыдущими его сочиненіями: ‘Записки Ружейнаго Охотника Оренбургской Губерніи’ и ‘Записки объ ужень рыбы’. Успхъ ихъ заставилъ г. Аксакова написать и напечатать все, что онъ знаетъ о другихъ охотахъ. И въ-самомъ-дл, ныншніе ‘Разсказы и Воспоминанія’ не что иное, какъ дополненіе прежнихъ ‘Записокъ’. Въ нихъ собраны разныя статьи, нкоторыя были уже напечатаны въ ‘Москвитянин’ прежде, какъ, напримръ, ‘Охота съ ястребомъ за перепелками’, другія появляются въ первый разъ. Здсь даже часто встрчаются ссылки на ‘Записки Ружейнаго Охотника’, хотя, повидимому, предметъ новаго сочиненія Аксакова и другой. Въ новой книжк читатели найдутъ описаніе ловли рыбы въ водополье, отрывки изъ записной книжки о прилет дичи въ Оренбургской Губерніи, о ловл шатромъ тетеревовъ и куропатокъ, о выпиманіи лисятъ, объ охот съ острогою, о ловл разныхъ мелкихъ зврковъ, о ловл зврей капканами, и наконецъ въ этой же книжк г. Тургеневъ помстилъ свою статью о соловьяхъ.
Первое сочиненіе г. Аксакова, ‘Записки объ ужень рыбы’, мало обратило на себя вниманія при первомъ изданіи, но вторымъ сочиненіемъ: ‘Записками Ружейнаго Охотника’, г. Аксаковъ составилъ себ въ одно время дв репутаціи: литератора и охотника. Въ-самому дл, до сочиненія г. Аксакова, въ нашей литератур существовали только самыя безграмотныя описанія разныхъ охотъ, составленныя спекулянтами безъ всякой любви къ длу и безъ всякаго умнья писать. Книжонки эти перепечатывались и появлялись въ продаж передъ петровымъ-днемъ, или въ начал осени, съ явнымъ разсчетомъ на сбытъ, однакожь он сбывались плохо, потому-что каждый охотникъ зналъ больше, нежели сколько заключалось въ этихъ книжонкахъ. Между-тмъ, русское общество изобилуетъ охотниками, и вотъ почему книга г. Аксакова, какъ написанная знатокомъ дла, тотчасъ была замчена и оцнена. Но въ то же время, на эту книгу обратили вниманіе и люди, никогда недержавшіе въ рукахъ ружья. Она задвала за душу каждаго русскаго меткимъ и поэтическимъ описаніемъ нашей природы. Когда появилась книга, описанія деревенской и крестьянской жизни, повсти и романы изъ простонароднаго быта только-что начали интересовать публику. Въ этихъ повстяхъ описанія природы, какъ и должно было ожидать, являлись въ изобиліи, многія изъ такихъ описаній обличали дйствительное знаніе природы и, вслдствіе долголтняго наблюденія надъ нею и любви къ ней, въ большей части природа являлась въ вид ландшафтовъ, создаваемыхъ кабинетною фантазіею авторовъ. Въ это-то время г. Аксаковъ, своими ‘Записками’ и показалъ всю разницу между тмъ, что можно назвать идеальною любовью къ природ, которая вычитывается изъ книжекъ, и тою дйствительною любовью, которая пріобртается годами продолжительной жизни посреди природы, неподдльною любовью къ этой природ и наблюденіями надъ нею, переходящими въ страсть. Какъ страсть наблюдать общество и вс его видоизмненія служитъ основой литературнымъ произведеніямъ, такъ подъ перомъ г. Аксакова ожила природа и все, что живетъ одною съ нею жизнью: птицы, зври и рыбы. Въ описаніяхъ жизни, природы, птицъ и зврковъ, онъ выказалъ тотъ талантъ, который сдлалъ имя его извстнымъ, какъ литератора уже, а не только какъ охотника. Посл изданія ‘Записокъ Руніейнаго Охотника’ явилось второе изданіе ‘Записокъ объ ужень рыбы’ — тогда и въ немъ нащли читатели то, чего прежде не видали, хотя собственно-литературныхъ достоинствъ въ этой книжк много, но, какъ руководство для рыболововъ, она весьма-недостаточна. Третье сочиненіе г. Аксакова, теперь нами разбираемое, можно назвать дополненіемъ ‘Записокъ Ружейнаго Охотника’, хотя въ немъ идетъ рчь и не объ одной дичи. Написано оно занимательно, мстами виднъ тотъ зоркій и наблюдательный взглядъ автора, примръ котораго мы уже привели, разбирая одну изъ статей, помщенныхъ въ ‘Москвитянин’, именно о ловл перепелокъ ястребами. Вотъ еще, напр., описаніе того, что наблюдаетъ охотникъ, когда выпалъ первый снгъ:
‘Видъ земли, покрытой первымъ снгомъ, посл грязной, гнилой осенней погоды, надовшей даже горячимъ псовымъ охотникамъ, веселитъ сердце каждаго. Все сдлается сухо, бло, чисто и опрятно, безчисленные зврковые и звриные слды, всякихъ формъ и размровъ, показываютъ, что и зври обрадовались снгу, что они прыгали, играли большую часть долгой ночи, валялись по снгу, отдыхали на немъ въ разныхъ положеніяхъ, и потомъ, посл отдыха, снова начинали сначала необыкновенно сильными скачками свою неугомонную бготню, которая наконецъ получала уже особенную цль — доставленіе пищи проголодавшемуся желудку. Съ полночи зврокъ уже не рзвится, не жируетъ около однхъ и тхъ же мстъ, а рыщетъ тамъ, гд скоре можетъ встртить какую-нибудь добычу, для чего пробгаетъ иногда значительное пространство. Внимательное разсматриванье, неутомимое преслдованіе зврковыхъ слдовъ раскрываетъ наблюдательному охотнику все, что зври длали ночью, дневной свтъ объясняетъ, выводитъ наружу вс тайны ночной темноты. Для меня это имло особенный интересъ и я нердко жертвовалъ расчетами добычливаго охотника, удовлетворяя любопытству наблюдателя. Идя по слду ласки, я видлъ, какъ она гонялась за мышью, какъ лазила въ ея узенькую снговую норку, доставала оттуда свою добычу, съдала ее и снова пускалась въ путь, какъ хорекъ или горностай, желая перебраться черезъ родниковый ручей или рчку, затянутую съ краевъ тоненькимъ ледочкомъ, осторожными, укороченными прыжками, необыкновенно растопыривая свои мягкія лапки, доходилъ до текучей воды, обламывался иногда, попадался въ воду, вылзалъ опять на ледъ, возвращался на берегъ и долго катался по снгу, вытирая свою мокрую шкурку, посл чего нсколько времени согрвался необычайно широкими прыжками, какъ будто преслдуемый какимъ нибудь врагомъ, какъ норка или порчина, бгая по краямъ рки, мало замерзавшей и среди зимы, вдругъ останавливалась, бросалась въ воду, ловила въ ней рыбу, вытаскивала на берегъ и тутъ же съдала… Все это совершенно ясно разсказывали зврковые слды опытному глазу молодаго охотника’… (стр. 145 и 146).
Это дйствительно наблюдательность, безъ всякихъ риторическихъ прикрасъ, и потому крайне-занимательная. Это не та Фантастическая наблюдательность, которая, напримръ, въ-состояніи предположить, что пчела, прежде чмъ спрячется въ улей, бросаетъ послдній взглядъ на поля и любуется ими и прощается съ ними, какъ мы замтили у одного нашего наблюдателя, или… Но мы недавно объ этомъ говорили и потому не станемъ повторять уже сказанное. Вообще, кто знакомъ съ ‘Записками Охотника’, тому не мшаетъ познакомиться и съ этою книгою. Повторяемъ, въ нашемъ обществ такъ много охотниковъ всевозможныхъ родовъ, а охотничья литература такъ ничтожна, что, конечно, новая книга г. Аксакова будетъ принята публикою такъ же благосклонно, какъ и прежнія его книги.
Больше всего понравилась намъ статья г. Тургенева о соловьяхъ, по мастерскому разсказу, который, какъ увряетъ авторъ, ‘списанъ имъ со словъ одного стараго и опытнаго охотника изъ дворовыхъ людей’. Вотъ этотъ коротенькій разсказъ, который мы позволяемъ себ выписать.
‘Лучшими соловьями всегда считались курскіе, но въ послднее время они похужли, и теперь лучшими считаются соловьи, которые ловятся около Бердичева, на границ, тамъ въ пятнадцати верстахъ за Бердичевымъ, есть лсъ, прозываемый Треяцкимъ, отличные тамъ водятся соловьи. Время ихъ ловить въ начал мая. Держатся они больше въ черемушник и мелкомъ лс, и въ болотахъ, гд лсъ ростетъ, болотные соловьи — самые дорогіе. Прилетаютъ они дня за три до Егорьева дня, но сначала поютъ тихо, а къ маю въ силу войдутъ, распоются. Выслушивать ихъ надо по зарямъ и ночью, но лучше по зарямъ, иногда приходится всю ночь въ болот просидть. Я съ товарищемъ разъ чуть не замерзъ въ болот: ночью сдлался морозъ — и къ утру въ блинъ льду на вод намерзло, а на мн былъ кафтанишка лтній, плохинькій, только тмъ и спасся, что между двухъ кочекъ свернулся, кафтанъ снялъ, голову закуталъ и дыхалъ себ на пузо подъ кафтаномъ, цлый день потомъ зубами стучалъ. Ловить соловья дло не мудреное: нужно сперва хорошенько выслушать, гд онъ держится, а тамъ точкъ на земл расчистить поладне возл куста, разставить тайникъ и самку пришпорить, за об ножки привязать — а самому спрятаться, да присвистывать дудочкой — такая дудочка длается въ род пищика. А тайничекъ небольшой изъ стки длается — съ двумя дужками, одну дужку крпко къ земл приспособить надо, а другую только приткнуть — и бичевку къ ней привязать: соловей сверху какъ слетитъ къ самк — тутъ и дернуть за бичевку — тайничекъ и закинется. Иной соловей очень жаденъ, такъ сейчасъ сверху пулей и бросится, какъ только завидитъ самку,— а другой остороженъ: сперва пониже спустится, да разглядываетъ — его ли самка. Осторожныхъ лучше стью ловить. Сть плетется сажень въ пять, осыпешь ею кустъ или сухой дромъ — а осыпать надо слабо, какъ только спустится соловей — встанешь и погонишь его въ сть — онъ все низомъ летитъ — ну, и повиснетъ въ петелькахъ. Стью ловить можно и безъ самки, одною дудочкой. Какъ поймаешь соловья, тотчасъ свяжи ему кончики крылышекъ, чтобы не бился, и сажай его скорй въ куролеску — такой ящикъ длается низенькій, сверху и снизу холстомъ обтянутъ. Кормить пойманныхъ соловьевъ надо муравлиными япцами — понемножку и почаще, они скоро привыкаютъ и принимаются клевать. Не мшаетъ живыхъ муравьевъ въ куролеску напустить: иной болотный соловей не знаетъ муравлиныхъ яицъ — не видалъ никогда — ну, а какъ муравьи станутъ таскать яйца — въ задоръ войдетъ — станетъ ихъ хватать.
‘Соловьи у насъ здсь {Въ Мценскомъ, Чернскомъ и Блевскомъ Уздахъ.} дрянные: поютъ дурно, понять ничего нельзя,— вс колна мшаютъ, трещатъ, спшатъ, а то вотъ еще у нихъ самая гадкая есть штука: сдлаетъ эдакъ туу и вдругъ: вй!— эдакъ визгнетъ, словно въ воду окунется. Это самая гадкая штука. Плюнешь и пойдешь. Даже досадно станетъ. Хорошій соловей долженъ пть разборчиво и не мшать колна, — а колна вотъ какія бываютъ:
‘Первое: Пульканіе — эдакъ: пуль, пуль, пуль, пуль…
‘Второй: Клыканге — клы, клы, клы, какъ желна.
‘Третье: Дробь — выходитъ примрно какъ по земл разомъ дробь просыпать.
‘Четвертое: Раскатъ — трррррр…
‘Пятое: Пленканіе — почти понять можно: плень, плень, плень…
‘Шестое: Лшева дудка — эдакъ протяжно: то-то-то-то-то, а тамъ коротко: ту!
‘Седьмое: Кукушкинъ перелетъ. Самое рдкое колно: я только два раза въ жизни его слыхивалъ — и оба раза въ Тимскомъ узд. Кукушка когда полетитъ, такимъ манеромъ кричитъ. Сильный такой, звонкій свистъ.
‘Восьмое: Русачекъ. Га-га-га-га… У малоархангельскихъ соловьевъ хорошо это колно выходитъ.
‘Девятое: Юлиная стукотня. Какъ юла, — есть птица на жаворонка похожая — или какъ вотъ органчики бываютъ, — эдакой круглый свистъ: фюіюіюіюію…
‘Десятое: Починъ — эдакъ: тии-витъ, нжно, малиновкой. Это по настоящему не колно — а соловьи обыкновенно такъ начинаютъ. У хорошаго, нотнаго соловья оно еще вотъ какъ бываетъ: — начнетъ: тинвить — а тамъ: тукъ!— Это оттблчкой называется. Потомъ опять — пш-вить… тукъ! тукъ! Два раза оттолчка — и въ полъ-удара, эдакъ лучше, въ третій разъ тий-вить — да какъ разсыплетъ, вдругъ дробью или раскатомъ — едва на ногахъ устоишь — обозжетъ! Эдакой соловей называется съ ударомъ или съ оттолчкой. У хорошаго соловья каждое колно длинно выходить, отчетливо, сильно, чмъ отчетливй, тмъ длиннй. Дурной спшитъ: сдлалъ колно, отрубилъ, скоре другое и — смшался. Дуракъ дуракомъ и остался. А хорошій — нтъ. Разсудительно потъ, правильно. Примется какое-нибудь колно чесать, — не сойдетъ съ него до истомы, проберетъ хоть кого. Иной даже съ оборотомъ — такъ длиненъ, пуститъ, напримръ, колно, дробь, что ли — сперва будто къ низу, а потомъ опять въ гору, словно кругомъ себя окружитъ, какъ каретное колесо перекатить — надо такъ сказать. Одного я такого слыхалъ у мценскаго купца III…за — вотъ былъ соловей! Въ Петербург за 1200 руб. ассигнаціей проданъ.
‘По охотницкимъ замчаньямъ, хорошаго соловья отъ дурнаго съ виду отличить трудно. Многіе даже самку отъ самца не узнаютъ. Иная самка еще казисте самца. Молодаго отъ стараго отличить можно. У молодаго, когда растопырешь ему крулья, есть на перушкахъ пятнышки, и весь онъ темнй, а старый — сре. Выбирать надо соловья, у котораго глаза большіе, носъ толстый и чтобы былъ плечистъ и высокъ на ногахъ. Тотъ-то соловей, что за 1200 руб. пошелъ, былъ росту средняго. Его Ш…въ подъ Курскомъ у мальчика купилъ за двугривенный.
‘Соловей, коли въ береж, до пяти зимъ перезимовать можетъ.— Кормить его надо зимою прусаками или сушеными муравлиными яицами, только яица надо брать не изъ краснаго лса, а изъ чернолсья — а то отъ смолы запоръ сдлается. Вшать надо соловьевъ не надъ окнами, а въ середин комнаты подъ потолкомъ, и въ клтк чтобъ было нбко мягкое, суконное или полотняное.
‘Болзнь на нихъ бываетъ: вдругъ примутся чихать. Скверная это болзнь. Какой и переживетъ — на другую зиму наврное околетъ.— Пробовалъ я табакомъ нюхательнымъ по корму посыпать — хорошо выходило.
‘Пть начинаютъ они съ Рождества — и ближе, сперва потихоньку, — съ великаго поста, съ марта мсяца, настоящимъ голосомъ, — а къ Петрову дню перестаютъ.— Начинаютъ они обыкновенно съ пленканья… такъ жалобно, нжно: плень… плень… Не громко — а по всей комнат слышно.— Такъ звенитъ пріятно, какъ стеклышки — душу ней поворачиваетъ. Какъ долго не слышу — всякій разъ тронетъ — по животику такъ и пробжитъ, волосики на голов трогаются.— Сейчасъ слезы — и вотъ он.— Выдашь, поплачешь, постоишь.
‘Молодыхъ соловьевъ хорошо доставать въ Петровки.— Надо подмтить, куда старые кормъ носятъ. Иной разъ три, четыре часа — нольдня просижу — а ужь замчу мсто. Гнзда они вьютъ на земл — изъ сухой травы и листочковъ. Штукъ пять въ гнзд бываетъ, а иногда и меньше. Молодыхъ возьмешь да посадишь въ западню — сейчасъ и старые попадутся. Старыхъ надо поймать, чтобъ молодыхъ кормили. Посадишь всю семейку въ куролеску, да муравлиныхъ лицъ насыплешь и живыхъ муравьевъ напустишь.— Старые сейчасъ примутся молодыхъ кормить. Клтку потомъ завсить надо, а какъ молодые станутъ плевать сами, старыхъ принять. Молодые, которыхъ въ Петровки изъ гнзда вынешь, живуче и пть скоре принимаются. Брать надо молодыхъ отъ длиннаго, голосистаго соловья. Въ клтк они не выводятся.— На вол соловей перестаетъ пть, какъ только дтей вывелъ, а о Петровки онъ линяетъ. Сдлаетъ на лету колнцо — и кончено. Все только свиститъ. А поетъ онъ всегда сидя, на лету, когда за самкой нырнетъ, курлычетъ.
‘Молодыхъ соловьевъ хорошо къ старымъ подвшивать, чтобы учились.— Повсить ихъ надо рядомъ. И тутъ надо примчать: если молодой, пока старый поетъ, молчитъ и сидитъ, не шелохнется, слушаетъ — изъ того выйдетъ прокъ — въ дв недля, пожалуй, готовъ будетъ, а какой не молчитъ, самъ туда же вслдъ за старикомъ бурлитъ — тотъ разв на будущій годъ заноетъ, какъ быть слдуетъ — да и то сомнительно.— Иные охотники секретно въ шляпахъ приносятъ молодыхъ соловьевъ въ трактиръ, гд есть хорошій соловей, сами пьютъ чай или пиво, а молодые тмъ временемъ учатся.— Отъ того лучше завшивать молодыхъ, когда ихъ къ старому приносятъ.
‘Первые охотники до соловьевъ — купцы, тысячи рублей не жалютъ. Мн Блевскіе купцы давали двсти рублей и товарища — и лошадь была ихняя. Посылали меня къ Бердичеву. Я долженъ былъ дв пары представить отличныхъ соловьевъ, а остальные — хоть пятьдесятъ паръ — въ мою пользу.
‘Былъ у меня товарищъ, охотникъ смертный до соловьевъ, — часто мы съ нимъ здили. Подслповатъ онъ былъ — много ему это мшало.— Разъ, подъ Лебедянью, выслушалъ онъ удивительнаго соловья. Приходитъ ко мн — разсказываетъ — такъ отъ жадности весь трясется. Сталъ его ловить — а сидлъ онъ на высокой осинк. Вотъ однако спустился — погналъ его товарищъ въ сть, ткнулся соловей въ сть — и повисъ. Сталъ его товарищъ брать — знать руки у него дрожали — соловей вдругъ какъ шмыгнетъ у него между ногъ — свиснулъ, заплъ и улетлъ. Товарищъ такъ и завопилъ. Онъ потомъ божился, уврялъ меня, что онъ явственно чувствовалъ, какъ кто-то соловья у него изъ рукъ силой выдернулъ. Что жь! Всяко бываетъ. Принялся онъ опять манить его — нтъ! не тутъ-то было!— Ороблъ, знать, смолкъ. Цлыхъ десять дней товарищъ потомъ за нимъ все ходилъ. Что же вы думаете! Соловей хоть бы чукнулъ — такъ и пропалъ.— А товарищи чуть не рехнулся, насилу его домой притащилъ. Возьметъ, шапку о земь грянетъ, да какъ начнетъ себя кулакомъ но лбу бить… А то вдругъ остановится и закричитъ: раскапывайте землю — въ землю уйти хочу, — туда мн дорога, слпому, неумлому, безрукому…’ Вотъ какъ оно бываетъ чувствительно.
‘Случается, что другъ у друга норовятъ хорошихъ соловьевъ отбить, пораньше зайдти на мсто. На все нужно умнье — да и безъ счастья тоже нельзя. Случается также, что отводятъ, колдовствомъ то-есть, а противъ этого — молитва. Газъ я таки страху набрался. Сижу я ночью подъ лсомъ, выслушиваю соловьевъ — а ночь такая темная, прегемная… И вдругъ мн показалось, что будто ужь это не по соловьиному что-то гремитъ, словно прямо на меня идетъ… Жутко мн стало, такъ что и сказать нельзя… вскочилъ, да и давай Богъ йоги. Мужики — т не мшаютъ, тмъ все равно, еще смются, пожалуй.— Мужикъ грубъ, ему что соловей, что зябликъ — все едино. Не ихъ разума дло. Ихъ дло — пахать, да на печи лежать съ бабой.— А я вамъ теперь все разсказалъ.’
Это одинъ изъ тхъ ‘Разсказовъ Охотника’ г. Тургенева, которые заохотили многихъ описывать крестьянскій бытъ.

‘Отчественныя Записки’, No 7, 1855

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека